Текст книги "Летний ангел"

Автор книги: Монс Каллентофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

9

Половина второго.

Вокруг Малин – дети, присягнувшие на верность «Макдоналдсу».

Сухой холодный воздух забирается в дыхательные пути и далее в легкие, шокирует организм, заставляет его протестовать и обороняться, хотя ощущение приятное. Яркие цвета, от которых рябит в глазах: желтый, голубой, зеленый. Клоун, кружочки с цифрами, чад из кухни.

Но здесь прохладно.

А я проголодалась.

Тонированные оконные стекла смягчают невыносимо яркий дневной свет, и можно снять солнечные очки – они окутывают реальность сумерками, которые я ненавижу. Но снаружи без солнечных очков не обойтись. Сегодня свет немилосердный – как лампа в глаза на допросе, лучи режут душу, словно остро наточенные ножи.

«Макдоналдс» у моста Браскенсбру, по ту сторону реки Стонгон, которая выходит к парку Юханнеслунд. Обычно Малин неохотно утоляет голод в сети этого всемирного спрута, но сегодня, после посещения больницы, они с Заком решают сделать исключение.

Перед детьми на столах «Хеппи мил».

Путь от главного входа в больницу до машины, оставленной на большой парковке на самом солнцепеке, заставил их усомниться в том, что при такой жаре вообще можно находиться на открытом воздухе. А затем машина – не меньше шестидесяти градусов в ее душном замкнутом пространстве, духота как в парилке, протестующий мотор, запах горячего масла и воздух из кондиционера – поначалу раскаленный, но потом божественно холодный.

В кафе несколько семей с детьми. Пара толстушек иностранного происхождения за стойкой шепчутся, хихикают и украдкой бросают взгляды в их сторону.

– А что, никак нельзя выяснить, кто звонил по поводу Юсефин? – куда-то в пространство спрашивает Зак.

– Техническая служба говорит, что невозможно. Звонили по карте. Нам придется работать дальше с этим знаком вопроса. Будем надеяться, что это лицо откликнется.

Малин откусывает очередной кусок от своего фишбургера.

– А велосипед?

– Возможно, его просто-напросто украли. Или он где-то в другом месте. Вполне вероятно, что на нее напали не там и лишь потом перетащили в парк Тредгордсфёренинген. По этому поводу ничего нельзя сказать, раз она не помнит. Надо постоянно следить, не появится ли информация о велосипеде.

Зак кивает.

– Начнем с того, что позвоним бойфренду Тересы Эккевед, – говорит Малин, прожевав еще кусок жареной американской рыбы.

– Ты или я?

– Я могу позвонить. Ешь спокойно.

– Спасибо. Черт, до чего вкусной кажется эта дрянь, когда по-настоящему проголодаешься! Мартин пришел бы в ярость, если бы увидел, как я это ем.

– Но он не увидит, – усмехается Малин и достает из кармана бумажку с телефоном парня Тересы Эккевед.

Он снимает трубку после четвертого звонка.

– Петер.

– Это Петер Шёльд?

– Ну да, кто же еще? – отвечает тягучий подростковый голос, недовольный, полный скепсиса. – Насколько мне известно, данный номер записан на меня.

«Данный номер»? Разве современные подростки так разговаривают?

Впрочем, Туве тоже могла бы так сказать. С важностью, подчеркивая свою образованность.

– Меня зовут Малин Форс. Я инспектор криминальной полиции Линчёпинга. У меня есть к тебе несколько вопросов по поводу твоей девушки Тересы. Ты готов ответить на них сейчас?

В трубке тишина, словно Петер Шёльд пытается придумать, как ему ускользнуть от ответа.

– А вы не могли бы позвонить попозже?

– Хотелось бы поговорить прямо сейчас.

Снова тишина.

– А что стряслось с Тересой? – с легким беспокойством интересуется он. – Ее родители звонили и спрашивали, не здесь ли она.

– Они подали заявление в полицию. Она исчезла, а родителям сказала, что собирается быть с тобой. Но тебе это наверняка известно.

– Я уже несколько недель на даче. Мы с ней собирались встретиться, когда я вернусь.

– Но ведь она твоя девушка?

– Ну да, – как-то слишком быстро говорит он.

Малин, прижми его!

– Когда вы виделись в последний раз? – задает она очередной вопрос.

– До того, как я уехал на дачу.

– Тереса очень симпатичная девушка. Как вы познакомились?

– Что? Еще раз…

– Как вы познакомились?

– Она… то есть мы… – Петер Шёльд делает паузу. – Познакомились на танцах, организованных совместно нашими школами.

– В какой школе ты учишься?

– В школе Экхольма.

– Какой класс?

– Пойду в девятый. Мне исполнилось пятнадцать.

– И где проходили танцы?

– В нашей школе. В актовом зале. А это что – допрос?

– Пока нет, – отвечает Малин.

«Ты врешь, – думает она. – Но зачем?»

– Она и в самом деле твоя девушка?

– Но я это уже сказал.

– А Натали? Ты ее знаешь?

– Вы имеете в виду Натали Фальк?

– Я имею в виду подругу Тересы по имени Натали.

– Фальк. Я ее знаю. Она учится со мной в параллельном классе. Мы особо не дружим, но знакомы.

– Они с Тересой близкие подруги?

– Да, пожалуй.

– У тебя есть ее телефон?

– Минутку.

В трубке слышится попискивание клавиш.

– Ее номер ноль – семьдесят – триста пятнадцать – двадцать – двадцать три. Послушайте, мы с папой собираемся на рыбалку. Вы еще долго?

Малин старается запомнить цифры, потом спрашивает:

– Как ты думаешь, почему она сказал родителям, что будет с тобой?

– Откуда мне знать?

В трубке раздается голос отца – нетерпеливый и усталый:

– Так она пропала? Ах вот оно что! Да, родители были взволнованы, когда звонили нам. Черт возьми, до чего трудно справляться с теперешней молодежью! Нет, о том, что они проведут каникулы вместе, речи не было. Мы сейчас на даче. Любим отдыхать своей семьей.

– Они дружат?

– Ну да, он так говорит. Правда, они друг у друга не ночуют, как многие делают в их возрасте, но часто проводят досуг вместе – во всяком случае, по словам Петера, а у меня нет ни времени, ни желания вторгаться в их личную жизнь, так что мне на самом деле известно мало. Один раз она приходила к нам в гости, но в целом я не могу сказать, насколько они близки.

«Вторгаться, – думает Малин. – Именно это и нужно делать. Вторгаться, черт побери! А иначе они могут просто исчезнуть. И кто знает, вернутся ли они?»

Тайная жизнь подростков.

Моя собственная.

Жизнь Туве.

– Приятной рыбалки, – заканчивает разговор Малин.

– Рыбалка? Я никогда сам не ловлю рыбу. Покупаю в рыбном магазине в деревне.

Дети с гамбургерами шумят вокруг, а Малин набирает только что полученный номер.

– Мы могли бы встретиться и поговорить?

– Да, но я на работе. – Натали Фальк говорит чуть с растяжкой, но мгновенно оценивает ситуацию.

Уверена в себе. Ответила после второго звонка.

Что скрывает этот голос? Какие тайны?

«Расследование, Малин, – это множество голосов, – когда-то сказал Свен Шёман. – Научись их слушать, и истина у тебя в руках».

Ты ведь так говорил, Свен? Во всяком случае, что-то в этом духе.

Голос Петера Шёльда – голос лжи?

– Натали, ты знакома с Тересой Эккевед? Родители заявили в полицию, что она исчезла.

– Да, я знаю Тересу. Так она пропала? Думаю, просто уехала прогуляться. Она любит проводить время одна, а ведь это не так просто устроить.

– Где ты находишься?

– Работаю на Старом кладбище.

Зак вынимает ключ из зажигания. Малин чувствует, как фишбургер бунтует в животе: во рту появляется кислый привкус, и она сглатывает, старается забыть, где обедала.

Они выходят из машины.

Каменный забор Старого кладбища нуждается в побелке, серые хлопья отслоившейся краски свисают до самого асфальта парковки. Напротив – дома из красного кирпича, построенные в восьмидесятые годы. Здания молчаливы, они как будто сгрудились вместе и кажутся безжизненными. Балконная дверь на первом этаже приоткрыта – прислушавшись, Малин различает звуки музыки, Томас Ледин поет какие-то глупости о любви и сексе, но хотя в обычной ситуации она терпеть не может шлягеры, сейчас, среди этой давящей жары, музыка показывает, что в городе еще шевелится жизнь. Иначе можно было бы подумать, что здесь взорвалась невидимая водородная бомба, уничтожившая все, кроме зла.

За стеной поднимаются клены, листва еще зеленая, но бледная и суховатая. За деревьями – могильные плиты, Малин не видит их, но знает, что они там.

Могилы давние, в полном соответствии с названием кладбища.

Сарай с садовым оборудованием расположен в ста метрах от входа, за кладбищенской рощей, куда Малин иногда приходит.

Малин и Зак надели солнцезащитные очки и идут по одной из тщательно подметенных аллей кладбища, направляясь к силуэту возле рощи. Судя по всему, это и есть Натали Фальк.

Она невысокая, мускулистая, белая майка плотно облегает ее упругие подростковые груди. Она стоит, чуть наклонившись вперед, работая граблями. Округлые девичьи щечки, кольцо в носу, коротко подстриженные черные непокорные волосы.

Они здороваются, Зак снимает темные очки, пытаясь установить контакт.

– Отличная работа на лето. Наверное, трудно было ее найти?

– Проще простого. В такую жару! Ни один идиот не согласится все лето полоть сорняки на кладбище, но мне очень нужны деньги.

Произнося слово «деньги», Натали Фальк пинает кладбищенскую траву ногами, обутыми в ботинки от «Док Мартен».

Затем они задают вопросы о Тересе Эккевед.

– Так ты не знаешь, куда она могла отправиться?

– Понятия не имею.

– Когда ты виделась с ней в последний раз?

– Примерно неделю назад.

– Что вы с ней делали?

– Ели мороженое на Тредгордсторгет.

– Она вела себя как обычно? Ты не заметила ничего странного?

– Да нет, ничего такого особенного.

Натали Фальк старается говорить низким голосом.

По ее лбу струится пот. Как и по спине у Малин.

– Ты за нее не беспокоишься?

– Да нет. С какой стати?

– Она же пропала.

– Ну и что? Она в состоянии сама за себя отвечать.

В голосе нет тревоги, но вот взгляд? Что таится в нем?

– Я закурю, – говорит Натали.

– Нам дым не помешает, – говорит Зак. – Я всегда считал, что не продавать сигареты до восемнадцати лет – ужасная глупость.

Натали лезет в карман шорт из камуфляжной ткани, ловко выуживает пачку сигарет. Жестом предлагает: хотите? Они также знаком отказываются, и Малин задает следующий вопрос:

– Вы с ней близкие подруги?

– Нет, я бы так не сказала.

– Вы тоже познакомились на танцах? Как Петер и Тереса?

– На каких танцах?

– На совместных танцах школ Экхольма и Стюрефорса.

– Таких танцев не бывает. С чего вы это взяли?

Малин и Зак переглядываются.

– Так как же вы познакомились? – спрашивает Зак.

– В городе. Не помню точно, где и когда.

В городе. Так оно и есть. Сотни подростков, которые слоняются группками в центре города по выходным: болтают, флиртуют, дерутся, пьют.

На часах двадцать два ноль-ноль. А ты знаешь, где сейчас твой ребенок?

Нет. Понятия не имею.

– Значит, не помнишь? – продолжает Зак. – Это было очень давно?

– Год назад примерно. С ней легко. Обо всем можно поговорить.

– О чем?

– Обо всем на свете.

– А с Петером вы учитесь в параллельных классах в школе Экхольма?

– Ну да.

– И дружите?

– Ну, типа того. Болтаем на переменках, иногда вместе обедаем.

– Ты не знаешь, были у Тересы еще друзья? Не могла она уехать к кому-нибудь в гости?

Натали Фальк делает затяжку и произносит:

– He-а. Но откуда я знаю. У всех есть свои тайны.

– Она что-то скрывает, – говорит Зак, поворачивая ключ в замке зажигания. – Это ясно как божий день.

Машина снова разогрелась, будто плавильная печь.

– Все, с кем мы общались до сих пор, что-то скрывают.

– Эта Натали – крутая девица. Больше похожа на парня.

– Да, не больно-то женственная, не могу не согласиться. А Петер Шёльд врет как сивый мерин.

– Надо немедленно отдать компьютер Тересы техникам. В нем может содержаться куча полезной информации: переписка, сайты, которые она посещала.

– А Юсефин Давидссон?

– Думаю, они уже закончили обход соседних домов, – отвечает Зак и давит на педаль газа.

10

– Обход домов возле парка Тредгордсфёренинген ничего не дал, – говорит Свен Шёман. – Из тех немногих людей, кто оказался дома, никто ничего не видел и не слышал. Как вы знаете, в июле в городе никого нет. Боюсь, свидетели не проявятся, даже тот, кто звонил. Нам остается лишь ждать отчета Карин Юханнисон и результатов анализов – и надеяться, что велосипед где-нибудь всплывет.

Часы на стене в кухне для сотрудников показывают пять минут шестого – красная секундная стрелка движется медленно, словно старый ревматик, и уже с утра кажется уставшей от самой себя.

Поскольку их всего трое, они устроили совещание в кухне.

«Долгий был день», – думает Малин, видя, как Свен отхлебывает большими глотками кофе. Мобильный телефон, лежащий рядом с ним на столе, отключен, телефонистке на коммутаторе даны строгие указания – не принимать больше звонков из СМИ.

– Они просто спятили, – первым делом заявил Свен, когда Малин и Зак вернулись в участок. – После того как Хёгфельдт выложил свои первые статьи, они просто оборвали мне телефон. Я успел побеседовать с «Афтонбладет», «Дагенс нюхетер», «Экспрессен», «Свенскадагбладет» [5]5
  Названия четырех крупнейших шведских газет. (Прим. перев.)


[Закрыть]и принял еще массу звонков – уже не помню от кого. Из «Эстнютт» приходили и хотели взять интервью, и с четвертого телеканала тоже.

– У них летний застой, – усмехнулся Зак. – Изнасилование плюс исчезновение – на этом можно долго продержаться. Добавь сюда лесные пожары – и лето пройдет не зря.

– Ты рассказал о велосипеде?

– Да, я сказал, что мы ищем красный «Крессент» с тремя скоростями, – они обещали это опубликовать.

– Когда у Карин будут готовы результаты анализов? – спрашивает Малин.

– Не раньше завтрашнего утра. Так она мне сказала, а я звонил ей только что. В беседке никаких отпечатков пальцев.

– Что-то она больно долго возится, – ворчит Зак.

– Обычно она делает все быстро, – возражает Малин.

– Карин свое дело знает, – поддерживает Свен. – В этом мы не сомневаемся. Ну а вы, что вам удалось узнать по поводу Тересы Эккевед?

– Кажется, никто не знает, где она может скрываться, – отвечает Малин. – Даже ее якобы бойфренд и единственная подруга, которую нам удалось разыскать, тоже ничего не знают.

– Якобы бойфренд? – переспрашивает Свен.

– Да, тут есть сомнения. Эти молодые люди что-то скрывают, а парень просто откровенно лжет.

– А как вы собираетесь узнать, что они скрывают? И почему он лжет?

Голос Свена вдруг становится высокомерным, словно он ждет от них не предложений по ведению следствия, а немедленного ответа на все вопросы.

– Мы работаем над этим, – говорит Зак. – Но по жаре дело идет туго.

– От жары страдают все. – Свен немного смягчается. – Ясное дело, пока мы рассматриваем это как обычное исчезновение.

– Но она, возможно, пропала еще неделю назад, – замечает Малин. – Надо разыскать других людей, знающих Тересу Эккевед, и поговорить с ними. И пригласить ее бойфренда Петера Шёльда на допрос. Он с родителями на даче в Вальдемарсвике – пусть отец привезет его сюда. Кроме того, мы затребовали распечатку звонков с мобильника Тересы. Родители проверили: она не снимала деньги в банке с того дня, как они уехали в Париж.

– Компьютер у нее был?

– Да, им сейчас занимается технический отдел.

– Отлично. Подростки проводят в Интернете половину жизни.

«Только не Туве, – думает Малин. – Насколько мне известно».

– А нападение на Юсефин Давидссон и изнасилование? – продолжает Свен. – Что вы думаете об этом? Ведь именно данный случай для нас сейчас наиболее важен.

– Мы намерены проверить, не выпустили ли из тюрьмы или после реабилитации какого-нибудь установленного маньяка, проживающего в нашем лене, [6]6
  Лен – территориально-административная единица в Швеции, провинция. (Прим. перев.)


[Закрыть]– отвечает Зак. – Может, активизировался кто-нибудь из старых клиентов. Сравним с предыдущими случаями и посмотрим, есть ли совпадения.

– Хорошо. А групповое изнасилование? Вы рассматриваете такую возможность, хотя на месте преступления ничто на это не указывает?

– Мы даже не знаем, где именно ее подвергли насилию. На нее могли напасть в другом месте и потом перетащить в парк.

– Верно, верно, – кивает Свен. – Я забыл сказать: лаборатория провела подробный анализ крови Юсефин Давидссон в сжатые сроки. Анализы нормальные, никаких признаков алкогольного или наркотического опьянения. Но есть субстанции, выветривающиеся из организма за несколько часов. А взятые у нее пробы кожи не показали ничего особенного, кроме следов хлорки и стирального порошка. Стиральный порошок, скорее всего, попал на кожу с одежды, а хлорку использовали, чтобы девушку отмыть. Не исключено, что преступник пытался таким образом уничтожить возможные улики. Сейчас Карин исследует те микроскопические синие частички, которые доктор Шёгрипе обнаружила в теле Юсефин Давидссон. Так что вы думаете по поводу группового изнасилования?

Малин понимает, к чему ведет Свен своими вопросами и утверждениями.

Но он не хочет ничего говорить – ждет, чтобы они произнесли это сами, потому что, как ни сформулируй, эта мысль все равно будет попахивать расизмом.

Наконец Зак произносит:

– Мы проверим Али Шакбари и Бехзада Карами.

Шакбари и Карами.

Целую ночь занимались сексом с девушкой, которую напоили до бесчувствия, однако в июне суд оправдал их.

«Она была согласна». «Она сама этого хотела».

На кухонном столе в квартире в Берге?

«Черт подери, она сама хотела. Настоящая шлюха».

Доказать обратное не представляется возможным. И пока Свен в очередной раз отхлебывает свой кофе, Малин думает о том, что существует правда официальная и неофициальная. И полицейские, и средства массовой информации знают, что практически все групповые изнасилования совершаются двумя и более мужчинами-иммигрантами, но никто никогда не пишет об этом и не называет вещи своими именами.

Это неофициальная правда. Неполиткорректная.

Значит, проблемы не существует. А если ее не существует, то ее нельзя обсуждать. И следовательно, она никогда не будет решена.

И есть такие девушки, как Юсефин Давидссон или Ловиса Ельмстедт – так звали жертву Шакбари и Карами.

Такие девушки, как Тереса Эккевед.

«Тереса просто болтается где-нибудь сама по себе».

«Она просто уехала».

«Ничего особенного не случилось».

Когда по окончании совещания Малин садится за свой рабочий стол, звонит ее мобильный.

Где же он?

Ах да, в сумочке.

– Привет, мамочка!

– Туве!

Это Туве. Малин видит ее перед собой – веселые блестящие голубые глаза, каштановые волосы, растрепанные ветром с моря.

«Хорошо ли вам там? – думает она. – Мне не хватает тебя, когда я слышу твой голос. Но как хорошо, что ты не сидишь сейчас в этом ужасном городе. У вас там уже больше полуночи. Почему ты не спишь в такое время? Ты должна уже давно лежать в постели».

Но Малин сдерживается. Хочет показать, что доверяет им.

– Ну, как там у вас?

– Мы сегодня катались на катере. Съездили на небольшой дикий пляж.

– Понравилось?

– Да, хотя обратная дорога заняла много времени. К счастью, я взяла с собой книгу. А сейчас мы только что поужинали.

– Вкусно там кормят?

– Так себе.

– Наверное, сплошные шашлыки?

«Кажется, расстояние делает наш разговор более поверхностным, чем обычно», – думает Малин.

Те же тривиальные фразы, но сказанные за кухонным столом поутру, все же приобретают окраску, содержание и смысл благодаря близости собеседников, но среди станций, кабелей и спутников ощущение контакта теряется.

– Какую книгу ты читаешь?

– Несколько. Но «Мадам Бовари» мне не понравилась. Она слишком устарела.

Где-то на заднем плане звучит ксилофон – оркестр в гостиничном ресторане?

– Это оркестр у тебя там?

– Да, тут играют в ресторане. Дома очень жарко?

– Мозги плавятся.

– А здесь ничего. Хочешь поговорить с папой?

– Конечно.

– Малин! – слышится в трубке голос Янне.

– Да. Вам там хорошо?

– Хорошо, но жарко. А как дома?

– Здесь парилка невероятная. Я такого лета не припомню.

– Жаль, что ты не поехала с нами. Здесь очень приятно.

Бали.

«Поехала с вами? – думает Малин. – Уехала от этой жары и несчастных девушек?»

Раньше он столько раз уезжал в Боснию, в Руанду, в Сомали – куда угодно, лишь бы бежать от мыслей о невозможной любви. Тысячи раз она слышала его голос, доносившийся сквозь помехи по истрепанным телефонным проводам, – и чувствовала, как внутри у нее все сжимается, тревога растекается черной горячей лавой.

Сараево. Кигали. Могадишо.

Голос Янне сквозь помехи на линии – сообщение о том, что могло бы состояться, привет из той жизни, которая так и не сложилась.

То же самое и сейчас.

– Я читал на сайте «Корреспондентен» о лесных пожарах, – говорит Янне. – Лучше бы я остался дома. Я нужнее там.

И тут она начинает сердиться. Думает: «Да, ты нужнее здесь. Мне ты очень нужен, но мы никогда этого не понимали. Ты всегда оставался неугомонным, как подросток. Когда-нибудь ты повзрослеешь окончательно, чтобы остановиться и сказать – вот мое место на земле? Быть взрослым – это не только строить туалеты в лагерях беженцев или возить мешки с мукой по минированным дорогам. Зрелость может заключаться в способности остаться на месте, если нужно».

Но злость утихает так же мгновенно, как и разгорается.

– Янне, ребята справятся без тебя.

– Но один мой коллега получил тяжелые травмы!

– Я скучаю без вас, – говорит Малин. – Поцелуй от меня Туве. Ей пора ложиться спать.

Сайт газеты «Корреспондентен».

Спальню освещает неровное голубоватое сияние монитора, иначе здесь было бы совсем темно.

Жалюзи на окнах – будто решительно закрытый рот, сжатые челюсти, не пускающие внутрь вечерний свет.

Лесные пожары держат в кольце всю округу. Один пожарный получил травму, споткнувшись и упав на горящий мох. Ожоги лица и рук – должно быть, его имел в виду Янне. Фотографии в газете выглядят драматично: крошечные фигурки людей на фоне сплошной стены огня, готовой поглотить их, сжечь дотла.

Даниэль Хёгфельдт больше не звонил ей, зато пять раз за день атаковал Свена.

В одной статье он объединяет оба случая с девушками, но и по отдельности пишет о них тоже. «Летний Линчёпинг потрясен нападением в парке Тредгордсфёренинген и исчезновением…»

Линчёпинг потрясен?

Скорее спит, разморенный жарой.

Деталей в статьях нет – большую часть обстоятельств пока решено не публиковать.

Даниэль и прочие СМИ дают свою оценку происшедшего. Для них эти два случая одного порядка, исчезновение Тересы – не простой побег из дома. Им очень на руку связь между этими происшествиями, хотя Свен не желает, чтобы кто-либо распространялся о взаимосвязи, создавая тем самым образ злобного монстра, разгуливающего по летнему Линчёпингу. Она только что видела Свена в программе «Эстнютт». Глаза у него бегали, вид был загнанный, словно телекамера собиралась проглотить его, – таким Малин не знала своего коллегу. «Мы пока не можем утверждать… мы работаем… связь не выявлена…»

Карим Акбар звонил, хоть он и в отпуске. Спрашивал, не надо ли приехать и взять на себя гиен – так он выразился в разговоре со Свеном.

– Тебе надо поехать на рыбалку с сыном, Карим, – ответил ему Свен. – И работать над книгой.

Потом Малин читает статью о жаре. О волне смертей в домах престарелых и о том, как социальные работники находят все новых стариков, которые умерли от инфаркта у себя дома, не выдержав жары и сухого воздуха кондиционеров. Районная медсестра говорит в интервью: «В квартирах наших пациентов ужасная жара. Им просто трудно обеспечить организму достаточное количество воды, чтобы регулировать температуру тела. Но сейчас, в период отпусков, мы не успеваем оказывать даже обычную помощь».

Малин выключает компьютер и идет в гостиную, стоит у открытого окна, слушая шум из паба на первом этаже дома.

Спуститься?

Нет, только не сегодня.

Хотя все ее существо требует текилы.

Вместо этого она идет в спальню, ложится и закрывает глаза.

Жесткий дневной свет еще держится на сетчатке горящими точками, но из окружающей темноты выступает образ.

Малин видит Натали Фальк на кладбище: губы шевелятся, но голос не ее – звучит голос Петера Шёльда в телефонной трубке.

Ложь сливает образы подростков воедино.

Они достаточно взрослые, чтобы знать: молчание работает на них, уже одним своим молчанием они могут полностью сорвать работу полиции. Тот, кто умеет молчать, сможет выбраться практически из любой переделки. Язык – худший враг виновного.

Малин снова открывает глаза.

Голоса из паба звучат куда более оживленно, чем те, которые она слышала в течение дня, но отдельных слов разобрать невозможно.

Она закрывает глаза. Ощущает тело Даниэля, прижатое к ее телу, его тяжесть. Может быть, все же…

Нет.

Спать.

Усталость берет свое.

Юсефин Давидссон лежит в палате университетской больницы под легким светлым покрывалом и хочет, чтобы ее сознание вспомнило то, что помнит тело. Ее родители сидят в креслах у окна, глядят на мерцающие огни Линчёпинга и тоже ломают голову: что же произошло с ней в парке или где-то в другом месте? Какие тайны скрывают высохшая трава, кора и листья, ночь и темнота? А еще они жаждут вернуться домой, в свои привычные постели.

«Я хочу вспомнить, – думает Юсефин, – но не помню ничего. А хочу ли я вспомнить? Ведь все это было, и неважно, помню я или нет. Скоро меня отпустят домой. Я лягу на веранде и постараюсь вспомнить. Буду шептать сама себе: „Вспоминай. Вспоминай, вспоминай!“»

Земля надо мной – есть ли у нее воспоминания?

Я знаю, почему я сейчас здесь.

Знаю, где я.

Я Тереса.

Должно быть, наверху ночь. Не слышно голосов купающихся.

А я просто ночую здесь, так ведь?

Как это получилось?

Почему я ночую здесь?

Какие вижу сны?

Во сне в комнате звучит голос Туве:

– Береги себя, мамочка, я скоро вернусь.

Из тайного угла в спящем мозгу Малин этот голос произносит те слова, которые она хочет услышать.

– Скоро я буду дома.

Что бы я делала без тебя, Туве?

Без вас?

И вот Туве стоит возле ее постели, протягивает руки, и Малин уже готова обнять ее, но тут дочь снова почти исчезает, ее худенькое тело кажется прозрачным, как голограмма, смутное видение, за которое цепляются память и тоска.

Возвращайся домой, дорогая.

Обещай мне, что ты не исчезнешь.