Текст книги "Вишневый сад для изгнанной жены дракона (СИ)"

Автор книги: Мира Влади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4

Жизнь в поместье понемногу налаживалась, но это не означало, что становилось легче. Рабочие, которых привёл Гаррет, восстановили одну из комнат на втором этаже. Она была небольшой, но прочной, с целыми стенами и крышей, которая больше не протекала. Здесь было холодно, пахло сыростью и старым деревом, но это было лучше, чем ютиться в сарае или спать под открытым небом. Я решила остаться здесь, не желая больше быть обузой для Гаррета. Он и так сделал для меня слишком много.

Каждое утро он приезжал с рассветом, привозя продукты, инструменты и иногда даже одежду, избегая разговоров о том, скольким я теперь ему обязана. Я не спрашивала. Вечером он уезжал обратно в деревню, оставляя меня одну в тишине разрушенного дома. Иногда я ловила себя на том, что слушаю, как глухо стучат копыта его лошади по дороги. Этот звук почему-то успокаивал.

Рабочие приходили на рассвете и уезжали вечером. Они были молчаливы, но трудолюбивы. Мы вместе чинили крышу, заделывали дыры в стенах, расчищали завалы. Я работала вместе с ними, стирая с лица пот и грязь, чувствуя, как от непривычной тяжёлой работы горят мышцы. Я не была избалованной, но в императорском замке мне никогда не приходилось заниматься таким трудом. Теперь приходилось.

Но сад… это было отдельной историей.

Я стояла среди переплетённых сухих ветвей, разглядывая остатки того, что когда-то было гордостью поместья. Вишнёвые деревья выглядели мёртвыми – изломанные сучья, иссохшая кора, корни, обвитые сорняками. Земля под ними была твёрдой, как камень. Глядя на это, я чувствовала, как что-то внутри меня сжимается. Мои потуги в первый день едва ли принесли плоды.

Мать любила этот сад. Говорила, что деревья – это символ семьи: если их холить и лелеять, они будут плодоносить, если забыть – зачахнут. И сейчас сад напоминал мне о том, что наша семья умерла. Осталась только я, последняя, сломанная ветка, выброшенная в грязь.

– Нужно правильно обрезать сухие ветви, – сказал Томас, старший из рабочих. – Дать земле воздух. Потом удобрить. Но это займёт время.

– Время у меня есть, – тихо отозвалась на это.

Я взяла секатор, вжала его в ладонь. Холодная сталь обожгла пальцы. Подошла к первому дереву и вздохнула. Оно было старое, иссушенное, с перекрученными сучьями, словно в мучении пытавшееся дотянуться до солнца. Я подняла руку, сжала ручку секатора – ветка хрустнула, упала в траву. Затем другая, третья. Работала методично, но внутри всё переворачивалось. Казалось, я режу не дерево, а саму себя. Обрезаю прошлое, детские воспоминания, последние следы родительской любви.

Я сделала очередной срез, и в этот миг замерла. На месте среза, там, где ещё секунду назад была сухая ветка, появилась крошечная зелёная точка. Росток.

Моргнула, думая, что это усталость или игра света. Но росток был настоящим. Он пробился сквозь древесину, словно отзываясь на мой срез.

Я сделала шаг назад, сдавленно дыша. Это невозможно. Никто, кроме меня не заметил. И это, наверное, к лучшему? Вдруг, скажут, что так и было и мне это все просто привиделось? Я продолжила работать, но теперь руки дрожали.

В груди поселилось странное чувство. Словно я пропустила нечто важное. Ощущение, знакомое, но давно забытое.

Ночью, лёжа на грубой постели, я прижала ладонь к животу. Тело ломило от усталости, мышцы ныло, как будто я сражалась весь день без передышки. Но самое тяжёлое было не это. Внутри поселилась странная тяжесть – нечто большее, чем просто изнеможение. Меня бросало то в жар, то в холод. Сердце билось слишком быстро, а затем замедлялось, словно пытаясь прислушаться к чему-то незримому.

Закрыла глаза, дрожа от страха, но с новой, глухой решимостью. Завтра я должна понять, что происходит. Должна узнать правду. Мне было плохо. Усталость, тошнота, тяжесть внизу живота. Я списывала всё на работу, на стресс, на недоедание, но что-то внутри не давало мне покоя.

В голове всплыло воспоминание – ночь в замке. Боль, жар, кровь. Они сказали, что я потеряла ребёнка. Но если так… почему я чувствую это сейчас? Почему иногда мне кажется, что внутри меня ещё что-то живёт?

Утром я продолжила работу. Рабочие занимались починкой дома и прочих строений, Гаррет уехал, и я снова стояла в саду. Вчерашний росток был на месте. Он выглядел сильнее. Я не знала, что это значило, поэтому и не хотела говорить об этом никому. По крайней мере, пока не разберусь сама.

Вечером, когда рабочие уехали, а Гаррет остался, чтобы помочь мне с ужином, я почувствовала, как что-то щемит в груди. Это была не только усталость. Это было что-то другое.

Я сидела у восстановленного и прочищенного камина, рассеянно перебирая пальцами грубую ткань подола своего платья. Пламя потрескивало, отражаясь в тёмных глазах Гаррета. Мы ели молча, но я чувствовала, что он наблюдает за мной. Он всегда замечал, когда со мной что-то было не так. Наверное, поэтому я и решилась заговорить.

– Гаррет, – сказала я тихо, не поднимая взгляда. – Я… я чувствую, что что-то не так. Что-то внутри меня.

Он не ответил сразу. Только положил ложку на деревянную тарелку, сложил руки и внимательно посмотрел на меня. Этот взгляд был глубоким, старческим, полным понимания.

– Что ты имеешь в виду, девочка? – его голос был низким, почти ласковым.

Я сжала кулаки на коленях, а затем медленно, словно через силу, положила ладонь на живот. Движение было почти бессознательным. Воздух вдруг стал тяжёлым, словно натянутый канат.

– Я… я думаю, что ребёнок… что он всё ещё там, – голос сорвался на шёпот, почти на испуганный выдох.

Гаррет не шевельнулся. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но я видела, как он напрягся. Он не пытался спорить, не сказал, что это невозможно. Просто смотрел. А затем медленно заговорил:

– Ты уверена?

Я покачала головой, сжав пальцы на ткани юбки. Она была грубой, натершей мне кожу за день работы в саду, но сейчас это казалось неважным. Важным было только то, что я чувствовала.

– Нет. Но я чувствую… что-то. Иногда это просто слабость, иногда… будто внутри есть жизнь, – я сглотнула. – Но ведь это невозможно, да? Я же… потеряла его.

Гаррет вздохнул и наклонился чуть ближе. Тепло от огня коснулось его лица, подчеркивая глубокие морщины, рассказывающие о годах пережитых невзгод.

– Завтра я привезу тебе кое-кого. Кто сможет помочь разобраться, – в его голосе не было сомнений.

Только твёрдое, непоколебимое обещание.

* * *

Утро выдалось холодным, несмотря на наступившую весну. Я стояла у окна, грея ладони о чашку с горячим травяным отваром, и смотрела, как солнце медленно поднимается над горизонтом.

Сегодня должен был приехать Гаррет. Он сказал, что привезёт с собой человека, который сможет помочь, но я не знала, стоит ли мне этого бояться или надеяться. Я не привыкла ждать хороших новостей – последние месяцы доказали мне, что жизнь скорее отнимет, чем подарит. И всё же ловила себя на том, что считаю минуты, прислушиваясь к каждому звуку за окнами.

Мои пальцы непроизвольно скользнули к животу. Страх смешивался с надеждой. Если старуха скажет, что я ошибалась, что ничего нет… Сможет ли моя душа пережить ещё одну потерю?

А если всё правда? Если жизнь, которую я считала потерянной, всё ещё теплится во мне?

Стук копыт заставил меня встрепенуться. Я поставила чашку на подоконник и вышла на крыльцо. Гаррет спрыгнул с лошади, а следом за ним из телеги, закутанная в тёмный плащ, медленно выбралась старуха.

Она была невысокой, сутулой, с цепким взглядом, который сразу же впился в меня. Лицо её, испещренное морщинами, выглядело так, будто ей довелось видеть больше, чем большинству людей в этой империи. Голову покрывал выцветший платок, а из-под него выбивались пряди седых волос.

Она напоминала мне тех старух, что сидят на крыльце в любой деревне, щурясь на солнце и бормоча что-то под нос. Но в её глазах, в том, как она держалась, скрывалась далеко не старческая сила и мудрость.

– Значит, ты и есть девонька, которую погнали взашей из дворца, – проговорила она хрипловато, не сводя с меня пристального взгляда. – Айрис, да?

Я кивнула. Видимо, Гаррет сказал ей мое имя заранее.

– А вы…

– Зови меня бабка Эдвина и не смей мне «выкать», не на дворцовом приеме, – она громко шмыгнула носом и покосилась на Гаррета. – Ну, чё стоишь? Веди в дом, а то на ветру все кости промерзнут.

Гаррет лишь усмехнулся и махнул мне рукой, мол, не перечь.

Я провела их в гостиную, одну из первых комнат, которые удалось привести в порядок и в которой я ночевала. Здесь больше не было запустения: полы вымыты, камин разожжён, старый стол прикрыт чистой тканью, на полках аккуратно сложены редкие уцелевшие вещи. Дом всё ещё казался пустым, но уже начинал напоминать настоящий.

– Хорошо у тебя тут, уютно, – пробормотала Эдвина, усаживаясь в кресло, которое Гаррет пододвинул к камину. – Теперь давай, девонька, ближе подойди. Гляну, что с тобой.

Пусть внутренне я и колебалась, но подчинилась.

Она взяла мои руки в свои, тёплые, мозолистые, с ногтями, за которыми застряла земля. Закрыла глаза, чуть склонив голову набок, словно прислушиваясь. В комнате повисла тишина. Только огонь потрескивал в камине.

Потом её морщинистое лицо исказила ухмылка.

– А ведь обманули тебя, девонька.

У меня пересохло в горле.

– Что?

– Ты не теряла дитя. Оно живо и крепко держится, – она хлопнула себя по коленям. – Силенок-то в тебе поболе, чем ты думаешь.

Воздух с силой вырвался из моей груди, будто я всё это время не дышала. Я покачнулась, но Гаррет успел подставить руку. Он что-то говорил, но его голос звучал приглушённо, словно через толщу воды.

– Но как?.. – мой голос дрожал. – Я же выпила отвар… Были… кровь, боль…

– Были, – согласилась Эдвина. – Но тебе это не повредило так, как должно было. И знаешь почему?

Она наклонилась ближе, её серые глаза сверкнули, как у лисицы.

– Потому что ты владелица Вишнёвого сада.

Я охнула. А следом в бросила на Эдвину взгляд полный недоумения.

– Причём здесь сад?

– А ты думала, он просто так тут растет? – Эдвина хмыкнула. – Видишь ли, раньше на юге ходила легенда. О древних вишнёвых деревьях, плоды которых, по легендам, могли не только исцелять, но и пробуждать спящую силу в крови тех, кто их ел. Их, собственно, поэтому и уничтожили под корень. Вон только у твоего поместья и остался последний клочок сада. Я сразу заметила, как приехала. Хорошие у тебя родители были, ко всему с умом, не то, что нынешние дворяне… Так о чем это я? А! Говорили, что Вишнёвые деревья юга, Чернотравники, получили своё имя из-за того, что их корни впитывали в себя силу земли, делая почву вокруг чернее обычного. Эти деревья обладали великой целительской способностью – их плоды могли исцелять раны, замедлять болезни, а в редких случаях даже пробуждать в человеке нечто большее, чем просто здоровье. Магию. Что если человек съест их плоды, в нём может проснуться нечто, что давно считалось утерянным. Магия.

Я отшатнулась, будто она ударила меня. Если это правда…

– Это невозможно. Магия умерла.

Так нам говорили с детства. Её вытравили войны, уничтожили страх и человеческая алчность. Последним известным магом, не входящим в императорский род, был целитель, которого сожгли на костре за «ересь» – он якобы спас мальчишку от смертельной лихорадки, когда уже никто не мог помочь. С тех пор о магии говорят только шёпотом, в страшных сказках для детей или в хвастливых байках стариков.

Но если Эдвина права… если магия не умерла, а просто затаилась – что это значит для меня? Её носителями остались только драконьи рода императорской семьи, и никто, кроме них, не мог даже помыслить о том, чтобы владеть силой. Истории о ведьмах и магах считались суевериями, добрыми сказками или страшилками для детей. Но если это ложь… если магия всё ещё живёт в крови… что это значит для меня?

– Так говорят, – Эдвина пожала плечами. – Но я жила достаточно долго, чтобы знать: не всё, что считается мёртвым, на самом деле мертво. Ты ведь ела плоды этих деревьев, да? Небось, с детства?

Я медленно кивнула, чувствуя, как внутри всё переворачивается. В груди вспыхнуло что-то тёплое, почти пугающее. Надежда? Страх? Или всё сразу?

– Ну вот и объяснение. Может, и не зря судьба вернула тебя в этот дом. А может, твоя кровь теперь другая. Только вот что будет дальше, никто не скажет, – она пожала плечами. – Это тебе предстоит узнать.

Не дав до конца осмыслить все сказанное ею, Эдвина хлопнула по подлокотнику и встала.

– Всё, хватит разговоров. Ты не больна, дитя твоё живо, а мне пора обратно, пока эти дурни из деревни не решили, что я тебя в ведьмы записала. Ещё не хватало, чтобы кто-то языком трепал, и меня потом в колодцы окунали, как в старые добрые времена, когда любую бабку с настойками объявляли ведьмой. Один раз споткнёшься, не так взглянешь – и вот уже толпа с вилами обсуждает, как лучше тебя сжечь. Нет уж, я к такому не привыкла, да и привыкать не собираюсь.

Она поднялась с кресла, отряхнула юбку и с видом человека, которому давно всё понятно, направилась к выходу. В дверях обернулась, смерив меня оценивающим взглядом.

– Но не думай, что всё само по себе уляжется, девонька. Теперь тебе придётся решать, что делать с этим знанием. А решения, знаешь ли, не всегда лёгкие.

Старуха уже почти вышла на крыльцо, когда я очнулась.

– Эдвина, подожди… Что мне теперь делать?

Она обернулась и хмыкнула.

– Расти свое дитя, девонька. И сад. Он тебя ещё удивит.

Глава 5

Прошлое. Несколько лет назад.

Прошло полгода с тех пор, как мои родители погибли, а моя жизнь превратилась в бесконечную борьбу за выживание. Я пыталась управлять поместьем, но без опыта и поддержки всё рушилось на глазах. Документы на владение тонули в пыли, а счета за зерно и дрова оставались неоплаченными. Оставшиеся слуги смотрели на меня с жалостью и жадностью: одни воровали, другие ждали, когда я сломаюсь.

Я сама пыталась делать то, что когда-то было обязанностью управляющего: пересчитывала припасы, проверяла сараи, но с каждым днём отчаяние только росло. Казалось, что стены этого дома стали каменной ловушкой, медленно затягивающей меня в темноту.

Я привыкла засыпать в холодной комнате, укутываясь в единственное одеяло, которое у меня осталось. Привыкла экономить на пище, питаясь тем, что можно было найти в кладовой. Каждое утро начиналось с новых проблем: крыша протекала, мебель ветшала, слуги уходили, унося с собой последние ценные вещи. Я отчаянно пыталась удержать то, что осталось, но силы таяли.

И в этот день всё рухнуло окончательно.

Стук копыт и звон оружия раздались со двора. Сердце сжалось, и я бросилась к окну. Во двор въезжали всадники. Их серебряные доспехи сверкали в солнечном свете, а впереди, на чёрном жеребце, ехал мужчина в чёрно-золотом плаще. Наследный принц Империи – Сэйвер Первый.

Меня охватила паника. Я знала, зачем он здесь.

Выбежала на крыльцо, стараясь держаться ровно. Внутри всё сжималось от ужаса, но я не могла позволить себе слабость.

Дракон спешился, быстрым движением скинув плащ. Он был ещё опаснее, чем я представляла. Высокий, с хищными чертами лица и золотыми глазами, сверкающими холодом. Он раздражённо осмотрел поместье и фыркнул.

– Унылое место, – бросил он, даже не пытаясь скрыть презрение. – Не понимаю, зачем отец заставил меня сюда тащиться.

– Светлого дня, Ваше Высочество, – я сделала неглубокий поклон, стараясь сохранить достоинство. – Чем обязана визиту?

Он хмыкнул, скрестив руки на груди, словно оценивая не только поместье, но и меня саму. В его взгляде мелькнуло раздражение, но тут же исчезло, уступив безразличию.

– Как чем? – его взгляд лениво скользнул по мне, а затем остановился на доме. – Эта рухлядь больше не принадлежит тебе. По приказу короны земли твоего отца конфискуются. Собирай вещи и убирайся, пока я не велел стражникам вышвырнуть тебя за ворота.

Воздух сдавил лёгкие. Я знала, что этот день настанет. Знала, что Императорская семья не оставит мой род в покое. Но так скоро?

– Но… – голос дрожал, когда он шагнул ко мне. – Мой отец служил Империи верой и правдой.

– А потом предал её, – прервал он холодно. – Поэтому его и казнили. Ты только временно оставалась здесь, потому что никому не было до тебя дела. Время этой привилегия подошло к концу.

Ноги стали ватными. Я не могла потерять дом. Это было последнее, что осталось от моей семьи.

Сэйвер нахмурился, видя моё ошеломление. Он протянул руку, неосознанно коснувшись моего плеча, где ткань платья открывала кожу.

И в тот же миг мир перевернулся.

Кожа вспыхнула жаром, словно что-то внутри меня сорвалось с цепи, растекаясь волной горячего покалывания. Пламя, не обжигающее, а живое, охватило моё плечо, пульсируя в такт биению сердца. Я почувствовала, как тёплые вспышки пробегают по коже, словно невидимые нити сплетаются в нечто древнее, пробуждающееся внутри меня.

Сэйвер смотрел на меня так, словно видел впервые. А потом – его взгляд остановился на моём плече. Там, на коже, начала проступать метка. Я почувствовала, как она горит, словно огненный узор, впечатывающийся в моё тело. Символ истинной пары.

Принц медленно отпустил меня, но отступать не стал. В глазах золотилось что-то дикое, первобытное. Он прищурился, будто оценивая меня заново.

А потом его лицо изменилось. Раздражение исчезло, уступая чему-то другому – тёплому, завораживающему. Его губы чуть приоткрылись, словно он хотел сказать что-то, но не находил слов. Взгляд, ещё минуту назад холодный и отстранённый, стал глубже, внимательнее. Он смотрел на меня, будто пытался запомнить каждую черту лица, деталь, словно перед ним открылась совершенно новая истина.

– Как твоё имя?

– Айрис, мой принц, – немного хрипло отозвалась я.

– Айрис… – протянул он задумчиво. – Ты моя истинная.

Это не был вопрос. Это было знание. Приговор.

Я не могла дышать. Всё тело дрожало от шока, от жара, который никуда не исчезал. Я истинная самого наследного принца Империи. Это действительно происходит?

– Мы поженимся, – объявил он так, словно это было решено давным-давно. – Это не обсуждается.

Мир рушился. Или менялись его законы? Я всё ещё пыталась осознать происходящее, когда он шагнул ближе, наклоняясь к моему уху.

– Я позабочусь о тебе, – его голос был обещанием, сладким и опасным. – И о твоём поместье. Тебе больше не придётся бороться в одиночку.

И я поверила. Потому что хотелось верить. Потому что мне было слишком тяжело нести это бремя в одиночку. Потому что после месяцев борьбы и отчаяния его слова стали спасительным обещанием, которое я так отчаянно ждала.

* * *

Путь во дворец длился всего несколько недель, но всё это время я не могла отделаться от чувства, что всё происходящее – странный, головокружительный сон. Я ехала верхом рядом с Сэйвером, который отказался сократить путь в полете ради меня. Нас окружали его стражники, и я чувствовала, как на плечи ложится груз будущего, о котором я не просила. Я потеряла дом, потеряла семью, но приобрела что-то более… У меня не находилось слов, чтобы описать это.

Сэйвер был идеален. Обходительный, заботливый, внимательный. Он всегда следил, чтобы мне было комфортно в дороге, сам подавал мне руку, когда я спешивалась, и накрывал плечи плащом, если поднимался холодный ветер. В его глазах не было ни тени раздражения, только спокойная уверенность, словно я действительно принадлежала ему. Он спрашивал, не устала ли я, предлагал передышку, а когда мы останавливались на ночлег, лично проверял, чтобы в моём шатре было тепло. Каждое его действие говорило: «Ты под моей защитой.»

Но, несмотря на его заботу, страх меня не покидал. Впереди меня ждал новый мир, к которому я не была готова.

Когда мы прибыли во дворец, меня встретили с императорским размахом. Залы сияли роскошью, в воздухе витал аромат благовоний, сотни придворных глаз впились в меня, изучая, оценивая. Кто-то смотрел с завистью, кто-то с восхищением. Для них я была не падшей дочерью предателя, а будущей принцессой, истинной парой наследного дракона. Даже сам император – высокий, величественный мужчина с ледяным взглядом, от которого у меня холодело внутри, – благословил наш союз. Его слова были скупыми, но весомыми: он надеялся, что я вскоре принесу Империи наследников.

А затем началась подготовка к свадьбе. Это был вихрь событий, из которого я почти ничего не помнила. Наряды, украшения, придворные дамы, расшитые золотом ткани, запах цветов и специй. Меня окружили десятки людей, словно я была важным экспонатом, который готовили к показу. Я чувствовала себя куклой, которую наряжают, чтобы поставить на пьедестал. Но каждый раз, когда я ловила взгляд Сэйвера, внутри всё затихало. Он был рядом. И он выбрал меня. Предначертан мне самой судьбой…

Сам день свадьбы был сказкой. Меня одели в платье, белоснежное, словно облако, усыпанное драгоценными камнями, что сверкали при каждом движении. Волосы заплели в сложную причёску, а на лоб водрузили тонкую диадему – символ того, что я теперь часть императорской семьи.

Когда я вошла в зал, наполненный сотнями гостей, музыка смолкла. Все смотрели на меня. А в конце прохода стоял он. Сэйвер. В белом парадном камзоле, с золотыми узорами, подчёркивающими его царственную осанку. Он смотрел на меня, и его взгляд был твёрдым, уверенным.

Мы дали клятвы. Он взял меня за руки, его пальцы были тёплыми и крепкими. Мы обменялись кольцами, и в этот момент моя судьба окончательно скрепилась с его.

А потом наступила наша первая брачная ночь.

Мы остались вдвоём в покоях, усталые, но счастливые. Сердце всё ещё бешено колотилось от пережитого дня, от сотен глаз, следивших за каждым моим движением. Меня охватывала эйфория, но в то же время лёгкая дрожь от волнения не давала до конца расслабиться. Я всё ещё не верила, что это произошло, что теперь я его жена.

Волнение смешивалось с трепетом, с предвкушением неизведанного, а рядом со мной был он – человек, которому я принадлежала по праву судьбы. Я чувствовала лёгкое головокружение от вина, от музыки, от всей этой невообразимой церемонии. Сэйвер осторожно снял с меня диадему, провёл пальцами по моим волосам, затем наклонился и коснулся губами моего лба.

– Теперь ты официально моя, – прошептал он, голос был низким и завораживающим.

Я слабо кивнула. Он был нежен, внимателен, каждое его прикосновение разжигало внутри огонь, от которого не хотелось спасаться. Тонула в его руках, в этом новом чувстве, которое захлёстывало меня волной. Он смотрел на меня так, будто я была для него единственной женщиной в мире.

После самой своей восхитительной и первой ночи, я уснула в его руках, счастливая и уверенная в завтрашнем дне.

Но среди ночи я проснулась. Ложе было холодным. Я потянулась к Сэйверу, но его не оказалось рядом. Сердце сжалось в тревоге. Всё ещё одурманенная сном, я села на постели и огляделась. Тишина. Но что-то было не так. Страх сжал грудь. Что-то внутри меня твердило – иди, найди его.

Я встала, накинула лёгкий халат и босиком вышла из покоев. Дворец был огромен, коридоры тянулись бесконечными мраморными лабиринтами. Но я словно знала, куда идти.

Чем ближе подходила, тем громче становились звуки. Приглушённые голоса. Тихие стоны.

Я остановилась у одной из дверей. Сердце бешено колотилось. Я не хотела этого видеть. Не хотела знать. Но толкнула дверь.

И мир рухнул.

На шёлковых простынях, под мягким светом свечей, мой муж, мой Сэйвер, был с другой женщиной. Они не заметили меня сразу. Я стояла в тени, слишком потрясённая, слишком раздавленная, чтобы издать хоть звук.

Но затем она рассмеялась. Звонко, довольно, с откровенной насмешкой, как будто знала, что я здесь. Этот смех, наполненный торжеством и притворной невинностью, был вызовом, признанием победы. Её глаза встретились с моими на мгновение, в них не было ни тени смущения – только откровенное удовлетворение от увиденного. И Сэйвер, не глядя в мою сторону, произнёс что-то тихое, интимное, что-то, чего я не должна была слышать.

В этот момент что-то во мне сломалось. Я больше не могла дышать. Больше не могла стоять. Развернулась и побежала прочь, не видя дороги сквозь слёзы, не чувствуя, как босые ноги скользят по холодному мрамору.

Счастливая сказка закончилась в ту же ночь, когда началась.