Текст книги "Летний ангел"

Автор книги: Монс Каллентофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

33

Двадцатое июля, вторник

Часы на здании Технического училища показывают 05.42.

Уже чертовски светло.

Черный велосипед кренится то вправо, то влево – самый короткий путь от виллы в Стонгебру проходит мимо стадиона «Клоетта-центр», затем по туннелю под железной дорогой и снова вверх к парку Ярнсвэг.

Похмелье. «Но я железный человек», – думает Патрик Карлссон, давя на педали и приближаясь к туннелю. Вчера была вечеринка: они жарили шашлыки у него на участке, благо папа и мама за городом, а теперь он спешит в «Фримис», где летом подрабатывает официантом в ресторане. Сварить яйца. Накрыть на стол. Если в отеле немецкие туристы, то корзиночек на столе не остается – каждый набирает себе по сто пирожных.

В туннеле жарче, но это всего несколько секунд. Снова вверх, мимо железнодорожных касс. Начинается парк. Вокруг столетние дома, квартиры-анфилады, по десять комнат в каждой, там обычно живут врачи. Он-то знает, у него была когда-то девушка, которая жила здесь, дочка врача по имени Корнелина. Что за идиотское имя!

Интересно, работает ли сегодня София.

Мимо зарослей. Вот эти кусты, которые его мама считает такими красивыми.

Но…

В прогалине между кустами, в неясном свете, что-то лежит. Что-то, чего там быть не должно.

Патрик Карлссон останавливается, кладет велосипед на траву. Его подташнивает с похмелья, но тошнота резко усиливается от того, что он видит.

Его покачивает, когда он движется вперед.

В кустах лежит труп.

Отвернуться.

Не получается.

Тело обнаженное, белое, словно выскобленное, несмотря на кровь из ран.

Лицо.

Глаза широко открыты. Серо-сине-белые, неживые.

София.

Из посудомоечной.

«Сегодня она точно не будет работать», – думает Патрик Карлссон, и с его губ против воли срывается сдавленный крик.

– Опять.

Голос у Зака такой усталый, какого Малин никогда не слышала. Усталость какая-то новая – не отчаяние, а почти безразличие, что пугает еще больше.

Она замечала это безразличие у старших полицейских и думала, что они с Заком никогда до этого не дойдут. Только не Зак, он никогда не выгорит, врожденная способность переживать никогда ему не изменит. Или…

Он произносит это еще раз.

И Малин, сидящая нагишом в своей кровати на мокрой от пота простыне, не хочет воспринимать эти слова, надеется, что опять обнаружили голую девушку, кружащую по парку, но по голосу Зака слышит, что дело обстоит не так.

Звонок телефона вырвал ее из тяжелого сна без сновидений.

Это произошло опять.

Юсефин они обнаружили в четверг, Тересу в воскресенье, и сейчас, всего два дня спустя, еще одна девушка. Мертвая?

– Насколько плохо дело?

– Хуже не бывает.

Малин сжимает в кулак свободную руку.

– Черт меня подери, мы не должны допустить, чтобы это случилось снова!

– Ты права, – шепчет Зак. – Пора брать эту сволочь.

От квартиры Малин до нового места преступления всего две сотни метров.

Она плетется по теневой стороне Сентларсгатан, замедляет шаги. Не хочет видеть того, что ей предстоит увидеть.

Запах гари не ощущается – сегодня ветер в другую сторону. Но Малин все же чувствует его, этот дым, слышит звон, некий новый звук, летящий над городом.

Жара.

Беспощадность лета.

Страх.

Осознание того, что злая воля где-то рядом.

Девушки, сидите дома. Не выходите. Передвигайтесь только группами, только в светлое время суток, будьте внимательны, обманите смерть, она может скрываться где угодно.

Насилие, как удушающая рука, схватило за горло университетский город Линчёпинг, как змея обвило заводы, компьютерные фирмы, университет и больницу, всех жителей.

Страх как паразит, насилие – его выражение, которое медленно-медленно убивает в городе всякую радость жизни. «Если только нам не удастся его остановить, – думает Малин. – И как можно скорее».

Она проходит мимо редакции «Корреспондентен» на улице Сентларсгатан. Даниэль уже наверняка на месте, в парке Ярнсвэг.

Отель «Фримис». Зак сообщил, что и жертва, и парень, который ее обнаружил, подрабатывали там летом. Фасад здания напоминает рыцарский замок. Там, внутри, проводят встречи эти нелепые вольные каменщики. Карим – член данной организации. И сын Зака Мартин выступал там перед старичками, рассказывая о том, каково быть звездой спорта.

Малин согласна думать о чем угодно, только не о том зрелище, которое ожидает ее за углом: две патрульные машины, полицейские в форме, натянутые ленты заграждения, журналисты и фотографы.

Густые заросли вдоль посыпанных гравием дорожек. Еще один красивый куст. Рододендрон? Рябинник, липа и дуб.

В зарослях – Карин Юханнисон.

Малин различает ткань с красными и оранжевыми цветами – то потрясающее платье, которое она уже видела на Карин.

Та стоит, склонившись над телом.

– Ее зовут София Фреден.

В голосе Карин тоже слышится усталость – не равнодушие или отчаяние, а скорее сочувствие, сопричастность, которых Малин никогда раньше у нее не замечала.

– Еще одна, – произносит Карин, выпрямляясь и глядя на Малин. Взгляд полон сочувствия, но и гнева. – Еще одна, – повторяет она.

Малин кивает, смотрит на труп – глаза закрыты, кожа на выскобленном теле блестящая, белая почти до прозрачности, на груди несколько глубоких ран, аккуратных, несмотря на кровь, но не таких, как у Тересы или Юсефин. Кровь, вытекшая из ран, из-за контраста белого и красного придает телу странно торжественный вид.

Отчетливый запах хлорки.

– У тебя есть мысли по поводу ран? – спрашивает Малин. – Они отличаются от прежних. И больше крови осталось.

– Раны? – переспрашивает Карин. – Да, они совершенно другие. Как будто нанесены когтями птицы или морской свинки, а может быть, кролика или кошки. Почему больше крови? Возможно, убийца не успел полностью отмыть ее или дождаться, пока раны перестанут кровоточить. Мы все же в самом центре города.

В голосе Карин не чувствуется того превосходства, которое в нем обычно присутствует, от этого она кажется мягкой и милой.

Когти кролика.

Ты экспериментируешь? Если только ты найдешь правильный метод, то все решится, твои желания исполнятся?

Клетки в усадьбе Лолло Свенссон.

– Такое ощущение, что он или она экспериментирует, – говорит Малин, – поскольку раны каждый раз другие.

– Может, ты и права. Но откуда мне знать?

Издалека до нее доносится голос Даниэля Хёгфельдта:

– Малин, это тот же злоумышленник?

И Карин отвечает на его вопрос, но тихо, только для Малин:

– Синие частички краски во влагалище, тело выскоблено, она задушена. Я могу гарантировать, что преступник один и тот же.

Малин смотрит в глаза Карин, мигает в ответ.

– На ее месте мог бы быть кто-то из нас, Малин, будь мы помоложе.

– А где тот парень, который нашел ее?

– Сидит с Мартинссоном в его машине на парковке.

Патрик Карлссон на заднем сиденье машины до смерти перепуган. Кажется, боится, что его заподозрят.

– Патрик, мы не думаем, что ты имеешь к этому отношение. Ты вне подозрений.

Гудение кондиционера в машине – один из самых часто встречающихся и самых приятных звуков этого лета.

– Мы уже проверили твое алиби, – говорит Зак. – И мы знаем, что вы с ней работали вместе. Нас интересует только одно – можешь ли ты рассказать о ней что-нибудь, что нам необходимо знать.

– Я общался с ней всего пару раз. – По-детски округлые щеки Патрика движутся вверх-вниз, когда он говорит. – У нее было всегда так много работы, она едва успевала поворачиваться. Говорила, что лучше бы снова устроилась в кафе при бассейне «Тиннис» – там она работала прошлым летом.

«Тиннис». Дорого бы я сейчас дала, чтобы окунуться и поплавать.

– Я ее и не знал толком. Хотя, конечно, мне она нравилась. Но, я уже говорил, я просто ехал на работу и случайно проезжал мимо.

«София, – думает Малин. – Она просто шла с работы. И случайно прошла мимо злоумышленника?»

– Ты знаешь, где жила София?

– В Мьёльбю. Она наверняка шла на электричку.

– В Мьёльбю? – переспрашивает Малин и закрывает глаза.

«Мы отстаем шагов на сто», – думает она.

34

Это один из тех дней, когда ее так и тянет выпить – два, три, четыре бокала пива за обедом, а затем скоротать вечер при помощи большой бутылки текилы. Но такого никогда не происходит, она не поддается импульсам, вместо этого сидит на позднем утреннем совещании.

Во главе стола – собранный Карим Акбар, за ним белая доска, матово отражающая дневной свет, который просачивается через щелки опущенных жалюзи.

Свен Шёман сидит слева от Карима, под глазами у него мешки, выступающий живот стянут застиранной желтой рубашкой. Малин знает, что он особенно страдает от жары, что этим летом каждый день дается ему куда тяжелее, чем остальным. Еще весной она отметила, что он выглядит все более усталым, но не хотела спрашивать, в чем причина, не хотела говорить вслух об очевидном, даже думать о том, что произойдет, если он засядет на больничный или его сердце не выдержит нагрузок.

Наставник.

«Ты мой наставник, Свен».

Его мантра: «Малин, слушай голоса, звучащие во время следствия. Постарайся услышать, что они хотят сказать тебе». За долгие дни, недели, месяцы она перевела это в такую форму: «Вглядывайся в образы, прислушивайся к предчувствиям, постарайся различить закономерность».

Напротив Свена сидит Зак – снова в тонусе, с прямой спиной, готовый принять на себя любую гадость, которую припасло для них будущее. Нас не сломить! В его взгляде читается голод, он ничего не скрывает – человек без двойного дна.

На совещании впервые присутствуют коллеги из Муталы и Мьёльбю.

Пер Сундстен – более молодой вариант Юхана Якобссона: без детей, стройный и жилистый, одетый в помятый летний костюм. Открытое лицо, обрамленное льняными, чуть длинноватыми волосами, невинный, но внимательный взгляд и острый нос, который опускается к тонким губам. «Очень интеллигентное лицо», – думает Малин.

Вальдемар Экенберг – урод, ставший полицейским: его приверженность насилию как главному методу общеизвестна. От бесконечного курения на лице у него пролегли глубокие морщины, он выглядит старше своих пятидесяти. Волосы безжизненно серые, зато взгляд серо-зеленых глаз на редкость живой, словно говорит: ну, сейчас мы ему покажем!

– Карин Юханнисон подтверждает, что частички краски такие же, как и у других жертв, – начинает Карим. – Более подробное техническое заключение появится в течение дня, самое позднее – завтра. Стало быть, мы имеем дело с одним и тем же преступником. Или преступницей. Или преступниками.

– Да, – откликается Вальдемар Экенберг своим высоким хрипловатым голосом. – Не приходится надеяться, что мы найдем преступника в ее ближайшем окружении. Похоже, между девушками не было никаких связей.

– Вряд ли, – вставляет Зак.

– Я внимательно ознакомился с материалами дела, – говорит Пер Сундстен. – Создается впечатление, что мы имеем дело с тенью. Человек, который существует, но которого на самом деле нет.

Свен кивает.

– Что скажешь, Малин? – спрашивает он, будто ожидает, что она изречет нечто умное, выдаст идею, которая сдвинет расследование с мертвой точки.

– Мне кажется, в преступлениях есть определенная закономерность, но я ее пока не вижу. Родители Софии Фреден извещены?

Вспоминается мать Тересы Эккевед, которая с криком опустилась на пол в холле. Отец, не потерявший самообладания, однако весь пронизанный осознанием: кошмар только начинается.

– Это взяли на себя Перссон и Бьёрк из Мьёльбю, – говорит Вальдемар Экенберг. – Отличные ребята, они сделают это лучше, чем кто-либо другой. Исключительно трудная задача. И они допросят родителей о Софии. Самое необходимое.

Задача. Малин пытается прочувствовать это слово, вывернутое, неуместное, отстраненное, – все, чтобы сделать встречу с человеком переносимой.

Далее следует краткий отчет Пера Сундстена о текущей ситуации. Новый обход близлежащих домов в Стюрефорсе ничего не дал, а у лиц, ранее осужденных за сексуальные преступления, которых они с Экенбергом успели проверить, стопроцентное алиби. Список состоит из десяти фамилий, пять человек проверено.

– Мы продолжим сегодня. Но сомневаюсь, что это даст результаты.

– А нам пока не удалось найти владелицу киоска, – говорит Малин. – Похоже, она уехала. Все ее точки закрыты, несмотря на самый разгар сезона.

– И дебаты по поводу футбольной команды прекратились, – добавляет Карим. – Когда так много всего происходит, плюс в том, что ни у кого нет времени застревать на мелочах. Но это был мой прокол.

Признание перед следственной группой, создающее чувство единения. Вы простите меня? Будете снова уважать?

«Я уважаю тебя, Карим. Ты лучше, чем большинство начальников полиции».

– По-прежнему нет ответа от Yahoo и Facebook, – опять берет слово Свен. – Видимо, они очень неохотно выдают личную информацию. В Yahoo утверждают, что они делают это только по решению суда Соединенных Штатов. Facebook даже не ответил. А компьютер Луисы Свенссон совершенно чист. Она могла уничтожить все лишнее, поскольку подозревала, что мы придем.

Свен делает глубокий вздох.

– Работа по изучению производителей вибраторов продолжается, но там пока ничего конкретного нет.

Затем проводит рукой по волосам.

– Как мы будем двигаться дальше – у кого какие предложения?

Свен – руководитель предварительного следствия, но возникает ощущение, что сейчас ответственность уплывает, извиваясь по комнате, как горячий асфальт, о который никто не хочет обжечь пальцы. Кондиционер стонет, фыркает и замолкает.

– Проклятье! Он только начал полноценно работать! Скоро здесь станет жарко.

И все ждут, что Свен выложит карты на стол, поведет их дальше, и он берет слово.

– Сундстен и Экенберг, вам поручается обойти дома вокруг «Фримиса» и допросить коллег Софии Фреденс в отеле. Малин и Зак, ваша задача разыскать владелицу киоска, и потом, может быть, Юсефин Давидссон что-нибудь вспомнила? Еще один допрос – просто беседа. И будем надеяться, всплывет свидетель, который что-нибудь видел или слышал, или в Мьёльбю удастся найти что-нибудь о Софии Фреден, что позволит нам двигаться дальше. В остальном будем дожидаться результатов технического отдела. Вот такие пути я вижу. Есть еще предложения?

Тишина вокруг стола.

– Ну тогда все, – говорит Карим. – Приступаем к работе.

– Тень.

Зак стоит возле стола Малин, пробует слово на вкус.

– Похоже на то, – отвечает она. – Тень человека. Или человек, движимый ясностью.

– Или полной неясностью, – кивает Зак.

– У всех девушек разные раны.

– В этом проглядывает какое-то любопытство.

– Чистота. Их отмывают.

– Словно убийца пытается сделать их невинными.

– Юсефин Давидссон по-прежнему в больнице?

– Надо проверить. Но если нет, то наверняка сидит дома.

Зак стоит возле стола Малин, пока та звонит. Ждет, пока она положит трубку.

– Она дома, – говорит Малин. – Судя по всему, сама попросилась на выписку.

– Ты думаешь, теперь она что-нибудь вспомнит?

– Нет, не думаю. Но попробовать стоит.

Малин думает о Марии Мюрвалль, которая наверняка помнит нападение в лесу, но загнала саму себя в угол и теперь ведет почти животное существование, не давая воли собственному сознанию. Это то, что зло может сотворить с человеком? Очевидно.

И тут подает голос телефон Малин. Это Эбба за стойкой.

– Тут звонит человек, который хочет поговорить с тобой. Не желает называть фамилию, речь с акцентом. Утверждает, что его звонок касается дела о девушках.

– Соедини.

Голос, акцент – все предрассудки тут же снова пробуждаются. Малин не хочет приходить к такому выводу, но ей кажется, что собеседник глуп. Он произносит целую тираду, так коверкая слова, что его едва можно понять:

– Ты знаешь, этот долбаный Бехзад Карами, у него нет никакого долбаного алиби, его семья врет, он где-то был в ту ночь, и вчера ночью тоже, я знаю. Вы должны его проверить. Они все врут. Он часто занимается по ночам чем-то странным, просто исчезает куда-то.

«А ты-то откуда знаешь?» – думает Малин, спрашивает:

– Как вас зовут?

На дисплее не виден номер – мужчина, вернее подросток, звонит из автомата.

– Никак.

– Подождите…

Щелк.

Малин поворачивается к Заку – у того вопросительное выражение лица.

– Снова всплыло имя Бехзада Карами. Надо проверить его еще раз.

– Несомненно, но с кого начнем? С Бехзада Карами, Славенки Висник или Юсефин Давидссон?

Малин разводит руками.

– Как ты думаешь, у кого из них дома есть кондиционер?

– Начнем с Юсефин, – предлагает Зак. – Висник, мягко говоря, трудно застать.

35

– Карим, кажется, живет где-то здесь? – спрашивает Зак, вытирая с верхней губы капельки пота, похожие на пузырьки от ожога.

– Да, у них вилла в этом районе, – отвечает Малин и думает: а ведь Юсефин Давидссон чертовски повезло, что она осталась в живых.

Они паркуют машину возле школы. Пострадавшая живет с родителями в одном из выстроенных в ряд стандартных коттеджей. Домики маленькие, непритязательные – скромная мечта средней семьи. Деревянные, выкрашенные красной краской, они соединены друг с другом, вытянуты аккуратными рядами. Перед домами ухоженные грядки, живые изгороди, успевшие вырасти до приличной высоты за те десятилетия, которые прошли с момента застройки района.

– Мне кажется, сын Карима учится в этой школе, – говорит Малин, когда они неспешным шагом движутся к коттеджам.

Они останавливаются у дома номер двенадцать, звонят, но звонка не слышно. Малин берется за кольцо во рту у позолоченного льва, украшающего зеленую входную дверь, но едва она успевает постучать, как дверь открывается и из щелки выглядывает Юсефин Давидссон.

– Здрасьте. Вы? Чего вам надо?

– Мы хотели бы задать несколько вопросов, – говорит Малин. – Узнать, не вспомнила ли ты что-нибудь. Или, может быть, еще что-то вспомнишь.

– Проходите.

Юсефин открывает дверь. На ней просторное светло-розовое платье, волосы мокрые – Малин делает предположение, что она недавно принимала душ. Однако повязки на руках и ногах чистые и сухие.

Она идет впереди них в дом, проводит мимо кухни с белой мебелью и далее в гостиную, где стоят друг напротив друга два вельветовых дивана цвета красного вина. За окнами – небольшой участок с гамаком и пластмассовой мебелью. В комнате душно, витает слабый запах дыма, пота и самодельной карамели.

Малин и Зак садятся рядом, а Юсефин усаживается напротив. «Дома ты выглядишь старше, – думает Малин. – Словно эта стильная мебель и дешевые ковры отнимают у тебя живость».

– Я ничего не помню, – говорит Юсефин. – Да и зачем мне вспоминать, если подумать?

Она сжимает руки на коленях так, что пальцы белеют, отводит глаза и смотрит в окно на участок.

– Мамы с папой нет дома? – спрашивает Малин.

– Они работают.

Она снова поворачивается к ним.

– Они могли бы побыть с тобой, взять больничный по уходу, если ты не хочешь оставаться одна.

– Тогда они меньше получат. И потом, они предпочитают ходить на работу.

– Ты не боишься оставаться одна?

– Нет, я же ничего не помню, так чего мне бояться? Что это случится снова? Вряд ли.

«Тот человек, который причинил тебе зло, – думает Малин. – Я боюсь его, ты тоже должна бояться. Но ты разумна – какой от страха толк? Шансы, что преступник вновь заинтересуется тобой, минимальны. Если бы он или она желали твоей смерти, тебя бы уже давно не было в живых».

– Почему ты поехала в кино одна? – спросила Малин. – В кино обычно ходят с приятелями.

– Я люблю ходить в кино в одиночестве. Болтовня мешает воспринимать фильм.

– Хорошо. А теперь постарайся вспомнить. Что ты делала в тот вечер, что произошло, попытайся найти в голове какой-нибудь образ, слово, запах – хоть что-нибудь. Попытайся. Это очень помогло бы нам.

Малин пытается говорить убедительно, показать своим тоном: памятью можно управлять. И Юсефин закрывает глаза, хочет сосредоточиться, но вскоре снова открывает их, с грустью смотрит на Малин и Зака.

– Увы, – говорит она.

– А сны? – спрашивает Малин. – В них что-нибудь проявляется?

– Я не помню своих снов, – отвечает Юсефин Давидссон.

Уже выходя, Малин останавливается в холле, смотрит на свое отражение в зеркале. Через дверь слева от себя она видит, как Юсефин ставит на плиту кастрюлю с водой.

Сама не зная почему, Малин заходит в кухню, кладет руку на плечо девушки.

– Чем ты будешь заниматься остаток лета? – спрашивает она.

Юсефин вздрагивает, оборачивается.

– Просто отдыхать. Собиралась поработать в киоске возле Глюттингебадет, но уволилась через три дня. Решила, что это не для меня.

Малин замирает на месте.

– Так ты знаешь Славенку Висник?

Юсефин смеется.

– Никто не может сказать, что знает ее.

– Она собиралась работать на Славенку Висник, но уволилась через три дня! – Малин старается сдерживать свое возбуждение.

– Ах ты черт! – восклицает Зак.

– И она подсказала, где может быть Славенка Висник. Она вовсе не за границей.

– И где же?

– В лесах, где тушат пожары, среди добровольцев. Судя по всему, она без конца говорила о пожарах, когда они начались, повторяла, что там нужны добровольцы.

– Я читал в «Корреспондентен», что сотни людей помогают тушить пожары на периферии. Одеялами.

– Все сходится. Ее семья погибла в Сараево во время пожара. Дом, где они жили, забросали зажигательными бомбами.

Янне. Он работал в службе спасения в Боснии. Она знает, что он повидал там много всякого, но он никогда ничего не рассказывал.

Молчание и потеря памяти – сродни друг другу. Как брат и сестра.

Дорога уходит прямо в дым.

Машины припаркованы в ряд вдоль дороги, которая ведет к очагам возгорания, к огню. Граница лесных пожаров проходит к северу от озера Хюльтшён, так что они проехали Юнгсбру и далее по шоссе Чьелльмувеген среди сплошного леса. По этой дороге они ездили зимой, когда расследовали дело Бенгта Андерссона.

Ни один из них ни словом не упомянул об этом, когда они проезжали измученную солнцем, пересохшую равнину и пыль подымалась над дорогой высоким занавесом.

Вместо этого Зак включил немецкую хоровую музыку, которую обожает – тяжелые торжественные тона в исполнении какого-то хора, опера Вагнера с новыми словами. На полную мощность.

«Антиутопия, – думает Малин. – Такая музыка отлично подошла бы к плохому фильму ужасов».

Он чуть-чуть уменьшил звук, когда она звонила Сундстену, чтобы попросить его взять на себя проверку Бехзада Карами.

– Сделаем. Обход домов вокруг парка Ярнсвэг и «Фримиса» мы уже закончили, никто ничего не слышал. Но это произошло в такое время, когда люди обычно спят.

Закончив этот разговор, она тут же позвонила Свену Шёману и рассказала о новых взаимосвязях.

– Хорошо. Наконец-то.

И вот они приблизились к пожарам, шлейф дыма потянулся к автомобилю, прежде голубое небо стало серым и агрессивным, и они почувствовали, как воздух в машине накаляется. Накатил нестерпимый жар, так что захотелось развернуться и спасаться бегством, пока кожа не загорелась, не запылала, не обуглилась, а мозг против воли не стал прокручивать катастрофические сценарии. Запах все отчетливее – запах сгоревшего мира, зловоние поджаренного заживо мяса под стон деревьев, которые тоже поглотило жадное пламя.

Он свернули на гравиевую дорогу, по которой теперь едут, поскольку именно туда проследовала у них перед носом красная пожарная машина. Над ними кружит вертолет с резервуаром для воды, направляется в сторону пламени, исчезает из виду. По дороге идут люди с закопченным лицами, глаза скрыты защитными очками.

– Какая у нее машина?

Зак крепко держит руль, «вольво» медленно продвигается к эпицентру пожара. Вокруг обгорелые деревья, в воздухе пепел и сажа.

– Если верить автомобильному регистру, белый «фиат», фургон.

– Пока не вижу такого.

У небольшой проселочной дороги стоит припаркованная машина «скорой помощи», возле нее сидят на земле двое пожарных, вдыхают что-то из желтых баллончиков – по всей видимости, кислород.

И вот в этот ад кромешный ты, Янне, хочешь поскорее вернуться.

Люди с одеялами в руках – они бьют ими по земле в тех местах, откуда валит дым. Впереди угадываются языки пламени, лижущие деревья.

– Таких масштабных пожаров в наших местах еще не случалось, – говорит Зак. – Они забивают огонь, чтобы он не распространялся. Ты знаешь, что сильное пламя может перепрыгивать от одной кроны дерева к другой на пятьдесят метров? Похоже на маленький взрыв, и это очень опасно. Пожарные могут оказаться в окружении огня.

Пока жертв нет, ни среди пожарных, ни среди добровольцев.

Пусть статистика такой и останется, пусть гибнут лишь неразумные обитатели леса.

Они встречают небольшую пожарную машину, Малин узнает двух коллег Янне на переднем сиденье, но не помнит имен. Они узнают ее, кивают.

– Крутые парни, – комментирует Зак.

– Типа того, – соглашается Малин.

Ряд машин редеет, добровольцев все меньше, пожарные из пяти бригад бегают взад-вперед по лесу, углубляются все дальше в массив пылающей зелени. И тут они замечают его – белый «фиат».

– Черт, вот же он! – восклицает Зак.

– Номер совпадает, – говорит Малин.

Припарковавшись рядом с «фиатом», они открывают все двери своего «вольво», и тут гром и жар ада охватывают их. Воздух заполняется острым запахом серы и горелого мяса, слышится свист огня, словно сам Бог объявляет тревогу.

Лето и огонь – настоящая парилка.

– Такое бы даже горячим финским парням не понравилось, – усмехается Зак, словно догадавшись, о чем думает Малин.

– Уж это точно. Здесь градусов сорок пять, никак не меньше.

Из огня доносятся крики. Два низко стелющихся облака дыма рассеиваются, и женщина ростом с Малин, в измазанной сажей одежде и с закопченным лицом появляется между двумя обуглившимися кленами.

– Славенка Висник, если я не ошибаюсь? – спрашивает Зак.

– К вашим услугам, – отвечает женщина.