Текст книги "Вавилонские младенцы"
Автор книги: Морис Дантек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
20
Сперва боль нарастала неторопливо, как океанский прилив, тонкими колючими струйками распространяясь под кожей, взмокшей от желания. Затем щупальца боли – узкие, но прочные, как сталь, и жгучие, как раскаленные уголья, – вцепились в самые чувствительные места, и он застонал от наслаждения-муки.
«Мазомашина – это настоящее чудо», – твердил он про себя, когда дрожь серией электрических разрядов пронзала самые интимные уголки тела, которые стали напоминать ему пылающую нить накала.
Он еле сдержал рвущийся наружу крик, когда пучок острых игл коварно впился в плоть вокруг его ануса, образуя кольцо наслаждения-муки, такой же жесткой и осязаемой, как стальной бандаж футболиста, защищающий его пенис.
Напрягшись, он закрыл глаза и заставил вялую, робкую, лишенную всякой воли руку ползти к кнопке выключения механизма – без единого шанса достичь цели.
– Итак, доктор Ньютон, что вы об этом думаете?
Доктор поднял полные слез глаза на высокую атлетическую фигуру человека, стоявшего перед ним.
Шэдоу[74]74
В переводе с английского Shadow – тень.
[Закрыть] с явным весельем наблюдал за этой сценой. Когда воздействие «мазомашины» на доктора Ньютона стало гораздо более выраженным, он открыл рот, как будто собираясь умолять о чем-то эту Венеру в синтетической обшивке. И увидел жестокую улыбку Шэдоу и бисеринки пота, блестевшие на матовой коже араба. Такая реакция спровоцировала ставший привычным цикл унижения-наслаждения, и это лишь усилило эффект, оказываемый сетью электрических шипов и игл, которая теперь держала всего его тело в напряжении, а половой орган под шортами «колониального» стиля из сурового полотна – в состоянии эрекции.
Затем Шэдоу сделал то, что всегда.
С холодной усмешкой на лице он медленно повернул колесико регулировки аналогового сигнала, гася несущую волну. Чудовищно приятное видоизменение контура электрической цепи, подавляющее импульс-возбудитель нервной системы.
Поток боли прервался, оставляя ни с чем не сравнимую грусть по утраченному раю.
– Итак, доктор Ньютон?
Отголоски только что испытанного наслаждения еще продолжали звучать в теле доктора. Нервные окончания как будто вытягивались под кожей, образуя призрачную копию сети-муки, источник которой жил в черной коробочке.
Коробочка.
Простой черный ящичек. Аналогичный тому контейнеру с био-процессорами, который доктор Ньютон недавно получил от араба. Коробочка, оснащенная несколькими хитроумными устройствами. И соответствующим программным обеспечением. Оно превращало тело в аналоговый механизм. Подобный способ воздействия – достаточно тонкая перекомпоновка связи органов и тканей с центральной нервной системой – граничил с искусством. Мозг и весь организм, внутри которого этот шедевр воплощался, могли снова переживать соответствующие ощущения бесконечно, воспроизводя определенный набор нейроэлектрических страданий.
С «мазомашинами» Шэдоу всегда было именно так.
Чудо в чистом виде. По-настоящему великолепная мерзость.
Шэдоу был королем техно-трэша. Он был подонком, извращенцем, и доктор Ньютон обожал его.
– Сволочь ты эдакая, – простонал он, поджимая губы, подрагивавшие от удовлетворенного желания. – Вот дьявольская штуковина! Сколько ты хочешь за это?
– Цена не изменилась, доктор. С обычной скидкой в обмен на традиционную маленькую услугу. Ни больше ни меньше.
Доктор сурово взглянул на юного бейрутского Аполлона.
Шэдоу принялся убирать различные модули «мазомашины», затем взялся за пучок оптоволоконных проводов, подсоединенных к чему-то вроде толстой короны, венчавшей голову Ньютона.
– Снимите невральный обод. И скажите мне то, что я хочу узнать. Меня ждут другие клиенты, мэтр.[75]75
Принятая во французском языке форма обращения к адвокату или нотариусу.
[Закрыть]
Под личиной «доктора Ньютона» скрывался Николас Кравжич, юрист, член Монреальской адвокатуры. Этот уроженец Украины в начале семидесятых вместе с родителями бежал от коммунистического режима. Тогда ему не было десяти лет. Все это Шэдоу было давным-давно известно. Кравжич-Ньютон не мог без весьма стимулирующего чувства страха думать о том, что молодой торговец наслаждениями также в курсе тайных операций, которые адвокат почти двадцать лет выполнял по заданию постсоветской России.
У Николаса Кравжича вырвался вздох, в котором покорность смешивалась с облегчением. Страх, как и боль, – мощные возбудители нервной активности. Возбудители, достаточно парадоксальные для того, чтобы порождать удовольствие от сравнения со своей противоположностью. Ньютон с сожалением снял невральный обод, на мгновение подняв его над головой, как диадему из ограненных алмазов, дарующую истинное блаженство, затем отдал ее Шэдоу. Тысячи мельчайших частиц кремния – последствия контакта с оптоволокном – испарялись с кожи адвоката, покрасневшей в результате процедуры, и заполняли пространство.
– Что же вы хотите знать?
Молодой араб одарил юриста улыбкой – кривой, как сабля багдадского палача.
– Мне нравится слышать от вас такие слова, доктор. Хочу, чтобы вы рассказали мне об особе, скрывающейся под именем Мария А., или Зорн, или каким-либо иным, и предоставили мне данные, зафиксированные русскими биочипами. Теми, что я вам передал.
Шэдоу тщательно упаковал невральный обод, уложив оптоволоконную сеть в трубку для хранения сверхпроводников. После чего подождал, пока Кравжич-Ньютон свыкнется с поступившим предложением и сориентируется на местности.
Кровь отхлынула от лица адвоката, и Кравжич подавил стон.
Полномасштабная измена, которая, безусловно, не понравится Романенко и его весьма подозрительным нанимателям.
Шэдоу улыбнулся в духе Кеннета Энегра[76]76
Кеннет Энегр (р. 1927), американский кинорежиссер и сценарист, яркий представитель киноавангарда 1950–1960-х гг., сатанист.
[Закрыть] – оскал хищника, одетого в черную кожу.
– Вижу, доктор, вы смекнули, что к чему. В обмен могу пообещать вам гарантированное обновление нашего программного обеспечения на протяжении целого года плюс предоставление нового препарата из нашей маленькой рецептурной книги, о котором я вам говорил.
И как по волшебству, доступному любому уличному фокуснику, между большим и указательным пальцами Шэдоу появилась маленькая серая пробирка. Кравжич-Ньютон замер.
Негэнтропин «Захер-Долороза»,[77]77
Sacher-Dolorosa. Первая часть в названии препарата – аллюзия на австрийского писателя Леопольда фон Захера-Мазоха, чье имя звучит в названии сексуального отклонения «мазохизм»; вторая часть – от лат. «мучительная, болезненная», в сокращенном варианте название приобретает вид «SaDo».
[Закрыть] который имел в виду молодой торговец наслаждениями, позволял модулировать каждое болевое ощущение бесконечное число раз и с потрясающей виртуозностью создавать садомазохистские мыслеобразы.
Кравжич знал, что вскоре ни в чем не сможет отказать арабу. Вместе с тем доктор Ньютон так много раз пробовал различные запрещенные законом товары Шэдоу, что понимал: паралич силы воли – обычное дело в подобной ситуации. И если негэнтропин «Захер-Долороза» окажется именно таким, как обещает Шэдоу, если этот препарат в сочетании со средствами воздействия на нервную систему действительно позволяет создать искусственный рай, то – для Кравжича было очевидно – он без малейших колебаний пойдет на все, чтобы заполучить подобное чудо.
– Будем честны и точны, как бухгалтеры, – прошептал он. – Ведь речь идет о баксах.
– Разумеется.
– Итак, предположим, десять тысяч долларов США за ваш черный ящичек и комплект оптоволокна с невральным ободом, плюс еще столько же за искусственный интеллект и еще столько же за ваш неопротеин, минус скидка в десять процентов. К этому следует прибавить гарантированное обновление программ для всех этих штуковин в течение года.
– Вы прямо цитируете текст презентации моего каталога товаров и услуг. Кстати, при случае загляните в него на моем сайте.
– Все это в обмен на данные из памяти биочипов, использованных при лечении Мари Зорн. А также на все, что я знаю об этой истории.
– Совершенно верно. И что вы об этом думаете, доктор?
Кравжич посмотрел на юного торговца технологиями с выражением старого, искушенного жизнью гея: дескать, голубчик, мне известен каждый закоулок в этих общественных туалетах.
– Думаю, что сейчас я совершаю сделку века. Приготовьте жесткий диск.
– Я не сомневался, что вы согласитесь, доктор.
Голос Шэдоу был сладок, как мед.
Мэтр Николас Кравжич, он же доктор Ньютон, упивался этой сладостью как обетованием нового, дарующего экстаз напитка, который в ближайшее время заполнит его вены и артерии, погружая мозг в бассейн с раскаленной лавой счастья-страдания, в очистительный огонь кислотной бани, где будут чередоваться удары бича и прикосновения бритвенных лезвий.
В конце концов, по сравнению с этим все остальное не имело никакого значения.
21
Дорога длинной лентой вилась между холмов. Солнце поднялось высоко, скрывшись за полупрозрачным слоем облаков. Впрочем, на востоке тучи выглядели достаточно мрачно. Небо приобрело чудесный серебристо-серый оттенок. Солнечные лучи, казалось, не теряли яркости, несмотря на то что рассеивались в воздушном пространстве.
Тороп, хмурый, насупившийся, молча вел машину, сосредоточив взгляд на дороге, в то время как его слух баюкала музыка, лившаяся из радиомагнитолы.
Уик-энд на природе закончился новым кататоническим кризисом у Мари – более тяжелым, чем предшествующие. И теперь успешное завершение всей операции казалось очень сомнительным.
Тороп задействовал систему автоматического регулирования скорости, чтобы машина не превышала разрешенного скоростного режима, и доверился программе-навигатору, куда заранее внес план самого короткого пути назад, в Монреаль.
Мари спала на заднем сиденье, а Ребекка смотрела старый американский сериал «Менникс» по специальному каналу с помощью маленького приемника спутникового сигнала «Сателитвижн». В зеркале заднего вида отражались яркие габариты «тойоты» – Доуи следовал за ними по пятам.
Чуть позже, заправляясь на въезде в город, Тороп попытался взглянуть на ситуацию под более оптимистическим углом. Мари по-прежнему спала, она не открыла глаз до самого вечера.
Тороп уселся перед телевизором вместе с Доуи. Ребекка отправилась в душ. Они подыхали от жары, все вентиляторы уже работали на полную катушку. «Экспо» встречались с командой из Кливленда. И получали жестокую выволочку.
Бэттер[78]78
Бэттер, в бейсболе – игрок нападающей команды, отбивающий мяч с помощью биты.
[Закрыть] Кливленда совершил круговой обход всех баз, начался рекламный ролик «Молсона». Доуи встал, чтобы взять пиво из холодильника, и Тороп подумал, что этот парень – настоящая иллюстрация к учению академика Павлова, без каких-либо процессов торможения в нервной системе. Именно в этот момент, как будто специально или по чистой случайности, из ванной комнаты вышла наполовину мокрая Ребекка, на ходу вытирая волосы, а у двери в гостиную появилась Мари.
– Добрый вечер, – тихо сказала она и села в кресло перед телевизором.
Тороп промолчал, подумав: пусть все идет своим чередом. Трансляция матча возобновилась. У питчера[79]79
Питчер, в бейсболе – игрок обороняющейся команды, бросающий мяч.
[Закрыть] «Экспо» дела явно не клеились. Во время второго иннинга[80]80
Иннинг – игровой период, в ходе которого в каждой из команд выбывает по три бейсболиста.
[Закрыть] ситуация продолжала ухудшаться.
Мари не вымолвила ни слова, Доуи и Тороп – тоже. Ребекка раскладывала на столе в кухне колоду карт Таро; два комментатора наперебой потчевали зрителей сведениями о статистике матча.
– Хотите пива или колы? – спросил Тороп.
Мари не шевельнулась, но достаточно твердо сказала:
– Да, спасибо, не откажусь.
Тороп достал из холодильника бутылку кока-колы. Закрывая тяжелую дверцу, он встретился взглядом с Ребеккой. В ее черных глазах застыл немой вопрос.
Тороп так же молча ответил, что все будет нормально, и вернулся к телевизору. Там как раз началась новая порция рекламы.
Мари дождалась, пока Доуи вернется в квартиру 4075, а Ребекка отправится спать в свою комнату. Тороп клевал носом перед телевизором, шел восьмой иннинг – заведомо проигранный.
– Зачем вы это делаете, господин Торп?
Тороп всхрапнул, приоткрыл один глаз и пробормотал что-то вроде:
– О чем это вы?
– Что вами движет, господин Торп? Почему вы взялись за это задание?
Тороп ничего не ответил. Питчер «Экспо» неудачно подал уже четвертый мяч. Пахло полным разгромом, Ватерлоо, битвой на Авраамовых полях.
– Ну же, господин наемник, проявите немного мужества!
Торопу захотелось ответить – назвать ей сумму в долларах, – но она его опередила:
– Не говорите, что вы делаете это только ради денег…
Мари не закончила фразу, но Тороп прекрасно понял то, что не было сказано: «Это было бы так глупо, правда? Так вульгарно, так неинтересно».
Он стал мысленно прокручивать череду событий, которые привели их сюда, в Монреаль. Вереницу происшествий длиной в двадцать лет – у него не хватило бы ни времени, ни желания рассказывать обо всем этом. Но главное – Тороп это понимал – заключалось в другом: Мари хотела пролить свет на сумрак, в котором он прятался. «В чем ваша тайная страсть, господин Торп? – вот что она имела в виду. – Какая цель привела вас в пустынные горы, под автоматные очереди и проливной дождь? Что заставило вас пересечь океан, чтобы сопровождать незнакомую женщину в ее путешествии в никуда?»
Он не мог ни отмолчаться, ни выкрутиться с помощью какой-нибудь уловки или грубой, обидной выходки. Он знал, что совершает еще большую глупость, но на этот раз полностью отдавал себе отчет в мотивах своего поступка.
– Я работаю на полковника, – произнес Тороп после короткой паузы.
Мари со вздохом пожала плечами:
– Значит, вы все-таки делаете это ради денег?
– Называйте, как вам угодно. Это моя работа, а полковник – мой наниматель. Правда, ему не из кого было выбирать, – добавил он с некоторым самодовольством.
Мари пристально смотрела на него. В ее взгляде читались смятение и досада.
– Впрочем, у меня тоже не было выбора, – сказал Тороп, как будто это могло служить оправданием.
В глазах Мари он ясно увидел, что она о нем думает.
На следующий день солнце жарило вовсю. Вскоре после полудня они все вместе отправились пообедать в кафе, расположенное чуть выше их дома, на углу улиц Сен-Дени и Сен-Жозеф.
Таверну держал дородный краснолицый добряк. Здесь подавали блюда итальянской и китайской кухни, а также имелись целый прилавок с бутербродами и холодильники, набитые бутылками с пивом и лимонадом.
Тороп съел двойной чизбургер, потом еще один, вместе с порцией картофеля фри, и выпил почти литр колы. Рядом с ним сидели Мари и Ребекка. Доуи сидел сзади, за другим столиком и молча ел. Из бара вышел водитель-дальнобойщик. Он залез в старый хромированный «петербильт», стоявший на пустыре возле какого-то строящегося здания.
Еще один парень в клетчатой рубашке и кепке «Найк» медленно потягивал пиво. Какой-то тип в чрезвычайно потертом костюме-двойке, рубашке неопределенного цвета и с огромным галстуком в стиле поп-арт жевал гамбургер за самым дальним столиком. Мужчина в оранжево-белом спортивном костюме устремился в сторону туалета. Оттуда как раз выходил байкер. Провожаемый притворно равнодушными взглядами нескольких присутствующих, он направился к своему ярко-красному «харлею» у соседней бензоколонки.
Из автоматического проигрывателя доносилась музыкальная композиция в стиле техно-кантри. Музыка, которую можно было выносить с большим трудом: основной диско-мотив перемежался сэмплами[81]81
Здесь: небольшой фрагмент известного музыкального произведения, вставленный с той или иной целью в другую музыкальную композицию.
[Закрыть] из Хэнка Уильямса, Мерле Хаггарда, Джонни Кэша, Долли Партон. Было очевидно, что у современности тоже есть свои плохие стороны.
В этот момент к таверне подъехал пикап «додж-рэмчаржер».
Пикап бутылочного цвета был относительно новым, но запыленным. Можно было подумать, что его только что выкопали из песка. В салоне машины сидели двое мужчин. Сквозь тонированные стекла не удавалось разглядеть ничего, кроме очертаний двух крупных фигур в солнцезащитных очках.
Пикап медленно проехал мимо заправки у автобусной остановки Ультрамар и повернул на улицу Сен-Джозеф, прямо на запад. В сторону горы Ройал.
Тороп четко видел, что пассажир машины внимательно посмотрел в его направлении и почти сразу же схватился за какой-то маленький предмет, прикрепленный к его уху. Не нужно было проходить тяжелую школу войны, чтобы понять, в чем дело.
Люди Горского или его местной команды. Представители русской мафии. Чертовы наемные убийцы.
Двое мужчин в салоне «доджа» наверняка принадлежали к команде по обеспечению безопасности. Романенко вскользь упоминал о существовании такой бригады. Парни следили за ними двадцать четыре часа в сутки. Фиксировали самые незначительные поступки и жесты, а потом с точностью до минуты перечисляли их в отчетах. «Додж» был лишь верхушкой гигантского айсберга.
Фотографическая память Торопа, развившаяся благодаря советам Ари Москиевича, задействовала свои «химические реагенты», чтобы проявить изображение, «снятое» мозгом в магазине «Варшава». Тип, только что занявший кабинку туалета, а до того успевший повернуть голову в их сторону, присутствовал на групповом портрете покупателей: это был тот самый похожий на байкера парень, который взял большую бутылку пива в шкафу-холодильнике в глубине магазина. А мысленный образ другого мотоциклиста, минуту назад покинувшего ресторанчик и направившегося вниз по улице Сен-Дени к своему «чопперу»,[82]82
От англ. chopper, мотоцикл с высоким рулем.
[Закрыть] только что впечатался в память Торопа.
«В каком-то смысле, – подумал Тороп, – их присутствие выглядит почти обнадеживающим».
А вот что Торопу не нравилось, так это время, потребовавшееся Мари на поход в туалет. Если через пять минут она не появится в зале, он пойдет и выяснит, что происхо…
Ага. Мари толкнула дверь туалета, а следом за ней вышла Ребекка, на ходу потягивая диетическую колу через соломинку. Девушки смеялись.
Тороп смотрел на них с легким удивлением. Их можно было принять за двух бывших одноклассниц, если бы не разница в возрасте в восемь или десять лет.
Руководитель группы почувствовал себя совершенно никчемным. Похолодевшие, но покрытые потом руки. Так бывало каждый раз, когда только что пережитая смертельная угроза приводила к выбросу адреналина – леденящего кровь сигнала, распространявшегося по венам. «Додж», ребята Горского, логично вытекавший отсюда образ стволов, притаившихся в своих тайных убежищах подобно стальным змеям, готовым выскочить из логова. Эта навязчивая картинка упорно стояла перед мысленным взором Торопа. Она причудливо накладывалась на лучи послеполуденного солнца и смех двух молодых женщин, возвращавшихся в этом свете к столу и нисколько не переживавших по поводу осунувшейся физиономии своего босса.
Последующие дни текли в том же медленном ритме, пропитанные липкой жарой, характерной для начала августа. Доуи, Тороп и Ребекка по очереди ходили за продуктами. Мари коротала время в палисаднике, загорала и спала, когда не запиралась в своей комнате.
Насколько можно было судить, состояние ее здоровья стабилизировалось. Она почти не говорила. Половину имевшегося у нее времени девушка спала или занималась йогой под обжигающими лучами солнца. За три недели свойственный ей бледноватый оттенок кожи сменился похожим по цвету на мед. Тороп начал все сильнее заглядываться на нее. Он попытался привести себя в чувство, но это оказалось напрасной тратой сил.
Вечерами, когда Тороп пытался заснуть, в его мозгу оживали фантазматические картинки. Идеализированные переработки реальных воспоминаний-клише как будто поднимались откуда-то из глубин мысленного порнокинотеатра. Рука сжимала напрягшийся член, а Тороп тщетно пытался изгнать из памяти образ Мари, потягивающейся под лучами солнца. И он мастурбировал как безумный, причем чувство вины служило дополнительным возбуждающим фактором.
Дни мирно сменяли друг друга.
Состояние Мари оставалось стабильным. Два первых кристаллика с памятью были проанализированы «черным ящиком», на экране ноутбука разворачивалась бесконечная последовательность кодовых символов. Это не привело Торопа ни к каким выводам, поскольку научный язык оставался совершенно непонятным для такого профана, как он. Тем не менее это не мешало ему регулярно обращаться к данным биопроцессоров – в надежде, что со временем на экране промелькнет какая-нибудь жизненно важная информация.
Он подключался к университетским чатам по протоколу IRC[83]83
IRC, Internet Relay Chat, система многостороннего диалогового общения по Интернету.
[Закрыть] или общедоступным электронным библиотекам, чтобы отыскать какую-нибудь зацепку. Но вместо ответов возникали лишь новые вопросы, у проблемы появлялись все новые ответвления. Тороп бродил в самом сердце лабиринта, принципы устройства которого ему никак не удавалось постичь.
Как-то утром, благодаря одному из редких некодированных сообщений, посвященных правилам эксплуатации системы, Тороп понял, что Мари пришла пора глотать очередной биочип.
В это устройство были введены данные, полученные от предыдущего биопроцессора, благодаря которому в состоянии Мари наступила относительная и, без сомнения, временная стабилизация. Биочип должен был закрепить наметившуюся положительную динамику. Если верить прогнозам аналитического модуля, имелись неплохие шансы на частичную регрессию психоза. В любом случае, система гарантировала, что психическое заболевание пациентки будет находиться под контролем, а эффект от приема биочипа окажется аналогичен воздействию нейролептических препаратов.
Тороп на мгновение спросил себя, не отдает ли все это полным безрассудством. Девушка перевозит вирус, она – шизофреник, а ее, недолго думая, пичкают каким-то тайным лекарством, да еще и наверняка запрещенным.
У Торопа возникло предчувствие, что разрозненные, но чрезвычайно важные детали вот-вот образуют критическую массу и это приведет его к разгадке.
* * *
– Прекрати пороть чушь, полковник!
Голос Горского загремел, превратив сидевшего на стуле Урьянева в каменную статую и оборвав объяснительную речь Романенко подобно взрыву гранаты, прерывающему папскую проповедь.
– Прекрати вешать мне лапшу на уши! Лучше объясни, что происходит!
Второй залп оказался чуть менее громким, чем первый.
– И что, черт побери, ты хочешь услышать? – спросил Романенко, пытаясь действовать как можно аккуратнее.
Урьянев втянул голову в плечи – казалось, из ноздрей Горского вот-вот вырвется пламя.
Однако Горский долго молчал, чтобы успокоиться. Он снова откинулся на спинку кресла и холодно улыбнулся:
– Ну ты и пройдоха, полковник! Я знаю, что твой человек ухитрился оторваться от моей группы наблюдения и разговаривал с кем-то по мобильному телефону, причем номер был хорошо защищен. Я знаю, что после этого на берегу озера что-то случилось. Скажи мне, что ты затеял, пока я не рассердился по-настоящему.
– Ничего, о чем бы ты уже не знал. Психическое здоровье девушки очень хрупко, но Торп пока прекрасно справляется, хотя бывали и сложности. Вот и все.
Урьянев напряженно следил за беседой. Он чувствовал нечто вроде восхищения действиями Романенко – бесстрастного, невозмутимого, шаг за шагом отстаивавшего свою ложь.
Горский вздохнул шумно, как дракон:
– Почему же тогда он оторвался от группы наблюдения? А? Почему?
Романенко сокрушенно покачал головой:
– Антон… Он просто хотел навестить одну старую знакомую. Ему совершенно не улыбалось, что твои парни потащатся за ним до самой постели. Он позвонил мне, а я посоветовал, как лучше поступить. Я хорошо знаю методы твоих ребят, ведь все они прошли одинаковую подготовку.
Урьянев с каким-то странным наслаждением увидел, как Романенко простодушно улыбнулся. Грузная туша сидевшего напротив сибирского мафиози напоминала крутой утес, возвышающийся над беспокойными морскими водами во время прилива.
– Он был у девки? Ты что, издеваешься?
Романенко глубоко вздохнул:
– Знаю, это звучит глупо, но, черт возьми, они круглые сутки сидят в четырех стенах вместе с шизофреничкой, так что мой парень просто хотел отдохнуть. Не стоит делать из этого проблему государственного масштаба.
– По моим данным, он уже «отдохнул» неделей раньше.
На этот раз Романенко удивился совершенно искренне, ведь Тороп скрыл это от него.
Полковник коротко рассмеялся:
– У парня регулярные физиологические потребности. Мы ведь не хотим, чтобы он спал с нашей крошкой Мари или с другой девушкой из команды, правда?
Урьянев заметил, что Романенко избрал правильную стратегию. Не пытаться отразить главный удар, но подрывать убежденность противника в своей правоте, подтачивая ее шаг за шагом с помощью тонко рассчитанных утверждений второстепенного характера.
Горский больше ничего не отвечал. Каждый его аргумент оказался нейтрализован умело расставленной обманкой. Горский засопел и в конце концов буркнул:
– На этот раз твоя взяла. Но вели своему парню впредь ограничиться мастурбацией. По окончании миссии он сможет позволить себе бордель своих грез, а до тех пор никаких глупостей. Ясно?
– Ясно, Антон. Велю ему купить кино с порнушкой.
– Хорошо, а теперь, если ты не против, перейдем к проблеме номер два: как действовать в случае досрочного прекращения операции.
Урьянев почувствовал, что Романенко слегка напрягся:
– Что это значит?
Горский поудобнее устроился в глубинах кресла и сложил руки на животе, которым могла бы гордиться касатка.
– Мы обсудили проблему с доктором Уолшем. Вероятно, нам не удастся и дальше скрывать правду от наших клиентов.
Романенко выдержал этот удар:
– Понимаю.
– Наши клиенты очень щепетильно относятся к качеству товара. Конечно, состояние здоровья Мари чрезвычайно слабо влияет на его характеристики, но поведение девушки может поставить под сомнение возможность довести операцию до конца.
Романенко понимал, что Горский прилагает все силы к тому, чтобы скрыть от него чрезвычайно важную информацию – «характеристики» вышеупомянутого «товара». Поэтому он навострил уши и сосредоточился на каждом слове – какая-нибудь деталь неизбежно ускользнет от бдительного Горского. Он невольно выдаст какое-нибудь микросведение, бесполезный факт, который, тем не менее, окажется ценным кусочком головоломки.
С другой стороны, не оставалось никаких сомнений относительно смысла термина «досрочное прекращение». Он означал, что Мари Зорн должна умереть.
Горский снова заерзал в кресле. Он собирался сказать нечто важное.
– В случае свертывания операции лучше всего будет, если этим займется твоя команда. Разумеется, они получат за это хорошее вознаграждение.
Романенко уставился на черные стекла очков Горского:
– Это не предусмотрено контрактом.
– Нет. Поэтому им и будет выплачена премия. Большая премия.
Романенко вздохнул:
– И как им действовать в подобном случае?
Горский помолчал, прежде чем ответить. «Выверяет каждое слово, чтобы случайно не выдать важной информации», – подумал Романенко.
– Девушка должна исчезнуть. Бесследно. Для этого им нужно будет переселиться в другой дом. Подходящее место уже найдено.
– Где? И когда?
– Через неделю. Далеко от Монреаля. Вверх по течению реки, ближе к заливу Джеймс. Говорят, ни души на сто километров вокруг. Представитель наших клиентов нанесет им визит по истечении половины срока, отведенного на транзит, – сейчас осталось меньше двух недель. Он примет окончательное решение о продолжении или прекращении операции. Если он выскажется за продолжение, ваши ребята станут продолжат в сельской местности то, что делали в городе. В противном случае они где-нибудь закопают тело девушки.
Романенко издал невнятный звук, задумался и спокойно задал вопрос, не уступавший по важности всем прочим:
– Какую именно сумму вы имеете в виду, говоря о большой премии?
* * *
«Этот дрянной полковник лжет мне. Он осмеливается втюхивать мне свои двухгрошовые небылицы, эти жалкие враки мелкого московского интригана. Неужели он всерьез верит в то, что я проглочу это вранье, даже не поморщившись?
Этот кретин из ГРУ не знает, что люди Кочева определили расстояние до абонента, которому парень Романенко звонил по мобильному телефону. Это район в пятьдесят километров вокруг Монреаля. Группе контроля не удалось взломать код шифровки, но оборудование по перехвату звонка работало безупречно. Пятьдесят километров. Никак не двадцать тысяч».
«Лексус» ехал на север. Благодаря фонарям дневного света, ночь имела на шоссе бронзовый цвет. Скорость, которую держал Ким, внушала почтение. Горский удобно устроился на заднем сиденье. По дороге им встретилась колонна танков, а справа, не слишком далеко от насыпи, по которой было проложено шоссе, виднелся обгорелый остов вертолета – пока еще свежие следы ожесточенных схваток, разворачивавшихся здесь в прошлом месяце.
Это дело начинало плохо пахнуть. Горский совершил ошибку, доверившись слишком большому числу посредников. Он мог контролировать ситуацию лишь на расстоянии, и Романенко надумал кинуть его.
Горский с беспокойством подумал, справится ли группа этого олуха с задачей по «устранению» девушки.
Идея казалась неплохой. Она позволяла подставить полковника по полной программе, но, как всякая хорошая идея, была обоюдоострой: для ее реализации пришлось бы довериться группе незнакомых людей.
Несколько недель Горский день и ночь докучал своим агентам. Целые команды крутились как заведенные по всей Российской Федерации и Западной Европе, чтобы узнать об этом Торпе как можно больше. Единственная достоверная информация, имеющая какое-то значение, была получена от торговцев оружием. К Горскому она попала в первые же дни. Торп – это псевдоним Хьюго Корнелиуса Торопа, франко-голландского авантюриста, который во время первого югославского конфликта сражался на стороне хорватов и боснийских мусульман. Тут Романенко не вешал Горскому лапшу на уши: полковник знал, что сибирская мафия быстро установит личность наемника.
Затем один из людей Горского в российском Министерстве иностранных дел сообщил, что некий Удо Зкорник, руководивший подразделением узбеков в 1999–2000 годах и якобы имевший немецкое гражданство, – это, судя по всему, тот же Тороп. С другой стороны, существовали подозрения, что он же участвовал в операциях Шамиля Басаева на юге России и в Дагестане в 1996 году. А промежуток между двумя указанными датами провел в Панджшерском ущелье.
Ну и наконец, накануне другой агент Горского в среде торговцев оружием отметил «странный» факт: один из его приятелей некоторое время назад задавал ему те же самые вопросы. Приятеля звали Карл Спитцнер. Всем было известно, что он собирает информацию для секретных служб российской армии.
* * *
Романенко вернулся в посольство, зная, что у него очень мало времени. Мысль о возможном прекращении операции с самого начала доставляла ему серьезнейшее беспокойство. Горский намерен действовать решительно. Если девушка перестанет соответствовать необходимым критериям, она окончит свои дни на глубине трех метров под землей или на дне озера, в сотне миль от ближайшего жилья.
Значит, нужно, чтобы она прошла проверку, чтобы осталась жива. Обязательно.
Только так он сумеет добраться до настоящего заказчика. Романенко знал, что не имеет права на ошибку. С недавних пор в высших сферах ГРУ и Министерства обороны стали пристально наблюдать за действиями полковника, а уйгурская заварушка и поражение князя Шаббаза ничуть не улучшили положения дел.
Руководству секретной службы было глубоко плевать на то, что Романенко подрабатывает на стороне, получая свою долю прибыли от различных незаконных поставок в пользу повстанцев. От него требовали только, чтобы он не слишком «светился», как следует досаждал китайцам и время от времени вылавливал какую-нибудь крупную рыбину. Прошло больше двух лет с тех пор, как он последний раз передал подобную добычу в руки больших московских начальников. Шпион, который добывал в генштабе казахской армии разведданные для НОА. Этот генерал был перевербован и участвовал в проводимой ГРУ крупномасштабной операции по дезинформированию китайских спецслужб.
