Текст книги "Всё было совсем не так"

Автор книги: Миято Кицунэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)

Часть 4. Глава 18. Эмоции

– АААААА! – жуткий, нечеловеческий крик на одной ноте, заставил подняться дыбом все мои волосы, он будоражил окрестности, и в наш особняк я заскочил почти одновременно с Итачи.

Возле кровати, на которой лежал корчащийся в страшных муках и воющий дурным голосом Саске, с совершенно потерянным видом стоял Хаширама.

– Что ты сделал с моим братом? – сверкнул Мангёке шаринганом Итачи.

Я подскочил к кровати пытаясь помочь или успокоить, или сделать хоть что–нибудь для своего лучшего друга. Он вцепился в меня мёртвой хваткой, невидяще уставившись затуманенными болью глазами, и продолжал кричать, судорожно извиваясь.

– Я… Он… Саске… смог выделить достаточное количество чакры, – сбивчиво начал объяснять Первый Хокаге. – Он активировал шаринган, сначала с одним томоэ, потом с двумя, потом с тремя, а потом… Кажется, я видел риннеган. – осипшим голосом сказал Хаширама. – А потом… случилось ЭТО.

Изо рта Саске пошла пена.

– Держите его! – воскликнул, словно очнувшийся от шока, наш недоделанный ирьёнин.

Я сделал трёх клонов и мы вшестером стали держать Саске, который хрипел и довольно сильно вырывался, используя свою мощную чакру для каждого рывка.

– Ааа… Убей–те меня… АААА! …Я х-хочу сдохнуть… АААА-ааа!!! …Мне больно, больно… дайте мне умереть, – крики стали перемежаться подобными пожеланиями, проклятиями, стонами, даже слезами.

Было очень страшно. По мне словно по живому резали ножом, так было больно, сердце сжимало от ужаса и беспомощности. Итачи тоже смотрел на брата и до крови кусал губу, казалось, он умирает вместе с Саске.

– Итачи, соберись! – прикрикнул я на старшего Учиха. – Нефиг раскисать. Саске твоя добровольная жертва не поможет. А ты, когда он очнётся, уже розовым фартуком не отделаешься! Хаширама, проверь Саске на внутренние повреждения! – отдал я распоряжения.

Делать хоть что–то. Лишь бы не стоять и не смотреть, как закатываются его глаза, как покрывает белый лоб холодная испарина, как красивые черты лица искажаются в жуткой маске боли.

– Ааа… Н-наруто, у-убей меня! ААа… друг, сделай одолжение… Мне так больно, так больно – у Саске снова потекли слёзы. И я почувствовал горячие дорожки и на своих щеках.

– Потерпи, потрепи, потерпи, – повторял я, утирая его лицо влажной тряпкой, которую подала мне Мито–сан, которая тоже прибежала на крики.

– У него нет физических повреждений, – сказал Хаширама, закончив проверку «мистической рукой» и покачал головой.

Саске продолжал кричать и умолять нас убить его, чтобы закончить его страдания. Это было жутко.

Я вспомнил о своих ощущениях сенсора, когда бежал к дому и попросил Кураму подготовиться к слиянию. В этом режиме я могу даже различать мысли и образы «активно думающих», возможно так мы сможем понять, что происходит с ним.

– Я объединюсь с девятихвостым, может быть это поможет узнать, что с Саске, – сказал я оказываясь во внутреннем мире.

Ева была там вместе с Курамой, без чувств. Её маленькое белое тельце подрагивало, она скулила и перебирала лапками.

– Ты готов? – спросил я Кураму, стараясь не смотреть на Еву. Он кивнул и мы объединили нашу чакру.

Я ощутил лёгкое любопытство, беспокойство за Саске и надежду от Хаширамы, страх и боль от Итачи, а от Саске… Это даже сложно передать словами. Переполненный всевозможными чувствами, которые смешались в жуткую какофонию в первую очередь боли. Душевной и физической боли, а может быть душевная боль превратилась в физическую. Я не понимаю, как он всё ещё жив. Это так… так больно. Я просто смотрю на него, чувствую лишь отголоски того, что чувствует он, и мне хочется сдирать с себя живьём кожу.

– Что с ним? – спросил я Кураму, который в данный момент видел всё моими глазами.

– Мне кажется, что Саске вернул все свои чувства, – помолчав, предположил биджу.

– Вернул чувства? – переспросил я.

– Да. Причём все и сразу.

Как–то во время путешествия с Джирайей мы были в одной стране, где применяли смертную казнь названную «тысяча порезов». Осуждённого за особо тяжкое преступление убивали, потихоньку отрезая небольшие фрагменты тела. В течении нескольких часов. Мучительная и долгая смерть, полная боли. Сейчас мне казалось, что «тысячу порезов» испытывает Саске.

Я прекратил слияние.

– Ты понял, что с ним? – с надеждой спросил Итачи.

– Да, Саске испытывает боль от чувств, – сказал я, пытаясь справиться с пересохшим горлом. – Он, каким–то образом вернул свои чувства, но теперь испытывает их все. Сразу. Боль. Ненависть. Страх. Неуверенность. Злость. Всё сразу, как будто всё что он не испытывал последние десять лет вернулось, увеличенное многократно. Если то, что ты говорил про самогендзюцу – правда.

Хаширама от этих слов заволновался.

– Похоже, что Саске удалось восстановить свою ментальную оболочку!

От этих слов Итачи вздрогнул, и отвёл глаза, словно что–то вспоминая.

– У него она была повреждена? – удивлённо переспросил я, продолжая держать кричащего друга.

– Да, мы пытались это вылечить, но тут могла помочь только такая божественная сила, как риннеган…

– Что? – я возмущённо вперился на Хашираму, активизируя свой риннеган. – Почему, чёрт возьми, я впервые об этом слышу?!

– Только не говори мне… – удивлённо раскрыл глаза Первый Хокаге, заворожено глядя мне в глаза.

– Только не говори мне, что бабуля тебе не сказала… – простонал я.

– У тебя риннеган, Наруто? – также ошарашено посмотрел на меня Итачи.

Нет, я понимаю, что это как бы тайна, особенно потому что он не виден, но, чёрт побери, почему даже Итачи об этом не знает?!

– Я думал, Саске тебе сказал, – снова простонал я.

Саске выгнулся дугой.

– Наруто, Наруто, не бросай меня, – забормотал он в бреду, дёргаясь. По его щекам потекли слёзы.

Я взял его за руку и он с силой сжал ладонь.

– Итачи, братик… аники, нии–сан – жалобно всхлипнул Саске.

Итачи схватил его за вторую руку.

– Я здесь, отото, я с тобой. Мы с Наруто рядом. Мы тебя не бросим, – прошептал его брат.

Следующие полтора часа Саске, казалось, поглотила тоска и депрессия, потому что он плакал, причитал и просил не бросать и не убивать его.

Потом он смеялся, корчась в истерическом припадке, потом снова была боль, много боли. Хашираму мы попросили уйти, помочь он всё равно не мог ничем. Не хотелось показывать постороннему проблем Саске.

– Я хочу домой, пожалуйста, отпустите меня домой, я хочу к маме и папе, я так устал, – просился Саске в бреду. И мы с Итачи уговаривали его остаться. Что здесь Саске будет лучше, что мы не сможем без него, а он плакал и хотел уйти, потом просил его убить, просил его отпустить обратно в Чистый мир.

Это было очень тяжело.

В конце восьмого часа, уже ночью, у него снова началась истерика:

– Кровь… дайте мне кровь… Итачи, убей всех, я хочу крови, ха–ха–ха… Убей всех, ты же можешь, братик, убей всех ради меня, – на Итачи было страшно взглянуть, кажется за эти восемь часов он постарел лет на десять.

– Я люблю кровь и отрубленные руки… я собираю коллекцию, – продолжал метаться Саске.

– Саске, прекрати! – стал тормошить его я. – Успокойся! Итачи больно.

– Итачи, братик… люблю… ты такой красивый, Наруто… и Итачи такой красивый… Не уходите от меня, не бросайте. Я не буду… пожалуйста, простите, простите меня… – я успокаивающе обнял его, поглаживая по спине, как в детстве, когда позволял использовать себя вместо плюшевого мишки и Саске наконец затих, уснув.

* * *

Саске не просыпался после случившегося ещё трое суток. Мы с Итачи дежурили возле его постели по очереди, точнее, я заставлял поспать старшего Учиха хотя бы немного, и обещал тут же разбудить, когда Саске проснётся. Впрочем, через час моих бдений у кровати Саске, Итачи выгонял меня из комнаты своего братца, упорно ожидая, пока тот очнётся.

Утром четвёртого дня, после того, как мой друг впал в беспамятство, меня разбудила какая–то возня на животе.

Открыв глаза, я встретился с ясным, голубым, как весеннее небо, взглядом Евы. Странным таким взглядом. Умилительным. Она, по–моему, до этого так могла посмотреть только на тентакли, причём, если бы они были у Курамы, который бы держал в одной руке печеньку, а в другой кусок прожаренного кабанчика (это была какая–то странная фишка в последнее время у нашей лисички).

Может у неё тоже случилось что–то вроде эмоционального выброса, как у Саске?

– Ах… – глубоко вздохнула лисица, откровенно пялясь на меня.

– Ева…

– Молчи, – мой рот заткнули мохнатой ладошкой. – Дай я полюбуюсь на тебя.

– Но…

– Тссс! – голубые глаза продолжали изучать моё лицо.

– А… – хотел спросить очнулся ли Саске, но коварная лиса начала вылизывать мои щёки.

Я подхватил её под передние лапы, отрывая от себя.

– Ты чего лижешься?

– Ты мне нравишься, Наруто, – безапелляционно сообщила многохвостое создание Саске.

– Меня Хината заревнует, – со смешком выдал я. – Она же моя девушка, а не ты.

Совершенно для меня неожиданно, от моих слов Ева сильно расстроилась, у неё реально потекли слёзы. Не знал, что лисы могут плакать. Да ещё так… навзрыд.

Ещё полчаса я её утешал, гладил и обещал раздобыть кабанчика, которого я попрошу Итачи зажарить огненным дзюцу. Только на такого кабанчика Ева в конце концов согласилась и перестала плакать. А ещё пришлось несколько раз поцеловать её в носик. И в глазки. И в мохнатые щёчки. В общем, чтобы прекратить эту истерику я уже был готов даже под хвосты её поцеловать, но обошлось.

Ева ушла в мой внутренний мир, чтобы пообщаться с Курамой, а я, с гулко бьющимся сердцем, направился к комнате Саске.

Оттуда мне навстречу вышли Хаширама с бабулькой Цунаде, которые тихо, шёпотом переговаривались или, скорее, переругивались.

– Саске проснулся? Как он? – тоже шёпотом спросил я. Цунаде, чем–то расстроенная, прошла мимо, бросив на деда короткий злой взгляд.

– Он проснулся. Но у него эмоциональная буря, – Хаширама посмотрел в спину внучке и ухмыльнулся. – Сейчас Саске переживает острую любовь ко всему живому.

Склонившись к моему уху, он прошептал:

– Представляешь, он предложил грудям малышки Цуны выйти за него замуж.

Полюбовавшись на моё выражение лица, Первый Хокаге хлопнул меня по плечу.

– Ну, ты это, иди к другу, расслабься и попытайся получить удовольствие, – хихикнул он. Вот сволочной дед!

– А Итачи там?

– Нет, Итачи уже получил свою порцию, он вроде на кухне свой чаёк пьёт. Успокаивающий, – жизнерадостно сообщил Хаширама.

М-дя… Как–то после таких слов немного страшно.

Часть 4. Глава 19. Любовь, приятности и неприятности

– Наруто ты такой милый, дай я тебя обниму… – при этом Саске смотрел на меня своей убойной техникой «Glazki kak u kota iz Shreka».

Не думал, что спустя столько лет на мне это сработает. Но я покорно пошёл в объятия лучшего друга, которых, казалось, лиши я его, то успокоить Саске жареным кабанчиком, как Еву, не смогу.

– Ты такой красивый, Наруто, такой хороший, ты не представляешь, как я тебя люблю, сильнее я только Итачи люблю, а потом сразу ты, – приговаривал Саске, дрожащими руками поглаживая мою напрягшуюся спину.

– Да ладно тебе Саске, – я чувствовал, как горят мои щеки. Наверное, стали красными, как томаты. Знакомьтесь, Помидорка—Наруто–кун – любимец Учиха Саске.

– Нет, правда. Ты – как солнышко. Такое яркое. Я бы не смог жить без тебя и погрузился во тьму или умер бы, не знаю… – бормотал Саске, подталкивая меня к кровати.

Меня охватила лёгкая паника. Я даже стал вырываться из слишком уж дружеской хватки, но Саске скрутил меня, повалил на кровать и начал… тискать.

Правда, я чувствовал себя любимой кошкой, которая настолько мила, что хочется зажамкать, придушить и зацеловать до смерти. До поцелуев, хорошо, не дошло. Хотя, глядя в лихорадочно–обожающие глаза Саске, я думал, что мой конец не за горами. Попытки освободиться ничего не дали, поэтому я притворился мёртвым и стал представлять, что Саске делает мне… массаж. Стараясь не думать о слухах, что когда–то распускал Сай, чтобы отвадить меня от друга.

– Всё, кажется, отпустило, – пробормотал уже почти нормальным голосом мой друг спустя сорок минут «массажа» и крепких объятий. – Прости, что я так… Почти не мог сдерживаться.

– Да ладно, – улыбнулся я, стараясь, чтобы улыбка вышла ровной. – Когда ещё увидишь столько чувств от тебя?

– Блин, меня так плющит. Я даже понимаю Хинату с её обмороками. Когда увидел утром брата, думал, сердце из груди выскочит, – пожаловался Саске со вздохом. – Даже смотреть на него не мог. Итачи полчаса стоял не шевелясь, чтобы я привык к его ослепительной красоте. Это были самые прекрасные и одновременно ужасные часы в моей жизни. Я чувствовал себя розовым желе.

– Но это временно… или… – осторожно спросил я.

– Думаю… Надеюсь, что временно, просто я словно испытываю концентрацию чувств, всё то, что не чувствовал… – он запнулся и быстро посмотрел на меня.

– Я знаю про самогендзюцу, – понял, о чём не хотел говорить он.

– Прости, но… ты… я не хотел расстраивать тебя, – смутился Саске и торопливо добавил. – Но даже тогда в детстве, без чувств я всё равно… Мне было хорошо рядом с тобой Наруто. Ты хороший, весёлый и забавный, и тёплый… Ты так помог мне… тогда и вообще. Ты мой настоящий друг, – щёки Учиха залил самый яркий румянец, что я когда–либо у него видел. Не, он и до этого, бывало, чуток краснел, раз или два, но как–то не так.

– Ну я это уже как–то понял, в течении последнего часа, – буркнул я, смущаясь, кажется, ещё больше Саске. Сидим, как две помидорки…

– А ты правда признался в любви ба… Цунаде–химе и её грудям? – широко улыбнулся я, пользуясь, надеюсь, что временной, беспомощностью друга перед моим обаянием.

– Блин, стыдно–то как… – хлопнул Саске себя по лбу, снова заливаясь краской. Потом его глаза стали такими же мечтательными, как у Евы сегодня утром. – Но они такие… восхитительные… нежные, такие… одинаковые.

От пускания слюней на выдающиеся достоинства бабульки Цунаде Саске отвлекла вышедшая из моего внутреннего мира, лёгкая на помине, Ева.

Последовала горячая встреча, после которой они долго смотрели друг другу в глаза, потом Ева посмотрела на меня… риннеганом. Значит, Саске воспользовался той же способностью этого додзюцу, что и я, выправляя Мангёке шаринган Евы до риннегана.

Оставив парочку общаться на тему любви ко всему живому, я пошёл на кухню, где обнаружил Итачи, что–то заливающего в себя из кружки. Вспомнив про «розовое желе» его дорогого братца, я поприветствовал старшего Учиха.

– О, свет очей моих! Самый прекрасный из ныне живущих! Чего пьёшь? Чаёк или чего покрепче?

Итачи внимательно на меня посмотрел изучая широкую «лыбу» и мои «влюблённые глаза». Должен же я отыграться хоть на каком–нибудь Учиха за использования меня в качестве подушки для обнимания?!

– Не думал, что это заразно, – хмыкнул Итачи.

– Да ладно тебе, могло быть и хуже, – ответил я, не подозревая тогда, что когда говоришь «могло быть и хуже», становиться действительно хуже.

* * *

На следующий день, после «любви и обожания» у Саске появилась затяжная хандра и депрессия с суицидальными наклонностями.

– Я не могу так жить, оставьте меня и дайте просто умереть, – началось утро с печального тихого, надрывного шёпота Учиха. – Я никому не нужен и если бы вы всё знали обо мне, то давно сами бы меня убили…

Зная о возможных последствиях подобных настроений, я старался растормошить его, как мог, не давая Саске даже сомкнуть глаза.

Воспользовавшись клонами, я позвал кучу гостей. К нам пришли Сай, Шикамару, Сакура, Хината, Неджи, Ли, Карин с Суйгетцу, Джуго.

Народ делился новостями, мы поиграли в «Якудза», научив играть в эту игру Сая, Карин, Суйгетцу, Джуго и Итачи.

Кстати, Карин и Суйгетцу сказали, что через семь месяцев станут родителями и пригласили всех нас на свадьбу.

Следующий день Саске громил мебель и жутко злился. Его Ки бешено взвивалось каждый раз, когда он кого–либо видел, поэтому, немного утихомирив свою агрессию (в особняке стало меньше посуды и ваз, а у Мито–сан больше незапланированных покупок), Саске ушёл медитировать в сад. Там как раз расцвели ирисы.

Четвёртый день «смены настроений» мне даже понравился, потому что Саске постоянно смеялся, хихикал и рассказывал всякие смешные истории. Отжигал по–полной. У нас снова были гости и мы классно провели время. После мы с Хинатой гуляли по саду и целовались. Выжившие чудом, после вчерашней медитации Саске в саду, ирисы ей понравились.

То ли это действительно оказалось заразным, как сказал Итачи, но мне захотелось просто отпустить свои чувства и эмоции. Прекратить думать о том, что всё… может в любую минуту прекратиться. Я решил не отравлять себе возможно последние дни жизни, поэтому много времени проводил с Хинатой, друзьями, Итачи, Саске, когда у того было всё более менее под контролем. Даже миссий пока никаких не брал, попросив у бабульки Цунаде отпуск, тем более был повод – «вдруг Саске снова что–то учудит, а Итачи один не справится».

Пятый день прошёл в непонятных обидах. Саске с утра надулся и ушёл в сад. Вернувшись только к ужину он сказал, что мы вредные и не пришли его утешить, когда он в нас так нуждался.

Шестой день я назвал «днём капризов». Хотя я даже не припомню, чтобы Саске хоть на толику так себя вёл. Как–то это было… странно.

– Не хочу вставать! – заявил он, когда я пришёл к нему утром.

– Ладно, поспи ещё… – согласился я.

– Не хочу спать… – ударил кулаком по подушке Учиха.

– А чего хочешь? – вклинился вошедший поприветствовать брата Итачи.

Ох, зря он это спросил. В этот день я даже с Хинатой не встречался, мы просто забегались выполнять прихоти Саске. Я даже с некой тоской и ностальгией вспомнил о Шион и её заморочках, которые я когда–то наивно считал «чересчур». Хотя тут же отогнал от себя эти воспоминания и последовавшие далее, не желая мысленно «изменять» Хинате.

За «днём капризов» последовал «день извинений». Как–то Кира Би рассказывал мне про одного парня из их селения, который постоянно извиняется… Думаю, они бы с Саске подружились на этой почве.

Извинения оказались заразны, потому что в этот день «извините», «простите», «я виноват», «мне нет оправданий» и «прошу прощения» звучали столько раз, что при встрече со своей девушкой я сказал что–то вроде:

– Извини, что опоздал. Блин, прости, что извиняюсь, но…

После «дня страха», «слёзного четверга» и «раздражённой пятницы» последовало затишье. И ещё несколько дней Саске переживал короткие всплески сменяющихся эмоций. Он, например, мог замереть, умиляясь, рассматривая чаинки в своей кружке чая. А на вопрос о том, что сделать на обед, швырнуть эту же кружку в стену, потом рассыпаться в извинениях и потребовать «zharenoi kartoshki», а когда Мито–сан не понимала, что он такого хочет, то расплакаться и сказать, что мы просто никто его не любим.

Подобные скачки эмоций ещё больше нервировали Саске, чем даже растянутые на день, потому что ни он, ни мы не знали, что он него ждать в следующую секунду. Поэтому большую часть своих всплесков эмоций он предпочитал пережидать в одиночестве в саду. Мы с Итачи тоже не знали куда себя деть. Хинату, кстати, со «дня извинений» отправили на какую–то миссию с Кибой и Шино. Причём, я переговорил с долбоёбом, чтобы он вёл себя прилично с моей девушкой, а не как обычно. Он вроде бы даже обиделся на меня за это, но после «дня обид» Саске, мне на это было просто плюнуть и растереть.

* * *

Мы с Итачи играли в шоги. Солнце палило нещадно, мы пили холодный чай. Саске медитировал в саду, но был в пределах видимости. Ева лежала головой на коленях Итачи.

Было так спокойно. Тихо. И немного странно. Собственное сердце словно билось под толщей воды.

– Знаешь, Наруто, ты напоминаешь мне моего брата, Шисуи… – вдруг, ни с того ни с сего, сказал Итачи, делая ход.

– Ты… – я вспомнил, что в прошлых жизнях Итачи что–то говорил про Шисуи, кажется тот шаринган, который он помещал в меня с вороной, принадлежал тому парню.

– Нет, – по–своему интерпретировал мою задумчивость Итачи. – Я не убивал его. Он покончил с собой на моих глазах.

– И чем же я тогда напоминаю тебе твоего брата? – я подозрительно на него посмотрел.

– Ну, он был весёлым, всегда улыбался и шутил… Шисуи был очень добрым. Насколько добрым может быть шиноби.

– И покончил с собой? – удивился я.

– Не было другого выхода. По крайней мере, он его не видел. Он желал мира… Ты же его добился, – вздохнув, сказал Итачи. – Словно исполнились все его мечты. И я исполнил его напутствие.

– Печально, что он этого не видит, – вздохнул я.

– Может быть, видит, откуда–нибудь с небес… – сказал Итачи, подставляя лицо слабому ветерку, колыхнувшему его чёлку и принесшему несколько листьев.

– Я проголодался, может пойдём поужинаем, – рядом с нами появился улыбающийся Саске.

– Тебе уже лучше, или ты просто есть захотел? – спросил я. Итачи предпочёл промолчать, но, судя по всему, тоже с нетерпением ждал ответа брата.

– Кажется, у меня всё прошло. Я уже полдня ничего особенного не чувствую. В смысле, что, что я не должен чувствовать, – радостно сказал Саске, потягиваясь. – Ох, как же хорошо–то!

– Я очень этому рад, отото, – сдержанно сказал Итачи. Хотя я прекрасно видел, что он счастлив.

Может быть, старшему Учиха тоже что–нибудь риннеганом подправить? Тогда он не будет ходить такой ледяной глыбой. Я улыбнулся своим мыслям, представив особо радостного Итачи, или Итачи, который проклинает весь мир, или Итачи, который с благоговением ест сладости и закатывает глаза от удовольствия.

Нееее… Это, как–то слишком.

– Ура! – подскочил я к Саске, привлекая к этому делу и Итачи, которому я просто уверен, тоже хотелось так сделать. – Я так рад! Я так рад!

Саске обнял нас двоих.

– Я очень счастлив!