Текст книги "Туда! И надеюсь, обратно...(СИ)"

Автор книги: Настюша Гуляева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Единственным положительным моментом… Нет, вторым положительным моментом, ведь я знала, куда надо бежать… Хотя, нет, третьим, ведь я до сих пор жива, было то, что в ночном лесу не было никакой живности. Ни филинов, ни волков, ни, что самое главное, комаров. Да, насекомых мне точно не нужно – своих за глаза и за уши хватает! Кстати, а почему в последнее время я слышу только одного таракана? Куда все остальные подевались? Неужели, я начинаю потихоньку превращаться в нормального человека?

«Даже не надейся! – ехидно засмеялся мой сегодняшний помощник. – Просто в экстремальных ситуациях ты можешь общаться только со мной. Я здесь самый главный. После Пита, конечно…»

Я запнулась и опять чуть не упала, но вовремя оттолкнулась рукой от дерева. Таракан, будто бы и не заметив моей секундной заминки, продолжал.

«Он настолько прочно обосновался в твоей голове, что уже никакими граблями его не вытолкаешь…»

Стой, ты… Я правильно поняла? Мой таракан ревнует меня к Питу? Нет, всё. Это психушка. Санта-Барбара отдыхает! Сплетница тихо курит в сторонке.

Так все, больше никаких разговоров самой с собой!

«Но…»

Больше никаких тараканов!

«Но…»

И никаких ежей!

«Ты…»

Заткнись! Навсегда! И только попробуй выбросить Пита из моей головы!

«Вообще-то, это и моя голова тоже. Я здесь живу.»

Ты не понимаешь? Конечно, нет! Ты же таракан – всего лишь голос, мой внутренний голос! А Пит… Он реальный.

«Пару недель назад ты так не думала», – грустно пробормотал он и наконец-то замолчал.

В голове образовался вакуум, но не такой, какой обычно бывает на экзаменах, а приятный, освежающий, дарующий свободу. Что-то мне подсказывало, и это что-то было не усатым, что они больше со мной не заговорят. Как говорится, и пусть голова им будет пухом. В каком-то смысле, я даже расстроена, ведь… Нет! Это сумасшествие должно было когда-то закончится! А значит, как делают в таких случаях, спишем все на нервное расстройство. Тем более, что на самоанализ времени нет.

Впереди показалось утопающее в лунном свете озеро. Я ускорилась и спрятала компас в карман. Сердце начало биться так, как бывает после двух чашек кофе. Рябь, прошедшая по водной глади, переползла на мою кожу, заставляя передернуться от холода.

Заметила небольшую фигурку возле рога и поняла, что не готова к кровопролитной битве. Совсем не готова.

Однако, ногам было пофиг на мои моральные терзания и страх, они продолжали приближать меня к рогу. Дура! Я ведь даже не подумала о маскировке или о том, что можно было спрятаться и атаковать исподтишка! Если бы у кого-то из трибутов был лук, то я бы даже последнее слово не успела сказать. Позволив эмоциям взять над собой верх, я стала легкой мишенью. Наверное, поэтому Катон, заметив меня, хищно усмехнулся и перекинул меч из левой руки в правую. Освободившейся рукой он залез в карман, откуда извлек флакон с белой жидкостью. Лекарство.

– Что, двенадцатая? Готова?

Всё ещё нет. Но когда меня это останавливало?

====== Часть III. Победитель. V ======

((Автор против Музы. Раунд 1))

Не бойся врагов – в худшем случае они могут тебя убить.

Бруно Ясенский «Заговор равнодушных»

– Что, двенадцатая? Готова?

– К тому, чтобы в очередной раз тебя унизить? Всегда.

((«Да брось! Она не могла так сказать! Для этого Лжекитнисс слишком боится Катона!»

Вот именно! Страх обычно овладевает каждой клеточкой мозга, отключая последний! Под таким наркозом можно сделать всё, что угодно – как послать Катона, так и поцеловать его!

«Нуу… Поцеловать – это явный перебор…»

Да я так, к примеру. Но на хамство ты согласна?

«Не то, чтобы согласна, но не против. В конце концов, один раз живем, и не стоит забывать, что каждая глава может стать последней…»

Но не эта.

«Хочешь поспорить?»

Пожалуй, воздержусь.

«Зря…»))

Гримаса, выполняющая роль улыбки, слетела с его лица, заменяясь гримасой гнева и презрения.

– Ещё одно лишнее слово, и это, – он потряс флаконом, жидкость в котором ярко светилась, выделяясь на ночном фоне окружающей среды, – упадёт.

((То есть ему лекарство не нужно?

«У меня этот антидот вообще вызывает сомнения. И хотя я в своей практике видела светящийся сироп от кашля, но у меня тогда была температура под сорок – можно и простить, и понять, и даже пожалеть. А эта жидкость реально светится!»

Может, там фосфор?

«Ага, радиоактивный!»))

– Разве, оно тебе не нужно?

Не понимаю.

((«Не удивительно… Она всегда была не очень сообразительной»

Не правда! Просто теперь, когда ты истребила наших…

«Твоих.»

Хорошо. Моих любимых тараканов…

«И это было оправдано. Они уж совсем распоясались.»

Они просто хотели помочь! А теперь они помочь не могут!

«Ничего… Она большая девочка, как-нибудь справится!»))

– Зачем? – пожал плечами парень, пряча лекарство обратно в карман. – Нас осталось немного. Я справлюсь.

((Эх, какая у него очаровательная улыбка…

«Улыбка? Это очень трудно назвать улыбкой. Пожалуй, даже невозможно.»

Ты просто не видишь того, что вижу я.

«Серьезно?»

Но… он же милый.

«Он – убийца-психопат!»

Подумаешь, у каждого – свои недостатки…

«И в данный момент мой недостаток – это ты.»

А это уже обидно.

«Зато правда.»))

Вот уж не думала, что Катон настолько мразь.

– Она же… твой земляк! Как ты мог… можешь…

((Не трогай моего дусечку! Он никого не убивал!))

– А что? Я никого не убивал!

((«Совсем-совсем никого? С самого начала как сел, сложивши крылышки, так до встречи с Лжекитнисс и сидел – нимб чистил! Да?»

Эм...))

Я выгнула бровь. Сомневаюсь, что он это увидел, так как луна то и дело пропадала, скрываясь за тучами, но почувствовать моё «Серьезно?» должен был.

– Точнее Мирту не убивал.

((Видишь, Мирту он не убивал! Довольна?

«Я буду довольна, когда мы вытащим Лжекитнисс из западни.»))

– Но ты и не пытаешься её спасти! Хотя можешь. В моем мире это считается убийством.

((Она опять болтает лишнее?

«Нет, это образное выражение»))

– Значит твой мир очень тупой.

((«И к моему удивлению, он его понял…»

Потому что Катон не идиот. Жестокий, но не идиот.

«Прям, мечта, а не мужчина...»))

– Ты так до сих пор и не поняла, да? – он покачал головой и провел рукой по лезвию меча. Скорее всего он сделал это не осознанно, но я передернулась, представив, как он этим мечом разрубает меня напополам, а потом, в запале, и на более мелкие части. – Победитель будет только один.

((Видишь, я же говорила, что он не тупой.))

Зная, что он прав, я всё-таки выдавила из себя то, что должна была сказать, потому что от меня этого ждали.

– Но ведь распорядители сказали, что выиграть могут двое.

Он расхохотался. Его смех был настолько естественным, что я испугалась ещё больше, чем до этого. Он громко смеется, он, в отличие от меня, громко разговаривает, он ничего не боится, он уверен, что одолеет меня. Он знает, кто победит. И это точно буду не я.

((«А я что говорила! Надо было спорить…»

Я тебе дам спорить! Ещё ничего не ясно!

«Но она отчаялась. Отчаяние – это конец.»

Это мы ещё посмотрим…))

– Слишком глупо, двенадцатая. Даже для тебя.

Надо же, к его ненависти и презрению прибавилась и снисходительность.

Но какая мне разница до того, как он ко мне относится, если он сейчас меня убьет.

– Катон? – позвала я, так как пауза слишком затянулась. Хотя, может, мне только показалось, что время начало тормозить. Может, на самом деле не прошло и секунды.

Я напряглась и тяжело задышала, представляя, что сейчас будет. Однако, он не шевелился. Стоял, опершись спиной о стенку пустого рога и улыбался. Но его улыбка как-то неуловимо изменилась. Вот теперь мне точно не показалось. Это не паранойя. Она на самом деле стала другой. Более… расслабленной. Что бы это могло…

И тут все мои инстинкты, которые, не смотря на весь пессимизм ситуации, всё ещё боролись за мою жизнь, заорали: «Ложись!»

((Ты знала! Ты с самого начала это знала! Поэтому и говорила про западню!

«Допустим… И что?»

Это подло!

«Нет, это Голодные игры!»))

Я упала. Вовремя. Ещё несколько мгновений, и я бы всё равно упала, но только уже без возможности перекатиться на спину и вскочить, наблюдая за тем, как второй нож, выпущенный Миртой, вонзается в то место, где я только что лежала.

((Если она сейчас погибнет…

«То… что? Подумаешь, не велика потеря… Вот Пита, да… Пита мне жалко.»

А про Пита я с тобой вообще не собираюсь разговаривать! Это ты виновата в том, что с ним случилось!

«Да я вообще виновата в том, что эта история появилась.»

Ты… я… Просто помолчи! И дай мне сделать то, с чем ты не справляешься – спасти их!

«Прям так уж и не справляюсь… а ты оглянись!»))

Слышу стон и нецензурные возгласы. Краем глаза цепляю Катона – по его руке, до того державшей меч, стекала кровь. Мирта попала, но не в меня.

Пока.

((Я тебя просила помолчать?

«Просила, но с чего ты взяла, что я буду тебя слушать?»))

Ведь их по-прежнему двое. И у Мирты целый арсенал оружия, в то время как у меня один-единственный нож – одна-единственная попытка.

Именно поэтому я медленно пячусь, пытаясь унять дрожь в руках и что-нибудь придумать. Как назло, в голове вместо плана и каких-нибудь мало-мальски полезных идей на большом экране воспроизводится фильм «Прелести загробной жизни».

((Ты когда-нибудь успокоишься?

«Только после тебя!»))

Прости, Пит… Но... Я не справилась…

====== Часть III. Победитель. VI ======

((Автор против Музы. Раунд 2))

В жизни всегда найдутся причины,

чтобы опустить руки,

но этого делать нельзя.

«Холм одного дерева»

Знаете, этот момент в фильме, когда главный герой убегает от падающего дерева или несущегося на него поезда, и ты ему кричишь: «В сторону! Придурок! В сторону!»? Так вот, когда ты становишься на место бегущего человека, ноги выходят из-под контроля и продолжают нести тебя вперед. И риск быть настигнутым превращается в неизбежность.

Я смотрела в звездную бездну, что в одну секунду приближалась ко мне почти вплотную, а в другую отдалялась, убегала настолько далеко, что из звездной становилась просто бездной, темной и пугающей. Чувствуя, как слеза украдкой выползает под века и бежит к шее, у которой её встречает изогнутый кинжал, я перевожу взгляд с манящего своей безмятежностью неба на красивое хищное лицо соперницы.

Прости, Пит. Я не справилась.

((Эй! Я не понял. Откуда такие упаднические настроения? Еще ничего не окончено!

«Может, ты не заметила, но у её сонной артерии свидание с холодным оружием, грозящее перерасти в нечто большее. Вряд ли после их... кхм... поцелуя... и это на первом же свидании, какая дерзость... её ждет что-то хорошее.»

Как будто после такого никто не выживал...

«Выживал? Нет. Становился вампиром? Было такое. Но боюсь, здесь этот вариант не прокатит»))

– Что, двенадцатая? – выдохнула она, и я поморщилась.

Как же у нее пахнет изо рта... Я конечно понимаю, что последнее, о чем заботятся на арене, после морали разумеется, – это гигиена, и потому распорядители скорее всего не спрятали среди кучи припасов зубную пасту, но ведь в лесу растет мята, в конце концов – елочку можно поживать! Я сейчас скорее от запаха умру, чем от пореза... Оу... Меня же убивают! О чем я вообще думаю?!

– Доигралась? Думала, получила высший балл и всё – выиграла? Как бы ни так... Поверь мне, баллы решают далеко не всё.

Ага, ты это скажи тем, кто ЕГЭ сдает!

И опять же... меня убивают! Какое, к ёжику, ЕГЭ? Неужели, ощущения настолько схожи, что оно само всплыло в подсознании? Не знаю, не могу сосредоточится. Мысли как непослушные дети бегают, кричат и мешают сосредоточится. Как всегда, когда концентрация нужнее всего на свете. Стоп. Если бы она хотела убить меня быстро, то прикончила бы сразу, как только лишила свободы передвижения, но она медлит. С чего бы это?

– Не решают... – прошептала я, отважившись на опасную авантюру. – Особенно, когда их нет. Сколько у тебя, Мирта? Семь? Восемь.

– Десять, – рычит она.

– Оу... да ты оказывается не так безнадежна, как я думала...

Вспышка гнева. Именно то, что мне было нужно.

Мирта замахнулась, тем самым отодвинувшись от меня на несколько сантиметров и ослабив хватку.

Две секунды. Одна попытка. Меньше половины процента, что затея удастся. И ноль в графе «тени сомнения». Сомневаться поздно, да и некогда.

Вцепившись левой рукой в запястье соперницы, я изо всех сил сжала пальцы, не только передавив вены, капилляры и артерии, но и лишив кисть возможности шевелиться. Тем временем моя правая рука добралась до её шеи, которая напряглась, но, как мне показалось, не из-за сопротивления, а из-за страха того, что мои поломанные, но от этого не менее (скорее более) острые, ногти проникнут под кожу девушки.

Рывок. И вот уже я контролирую ситуацию, удерживая под собой рвущееся на свободу тело. Но долго удерживать я её точно не смогу. Я даже не совсем уверена в том, что удерживаю её в данный момент. Она извивается, брыкается, пытается свободной рукой отодрать мои пальцы от своей шеи... Сопротивляется. Необходимо немедленно её успокоить, пока она не успокоила меня.

Крепче сжимаю запястье, удивляясь тому, что он ещё не сломано (а ведь наша учительница ОБЖ три года втирала нашему классу, что человек слабое, беззащитное и чрезвычайно хрупкое существо... Видела бы она меня сейчас... Видел бы меня сейчас любой из моих знакомых... Хотя, один фиг – меня бы никто не узнал) Мирте пришлось бросить попытки освободиться для того, чтобы сосредоточится на сопротивлении и не дать мне приблизить к себе свою же руку, из которой она так и не выпустила кинжал.

Мы боролись за каждый миллиметр, пронзая друг друга полными ненависти и ужаса взглядами. Когда стало ясно, чья рука станет победителем в этом раунде, Мирта хрипло что-то каркнула, что-то очень похожее на «Катон», и разжала пальцы.

Ослепленная страхом, я потянулась за оружием, но не успела до него дотронуться, так как освобожденная ради более интересной добычи рука девушки задержала мою руку, сжав ее чуть ниже запястья. И толи место для задержания было выбрано не самое удачное, толи циркуляция крови была в достаточной степени нарушена, но мне удалось высвободится из капкана дрожащих пальцев и, завладев кинжалом, ударить рукояткой Мирте в висок, надеясь, что это сможет вырубить её на достаточно долгое время.

Я не сразу понимаю, что произошло.

Что-то красное.

Что-то горячее.

Что-то липкое.

Что-то жуткое.

Ответом на немой вопрос... а я задавала какие-то вопросы? Тем более немые? У меня в голове полная неразбериха. Одно большое заляпанное красной и синей красками полотно художника-абстракциониста, на котором чернильные разводы образуют непонятные, но от этого только более тошнотворные и пугающие... картины... сюжеты... узоры... как бы это ни было названо, содержание у них одно – смерть... служил пушечный выстрел.

Я перепутала. Ударила не той стороной. Вонзила лезвие в висок Мирты и даже не заметила, как убила её. Убила...

Но я ведь хотела её убить? Хотела. Нет. Собиралась. Но...

Я убила человека. Мамочка... Я же... Я не такая. Как я...

По моей щеке покатилась слеза, а я даже не могу её убрать, потому что мои руки в крови.

Я убила человека.

Но ведь я сделала это для того, чтобы спасти Пита.

Пит. Лекарство. Катон!

Я вырвала кинжал из черепушки мертвой девушки и вскочила на ноги, оглядываясь кругом.

А кругом было тихо. Миру было наплевать на то, что его покинула очередная жалкая душонка. Он, как и все капитолийцы, настолько пресытился смертью, что был уже не в состоянии сочувствовать или скорбеть. Миру повезло. Я попробовала ему подражать, но с каждым шагом, приближавшим меня к рогу изобилия, моей психике становилось все труднее сопротивляться истерике. Этому в наибольшей степени способствовал запах железа, подошедший к носу и прорвавшийся в легкие, а оттуда – прямиком в мозг, на подкорку, чтобы я никогда не забывала, как пахнет приглашенная мною смерть.

((Что-то ты притихла...

«Это минута молчания».

В честь Мирты?

«Нет. В мою честь».

В смысле?

«Я ухожу».

Сбегаешь значит. Как крыса с тонущего корабля...

«Я бы попросила! Во-первых, это не побег, а тактическое отступление!»

Как ни назови...

«Во-вторых... крыса с тонущего корабля? Серьезно? Для своей любимой Музы нельзя было придумать нечто более оригинальное?»

Любимой? Ты часом не...

«Может быть, но тебе не помешает на досуге поработать над сравнительными оборотами!»

Иди ты!..

«И в-третьих! Осталось-то – убить троих... или четверых – зависит от настроения... трибутов, ты справишься! Я в тебя верю!»

Правда?

«Эм... Поберегись! Катон за спиной!»))

Подчиняясь неведомому приказу, я развернулась кругом. Сзади, как и спереди, было пусто. Если, конечно, не считать труп, который, по-видимому, пока никто не собирался забирать.

((Я поняла! Она сбежала, потому что проспорила! Вот... зараза!.. Любимая...))

Протяжно выдохнув, я продолжила путь к рогу, где у зияющего темной пустотой отверстия, лежало тело Катона. Именно – тело, не подававшее никаких признаков жизни.

Его кто-то?..

Я в который раз за последние две минуты огляделась вокруг. По-прежнему никого не было.

Что же с ним произошло?

Причина не может быть в ране. Да какая там рана? Мирта его так – слегка задела! Он эту царапину вообще не должен был заметить! Профи он в конце концов или не профи?

Что же?..

Я подошла ближе и присела на корточки, всматриваясь в его грудь. Никак не могу понять, поднимается она или нет? Кажется... да, но раз в несколько секунд воздух вокруг меня сгущается, и перед глазами все плывет, то вправо, то влево, то наискосок, так что, лежи передо мной камень, я бы с вероятностью до девяносто пяти процентов сказала бы, что он дышит.

Пришлось делать то, чего делать совсем не хотелось – наклоняться и прижимать ладонь к его сонной артерии. И толи сердце Катона действительно не билось, толи я не туда ткнула, но пульсации под подушечками пальцев не ощущалось.

Неужели он...

Да какая мне собственно разница? Умер – без сознания? Главное, что не шевелится.

– Ты же не против? – поинтересовалась я, запуская руки в его карманы. Он, разумеется, не ответил. А молчание – что? Знак согласия. Обожаю это.

Помню, как ещё в детстве, подбегала к спящему папе, что-нибудь шепотом у него спрашивала и со спокойной совестью шла смотреть мультики.

И тут произошло то, чего я никак не ожидала и даже не могла ожидать! О, нет... лучше бы Катон открыл глаза, лучше бы я сразилась с ним, чем услышала этот (хотелось бы мне сказать «незнакомый», но я абсолютно точно была уверена в личности его обладателя) голос.

– Это ищешь?

Не знаю, что удержало меня от того, чтобы сесть, прижав к груди коленки, и заплакать, не знаю, как мне удалось разогнуть те самые коленки, чтобы встать и повернуться лицом к источнику звука, но точно знаю, почему я чуть не наступила на парня из второго дистрикта – просто хотела оказаться подальше от силы, мощи – угрозы, что источал Цеп.

А он что здесь делает? И на кой черт ему сдался мой (мой!!!) антидот?

– Если ты здесь, значит тебя здесь быть не должно, – пробормотала я и дёрнулась в сторону – мне показалось, что он двинулся на меня, но нет – скорее всего, он просто вздохнул, видимо, бедняга, ещё ни разу не сталкивался с детенышами моей любимой логики, которая никак не могла угомониться. – Тебе не нужно здесь быть, у тебя же нет пары!

Он ни единой черточкой лица не показал, что испытывает какие-то чувства, только глаза горели адским пламенем, грозящим нагреть до красна и расколоть на мелкие частицы каменную маску, которая пугала меня гораздо больше, чем любой, даже самый звериный оскал Катона.

– Точно. – Сказал, будто гвоздь забил. Ага, в крышку моего гроба. – Не скажешь, кого я должен за это «поблагодарить»?

Прежде, чем я успела даже подумать о Руте, об иглах, что её проткнули, о распорядителях, что её убили, мой рот... зараза! Предатель! Павлик Морозов местного разлива!.. выпустил на свободу птичку, крикнувшую «меня».

– Это я во всем виновата, – продолжила чирикать птичка, не обращая внимания на мои внутренние самобичевания. – Я не смогла её спасти. Я даже не успела с ней попрощаться... Тебе следует «поблагодарить» меня.

Цеп ничего не сказал. Ни вполне логичного «с удовольствием», ни достаточно абсурдного «спасибо». Он молча кинул в мою сторону... флакон, который я на автомате поймала.

– Только ради Руты.

Я облегченно кивнула, осознавая, что всё – сегодня мне больше не придется ни с кем сражаться – только со временем, которого, судя по надвигающимся предрассветным сумеркам, осталось немного. Но мимо смилостивившегося трибута я, не смотря на желание убраться отсюда куда подальше, шла медленно, как мимо медведя в зоопарке (ненавижу зоопарки) – он вроде в клетке, но с другой стороны, ты не знаешь того человека, что делал эту клетку, так что лучше не провоцировать. А отойдя от Цепа на достаточно безопасное расстояние к своему удивлению остановилась и обернулась – мне хотелось что-то сказать, как-то отблагодарить. Именно сейчас. Больше мы с ним не увидимся. Об этом говорило не только внутреннее чутье, но и логика, а когда я повернулась, ещё и глаза.

Я как будто знала, что сейчас произойдет.

Цеп вместо того, чтобы сделать хоть что-то полезное, провожал меня взглядом, тем самым выпустив из виду не такого уж бессознательного, как нам того хотелось, Катона, стоящего за спиной моего спасителя в позе восставшего из могилы зомби.

Единственное, что я могла сделать в такой ситуации – это широко распахнуть глаза, крикнуть «Сзади!» и смыться, оставив Цепа на растерзание Катону. Или Катона на растерзание Цепу? Тут как повезет... И как ни странно, но под везением я понимаю смерть парня из одиннадцатого Дистрикта. Не потому, что мне будет с ним не справится, а потому, что я не захочу этого делать.

Но это потом. Сейчас я вынимаю из кармана компас и несусь по направлению, указываемому серебряной стрелкой, молясь всем ёжикам на свете, чтобы солнце застряло где-нибудь под линией горизонта – зацепилось за горы, например.

Ёжики меня не слышали. С каждой минутой становилось всё светлее.

Без противоядия они не доживут до рассвета. Без противоядия они не доживут до рассвета. Без противоядия они не доживут до рассвета... Рассвет. Такое страшное, оказывается, слово.

Пушечных выстрелов слышно не было. Это одновременно успокаивало – Пит не умер, и заставляло нервничать – та парочка ещё жива. Нет, я не боялась, что кто-то из них захочет меня преследовать, и всё-таки крыска беспокойства барахталась и царапала ребра, пусть и не вызывая ничего кроме раздражения.

Бежать было не удобно. Листья, которых за ночь прибавилось – об этом свидетельствовали изрядно поредевшие силуэты деревьев, мешали, препятствуя сцеплению подошвы с землей и тем самым уменьшая мою скорость.

Но несмотря на все старания природы (=распорядителей), несмотря на дикую усталость, несмотря на ноги, запутанные хлеще, чем две пары наушников, я не только доплелась до Пита, но даже нашла в себе силы на то, чтобы отрыть его из оранжево-желтой кучи пропитанных росой листьев, в которые я его и зарыла, перед тем как убежать. Зачем? Да кто же его знает, что там творилось у меня в голове... Но я так хорошо его спрятала, что если бы не компас, ни в жизнь не нашла бы...

Потратив минуту на то, чтобы дрожащими пальцами откупорить флакон, я наконец-то влила тягучую жидкость с запахом эвкалипта в горло Пита.

Всё, теперь наконец-то всё, зависящее от меня, я сделала. Остается только молиться...

– Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора, – пробормотала я, падая на лесную подстилку рядом с напарником. – Когда убьёшь кого-нибудь нечаянно, а весь фальшивый люд кричит «Ура!»

====== Часть III. Победитель. VII ======

– Как ты его нашла?

– Шла, шла и нашла.

– Какая удивительная история!

Сколько опасностей, неожиданностей, приключений!

А средняя часть твоего рассказа просто за душу цепляет!

Евгения Гордеева «Закон притяжения»

Отоспаться мне не дали.

Не прошло и двух минут, как очухавшийся Пит начал трясти меня за плечо, настойчиво, но аккуратно. Клянусь, в тот момент я была готова собственноручно его прикончить (тем более, что опыт у меня уже есть), только бы ещё часик полежать в тишине, наслаждаясь просмотром жёлто-зелёных снов. Но вовремя подумалось о том, что тогда прогремит пушка, прилетит планолет, а затем (на дай Ёжик, конечно, но вдруг – раз уж пошла такая гулянка) прибегут Катон, Цеп и Лиса... в общем, поспать не удастся в любом случае. Пришлось открыть глаза, пока заботливый напарник от усердия не вывихнул мне руку.

– Что случилось? Откуда столько?..

– Это не моя кровь, – отмахнулась я, пытаясь приподняться на локтях и падая обратно от неожиданной резкой боли, вспыхнувшей в правом боку.

Что за?..

Я захотела посмотреть, от чего исходят сверхдискомфортные ощущения, но не смогла. Меня будто парализовало, даже дышать стало страшно – такое чувство, что каждое движение ресниц вызывает неприятные покалывания, сопровождаемые раскатами боли.

Пит, осознав мою беспомощность, самостоятельно расстегнул мою куртку и глубоко протяжно выдохнул. Любопытство пересилило боязнь почувствовать, как ядовитые иголочки втыкаются и вытыкаются в хаотичном порядке в разные части тела, и я оторвала голову от шелестящей земли, чтобы тут же уронить её обратно. Где-то в глубине подсознания я понимала, что все не так страшно, как выглядит, но тошноте, спровоцированной не только зрелищем, но и пустым желудком, было наплевать. Глаза тоже не желали слушать мозг. Они видели алые ручейки крови, пятна крови багрового цвета и коричневые, почти черные ошметки засохшей крови – кровавое месиво, не вызывавшее никаких других чувств, кроме отвращения.

– Наверное, это Мирта меня зацепила. Странно... я даже не заметила. Да... это в моем стиле – не заметила, как она меня ранила, не заметила, как я её убила! – я осеклась, но, хвала Ёжику, Пит меня не слушал, он сначала рылся в листьях, чтобы найти рюкзак, а затем рылся в рюкзаке, чтобы найти листья. Сложная схема. Но зато он вернулся к моему полуиздыханному (полуиздыханному?! Оррр... ненавижу! Это самое ужасное – когда мне плохо, я несу вдвое больше глупостей, чем когда мне хорошо) телу с охапкой лечебных, по крайней мере я на это очень надеюсь, листьев и флягой воды. Последнюю он (без предупреждения!) не преминул вылить прямо на рану.

...

Я не закричала только потому, что в нескольких сантиметрах от лица оказалась моя рука, в которую мои зубы поспешили вонзиться. К жжению, захватившему каждый узел, каждую клетку нервной системы, присоединился вкус железа. Нет, я не прокусила кожу, все-таки инстинкт самосохранения, пусть это и не всегда заметно, работает исправно. На моих руках осталась кровь Мирты, причем как в фигуральном, так и в буквальном плане. А теперь эритроциты мертвой девушки ещё и на моих губах. Это просто... омерзительно...

Мое сознание, решившее, что с него на сегодня хватит, плюнуло на реальность и вышло в астрал. Там, на горстке облаков, раскрашенных первыми лучами солнца в оттенки розового, вокруг переливающегося на тех же лучах самовара сидели ёжики. Двое ели баранки, то и дело отбирая друг у друга кажущиеся особо аппетитными кусочки, двое других перекатывали из лапки в лапку комочки из облаков, последний ежик, присевший на краешек красной бархатной подушки, пил чай, надменно отводя мизинец в сторону.

Если бы я проснулась у себя в комнате, то первым делом достала с одной из прогибающихся полок сонник и узнала бы к чему снятся ёжики.

((А если бы это была книга Достоевского (да простит меня Федор Михайлович за такое предположение), то пришлось бы напрягать серые клеточки, чтобы понять, как этот сон раскрывает характер персонажа и как он отразится на последующий событиях истории))

Но так как я проснулась в лесу, первое, что я сделала – нашла взглядом Пита, который сидел рядом с моей головой, и спросила, не умер ли кто за то время, что я была без сознания. Он отрицательно покачал головой.

– Ёжик! – разочарованно плюнула я, вспомнила сон и плюнула ещё раз. – Ёжик!!

Взлохмаченный Пит наклонил голову, заслонив ветки лысеющих деревьев, впитывающих в себя свет уходящего солнца.

– Тебе больно? – встревоженно спросил он.

Я хотела отмахнуться и сказать «нет», как всегда делала, но прислушалась к организму и осознала, что мне действительно не больно. Да – гудят ноги, да – ноют кости, да – в боку странные непривычные ощущения, но в целом – ничего такого, с чем я не могла бы смириться.

– Всё просто... все хорошо.

В подтверждение своих слов я встала и размяла затекшие ноги и руки. Бросив взгляд на последние, я поморщилась.

– Пойду умоюсь.

Пит кивнул и не последовал за мной, за что я была ему безмерно благодарна. Мне просто необходимо было побыть одной – собраться с мыслями и отмыться от крови. И если со вторым я справилась более-менее успешно – только раз психанула, вдарив по водной ряби кулаками, то с первым был полный провал. За пятнадцать минут я так и не смогла найти хотя бы одну достаточно трезвую мысль – они все любо оголтело ругались матом, либо инфантильно хихикали. Но прятаться здесь, рассчитывая на благоразумие товарища, я больше не могла. Во-первых, потому что сомневалась в благоразумии некоторых индивидуумов, а во-вторых, потому что каждый шорох листвы, каждый скрип дерева заставлял мое сердце сжиматься до размеров почки, а в каждом порыве ветра мне слышался шепот Катона.

Так и не разобравшись с собой, я вернулась к напарнику, у которого за несколько часов одиночества список адресованных мне вопросов увеличился раза в три... а вот футболка укоротилась, в те же три раза.

– Что произошло?

– Ага, – тупо кивнула я, не в силах оторвать взгляд от его пресса, лишь слегка прикрытого расстегнутой курткой. – Вот и мне интересно... что произошло с твоей футболкой?

– Китнисс, не переводи тему! Что случилось?

– Я не перевожу тему! – опять попыталась я перевести тему. – Мне просто интересно!

– Я сделал из нее бинт, – уступил он, но лишь на мгновение. – Китнисс! Что?! Случилось?!!

– Ты имеешь ввиду, пока ты был в отключке?

Он нахмурился. Не знаю почему, может ему незнакомое слово не понравилось, а может – скорее всего – то, что я опять увиливаю от ответа.

– Не беспокойся, ты ничего интересного не пропустил!..

– Китнисс...

– Ладно-ладно! В общем, – я присела на траву в позу лотоса, – дело было так. Мы съели грибы. Ты выиграл на конкурсе белизны, оставив снег и лист бумаги топтаться на втором месте, и рухнул наземь, потому как грибы оказались отравленными...

– Но... – попробовал вклиниться в мое повествование примостившийся рядом Пит.

– Не перебивай! Иначе я до конца дня больше слова не скажу!

Парень с сомнением хмыкнул, но промолчал, позволив мне продолжать. Впрочем, моя история и так почти подошла к концу.

– Я поплакала, – с сожалением приняла тот факт, что я не Рапунцель из запутанной истории, а значит слезы не помогут, – собралась, добежала до Рога, взяла лекарство и вернулась. Вроде ничего не забыла...