Текст книги "Виват, Королева! (СИ)"
Автор книги: Настя Малиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– С этим уже разбираются, не грей голову.
– Но ее греешь ты, – Вера тоже села, снова обнимая его за шею, – Давай оставим это все и уедем. Пусть он забирает эту стройку, пусть все забирает, а мы уедем, я рожу тебе ребенка, как ты хочешь, и забудем все как страшный сон.
– Вер, да нихуя не выйдет так легко. Не уедем мы, не дадут, понимаешь? Слишком много людей подвязано на этой стройке и Гордеев это так, муха, которая летает перед носом и не дает сосредоточиться. Не бывает все так легко, как ты говоришь. Люди бабки вложили – люди ждут бабки назад, только уже в два раза больше. А если не получат – нагибать будут всех. Я тоже много потеряю.
– Муха не муха, но он…
– Да нахуй его, Вер. Зачем мы сейчас о нем говорим?
– Просто я вижу, что тебя это грузит, переживаю.
– Твоя задача переживать только о том, что ты завтра наденешь, а обо всем остальном думать буду я. Поедешь завтра со мной к Михе? Апельсинов ему купим?
– Поеду, – Вера улыбчиво закивала головой, прикладываясь к мужчине на грудь. Камин приятно затрещал дровами, и она прикрыла глаза.
– Хочешь выпить чего-нибудь, кроме моей крови?
– Дурак, – Клинкова фыркнула, хлопнув ладонью по его животу, – А есть шампанское? Так хочется…
– А что, у нас какой-то праздник? – Исаев поднялся со своего места, открывая сервант и доставая оттуда бутылку.
– Праздник, – девушка согласно кивнула головой, – Целый день с тобой это праздник. Мой личный праздник. И никто его меня не лишит.
11
Мишка жил где-то недалеко от Кутузовского проспекта, считай в самом центре Москвы и Клинкова бесконечно крутила головой по сторонам, пока машина колесила по дворам. Артем невольно посмеивался, и как будто нарочно медленно объезжал знакомую территорию, чтобы позволить Вере познакомиться с местным колоритом.
– Это ты у него еще в квартире не была, – Исаев крепко держал девушку за руку, заходя с ней в подъезд, – Там не квартира, там музей. Он столько бабла на это тратит, мне даже страшно иногда становится.
– Никогда бы не подумала, – Вера осторожно шагала за Артемом по шикарной, отделанной мрамором лестнице, – Я думала, что все, что он может коллекционировать, это женские трусики.
Тишину подъезда нарушил мужской смех.
– Кстати по молодости он какое-то время занимался этим, – Артем улыбаясь, подошел к массивной двери, на четвертом этаже, – Устала?
– Четыре этажа пешком занятие так себе, признаюсь, – Вера выдохнула, поправила волосы и навалилась на Исаева, – Почему тут нет лифта?
– Этот дом относится к исторической постройке какого-то там лохматого года, – Артем нажал на звонок и обернулся к Вере, – Мишка тут сначала восстанавливал все, нанимал специалистов, историков всяких, чтобы вернуть все в прежний вид, а потом выкупил весь этаж и переехал сюда.
Замок на двери лязгнул и в проеме появилась улыбающаяся физиономия Зимина.
– Вы бы еще дольше ехали, так ведь и помереть можно… Вера, какая ты все-таки красотка, – мужчина распахнул дверь шире, буквально силком затаскивая Клинкову внутрь, – Лучше бы было если бы ты, конечно, приехала одна, без этого громилы.
– Сейчас как дам по наглой морде, – Исаев усмехнулся, снимая обувь и вручая Зимину пакет с продуктами.
– Да ла-а-а-дно тебе, прям, посмотрите на него, жадный какой, Вер проходи, давай, – Мишка прошлепал прямо них и исчез в какой-то из комнат. Клинкова только сейчас обратила внимание, на его сумасшедший, яркий шелковый халат, что-то в японском стиле и на забавную сеточку на волосах.
– Пойдем, – Исаев приобнял девушку, уводя за собой, пока она с открытым ртом рассматривала позолоченную лепнину на потолке, – У него тут такой прикол, мы правда тоже не сразу привыкли – ходить нужно в одном направлении, по часовой стрелке, потому что тут старинный паркет, который он реставрировал кровью, потом и слезами, и кстати не только своими…
– Я все слышу, говнюк, – подал голос Мишка и Артем усмехнувшись, указал пальцем на пол.
– Видишь? В каком направлении выложен паркет, в таком направлении можно и идти. Во всех комнатах сквозной проход только из-за этого.
– Это потрясающе…
Вера с упоением рассматривала картины, висящие на стенах, старинные статуэтки и вазы, расставленные как экспонаты, по всей квартире. Хотя, правда, квартирой это было трудно назвать – это был самый настоящий музей, собранный и восстановленный собственными силами и средствами.
Гостиная была совмещена со столовой и занимала огромную площадь, на которой Мишка выглядел так идеально подходящим во всю эту антикварную атмосферу. Он совершенно спокойно крутился на кухне, доставая небольшие, аккуратно расписанные чашки вместе с блюдцами, расставлял их на столе, следил за кипящим чайником и как обычно много курил.
– Верунчик, я заварил такой обалденный жасминовый чай, настоящий, сам из Китая вез, специально для тебя… Или ты пьешь кофе, я что-то не спросил?
– Я буду чай, спасибо.
– Как твоя бошка, ценитель чая? – Артем рухнул на здоровый диван, утягивая за собой девушку, которая едва успела пикнуть, – Что врачи говорят?
– А что они говорят? Говорят, что жить буду, а в остальном – ерунда. И не из такого говна выбирались, – Мишка кинул многозначительный взгляд на Артема, а потом, поставив чашки на небольшом столике перед диваном, улыбнулся Вере, – Что-то в тебе изменилось или мне кажется?
– Не знаю, – она улыбнулась в ответ, поднимая чашку вместе с блюдцем со стола, – Тебе виднее.
– Вы такие приторные, что мне сейчас плохо станет, – Мишка плюхнулся напротив, в кресло, держа в руке большую хрустальную пепельницу, – Избавьте меня от этого.
– Может тебе в санаторий, на недельку, другую, или на базу, в Луневку, я договорюсь с Лехой, он тебе врача какого-нибудь прикомандирует, посмотрит там за тобой, пока ты будешь восстанавливаться.
– Да ну, – Зимин отмахнулся, задирая очки на макушку, – Нам сейчас некогда расслабляться. Ты в курсе, что Гордеев предложил свою землю под застройку? Поэтому нас заморозили.
– А что блять с это землей не так? Нам дали добро, так какого хера теперь?
– Вся та территория принадлежит окружному совету, у них были совсем другие планы на этот участок…
– И что теперь? Ласкарь сам подписывал бумаги, своей рукой, он, что не знал, чья земля? – Артем достал из кармана джинс пачку сигарет и откинувшись на подголовник, закурил, – Мне похуй, правда похуй. Знчит я сам лично пойду в администрацию и буду решать этот вопрос. Гордеевская земля его личная собственность…
– В том то блять и дело. Что сподручнее сейчас переписать все на него, и администрация сейчас будет делать все, чтобы не допустить стройку на объекте. Но Ласкарь не даст, потому что если приют поставят не на городской земле, он с этого тогда ничего не поимеет. Марченко сказал, что он направил анонимную встречную жалобу в Прокуратуру, ждем ответа.
– Ну, сука, ты посмотри, без мыла в жопу лезет, – Исаев затушил окурок и одним глотком выпил весь свой чай, – Не так, так блять с другой стороны, что за человек, пидор.
– Вера, – Мишка снова улыбнулся, переводя взгляд на девушку, – У меня, кстати, пирожные есть, будешь? И фрукты. Может по шампусику бахнем?
– Даже не знаю, – она пожала плечами и посмотрела на Исаева.
– Я за рулем, ты как хочешь.
– Давай Вер, за мое здоровье, – Мишка подначивал, всячески заговорщицки подмигивая.
– Хорошо.
Одним бокалом как обычно не обошлось. Продукты, которые Вера с Артемом принесли больному пошли на закуску. И к вечеру, уже изрядно набравшись, Вера закинула ноги на Мишку, наблюдая, как Артем вместе с Ваней что-то бурно обсуждали на балконе.
Когда закончилась первая бутылка шампанского, в ход тут же пошла вторая. Исаев по этому поводу крайне возмутился и решил не отсиживаться в стороне, достав себе из серванта бутылку виски. А к вечеру, когда уже было настолько весело, что больной даже забыл о своей травме, подтянулись все остальные – Ваня, Андрей с Софой.
Вера наблюдала за всем этим громким бедламом и ощущала, как же все-таки хорошо, как тепло и приятно на душе ощущать какую-то невидимую, но очень сильную нить с этими людьми. Такая большая, шумная семья, которая в каком угодно состоянии ходит строго по часовой стрелке в квартире, чтобы не нарушить антикварный паркет. Все об этом помнили и Веру это очень забавляло.
– Ну что, сильно тебе попало вчера за твою авантюру? – Зимин чуть завалился в Верину сторону, чокнувшись с ней стаканом, – Ты главное сильно близко к сердцу все не принимай, это он только с виду такой грозный, а как тебя рядом нет, так сразу: «Вера то, Вера это». Таким тошнотиком стал, ей Богу.
– Я сама виновата, – Клинкова грустно улыбнулась, снова бросив взгляд на балкон, – Столько раз зарекалась не скрывать от него ничего и снова в ту же лужу. Он не заслужил того, что произошло.
– Ванёк тоже отхватил ни за что, – Зимин сосредоточенно закивал головой, – Ты вообще как, определилась?
– С чем? – девушка подняла на Мишку вопросительный, заметно осоловевший взгляд.
– Ну, с кем ты? Тёмыч или Ванёк? Ты, это самое… Я все понимаю, Вер, и хорошо к тебе отношусь, но в кошки-мышки с парнями играть не надо…
– Иди в задницу, а, – заверещала Клинкова, отталкивая привалившегося к ней Зимина, – Ты скотина, а.
– Да ладно, ладно, я же шучу, – мужчина рассмеялся, притягивая девушку обратно, – Я ж не слепой, вижу, что у вас любовь-морковь, ты молодец, правда. Скажу тебе по секрету, если бы не Тёмка, я бы за тобой приударил, – мужчина подмигнул и снова расхохотался.
– Ну, тебя, – Вера тоже улыбнулась, замечая, как с балкона возвращаются Исаев с Ваней. «Фонарь» Сахнова можно было увидеть с улицы и Веру чуть заметно передернуло, когда Исаев похлопал друга по припухшей щеке.
– Друзья, – начал он, когда все расселись по своим местам, – Э, пацанва, – он громко свистнул, когда Андрей, отвлекшись на Софу, не обратил на него внимание, – Мужики. Моя семья. Моя опора и моя защита… Честно признаюсь, если бы не Вера, я бы наверно сегодня не сказал того, что хочу сказать, – Артем встал на своем месте, возвышаясь над столиком, – В том, что произошло – моя вина, парни. Я уже просил прощения у Ваньки, теперь прощу прощения у Андрея и Софы. Испортил, не испортил праздник, решать вам, но… Я очень рад, правда рад, что все так получилось, что вы решили пожениться, что вы, наконец, нашли в себе силы признать эту слабость в виде друг друга. Я прошу прощения за то, как себя повел и хочу еще раз поздравить вас с вашим торжеством. Пусть ваша совместная жизнь будет долгой, дети здоровыми, а я никогда больше не буду узнавать важные события последним, засранцы.
За столом радостно заулюлюкали и, протягивая руки с бокалами над столом, стараясь никого не обделить вниманием и чокнуться с каждым.
– А еще, – неожиданно продолжил Исаев, – Еще я хочу попросить прощение у моей Веры, – он замолчал, всматриваясь в большие зеленые глаза девушки за столом, напротив, – То, что случилось, больше не повторится.
– Пообещай, что будешь хорошим мальчиком, – влез Зимин, хлопая Артема по бедру.
– Обещаю… Что буду хорошим мальчиком.
Стол снова захохотал, поднимая бокалы, а Вера так и смотрела на Исаева, через стол, благодарно кивая головой.
Вера сидела на веранде, утопая в роскошном, плетеном из ротанга кресле, пристально, не стесняясь, разглядывая отца. Он сидел напротив, в таком же кресле, держа одну руку на коленях, а второй, сжимая кружку с крепким кофе. Вера не знала, насколько он пострадал во время покушения – его тело было скрыто толстым, махровым халатом, но он старался меньше двигаться, очевидно, что лишние телодвижения доставляли ему дискомфорт.
– Красиво тут, правда? – Гордеев сделал глоток, и покрутил головой по сторонам.
Загородный дом, а если быть точнее, нехилая такая резиденция, которую сам Гордеев ласково называл «дача», стоял посреди соснового бора. Огромный дом, сложенный из темного, круглого бруса, в три этажа, с открытой верандой на втором, действительно производил впечатление.
– Красиво.
Сегодня было пасмурно, немного прохладно, но без дождя. Девушка, именно в такую погоду чувствовала себя «в своей тарелке», уютно. Прикрыв ноги пледом, она откинулась в кресле, наблюдая, как из леса выходит «помощник» отца, придерживая одной рукой ружье на плече, а во второй сжимает две тушки добытых тетеревов.
– Ух какой урожай, Саша, ты постарался на славу… Какие красавцы, – Гордеев, ласково улыбнулся, разглядывая убитых птиц, которых охранник поднес поближе, – Отдай на кухню, Дине, она разберется, что с ними делать. Вер, останешься на обед?
– Если честно – не собиралась. Ты хотел поговорить, я приехала.
– Неужели Артём дает тебе конкретное время на выход из дома? Не разрешает задерживаться? Или он не знает? – мужчина лукаво улыбнулся, отставляя кружку на столик перед собой, попутно поправляя полы халата.
– Знает, просто у меня есть еще дела сегодня, их нужно решить.
– Порядочно, Вер, если есть дела, их нужно делать, но такой случай выдался, проведи день с отцом, может это наш первый и последний день вместе, м?
– Ладно тебе, не прибедняйся, вы все такие живучие, что… – девушка отмахнулась, отворачиваясь от цепкого взгляда Гордеева.
Было странно сидеть с ним, пить кофе, разговаривать на незамысловатые темы, как будто последних месяцев не было вовсе. Как будто она не участвовала в развернувшейся бойне за пальму первенства, как будто ей все приснилось.
Она смотрела на него, долго, внимательно и искренне не понимала, как этот человек может делать то, что он делает и делал, может быть всю свою жизнь. Ведь если бы Вера, хоть немного его не знала, она бы могла согласиться с тем, что он действительно раскаявшийся отец.
"Он даже мог бы быть хорошим дедушкой".
– У меня кое-что есть для тебя… Лиля, – из комнаты появилась невысокая женщина, в переднике домашнего персонала, и остановилась возле кресла Гордеева, – Принеси ту коробку.
Лиля вернулась довольно быстро, аккуратно сжимая в руках обычную, плоскую коробку из-под конфет, отдала ее отцу и также тихо, как и пришла, скрылась в комнате.
– Смотри, – мужчина поднял крышку, и Вера увидела россыпь фотографий на дне, – Это все, что у меня осталось от твоей мамы.
Сердце предательски забилось, когда он протянул Клинковой снимок, на котором молодой Гордеев, прижимал к себе хохочущую, очевидно во весь голос, маму.
Они были так счастливы.
А здесь они на колхозном поле, отец в высоких кирзовых сапогах, с улыбкой показывает на камеру урожай картошки, а мама, рядом, опираясь на черенок лопаты, показывает на ведро с этой же картошкой, перед собой.
А тут они уже в компании друзей, мама в платье, на каблуках, отец в костюме, стоя на ступенях кинотеатра «Родина», под вывеской «Танцевальный вечер».
Вера листала снимки, долго всматриваясь в лица обоих родителей, не могла поверить в то, что все это действительно было правдой. Та, другая жизнь, до нее, о которой рассказывал Гордеев, действительно была настоящей.
И любовь их была настоящей.
Последнюю фотографию долго рассматривал сам Гордеев. Задумчиво улыбнувшись куда-то в пустоту, он протянул ее Вере.
– А это, все, что осталось у меня от вас.
Мама, в длинном, пестром сарафане, улыбаясь в камеру и прижимая в груди небольшой букет цветов, положила голову на плечо Гордееву, который аккуратно держал в руках «сверток» из роддома – маленькую Веру.
Девушка перевернула фотографию, прочитав на обороте, красивым, но размашистым почерком самого Гордеева: «Вера, 1972 г.»
– Почему ты именно сейчас решил, что мне это нужно? – голос дрогнул, пока она всматривалась в лица родителей, не поднимая глаз на мужчину, – Почему не появился раньше?
– Не знаю, – первый раз, он рассеянно пожал плечами, поднимая кружку с уже остывшим кофе, – Я много работал, очень много, хотел добиться всего того, чего от меня не ждал мой отец. Он никогда в меня не верил, и я изо всех сил хотел ему доказать, что из меня выйдет что-то путное. Когда мои родители узнали, что Таня беременна, отец хмуро покачал головой и сказал, что теперь у меня не будет шанса «стать кем-то достойным». Семья, ребенок, все это очевидно для него, ставило на мне крест, хотя «если бы я постарался…». Так получилось, что наша с Таней жизнь, наш брак, шел в разрез с планами родителей, а мы как-то наперекор всему бежали, торопились что ли, знаешь. Но когда происходит такое давление, буквально отовсюду, трудно не опустить руки и не сдаться. Что собственно я и сделал. Молодой был, просто не справился с натиском. Нина Степановна сильно была против, она тогда просто давила своим авторитетом и Таню и Гришу… – мужчина опустил глаза в пол, а потом перевел взгляд в сторону леса, – Мне всем хотелось доказать, что я чего-то стою. Даже Нине Степановне. И я начал пахать. Работал, работал, когда уже получил все, что мог, деньги, имя, статус, авторитет, обернулся – а пол жизни уже прошло, а с самым главным как-то не получилось.
– У мамы тоже.
Мужчина понимающе кивнул, снова возвращая взгляд к Вере.
– Я могу только догадываться, что ты сейчас чувствуешь, о чем думаешь, как к этому всему относишься, но я хочу, чтобы ты знала: все то, что сейчас у нас происходит с Артёмом, к тебе никакого отношения не имеет.
– Это такая трудная работа налаживать отношения после стольких лет отсутствия…
– Кому как не мне знать, что значит работать, правда? – Гордеев улыбнулся, вздыхая и доставая сигарету из пачки.
– Это может быть тяжелее, чем когда-либо, тяжелее, чем вся твоя жизнь, – Вера поджала губы, стараясь не разреветься, – Вы с мамой не оставили мне выбора, разбежались в разные стороны, пытаясь жить по-своему, как всегда хотели, а я так и осталась, сиротой при живых родителям. Вы были эгоистами и сейчас ими остаетесь, будучи отчаянно убежденными, что после стольких лет равнодушия можно неожиданно появиться, сказать пару ласковых слов, покаяться и получить прощение.
– Ты была невероятно сильной все эти годы, ты выросла прекрасной, умной, удивительной девушкой и я горд, смотря на тебя сейчас. Я прекрасно понимаю, чего может стоить моя ошибка молодости, но, знаешь, прожив столько лет, только к старости осознаешь, сколько еще ты не сделал, хотя должен. Только когда перед глазами замаячит могильная плита, понимаешь, что все что ты делал, все пустое.
– Мама даже с днем рождения меня не поздравила, – Вера вздохнула, поджимая к себе ноги и упираясь подбородком в колени, – Она последний раз приезжала года три назад… Красивая такая, в шубе, укладка у нее такая была, макияж. Подарков привезла, говорила, что замуж собирается. А потом пропала, даже звонить перестала.
Гордеев помолчал, разрешая девушке немного погрустить.
– Я Вер, свои грехи перед тобой, как отец, в церкви отмаливаю. Сколько раз прощения просил, столько и еще буду. Знаю, что только тебе решать, как дальше быть и даже, несмотря на это, хочу, чтобы ты знала, что мои двери для тебя всегда открыты. Независимо от того, какое решение ты примешь.
– Ты уверен, что тебе это нужно?
– Если честно, мне тяжело, морально, заново знакомиться со своим ребенком, понимать, что ты уже не маленькая девочка, а уже взрослая, осознанная девушка, со своими мыслями, мнением, с собственным видением жизни, но оно того стоит, правда. Мы наверно никогда не сможем быть настолько близки, как бы мне этого хотелось, но попытаться, хотя бы больше не потеряться в этой жизни, стоить попробовать. Я не буду браться судить Таню, хотя понимаю, что ей тоже пришлось нелегко, но как не крути, мы связаны друг с другом и эту связь никто не может разорвать, потому что я отец, а ты моя дочь.
Вера смотрела на него, удивляясь, как за пару недель, человек может так измениться. Гордеев заметно похудел, нос так отчетливо выделялся на фоне ввалившихся щек. Усталый взгляд и какое-то совершенное безразличие ко всему.
Тонкими пальцами постоянно почесывал заметно отросшую, седую щетину и значительно меньше стал курить.
– Очень хорошие снимки, – Клинкова тряхнула головой, пытаясь проморгаться, выплывая из своей задумчивости.
Лиля снова тихо появилась на веранде, меняя кружки с остывшим кофе, на новые.
– Когда-то они станут твоими. Кстати, – мужчина качнул указательным пальцем, и снова кивнув Лиле, посмотрел на Веру, – Я собственно не просто, так тебя позвал… Спасибо, что там с обедом?
– В процессе, Николай Иванович, – женщина отдала ему папку и снова остановилась возле кресла.
– Хорошо, попроси, пусть поторопятся, а то мы тут с голоду помрем раньше времени. Можешь идти.
Когда Лиля удалилась, Гордеев дернул щекой, постучав пальцами по папке.
– Последнее время такие папки меня пугают, – Вера усмехнулась, выпрямляясь в кресле.
– Брось. Сегодня она с хорошими новостями, – он протянул ее девушке, ожидая, когда она ее откроет.
– Что это? Опять какие-то договоры…
– Честно говоря, я уже засомневался, стоило ли, но я должен, как отец, не так ли? Стандартный пакет документов, подтверждающие твою долю в «Альянс Инвест». Ты ведь в курсе, что это мой банк?
– Это шутка какая-то? – Вера вытаращила глаза, смотря на отца, а потом снова на бумаги.
– Нет. В совете директоров банка, в который я вхожу с наибольшим процентом акций, но по факту являясь единоличным его владельцем, было принято решение, абсолютно взвешенное и законное, не смотри на меня так, «подарить» тебе, для начала, 15 процентов. Считай это черновым наброском моего завещания. Тебе нужно только подписать бумаги, после чего ты становишься полноправным членом совета директоров и имеешь право участвовать в делах банка.
– Мне кажется или у тебя температура? – Клинкова не веря, покосилась на мужчину, чувствуя, как от напряжения, начинает сводить судорогой ногу, – Что за жест доброй воли?
– Все родители оставляют своим детям наследство, что здесь такого? У Майкла тоже на данный момент 15 процентов, но он работает в филиале заграницей, и здесь дела не ведет. Потом, согласно завещанию, оставшиеся акции поделятся поровну между вами двумя и матерью Майкла, но ей достанется только 10 процентов или 5, я еще не решил.
– Майкл, это твой сын?
– Да. Ему 18, он эмигрировал вместе с матерью в Штаты и сейчас живет там. Учится в университете, параллельно учится вести бизнес. Здесь, на Родине, мои дела должна будешь вести ты.
– Стой, правда, остановись, – Клинкова вытерла выступившую испарину на лбу, прикрывая папку и чувствуя, как живот начинает крутить от волнения, – Ты не боишься? Ты доверяешь мне свой бизнес, зная меня всего полгода. А вдруг я какая-нибудь аферистка?
– Сомневаюсь, – Гордеев усмехнулся, – Нина Степановна провела колоссальную работу, чтобы из тебя вырос порядочный человек, – И дело ведь не только в бизнесе. Я, как отец, который пытается быть нормальным отцом, к слову, должен дать тебе какую-то подушку безопасности, после того, как меня не станет. Это нормально, когда родители страхуют своих детей и их будущее, тем более, когда я в силах это сделать. Тебя никто не принуждает работать или принимать участие в работе, захочешь – за тебя это будут делать другие люди, просто ты будешь знать, что есть твоя доля, которая, не оставит тебя без средств к существованию в дальнейшем, скажем так.
– Это все похоже на сюжет из книжки. Золушка становится принцессой… Все это странно, правда. Не пойми меня неправильно, но это как минимум, неожиданно.
– Я вижу всю растерянность в твоих глазах, – мужчина засмеялся, а потом резко закашлялся, – Ты, конечно, можешь отказаться, ничего сейчас не подписывать, но тогда ты получишь свою долю, только после моей смерти по договору дарения, один хрен. А так, если подпишешь сейчас, можешь уже, хоть завтра распоряжаться своими акциями.
– Я боюсь. Может мне нужно подумать? – девушка отложила папку на стол, снова откидываясь в кресле, усиленно массируя виски.
– Можешь подумать. Я не заставляю и ни в коем случае не давлю, просто ставлю тебя в известность, потому, что итог будет один.
Уже сидя в столовой, пережевывая чертовски вкусного запеченного в духовке тетерева, Вера то и дело отвлекалась от разговора, возвращаясь мыслями к неожиданно «привалившему» наследству.
Что за неожиданный отеческий порыв?
Есть ли у Гордеева право блефовать, когда на кону стоит его бизнес, бОльшая часть которого находится в России?
Это искреннее желание или очередная попытка втянуть ее в неизвестную гонку за чем-либо?
– Не думай так много, морщины появятся, – отец улыбнулся, делая глоток вина, сидя напротив за обеденным столом.
Она и не думала вовсе, когда подписывала бумаги.
А о том, что она не думает вообще в своей жизни, она услышит позже.
Дома.
Мне в глазах твоих себя не потерять,
На разлуки нам любовь не разменять.
Я немыслимой ценой и своей мечтой
Заслужила это счастье быть с тобой,
Быть всегда с тобой…
Начало сентября выдалось потрясающим. Все уже и забыли, когда в последний раз было так тепло. Никто бы и не подумал, что пришла осень, если бы ее не выдавали стремительно желтеющие верхушки деревьев.
Клинкова с неподдельным наслаждением устроилась в кресле на террасе заднего двора, поправив на голове тюрбан после душа, и взяв со стола дымящуюся кружку с кофе.
– Вер, ну, может, хоть ты позавтракаешь? – Зинаида Михайловна подкралась совсем незаметно, попадая в поле зрения Веры, отчего у последней звякнула кружка о блюдце в руках.
– Напугали, Зинаида Михална, – девушка испуганно отмахнулась и выдохнула, – Я тоже не буду. Артем из душа выйдет, собираться будем на работу. Некогда уже завтракать.
– Да когда он выйдет еще, плещется там, благо что песни не поет… – женщина как-то по-доброму усмехнулась и поправила фартук, – Вер, ну негоже на работу ходить голодной. Вы там перекусываете на ходу, а так я бы блинчиков напекла или кашу сварила. А может на работу возьмешь, я положу тебе, м?
– Ой, нет, Зинаида Михална, на работу точно не потащу. Вы не беспокойтесь, обедаем мы вовремя, как положено, не торопясь, а вот на ужин надеюсь, вы нам что-нибудь вкусненькое приготовите. Вы пока у внука гостили, мы так соскучились по вашей еде.
– Да да, Михална, я ради твоей стряпни с работы пораньше уйду, – Артем вышел на террасу босиком и в одном полотенце, забавно щурясь от солнца. Обхватив невысокую женщину за плечи, чмокнул ее в макушку и тут же получил звонкий хлопок по животу от нее, – За что?
– За то, что разрешаешь Вере не завтракать с утра. Ты можешь хоть сколько голодать… Твой кофе на столе, подлиза, – она хлопнула его еще раз и скрылась в доме.
– Я скучала по ней, – Вера хихикнула, стаскивая с головы полотенце и отбрасывая его на соседнее кресло.
– Конечно, ты скучала, ведь теперь вы вместе будете меня терроризировать, нашла себе союзницу, – мужчина фыркнул и приземлился рядом с Верой, – Давно не было так хорошо. Прям спокойно как-то. Вообще никуда не хочется.
– Давай останемся дома, – девушка закинула ногу на ногу, позволяя широкому разрезу халата обнажить бедро.
– Перестань это делать, – Исаев шикнул на нее, махнув рукой, – А потом она меня спрашивает, почему я ничего не успеваю? А где мне успевать, если я только и делаю, что думаю об этом? – он снова махнул рукой в ее сторону, намекая на голые ноги.
– Только об этом? – Клинкова невинно хлопнула глазами и намеренно заерзала в кресле, заставляя халат распахнуться и сверху, позволяя Исаеву увидеть обнаженную грудь.
– Перестань, правда. Мы итак столько времени в душе потратили. Ты даже помыться мне не дала…
– Все что надо, я дала, Исаев. Тебе вообще грех возмущаться, я тебя, значит, обхаживаю, пристаю к тебе, а ты носом воротишь. Обнаглел, – она стрельнула глазами и взяла блюдце с чашкой со стола, специально наклоняясь как можно ниже.
– Что мне с тобой делать? Ты зараза, Рыжая, самая настоящая зараза.
– Веревки наверно из тебя вью…
– Вьешь.
– Нервы треплю еще… – девушка села ему на колени, обнимая за шею.
– Треплешь. Сил моих уже нет. Целуй меня и бегом собираться.
– Только поцелуй?
– И ничего больше, – Исаев серьезно качнул головой, но, тем не менее, прижал Клинкову к себе.
Как только Вера склонилась к мужским губам, за спиной раздались шаги.
– Пап… Ой, извините.
Клинкова быстрее попутного ветра слетела с исаевских коленей, поправляя на себе бесстыдно распахнутый халат.
– Почему без звонка? – Артем встал со своего места, и вместе приветствия, буравил дочь взглядом. Следом появилась запыхавшаяся Зинаида Михайловна.
– Я сказала, что вы не можете… – начала женщина, но была остановлена взмахом мужской руки.
– Просто решила заехать перед школой, не думала, что ты занят… – Рита нервным движение поправила собранный на затылке хвост и заинтересованно глянула отцу за спину, – Прости, я думала, что я не нуждаюсь в предупреждении перед встречей.
– Все нуждаются, запомни на будущее. Это в первую очередь этикет нормальных, здоровых людей: позвонить, прежде чем приехать. Завтракать будешь? Где мать? Она тоже с тобой приехала?
– Нет, она поехала на фитнес, меня Глеб привез… Здравствуйте, Вера.
– Привет, Рит, – девушка махнула рукой в знак приветствия и опустилась в кресло, попутно проверяя, хорошо ли запахнула халат.
– Михална, ты так наколдовала прям, чтоб мы на завтрак остались… А ты садись, давай вот сюда и рассказывай, зачем приехала.
Зинаида Михайловна обвела собравшуюся компанию глазами, и недовольно покачав головой, вернулась в дом.
«Нормально ли, что дочь сидит, завтракает с любовницей отца?».
– А что, мне уже и приехать нельзя? – Рита продолжала коситься на Клинкову, пока та делала вид, что пьет кофе и рассматривает пруд во дворе.
– Обычно ты приезжаешь, когда тебе что-то надо, – Исаев был серьезен как никогда, рассматривая дочь исподлобья, – Почему не в форме? Что за вид?
– Ну па-а-а-п, – запричитала Рита, – Надоела мне эта форма, жарко в ней…
– Если меня вызовут в школу из-за твоего «жарко», я откручу тебе голову. Как отдохнула то? Как Анапа? Понравилось?
– Очень, – Ритка снова глянула на Веру, а потом неожиданно обняла отца за шею, – Папочка, а можно я зимой снова в лагерь поеду?
– Наглость-второе счастье, Рит, – мужчина вздохнул, разжимая девичьи руки на своей шее, – Мы с тобой, о чем прошлый раз говорили? Учишься без косяков – едешь в лагерь. Начало учебного года, а ты уже про лагерь, не рановато?
– Сейчас уже начинают деньги собирать… Ну па-а-а-п.
– Все я сказал. Отучишься, потом видно будет.
– А если поздно будет?
– Не будет. А у матери, что денег нет на лагерь? Я давал ей в прошлом месяце.
– Она ремонт дома затеяла, меняет все, вплоть до розеток, – девочка пожала плечами и безразлично плюхнулась в кресло, – Она в последнее время вообще какая-то бешенная стала, я лишний раз к ней не лезу.
