Текст книги "Большие каникулы"

Автор книги: Мирча Сынтимбряну

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

КУДА ВПАДАЕТ НИЛ?

СТОЯ У ДОСКИ, МИХАЙ КАЧАЕТ ГОЛОВОЙ, совсем как верблюд, и цедит сквозь зубы что-то мутное и бесконечное. Иногда он словно задремывает, и тогда в классе слышится что-то вроде назойливого и упрямого жужжания, словно муха бьется в оконное стекло.

Пот струится по его лбу, растекаясь на восток и на запад, точно голубоватые жилки, изображающие сеть рек на карте, у которой стоит Михай.

– Ну, куда же впадает Нил? – нетерпеливо повторяет учитель.

Снова раздается прерываемое время от времени жужжание.

– Ты не выучил?

– Как же, товарищ учитель, наизусть вызубрил. Не знаю, сколько раз прочитал… Я так учу уроки, все уроки, – как стихи. Только вот не могу пропустить ни одной строфы… То есть, я хочу сказать, фразы. Разрешите, я уже дошел до истоков… ж-ж-ж… ж-ж-ж…

– Ну? Так куда же он впадает?

– Это очень длинная река, товарищ учитель. Почти на две страницы… э-э-э-э… э-э-э-э…

– Готово?

– Сейчас, сейчас он впадет. Осталось еще два абзаца, потом будет рисунок – верблюды под пальмами и… ж-ж-ж-ж… ж-ж-ж… потом он впадет! – Михай останавливается, глубоко вздыхает и бубнит дальше: «Эта река, длиной в 6 500 километров, образуя обширную дельту, впадает в пустыню Сахару, где скалы и песок накаляются до плюс 70–80 градусов и где нет ни капли воды…»

– Нил впадает в пустыню Сахару!

– Да… так и в книге сказано! Вторая строчка снизу, под саркофагом.

Михай вытаскивает учебник географии и, вытянув шею, словно гусь, идет к учительскому столу.

– Вот пожалуйста, – тычет он пальцем и читает: «Эта река длиной в 6500 километров, образуя обширную дельту впадает в… в Средиземное море».

Он смущенно бормочет что-то, водя пальцем по строчкам и вдруг улыбается во весь рот:

– Я пропустил одну строчку, товарищ учитель… одну-единственную. Но для меня одна строчка не проблема! Честное слово, к следующему разу выучу!

ПИСЬМЕННАЯ РАБОТА… УСТНО

ИЗВЕСТНО, ЧТО С ТЕХ САМЫХ ПОР, как люди изобрели триместриальные, годовые и экзаменационные контрольные работы, все они бывают письменными. Про них так и говорят: письменная работа. Не менее известен и принятый порядок: ученик вырывает из тетради лист бумаги, думает несколько минут и – принимается за дело, то есть начинает писать. Разумеется, тот ученик, который подготовился. Остальные тоже принимаются за письменную работу, только… в основном – устно.

Тема работы может быть любой. Скажем: «Как вы провели каникулы?»

А вот и наш герой. Он начинает свою работу с призыва – шепотом, но весьма драматичным, он обращается к соседу по парте:

– «Каникулы» пишется с большой буквы? С маленькой? А почему, они ведь были большие?! Наклонись немного, я ничего не вижу! И пиши покрупнее, чтобы я мог разглядеть… Когда начались каникулы? Тридцатого? Нашей эры? Ты уверен? Ох, из-за твоего плеча мне не видно целых три предложения.

Несколько мгновений он молчит, насупившись, потом снова идет в наступление:

– Чего ты пишешь там про Плоешть? Про нефтяные источники тоже надо? Скажи мне, пожалуйста!.. Ну ладно же! Я больше с тобой не разговариваю. Не дождешься! (Снова просительно.) Ну скажи, пожалуйста! (Гневно.) Ладно, попробуй еще прийти ко мне за насосом для велосипеда! (Кротко.) Ну, пожалуйста, покажи! Я тебе и велосипед для насоса дам.

Мальчик напряженно и жалостно вытянул шею и похож теперь на жирафа, заболевшего ангиной.

– Что ты там написал, в третьей строчке? – канючит он. – Курица или улица? Красиво?… или крапива? Не скажешь? Не скажешь, да? Ну ладно, на первом же собрании я пожалуюсь на тебя всему классу. Вот увидишь, – бубнит наш герой со слезами на глазах.

Сосед спокойно поворачивается к нему:

– На что пожалуешься? Что я не дал тебе списать?

– Нет, – взрывается незадачливый плагиатор. – Что ты пишешь коряво и… и неразборчиво!

ИГРА В КРАСКИ

– КАК, ВАМ ОНА НЕ ЗНАКОМА?

Очень жаль!

Она развивает воображение, наблюдательность, чувство цвета, а главное – в нее можно играть где угодно. Дома, в трамвае, в школе. Тебе называют какой-нибудь цвет, а ты должен указать предмет того же цвета, причем быстро, пока не сосчитают до пяти. Иначе – ты проиграл. Волнующая игра! Ты забываешь обо всем – об учителях, об уроках и – без всякого преувеличения! – даже о переменах.

– Зеленый!

– Вот, моя ленточка.

– Желтый!

– Цепочка на шее.

– Голубой!

– Полоска на носке.

– Фиолетовый… фиолетовый раз, фиолетовый два, фиолетовый три…

– Чернильница! Ух, чуть не проворонила!

Девочка облегченно вздыхает. Учитель рисует на доске карту Африки, а в классе слышно лишь шуршание карандашей по бумаге… да шопот за партой возле двери:

– Коричневый… коричневый раз, коричневый два…

– Мои туфли…

– Они не коричневые, дорогая, а цвета кофе с молоком.

– Это все равно, дорогая. Разве кофе с молоком не коричневое?

– Коричневое, но твои туфли…

– А шнурки какие, не видишь?

– Ладно, пусть будет по-твоему. Кирпичный! Кирпичный раз, кирпичный два… три… четыре…

– Божья коровка! Вон она, забралась на парту, крошечная какая! Ух, и испугалась же я!.. Никак не могла придумать что-нибудь кирпичное…

Урок окончен. Подруги вернулись домой и учат географию.

– Хватит играть! Нужно заниматься.

– Зачем?

– А затем, что послезавтра у нас контрольная.

– Ну и что? Давай сочетать игру с учебой. Вот посмотри: где течет… Красная река?

– В тюльпанах…

– Где Белое Море?..

– На скатерти!

– Где живут серебристые волки… Серебристые раз, серебристые два…

– В кастрюльке на буфете.

– Молодец! Видишь, как интересно? Какая река впадает в Желтое море? Желтое раз…

А теперь не угодно ли вам будет посетить урок географии в седьмом классе той школы, где учатся наши подруги? Вот какая-то ученица водит указкой по карте Сибири и показывает ее реки.

Учитель одобрительно кивает и довольный что-то бормочет.

Но где же наши подружки? Они уже ответили? Посмотрим в журнале. Да, их уже спрашивали… И против их фамилий в беломжурнале стоят две тройки, проставленные краснымичернилами голубойручкой учителя. А что же они сами? Сидят обе желто-зеленыена кофейногоцвета парте, в то время как кирпичногоцвета жучок ползет по серойобложке тетради, и в воздухе дрожат его черныеусики.

ЛОВКАЧ НА УРОКЕ

ВЫ ДОЛЖНЫ НЕПРЕМЕННО И КАК МОЖНО СКОРЕЕ познакомиться с Матеем. Или с Тиликой, как его называют ребята. И не потому, что в этом мальчике – как вы сами сможете убедиться – есть что-то исключительное или хотя бы особенное: рост у него нормальный, вес тоже, рот, нос, лоб без особых примет, он в меру чист (или грязен, предпочел бы я сказать, но ведь известно, что грязным нельзя быть в меру) и т. д. И несмотря на все это, повторяю, вам нужно с ним познакомиться и, уверяю вас, вы не скоро его забудете. Но для этого следует увидеть его на уроке, когда он отвечает.

Увидеть, как он идет через весь класс к доске, просительно стреляя глазами направо и налево.

– Что нам задано, эй, что нам задано?

Потом с улыбкой – учителю:

– Как хорошо, что вы меня сегодня вызвали! – И в ту же секунду, повернувшись к классу:

– Не подводите меня, эй, не подводите!

– Ну, Матей, что вам на сегодня задано? – спрашивает учитель.

Тилика незаметно отступает к первой парте и пяткой нажимает на ногу приятеля:

– Подсказывай!

Потом, невинно взглянув прямо в глаза учителю:

– Я не понял вопроса… Подсказывай!

– Что вам на сегодня задано?

Мальчик закрывает глаза, сжимает кулаки, топчется на месте, вздыхает:

– Я… не могу выговорить… такое трудное название… Учитель делает знак девочке, тоже вызванной к доске.

– Про Василе Лупу, – говорит та.

– Я это и хотел сказать! – выпаливает Тилика, словно преодолев наконец ляпсус.

– Где правил Василе Лупу?

– Пожалуйста, повторите вопрос, я не понял как следует… – просительно тянет Тилика и, после того, как вопрос повторен, начинает уверенно: – Василе Лупу правил в… э-э… – Он тайком толкает в бок соседку. – Не могу вспомнить… на языке вертится…

– В Молдове, – говорит девочка.

– Я это и хотел сказать!

– Когда?

– В тысяча шестьсот тридцать… – начинает та.

– Не ты, пусть Матей скажет.

– Я? Василе Лупу правил в одна тысяча шестьсот тридцать… тридцать… – он тянет себя за челку, поглядывая на класс. Что там подсказывает этот, с последней парты? Кажется… шесть… Или семь?…

– Ну?

– В одна тысяча шестьсот тридцать… – и он добавляет еле слышно: …мом.

– В каком?

– Одна тысяча шестьсот тридцать шесь… мом.

– Войны он вел?

– Не-е… вел.

– Вел или не вел?

– Нннн… вел, – заявляет ученик неопределенным, слегка отрицательным тоном.

– А кто тогда правил в Мунтении?

– В Мунтении тогда правил… – начинает Тилика с подъемом, но тут же останавливается и просительно: – Я не понял вопроса…

Выведенный из себя, учитель повторяет по слогам.

– А, да… В Мунтении правил воевода Мунтении… я знаю, но не могу выговорить. Такое трудное имя.

Он тянет, мнется и снова незаметно толкает в бок девочку; та поднимает руку.

– Его зовут так же, как и тебя, – помогает учитель.

– Я так и хотел сказать, – спешит, воодушевившись, мальчик. – В Мунтении правил… Тилика-воевода!

Учитель опускает ручку в чернильницу.

– Садись. Тройка.

Мальчик упирается. Он явно обижен.

– Спросите меня еще, я ведь учил… только запутался в именах, они такие трудные…

– Трудные имена? Но ведь воеводу Мунтении звали – я сказал тебе – так же, как и тебя, Матеем!

– Я знал, но вы меня запутали, – бубнит мальчик, со слезами на глазах. – Разве я виноват? Вы, может, не знаете, а меня ребята так прозвали. Вместо Матея… кличут… Тилика-а-а!

ЗАМЕТКИ ЧИТАТЕЛЯ

В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ Я ЗАШЕЛ в районную библиотеку, чтобы взять что-нибудь почитать. По этому случаю мне пришлось лишний раз убедиться в том, что, читая библиотечную книгу, вы знакомитесь не только с ее героями, но и с ее читателями… Как это так? Да очень просто. Если вам хочется познакомиться с героями, вы погружаетесь в чтение и наступает момент, когда вокруг вас собираются толпой все эти Вити, Геки, Нику, Гулливеры и Гавроши.

А читатели? Вы встречаете их на последней странице. Их присутствие отмечено там самыми разнообразными чернилами и карандашами, причем не только присутствие, но и размышления, рассуждения и афоризмы, скрепленные самыми замысловатыми подписями.

Вот, например, «читательская страничка» в первом томе «Сочинений» Гайдара, из публичной библиотеки нашего района.

Синими чернилами:

«Прочитана мною сегодня, 15 апреля. Оч. оч. понравилась. Плакала на стр. 1 и др. Свидетельствую личной подписью, Пуйка».

Красным карандашом:

«Я нижеподписавшийся, книгу пролистал,

От корки до корки всю прочитал.»

Снова красным карандашом, смоченным слюной:

«Все, вами написанное, верно,

Что и удостоверяю примерно собственноручной подписью (неразборчиво), Бухарест, район 4, ул. Гвоздичная, д. 3 „А“, налево во дворе, постучать в окно (злая собака).»

Дважды подчеркнуто:

«Уж без книг – что птица без крыльев. Возражаю против вашего поведения: ведь книга – это друг человека, который ходит по рукам. Меняю железную клетку на голубя. Нику.»

Простым карандашом, наискось:

«Какой голубь? Вареный или жареный?»

Расплывшейся черной тушью:

«Прочитана мною сегодня, 1972 года. Книга очень хорошая, но почему ты не оставил своего адреса, который с клеткой?»

Химическим карандашом:

« Со всем согласен. Меняю двух щеглов и одного голубя на чечетку (самца). Звонить по утрам. Не вступать в беседу с отцом. Мишу Г.»

Сломанным пером:

«Книга оч. оч. хорошая. Считаю, что двух щеглов и голубя не стоит. Меняю чечетку в хорошем состоянии на клетку в таком же состоянии. Отвечайте в книге „Пять недель на воздушном шаре“ или „На всех парусах“. Т., VII „В“.»

И наконец – последняя запись, в правом нижнем углу, черной тушью, трижды подчеркнутая:

«Голубь сбежал. Сам осел. Во втором томе узнаешь, как надувать честных читателей, подсовывая им почтовых голубей».

ПРЕДМЕТ НЕИЗВЕСТНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ

ПРЕДМЕТ БЫЛ ОБНАРУЖЕН НА ШКОЛЬНОМ ДВОРЕ, и – что поразило всех с первой же минуты – оказалось совершенно невозможно определить его происхождение. Это было и в самом деле нечто «невиданное» – единственное, что можно точно сказать о нем даже теперь, после его длительного изучения. Но именно это и вызвало к нему общий интерес, что, впрочем, вполне понятно; ведь известно, что нет ничего увлекательнее загадок. Вот почему с того самого момента, как этот странный предмет был обнаружен, он стал объектом самых невероятных гипотез. Большинство предполагало его космическое происхождение.

– Летающая тарелка? Да, но почему – в пластмассовой обертке? Или – посылка из галактики? Но что это за шифр? Сверток оберточной бумаги, потерянный какими-нибудь марсианами? Но это значит, что марсианам известен мармелад и сало, следы которых заметны на всей его поверхности. Волнующее предположение!

Другие, более осторожные, допуская весьма древнее происхождение предмета, помещали его, однако не в пространстве, а во времени, прибегая к данным археологии и палеонтологии.

– Если предположить, что он пролежал 5 ООО лет под развалинами Вавилона, можно сделать вывод, что это какой-нибудь бытовой предмет древних шумеров. Им-то мармелад был известен!

– Это не исключено, – возражали другие, – только местом его происхождения, намного вероятнее, должна быть Помпея. Предмет, несомненно, долго пролежал под золой и вулканической лавой. Отсюда большое количество на его поверхности угля и графита.

Наконец, многие пытались определить природу предмета, исходя из его возможного употребления. Но именно в этом смысле были высказаны наиболее противоречивые предположения.

– Это шлем из коры какого-то неизвестного дерева, – склонны были считать одни.

– Вот еще, такую штуку можно носить только на ногах, – возражали другие. – Это чулки или портянки Снежного человека. Видите эти слои? Они похожи на листья окаменелого папоротника, наполовину обуглившиеся. Или, может быть, это охотничье оружие особого типа. Не исключено, что им пользовались, чтобы пускать пыль в глаза какому-нибудь неизвестному животному…

Спор был в разгаре и можно с уверенностью утверждать, что охватил уже всех присутствующих, когда вдруг появилась новая версия. Правда, и она не всех убедила, хотя аргументы в ее пользу были довольно-таки вескими. И самый веский из них – то, что соответствующее лицо, приводя свои доводы, ничуть не колебалось и десять раз в минуту повторяло «честное слово»:

– Честное слово, это мое. Это моя черновая тетрадь, честное слово. Это мой черновик, ребята, честное пионерское.

Верить ему? Или не верить?

– Парень говорит правду, – утверждали некоторые. – Не будет же он ни с того ни с сего бросаться своим честным словом?

– Но тогда почему он не может объяснить ни какни для чегоон этот предмет использует? Пусть покажет, да, пусть покажет, как можно пользоваться такой тетрадью?

Правда, показать мальчик не смог. Он только растерянно топтался на месте и по-прежнему бормотал:

– Честное слово, это мое, честное пионерское… Изыскания продолжаются. Предмет до поры до времени выставлен в школьном музее с надписью, весьма уместной и в то же время достаточно осторожной: «Руками не трогать!»

ЛЕТОМ БУДЕТ ТЕПЛО…

– ТОВАРИЩ ДИРЕКТОР…

На глазах у парня слезы. В руке он мнет апельсинную корку и от волнения и гнева вот уже несколько минут не может выговорить ни слова. На дворе холодно, пронзительный ветер рвёт бельевую веревку и острые иголочки снега секут крышу дома.

– Ну говори, – повторяет, наверное, уже десятый раз директор школы. – Ну давай, давай, что тебя так расстроило? «Почему ты задерживаешь меня здесь, неодетого?»– хочет он спросить, начиная сердиться. Но мальчик так жалок и несчастен, что голос директора смягчается:

– Ну говори, что у тебя случилось?

Ах, что случилось? Легче сказать, что не случилось! В том-то и дело, что случилось – или не случилось – слишком многое. И поэтому ему так горько.

– Что-нибудь серьезное? Может быть, лучше ты расскажешь мне завтра? – директор треплет его по щеке и собирается войти в дом, но на лице мальчика написано такое отчаяние, что он останавливается, едва сдерживаясь, чтобы не чихнуть.

…Нет, не завтра, я должен рассказать вам сейчас, это дело не терпит отлагательств и я не оставлю его, пока не искореню их из общественной жизни нашего села. Я только одного прошу: вашего согласия и помощи в их изгнании – отсюда, из села. Не ради моего блага, а на пользу всего общества, потому что – вы этого не знаете – у нас здесь собралась целая шайка бездельников. И я один знаю их всех, по именам и фамилиям, знаю их адреса, их секреты, что они делают и что думают…

– Ну что ж, собираешься ты говорить или не собираешься?

– Да, потому что вы – самый добрый из всех, а я стою за справедливость и готов помочь вам провести полную очистку села от этих опасных типов, которые считают себя моими друзьями и у которых – вам это не известно – у всех есть карманные перочинные ножи и фонарики… Я расскажу вам обо всех и о каждом, у кого что есть и кто что задумал, потому что – вы этого не знаете – их ведь водой не разольешь и поэтому с ними очень трудно бороться. Вот я и пришел к вам, сказать, что эти бандиты опасны для всего человечества.

– Что с тобой, малыш? Почему ты молчишь?

…Я скажу вам все, товарищ директор, но вы должны мне помочь, и все это – в величайшем секрете, чтобы захватить их врасплох, когда они и не ждут.

– Почему ты молчишь? Хочешь, зайдем в дом?

…Нет, потому что дело это срочное, некогда время терять, ведь они сейчас, вот в эту самую минуту, направляются неизвестно куда… но в союзе с вами я могу захватить их всех.

– Чем я могу тебе помочь?

…Очень многим! Я хочу, чтобы вы мне сказали, где я могу достать к завтрашнему дню один самолет, два-три радиопередатчика, как у автоинспекции, и два-три пистолета с холостыми зарядами, один бумеранг, снотворное и автомобиль на гусеничном ходу, но с поплавками, как у подводных лодок – чтоб можно было выследить и окружить всю банду. Я не говорю – уничтожить, но напугать их так, чтобы они на коленях молили о пощаде…

– Ну все, я замерз. Ухожу, тем более, что ты не собираешься мне ничего говорить.

Оставшись во дворе один, мальчик постоял несколько секунд, потом громко высморкался и направился к воротам. И вдруг окаменел. На перекрестке послышались голоса, потом звон колокольчиков и свист бича, без которого не обходятся колядки и исполнение «плужка».

– Они! – горестно проскулил мальчик и уже навострил было лыжи…

– Эй, Фантомас! Ты куда? А мы тебя уже сколько времени ищем!

– Вы? Меня?

– Ведь мы же договорились встретиться в шесть часов у Гогу.

– У какого Гогу?

– У того, что возле моста.

– У какого моста?

– На околице.

– На какой околице?

И вдруг он просиял: у них ведь два Гогу и два моста, один – на одной, а другой – на другой околице. А посередке… недоразумение! Поэтому они и не встретились.

– Ну давай, бери свой барабан. Пойдем к товарищу директору. Громко и весело, особенно это «Эй! Эй!».

Через несколько минут директор снова стоял во дворе. Резкий ветер рвал бельевую веревку, а снежные иголки ударялись в крышу дома. Но вот зазвучали колядки – и все: небо и земля потонуло в веселом шуме. На самой высокой ноте, отрывисто и задорно, бил барабан.

– Что ты хотел мне сказать? – собрался было спросить у мальчика директор, но в этот момент его громкое чихание покрыло веселый гомон колядок. А мальчик, улыбаясь, счастливо бил в барабан.

– Простудились, товарищ директор? Ну ничего, летом будет тепло и хорошо. «Эй-эй, братушки-ребятушки!..»

ИСТОРИЯ… С ДРЕВНЕЙ ИСТОРИЕЙ

ЧЕТВЕРКА ПО ИСТОРИИ? ПО ИСТОРИИ – и четверка? Довольно-таки постыдно, что бы вы ни говорили. По геометрии – дело другое: там не выдумаешь историю о войне внешне-противолежащих углов с внутренне-противолежащими и не скажешь: «Так как периметр верхней части конуса уменьшился без согласия Его Величества, 3,14 двинули на него свои войска…» Никак не скажешь! Но по истории? По истории, где всего и дел-то, что рассказать какую-нибудь… историю?!

– Будем повторять по истории! – вот какое соображение легло в основу решения двух наших приятелей. А теперь – зная их решение и его основу – посмотрим, как они «учат» древнюю историю. Или точнее, повторяют.

– «Египтянам был известен секрет бальзамирования. Они смазывали труп различными мазями и эссенциями и таким образом препятствовали разложению…»

– Бр-р-р… и не страшно им было?

– А чего тут страшного? Я сам набальзамировал белку!

– Как?

– Как египтяне, мазями и эссенциями.

– И она не разложилась?

– Разложилась… она ведь не египтянка! Я поймал ее в Тимише, нынче летом.

– Правда? А как это ты сумел? Я все летние каникулы гонялся за одной и никак не мог поймать. Они как призраки.

– Эх, просто ты не умеешь. Когда-нибудь я тебя научу. А теперь – повторять. «Египтянам был известен секрет бальзамирования..»

– Нет, скажи сейчас! Как ты ее поймал?! Скажешь? А потом – пожалуйста, будем учить.

– Ну ладно, слушай. Взял я орех или желудь, уж не помню, и посыпал его снотворным. Белка съела орех, ее тут же сморил сон, и она заснула мертвецки. Тут я ее и взял голыми руками. Просыпается голубка, глядь – уже в клетке! Ну, а потом я ее выпустил…

– Но ведь ты сказал, что набальзамировал…

– Как я мог ее набальзамировать? Я ведь был еще только в четвертом.

– Ну и что?

– Так у нас же еще не было древней истории… Значит: «Египтянам был известен секрет бальзамирования…»

– Знаешь, я тоже пробовал набальзамировать ежа.

– Разве он был без иголок?

– Не веришь? Тогда спроси у Нику. Как, ты не знаешь Нику? Из 113 школы… В конце улицы… У них еще три собаки… Один пес…

– Такой чернявый?

– Не чернявый, а пегий.

– Да я про Нику…

– И самокат с прицепом. И со звонком.

– У кого? У Нику?

– А у кого же еще? У собаки? «Египтянам был известен секрет бальзамирования…»

– Да ну их, этих египтян! Уже целый час про них учим. Пойдем лучше поиграем.

– Нет, на улице дождь. А лучше… раз мы уже отзанимались, давай поговорим. Значит, какой, говоришь, самокат, со звонком?

И т. д. и т. п.

Вот примерно как произошла эта история с… древней историей. История еще более древняя, чем эта четверка, и довольно – таки постыдная, что бы вы ни говорили.