Текст книги "Большие каникулы"

Автор книги: Мирча Сынтимбряну

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

НЕБОЛЬШАЯ ОШИБКА

ВООБЩЕ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ – ВЕЩЬ ВАЖНАЯ. Но если ты родился 29 февраля – это еще важнее. Тут не нужно особых объяснений – довольно взглянуть на календарь.

29 февраля – редкий гость. И поэтому еще более желанный. Так вот, шел конец февраля, и четвероклассник Мишу готовился к своему дню рождения. Он составил список приглашенных, все подготовил и уже с вечера с волнением и беспокойством стал ждать двадцать девятого февраля – дня, который, хоть и не слишком аккуратно, все-таки иногда приходит…

Мишу улегся в постель и почти – если не совсем – заснул, когда раздался стук в дверь.

– Кто там? – промычал спросонья Мишу.

– Это двадцать шестая квартира? – послышался глухой голос. – Мне нужен ученик Мишу.

– Это я.

– Тогда открой. Я ищу тебя уже пол го да.

– Может быть, вы ошиблись? – возразил сонным голосом Мишу. – Полгода назад я жил в другом месте. Мы недавно переехали…

– Нет, не ошибся, я искал тебя и по старому адресу, – раздался в ответ странный голос, и гость снова постучал в дверь. – Где я только тебя не искал!.. Ну ничего, я тебе все расскажу. Только открой скорей, на дворе такой ветер, и у меня ноют раны…

– Так он весь дом поднимет, – проворчал почти совсем проснувшийся Мишу и пошел открывать.

– Вот и я! Здравствуй! – услышал он все тот же, но как будто еще более глухой голос.

В полуоткрытой двери стоял аист. Настоящий аист, как в школьном музее, но гораздо грязнее. Бедняга продрог насквозь и щелкал клювом.

– Можно присесть? – спросил он мальчика, удивленно таращившего глаза. – Я валюсь от усталости. Ты меня доконал…

– Я не… не понимаю… – заикался Мишу, пятясь к кровати.

– Сейчас поймешь, – прохрипел гость. – Пусть только клюв немного отойдет. Я весь продрог… – Он поднял свою длинную, тощую и красную ногу и, усевшись в кресло, простонал:

– Потри мне, пожалуйста, левую ногу… боюсь, не схватил ли я ревматизм…

– Но я-то при чем? – возразил мальчик. – Здесь не ветеринарная больница! И потом, ты мог бы сообщить наконец, чему я обязан столь странным визитом?

Но аист ничуть не смутился.

– Прежде всего, – начал он с достоинством, – не говори со мной таким тоном. Во-вторых, не притворяйся, что ты ничего не знаешь. Ведь ты приготовился к моему визиту: посуда, цветы, угощение… Наверное, и гостей назвал. Очень мило с твоей стороны.

– Но ведь завтра – мой день рождения!

– Как здорово! Мой тоже завтра… значит, мы оба родились 29 февраля… Поздравляю тебя и желаю счастья… Спасибо, и тебе то же… Ты не представляешь, как я рад, что поспел во-время… Я уж было потерял всякую надежду. Но теперь все позади. Давай чокнемся!

– Хватит шутить! – возмущенно воскликнул мальчик. – Я требую, чтобы ты объяснил мне, в чем дело!

Но аист и не думал торопиться. Он преспокойно налил себе чашку чаю, отпил несколько глотков, склевал кусочек сыру и снова заговорил ровным голосом:

– Ты требуешь объяснений? Но ведь я уже сказал: завтра мой день рожденья.

– А почему ты не празднуешь его у себя дома?

Но аист как раз заметил блюдо с жарким.

Он ухватил ломтик, проглотил его не жуя и, почмокав от удовольствия, продолжал все тем же ровным и спокойным тоном:

– Почему? Да очень просто: из-за тебя! – И, поставив себе на колени тарелку с блинчиками, добавил: – Ты, кажется, удивлен?

– Мало сказать. Я возмущен!

Аист протянул ноги к батарее и, не повышая голоса, сказал мягко, но с укором:

– Прошу прощения, но возмущаться следовало бы мне. Так что будь хотя бы вежлив… хотя бы настолько, насколько ты непонятлив. Посторяю: я здесь из-за тебя. И это не подлежит сомнению. У меня на то и документ имеется.

И аист вытащил из-под крыла сложенный вчетверо мятый лист бумаги и разложил его на столе.

– Узнаешь эту карту? – спросил он.

– Да… Это моя… Я сам ее начертил, – удивленно воскликнул Мишу.

– Конечно, твоя, – насмешливо заметил аист. – Ведь здесь стоит твоя подпись и дата: 20 сентября 1972 года. Дата моего отбытия…

– Я думал, вы улетаете раньше…

– Верно, стая вылетела раньше… а я остался. Стояла такая прекрасная, такая мягкая осень, солнечные лучи – как потоки меда, небо – как бархат, испещренный паутинками. Вот я и отложил свой отлет. «Смотри, заблудишься», – сказала мне старая аистиха, вожак нашей стаи. «Не велика премудрость, – ответил я. – Дорогу на юг найти нетрудно. Достаточно взглянуть на карту какого-нибудь школьника…»

– Теперь я начинаю понимать…

– Так вот, я остался, и лишь когда первый иней начал пощипывать меня за пятки, я стал укладывать свои пожитки… Вещей у меня было немного: несколько сувениров и… твоя карта. Я нашел ее во дворе, под липой того дома, где ты жил раньше. Внизу надпись: «Карта мира».Это было как раз то, что мне требовалось. Правда, она показалась мне слегка замызганной и не внушающей особого доверия, но когда я увидел, что вверху черной тушью написано большими буквами «КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА» – я подумал, что грязные пятна – это, наверное, просто континенты. А об остальном, признаюсь, я не очень-то беспокоился. Ведь было же на ней написано «Контрольная работа», значит, она была… основательно проконтролирована, не так ли?

–  М…м-да… – смущенно промычал Мишу.

– Так вот, – продолжал аист. – Я мысленно отметил обозначенные на карте страны света, взял по компасу курс на юг и… полетел. Скажу тебе откровенно: я очень гордился собой. На всем небесном океане я был один. Я – и твоя карта. Я летел день, летел второй, нигде не останавливаясь и с минуты на минуту ожидая появления внизу зыбкого ковра морских волн… Но – ничего! На третий день я забеспокоился: действительно ли я лечу на юг? Но в ответ мне дули лишь одни холодные ветры, словно смеясь надо мною… И тогда я опустился на землю… Съежившись, щелкая от холода клювом, я стал изучать твою карту. Сомнений не было: я летел по курсу, указанному ею. Только, судя по карте, я уже должен был достичь теплой дельты Нила, а вокруг простирались лишь замерзшие озера. Я огляделся кругом, ожидая увидеть своих собратьев, разгуливающих среди тростников и кувшинок, но заметил лишь стаю ворон, по-домашнему устроившихся в зарослях лесного камыша. В ужасе я вновь поднялся в воздух и полетел…

– Назад?

– Нет. Вперед. Все вперед. «Не может быть, чтобы я заблудился, – думал я, вспоминая карту. – Не мог же ученик четвертого класса наделать в своей контрольной работе таких ошибок». И только увидев с высоты ряд расположенных по кругу черных, как бисеринки точек, я понял, в какую попал передрягу: бисеринки были моржи и тюлени, а круг…

– Полярный круг, – побледнев, прошептал Мишу.

– Да. Карта была с ошибкой.

– Я делал ее наспех. Видно, югом я обозначил север, а севером юг…

– Я летел в противоположном направлении…

Аист замолчал. Его охватил сильнейший приступ лихорадки; клюв щелкал, а сам он дрожал так сильно, что на столе дребезжали тарелки.

– Мне становится дурно, когда я об этом вспоминаю, – пояснил аист. – Где я только не искал пристанища! В промерзших лачугах, в холодных дымоходах, в покинутых хлевах и амбарах… Я мечтал лишь об одном: долететь…

– До юга?

– Нет, до тебя. Я все время твердил себе: если бы не карта, я был бы теперь в теплых странах, праздновал бы день рождения в кругу родных и друзей. У меня уже нет сил, чтобы добраться до них, но до виновника я доберусь… И вот я здесь.

Аист умолк. Мишу смотрел на него сконфуженно… Ему страшно хотелось спать, но немыслимо было и выгнать гостя.

– А что ты собираешься делать теперь?

– Лягу спать, – невозмутимо промолвил аист. – Здесь тепло, уютно. А завтра отпраздную свой день рождения. Я вижу, ты созвал гостей, – улыбнулся он, указывая глазами на тарелки и разложенные на них ярко разрисованные карточки, на которых, аккуратно обведенные рамкой, красовались имена приглашенных. – Вот весело будет! – рассмеялся он. – Но я вижу, тебе так и хочется спросить меня, что я буду делать потом. Что ж. Перезимую здесь до весны. Ждать уже недолго… Месяц-другой. – И он облегченно вздохнул, потягиваясь в кресле. – Ох и здорово же, что я наконец добрался до тебя! Все невзгоды позади… чокнемся!

Он сунул клюв в горлышко бутылки, отпил, встал и одним прыжком очутился в кровати.

– Страшно хочу спать. Спокойной ночи.

– Что ты делаешь? – завопил Мишу. – Лезешь в кровать таким грязнулей? Смотри, как запачкал простыни.

– И правда! Ну что ж – выкупаемся!.. Это там?

Он забрался в ванную и вскоре оттуда раздался шум льющейся воды.

В приоткрытую дверь Мишу услышал его голос:

– Ну и славно же здесь! Теплая вода, прохладная – регулируй, как хочешь! Здорово! Так и знай, я поселюсь в ванной, здесь и останусь…

Немного погодя Мишу лег. Улегся и странный гость, и в двадцать шестой квартире наступила тишина. Но не надолго. Потому что через несколько минут Мишу почувствовал, что его тянут за рукав пижамы.

– Спишь?

– Ага, – пробормотал мальчик и сердито выдернул руку.

– Чего тебе?

– Мне скучно одному.

– Не мучай меня. Мне ведь завтра в школу…

– Да? – Аист оперся о край кровати. – Расскажи мне про нее. Знаешь, я тоже проходил школу… летную. А вы чему учитесь?

– Мало ли чему! – хмуро отрезал мальчик.

– И про аистов учите?

– Учим! « Аист – это перелетная птица с длинной шеей, ногами и клювом, из семейства голенастых», – с отвращением процитировал Мишу.

Аист клюв разинул от удивления.

– Смотри-ка! Ты и семейство мое знаешь! Ах, как я рад. А еще? Что ты еще знаешь?

– Ничего. Можешь полистать мои книги и тетради, там, на полке, если это тебя интересует.

Аист остановился перед полкой и, снимая с нее одну книгу за другой, принялся их изучать.

– География… Нет, на карты я больше смотреть не хочу. История… А, пирамиды? Я видел их в прошлом году! Зоология!!! – воскликнул он вдруг в восторге. – Вот зайчик! А вот волк! Слон! Лягушка!!! Ах, как давно я не видел ни одной лягушки… Знаешь что? – сказал он, удобно устраиваясь под одеялом, – ты можешь спать, если хочешь, а я посмотрю «Зоологию»…

Некоторое время аист листал книгу, бормоча что-то себе под нос. Мишу как раз задремал, сунув голову под одеяло, когда аист вдруг ущипнул его за ухо и загудел:

– Ты знаешь, это здорово интересно! Я узнал множество вещей, о которых и представления не имел. Ты слыхал, что кошка – родственница тигра?

– Да, – измученно промычал мальчик.

– А кошка про это знает?

– Какое мне дело?

– Нет, ты посмотри: крокодилы, черепахи, попугаи… Сколько знакомых! – Голос его вдруг задрожал, он вздохнул и затих, уставившись в пустоту. – Как я по ним соскучился! – продолжал аист через несколько мгновений. – Не остался ли здесь кто-нибудь из них? Глупости – ответил он сам себе. – Где им остаться? Разве что в цирковом зверинце? Как я об этом не подумал? – встрепенулся аист, оживившись. – Даже если там нет моих родных, то наверняка встретится несколько знакомых. Что, если позвать их сюда, на мой день рождения? Не может быть, чтоб они отказались! – и он поспешил к телефону.

Отыскав номер цирка, аист набрал его клювом. Несколько минут он говорил на каком-то непонятном языке, единственными доступными Мишу словами было «алло» в начале и «порядок» – в конце. Кончив, он кинулся к постели и поспешно сорвал одеяло.

– Вставай! Дай мне список твоих приглашенных! Быстро! Я хочу посмотреть, сколько человек ты пригласил, и сколько стульев остается для моих.

– Ты что? – вздрогнул несчастный мальчик. – Может, я ослышался.

– Чему ты удивляешься? Ведь там, дома, сейчас все были бы со мной… Помоги мне пододвинуть это кресло. Поставим его сюда, во главе стола. Для слона.

– Что ты сказал? – спросил ошеломленный Мишу.

– Это же ясно. Его нужно почтить особо. Все бы ничего, – продолжал в ужасе аист, – но не можем же мы предложить ему пару бутербродов? Слезай! Этом матрас из морской травы? – спросил он, щупая постель. – Я думаю, это ему понравится. А вот и соломенная шляпа. Это отцовская? Прекрасно, ее мы прибережем для верблюда. Он, бедняга, привык к сухой пище.

Он положил соломенную шляпу в одну из тарелок и вдруг резко повернулся:

– Ох, а что мы будем делать с плотоядными? Ведь придут львы, тигры…

– С-с-сюда, к нам?

– Конечно. Но ты не беспокойся, они будут вести себя вполне прилично. Как мы их рассадим? Один твой, другой мой, верно? Здесь слон, потом Флорика Попеску, потом тигр… Ленуца… верблюд…

– Стой! – завопил мальчик. – Я запру дверь!

Мишу спрыгнул с постели и кинулся к двери. Но аист засмеялся.

– Прежде всего, это было бы невежливо. А потом – совершенно напрасно. Слон даже и не заметил бы, что дверв заперта. Жираф посмотрел бы в окно и увидел, что ты дома. Крокодил влез бы по водосточной трубе…

– Это ужасно! Ужасно – бормотал бледный, как мел, Мишу. – И за что? Что я, в конце концов, сделал? Немного ошибся, совсем немного… Юг поместил на север… Но я ведь не всегда ошибаюсь, честное слово. Только когда очень спешу… Больше я никогда не буду спешить, честное слово…

– Очень хорошо, но сейчас поспеши. Гости должны прибыть с минуты на минуту. Не в пижаме же ты будешь их встречать?.. Слышишь?

Мишу слышал. Кто-то стучал в дверь.

– Кто… там? – спросил он, потерянно глядя на аиста.

– Гости, кто же еще… – ответил тот, направляясь к двери.

– Нет! Не открывай! – упрашивал Мишу шопотом и услышав, что стучат все громче, вдруг закричал, чуть не плача: – Мама-а-а!

В коридоре раздался сердитый голос.

– Это ты, мамочка? Правда? Ты одна?

– Да открой же наконец, уже поздно. Я принесла тебе чай.

Мишу подбежал к двери и молниеносно повернул ключ.

– Быстро запри дверь! На ключ!

– Но что случилось?

– Спроси у аиста…

Мама ничего не понимала. Только пристально смотрела на него.

– Какого аиста? – нахмурилась она. И вдруг просветлела:

– А, фарфорового аиста, которого тебе послал ко дню рождения дядя Санду? Он стоит на своем месте. На полочке… Смотри, какой хорошенький, как живой, правда? Бедный дядя Санду… Забыл, что в этом году 29 февраля не будет. Что ж, небольшая ошибка…

АБРИКОСЫ С ЛУКОМ

НЕСЧАСТЬЕ БЫЛО СТОЛЬ ЖЕ НЕСОМНЕННЫМ, сколь и непоправимым. Он забыл еду дома. Всю. Он сам положил сверток с едой за окно, вчера вечером… там он и остался. Теперь напрасно он выворачивает наизнанку карманы рюкзака… Не глотать же фонарь или плащ…

– Что ты ищешь?

– Хм? Ничего.

Вот в чем все несчастье. Он-то, Биджика, может и потерпеть, ведь в конце концов сам виноват. Но Дору? Во-первых, он – гость, во-вторых – чего от него ждать? Он перешел всего лишь в четвертый (того и гляди, еще соску запросит). В-третьих, кто же, если не он сам, Биджика, так настойчиво предлагал гостю повести его пешком через гору, в Мусариу, к римским рудникам? Они прекрасно могли бы досыта наесться перед уходом, но он Биджика, сам нет и нет: «Будем жарить сало в лесу!» Они прекрасно могли бы поехать автобусом, но ему, Биджике, взбрело в голову: «Пойдем самой короткой дорогой, через Девичий холм, к Долинной пещере»…

Целых два часа он болтал не умолкая, обращая внимание малыша на каждый источник, на каждую дикую черешню и каждый гриб, словно все это принадлежало ему лично…

Вдали показалась березовая скамейка, на которой он собирался накормить своего гостя – в тени, возле источника, под скалой, обросшей мягким и влажным лишайником. А еда осталась дома! Вся: булочки с творогом, сало, лук, абрикосы… Лишь бы малыш не попросил есть!..

– Ты сказал, что здесь мы будем жарить сало! – в ту же минуту заговорил мальчик.

– Тебе что, жить надоело? – испуганно встрепенулся Биджика.

– А что?

– Как это что? Я скажу тебе, – я, Биджика…

В самом деле, надо ему что-нибудь сказать, объяснить… Но как? Не признаваться же, что он, недотёпа, забыл еду дома, за окном?! И Биджика очень авторитетно заговорил:

– Можешь мне поверить: в дороге еда – чистая отрава.

– Он сделал жест, напоминающий харакири, и многозначительно усмехнулся. – Желудок! И самые вредные – это булочки. Булочки с творогом…

– А сало?

– Ого-го!

– Почему?

– Как почему? Ведь ты сейчас перенасыщен окисью кислоты – ты и представления не имеешь, что это такое, вы еще не проходили, – а я говорю тебе лично, что сало содержит такое вещество – циклобарбитал называется – которое в соединении с потом… – чистое несчастье. Хочешь, чтобы я тебя на спине тащил?

Мальчик что-то пробормотал и пошел впереди. Идя следом за ним и проклиная в душе свою рассеянность, Биджика думал: «Хоть бы скорей добраться до поляны, там щавеля видимо-невидимо. И ежевика растет на опушке». С того момента, как он обнаружил, что забыл еду дома, его охватила какая-то слабость. Он ожесточенно смотрел на извилисто спускавшуюся вниз тропинку, коленки у него дрожали и из тысячи вещей, которые он мог бы сказать, в голове застряла одна-единственная: «Хоть бы терновник поспел!»

Они поднялись на вершину Девичьего холма. Отсюда их городок был виден, как на ладони. Казалось, он лежит на дне большого котла и, как кривой саблей, рассечен рекой Криш. Обычно, стоя здесь, Биджика любил отыскивать глазами свой дом в путанице улиц и строений. Но сейчас он смотрел туда, полный негодования. Там был дом, там были окна, там был сверток с едой…

– Ты есть не будешь? – снова услышал он вопрос малыша.

– Я? Ты что, очумел? Ведь я тебе объяснял. Произойдет антитифопаратифическая реакция, и твой желудок…

Мальчик не стал возражать. Но через полчаса, когда они подошли к густому кустарнику, он обернулся к Биджике:

– А теперь куда?

В самом деле, куда? Кажется, прямо вперед, до зарослей можжевельника. Или… направо? Пробираться через кусты было невозможно. Лучше уж вернуться.

– Обойдем!

– И тебе совсем не хочется есть?

– Мне? Я лично могу не есть в дороге двое суток. Разве я тебе не говорил?

– Совсем ничего? Даже абрикосы?

– Абрикосы?! Да знаешь ли ты, сколько йодистого бикарбоната содержится в одном квадратном миллиметре абрикос? Я лично тебе объясню…

И Биджика, пошатываясь от голода, говорил, говорил, не переставая, боясь остановиться и услышать хныканье мальчика: «Тогда дай хоть мне поесть».

Но мальчик не произносил ни слова. И слава богу. Потому что ведь он мог спросить: «Когда же мы придем?» И он, Биджика, лично, не смог бы ему ответить. Они попали в какую-то болотистую долину, шли и шли, как будто все вниз, но ни Мусариу, ни римских рудников и в помине не было…

И вдруг Биджика замер. Он стоял на окраине города, прямо у моста через Криш, в трехстах метрах от собственного дома!

Биджика почувствовал, что воскресает. Ему захотелось прыгать, кричать. Мальчик опрометью кинулся к дому. «Он съест, съест, съест все… проглотит все восемь булочек, что лежат там, за окном…»

Кухня оказалась запертой, но Биджика знал, где лежит ключ. Он открыл дверь и бросился к окну. Но между стеклами – ничего.

Только приглушенно жужжит пленная муха…

Биджика упал на постель и тихо застонал.

– Что с тобой? Тебе плохо? – испугался малыш.

– Я умираю… от голода… не могу…

– Почему ты мне не сказал? Ведь сверток был у меня.

– И ты все съел?

– Да… ты сказал, что…

– Несчастный! Все?!

– Осталось немного луку…

– Давай его сюда!

– И абрикосы…

– Тащи.

После этого некоторое время слышалось лишь чавканье: луковица, абрикос, луковица, абрикос. Абрикос, луковица…

– А живот? – осмелился спросить малыш.

– Ха, пустяки! Лично, я, Биджика, тебе говорю! – и засмеявшись, мальчик начал авторитетно разъяснять своему маленькому приятелю, как происходит обмен веществ в абрикосах и сколько калорий содержит луковая кожица и кожица абрикоса и… как полезен квадратный миллиметр…

Но тут он остановился, сморщился и обеими руками схватился за живот.

– Что с тобой? – испугался малыш. – Дать тебе сульфатиазол? Я всегда ношу его с собой.

Но Биджика уже ничего не слышал. Он лично изо всех сил бежал куда-то в самую глубину двора…

Малыш уселся за стол. Возле него, в круглом плетеном сите, завернутые в чистое полотенце, лежали еще теплые булочки с творогом.

СТЫД И ПОЗОР

ВОТ УЖЕ ЧЕТЫРЕ ДНЯ – сегодня пошел пятый – как я не выхожу из дому и даже не смею выглянуть в окно. Самое большее – клянусь вам! – в замочную скважину. Но почему? Что случилось? – кажется, слышу я голоса некоторых из вас. Да бросьте, не притворяйтесь… Ведь я-то знаю, в Бухаресте уже всем давно известно, что со мной произошло. А если я все же решил описать все это здесь – то только потому, что до Оради эта история дошла по-другому, а до Ботошань – шиворот-навыворот… Я знаю, о ней ходит столько разных слухов! Но вы им не верьте! Впрочем, если вам будет по дороге, вы можете просто завернуть на Транспортную улицу, зайти в угловой двор и постучаться… 13 раз. Это мой опознавательный знак. Я вам тут же открою. (На звонки я больше не отвечаю.) Тихонько, крадучись вдоль стенки, вы войдете в коридор и – увидите коня. Он привязан к вешалке, которая в свою очередь привязана к пианино. А пианино я прибил гвоздями. Можете привести с собой родных и знакомых. К вам у меня будет только одна просьба: не забудьте принести охапку травы или еще лучше – малость овса. Но не приходите в соломенной шляпе. Конь у вас ее тут же сжует. И в этом нет ничего странного: он так голоден, бедняжка! Вот уже два дня, как я ему ничего не давал, кроме воды, нескольких кусочков сахару да пучка травы, которая нашлась в обивке двух старых стульев. Потому что из дому я не выхожу. Мне стыдно.

Так и сидишь, запершись с конем? – спросите вы меня. – Да, так и сижу. Но в прихожей, клянусь вам, а не в спальне, как судачат в Тимишоаре, и не на чердаке, как уверяют в Констанце. Разве сами они, когда приводят в дом коня, затаскивают его на чердак? Если так, я прошу сообщить мне, как им это удается. Потому что я этого сделать не смог, несмотря на все мои усилия.

Но послушайте, как все началось. Даже сейчас, вспоминая, я весь горю от стыда. Разрешите задернуть занавеску…

Итак, я был приглашен в гости к Ионеску. Вы знаете, какие это гостеприимные люди. Когда я вошел, у них уже собрались почтальон, продавец из табачной лавки, один очень почтенный пенсионер с женой, молодой журналист, их жилец. Словом, полный дом. Да, я упустил очень важную деталь. Там был – и могло ли случиться иначе? – там был Лика, хозяйский сын. Ему шесть лет, но он умен, как взрослый. Это всем известно.

Булочки были горячие, кофе не слишком горькое, не слишком сладкое – как раз такое, как я люблю, журналист что-то рассказывал, не помню что, все смеялись и щелкали каленые орешки, а в печке весело трещал огонь.

До сих пор я больше молчал, поэтому, увидев, что хозяин подбрасывает в печку полено, я заметил:

– Я тоже вчера после полудня привез себе дров.

– Да, только не после полудня, а в полдень, – вмешался Лика.

Не обратив внимания на то, что он меня прервал, я улыбнулся и продолжал:

– Хорошие дрова… буковые… красота!

– Не буковые, а дубовые…

На этот раз я огляделся кругом, немного раздосадованный. Ведь я вырос в горах и хорошо знаю, где бук и где дуб… Я как раз собирался объяснить, какая между ними разница – я ведь к тому же и учитель естествознания, – как вдруг слышу, пенсионер говорит:

– Глядите-ка, ребенок, а какая наблюдательность!

– Что и говорить, у-у-умница! Как большой! – подтвердила его жена.

Я мог бы и промолчать – в крайнем случае, сказали бы, что я человек угрюмый. Но передо мной вырос раззадоренный Лика:

– Разве вам их не дядя Захария привез?

– Дядя Захария. Только дрова – буковые. Такие сухие полешки, один к одному.

– Как же! Совсем сырые.

– Какая у этого ребенка память! Ужас! – услышал я слова почтальона.

– А когда они въехали во двор, конь споткнулся. Разве не правда? А ну, скажите! Споткнулся? – Лика почти кричал на меня.

– Не знаю… Я не заметил. Может, и споткнулся, – мямлил я, пытаясь вспомнить подробности.

– Глядите-ка, ничего от него не ускользнет! – восторженно заметил продавец из табачной лавки.

– Споткнулся и упал мордой в землю… Может, скажешь, что не упал? – приставал ко мне мальчик.

– Конечно, нет! Вовсе он не падал. Я ведь все время там был, телегу подталкивал.

– Может, вы не заметили, – вмешался журналист. – Ведь вы подталкивали телегу.

– Значит, не падал? Честное слово? – подзадоривал меня раскрасневшийся мальчуган.

Нет, честное слово дать я не мог. В конце концов, может быть, он и упал. Откуда мне знать? Может, я не заметил…

– Лика никогда не лжет, – заявила мамаша, целуя его в лоб, в то время как я мучительно пытался припомнить, падал конь или не падал.

– И не только упал, но и выбил себе о мостовую три зуба, – добавил Лика. – Ты очки носишь, потому и не видишь.

Очки я ношу в самом деле, но вижу прекрасно.

– Конь не выбил себе ни одного зуба, – сказал я немного увереннее.

– Я могу поклясться. А ты можешь!? Поклянись!

Нет. Поклясться я не мог. Я не привык клясться так, ни с того, ни с сего… И я смущенно замолчал…

Папаша, раскрасневшись от удовольствия, посадил мальчишку к себе на колени и обратился ко мне:

– Знаете, если Лика сказал, то так оно и есть. Конь наверняка выбил себе зубы. У вас очки, поэтому вы и не видите.

– А потом упал на спину и оборвал себе хвост. Это вы тоже не заметили, – снова заорал Лика.

Мое терпение лопнуло.

– Ложь! – закричал я. – Не оборвал он хвост. Нет, нет и нет! Не оборвал! Клянусь! И могу показать. Могу привести коня прямо сюда…

Все холодно смотрели на меня.

– Видите ли, – смущенно заговорил журналист, – если вы признали, что он споткнулся, упал и выбил себе зубы, почему вам не признать и того, что он оборвал себе хвост? Разве вы не слышите, что говорит Лика?

– Лика никогда не лжет, – сурово глядя на меня, добавил папаша.

– Если он что-нибудь говорит, то так оно и есть. Он ведь умница… Совсем как взрослый! – заявила жена пенсионера.

Я весь кипел.

– Ладно, увидите! – рявкнул я, вскакивая со стула. – Я куплю коня у дяди Захарии и подарю его вам, чтобы вы убедились, что он цел и невредим, с хвостом и со всеми зубами…

Я сдержал слово.

На следующий же день я снял со сберкнижки все свои сбережения и купил коня. Прежде всего я отправился в табачную лавку. Взяв коня за уздечку, я вошел с ним в лавку.

– Пожалуйста! Полюбуйтесь, – торжествующе заявил я косо смотревшему на меня продавцу. – Разве у него не все зубы? А хвост? Или он, по-вашему, накладной?… Ну, что скажете? Давайте пересчитаем ему ноги… А теперь, умоляю вас, пойдите и скажите об этом семейству Ионеску. Я не хочу, чтоб они думали, будто я лгу. Просто я не привык давать честное слово и клясться ни с того, ни с сего.

Продавец покачал головой и, как только я вышел из лавки, запер дверь.

Тогда я взял коня за узду и повел его на почту. Тут я снова пересчитал ему зубы и ноги, и начал считать волоски на хвосте, но почтальон, объяснив, что ему нужно отнести срочную телеграмму, исчез…

В редакцию газеты меня с конем не пустили. Зато я его сфотографировал и карточку отправил журналисту. Пенсионера дома не оказалось. Но, разгуливая с конем по улице, я останавливал каждого знакомого и спрашивал:

– Ну как, есть у него зубы? А хвост? Вот видите? Так кто же лжет? Я или Лика?

Потом я отвел его домой. И стал ждать, когда кто-нибудь пожалует ко мне в гости. Кто угодно: приятель, молочник, слесарь, электрик. Как только кто-нибудь заходил, я подводил его к коню:

– Видите? Это конь… Конь дяди Захарии. Посмотрите на него хорошенько: есть у него хвост? А зубы?..

Я заметил, что многие посетители крестились, отступали и, забыв попрощаться, убегали.

Потом посетителей больше не стало. Но я был счастлив. Теперь все ясно, и никто больше не может сказать, что я лгун. Я выходил на улицу, высоко подняв голову.

– Ну, что вы скажете о Лике? – спрашивал я издали какого-нибудь знакомого.

Но знакомые, услышав мой вопрос, вздрагивали и пускались наутек.

– Что это с ними? – спрашивал я себя в недоумении.

– Наверное, это опять Лика. Может, он распространил слух, что у моего коня сап. Я как раз собирался вывести его на прогулку и доказать всему городу, что это опять ложь, как вдруг получил письмо. Вот оно у меня, здесь… Писал мой двоюродный брат:

«Что случилось? У нас ходят слухи, что ты рехнулся. Лечись»…Я как раз садился за стол, чтобы ему ответить, как пришла депеша от сестры:

«Немедленно ложись в больницу».

Потом кто-то – наверное, депутат нашего квартала – оставил мне на ступеньках записку:

«Держать коней на чердаке запрещено».

На окно мне прилепили другую бумажку:

«Мучить животных запрещается. Ветеринарная больница».

Сигналы поступали и по телефону. Например:

– Это правда, что вы даете лошади уроки? Вы что, готовите ее к экзаменам?

Или:

– Говорят, вы взяли лошадь в секретарши? Сколько вы ей платите?

Однажды вечером, выйдя из дому, чтобы купить папирос, я своими ушами услышал, как почтенный пенсионер сказал:

– Честно говоря, я стараюсь не попадаться ему на глаза. Он совсем спятил. Это можно было заметить уже в тот вечер у Ионеску. Он был так угрюм и агрессивен и так врал, что уши вяли.

Это показалось мне самым обидным.

Как? Я врал? Ну нет! Я докажу не только всей улице, но и всему городу, всей стране и если надо – всему миру!..

Я решил потребовать экспертизы. Пусть придет комиссия. И увидит коня. Пересчитает ему зубы. Уши. Ноги. И волоски в хвосте. Сфотографирует его анфас и в профиль. И потом опубликует результаты.

Я вернулся домой и подошел к коню. Он жалобно заржал и беспокойно забился.

Я боялся, как бы он не порвал узду, и решил привязать его веревкой за хвост.

«Теперь они застанут его в полном порядке», – подумал я и спокойно лег спать.

Но когда я проснулся на следующий день – несчастье! Конь оборвал себе хвост. Потом, несчастный и голодный, он начал грызть стальные пружины кресел и… сломал себе три зуба.

Экспертная комиссия прибыла в десять часов утра. В одну минуту одиннадцатого она удалилась. Я слышал, как два отставших члена комиссии говорили между собой:

– Ну и врун же этот учитель!

– Значит, Лика все-таки был прав.

И с тех пор – вот уже четыре дня, сегодня пошел пятый – я не выхожу из дому. Мне стыдно. Комиссия опубликовала результаты обследования. Все знают, что я лжец. Но вы, ребята, не верьте. Я говорил правду. Честное слово! Клянусь!! Приходите, посоветуемся, что делать. Постучите в дверь 13 раз, и я вам открою. Да не забудьте прихватить охапку сена для бедняги коня.