Текст книги "Виват, Королева! (СИ)"
Автор книги: Настя Малиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
9
Вера почти не принимала участия в происходящих событиях, молчаливо погрузившись в себя и на автомате следя за Захаром. Она считала, что все, то, что сейчас переживает ее семья – это слишком несправедливо. Жизнь дала ощутимый пинок под зад, как только стало понятно, что у них все налаживается. Гриша не всегда был хорошим человеком, не был идеальным сыном, не всегда был порядочным «мужем», но ему все равно дали шанс – возможность стать примерным отцом. От которого он отказался собственноручно.
Появление в его жизни ребенка, сына, о котором не много, не мало, мечтал каждый мужчина, загнало его в тупик. Он довольно серьезно отнесся к желанию Люды забрать мальчика из приюта, старательно готовился к его переезду домой, а когда все сложилось – понял, что не готов. Гриша с осторожностью, с напускной видимостью ответственности относился к Захару как к собственному ребенку, по-настоящему его все в действительности пугало. Мало только вырастить, нужно дать ума, поднять на ноги и обеспечить будущее, за которое не было бы стыдно. И через какое-то время, Гриша стал смотреть на мальчика как на диковинного зверька, которого Люда практически не выпускала из рук. Чувство собственной несостоятельности, ревности и выдуманных проблем сделали свое дело. Гриша снова стал пить. И уже не так пугал ребенок, жена, которая теперь требовала все больше и больше собранности, терпения и понимания ситуации, мать, которая последнее время нудила о «поиске работы поперспективнее». И диагноз, который развился за столько лет «алкогольной комы» – цирроз печени. Это и стало причиной смерти.
Поправив на волосах косынку и надвинув на глаза очки, Вера прижимала к трясущимся губам платок, пока гроб опускали в землю. Живописное место, та самая вишневая аллея, про которую говорила Вера, тишину которой нарушали надрывные рыдания и тоскливый шепот. Бабушка больше не могла стоять на ногах, ее в полубессознательном состоянии посадили на стул, прямо перед могилой.
Провожая сына в последний путь, Нина Степановна стояла на коленях перед гробом и просила прощения, «за то, что не уберегла». Винила себя за то, что слишком часто давила на него, редко замечала его хорошие поступки и вообще, уделяла слишком мало внимания. Да, было грустно, да, было неправильно, больно, досадно, но все делали из этой ситуации только один вывод: ты не сможешь помочь человеку, если у него у самого не будет желания себе помочь.
Люда, поддерживаемая незнакомым Вере мужчиной, опустила голову, не в силах смотреть как мужчины ловко и оперативно засыпают гроб землей.
Вера от усталости качнулась, едва не подвернув ногу, но Артем, стоявший за спиной, сгреб ее в охапку, прижимая к груди.
Пока они с головой ушли в свое горе, переживая самые трудные дни для любого человека – эти несколько дней до похорон, Артем занимался всеми вопросами, касающихся погребения, даже костюм для Гриши купил новый, чтобы тот «ушел как положено». И Вера молчаливо наслаждалась, насколько позволяло раненое сердце, им и то, что он делал. В очередной раз убеждаясь, насколько человек может быть скупым на слова, ухаживания и всю прочую сопутствующую хрень, настолько он может быть Мужчиной, в нужный момент готовый сделать все для своей женщины.
Он практически не разговаривали эти дни – Вера, спокойно воспринимала его приказы, типа «поешь», «выпей», «выйди, подыши» и все в этом духе. А вот Ване приехать не позволил. Да она и звонить не стала, чтобы лишний раз никого не драконить, воспринимая ситуацию как данность.
Клинкова в очередной раз поежилась, проходя мимо завешанного в коридоре зеркала, пока несла грязные тарелки на кухню. Поминальный обед собирали дома и на удивление, пришло много народу. Соседи по подъезду неожиданно признавались, что Гриша был не только алкашом, но и человеком, готовым помочь. Сумки, там донести, дверь подержать, по мелочи конечно, но это все равно открывало его для семьи как нового человека.
Девушка скуксилась, хватаясь за раковину руками, и опустила голову, глотая застилавшие глаза слезы. Пару стопок водки, выпитых за столом почти натощак, кружили голову, и она бы рада была рухнуть на свою кровать, чтобы немного отдохнуть, но в зале гремела посуда, уже довольно шумные разговоры и бабушка, которую нельзя было оставлять без присмотра.
Она слышала, как по коридору раздались шаги, и торопливо шмыгнула носом.
Артем тяжело дышал, стоя за спиной, а потом схватил ее за локоть, отодвинув в сторону, тут же закатывая рукава рубашки.
– Я в комнате форточку открыл, иди, полежи.
Вера присела на табуретку, подпирая щеку кулаком. Артем спокойно, полоскал тарелки, складывая их на уже итак мокрое полотенце на тумбе.
– Тебе, что, не нужно ехать на работу?
– Сегодня за меня поработают другие.
– Ладно. Во всяком случае, я хотела сказать спасибо. За все. Я не знаю, как бы мы справились.
– Пожалуйста. В следующий раз набирай номер внимательнее, когда тебе вдруг понадобится помощь.
– Почему ты ревнуешь? Я за все время не дала тебе ни единого повода…
– Твой звонок разве не был поводом? – он сложил последнюю тарелку в гору чистой посуды, выключил воду и повернулся к девушке, – Мне нет смысла тебе объяснять, если ты сама не понимаешь.
– Я много ошибок сделала в своей жизни, которыми ты меня периодически попрекаешь, но вместо того, чтобы помочь мне их исправить, ты говоришь, что тебе нет смысла мне что-то объяснять. Это неправильно, Артём. В чем действительно нет смысла, так это в дальнейшем обсуждении, в контексте наших отношений.
Вера поднялась со своего места, оставляя Артема в одиночестве, и направилась к бабушке, которая лежала в Гришиной комнате.
Нина Степановна спала на его диване, поджав ноги, и чуть слышно постанывала, как будто в бреду, сжимая в руках бумажную салфетку. Перед диваном стояла та самая, любимая Гришина табуретка, на которой теперь, вместо консервов и пива стоял бокал воды, пузырек с валерьянкой и таблетки от давления.
Бабушка будто высохла за эти несколько дней, щеки впали, глаза ввалились, отчетливее демонстрируя темные синяки от недосыпа, губы ссохлись, а нити морщинок в уголках стали как будто глубже.
Вера присела на край дивана, поглаживая бабушку по руке, сдерживая слезы. Это было мучительно больно видеть, как она страдала. Бабушка убивалась, рыдая днем, а ночью, чуть забывшись ударной дозой успокоительных и снотворного, звала его. Больше всего Вера боялась, что бабушкино сердце не выдержит такой нагрузки, не справится с той болью и тоской, которые ей оставил любимый сын.
Прикрыв Нину Степановну покрывалом, Вера вышла из комнаты, бросив короткий взгляд на зажженную церковную свечку перед портретом дядьки.
Соседи начали потихоньку расходиться, некоторых особо буйных, которые приняли на грудь больше чем положено, пришлось разгонять – Артем с этим неплохо справился, мол, это не гулянка и всем пора отдыхать.
Люда тоже уже была в коматозном состоянии, не то от успокоительных, не то от водки и Вера уложила ее прямо в зале, на диване, отодвинув обеденный стол и накрыв бабушкиным махровым халатом.
Исаев неплохо справлялся с уборкой, и Вера решила, что не будет ему мешать. К тому же ему полезно иногда заняться добрыми делами…
Девушка слышала, как он с кем-то разговаривает по домашнему телефону, относит последнюю посуду на кухню, собирает стол, так, словно он был полноправным хозяином в квартире.
Когда он вошел в комнату, Клинкова стояла возле окна, буравя взглядом белую Ниву возле соседнего подъезда.
– Это Гордеев тогда прислал своих людей. Видишь, машину возле соседнего подъезда, это Витькина машина… Он работает на Гордеева.
Артем молчал, тихо пересекая комнату и подойдя к окну, остановился у Веры за спиной, смотря на улицу.
– Я знаю.
– Давно?
– Давно. Так же как и то, что ты снова с ним виделась.
Вера вздохнула, поворачиваясь к мужчине лицом. Он не смотрел ей в глаза, делая вид, что абсолютно заинтересован в разглядывании детской площадки во дворе.
– И что ты сделал? – Вера, затаив дыхание, ждала от него ответа, неосознанно схватив за рубашку.
– Немного погонял этих шавок…
– А…
– Не трогал я твоего Витьку. Ему досталось, но не от меня.
– Но он, же жив?
Артем перевел на нее внимательный, изучающий взгляд.
– Ставлю полтос на то, что он так не переживал, когда спустил в тебя всю обойму посреди дня. Ты, Вер, не о том думаешь. Снова.
– Он не знал. Он вообще ничего не знал, – тихо оправдывалась девушка, обходя Исаева и ложась на кровать. Виски так пульсировали, что становилось больно и она, прикрыв глаза, положила ладонь на лоб. Почувствовала, как прогнулась кровать под его весом. Лег рядом, уставившись в потолок.
– Знаешь, что меня по-настоящему больше всего пугает? То, что я не знаю, что у тебя в голове. Ты можешь позаботиться о ком угодно, только не о себе. Когда ты нуждалась в мужской помощи, я дал тебе ее. Я дал тебе гораздо больше, а ты все равно все отвергаешь, делая больно тем самым и себе и мне. Почему? Зачем? Это приносит тебе какое-то своеобразное удовольствие? Мне нет. Я не хочу знать о других мужиках, которые присутствуют в твоей жизни, ни Витька этот твой молокосос, ни мой лучший друг, который при каждом удобном случае пускает при виде тебя слюни, ни о ком-либо другом, понимаешь? Я готов был перестрелять всех, правда, а потом подумал, да ты же меня уничтожишь, если с ним что-то случится. Он жив только благодаря тебе, и я даю тебе честное слово – второго шанса не будет, – Артем говорил спокойно, сложив руки на животе.
– Почему ты все это время не мог смириться с тем, что я не чужая, и я не просто так сую нос не в свои дела, как ты говоришь, – Клинкова дерзко фыркнула, открыв глаза и повернув голову к мужчине, – Отношения подразумевают не только секс после ужина и совместные выходы на эти твои тупоголовые тусовки, но и желание узнавать друг друга… Ты не позволял мне даже задать лишнего вопроса иногда.
– Я всего лишь оберегал тебя от того, что могло бы тебя ранить. Блять, ну Вер…
– Зачем ты мне сейчас это все говоришь?
– Потому что видимо, придется сказать, раз по-другому до тебя не доходит, – по интонации она поняла, что он начинает распаляться, а потом неожиданно выдохнул и на некоторое время замолчал, – Ты все время так хотела привязать меня к себе, могу даже предположить, что ситуация с Сахновым четко спланированная тобой акция…
– Ты полный идиот, если так думаешь!
– С тобой я действительно стал идиотом. Ты так, сука, въелась мне в бошку, что мне иногда кажется, что мне надо в психушку лечь, отдохнуть. Не могу я без тебя, понимаешь? Не могу. Тарелки готов мыть, выслушивать это вытье третьи сутки подряд, как будто у меня нет другой жизни, работы… Только чтобы не позволить Сахнову рядом тереться, только чтобы в очередной раз показать тебе, с кем ты должна быть. Люблю тебя, суку, а ты не ценишь нихера. Ну как вам бабам еще донести?
– Ты не думаешь, что ты немного опоздал?
– Ой, вот только давай не будем, – он отмахнулся, – Мне эти игрища твои, в печенках уже. А, или тебе может эмоций не хватает? Острых ощущений? Так давай я тебя пиздить буду, за волосы таскать, ты как раз своими выходками уже на синюю жопу заработала.
– Хамло. Грубый, неотесанный, невоспитанный, больной…
– Продолжай, мне очень интересно.
Они замолчали, оба тяжело дыша. Каждый думал о своем.
– Когда мы встретились, я думал, что ты будешь замечательной женщиной для меня, если тебя правильно воспитать. И я упорно этим занимался, – признался мужчина, понизив голос почти до шепота, – И ты стала другая, то ли подыгрывала мне, то ли действительно начала меняться. И тогда, я неожиданно поймал себя на мысли, что мне это не нравится. Другая ты мне не нравишься. Мне не нравится Клинкова, которая ведет себя как холеная сука. Мне нравится Вера, наивная, со всей этой детской непосредственностью, которая бывает круглой дурой иногда. Очень редко, – Артем глянул на лежащую рядом девушку и снова уставился в потолок, – Но с большим, добрым сердцем, которая готова помогать всем и каждому, даже во вред себе. Я такой тебя всегда вспоминаю, с этим лисьим прищуром, с ехидной улыбкой, или наоборот возмущенной, что я снова пришел пьяный. Это все мелочи, на самом деле, но из этих мелочей складывается все то, что ты называешь «узнавать друг друга», подразумевая под отношениями не только секс. Вот почему я злюсь, когда говорю тебе, что ты должна была набрать мой номер, вместо Ваниного. Я даю тебе поддержку и помощь, потому что я, блять, твой мужик, а не он, запомни это. И я готов был рвать и метать, когда он сказал мне, не потому что… А потому что он узнал первый. Ты, Вер не поймешь, но я уже просто боюсь тебя потерять. Потому что, потеряв тебя, я потеряю и себя.
– Что тебе мешало сказать мне все это раньше, не дожидаясь того момента, чтобы я собрала вещи и ушла? Стоило ли это время, которое мы были порознь тех переживаний, которые мы оба испытывали?
– Я надеялся, что ты поймешь итак. Я ошибался.
– Ты в последнее время слишком часто ошибаешься.
– Я в своей жизни так редко признавался кому-то в любви, что практически не помню этого. За все 15 лет, которые мы были женаты с Женей, я всего два раза сказал ей о любви: на свадьбе и когда Ритка родилась. Я привык доказывать свою любовь, поступками, кулаками, всем чем угодно, но тем, чем привыкли получать ее вы. Любовь делает человека уязвимым, а мне сейчас никак нельзя подставляться…
– И ты все равно это делаешь, – Вера цинично закатила глаза, тоже складывая руки на груди.
– Делаю, – согласился Артем, – Это вынужденная мера. Потому что действительно понял, что ты можешь уйти. Ну не привык я дарить цветы, всякую эту херню, сердечки, шарики. Свидания устраивать. У меня на это нет ни времени, ни желания. Я делаю то, что от меня ждут, потому что я мужчина. Например, подаю на развод.
Вера сглотнула, поворачиваясь к Исаеву и недоуменно разглядывая его профиль.
– Не верю.
– Верю, что ты не веришь, – он усмехнулся, поднимаясь с кровати, – Недели полторы я подал заявление, в одностороннем порядке, потому что Женя естественно не согласилась. Такой скандал мне закатила, пиздец. Но если дать денег кому надо, вопрос решается быстро, так что в течение пары недель нас должны развести.
– Ваня… – Вера прочистила горло, опуская глаза на пододеяльник, потому что Исаев повернул голову при упоминании имени друга, – Говорил, что ты много потеряешь при разводе…
– Бедным я тебе не буду нужен? – он тихо засмеялся и попытался встать, но Вера не пустила, повиснув у него на спине, обнимая за плечи.
– Ты мне любым нужен, – заплакала, утыкаясь лбом ему в плечо, – Просто готов ты, столько потерять… Из-за меня.
– Я, Верка, уже на все готов. Лишь бы ты снова не ушла.
Девушка пекла на кухне блины, когда услышала, как громкость телевизора в зале растет.
– … на убийство. Вчера, 20 июля, около шести часов вечера, возле ресторана Альпенгрот, владельцем которого и является Гордеев, на него было совершено нападение, во время которого в мужчину было произведено несколько выстрелов. Один сотрудник охраны Гордеева скончался на месте от полученных ранений, второй… – Вера торопливо отодвинула горячую сковородку на другую конфорку и поспешила в зал, – Сам Гордеев был экстренно доставлен в Боткинскую больницу города Москвы. О его состоянии пока не сообщается. По предварительным данным стрелявший в момент нападения был один…
Артем, стоял перед телевизором, в одной руке сжимая пульт, а во второй – кружку с еще дымящимся чаем. На шее висело полотенце, пока он расслабленно делал очередной глоток, смотря на экран.
– Напомним, Гордеев также является владельцем агрокомплекса «Родные просторы»… – Артем сделал потише и повернулся к девушке.
– Завтрак готов?
– Хмх… Почти, – она снова посмотрела ему за спину, пока шел репортаж с места событий, но не смогла досмотреть до конца – Артем выключил телевизор, откинув пульт на диван.
– Опасно жить в нашей стране… Опасно.
Мужчина снисходительно качнул головой, тут же вытирая еще влажные волосы полотенцем, шею, затем грудь. Застегнул ремень на брюках, накинув рубашку на плечи.
– Я… У меня там блины… – Вера неловко переступила с ноги на ногу, цепляясь руками за дверной косяк.
– Я люблю блины. А варенье есть какое-нибудь? Сто лет уже не ел блины с вареньем.
– Только сгущенка, – растерянно прошептала девушка, идя за Исаевым на кухню, – Гриша не успел в погреб сходить.
– Ну, сгущенка, так сгущенка, – он присел на табуретку, широко разведя колени в стороны, и наблюдал, как Вера возвращается к возне на плите, – Домой, когда думаешь возвращаться?
– Не знаю.
– Вер, – он поставил кружку на стол, упираясь ладонью в свое бедро, и посмотрел на девушку, – Несмотря на то, что я вчера сказал, я не буду за тобой бегать. У тебя сейчас все карты в руки, а ты опять даешь заднюю…
– Сейчас не время. Как я их оставлю? Вчера только похороны прошли.
– Мне тоже надо сдохнуть, чтобы…
– Замолчи, – Вера фыркнула, отворачиваясь к плите, – Ты сам прекрасно видишь, в каком они состоянии. Я же не могу их бросить.
Она размазала остатки теста по сковородке, и поставила тарелку с готовыми блинами перед Артемом. Он вздохнул, наблюдая, как она достает их холодильника новую банку сгущенки и пытается ее открыть.
– Дай сюда, – он справился с задачей гораздо быстрее, попутно облизывая сладкие пальцы, – Короче так, даю тебе два дня на сборы, иначе потом тебя выволокут за шкирку.
– Арте-е-е-м…
– Базар окончен. Либо ты живешь дома, либо не живешь вообще. Мне эти кошки-мышки вот здесь уже, – он чирканул пальцем по горлу и посмотрел на Клинкову, – Все и не смотри на меня так. Надо будет приезжать – приезжай, проведывай, ночевать будешь дома. Тебе кстати пора возвращаться на работу, – он запихнул целый блин в рот и продолжал бубнить, – А то хочу, хожу, хочу – не хожу. Так дела не делаются, Вера Николаевна. Пора тоже брать на себя какую-то ответственность.
– Я просто боюсь за бабушку.
– Нечего за нее бояться. Им сейчас некогда раскисать, пацана кто воспитывать будет? Пусть занимаются, найдут ему логопеда, что ли, ему уже пять лет, а он разговаривает через раз. В кружок его пусть отдадут какой-нибудь, лучше конечно в сад, но тут хозяин – барин, как говорится, матери лучше знать. Хотя сама бы подумала, что может и разговаривает плохо, потому что со сверстниками не общается. Не знаю, Вер, пусть короче решают сами, денег я дам.
– Че ты вдруг такой щедрый?
– Да заебало, Вер потому что. Надо по-другому как-то жить, понимаешь? Ты сама мечешься, не знаешь, что хочешь и я за тобой, сиськи мять начинаю. Надо конкретно и по существу двигаться, а так никаких нервов не хватит мусолить одно и то же.
– Давно ли ты стал таким конкретным? Сколько меня морозил?
– Этот вопрос мы обсудили вчера. Больше его не касаемся. Если до тебя так и не дошло, что я тебе сказал, то тогда извини, больше я не над чем не властен, – Артем пожал плечами, вытирая руки о кухонное полотенце, – Все, спасибо. Погнал, а то уже итак опаздываю.
Она стояла, привалившись к косяку в коридоре, пока он обувался.
– Тём, а что с Гордеевым? – осторожно поинтересовалась девушка, подавая ему ключи от машины. Он глянул в зеркало, проведя ладонью по макушке туда-сюда, а потом заправил рубашку в брюки.
– Тебе же сказали, что о состоянии не сообщается. Не знаю, смотри новости.
– Ну, Арте-е-е-м, – заканючила Клинкова, поправляя ему воротник рубашки.
– Два дня, – он показал ей два пальца, – Все, ушел, – и чмокнув в макушку, вышел из квартиры.
Бабушка с Людой пришли только через пару часов, забрав по пути Захара от соседки. Он на удивление был слишком расстроенный, даже пытался пустить слезу, как потом выяснилось – не хотел расставаться с Петькой. И шалаши там какие-то строили, и в солдатиков играли, пока теть Марина готовила на кухне. И Вера закатила глаза, признавая правоту Исаева в очередной раз. Мальчику нужно было общение со сверстниками, а не сидеть целыми днями в окружении матери и бабки.
– Вы где были то? Я проснулась, а вас нет.
– Ой, Верочка, – бабушка присела на диван, сложив руки на коленях, подбородок опять затрясся, и она шмыгнула покрасневшим носом, – В церковь с Людой ходили. Я там с батюшкой поговорила, сорокоуст ему заказала, свечки поставили, помолились. Я заходила к тебе, вы спали еще. Не стала будить.
– Хм… Да. Артем уехал пару часов назад.
– Не успела ему спасибо сказать. Ну ничего, в следующий раз заедет, я ему скажу… Ой, ну как же нам теперь без Гришеньки? – и бабушка снова заплакала, пряча лицо в ладонях. Люда вытерла свои бегущие слезы, и присела к бабушке, обнимая ее за плечи.
– Тяжело, Нина Степановна, но мы должны справиться.
Вера вышла из комнаты, оставив их вдвоем, чувствуя, что им нужно побыть вместе. Села возле Захаровой кроватки, уткнувшись в перекладину подбородком. Мальчишка спал, нахмурившись, сложив руки под щеку. И сопел, почти по-мужски так сопел. Вера улыбнулась, прикрывая голые ножки одеялом. Все у него будет хорошо и не нужен никакой логопед.
– Да ты что, Люда, – послышался возмущенный голос бабушки из соседней комнаты, – Ты вообще, о чем думаешь? Никуда вы не поедете, даже думать забудь об этом. Мы теперь одна семья, Люда, нам и жить вместе. Гриша бы очень этого хотел.
– А вы, Нина Степановна? Я же теперь с вами буду жить, а я не с Гришей. Вы бы этого хотели искренне, честно? Я ведь знаю, что не лежит у вас душа ко мне, поэтому и настаивать не стану…
– Да брось ты Людка, не нашел бы он лучше тебя. Долго я в тебе сомневалась, но старикам тоже свойственно ошибаться. Я же видела как ты с ним семью пыталась строить, как с Верой общий язык нашла, ей так матери не хватало… Не храни обиду на бабку, я за свои грехи прощения уже попросила перед Господом, теперь у тебя прошу. Он, правда, был непутевый, и как только ты решилась, не знаю. Но он другой с тобой стал, Люд, честно тебе клянусь, – бабушка снова заревела, и так глухо, как будто уткнулась куда-то, – У нас теперь Захар есть, нам его поднимать на ноги надо. Не отпущу я вас, только если сама не захочешь уйти.
И они теперь уже вдвоем заревели. Вера прикрыла глаза, падая на диван ничком. Как бы эгоистично это не звучало, долго в такой обстановке она не протянет. Перевернулась на правый бок и не сдержала судорожного вздоха – руку снова прострелила боль, заставив ее снова лечь на спину.
* * *
На следующий день, Вера вышла из подъезда, обнаружила там Костю, который выскочил из машины, пряча в карман горстку семечек.
– Ты выглядишь как потрясная бизнес-леди из забугорных фильмов.
– И тебе привет, Кость, – Вера улыбнулась, позволяя парню себя приобнять. Взгляд сам собой нашел Витьку, нервно курящего возле той проклятой Нивы. Неловко махнул рукой, зажав между пальцев сигарету, а Вера отвернулась, садясь в салон машины, дверь которого так услужливо открыл Костя.
– Слышала, что вчера Гордеева жахнули?
– Слышала, – буркнула Вера, отворачиваясь к окну.
– Мы вчера с пацанами все его склады сожгли. Будет знать, как нормальных ребят чмырить.
Вера посмотрела на довольного Костю, который, казалось, гордился произошедшей ситуацией.
– Ты не боишься, что когда он выйдет из больницы, такая мясорубка начнется…
– Если он выйдет, – парень лукаво улыбнулся, дернув бровью, – Ты Вер не парься, ты теперь на особо контроле у руководства. Все же знают, что у тебя там с Гордеевым свои мутки, наказывать конечно не будут, но и беспредел не позволят. Тебя теперь будут охранять как картины в Эрмитаже.
– Почему картины?… – Вера снова перевела на парня рассеянный взгляд, пока он перестраивался в другой ряд в потоке машин.
– Ну, музей же, значит картины. Че там еще охранять? На вот лучше попробуй, ментоловые, Кирюха, дружбан, достал откуда-то, – Костя протянул девушке пачку сигарет и вытащил зажигалку из кармана, вместе с семечками, – Пардон.
По дороге Вера расслабилась и уже смеялась над Костиными шутками, вплоть до самых дверей в офис. Уверенно прошла мимо охраны, по коридору, улыбчиво встречая подскочившую Аню.
– Что за крики?
– К Артему Александровичу жена приехала, – секретарша покосилась на дверь, из-за которой послышался отборный мат голосом Исаева.
– Ладно, если спросит – я у себя. Приготовишь мне кофе, не успела дома попить? – Вера хлопнула ладонями по стойке, намереваясь уйти, когда дверь кабинета Артема открылась и из него выскочила Женя, злющая как ведьма. Колко пробежалась взглядом по Клинковой, буквально испепеляя ее.
– Столько лет жила с тобой, но так и не узнала, что тебе на самом деле нравятся кабачные певички, раздвигающие ноги за деньги.
– Закрой свой рот, – заорал Артем, очевидно долбанув кулаком по столу, – Я сказал тебе уйти, что непонятного.
– А тебя, потаскуха, я предупреждала, не тереться возле чужих мужиков, – Женя за секунду сократила между ними расстояние, дав Вере звонкую пощечину, – Ты кем себя возомнила? Шлюха. Да таких как ты, знаешь, сколько было, я их всех перебила, как моль в шкафу, и тебя уничтожу, дрянь малолетняя.
Клинкова держалась за горящую щеку, молча смотря Жене прямо в глаза. И, казалось бы, могла смотреть еще дольше, пока Артем не схватил женщину за локоть, таща за собой по коридору на выход.
– Вер… – Аня перевела на Клинкову взволнованный взгляд.
– Ничего страшного. Пойду, умоюсь.
Закрылась в туалете, включив воду и упершись в бортик раковины, посмотрела в зеркало. Действительно, как бизнес леди – новый брючный костюм, темно-зеленого цвета, волосы, собранные на затылке в тугой хвост, даже стрелки нарисовала, когда уж там завтракать. Щека алела ярким пятном, и девушка несколько раз приложила холодную ладонь. Поправила волосы, чуть подтекшую тушь и вернулась в приемную.
– Артем Александрович еще не вернулся, – Аня снова подскочила со своего места, подходя к Вере, и взяла ее за руку, – Может приложить что-то холодное?
– Пойду лучше у шефа коньячку стащу, – Вера натянула улыбку и вошла в кабинет Артема. Кроме перевернутой на полу пепельницы, пару листов бумаги, валяющихся под столом и раскрытого нараспашку сейфа – ничего особо не выдавало прошедшего в кабинете урагана «директорской» жены. Вера вздохнула, медленно подходя к сейфу. Взяла папку с нижней стопки, открывая на первой странице.
«Детский дом».
– Вам помочь, Вера Николаевна?
В кабинет неспешно прошел Жломский, в своем неизменно выглаженном костюме, прилизанной челкой и рабочим портфелем в руках.
– Нет, Виталий Сергеевич, я вполне справляюсь самостоятельно, – Вера продолжала листать документы, не глядя на мужчину, который подходил все ближе и ближе.
– Нашли что-то интересное?
– Весьма, – все, о чем говорил Гордеев, было чистой правдой, содержимое подтверждало все его слова по поводу цели строительства детского дома, – Вы принимаете в этом какое-то участие? – она захлопнула папку, тряхнув ей перед его лицом, – Детский дом такого типа наверняка требует повышенного внимания юриста. Не боитесь?
– Не понимаю, о чем вы – Жломский начал нервно крутить пуговицу на пиджаке и Вера первый раз заметила, что его руки взялись мелкой дрожью, – Но я думаю, что вам лучше не лезть в дела Артема Александровича. Есть некоторые моменты, которых вам лучше не касаться.
– К счастью или, к сожалению, но я уже по уши втянута в это дерьмо и может быть знаю побольше вашего, Виталий Сергеевич.
– Неужели вам позволили…
– Вы не волнуйтесь, это вредно для здоровья. А приютом я займусь, все-таки такой шанс выпал, нужно воспользоваться. Пока кто-то другой не воспользовался, – Клинкова едко усмехнулась, вспоминая утренние новости, – В нашем деле важна четкая направленность и желание добиться желаемого результата, значит нужно приложить все силы и возможности.
– Не думаю, что вы понимаете, о чем говорите, – мужчина поправил туго затянутый галстук и похлопал себя по карманам на пиджаке, – Не всегда столь ярое рвение приводит к тому результату, который вы ожидаете.
– Вы на что-то намекаете?
– Да ну что вы, Вера Николаевна. Я буду только рад, что теперь у меня появится еще один человек, сведущий в юридических вопросах, касающихся текущего проекта. Слишком большой объем работы. Слишком много на кону. Только не стоит заниматься самодеятельностью и консультироваться по интересующим вопросам стоит с людьми, которые более погружены в суть.
– С вами, например?
– Если вам будет угодно, – он пожал плечами, поправив очки, – Но мы, же с вами вроде как за одну команду играем, верно?
– Задайте ваш вопрос корректнее, Виталий Сергеевич, – Клинкова вздохнула, сунув папку подмышку, – Работаю ли я на Гордеева?
– Бог с вами, Вера Николаевна, – мужчина улыбнулся, пряча левую руку в карман брюк, – Исключительное любопытство. О вашей кровной связи известно давно…
– И это не дает вам право меня подозревать, Виталий Сергеевич. Не стоит судить людей по себе. Извините, мне нужно идти.
– Конечно, конечно, – Жломский отошел в сторону, пропуская Веру, – Папку бы оставили, хозяин вернется, думаю – будет недоволен.
– Ничего, я с этим разберусь.
– Тогда удачного дня, Вера Николаевна. И приложите что-нибудь холодное к щеке.
Нервно массируя виски, Вера в очередной раз прокручивала встречу с Женей в голове. Только сейчас ощутила, как сильно бьется сердце после такого резкого выброса адреналина. Стоя напротив Жени, Клинкова не ощущала ни страха, ни стыда. Она даже пощечину толком не почувствовала, только сейчас – минут через 15, сидя в своем кресле.
Артем тихо вошел в кабинет, прикрывая за собой дверь. Примостился на край рабочего стола, внимательно разглядывая девушку. Вера вздохнула, поднимая к нему голову, тут же облизывая пересохшие от волнения губы. Щека горела огнем. Вдруг захотелось прикрыть ее ладонью, чтоб он не смотрел, как по коже расползается красная пятерня, но одернула себя. Ей нечего стыдиться, она выдержала этот удар достойно, как в прямом, так и в переносном смысле.
– Я не знал, что она приедет, – Артем устало опустил голову, сжимая пальцами переносицу.
– Ее можно понять, – голос внезапно охрип, и Вере пришлось прокашляться, прежде чем продолжить, – Если бы у меня уводили мужчину, наверно я бы тоже так поступила. Может быть, даже придумала что-нибудь посерьезнее, чем просто пощечина.
– А вы дикая амазонка, однако, Вера Николаевна, – Исаев улыбнулся, – Ты знаешь, я в такую ситуацию попадал, когда был совсем молодой. За мной со школы бегала одна девчонка, таскалась, вешалась постоянно, записочки эти ваши бабские мне в каждой тетрадке оставляла, сохла короче по мне…
– И ты как самый крутой пацан в школе естественно не отвечал ей взаимностью, – Вера усмехнулась, откидываясь на спинку кресла, закидывая ногу на ногу.
