Текст книги "Восторг гаргульи (ЛП)"

Автор книги: Наоми Лукас

Соавторы: Брекстон Мел
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 27

Последняя капля

Саммер

Руки Зуриэля вырваны из моих рук.

Я не могу потерять его, не снова, и, когда тьма сгущается, я бросаюсь вперед, в погоню за его светом.

Погружаюсь в туннели, его сияние тускнеет, исчезает вдали.

«Нет!»

«Нет, нет, нет!»

Он мне нужен. Ускоряя бег, я перестаю заботиться о том, что может скрываться за пределами моего поля зрения, игнорируя ужасные звуки разрываемой плоти и хруста костей. Прорываясь сквозь шлейфы серы, я остаюсь сильной.

Зуриэль нашел путь сюда, а значит, должен быть выход.

Моя грудь горит, растапливая страшный лед. Свет моей горгульи зажигает меня, давая мне больше надежды, чем я чувствовала с тех пор, как Эдрайол проглотил меня.

«Проглотил».

Я вздрагиваю, отгоняя воспоминания. Несмотря на это, он скользит по моей коже. То, как растягивался его рот, как его зубы царапали мою кожу, цеплялись за мою одежду ‒ давление его слизистой, замкнутой глотки, настолько тесной, что я не могла дышать.

Я бегу быстрее. Я буду бежать вечно, если придется.

Мне нужно связаться с Зуриэлем и убедить его раскрыть все, даже если это разрушит музей, даже если это уничтожит меня. Если он сможет зажечь здесь свой свет… Я знаю, что он сможет уничтожить Эдрайола.

Это место, чем бы оно ни было ‒ чрево демона, его разум, Ад или его измерение ‒ оно ослабело, когда Зуриэль сиял. Я почувствовала это, когда ко мне вернулась надежда.

Я преследую далекую искру, пока она медленно не становится выше и шире, и это зрелище усиливает мой адреналин. Набирая обороты, я бегу еще быстрее.

Цепкие руки тянутся ко мне, жадные пальцы хватают мою одежду. Я проталкиваюсь вперед, стряхивая их, оставаясь на тропе, широко раскрыв глаза. Боюсь, если отвернусь, закрою их хотя бы на секунду, я потеряю свет.

Приближаюсь, на другой стороне что-то есть, но я не уверена, что именно. Цвета? Может быть, фигуры?

Достигнув его и резко остановившись, по моей коже пробегают щупальца тепла. Это какой-то портал, показывающий мне музей. Зуриэль на другой стороне, весь в крови ‒ все в крови.

Делая выпад вперед, мое тело натыкается на невидимый барьер. Зуриэль смотрит на меня с разъяренным лицом, и портал смещается, отслеживая его, пока он поднимается.

Я ругаюсь, стуча руками по невидимой стене. Кричу, надеясь, что он меня услышит.

«Это я!»

«Я здесь».

Я… здесь…

Вот только мой голос не слышен, звук глухой, отдающийся эхом. Я прижимаюсь всем телом к барьеру, проверяя пальцами каждый дюйм, молясь, чтобы провалиться и найти слабое место. Он сгибается, поддается, как жесткая резина, непреклонный.

Залитый кровью, с перерезанными крыльями и порезами на груди, Зуриэль привлекает мое внимание, с другой стороны. Я хмурю брови, в ужасе от того, что с ним произошло. Он не проявляет никаких признаков боли, но, если ему можно доставить удовольствие, ему можно причинить боль.

«Зуриэль…» Мои ногти царапают стену. Я отвечаю на необходимость выкрикнуть его имя.

Он бросается на меня, и я пытаюсь увернуться, падая, когда он пытается отбить атаку. Он нависает надо мной и бьет меня кулаком по лицу. Он делает это снова, и я вздрагиваю, чувствуя боль во всем теле. Мой нос ломается, боль становится пульсирующей, которая медленно нарастает.

Он слетает с меня, врезается в стену, разбив стеклянную перегородку. Он встает и снова атакует меня, оскалив зубы и насторожив уши.

Зуриэль хватает меня за подбородок, заставляя встретиться с его разъяренными глазами.

Мой рот расширяется в беззвучном крике, поглощенный моей потребностью в нем.

Портал расширяется, барьер становится тоньше. Я проваливаюсь сквозь него, и вдруг он смотрит на меня.

Я кричу. Мои глаза закатываются, пока я пытаюсь сохранить сознание в своем израненном теле. Моя голова, нос и шея взрываются от боли.

‒ Не заблуждайся, демон, я увижу, как над тобой издеваются, стоя на коленях перед Небесами, ‒ рычит он. ‒ Отпусти ее, и я, возможно, проявлю милосердие.

Я хнычу.

Он рычит, таща меня под руку.

‒ С меня хватит твоих хитростей!

Я воплю, боль обостряется и распространяется, когда у меня перехватывает дыхание. Упав на его руки, меня уносят в подвал. Мое зрение тускнеет, кровь приливает к голове, когда он бросает меня в круг из соли, который мы выложили несколько недель назад.

Ударившись о цемент, я стону, рухнув и сворачиваясь в клубок. Тяжело дыша, я медленно поднимаюсь на руки.

Он льет святую воду на пол. Часть ее стекает к моей ноге и обжигает, как кислота. Я шаркаю прочь, пятясь по соли, пока не останавливаюсь, словно ударяюсь о невидимую стену.

‒ Это не сработает, ‒ хриплю я.

‒ Замолчи.

Внутри меня нарастает отчаяние, и, вскрикнув, я опускаю взгляд на живот. Тошнота трансформируется, превращаясь в ощущение рук, давящих наружу, толкающих изнутри меня, поднимающихся вверх по груди. Холодность возвращается, ледяной холод охватывает мою грудь, поднимаясь к моим клеймам.

‒ Он пытается вернуть контроль.

В ужасе я царапаю свою плоть, толкая схватившие руки внутрь, не давая Эдрайолу растянуть меня вширь и разорвать на части.

‒ Помоги мне! ‒ кричу я.

Зуриэль останавливается, глядя на меня. Я бьюсь сильнее, в агонии.

‒ Саммер?

‒ Останови его! ‒ визжу я, борясь со своими рыданиями.

Зуриэль подбегает ближе и прижимает меня к себе.

‒ Не двигайся.

Я едва слышу его, корчась, когда руки Эдрайола достигают моего горла, перехватывая мое дыхание. Обхватив руками шею, я подавляю себя, отчаянно пытаясь не дать ему вырваться из меня.

Зуриэль прижимает меня к полу. Оседлав меня, он обхватывает мою сжимающую грудь руками над моими отметками.

Его прикосновение обжигает.

Его контакт не дает мне покоя, и ужасный визг вырывается из моего горла, заставляя его открыться.

‒ Саммер, ‒ его голос тихий, его огонь растет, обжигая меня. ‒ Прости меня.

Вспышка света сосредоточилась на моей груди. Боль обжигает, кипятит меня, становясь больше, чем я могу вынести. Я исчезаю…

Моргая, я появляюсь на поверхности. Давление Эдрайола исчезло, и остались только физические раны и боли прошлого. Я вздрагиваю и хватаюсь за голову.

Зуриэль сдвигает мои руки и заставляет меня посмотреть на него, наши носы сомкнуты. Смаргивая слезы, я падаю с криком.

Он притягивает меня к своей груди.

‒ Мне очень жаль, ‒ шепчет он хриплым голосом.

Заложив одну руку за мою голову, а другой обхватив поясницу, он прижимает меня к себе.

‒ Пожалуйста, будь в порядке.

Облизывая ободранные губы, я не знаю, что сказать.

Я не в порядке.

Я все еще чувствую Эдрайола внутри себя. Давление его тьмы снова нарастает.

‒ Тебе нужно сделать больше, ‒ хриплю я.

Его руки сжимаются вокруг меня.

‒ Я не могу продолжать причинять тебе боль.

Я качаю головой.

‒ Он поднимается.

Моя спина выгибается, когда удары начинаются снова, начиная с нижней части живота.

‒ Я не смогу долго терпеть. Ты можешь сделать это. Ты должен это сделать.

Зуриэль касается моих щек.

‒ Это убьет тебя.

‒ Раньше твой свет освещал его Ад. Используй это. Теперь он содержится внутри меня. Наполни меня изнутри.

Я вздрагиваю, когда когти Эдрайола превращаются в червей. Они шевелятся, извиваются, грызут меня, скользя по моей груди.

‒ Не сдерживайся.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть тошнотворного расширения внутри меня.

‒ Есть другой способ.

‒ Другого пути нет!

‒ Это не сработает ‒ это только убьет тебя.

‒ Поверь мне! Я все равно умру! Если ты не попробуешь… ‒ рыдаю я, чувствуя, как Эдрайол царапает мое ноющее горло, ‒ он узнает твое имя.

«Пытки прекратятся, если ты дашь мне то, что я хочу», ‒ звучат в моей голове слова Эдрайола, как барабаны в прошлый раз.

‒ Пожалуйста, ‒ прошу я, водя руками по груди Зуриэля, по его голове. ‒ Пожалуйста!

Схватив его за рога, я из последних сил поднимаю его, прижимаюсь губами к его и целую. Оно поверхностное, но дикое, безумное от боли.

Зуриэль стоит неподвижно и не целует меня в ответ.

‒ Пожалуйста, ‒ шепчу я ему в рот, умоляя. ‒ Он почти здесь. Если мы не сделаем это сейчас…

Мои руки подводят меня, и я опускаю голову.

Его губы ласкают мой лоб.

Мне очень хочется произнести его имя, хотя бы для того, чтобы в последний раз признаться в любви, обнажить доказательство того, что он для меня значит все. Но я этого не делаю. И сдерживаю боль. Это больно. Все болит, и как бы мне ни хотелось хоть минуты покоя, я знаю, что эти мгновения уже потрачены. Я решила, что буду ценить их, пока у меня есть такая возможность.

Я недостаточно ценила их.

Я чувствую некоторое облегчение, когда Зуриэль кладет меня на пол.

Я сжимаю зубы, сжимаю губы, сдерживая тьму Эдрайола, пока могу. С последним болезненным взглядом Зуриэль срывает то, что осталось от моего свитера и бюстгальтера, кладя руки прямо мне на грудь. Его руки теплые, они жгут, но я не чувствую боли.

Эдрайол рыдает во мне, кричит внутри, его руки сжимают мое сердце, мою утробу, мою голову.

Комнату заливает свет, ослепляющий меня. Черви заползают в мое горло, заполняя рот, заставляя меня давиться и заставляя губы разомкнуться.

‒ Ты кусок горгульего дерьма! ‒ кричу я.

Руки Зуриэля прижимают меня к полу, я теряю контроль и злобно дергаюсь. Тьма проникает внутрь, затмевая уголки моего зрения.

Эдрайол ругается и сквернословит, оскорбляя меня.

Я проглатываю его. Внутри у меня мурашки, а в нос ударяет запах сгоревших волос.

‒ Еще! ‒ кричу я.

Я не вижу Зуриэля, только чувствую его. Одна рука стиснула мою грудь, его когти срывают мои штаны.

‒ Еще!

Чувствуя свое разрушение, Эдрайол борется с моей жизненной силой, пытаясь уйти.

Рот Зуриэля смыкается на моих губах, заставляя их раскрыться, когда его язык проникает в меня. Его свет следует за мной, ошеломляя мое тело. Я падаю внутрь, за пределы, куда-то и повсюду.

Моя горгулья входит в меня, проникая во все стороны. Наказывающий, его язык бьет меня по рту. Он раздвигает мои бедра, его член растягивает меня и, толкаясь, глубоко наполняет меня. Он излучает в меня свой свет. Все горит, когда его сила льется внутрь, взрывая меня.

Очищая меня.

Эдрайол отшатывается.

Конечности скованы, я не могу пошевелиться, темнота сгущается. Демон корчится.

Я греюсь в свете Зуриэля, пока демон страдает. Он слабеет, увядает все меньше и меньше, пока не становится остатком, его преобладающее присутствие похоже на легкое трепетание тошноты.

Белый огонь охватывает все. Я не могу дышать. Могу только чувствовать ‒ едва.

Зуриэль пронизывает меня, становясь мной, мое тело содрогается от вторжения, усилий… комфорта.

Земля дрожит от каждого мощного движения бедрами Зуриэля.

Меня разрывает гортанный рев, и боль исчезает.

Мое тело взрывается.

Глава 28

Неожиданное восстановление

Саммер

Рыдая, я тянусь к Зуриэлю, но мои руки наталкиваются на одеяла, а затем на теплый воздух. Мои пальцы напряжены и пусты.

Слышен писк, антисептический запах больницы, который следует за моей мамой домой. Быстро моргая, я обнаруживаю, что нахожусь в постели.

Его здесь нет.

‒ Саммер?

‒ Элла?

Элла здесь?

Она задыхается и наклоняется вперед, ее размытый профиль едва узнаваем.

‒ Ты пришла в себя.

Мой рот открывается, но я не могу говорить. Напрягшись, я в волнении дергаю одеяла. Несколько минут назад я боролась за свою жизнь, держа в себе демона, и Зуриэль…

«Зуриэль…»

Элла протягивает мне что-то.

‒ Вот.

Я щурюсь, увидев очки.

‒ Они твои. Новая пара, так как старые не нашли. Мы с твоей мамой выбрали их ‒ надеюсь, они тебе понравятся.

Моя грудь вздымается, когда я пытаюсь понять. Трясущимися руками я поправляю очки на носу. Они странные. Все странно.

Эдрайол ушел. «Ушел». Я чувствовала его разрушение. Я в этом уверена. Прижимая руки к груди и животу, подтверждаю его отсутствие. Нет ни давления, ни палящего жара, ни ледяного онемения. Никаких рук, пытающихся вырваться на свободу, и никаких червей, ползающих по моему горлу. Мое тело снова принадлежит мне. Как и мой разум.

Я осматриваю больничную палату, понимая, что это стандартная проблема для больницы округа Блумсдарк. Сейчас день, солнечный свет льется в окно справа от меня и освещает Эллу с другой стороны. Мы лишь вдвоем.

‒ Как ты себя чувствуешь? ‒ напряженно спрашивает она, постукивая по телефону. ‒ Я сообщаю твоим родителям, что ты в сознании. Боже, я так рада, что ты очнулась.

Очнулась?

Я моргаю еще несколько раз. Оправа моих очков толще, чем я привыкла, и края моего зрения залиты фиолетовым светом. Сглатывая, не зная, кружится ли у меня голова, меня тошнит или я голодна, я морщу нос ‒ по нему проходит трубка. Он чешется, и я его потираю.

Элла хватает меня за запястье.

‒ Это трубка для кормления. Мне следует позвонить медсестре…

Я хватаю ее руку, прежде чем она ее отдергивает.

‒ Нет, подожди, ‒ говорю я хриплым голосом.

Она хмурится.

‒ Пожалуйста, нам нужно поговорить.

Я сжимаю ее руку.

‒ Ты была в коме две недели. Медсестрам необходимо тебя осмотреть.

Кома... Каким-то образом я выжила. Зуриэль…

‒ Пока не звони им, пожалуйста. Можем ли мы сначала поговорить? Мне нужно знать, что произошло.

Она откидывается назад и кивает, выражение ее лица смягчается.

‒ Хорошо.

Она несколько раз моргает, и вдруг слезы текут по ее лицу, когда она прижимается лбом к моей руке.

‒ Саммер, я так рада, что ты очнулась.

Неожиданные слезы наполняют мои глаза.

‒ Я… я тоже.

‒ Ты меня напугала. Ты напугала всех нас.

‒ Мне тоже было страшно. Я думала, что не выживу.

Если я это сделала, Зуриэль тоже. Верно? Должен.

Элла фыркает.

‒ После землетрясения твой отец нашел тебя в подвале музея Хопкинса. Ты пропала. Ему пришлось вломиться.

‒ Землетрясение?

‒ Самое сильное в Элмстиче, которое когда-либо было ‒ сейсмологи озадачены. Мы думаем, что ты ударилась головой. У тебя нет никаких травм в других местах. Они сделали бесчисленное количество сканирований, и ты совершенно здорова, вот только ты была без сознания. Ничто не могло тебя разбудить.

Мои брови хмурятся, и я смотрю на свое тело. Прошло две недели. Для меня это похоже на мгновения. Я отпускаю руку Эллы и касаюсь своих ног, заглядывая под больничное одеяло. Они немного волосатые, но синяков и порезов нет.

Осторожно обыскиваю голову, нос ‒ не сломан. Мое тело болит, мне некомфортно из-за обездвиживания.

Я кладу ладони на грудь и живот, но ничего не чувствую от отметин. Они просканировали мое тело, наверняка кто-нибудь увидел бы…

‒ Есть еще кое-что.

«Еще кое-что?» Я напрягаюсь, глядя на нее в ответ.

Элла колеблется.

‒ Что такое? ‒ нажимаю я.

‒ То, как тебя нашли. Твой отец рассказал только твоей маме и мне, но он нашел тебя внизу лестницы, твое тело было плотно завернуто в одеяла, и больше ничего ‒ ты лежала спокойно, как будто дремала. Мы беспокоимся о том парне, с которым ты встречалась… Он тебя накачал наркотиками или что-то в этом роде?

Я смотрю на нее.

Ее взгляд теплеет.

‒ Джон Бек тоже пропал. До сих пор не найден. Он твой парень?

Я отвожу взгляд, качая головой.

‒ Нет, не Джон.

‒ А в «Водопое» ходят странные слухи, что старая музейная статуя горгульи ожила примерно за час до землетрясения.

Я вздрагиваю от ее непреднамеренного упоминания о Зуриэле.

‒ Итак, мне нужно спросить, и этот вопрос кажется очевидным, но с тобой все в порядке?

Я оглядываюсь на нее.

‒ Что ты имеешь в виду?

‒ Пожалуйста, Саммер, ты можешь мне сказать. Я беспокоюсь. Мы все беспокоимся. Есть ли что-то, о чем ты не говоришь?

Я протираю глаза. Я всегда все рассказывала Элле. Я доверяю ей больше, чем кому-либо. Но это? Это прозвучит безумно, хотя я хочу попробовать. Было бы здорово довериться ей. Если бы я кому-нибудь рассказала, то это была бы Элла. Она не перестанет быть моим другом.

‒ Есть что-то еще.

‒ Если ты не хочешь говорить…

‒ Хочу. Мне нужно поговорить об этом…

В дверь стучат, и кто бы это ни был, он не ждет ответа. Дверь широко распахивается.

Мама влетает в палату в больничном халате. Папа не отстает. Она обнимает меня, рыдает мне в плечо, а затем кашляет, берет себя в руки и начинает исследовать мои жизненно важные органы, вытирая слезы с глаз. Она целует меня в лоб.

‒ Мы были на посту медсестры, когда получили сообщение от Эллы. Как ты себя чувствуешь?

Даже у папы глаза на мокром месте.

‒ Я в порядке. По крайней мере, я думаю, что со мной все в порядке, учитывая все обстоятельства.

Постукивая по аппарату, она говорит тем серьезным голосом, который я слышу только в больнице.

‒ Ты находилась в коме несколько недель. Ты можешь чувствовать себя разбитой, дезориентированной или растерянной. Странно… все это.

Она сжимает мою руку, ее взгляд критически скользит по моему лицу.

‒ Ты необычайно бдительна.

Не дожидаясь ответа, она суетится, прислушиваясь к биению моего сердца. Она проверяет мои глаза и горло.

Я виновато улыбаюсь Элле, и она произносит: «Поговорим позже», выходя из палаты.

Как только мама убеждается, что мне не нужна немедленная помощь, она вызывает на помощь другую медсестру, поскольку она не должна обновлять мои данные. Лечащий врач делает это.

Наконец, после множества тестов и вопросов, папа устраивается рядом со мной.

‒ Ты всех сильно напугала.

‒ Мне жаль. Я не помню, что произошло. Может быть, я что-то вдохнула?

Мой взгляд останавливается на кафельном потолке больницы. Выдыхая, я чувствую пустоту в груди, и прежнее спокойствие ушло. Что, если Эдрайол ‒ это утечка газа или удар по голове?

‒ Я говорил тебе быть умницей, ‒ говорит он.

‒ Я была умницей.

Или пыталась ей быть.

Его челюсть напрягается.

‒ Иногда мне хочется, чтобы ты была еще ребенком, и я мог удержать тебя от риска. Но это не так, и ты рискуешь. Итак, чтобы… ни случилось, я надеюсь, оно того стоило. Ты проводишь слишком много времени в этом музее. Возможно, пришло время уйти, начать поиск работы по-новому.

‒ Может быть, ‒ продолжаю я. ‒ Мне там начинает нравиться.

Он вздыхает.

‒ Пока ты была в коме, были похороны Бека. Его сын заметно отсутствовал. Ходят слухи, что он сбежал. Но все его вещи по-прежнему дома, и никто не может его схватить.

Мои губы сжимаются.

‒ Ты что-нибудь знаешь, Саммер?

Я представляю обгоревшее тело Джона, искалеченное, и удивляюсь, почему его никто не обнаружил. Кто-нибудь уже сделал бы это, если бы он остался в переулке. Если бы черви его не забрали. Я качаю головой, не зная, что сказать.

‒ Я ничего не знаю.

Папа кивает и подпускает медсестру ближе. Доктор Тейлор присоединяется к нему снаружи, и двое мужчин тихо обсуждают меня.

Я теряю счет времени, когда меня осматривают, тыкают, щупают и сканируют. Составлены планы по моему выздоровлению. Я встречаюсь с диетологом, показываю, что могу глотать, и мне разрешают съесть несколько кусочков безвкусной еды. После того, как я докажу, что могу встать и доковылять до ванной, мои мышцы скорее болят, чем атрофируются, мой катетер удаляют.

В ванной я использую редкую минуту уединения, чтобы заглянуть под больничную рубашку. Мои отметены исчезли, не оставив никаких следов того, что они когда-либо были там. Это тревожное зрелище усиливает мою неуверенность ‒ интересно, что же было на самом деле?

Я узнаю, что Джинни все еще в музее. Папа заезжает, чтобы позаботиться о ней, потому что она отказывается выходить из магазина, убегает и прячется, когда он пытается ее забрать. Он говорит, что это место все еще разрушено землетрясением, и, понизив голос, добавляет, что там запекшаяся кровь, хотя и не спрашивает, чья она.

К полудню приезжают двое полицейских и допрашивают меня. Я предлагаю им расплывчатые ответы, хотя знаю, что они надеются на большее. Мы с Кэрол ‒ последние, кто видел Джона, и они знают, что я последовала за ним по переулку. Они согласны с моим утверждением, что я вошла через черный ход музея и вскоре после этого потеряла сознание. Кажется, чудом, что никто не попросил ордер на посещение музея, чтобы увидеть засохшую кровь, которую, как утверждает папа, видел. Подозревая Хопкинса больше, чем раньше, я не могу быть уверена, что здесь не были замешаны сверхъестественные силы.

Весь этот процесс истощает мои силы, и, несмотря на бурную деятельность вокруг меня и постоянную смену посетителей, я засыпаю.

Позже я очнулась на звук закрывающейся двери. Наконец я одна, за окном виднеется сумрачное небо. Поздний вечер.

Когда я сажусь, мое сердце колотится, ожидая появления Зуриэля в окне.

«Мне это не пригрезилось».

Мои руки блуждают, инстинктивно прикрывая те места, где раньше были мои отметины, но я ничего не чувствую, и мое сердце замирает.

Проходят минуты, а Зуриэля все нет.

Я становлюсь возбужденной, настороженной, все подвергаю сомнению. Единственное, что я знаю наверняка, это то, что Джон пропал, а его отец мертв, но было ли это вызвано демоном?

Неужели все было моим воображением?

Мне нужно найти Зуриэля.

Я отсоединяю трубку для кормления и роюсь в спортивной сумке, которую собрали родители, в поисках спортивных штанов, футболки, кроссовок и толстовки с капюшоном. Быстро одеваясь, я веду себя максимально тихо. В моей сумочке все еще лежат ключи.

Улизнуть из больницы легко ‒ мне помогает то, что я ее хорошо знаю. Я прохожу мимо поста медсестры и спускаюсь по черной лестнице, выйдя через не защищенную дверь на нижнем этаже. Выйдя на улицу, я вдыхаю свежий осенний воздух и смотрю на небо, все еще надеясь на появление Зуриэля. Нет даже летучей мыши. Холодно и становится все холоднее. Я, не колеблясь, бегу к стойке для велосипедов и нахожу не запертый.

До музея пара миль, и с приливом адреналина все пролетает как в тумане. Крутя педали, я еду вперед. Мне нужно его увидеть. Мне нужно знать.

К тому времени, как я дохожу до входной двери, мои ноги становятся резиновыми и вот-вот подкосятся. Я шагаю вперед, открываю дверь и вбегаю внутрь.

Он здесь.

Музей представляет собой развалины из опрокинутых книжных полок и разбросанных сувениров, но он, как и всегда, стоит за стойкой регистрации.

Твердый, как ни в чем ни бывало, в той же позе, что и всегда.

Я бегу к нему.

Мои руки касаются его холодного, застывшего тела, его крыльев, его груди, обхватывают его правую щеку над его угрюмым выражением лица.

‒ Сейчас ночь. Теперь ты можешь проснуться.

Я ласкаю его замерзшие губы. Я смотрю в его каменные глаза.

‒ Зуриэль, я здесь. Вернись ко мне.

Он не шевелится. Мое сердце замирает.

Слезы проливаются, я падаю на него.

Раздается мяуканье, и Джинни трется головой о мои голени. Некоторое время я просто смотрю на нее, не в силах отпустить Зуриэля, мои слезы смачивают его грудь. Она вьется между ног Зуриэля, мяукая на него.

Отпустив его, я тянусь к ней.

‒ Привет девочка. Ты… тоже скучаешь по нему?

Джинни трет мою руку, требуя внимания. Почесав ее, я сажусь спиной к столу.

Я смотрю на свою горгулью.

‒ Было ли это на самом деле? Что-нибудь из этого?

Мой разум запутался, последние недели становится трудно отслеживать. Я так недосыпала, меня терзала тревога…

‒ Ты вернешься? ‒ шепчу я.

Я сказала ему, что люблю его. Что я сломаюсь, если он умрет. Я это сказала, да?

Или все было просто дымом и ударом по голове? Мечты и кошмары, просачивающиеся в реальность?

Может быть, если бы… я могла бы…

Вскочив на ноги, я роюсь в ящиках стола в поисках зажигалки и ножа. Я провожу пламенем над лезвием, надеясь, что его будет достаточно для стерилизации, и, сделав небольшой надрез на кончике среднего пальца, испытываю удовлетворение, когда выделяется капля крови.

Я смахиваю кровь на его губы.

‒ Зуриэль, я приказываю тебе проснуться.

Джинни наблюдает, как я глубоко вздыхаю в предвкушении.

Ничего.

Есть еще момент и еще. Они суммируются, пока не пройдет минута, полчаса. Ничего не происходит.

Я целую его. Я размазываю свою кровь. Я произношу его имя.

‒ Пожалуйста, пожалуйста, проснись.