Текст книги "Летний ангел"

Автор книги: Монс Каллентофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

40

– Мамочка!

Голос Туве раздается где-то за тысячи миль, для Малин он как слуховая галлюцинация – тоска, которая с каждой минутой все больше переходит в скорбь.

– Мама, ты меня слышишь?

Гостиная окружает Малин, давит со всех сторон. Прогноз погоды на неделю обещает опять жару, жару, жару. Я не хочу, чтобы вы звонили, Туве, не хочу, неужели вы с папой не можете этого понять своими тупыми мозгами, своими замечательными любимыми мною головами, но я хочу, чтобы вы звонили по несколько раз в день.

– Туве, я здесь. Слушаю тебя.

Малин опускается на диван, свободной рукой отключает звук в телевизоре.

– Мама, с тобой все в порядке?

«Этот вопрос должна была бы задать я», – думает Малин.

– Да-да, моя дорогая, все хорошо. А у вас как дела?

Хочет сказать: «Уже завтра утром вы летите домой. Я встречу вас», но дает Туве договорить до конца.

– Мы сегодня ездили на слоновую ферму, возле города Убуда, прямо в джунглях.

– Тебе удалось покататься на слоне?

– Да, мы оба покатались – и папа, и я.

– А сейчас вы снова в гостинице?

– Да, мы только что вернулись из рыбного ресторана. У нас час ночи. Мы еще и искупаться сегодня успели. Ветер дул несильно, поэтому вывесили желтый флаг. Это значит, что подводные течения не так опасны.

Подводные течения. Опасны. Они провели на Бали две недели, но Туве разговаривает так, словно прожила там полжизни.

– Купайся осторожно.

– Конечно осторожно! А как же?

– Я просто волнуюсь за тебя, Туве.

Вздох на другой половине земного шара.

– Ты можешь не волноваться, мама, мы больше не успеем искупаться. Хочешь поговорить с папой?

– Если он хочет.

Шуршание в трубке, тишина, голос в отдалении, принадлежащий Янне. Его дыхание – спокойные вдохи, которые она знает слишком хорошо, и на секунду тепло растекается по всему телу: грустное, безнадежное, но все же возбуждающее тепло.

Янне.

Черт тебя побери.

Почему, почему мы не смогли…

– Малин, привет!

Голос. Чего она ищет в нем? Утешения? Чувства близости, взаимной привязанности? Голос не может ей их дать.

– Ну, как у вас там дела?

– Малин, рай существует! Он здесь.

– Охотно верю. Так вы не скучаете по дому?

– Не особо.

– Вы катались на слонах?

– Ой, ты бы видела ее! Она просто сияла, сидя у него на спине.

«Хватит, – думает Малин. – Достаточно».

– А как там дела с пожарами?

– Мы ездили туда сегодня, – отвечает Малин. – Зрелище ужасное. Ситуация далеко не под контролем. Но там много добровольцев помогает.

– Завтра утром вылетаем в чертову рань.

– Знаю. И тем не менее вы еще не легли.

Малин хочет сказать: «Я так скучаю без вас, что сердце готово разорваться на части. Тоска превращается в скорбь, странную скорбь по тому, кто не умер. А у каждого человека своя чаша скорби, рассчитанная на всю жизнь, и моя скоро переполнится». Вместо этого она говорит:

– Не опоздайте на регистрацию!

– Хорошо. Мы пошли спать.

– Ну, пока.

Щелчок в трубке.

Тишина. Тепло.

Утешение и взаимная привязанность. Откуда мне их взять?

Малин собиралась подождать до завтра, но звонит Вивеке Крафурд прямо сейчас.

– Приезжай к нам. Дорога займет у тебя не больше получаса. Мы пока не будем зажигать гриль, подождем тебя, – говорит Вивека Крафурд.

Психоаналитик.

Она готова лечить Малин бесплатно, но сама мысль о том, чтобы улечься в ее кресло с восточным орнаментом, вызывает ужас. Малин не может заставить себя даже подумать о том, чтобы приблизиться к ядру своей скорби, не говоря уже о самых ее глубинах. Вместо этого они поболтали о ее родителях на Тенерифе, когда, случайно столкнувшись с Вивекой в городе, зашли вместе в кафе, – о том, что она не скучает по ним, об их квартире, о маминых дешевых коврах и способности постоянно приукрашивать свою жизнь, выглядеть весомее, чем есть на самом деле. Вивека слушала вежливо, заинтересованно, однако прекрасно понимала, что Малин лишь скользит по поверхности, никому не доверяя, упорно держа все свои двери закрытыми.

– Как ты считаешь, что думает Янне? – задала ей вопрос Вивека.

– О чем?

– Например, о том, как ты разговариваешь с ним?

– Я об этом не задумывалась.

Дача Вивеки расположена в Свартмоле, популярном, достаточно фешенебельном поселке в нескольких милях к югу от города. Малин не сразу нашла дом, кружила на «вольво» среди роскошных особняков, не желая останавливаться и спрашивать, как проехать. Наконец она отыскала небольшую дорожку, ведущую к озеру, где блестящая вода за соснами и елями казалась белой как снег. В тени больших кленов притаился простой зеленый почтовый ящик с фамилией Крафурд.

Малин свернула на эту дорожку и невольно улыбнулась, когда припарковала машину возле дома: он был построен явно по индивидуальному проекту, с двумя асимметричными этажами, большими стеклянными верандами и серебристо-серым фасадом. Дом выглядел как образчик той элегантной, роскошной, но сдержанной архитектуры, которая близка людям, давно имеющим стабильное материальное благосостояние. Жилище Вивеки, наверное, самое изысканное во всем поселке. Расположено тоже лучше всех – у самой воды, наверняка с собственными мостками и личным песчаным пляжем.

– Это микроклимат, – говорит Вивека, откидываясь на тиковый диван. – Не спрашивай меня, откуда он берется.

Они сидят на тенистой террасе позади дома с видом на озеро, кусты рододендрона склоняются к широкой спине мужа Вивеки Яльмара, который колдует над грилем в десятке метров от них, стоя на специальной каменной площадке, встроенной в зеленый дощатый настил. Вне всяких сомнений, на террасе прохладнее – градусов на пять меньше, чем вокруг, словно близость воды и множество зелени загадочным образом охлаждают воздух.

«Как в беседке в парке Тредгордсфёренинген, – думает Малин. – Только там все наоборот – в ней было жарче».

Малин не ошиблась – возле небольшого гранитного выступа стоит у мостка моторная лодка, два шезлонга оригинального дизайна покоятся на явно искусственном песчаном пляже. Пахнет замаринованным мясом, жарящимся на решетке. Перед ними на столе – салат из бобов. Малин проводит пальцами по ручке тикового дивана – гладкая, идеально ровная, обработанная маслом поверхность твердого дерева дает ощущение покоя.

«Интересно, чем занимается твой муж?» – думает Малин, но так и не задает Вивеке этого вопроса. Просто констатирует, какой симпатичный у хозяйки муж – гигант с мягкими чертами.

Затем она смотрит в лицо Вивеке, видит удивительно немногочисленные для ее пятидесяти пяти лет морщинки, полное отсутствие следов скорби, признаки приятно проведенной жизни. Внезапно ее пронзает мысль о том, как мало она на самом деле знает о Вивеке. Есть ли у них дети? Что значит это немедленное приглашение сюда, несмотря на то что она звонила по делу?

– Есть у тебя мысли по поводу того, о чем я упомянула по телефону?

Малин рассказала о деле, над которым работает, – да и в любом случае Вивека, конечно же, читает газеты и смотрит телевизор.

– Мне хотелось бы услышать твое мнение по поводу личности злоумышленника.

– Сначала поедим.

Вскоре на столе появляется блюдо с жареными колбасками и свинина-карри. Малин с удовольствием ест, они обсуждают жару, пьют терпкое сладкое красное вино, которое прекрасно сочетается с мясом. Малин позволяет себе только один бокал, а Яльмар становится все разговорчивее: рассказывает, что он специалист по вопросам менеджмента, на сегодняшний день независимый консультант после многих лет работы на фирму «Маккинси» в Стокгольме.

Ужин заканчивается довольно быстро, и Яльмар удаляется со словами:

– Матч начинается.

– Он без ума от футбола. – Вивека разводит руками.

В этот момент Малин замечает, что терраса погрузилась в темноту и единственное освещение – это свет луны и уютные огоньки домов по другую сторону озера.

Приближающаяся ночь что-то нашептывает им, и Малин слушает Вивеку.

– К сожалению, я мало чем могу помочь. Исходя из той информации, которой я располагаю, невозможно сказать ничего конкретного. Я прошла курсы по созданию условного личностного портрета, когда мы жили в Сиэтле, и если просто сделать предположение, то речь идет об одиночке, у которого более или менее сложные отношения с матерью. Но ведь практически всегда речь идет именно о таких типах. Он живет в Линчёпинге, наверняка здесь вырос, поскольку чувствует себя очень уверенно в той обстановке, где совершает преступления или оставляет свои жертвы. И он помешан на чистоте. Но это ты наверняка уже сама поняла. Откуда это болезненное стремление к чистоте? Культ непорочности? Кто знает… Возможно, этот человек чувствует себя оскверненным. Униженным. Сексуально использованным. Или испачканным каким-то иным образом. Возможно, он пытается восстановить своего рода невинность.

– А еще? Ты говоришь «он», но может ли речь идти о женщине?

– Может быть и то и другое. Однако, скорее всего, мужчина – или мужеподобная женщина. Вероятно, сам подвергшийся насилию или посягательствам. Такая возможность всегда существует.

– А раны?

– Они разные, и это может означать, что злоумышленник пробует варианты, словно пытается найти какую-то формулу.

– У меня тоже возникала такая мысль.

– На вашем месте я бы поискала в давнем прошлом людей, которые появляются в деле. Ключ к пониманию происходящего – в прошлом. Почему это проявляется именно сейчас, знает только сам человек. Или даже он не знает.

Звонит телефон Малин. Она смотрит на дисплей, хочет ответить, но сбрасывает звонок. Вивека никак не комментирует ее действия, продолжает свою мысль:

– У него, скорее всего, есть работа, но очень мало друзей.

– Спасибо, Вивека.

Затем Малин задает вопрос, ради которого, собственно, и приехала сюда:

– Если бы я захотела допросить свидетеля под гипнозом, ты помогла бы мне это осуществить?

– Конечно, само собой.

Впервые Малин видит Вивеку радостной, преисполненной ожидания.

– Если сам свидетель даст согласие, то для меня это не проблема.

Потом они сидят молча.

Над гладью озера разносятся отдаленные взрывы смеха, затем мощный всплеск.

– Искупайся, если хочешь – говорит Вивека. – Я могу одолжить тебе купальник. И оставайся ночевать, у нас есть бунгало для гостей. А утром Яльмар приготовит нам вкуснейшую яичницу.

Малин думает.

Номер на дисплее.

– Искупаюсь с удовольствием. Но потом мне нужно домой.

Воспоминания о теплой воде озера пронизывают ее, когда час спустя она лежит в постели Даниэля Хёгфельдта и ощущает поверх себя его твердое, тяжелое, пылающее тело, как он совершает мощные толчки в глубине ее, как она растекается и превращается в поток без чувств, воспоминаний и будущего, капли без цели и направления. Тело, наполненное снами, которые стоит посмотреть, взрыв – иногда единственное, что нужно всем триллионам клеток человека.

И только для того, чтобы выдержать общение с самим собой.

41

Двадцать первое июля, среда

Его кожа.

Она маслянисто блестит в слабом предутреннем свете, который просачивается в комнату через щель под опущенными жалюзи. Придя вчера к нему, она не сказала ни слова, молча повела его в спальню, а теперь так же молча выходит оттуда, одевается в холле, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить его.

Ибо что она может сказать ему?

Мне было хорошо?

Давай сходим в кино?

Или устроим романтический ужин для двоих?

Он лежит в кровати, всего в нескольких метрах от нее, однако в ней хранится ощущение его – ощущение близости, но и отстраненности.

Вибратор.

Двойная отстраненность. Удивительно, должно быть, ощущать, как в тебя входит предмет, не имеющий ничего общего с человеческим телом, идеальное орудие для того, кто хочет уйти, но при этом остаться.

Малин покидает квартиру Даниэля Хёгфельдта, выскальзывает за дверь, зная, что он уже не спит.

Я слышу, как ты уходишь, Малин. И не пытаюсь тебя удержать.

В спальне жарко, влага наших тел притаилась в простынях, пот подо мной принадлежит и тебе, и мне.

Удержать тебя – невозможная задача. Да и что я скажу? Смогу ли придать серьезность своему голосу, своим словам? Ты слишком сложна для меня, Малин. Ты соткана из противоречий, слишком умна.

Женщина должна быть простой и ясной. Как трубочка с мороженым в летний день. Глуповатая, но добродушная – вот такая женщина мне нужна. Или дело обстоит как раз наоборот – что мне нужна ты. Но я не знаю, как рассказать об этом. Ни тебе, ни самому себе.

Домой, принять душ, переодеться. Тоска по Туве и Янне, мигрень до тошноты. И дальше, даже не успев понять, как это произошло, она видит Карима Акбара, стоящего у доски и делающего обзор ситуации в расследовании дела о нападении на Юсефин Давидссон и убийстве Тересы Эккевед и Софии Фреден.

Туве вернется домой сегодня ночью.

«Надо сосредоточиться на этом, – думает Малин. – Но это позже».

Утреннее совещание, как обычно, в девять часов.

На лицах всех сидящих в конференц-зале читается усталость. Жара и столкновение с чудовищным преступлением проложили на них дополнительные морщины; это человеческие поступки, которые им в силу своей работы приходится разбирать и если не понимать, то, во всяком случае, делать более-менее понятными, наглядными для себя и других.

– Журналисты сошли с ума, – говорит Карим. – Они готовы буквально на смерть ради информации о ходе следствия, но на нас это никак не должно влиять. Итак, с чего начнем? Как продвигается проработка различных версий?

– Вчера мы допросили Бехзада Карами и его родителей, – говорит Вальдемар Экенберг. – Анонимный доносчик оказался прав – они солгали по поводу семейного праздника. Бехзад утверждает, что охранял свои посадки ежевики на участке возле Стонгона, и я склонен ему верить, хотя нет свидетелей, готовых стопроцентно это подтвердить. Однако соседи видели свет в окнах его домика в те ночи, которые нас интересуют.

– А ты что скажешь, Сундстен? – Свен Шёман дышит с трудом, лицо у него багровое.

– Наверное, так и есть.

– Наверное?

– Точно мы не знаем, но с большой вероятностью это соответствует истине. Теперь мы ждем информации о том, кто звонил и указал на Бехзада как замешанного в деле. Планируем допросить этого человека.

– А как вы его найдете?

– Это трудно. Но «Телиа» [18]18
  «Телиа» – шведская телефонная компания. (Прим. перев.)


[Закрыть]пытается локализовать точку, из которой звонили. Звонок прошел по их сети, так что есть надежда выйти на кого-нибудь из знакомых Бехзада, кто нам уже известен. Мы ведь с ними не раз сталкивались.

– Отлично. А список известных лиц, совершивших преступления на сексуальной почве?

– Вчера мы застали троих. Все трое вне подозрений.

– Никаких новостей по поводу того, кто сообщил в полицию о Юсефин Давидссон?

– Нет, – отвечает Малин. – Кажется, прошло сто лет.

– Скорее всего, это был просто прохожий, который не желает общаться с полицией, – делает вывод Свен. – И еще могу сообщить, что допросы родителей и близких Софии Фреден в Мьёльбю не дали никаких новых зацепок. Судя по всему, София была очень положительной девушкой, хорошо училась, нигде не болталась. Техническое обследование места преступления также дало нулевые результаты. Но мы ничего другого и не ожидали. Этот человек наводит после себя порядок, основательно и педантично. На теле Софии Фреден также обнаружены следы хлорки. Частицы краски в ее влагалище идентичны тем, которые были найдены у других жертв. Причина смерти – удушение. Технический отдел занимается ее компьютером, списки звонков с мобильного телефона скоро получим.

Свен делает паузу.

В этом расследовании все идет тяжело, никаких подарков судьбы.

– Facebook и Yahoo по-прежнему не дают никакой информации. Они стоят на страже неприкосновенности частной жизни своих пользователей.

– Мы никак не можем на них нажать? В юридическом плане? – спрашивает Зак.

– Разумеется, мы можем добиться решения суда, который обяжет их передать нам необходимые сведения. Но такое решение может быть обжаловано. Какая инстанция отвечает за сервер на Каймановых островах?

Свен меняет тему.

– Что касается вибратора, то на сегодняшний день технический отдел исключил триста пятьдесят производителей. Если речь вообще идет о вибраторе.

– А что по поводу рваных ран на теле Софии Фреден? – интересуется Зак. – Карин смогла определить, чем они нанесены?

– Когтями неизвестного животного.

– Луиса Свенссон держит на участке кроликов, – говорит Малин. – А у кроликов есть когти.

– В этом городе уйма людей, которые держат кроликов и других животных с когтями, – возражает Свен. – А ожерелье из звериных когтей можно купить на любом рынке.

– Да, это несколько притянуто за уши. – Малин кивает. – Понимаю.

– Что-нибудь еще?

Свен поворачивается всем корпусом к Малин и Заку.

– Мы допросили Славенку Висник, – отвечает Малин. – Между нею и двумя из трех девушек существует связь. Алиби у нее нет, но и у нас нет против нее ничего конкретного.

Малин рассказывает о связи: Тересу обнаружили у одного киоска, а Юсефин работала в другом. Это может иметь значение для следствия или оказаться случайным совпадением, однако последнее маловероятно.

– Все не могу успокоиться, – признается Малин.

– Такие совпадения довели до безумия многих полицейских, – говорит Пер Сундстен. – Какие-то связи, которые существуют, но не имеют значения для следствия. Что вы собираетесь делать дальше?

– Мы отметим это для себя. А так будем работать дальше без всяких предрассудков.

– Тяжелая следственная работа, – бормочет Зак. – Вот что нам сейчас предстоит.

– Я хотела бы еще раз поговорить с подругой Тересы Эккевед, Натали Фальк, – сообщает Малин. – Меня не покидает чувство, что она рассказала не все. Может быть, она расколется сейчас, когда ситуация резко ухудшилась. От Петера Шёльда, мнимого бойфренда, мы вряд ли услышим что-то новое.

– Допроси ее, – кивает Карим. – В нынешней ситуации терять нечего.

– Кроме того, мы получили информацию, которая содержалась в архивах на Луису Свенссон, – говорит Зак.

Малин гневно смотрит на него – почему он ничего ей не рассказал?

– Спокойно, Малин, – улыбается Зак, – только не сердись!

Все остальные смеются, и смех снимает напряжение, царящее в комнате; чувство безысходности размывается, словно все они незримо поднимаются на новый уровень в этом расследовании.

– Я получил выписку за пять минут до совещания, иначе показал бы ее тебе первой.

Зак всегда сердится на Малин, если она предпринимает что-то, не известив его, и в тех немногочисленных случаях, когда он поступал так же, она крайне обижалась, проклинала его, чувствовала себя несправедливо униженным ребенком.

– Да я бы и не решился ничего от тебя скрыть, – произносит он, и все остальные снова смеются.

«Они смеются надо мной», – думает Малин, но в их смехе чувствуется тепло, приятное тепло, а не мучительная жара лета, и она понимает, что смех им всем необходим, и ей самой в том числе.

Так важно услышать, что кто-то не воспринимает все происходящее с гробовой серьезностью.

– Заткнись, Зак! – выпаливает она, и теперь смеется даже Свен.

Но потом Зак откашливается, и серьезный настрой вновь медленно возвращается в конференц-зал.

– Судя по всему, ее мать заявила в полицию на отчима за изнасилование дочери, но заявление ни к чему не привело. Если даты верны, то ей было тогда двенадцать лет.

– Неудивительно, – пожимает плечами Малин. – Что-нибудь такое всегда рано или поздно всплывает.

Затем она вспоминает слова Вивеки Крафурд – что преступник, возможно, сам стал когда-то жертвой насилия. Всегда ли это так? Да, в той или иной мере. Одно насилие плодит другое. Эта линия уходит далеко в прошлое, к самым истокам человеческой истории.

– Но мы не можем больше трясти ее по этому поводу, – говорит Свен. – Мы и так уже достаточно на нее давили, а историй о трудном детстве в этом мире почти столько же, сколько людей.

Лицо Карима непроницаемо, и Малин видит, как мысли проносятся у него в голове. Наверняка перед его глазами встает отец, покончивший с собой, так и не нашедший себе места в шведском обществе. «Твой отец умер от горечи, до которой ты, Карим, никогда не позволил бы себе дойти», – думает Малин, и ей приходят на ум всякие штампы, которые всегда с важным видом роняет ее мама, когда что-то не ладится: «Важно не то, что с тобой происходит, а то, как ты это воспринимаешь».

Затем ей вспоминаются слова философа Эмиля Сиорана: «Истинного человека легко узнать по тому, что он отказывается разочаровываться».

Ты – самый разочарованный человек на свете, мама?

Тенерифе.

Но сейчас – о деле.

– Гипноз, – говорит Малин. – Я хотела бы допросить Юсефин Давидссон под гипнозом.

Теперь настал черед Зака обижаться, смотреть на нее вопросительно: это еще что такое? Я знал, что у тебя бродят подобные идеи, но мы ведь могли прежде обсудить это.

– Все мы знаем, что под гипнозом человек способен вспомнить то, чего не вспомнит ни при каких других обстоятельствах. Я дружу с психоаналитиком Вивекой Крафурд, которая предложила совершенно бесплатно содействовать проведению допроса Юсефин Давидссон под гипнозом.

– Ух ты! – смеется Вальдемар Экенберг, а потом добавляет: – Неплохая идейка!

– Это не должно попасть в прессу, – строго говорит Карим. – Все подумают, что мы в отчаянии, только этого не хватало!

Тем временем Зак уже справился с обидой.

– А ее родители согласятся на это?

– Не узнаем, пока не спросим.

– А сама Юсефин?

– То же самое.

– Если это удастся и сработает, возможно, дело продвинется, – говорит Свен.

– Да, есть шанс сойти с мертвой точки, – кивает Карим.

– Ну так чего же мы ждем? – восклицает Вальдемар. – Скорее тащи девчонку к своей гадалке.

Малин не знает, что на это ответить, – то ли крутой парень из Мьёльбю шутит, то ли говорит всерьез.

– Сим-салабим! – улыбается она, на всякий случай решив отшутиться, и поднимается со стула. – Я собираюсь всадить иголки в куклу вуду, так что берегись, Вальдемар!

После совещания Экенберг подходит к ее столу.

«Чего ему нужно?» – думает Мачин.

– Форс, послушай, – говорит он. – У тебя такой довольный вид…

– Довольный?

– Ну да, сама понимаешь – как у человека, который только что хорошо потрахался. Куда за этим пойти в вашем городе?

И Малин снова не знает, что сказать или сделать. Такого удивления она не испытывала с трех лет, когда по ошибке хлебнула кипятка из чашки, в которой, как она думала, находился холодный сок.

Дать ему по морде?

Но потом она берет себя в руки.

– Послушай, ты. В этом городе не найдется ни одной женщины, которая захочет прикоснуться к тебе даже в резиновых перчатках. Ты понял?

Не дослушав, Экенберг уходит прочь.

«Наверняка с издевательской ухмылкой», – думает Малин.

Она не поддастся на провокацию, сейчас есть дела поважнее.

Но он прав.

Она по-прежнему ощущает Даниэля в себе.

И изо всех сил пытается сдержать улыбку, которая расплывается по лицу.