Текст книги "Какого биджуу я теперь волшебник?!"

Автор книги: Миято Кицунэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)

Часть 2. Глава 17. Старое оружие и новые возможности

6 сентября, 1991 г.

Шотландия, Хогвартс

Проснувшись в шесть утра, я первым делом проверил центральный стол между окон.

Вчера на трансфигурации из спичек у меня получались только боевые плевательные иглы – хари. Их очень любили ирьёнины. Сакура и Шизуне виртуозно плевались такими, извлекая их из специальной печати на нёбе. Хитрость в том, чтобы сложить язык «трубочкой» и резко выдуть сразу штуки три–четыре. Обычно при этом дальность атаки не была слишком большой, но зато веерной. К тому же это пипец неожиданно, когда милая девушка тебе в лицо внезапно плюёт отравленные иглы, целясь в глаза или губы, – больно, обидно и зачастую – смертельно. Только ирьёнины могут плеваться отравленными иглами прямо изо рта, яд на них не действует, если остальные такие иглы и применяют, то в основном используют плевательные трубки для большей дальности и целятся в особые точки на затылке. Впрочем, это прокатывает только с не–шиноби и генинами, всё же дистанция атаки небольшая, чтобы успешно подкрасться к более сильным и опытным воинам. В Академии мы это всё равно проходили, помню, потом доставали иглы друг из друга, не стоило сенсею отворачиваться… Да, было время…

МакГонагалл не поняла, что это такое я делаю и какие ассоциации у меня возникают при слове «игла», похвалила, сказала только, что они должны быть с ушком для нитки, наивная. Меня всё же больше интересовало оружие, так как ничего такого купить я себе не смог. Но баллов мне профессор дала и с радостной улыбкой продемонстрировала классу мои достижения в трансфигурации. Второй результат был у Гермионы – её спичка стала наполовину иголкой: заострилась на кончике железом. У остальных почему–то в лучшем случае получались деревянные зубочистки. Или спички с дырочками.

Свои хари я прихватил с собой, чуть на себя досадуя. Оказалось, что даже с ненастоящей палочкой выделился. Я не думал, что это так сложно для остальных будет. Впрочем, профессор каждому выдала коробок спичек, задание – к следующему вторнику научиться делать из спичек иголки, а ещё написать четыре фута эссе по законам Гэмпа и остальным ограничениям в транфигурации и выучить все слова, которые она давала ранее, – будет опрос.

Вчера в гостиной мы первокурсниками оккупировали один из столов и, под ненавязчивым наблюдением знакомой рыженькой старосты, отрабатывали превращение. Идея коллективизации была моей, привык я к мозговому штурму посредством клонов. Да и, как мне показалось, таким образом будет легче всех сдружить, а не как Гарри рассказывал – каждый сам по себе, а потом все против него ополчились.

Я тогда понял, в чём была проблема. Дети не умели концентрировать внимание и плохо представляли себе предмет, в который надо было превратить спичку. Помучившись около получаса, я попросил всех принести их швейные иголки. Оказалось, что такие есть только у меня, Гермионы, Симуса Финнигана, Дина Томаса и Кевина Тёрнера. Остальные на курсе – чистокровные волшебники, которые ни разу в жизни в руках ничего подобного не держали. Спички, кстати, для многих тоже были откровением. И тогда как швейную иголку хорошо представить, а потом ещё из спички трансфигурировать?

Когда каждый потрогал, потыкал и подержал в руках, а я объяснил, что не надо отдельно представлять себе все элементы иглы, а как бы всю её сразу, одним куском и чётко держать образ во время трансфигурации, зная, что это игла, что она железная, что её применяют для того–то и того–то. А магглорождённым посоветовал:

– Представьте, что вам нужно что–то срочно зашить, например, одежда в неприличном месте порвалась, заклинаний починки одежды не знаете или забыли, и у вас есть только спичка. Как выглядит иголка, вы знаете, так что…

– Ха! Надо же, получилось! – первым выкрикнул русоволосый Симус, демонстрируя нашим иголку. Парень покраснел, то ли от того, что всё получилось, то ли так ярко себе конфуз с одеждой представил.

– И у меня! – вскрикнула Гермиона.

– И у нас! – хором сказали Лаванда, Фэй и Парвати.

В итоге иголки получились у всех, только у Рона они отливали красноватой медью, но он тоже радовался.

На ужин мы шли толпой, народ радостно переговаривался и делился впечатлениями. А после ужина я сложил несколько спичек в длину и трансфигурировал из них сенбон. Тоже игла, но толще хари и длиной уже пятнадцать сантиметров. Можно метать, можно даже лечить – втыкая в определённые акупунктурные точки, точно таким же способом – пытать, убить или вызвать паралич, а ещё зажать несколько между костяшками и в бою использовать как когти. Я не большой специалист в сенбондзюцу, но кое–что знаю. Пять смертельных точек–то точно найду. Сенбон получался из восьми спичек, выложенных в четыре пары в длину. Я попробовал сделать метательную иглу просто из восьми спичек в кучке – ни фига не вышло. Впрочем, с этим уже можно работать.

В книгах, которые я читал, написано, что дерево, как и растения, – самый простой и удобный материал для трансфигурации и многих волшебных штук, типа тех же палочек, артефактов и ингредиентов для зелий, так как с ростом они постепенно впитывают мировую магию. Поэтому и пишут волшебники на пергаментной – более грубой бумаге и не так серьёзно обработанной химикатами, как обычная маггловская, так как такая бумага легче принимает магию и всё такое прочее, бумага – это тоже дерево. Я этот вопрос с бумагой тщательно изучил для своего фуиндзюцу.

Кунай получилось трансфигурировать только с пятого раза, и то после того, как я добавил спичек – не хватало объёма и трансфигурационной массы. Руки дрожали, когда я, наконец, смог взять такое родное оружие, погладить колечко для выхватывания, удобный стержень обмотанной ручки и все грани. Попробовать на остроту, проверить идеальный баланс. Душа пела. Я был словно путник, который пересёк пустыню и сделал первый глоток прохладной воды из ручья. Кунай, мой кунай!

Конечно остальных парней заинтересовало, что я такое делаю и что это за штука.

– Кунай – многофункциональный подсобно–хозяйственный инструмент, – гордо сказал я, – совмещает в себе лопатку, рыхлитель, нож, клин, молоток, ножницы, даже иногда бритву…

– Я слышал о таком, – уважительно сказал Блейз. – Только называлось «швейцарский нож» и там был ещё штопор, чтобы открывать бутылки.

– Кунаем тоже можно, – успокоил я его.

– Значит, это для гербологии? – уточнил Невилл. – Ты сказал, что это рыхлитель и лопатка.

Гербология у нас была трижды в неделю: по понедельникам, вторникам и четвергам. Пока мы занимались тем, что рыхлили почву, убирали сорняки и слушали, чем одно растение отличается от другого. Немного походило на миссии ранга D с сельскими работами. Правда, работали мы в перчатках из драконьей кожи, и на нас старшекурсники, которые ассистировали преподавателю, накидывали какие–то грязеотталкивающие чары. Невилл сказал, что у них дома тоже есть теплицы и он помогал бабушке, поэтому у него довольно ловко всё получалось на уроках профессора Спраут, и он знал многие растения.

Невилл попросил посмотреть кунай и сказал, что тот очень удобный, и взрыхлить можно, и копнуть, и ямку сделать, и усик или корешок подрезать, и поддеть дёрн. Я гордился и выдал две правды: что пользовался кунаем раньше и что у тёти небольшой сад, в котором я помогал. Невилл попросил меня сделать ему такой же на гербологию, а ещё позволить показать инструмент профессору Спраут.

Я посетовал, что кунай из спичек, которые я выложил, а транфигурация недолговечна, и у нас в комнате начался небольшой эксперимент. Я положил сенбон, который приняли за вязальную спицу, и кунай на стол, а рядом – бумагу и карандаш. Мы записали время трансфигурации, чтобы определить, как долго она продержится. Каждый обязался проверять и записывать на листочке время, когда подходил, и если были, то какие–то изменения в предметах.

В шесть утра и кунай, и сенбон были нормальными, вполне себе железными и острыми. Последняя запись была сделана Блейзом около четырёх, видимо, в туалет просыпался и не забыл. Я тоже оставил пометку и направился на тренировку, сразу прихватив с собой полотенце, чтобы после пойти в душ.

* * *

Выполняя растяжку на третьем этаже гриффиндорской башни в небольшом закутке, который я обнаружил во вторник, я раздумывал над обороноспособностью волшебников. Вчера случился урок «Защиты от Тёмных искусств», который вёл тот самый профессор–заика: Квиринус Квиррелл – чёрт язык сломит с тупыми английскими именами. Я ему лучше придумал: Боши Какуса[23]23
  «Боши Какуса» 帽子隠さ – вольно с японского можно перевести «спрятанный в шляпе». Игра слов и намёк и на то, что шляпа больше своего носителя и затмевает его, и на то, что под шляпой спрятан кто–то другой. Авторское размышление по поводу пергаментной бумаги в главе пояснений и примечаний https://ficbook.net/readfic/3360062/10340735


[Закрыть]. Одно слово – убожество. Больше добавить нечего.

ЗОТИ, как и история магии, и уход за магическими существами, был сразу у всех первокурсников. Над нескладным косноязычным профессором в тюрбане почти все хихикали и задавали глупые вопросы. В первые двадцать минут урока Квиррелл блеял про то, что тюрбан ему подарил принц из Африки за то, что он спас того от зомби, а чеснок защищает от вампиров, вкупе с заиканием истории были не очень. Большинство студентов начали болтать и прекратили обращать на потуги учителя привлечь к себе внимание по прошествии трети занятия. А этот предмет как бы направлен на то, чтобы научить защищать себя и своих близких.

После урока ЗОТИ мы все воняли чесноком, которым профессор, видимо, пытался затмить свой тонкий аромат разложения. Но я учуял. Потому что доподлинно знаю, как пахнет смерть.

* * *

На доске объявлений возле нашего расписания было приколото объявление, что профессор Кеттлберн заболел и урок по УЗМС отменяется. На первом уроке по «Уходу…» сухонький старичок нам только прочёл вводную и рассказал про классификацию магических существ. Задал прочитать первые три главы учебника Ньюта Скамандера «Магические звери и места их обитания». Мне карточка с этим Ньютом попадалась в шоколадной лягушке. Довольно удобно, видимо, учат детей запоминать различных учёных и великих волшебников и знать, как они выглядят и что сделали. Оказалось, что карточка «Гарри Поттер» тоже в лягушках имеется, но до моего появления в Хогвартсе на ней был просто нарисован неопределённого возраста мальчик в круглых очках и ярким шрамом молнией на лбу. То–то все так горевали по поводу пропажи шрама, а МакГонагалл потом спрашивала, как моё зрение и не нужны ли мне очки.

– Ого! Значит сегодня только спаренные зелья? – рядом появился Рон и тоже заглянул на объявление. – После обеда свободны до понедельника! Только зелья та ещё мерзость. Мне братья сказали, что их ведёт профессор Снейп, он декан Слизерина, с которыми у нас опять будут занятия. Он делает слизеринцам всякие поблажки и выгораживает их, а с остальных снимает баллы.

Драко, который подошёл к нам, насупился, но не успел ничего сказать, так как я окликнул его и потащил на завтрак.

* * *

В Большой Зал во время завтрака снова влетели совы. Передавать письма, посылки и газеты в другое время было запрещено – только строго с половины девятого и до без четверти девять. Так что за пятнадцать минут выделенного времени совы устраивали настоящее воздушное шоу, кидая письма и посылки на колени адресатам. Кстати, появлялись совы словно «из ниоткуда» – но из одной и той же точки неба зачарованного потолка. Полагаю, что где–то под иллюзией находился специальный вход для пернатых вестников. А вечерняя почта была под запретом потому, что по вечерам «в небе» появлялись зажженные свечи, которых с утра не было. Да и отслеживать, кому что пришло, не в пример легче, чем когда почту приносят в индивидуальном порядке.

Малфой уже второе утро напрягался, так как ждал ответа от своего грозного родителя, даже вчера приходил на завтрак раньше – к восьми двадцати, а не к половине десятого, как остальные первокурсники. Но, видимо, мистер Малфой пребывал в глубоком шоке, так как ни вчера, ни сегодня посланий для Драко не было.

Зато ко мне на плечо сел ушастый филин с письмом в клюве.

– От кого это письмо, Гарри? – спросил у меня через стол Рон.

– Эм… Тут не написано на конверте, только «Для Гарри», и почерк незнаком, – ответил я, вспоминая, что специальный амулет для определений безопасности корреспонденции, который я приобрёл в лавочке артефактов, остался в комнате, да и светить подобным на весь Большой Зал как–то не с руки.

– Ну так открой и узнаешь, – посоветовал рыжий.

– Надо закончить завтрак и поторопиться на урок зелий, – я сунул письмо в сумку. – Сам же сказал, что профессор Снейп – строгий преподаватель. Значит, опаздывать ни в коем случае нельзя. Позже прочту.

Драко покосился на Снейпа и вздохнул. Насколько я знаю, с крёстным у него тоже всё не получалось поговорить.

И вот этот день настал.

Часть 2. Глава 18. Намёки

6 сентября, 1991 г.

Шотландия, Хогвартс

– Ну так, как прошла первая неделя в Хогвартсе, Гарри? – пробубнил Хагрид, выставляя передо мной массивную глиняную тарелку, на которую были выложены гигантские кексы, весьма твёрдые на вид. В огромную кружку также налили кипяток из медного чайника, который вскипел на открытом огне камина.

Письмо, которое я получил с тем филином с утра, оказалось от этого косматого лесничего, который считал меня своим другом. Видимо, с профессором УЗМС он был на короткой ноге и знал, что у нас урока не будет, вот и позвал «на чашку чая». После некоторых раздумий я решил, что отказываться – смысла нет. У Хагрида могли оказаться интересные ингредиенты из Запретного Леса Смерти, да и я уже пару дней как заприметил, что возле дверей его избушки висит охотничий лук, а также всяческие инструменты, которые могли пригодиться для моих задумок.

Его жилище вполне соответствовало моим представлениям о леснике: просто, добротно и всё в масштабах Хагрида. Комната в доме была одна: здоровый стол, пара таких же крупных стульев, на сидении каждого из которых спокойно могли уместиться и трое детей, массивная кровать с лоскутным одеялом в углу. Очень крупные пучки травы, словно сухие букеты, висели под потолком. Я узнал душицу, мяту, зверобой и ещё несколько магических растений из учебников. Их применяли в лекарственных целях. Недалеко от очага–камина, на котором Хагрид явно готовил себе еду, висели потрошёные тушки птиц и крупные окорока, свиные или, может, кабаньи. Его–то, как и мистера Филча – завхоза, за стол преподавателей не приглашали, даже во время первого пира. Хотя Хагрид нас–первокурсников встретил у поезда и сопроводил на лодках до Хогвартса – потом эстафету в подземной лодочной пристани подхватила МакГонагалл.

Очень крупный чёрный пёс, которого звали Клык, поскуливал под столом и пытался уложить свою лобастую голову мне на колени. Я сунул ему кекс и спихнул с себя, а то мантию он мне тут же загадил слюнями.

– Да вроде нормально, – в ответ на вопрос о прошедшей неделе сказал я, пожимая плечами и слушая, как Клык под столом яростно хрустит кексом, словно старой костью.

Не рассказывать же, как нам с Малфоем влетело по первое число на сегодняшних зельях. Ух, строг Снейп–сенсей. Драко признался мне, что Северус Снейп и есть его крёстный, о котором он мне говорил, и что тот рассчитывал, что поступит он на Слизерин. Я про то, что знаком с профессором зельеварения Хогвартса, не признался. Эта тайна не только моя. Помнится, что когда Гарри рассказывал о своём первом курсе, то большая часть его воспоминаний сводилась к тому, что его Снейп почти ненавидел и постоянно спрашивал на всех уроках. Ага. А он его в ответ невзлюбил и подозревал во всех смертных грехах. Впрочем, если смотреть на учительский стол, не «Боши Какусу» же подозревать с его дурацкой лиловой чалмой, бледным видом и заиканием?! Конечно, подозрителен самый суровый профессор! А если он не очень хорошо относится к тебе, то подозрителен вдвойне! Хе–хе.

По мне, так опасаться надо тех, кто мягко стелет, да только жёстко спать. А ещё притворяется добрым дедушкой. Серьёзно. Хигэканэ всего–то сто десять лет, как сказал вкладыш в шоколадной лягушке. Я рассматривал коллекцию Драко и Блейза и вкладыши с живущими и почившими магами. Многим было больше ста пятидесяти и даже двухсот на момент смерти, и они выглядели значительно моложе. Драко пояснил мой вопрос, что волшебники вообще теоретически живут намного дольше магглов, но в последнее время в Британии постоянные магические войны, так что долгожителей не так и много. Но он сказал, что его дедушке что–то около шестидесяти лет, а выглядит тот чуть–чуть старше, чем его сын – отец Драко.

Кажется мне, что если этот «добрый дедушка» сбреет бороду и острижёт длинные волосы, то будет выглядеть не старше дяди Вернона, так как глаза у него совсем не старые и морщин почти нет. К тому же цвет волос всегда можно наколдовать, как Рон пытался своей крысе… А может, Хигэканэ сам по себе такой же белоголовый, каким был Джирайя? Засмотришься на колокольчики в бороде и единорогов на ярких мантиях, очки, поблёскивающие на длиннющем носу, когда там на морщины глянуть? Старик и старик.

Помнится, меня дико раздражала молодящаяся бабулька Цунаде, которая благодаря своим медицинским техникам в свои пятьдесят выглядела на двадцать, и я говорил ей, что она всё равно «бабулька». Но этот молодой «дедулька» ставит меня в тупик. Все взрослые вроде хотят выглядеть младше, чем есть, а не наоборот. Вон, тому же Хагриду получается больше шестидесяти, как мастер палочек сказал, а нифига не скажешь: по движениям он совсем молодой, в самом расцвете ещё. И в чёрной косматой бороде нет ни одного седого волоска, и глаза живые и по–детски наивные.

Кажется, что у семнадцатилетнего Саске глаза были старше. Такие же чёрные, как маслины, но гораздо старше. Хлебнули мы с другом горя, разочарований, предательства и смертей за свою относительно недолгую жизнь с лихвой. Всё же век шиноби недолог. В тридцать пять – сорок – это почти старик.

Третьему Хокаге было под семьдесят, когда тот погиб, и он был как маленькая сморщенная обезьянка – настоящий старпёр. А тут в семьдесят – это даже не середина жизни. Может, поэтому волшебники так держатся за эти свои жизни и трясутся даже от одного имени Тёмного Злодея? И вполне себе рассчитывают на всяких Мальчиков – Которые-Избраны, или как там?

– Кажется, с тобой в лодке ехал рыжий мальчик? Он Уизли? – прервал затянувшееся молчание Хагрид, отвлекая меня от размышлений. – Я постоянно охочусь на его братьев–близнецов, всё время эти негодники пытаются пробраться в Запретный Лес.

– Ага, его Рон зовут. Он тоже Уизли. Видел его братьев, – покивал я. – А ты знаком с их семьёй? – мне всё–таки хотелось выяснить, откуда Перси и Рон знали, что я вырос у магглов, тогда как весь остальной волшебный мир дезинформировали разными слухами.

– Немного, – прогудел здоровяк, шумно отпивая из своей кружки. – Но Дамблдор им доверяет. Молли и Артур хорошие люди и были за нас против Сам – Знаешь-Кого. Я хорошо знаю Чарли Уизли, он закончил Хогвартс в прошлом году. Вот уж, кто хорошо умел со зверьём обращаться! Часто меня обо всяком спрашивал и помогал мне. А ещё держал своих братьев–близнецов в узде, – Хагрид хмыкнул и сменил тему: – Я надеюсь, ты уже нашёл друзей на факультете, Гарри? Не сомневался, что ты поступишь на Гриффиндор, как твои папа и мама.

– Ну, я со всеми неплохо общаюсь, – обтекаемо ответил я. – Хочется серьёзно подойти к такому делу. Друг – это же на всю жизнь. Надо быть уверенным в человеке, которого выберешь.

– А… Ну да, тут ты прав, – улыбнулся в бороду Хагрид. – Я слышал, что и Драко Малфой поступил на Гриффиндор. Об этом, наверное, даже Миссис Норрис – кошка этого мерзавца Филча – сплетничала. Ох, и скользкие же типы эти Малфои. Во время войны были на стороне Сам – Знаешь-Кого, а потом отбрехались, что под империусом служили. Большинство Пожирателей в Азкабан посадили, а этих вон отпустили почти сразу…

– Да я уже в курсе, меня Рон просветил, – сухо ответил я. – Вот только, если Драко Малфой попал на Гриффиндор, разве это не означает, что это правда? О том, что его семья была под заклятием?

– Э… – подзавис лесник. – Как–то я о таком не подумал. Просто все говорят…

– А если все будут говорить, что директор Дамблдор предатель и пытает маленьких детей, ты тоже поверишь и будешь повторять? – строго спросил я, делая жалостливый взгляд.

– Нет! – чуть не уронил стол Хагрид, вскочив. – Что ты такое говоришь, Гарри?! Этого просто не может быть! Дамблдор хороший!

– Вот видишь, – успокоил его я. – Я просто хотел показать на примере, что люди могут говорить и неправду. Значит, не стоит судить никого, о ком что–то говорят и чему нет доказательств. Это может оказаться неправдой. Или не совсем верной правдой. Если Малфой оказался на Гриффиндоре, значит, семья воспитала Драко честным, открытым и смелым, разве не так? – загонял я лесника в его же логические ловушки.

– Наверное, – неуверенно кивнул Хагрид, выкладывая передо мной на тарелку ещё кексы. У бедняги даже лоб вспотел.

На столе под чехлом для чайника, которым так и не воспользовались, когда чай заваривали, весьма подозрительно лежал тщательно вырезанный кусок газеты. С огромным заголовком «Последние новости о происшествии в банке «Гринготтс». Похоже, я обнаружил то, ради чего, собственно, меня пригласил «друг Хагрид». Но «за просто так» клевать на эту детскую ловушку я не собирался.

***

Из избушки лесника я вышел довольный, договорившись, что тот выстругает мне за выходные десяток деревянных лопаток–клинышков, типа для гербологии. На самом деле я собрался использовать их в качестве заготовки под кунаи, не спички же каждый раз выкладывать. Кунай может понадобиться в любой момент, а в деревяшке никто оружие не заподозрит.

Сэнбон и кунай вернулись в облик кучки спичек через примерно семнадцать и четырнадцать часов соответственно. Что интересно, когда я уходил к Хагриду, то иглы хари, которые я делал на уроке трансфигурации, ещё не стали спичками. Чем сложнее, тем меньше по времени.

С собой мне Хагрид завернул кекс. В ту самую газетную статью про банк. В ней было написано про то, что тридцать первого июля из банка пытались что–то украсть и явно это дело рук тёмных волшебников. Но тот сейф оказался совершенно пуст, потому что утром того же дня владелец всё, что было в сейфе, забрал.

Н-да, такие тонкие намёки на толстые обстоятельства. И «Сами – Знаете-Что» из сейфа семьсот тринадцать, насколько я помню. Надо в тетрадке своей посмотреть, что там они прятали. Сейчас только что–то про зеркало вспоминается и что Гарри убил Боши Какусу в итоге.

Надо узнать, что там с Драко и как прошла его встреча. И как там Невилл.

На зельеварении Снейп–сенсей начал Малфою и мне по очереди задавать каверзные вопросы. Мы скромно показали свою готовность. Ко мне ещё не так, а бедному Драко досталось: ему про Гриффиндор помянули, наверное, раз шесть. Он стойко терпел и соглашался. Наверное и сенсей целую неделю терпел, чтобы всё высказать, да ещё так, что никто ничего, кроме нас с Драко, не понял, чего это профессор так взъелся. Зато все были впечатлены и напуганы. Невилл, похоже, напугался до такой степени, что что–то перепутал в порядке рецептуры зелья от фурункулов, которое нам задали сварить. Я первым заметил, что что–то не так, чуть раньше того, как от котла Лонгботтома повалил густой зелёный дым. И сказал всем поберечься.

Котёл начал плавиться и бурлить, но Снейп–сенсей вовремя успел оттолкнуть его в сторону. Правда, на руку Невилла, который стоял слишком близко к бурлящему котлу, всё–таки попало неправильное варево, он закричал от боли, а его предплечье покрылось странными красными прыщами. Блейз отвёл его в Больничное крыло. Зелья у нас на этом закончились, меня Сенсей обвинил в том, что я заметил опасность слишком поздно, и в качестве наказания за нерасторопность распорядился убраться в классе до обеда.

Я честно убрал в шкафчики неиспользованные ингредиенты, быстренько вымыл все котлы, которые одним взмахом палочки опустошил и остудил Снейп–сенсей, он убрал варево Невилла.

– Всё сделано, сэр! – бодро отрапортовал я.

– Я очень рад, мистер Поттер, что вы не растеряли своих навыков, – тонко улыбнулся профессор. – И почему мне кажется, что это из–за вас мистер Малфой так резко полюбил красно–золотой цвет?

– Вам не кажется, сэр, – кивнул я признаваясь. – Драко слишком хорошо воспитан, чтобы так явно агитировать за Слизерин, как… это делали другие. Так вышло, что мы не успели договориться в поезде… И… мы оба на Гриффиндоре. Не мог же я его там бросить?!

– Ясно всё с вами, – кивнул Снейп. – Надеюсь, ты?..

– Даже Малфою ничего не сказал, сэр. Это не мои тайны.

– Вам придётся учиться по моему предмету на «выше ожидаемого», как минимум. Обоим, – веско сказал Снейп. – Можете быть свободны.

Я уже почти вышел, когда он добавил:

– И ещё, мистер Поттер, передайте мистеру Малфою, чтобы в два тридцать подошёл сюда. С ним хочет увидеться его отец.