Текст книги "Летний ангел"

Автор книги: Монс Каллентофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

15

Семнадцатое июля, суббота

Сверхурочная работа – естественное дело теперь, когда их лето неожиданно двинулось по всем кругам Дантова ада.

Они будут работать. Не стоит без необходимости отзывать коллег из отпуска.

Запах горящего дерева и угасших жизней утром еще отчетливее.

Но он не раздражает, просто кажется каким-то иным, даже почти приятным, будто костер, разведенный в лесном походе, возле которого Туве и другие дети могут отогреть озябшие пальцы.

«Сегодня нет ветра, и свет пока щадящий», – думает Малин, глядя, как флаги уныло свисают на флагштоках у входа в полицейское управление. Большая парковка у нее за спиной почти пуста, там стоит лишь парочка автомобилей, ожидающих сигнала к началу охоты.

Малин с трудом бредет сквозь жару. Нынешнее утро дается тяжело. Без пяти восемь, однако уже мучительно жарко, она вспотела в своей футболке и белом пиджаке. Опять натянула юбку – в брюках невыносимо, хотя она почти никогда не носит юбку на работе. Юбка – символ женственности, слабости, принадлежности к другому миру. Ее мир – мужской мир, что бы ни думали по этому поводу феминистки, сидящие в Главном управлении полиции. Так что обычная одежда на работе – брюки.

Но только не в такую жару. Сегодня тоже не получится.

За завтраком она прочла о лесных пожарах на сайте газеты «Корреспондентен». Вся первая страница занята фотографией горящего леса, а в самой газете – подробные описания работы пожарных при попытке погасить огонь. Горит площадь в несколько гектаров. По причине засухи огонь пустил корни и жаждет новых завоеваний, впал в зависимость от земли, от живого. Пожарные команды Линчёпинга, Норрчёпинга, Муталы и Финспонга борются с огнем в запыленном лесу.

Янне хочет туда. Среди огня лучше, чем на Бали. Он мечтает зарыться в работу, заняться спасением других вместо того, чтобы попытаться понять себя, меня, Туве – нас всех.

А вот и репортаж о ее расследовании на целый разворот. Фотография вибратора и текст: «Полиция подозревает, что преступник использовал синий вибратор». Предрассудки. Карами. Шакбари. Догадки по поводу Lovelygirl.

Как, черт подери, просочилась в печать информация о вибраторе? Через Карин Юханнисон? Свена Шёмана? Возможно, проболтался Свен, прижатый к стене каким-нибудь журналистом.

Ну что ж, теперь это известно всем.

Дверь в полицейское управление открывается автоматически. За стойкой администратора сидит Эбба, ранняя пташка.

– Доброе утро, Малин!

Малин кивает в ответ.

Зак и Шёман на своих местах, хотя до утреннего совещания еще час.

Оно проводится всегда, независимо от того, рабочий день или выходной.

Оба внимательно изучают какие-то документы, однако обращают внимание на появление коллеги, одновременно поднимают на нее глаза, и Свен говорит:

– Да, Малин, пора уже!

– Добро пожаловать, Малин! – Зак рад, что хотя бы один раз сумел прийти раньше ее.

Свен, одетый в мятые белые льняные брюки, тоже явно рад ее видеть.

Увидев выражение его лица, Малин решает не рассказывать ему о своем посещении парка Тредгордсфёренинген вчера вечером, хотя и собиралась это сделать: Свен любит прочувствовать обстановку на месте преступления.

– Ну как, Малин, удалось вчера выпить пива?

«Нет, – думает Малин. – Но я зато пропустила рюмочку текилы, когда вернулась домой».

– У тебя немного утомленный вид, – почти по-отечески добродушно ухмыляется Зак.

Они решают начать совещание, не дожидаясь девяти. Опять игнорируют конференц-зал: вполне достаточно круглого стола в кухне. Сегодня здесь не много сотрудников в униформе или штатском, им не помешают.

У Свена вид более усталый, чем обычно, и Малин задумывается, откуда у него эта новая усталость. Поначалу грешит на жару, но потом замечает тонкий слой пыли на его волосатых руках. Пыль лежит на коже разводами, и Малин догадывается, что Свен встал очень рано и не один час простоял у токарного станка. Что и сказать: очень полезное занятие, когда вокруг лесные пожары и расследование буксует.

– В лесу черт-те что делается, – словно услышав ее мысли, говорит Зак. – Становится все хуже и хуже.

– Восемьдесят пожарных, – откликается Свен.

– А огонь уже почти добрался до озера Хюльтшён, – добавляет Малин.

В кухне становится тихо, все трое прихлебывают кофе из покрытых коричневыми пятнами кружек.

– Ну ладно, начинаем, – объявляет Свен. – У нас поблизости есть недавно вышедший на свободу насильник, которого мы должны проверить. Фредрик Юнассон, проживающий в Мьёльбю, тридцати двух лет от роду. Живет с мамой. Напал на женщину в ее подъезде. Попытка изнасилования и нанесение телесных повреждений.

– Этим пускай занимаются ребята из Мьёльбю, – отмахивается Зак. – А других насильников мы будем проверять – не только недавно выпущенных?

– Начнем пока со свеженьких. На большее у нас нет ресурсов, но я составлю список.

– А потом? – спрашивает Малин. – Что мы будем делать дальше с Бехзадом Карами и Али Шакбари? Мы должны проверить алиби Бехзада. Можем мы послать несколько сотрудников поговорить с теми, кто был на семейном празднике? У нас есть народ? Или нужно отзывать людей из отпуска?

– Форс, полегче! – усмехается Свен. – У нас нет ничего конкретного против этой парочки.

Карим наверняка имел со Свеном разговор, но тот никогда не откажется от рабочей версии только потому, что на него давит начальство или СМИ.

– Так у нас есть люди? – настаивает Малин. – Мы можем взять подкрепление из Муталы и Мьёльбю?

Отпуска – дело святое, иначе никто никогда не сможет отдохнуть.

– Можем привлечь парочку сотрудников в форме. Пусть проверят алиби.

– Кого именно мы можем задействовать?

– Йонстедта и Булоу.

«Отличные ребята, – думает Малин. – Молодые, бессемейные, но не качки и не солдафоны. Скорее, будущие следователи».

– Ты вправду думаешь, что те двое замешаны в деле? – с сомнением спрашивает Зак.

– Кто знает? – отвечает Малин.

Я послушала их голоса. Точно как говорил Свен: «Слушай, Малин. Слушай голоса, звучащие в расследовании». Недавно он еще добавил: «Только тот, кто слушает, может чему-то научиться, а тот, кто чему-то научится, может подойти к истине достаточно близко, чтобы ухватить ее».

– По поводу Тересы никаких новостей, – говорит Малин. – Если только за вчерашний вечер и ночь не возникло что-то новое. Может, Петер Шёльд или Натали Фальк решили дать какую-нибудь дополнительную информацию?

– Тишина со всех сторон, – отвечает Свен. – Получается, что она вполне могла исчезнуть неделю назад. А что нам дает эта идея насчет лесбиянок? – Он резко меняет тему.

Теперь Зак выглядит уверенным, зато Малин начинает колебаться.

– Ну, не начинать же нам гоняться по всему городу за лесбиянками только потому, что мы подозреваем использование вибратора? И потому, что на страничке в Facebook содержится намек на лесбийские отношения?

– Гоняться не будем, – отвечает Зак. – Но это версия, которую стоит проработать.

– В таком случае мне хотелось бы еще раз поговорить с Натали Фальк. Наедине.

– Хорошая идея, – кивает Зак. – Она, похоже, не любит стариков вроде меня.

Свен бормочет «да», поправляет ремень на брюках и продолжает:

– От Андерссона из технического отдела тоже пока ничего. Вероятно, он не обнаружил больше ничего интересного и только успел отправить запросы в Yahoo и Facebook.

Затем Свен делает глубокий вздох.

– Я проверил, где в нашем лене собираются лесбиянки. В Норрчёпинге якобы есть клуб, «Дежавю делайт». У нас, по моим данным, ничего подобного нет.

– Рынок ограничен, – усмехается Зак. – Все лесбиянки спешат перебраться в Стокгольм.

– Или еще дальше, – добавляет Малин.

– Может быть, узнать в Союзе за сексуальное равноправие? [8]8
  Шведская организация, защищающая права людей с иной сексуальной ориентацией. (Прим. перев.)


[Закрыть]– спрашивает Зак.

– В нашем лене у них нет филиала. Проверь клуб, Малин. Поговори, послушай, может, что-нибудь найдешь.

– Ты хочешь сказать: мне пойти туда и спросить, нет ли среди них кого-нибудь, кто пользуется вибратором и известен склонностью к насилию?

Свен не отвечает.

– Учитывая, что мы имеем по данной версии, это все же перебор, – продолжает Малин. – Пусть они спокойно сидят в своем клубе. У меня есть связи, начну с них.

Свен по-прежнему молчит, потом наконец соглашается:

– Ты права, Малин. Начни со своих контактов.

Затем откашливается и продолжает:

– Какие еще версии у нас были? Ах да, человек, утративший пенис. Такая информация не подлежит разглашению, к тому же это все-таки натяжка.

«Он говорит об этом так бесстрастно, обыденно, – думает Малин. – Словно утрата пениса – лишь мелкая неприятность».

– Давай я все же проверю через свои связи, – говорит она, но Свен хмурится.

– Только никаких незаконных обходных путей!

Не отвечая, Малин думает: «Далеко ли мы уйдем, если не будем пользоваться обходными путями?»

Тереса? Где же ты все-таки?

Я нахожусь под водой? Все это зеленое, коричневое, черное, мокрое вокруг меня – водяная трава, кувшинки? Это щуки своими зубами колют меня в ноги?

Чего этот сон добивается от меня? Или я не сплю?

Но тогда все вокруг не может быть черным!

Или я ослепла?

Мои глаза сгорели? Нет, вряд ли это возможно, ведь они не болят. Они в порядке, но с ними все же что-то не то. Я пытаюсь моргать, но ничего не происходит. Папа, почему ты не придешь и не поможешь мне опустить веки? Или они опущены – хотя бы одно?

Теперь я хочу закрыть глаза. Ускользнуть из этого места, от всего этого, звуков, слов, которых я не понимаю. Они как бред сумасшедшего, как пущенная задом наперед заезженная старая пластинка с тяжелым роком.

Выключите голоса.

Отпустите мои руки.

Дайте мне пошевелить руками и ногами, пальцами и веками.

Чего хотят эти голоса, которые раздаются подо мной, нет, надо мной. Мой слух как космос, встающий из сна.

Я застряла.

В зеленом, коричневом, черном.

Во влажном пластике.

Я не хочу быть слепой.

Не хочу, чтобы горящие муравьи заползали ко мне под веки.

Почему? Папа, почему ты не придешь и не заберешь меня домой?

Я хочу поскорее проснуться.

Мне никогда не снились такие плохие сны.

Я хочу проснуться, мама. Папа.

Я хочу.

Не быть слепой.

Проснуться, проснуться, проснуться.

Но как?

Скажите, как мне проснуться?

16

Сонная возня с бумагами, безрезультатные дискуссии после утреннего совещания. Позвонить Малин еще никому не успела.

Они поехали в город. Под зонтиком на открытой веранде кафе «Юлленфикет» кажется, что в воздухе почти закончился кислород, но яркий свет еще можно переносить, сидя в тени.

Два других посетителя помимо Малин и Зака – пожилая пара, которая пьет кофе и поедает свежие пшеничные булки. Стрелка часов приближается к половине пятого. Жара превратилась в потоки света, острые, как шило, а облако из частичек гари лесных пожаров снова накрыло город.

Лед в кофе.

Con hielo.

В молчании они по очереди прихлебывают кофе, а у торговой галереи перед витринами магазина «Интерспорт» бродит туда-сюда голубь; надувные мячи и матрасы в витрине, кажется, сдуваются и оседают с каждой минутой.

– Чувствуешь запах? – спрашивает Зак.

– Да.

– Думаешь, они справятся с огнем?

– Не сомневаюсь.

Зак кивает.

– Малин, посмотри вокруг. Такое ощущение, что в городе остались только мы. Мы и те, за кем мы гоняемся.

– От этого зноя у меня такое ощущение, что мозг весит не меньше двух тонн, – вздыхает Малин. – У него нет сил думать.

– А обычно у него есть силы думать?

– Очень смешно!

– Я видел вчера по телевизору документальный фильм, – продолжает Зак, помолчав. – О природе. Там паук спаривался со своими собственными детенышами.

– Такое обычно приводит к вырождению вида.

– Как ни странно, это работает на эволюцию, – улыбается Зак. – Получился новый вид пауков с близко посаженными глазами.

Мимо них проходит молодая женщина с сенбернаром на поводке; огромное тело собаки раскачивается из стороны в сторону, словно она готова вот-вот упасть в обморок.

– Знаешь, я решила побеседовать с Натали Фальк прямо сегодня вечером.

– Давай. Только будь осторожна.

Малин вдыхает летний воздух, чувствует, как он обжигает легкие.

Они прощаются у Тредгордсторгет, и, едва Зак исчезает из виду, Малин достает телефон.

Главный врач Ханс Стенвинкель опускается на неудобный стул в своем жарком кабинете в девятом отделении университетской больницы.

Только что закончилась операция, длившаяся пять часов. Он пытался спасти ногу мотоциклисту, который столкнулся с трактором возле Несшё и был перевезен в Линчёпинг на вертолете. Время покажет, удалось ли сохранить ногу тридцатитрехлетнему лихачу: травмы были глубокие и обширные, нога разворочена от колена и до тазобедренного сустава. Хирург, сшивавший сосуды, сделал почти невозможное.

«У меня на лбу вода от умывания или пот? Черт его знает», – думает Ханс, и в эту секунду звонит телефон.

Высвечивается номер Малин. Чего она хочет?

Это мама Туве, девушки его сына Маркуса. Всегда напряженная, но ведет себя корректно, к тому же, по слухам, блестящий инспектор полиции. Всегда чем-то озабоченная, отстраненная, но после двух бокалов вина расслабляется и становится человеком. «Такое ощущение, что она не любит врачей», – всегда невольно думает Ханс в ее обществе.

– Слушаю!

– Это Малин. – Ее голос на другом конце провода не такой бодрый, как обычно, на заднем плане слышны звуки улицы. – Мама Туве.

– Привет, Малин! Как ты в такую жару? Еще не растаяла?

– Половина меня уже растеклась по асфальту.

Ханс посмеивается: она не лишена чувства юмора.

– Как там дела у Туве? Ей хорошо на Бали?

– По-моему, очень хорошо.

– Маркус сейчас на даче возле Турсхеллы, но к ее приезду он вернется в город.

– Ханс, возможно, ты можешь помочь мне в одном деле.

– Постараюсь. Что тебя интересует?

– Мне нужно знать, есть ли в нашем городе люди, лишившиеся пениса.

– Как ты сказала?

– Лишившиеся…

– Я понял.

– Это связано с делом об изнасиловании.

– Речь о той девушке, которую нашли в парке Тредгордсфёренинген?

– Да.

– Но подобная информация является врачебной тайной.

– Знаю.

– Прости, Малин, но я не могу тебе помочь. Разглашать информацию, содержащуюся в карточках пациентов, противозаконно.

– Это я тоже знаю, Ханс.

«У него был такой усталый голос, – думает Малин. – Эти долгие операции, наверное, ужасно утомительны». Она кладет телефон в передний карман юбки; на голубой ткани за день появились светлые и темные пятна грязи, и Малин ломает голову над тем, существуют ли в природе джинсы настолько тонкие, чтобы их можно было носить в такую жару.

Как всегда, манит паб на первом этаже. Просто безумие – жить в том же доме. Сидеть у стойки бара, переживая одиночество вместе с другими.

Выпить холодного пива – острая горькая прохлада, алкоголь, поднимающийся в мозг и заполняющий извилины чудесной пустотой.

Но нет. Не сейчас.

Ключ входит в замок. В квартире затхлый запах, одежда и вещи в полном беспорядке.

Малин останавливается, оглядывает себя в большом зеркале в коридоре.

Эти морщины – от жары? Во всяком случае, они появились недавно, эти тонкие черточки вокруг глаз.

«Мне тридцать четыре, – думает Малин. – И я по-прежнему не узнаю свое отражение в зеркале, не знаю, кого это я вижу».

Они снова приходят к ней, как призраки лета. Янне. Туве. И Даниэль Хёгфельдт.

Ее вдруг переполняет острое болезненное чувство: жизнь кончилась, хотя она только и делает, что живет на полную катушку.

17

Семнадцатое июля, суббота.

Восемнадцатое июля, воскресенье

Ее голос заполняет спальню. Она говорит о девушках, но на самом деле смысл слов не так важен. Важны переливы ее голоса, его мягкость.

Ведущая на местном радиоканале. Подруга.

Хелен Анеман приходится работать по вечерам – или же у нее такой график, что она работает в любое время суток.

«Я обращаюсь ко всем девушкам, живущим в Линчёпинге! Будьте осторожны, постарайтесь не ходить по городу без сопровождения. Мы пока не знаем, какие злые силы вышли на промысел этим летом».

Затем Хелен объявляет песню, а Малин лежит в спальне с задернутыми шторами и слушает голос подруги в относительной темноте.

У Хелен очень сексапильный голос. В нем слышно одиночество, но без трагического надрыва, словно она ожидает, что вот-вот кто-то зайдет к ней в студию и уведет ее оттуда.

Принц на белом коне? Да, возможно.

Звучит музыка – тяжелый рок. Текст совершенно бессмысленный. Малин передергивает, она встает, протягивает руку к кнопке, чтобы выключить радио.

Полчаса назад, около девяти, звонил Свен Шёман.

– Ты собираешься поговорить с Натали Фальк?

– Я звонила ей, и мы назначили встречу. Она, мягко говоря, не рвется со мной общаться.

– Хорошо, что ты работаешь.

– Думаешь, мне больше нечем заняться?

– На самом деле я в этом совершенно уверен.

В темных глазах Натали Фальк отражается упрямство, а за ним таится ложь. Или недоговоренная правда.

Только после долгих уговоров Натали согласилась встретиться, но заявила суровым голосом, что ей больше нечего сказать.

В качестве места встречи был выбран кафедральный собор.

– Я могу встретиться с вами в соборе в десять часов. Я иногда захожу туда.

– А разве там открыто в такое время?

– Летом они запирают ворота в одиннадцать. Типа, доступность, такая новая фишка. И там прохладно.

И вот они сидят на коричневых скамьях перед алтарем, оформленным в современной манере, а над их головами – тонны серого камня, устремленного вверх, уложенного в арочные своды, уже не одно столетие бросающего вызов закону всемирного тяготения.

Натали в черной майке и юбке. Весь ее облик пронизан мужеством и решительностью, которых самой Малин так не хватало в подростковые годы.

– Что вы хотели узнать? – спрашивает Натали, не глядя на Малин.

– Что я хотела? Расскажи мне все, что знаешь. Я уверена, что ты рассказала не все. Кстати, очень красивая юбка.

– Не пытайтесь мною манипулировать. Это не красивая юбка, а дерьмо из дешевого магазина.

– Кто такая Lovelygirl? – спрашивает Малин и пытается почувствовать реакцию сидящей рядом с ней девушки.

Но реакции нет.

– Я не знаю никакой Lovelygirl.

– Это ник на…

– Я видела этот ник на страничке у Тересы. Но я не знаю, кто это.

«Ответ последовал слишком быстро», – думает Малин.

– Ты уверена?

Ответа нет.

Натали съеживается, словно хочет сказать: не лезьте мне в душу.

Малин замолкает и несколько мгновений прислушивается к тишине под церковными сводами.

– Тяжело быть не такой, как все? – спрашивает она и чувствует, как Натали Фальк расслабляется.

– Вы считаете, что я не такая, как все?

– Да. Это заметно. В положительном смысле.

– Это не тяжело. Просто ты другой – и все.

– Натали, Тереса пропала. Ты должна рассказать все, что тебе известно.

Натали Фальк поворачивает к Малин свое округлое лицо, смотрит ей прямо в глаза.

– Но я действительно больше ничего не знаю. Я общаюсь с Тересой, но это не значит, что я знаю о ней все.

Зрачки сужаются – признак лжи.

Но лжешь ли ты?

– А Юсефин Давидссон, с ней ты знакома?

– Вы имеете в виду ту, которую нашли в парке? Да господь с вами! Я никогда о ней не слышала, пока не прочла в газетах.

У входа в церковь, метрах в семидесяти пяти за их спиной, кто-то вращает стойку с открытками.

– Почему ты приходишь сюда? – спрашивает Малин.

Ей видится сходство с тем, как сама она ходит в рощу на Старом кладбище. Туве никогда не пришла бы сюда по собственной инициативе, ее любимое место – библиотека.

– Мне кажется, здесь спокойно. И просторно. Здесь на меня ничто не давит.

– Да, здесь просторно.

– Как вы думаете, что случилось с Тересой? – спрашивает Натали Фальк.

– Не знаю. А ты знаешь?

Тут Натали указывает на алтарную роспись, угловатую фигуру Христа.

– Вы верите в непорочное зачатие?

Малин не знает, как реагировать на этот вопрос. Непорочное зачатие?

– Я хочу сказать, какой смысл в невинности, если все чистое и красивое рано или поздно обязательно будет изгажено? Можно ли говорить о том, что эта долбаная невинность вообще существует?

Часы показывают несколько минут после полуночи, когда Малин во второй раз за вечер ложится в постель. Кровать такая же жаркая и пустая, как и вся квартира.

Радио включено.

Хелен Анеман рассказывает о жаре и лесных пожарах – как один пожарный из Мьёльбю оказался окружен огнем и получил тяжелые ожоги.

– В настоящий момент он находится в университетской больнице, и мне кажется, что все мы должны на минуточку подумать о нем и его семье.

Затем музыка. «Into the Fire» [9]9
  «В огонь» (англ.). (Прим. перев.)


[Закрыть]– эпическая мелодия Брюса Сприпгстина о пожарных, которые кидаются в огонь пылающего Всемирного торгового центра, чтобы спасти людей. Самое непостижимое в человеке то, что мы в одну секунду можем отодвинуть всю ответственность за семью, друзей, родных и пожертвовать жизнью ради другого, незнакомого человека, нашего ближнего.

«May your strength give us a strength». [10]10
  «Пусть твоя сила даст нам силу» (англ.). (Прим. перев.)


[Закрыть]

Как способность к самопожертвованию делает нас людьми.

«May your hope give us a hope». [11]11
  «Пусть твоя надежда даст нам надежду» (англ.). (Прим. перев.)


[Закрыть]

Она читала рассказы выживших пожарных: они не колебались ни секунды, не испытывали ни страха, ни даже чувства долга – только ощущение единства с теми, кто попал в беду.

«May your love give us a love». [12]12
  «Пусть твоя любовь даст нам любовь» (англ.). (Прим. перев.)


[Закрыть]

Если люди рождаются заново, то пусть эти пожарные вернутся.

Песня заканчивается, и Малин выключает радио. Закрывает глаза и ждет прихода сна, но вместо этого в голове крутятся тысячи мыслей.

Натали Фальк. Lovelygirl. О чем молчит Натали? Время покажет, но от нее ничего больше не добьешься.

Юсефин и ее выключенная память.

Янне рассказывал, что в Норрчёпинге и Линчёпинге в пожарных бригадах есть женщины-лесбиянки. Не смогут ли они поведать что-то важное?

Просто парад предрассудков, а не расследование: парни-иммигранты, которые устраивают групповуху, лесбиянки-пожарные, лесбиянки-полицейские.

После совещания у них была краткая дискуссия по поводу очевидного факта: в их собственных рядах имеется немало лесбиянок, но женщина по фамилии Петреаус – единственная в Линчёпинге, кто не скрывает своей ориентации.

– Не буди лихо, пока оно тихо, – бросил Свен. – Петреаус в отпуске. Не надо замешивать ее в это дело.

– Ты прав, – пробормотал Зак. – Иначе и в нашем стане начнется полный хаос.

Реальность, нереальность.

Когда тебя в последний раз стриг мужчина-парикмахер – не голубой?

Примерно так мог бы Зак высказать эту мысль.

Натали Фальк. Она стремится выглядеть крутой, но внутри ее прячется пугливая, забитая девочка, словно она употребила всю свою недолгую пока жизнь на то, чтобы убежать, разобраться с тем, кто она есть. «Как и все мы», – думает Малин.

Все мы пытаемся разобраться со своей жизнью, и большинству удается как-то держать голову над водой. Насколько просто избежать боли и окунуться в мир наслаждения.

Текила стоит в шкафчике над холодильником. В теле бродит жажда алкоголя. Живот, сердце, душа шепчут: «Согрей нас, усыпи нас, смягчи нас. Ответь на жару теплом водки. Малин, ты ведь тоже человек».

Она вдыхает горячий воздух, в котором чувствуется слабый запах горящего дерева. Думает о пожарных.

«Up the stairs, into the fire». [13]13
  «Вверх по лестнице, в огонь» (англ.). (Прим. перев.)


[Закрыть]