Текст книги "Вишневый сад для изгнанной жены дракона (СИ)"

Автор книги: Мира Влади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 28

Когда боль хлынула, я закричала, вцепившись в покрывало, пальцы комкали льняную ткань, мокрую от пота. Схватка сдавила живот, и тело горело, дрожало, готовое разорваться на куски. Спальня плыла перед глазами, стены качались, или это я качалась, теряясь в этом огне.

Раэль был рядом. Он сидел на краю кровати, его руки держали мою – крепко, но нежно, как верёвка, что не даст упасть в пропасть. Его тёмные глаза горели страхом, любовью, надеждой, и он не отводил их, даже когда я стонала, даже когда слёзы жгли мои щёки. Его пальцы дрожали, но не отпускали, и я цеплялась за них, как за жизнь.

– Я с тобой, Все будет хорошо, – шептал он, его голос рвался сквозь бурю, хриплый, но тёплый, как ветер в листве. – Ты сильная, Айрис. Самая сильная из всех, кого я знаю.

Я хотела ответить, но новый спазм украл дыхание, сердце колотилось, как у загнанной птицы, и я только выдохнула, сжав его руку, пока ногти не впились в кожу.

Эдвина стояла у изголовья, её посох лежал у стены, а руки – сухие, узловатые, но ловкие – двигались уверенно. Она была спокойна, как земля перед дождём, её глаза смотрели с верой, что я видела утром, когда Раэль прогнал гвардейцев. Но теперь в них было знание – древнее, как корни вишен.

– Слушай сад, девонька, – сказала она, её голос был твёрдым, но мягким, как глина в ладонях. – Он направит тебя. Дыши с ним. Дай ему помочь.

Я не знала, как, но кивнула, вцепившись в простыни. Эдвина положила ладонь мне на лоб, её пальцы были холодными, но от них по коже побежал ток – не боль, а сила, что текла из земли, из корней, из деревьев за окном.

Я закрыла глаза и почувствовала их – не глазами, а сердцем: вишни, что гнулись ко мне, их ветви, что качались, их цветы, что горели, как факелы. Они пели, их голос был старым, живым, и он звал меня, просил довериться.

– Я… не могу, – прохрипела я, когда новая схватка скрутила меня, как лист в бурю. – не справлюсь.

– Справишься, – шепнул Раэль, прижимаясь лбом к моему, его дыхание смешалось с моим. – Ты не одна. Я здесь. Эдвина поможет… и магия сада тоже. Ведь он твой.

Эдвина скользнула рукой к моему животу, её пальцы источали древнее и сильное тепло. Она вливала в меня силу, мягко, как дождь, но мощно, как река, что сносит камни. Мои мышцы горели, но в этом пламени росла воля – не моя, наша.

С каждой схваткой сад откликался: вишни склонялись, их ветви скрипели, цветы раскрывались один за другим, алые, хрупкие, как торжество жизни. Я не видела этого воочию, но чувствовала, знала.

Но боль ударила снова, яростная, как молния. Она была такой, что мир сузился до точки – тёмной, горячей, где не было ничего, кроме огня. Я закричала, чувствуя, как сознание ускользает, как пальцы разжимаются, теряя руку Раэля. Его голос дошёл, полный паники:

– Айрис! Не уходи!

И тогда сад спас меня. Энергия хлынула, как поток – тёплая, золотая, живая. Она текла из земли, из вишен, из корней, что обвивали дом, и вливалась в меня, наполняя светом. Я видела её внутри: цветы, что горели, листья, что дрожали, плоды, что наливались соком. Они были мной, а я – ими. Боль не ушла, но стала легче, будто сад взял её часть, будто деревья стонали за меня. Я вдохнула, и мир вернулся – комната, Раэль, его глаза, что сияли, как звёзды.

– Сейчас, – сказала Эдвина, её голос был резким, но твёрдым. – Один толчок. Дыши, Айрис. Пора.

Я закричала – не от боли, а от силы, что рвалась наружу. И с этим криком родился он.

Крик – тонкий, звонкий, как колокольчик в тишине – разорвал воздух. Сад ответил: вишни вспыхнули, их цветы раскрылись разом, алые, как кровь, как жизнь. Ветви качнулись, листья зашумели, будто аплодируя, и я почувствовала, как дом дрожит, как земля поёт.

Боль отступила, как отлив, оставив после себя тёплый, звенящий покой – такой, какой бывает только на рассвете, после долгой грозы, когда земля ещё дышит паром, а воздух наполнен чем-то новым. Я упала на подушки, обессиленная, выжатая до последней капли, но целая. Живая. Слёзы текли по щекам – не от боли, а от чего-то другого, большего. Я улыбалась, чувствуя, как каждая клеточка моего тела дрожит от счастья. Он здесь. Мы справились.

– Мальчик, – сказала Эдвина, и её голос дрогнул. Впервые за всё время в нём прорезалась нежность, тёплая, как будто она… почувствовала себя бабушкой. – Здоровый, как грозовой росток. Посмотри на него, Хранительница.

Она подняла его, и время остановилось. Маленький, сморщенный, с розовой кожей и тёмным пушком волос, он зашевелил крошечными ручками, сморщил лобик, моргнул – и издал слабый, недовольный звук, будто возмущался свету и миру, в который его вытолкнули.

Эдвина быстро обтерла его полотенцем, ловко, почти ритуально, обернула в мягкую льняную пелёнку, шепча под нос древние слова, что казались молитвой. И потом – вложила его мне в руки.

Я вздрогнула, когда ощутила его вес – он был таким крошечным, таким лёгким, как недозревшая вишня, сорванная первым порывом ветра. Но он был – живым. Моим. Нашим.

Я прижала его к груди, и его дыхание смешалось с моим. Он был горячим, как хлеб из печи, и хрупким, как утренний цветок, но в нём билась жизнь – настоящая, новая, безупречная.

Раэль стоял рядом. Он не мог говорить, не мог дышать. Его глаза были полны слёз – таких, что не роняют, чтобы не расплескать слишком много. Он смотрел на сына, и его лицо – измождённое, покрытое пылью тревог и гнева – стало вдруг другим. Мягким. Почти мальчишеским.

Он наклонился. Его рука дрожала, когда он провёл пальцем по щеке младенца – осторожно, почти боязливо, будто касался чудо. А может, так оно и было. Его палец был грубым, большим – а кожа ребёнка под ним была как шёлк.

– Он… – выдохнул Раэль, – он просто прекрасен.

Голос его сломался, как ветка под тяжестью дождя, но в этой трещине была нежность. И страх. И безмерная любовь.

– Ты молодец, Айрис.

– Спасибо. Поверить не могу, мой сын…

– Наш.

Я посмотрела на него – на дракона, на мага, на воина, на изгнанника, что стал наследником трона, – и поняла: никто из нас уже не будет прежним. Мы – семья. Связанные не только и магией метки истинности, но и историей.

Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Горло сжало от слёз, но они больше не жгли. Сад был со мной. Его пульс бил в моих венах, его корни обнимали нас, его цветы пели – не гимн победы, а гимн жизни.

И вот тогда, только тогда, я поняла: я стала Хранительницей – не в тот миг, когда поднялась против гвардейцев, не в момент, когда сад выбрал меня… А сейчас. Здесь. Держа на руках то, что само стало плодом сада. Жизнь. Свет. Начало.

Раэль мягко обнял нас обоих, его плащ укрыл меня с плеч и до ног, тёплый и широкий, как крылья. Он поцеловал меня в лоб – нежно, несмело – и что-то прошептал ребёнку, не словами, а дыханием. Я почувствовала, как мир за пределами комнаты наконец отступает, оставляя нам время, как каплю света в ладонях.

Дверь скрипнула, и внутрь, один за другим, начали заходить мои люди. Те, кто остался со мной, кто держал это место, пока я дрожала от боли. Моя крепость из лиц, что не покинули.

Первым появился Гаррет. Он остановился на пороге, будто не решался ступить в этот момент. Его руки были сцеплены за спиной, взгляд – твёрдый, как всегда, но глаза выдавали другое: в них блестели слёзы. Он кашлянул, не поднимая головы, и выдохнул:

– Твои родители бы гордились тобой.

Мира – кухарка, наставница, строгая и неумолимая – подалась вперёд, перекрестилась и вдруг всхлипнула, не скрывая.

– Пресвятая… Госпожа, он… он так хорош собой. Ну, для младенчика-то!

А потом рассмеялась – тихо, вытирая глаза фартуком, как будто только сейчас осознала, что всё позади.

За ней протиснулись трое – Дэн, Томас и Лука. Те самые ребята, что в трудный час поднимали вилы и стояли перед гвардейцами, как щит. Сейчас они переминались с ноги на ногу, будто мальчишки.

– Извините, госпожа, мы… – пробормотал Дэн, глядя куда угодно, только не на меня.

– Просто… хотели поздравить, – добавил Лука, сжимая в руках смятый цветок, явно сорванный по пути.

Томас кивнул, глядя на младенца с неловкой нежностью:

– Крепкий малыш. Сразу видно – будет стоять, когда другие падают.

И в этой простой фразе было столько веры, что я не удержалась – улыбнулась им сквозь слёзы.

За всеми – как и всегда, неслышно – прокрался Тень. Чёрный кот, мой молчаливый страж, спрыгнул с подоконника и подошёл ближе, замирая у кровати. Он не издал ни звука, только посмотрел на нас с тем самым непостижимым спокойствием, что было у него всегда – как будто он знал всё ещё до того, как это происходило.

И в этой комнате, наполненной тёплым дыханием, шёпотом, скрипами пола и сиянием утреннего света, я вдруг почувствовала: у меня наконец-то есть семья. Настоящая.

И когда их голоса стихли, когда один за другим они вышли, оставив нас в полутени шепчущих вишен и треска поленьев в камине, в комнате стало тихо. Прямо, как в том сне, что приходит не от усталости, а от мира. Только шорох пелёнки, дыхание малыша на груди и редкие всхлипы во сне – всё, что осталось от прошедшего шторма.

Раэль сидел рядом, не отводя взгляда. Его пальцы касались моей руки – осторожно, как будто он всё ещё боялся потревожить реальность, в которой мы были вместе. Он не торопил, не говорил ни слова. Просто ждал, глядя на ребёнка, как на тайну, которую ему только предстоит разгадать.

Я повернула голову к нему.

– Хочешь… подержать его?

Он кивнул. Медленно. Как будто это был обет.

Я вложила сына в его руки, и в тот момент, когда ладони Раэля сомкнулись на маленьком теле, будто вся его суть – огонь, ярость, полёт, одиночество – рассыпалась в прах. Он застыл. Не как воин, не как принц, не как дракон. Как человек. Как отец.

– Он… – выдохнул он, не находя слов. – Он такой… маленький.

И в этих словах было всё: благоговение, страх, гордость.

Я смотрела, как он укачивает его, неуверенно, но с какой-то почти священной нежностью.

И вдруг поняла – не я одна изменилась. Сад принял меня… потому что Раэль принял его вместе со мной. Вместе с жизнью, что пришла не от судьбы, не от силы, а от выбора. От любви. От боли.

– Как назовём? – спросил он, его голос был тихим, как ручей.

Я посмотрела на сына, на его тёмные ресницы, на сад за окном, что пел для него.

– Эйдан, – сказала я. – Чтобы он был светом, как этот день.

Раэль кивнул, его губы дрогнули в улыбке, и он прижал Эйдана ближе, шепча что-то, чего я не слышала.

Сад затих, его песня стала колыбельной, и я закрыла глаза, чувствуя, как усталость накрывает меня, лёгкая, как после дождя. Мы были вместе – я, Раэль, Эйдан, сад. И он был нашим светом, нашим будущим.

Глава 29

Раэль

Дворец встретил меня холодом каменных стен и запахом воска, смешанным с едким ароматом тёмных мыслей, что теперь поселились в головах живущих здесь.

Я вернулся сюда под утро, с вестью, что жгла грудь, как пламя: Эйдан родился. Наследник Империи. Мальчик, что стал моим сыном. Не по крови – по выбору. Потому что в тот миг, когда я взял его на руки, хрупкого, кричащего, с глазами, точь-в-точь как у Айрис, я понял: не плоть делает отца. Это сердце, решение быть рядом, быть опорой, стать щитом.

Он не мой по крови, да. Он сын Сэйвера, дракона, что разрушил жизнь моей истинной паре. Но не вина ребёнка – в поступках взрослых. Я увидел в нём начало, а не напоминание. Свет, а не тень. И я поклялся, что защищу его от всего, что породило Империю лжи.

Я – его отец. Не потому, что должен, а потому, что хочу. Потому что выбрал. И не позволю этому месту, полному масок и интриг, дотронуться до него ни словом, ни шепотом.

Коридоры гудели шёпотом слуг, но я шагал твёрдо, сапоги стучали по мрамору. Ривер, которого я поставил на роль своего верноподданного, шёл рядом, его лицо было мрачным, как всегда, а в руках – списки тех, кто служил Сэйверу. Он с исправно справлялся с тем заданием, что я выдал ему перед тем, как спешно покинуть дворец.

– Арестовать всех, кто позволял себе превысить полномочия, – бросил я, не замедляя шаг. – Никаких допросов, они и так прекрасно знают, в чем провинились перед короной. Пускай ждут в камерах, пока не заговорят сами.

– Это взбудоражит знать, – заметил Ривер, его голос был ровным, но глаза сузились. – Половина – старые лорды, другая – их новые псы.

– Пусть бунтуют, – отрезал я. – Они все равно не посмеют сделать что-то такое, чтобы подавить власть дракона. А так мы хотя бы вычислим всех крыс.

Тронный зал встретил меня гулом голосов. Советники, лорды, жрецы, все в своих масках из улыбок и ядовитых слов. Они были уверены, что правят, пока власть осиротела. Но стоило мне шагнуть через порог – и всё стихло.

Я никого не приветствовал. Мой плащ, тёмный, как ночь над поместьем Айрис, трепетал за спиной, а рука лежала на рукояти меча – не для угрозы, а для ясности. Все прекрасно знали, что, если бы я хотел взять власть силой, то обернулся бы драконом и стёр бы этих людей одним дыханием со страниц книги жизни. И потому в их глазах отражался страх, пусть они и старались прикрыть его упрямой гордыней.

Поверх всего – тишина. Густая, как в часовне перед грозой. Я чувствовал, как магия медленно разливается от сердца к ладоням, зреет под кожей, будто раскалённый металл. Сила не бушевала – она ждала, сосредоточенная, готовая ударить, если потребуется.

– Принц Раэль, – проговорил верховный жрец Галион, его голос показался скользким. Белая мантия струилась по его плечам, сияя чистотой, но мутные, как омут, глаза смотрели с опаской. – Мы не ожидали… такого визита. Позвольте узнать, что привело вас обратно в столь… смутный для Империи час?

Я усмехнулся. Холодно. Коротко. Видимо, они всем сердцем надеялись, что я сбежал, ка ки много лет назад.

Шагнул ближе, чувствуя, как звенит напряжение в воздухе.

Эти люди не признавали меня. Никогда не признавали. Я был тенью брата, изгнанником, восхваляющим магию, никчемным вторым сыном Императора, чьё имя шептали за спиной. А теперь они смотрели на меня, как на бедствие. Не потому что любили отца или уважали силу драконов, нет. Потому что кто-то, это был конкретно я, потревожил порядок их привычной игры.

А я-то как раз-таки больше не собирался играть по их правилам.

Отец был отравлен, Сэйвер же ничего не предпринял даже за время моего отсутствия. А эти, потирающие руки в предвкушении возможности захватить власть, даже не понимали еще, что говорят со своим будущим Императором.

В любом случае, как бы я всех их не презирал, вскоре мне придется прислушиваться к их словам. Хотя… Что мешает мне взять на должности советников более продвинутых и верных людей?

– Сегодня на свет появился сын принца Сэйвера, – проговорил я, и мой голос, усиленный магией, пронёсся по залу, как удар колокола. – Имя новорожденного дракона – Эйдан, знайте все. Как и то, что я здесь, чтобы объявить его своим наследником.

Слова повисли в тишине. А потом – как по команде – шёпот. Всплески. Судорожные вздохи. Кто-то ахнул, кто-то выругался едва слышно. Я видел их лица: восточные лорды, купающиеся в коррупции; советники, что прятали кинжалы за улыбками; жрецы, чья вера давно была товаром. Они не понимали. Не были готовы. И это было прекрасно.

– Этого просто не может быть! У Его Высочества просто не могло родиться ребёнка, поскольку его истинная пара…

– Вас всех обвели вокруг хвоста, – отрезал я. Голос звенел, как сталь, натянутая до предела. – Леди Айрис не потеряла ребенка. Мой брат, будучи ослепленным страстью к другой женщине, выжег ей метку и изгнал. А она выжила. И родила.

Один из лордов прищурился, выпрямляясь, как надменная змея.

– С чего вы так в этом уверены, что это была ложь? И зачем вам признавать своим наследником сына какой-то шл…

– Лучше бы тебе закрыть свой рот, советник, – жестко припечатал я. Мгновение, и воздух задрожал от магии, что на миг вспыхнула в глазах. Он попятился, чувствуя её жар. – Как только я закончу все формальные дела, леди Айрис вернется во дворец на правах моей супруги и вашей Императрицы. Ведь она – моя истинная пара.

Все ахнули. Да так, что замер даже воздух. Я видел, как у одного из жрецов дрогнула рука, другой – схватился за грудь, будто услышал приговор. И я прекрасно понимал почему.

– Это невозможно!

– Абсурд!

– Такого просто не могло случиться!

Я сделал шаг вперёд, и зал замер.

– Но это случилось. И я уверяю, что запомню каждого в этом зале, чьи слова были недостойными, и покараю, как только взойду на престол.

Зал затих. Оцепенели. Словно уже почувствовали огонь под ногами.

Я развернулся к советникам, чьи лица побледнели.

– Перед тем, как отец испустил последний вздох, он передал мне право на трон, – продолжил я, потирая перстень на своем пальцем так, чтобы каждый заметил. Голос мой стал тише, но твёрже. – Я найду виновных. Каждый, кто прятал яд в словах, ответит. Начинаем с вас.

Они переглянулись, как звери перед капканом.

– Это угроза? – лорд Кастен, жирный, с перстнями на каждом пальце, поднялся со скрипом. Его лицо налилось краской. – Вы смеете подозревать совет?

Я повернулся к нему, не опуская глаз.

– Смею, – ответил. – Твои караваны везут контрабанду, Кастен. Твои люди торгуют с востоком. Хочешь верности? Докажи её.

Он побагровел. Его пальцы судорожно сжались в кулаки, но он сел. Подчиняясь. Он понял: сейчас не время для того, чтобы выставлять свою гордость напоказ.

Я посмотрел на остальных. В каждом взгляде – тень страха. И не перед драконом. А перед правдой, что может всплыть наружу. Она уже начала, и я был её голосом.

* * *

В кабинете было холодно, несмотря на горящий в камине огонь. Пламя отбрасывало пляшущие тени на тёмные стены, покрытые картами и пергаментами с печатями. Я стоял у окна, глядя, как последние фигуры покидают двор совета. Их маски трещали – не от усталости, от страха.

Дверь открылась с едва слышным скрипом.

– Вы вызывали меня, мой принц? – прозвучал её голос.

Я не повернулся сразу. Хотел услышать, как она идёт – мягко, почти неслышно, как змея, ползущая по мрамору. Варина. На этот раз серебристое платье стекало по её телу, будто пролитой серебро. Волосы – как воронье крыло, отполированное до блеска. Улыбка на её лице была теплой, даже заискивающей. Но глаза… глаза были слишком тёмными. Слишком спокойными.

– Поздравляю вас с сыном, – сказала она, подойдя ближе. Её голос – сладко-приторный нектар на ободке железного ножа. – Леди Айрис… умеет удивлять. Хотя, признаться, я не думала, что Вас хватит на такое… постоянство.

Я медленно повернулся. В совете, определенно, была крыса, раз эта женщина уже знала о новостях.

– Держите себя в руках, леди, – сказал я сухо. – Вы здесь не для того, чтобы давать оценку моей личной жизни.

Она слегка склонила голову, как кошка, которой сделали замечание. Не извиняясь – изучая.

– Простите, – голос стал ниже, теплее. – Я всего лишь женщина. Иногда у нас… вырываются лишние чувства. Особенно когда наши мужчины делят между собой власть и внимание.

– Некоторые из женщин, – отозвался я, подходя к столу и опираясь на него, – слишком хорошо умеют выжидать момент. Скрываться в тени. Шептать в уши тех, кто ставит печати от имени Императора.

Её улыбка чуть дрогнула. Совсем чуть.

– Ваши обвинения звучат как абсурд, Ваше Высочество. Тени, шепоты, интриги… – она театрально развела руками. – Я просто служила Сэйверу. И служу. По любви, в которой он так нуждался, живя в стенах этого холодного дворца.

Я стиснул зубы. Если эта гадюка и дальше будет делать вид, что являлась лишь пешкой, а не основным игроком, то дело затянется.

– Леди Варина, где вы были, когда мой отец умирал? – спросил я, не отводя взгляда.

Она сделала пару шагов вперёд, тень от огня скользнула по её лицу, на миг придав ему нечеловеческую резкость.

– Я молилась, – ответила она, – как и многие. За мир. За трон. За Вас, возможно. Хоть вы и не заметили…

Я подошёл ближе. Наши лица разделяло лишь дыхание.

– Видимо, наши взгляды противоположны. Мир не строят на яде и уловках, – произнёс я.

Её зрачки сузились, но голос остался нежным.

– Мой принц, вы такой прямолинейный. Такой… благородный. Вам бы быть героем баллад, а не коронованным сыном. Вы видите монстров, где есть только женщины, потерявшие своё место. Я ведь теперь даже не фаворитка – никто. вам же прекрасно известно, что Ваш брат отказывается делить ложе со мной.

– Это не означает, что вы не можете быть угрозой, – я смотрел прямо в неё, и магия во мне едва не вспыхнула. – Не забывайте, я – не Сэйвер. Меня невозможно усыпить лаской и шелестом платья.

– Сэйвер… Мой любимый, – она вздохнула, будто с сожалением, но в голосе был холод. – Он слаб. Всегда был слаб, хоть и притворялся львом. Но, возможно, в его слабости ещё осталась сила. Вы ведь не думали, что он уступит всё так просто, не так ли?

Я промолчал. Молчание – лучший крючок. Варина усмехнулась и опустила глаза.

– Вы стали ближе к трону. Поздравляю. Но что дальше? Принцесса из полуразрушенного поместья, бастард без настоящей крови и брат, который, ставший затворником. Это и есть Империя, которую Вы хотите построить?

Моя рука сжалась на краю стола.

– Будущее моего сына и моей супруги – не ваше дело, – сказал я. – И я не позволю ни одной ведьме, скрывающейся под человеческим лицом, разрушить его.

Она замерла на полудыхании. В глазах мелькнула искра. Я знал – она поняла намёк.

Слова Эдвины при нашей второй встрече всплыли в памяти: «Я и есть ведьма, парень. Изменила облик, скрывалась долгие годы, пока обо мне не забыли, ушла в леса. Нас, ведьм, среди людей больше, чем ты думаешь».

И я чувствовал это – нутром, кожей, магией. Варина не просто женщина. Она… нечто иное. Слишком гладкая. Слишком красивая. Слишком искусная.

– Вы обвиняете меня, но у Вас нет доказательств, – тихо проговорила она, в её голосе появилась сталь. – И я всё ещё под покровительством Сэйвера. Это… затрудняет Ваши шаги.

– Я не обвиняю. Пока что, – я подошёл к двери и распахнул её. Двое стражников выпрямились, как струны. – Но пока идёт расследование, Вы не покинете замок. Без моего письменного разрешения. И без сопровождения.

Варина медленно повернулась. Её лицо стало другим. Маска слетела, открыв пронзающее, оценивающее выражение, холодное, древнее. Но на губах осталась улыбка.

– Конечно, мой принц, – проговорила она. – Я ведь и правда никому ничего плохого не сделала. Чего мне бояться?

– Вот именно, – ответил я. – Чего?

Я наблюдал, как она уходит, не оборачиваясь, не теряя ни капли достоинства. Но я знал: ей не понравилось. Ни стража. Ни запрет. Ни мой взгляд. Ни мой голос.

Я закрыл дверь и опёрся о неё спиной.

Доказательств не было. Пока что. Но всё сходилось: Сэйвер, павший в слабости к женщине. Отец, умирающий с кубком в руке. И Варина – слишком спокойная и уверенная. Она тянула за ниточки, используя жертв своего очарования в частые марионеток. Но так дальше продолжаться не будет. Я выведу её на чистую воду.

Даже если придётся смотреть в глаза чудовищу, скрытому в теле женщины. И я не дам ей забрать этот трон.

* * *

Дворец гудел, как улей. Фракции рвали его. Одни были за меня – младшие лорды, что устали от разгильдяйства Сэйвера, и маги, до этого скрывающиеся, а теперь видящие во мне защиту. Другие – за моего брата, его гвардия и восточная знать, чьи земли кормились его милостью. Третьи – жрецы и их паства – шептались о старых обрядах, где драконы служили богам.

Одно было ясно точно – нужно действовать.

Я приказал арестовать людей Сэйвера – его капитана, двух советников, казначея. Они были его руками, что держали восток. Мои люди, верные маги и солдаты, что помнили изгнание, выполнили приказ без слов. Камеры заполнились, и дворец зашептался громче.

Сэйвер не мог проглотить подобное без слов. Я прекрасно знал, насколько он самодоволен и горделив. Поэтому ждал его.

Он явился на закате, один, без охраны. Ривер нашёл меня в покоях, его лицо было мрачнее тучи.

– Принц Сэйвер вызывает Вас на аудиенцию, – сказал он.

Я вошёл в зал для приема медленно, сердце сжалось. Он стоял у окна, тень падала на его лицо. Рубашка его была мятой, сапоги в пыли, волосы небрежно торчали во все стороны. Видимо, он не подпускал к себе даже слуг.

Его золотые глаза потускнели, чешуя на скулах едва проступала. Он выглядел… истощённым. Сломленным. Не тем Сэйвером, что терроризировал Айрис даже после того, как выжег метку. Даже не тем, что высмеивал меня, хвастаясь своим положением в обществе.

Передо мной был призрак брата.

– Раэль, – его голос был хриплым, как у старика. – Ты…

Я молчал, изучая его. Где его ярость? Его гордость? Он выглядел потрепанным жизнью человеком, а не драконом.

– Зачем ты арестовал моих людей? – продолжил он, глядя в пол. – Если это ради трона, то бери. Мне он больше не нужен. Я устал.

Я стиснул кулаки, магия вскипела, но я сдержался. Это было слишком просто. Сэйвер не сдаётся.

– Устал? – я шагнул ближе, голос резал, как клинок. – От чего, позволь узнать? От бесконечных попыток сделать вид, что ты из себя что-то представляешь? От пьянства, неразборчивых связей с женщинами и праздного образа жизни? Или, может быть, от того, что ты нев силах сдержать какую-то женщину, одурившую тебя и отравившую нашего отца? Говори, брат. Я весь во внимании.

Он поднял голову, и в его глазах мелькнула искра застарелой драконьей ярости. Словно вот-вот наружу выйдет тот самый Сэйвер, которого я знал. Наглый, лживый, с раздутым до величины гор эго. Но этого не произошло. Искра угасла.

– Отец… – он сглотнул, будто боролся с поступающими слезами, пальцы его дрогнули. – Я… я думал, что ненавижу его, – сев в кресло у окна, тяжело, как человек, на которого рухнуло небо, наконец проговорил. – Всю жизнь думал. Он был жёстким. Гордился тобой, хотя никогда не признавал этого вслух. Меня он хвалил, да, давал золото, женщин, титулы… но это было… словно попытка отделаться от меня. Я пытался заслужить его любовь, как собака. Всё время гнался за её тенью. А когда он умер… – голос дрогнул, он провёл ладонью по лицу, – я вдруг понял, что всё это время… он был моей опорой. Моим ориентиром. Я просто не смог этого понять. А теперь… поздно.

Я оперся на край стола, молча, глядя на него. Это было не похоже на игру. Даже не на раскаяние – на обнажённую, уродливую правду. Сэйвер редко бывал честен, даже с собой. Но сейчас, кажется, он впервые позволил себе быть просто человеком.

А ведь он, так же, как и я, потерял мать довольно рано. Только она, в отличие от моей, скончалась от неизлечимой болезни.

– Знаешь, – продолжил он, не поднимая взгляда, – когда я прилетел в поместье Айрис и она отвергла меня, я… я сразу понял, что на меня нашло. Считал, что она просто упрямая, что должна подчиниться. Я думал только о том, что, если увезу её и если родится ребёнок, отец признает меня. Я не видел её. Видел только средство. Средство для признания.

Я сжал зубы. Воспоминание – Айрис в его руках, дергающаяся, как птица в капкане, его голос, грубый, хриплый, приказывающий, взорвалось в памяти, и я не сразу смог ответить. Это было последним, что мне вообще хотелось обсуждать. Может, бросить Сэйвера за решетку, а прежде – хорошенько отметелить его?

– Ты хотел насильно увезти её, как скотину, не подумав о ее состоянии. Вообще ни о чем не подумав, – мой голос был ледяной. – А ведь когда-то она была твоей парой. Ты не человек, Сэйвер. И даже не дракон. Ты чудовище.

Он выдохнул, облокотившись на подлокотники.

– Я знаю, – его голос был почти шёпотом. – Я… долго думал, что дело в ней. Что она ведьма, что наслала на меня морок. Я ведь и вправду будто с ума сошёл. Видел в приближенных людей искаженных монстров. Ночью кошмары, днем раздражение. А потом, когда отца отравили… я вдруг… – он замер. – Словно очнулся. Как из морока.

Я резко выпрямился, пытаясь мыслить рационально. Сроки совпадали с периодом, когда я отдал Лазаро приказ распространить продукцию Айрис по дворцу. Могло ли быть «помешательство разума» Сэйвера связано с этим? И было ли оно таковым? Возможно, дело в том, что мой брат просто наконец-то стал видеть мир таким, какой он есть.

– Тебе стоит винить во всём этом не Айрис, а свою фаворитку.

Он посмотрел на меня, и впервые – с вниманием.

– Я пока не могу это доказать. Но чувствую потоки исходящей от нее темной магии, как только впервые увидел. Она ведьма или маг, а может, кто и похуже. Сам подумай, когда твоя жизнь полетела к чертям, превратившись в полнейший хаос?

– Со дня твоего рождения? – Сэйвер криво усмехнулся. – Ты бредишь. Варина не может быть ведьмой, она всего лишь женщина. Красивая, умная, да, я ослеп. Но…

Он остановился на полуслове, будто вспоминая что-то и переосмысливая.

– Ты сам только что сказал, что будто очнулся. Как если бы на тебя спала завеса, – я подошёл ближе, сел напротив. – Вспомни. Сколько провальных решений ты принял, пока она была рядом? Кто пустил её в канцелярию? Кто закрыл глаза на её влияние?

Он закрыл глаза и прижал пальцы к вискам. Впервые серьезно задумался.

– Не знаю… – прошептал он. – Не знаю, где я заканчиваюсь, а где она начинается.

Мы молчали. Молчание – не враждебное, не натянутое, а странное. Тяжёлое. Впервые за много лет мы не спорили, не соревновались. Просто были братьями – с разными ранами и страхами.

Я заговорил снова, медленно:

– Айрис родила сына. Назвала его Эйданом.

Сэйвер резко поднял голову.

– Это… Я знаю, мне доложили. Но зачем ты мне это говоришь?

– Потому что что считаю, что ты должен быть в курсе, поскольку… – я все-таки не смог договорить, поскольку внутри все горело от одной мысли, чтобы позволить своему брату стать отцом Эйдана. Ревность – это не то, что можно смягчить одним лишь разговором по душам. а драконья ревность – и того хуже.

– Я не стану претендовать на роль его отца. Я мог бы, но какой в этом смысл? Я ничего не чувствую ни к Айрис, ни к ее дитя. По правде говоря, она всегда меня раздражала. Своей этой мягкотелостью и преданностью. С самого первого дня было ясно, что она не в моем вкусе, – пока он говорил, я чувствовал, что еще немного и мои губы сотрутся в крошево. – Так что… Я мог бы быть стать отцом Эйдана, да. По плоти. Но по сути?.. Нет. Я бы испортил его. Я ничего хорошего в этой жизни не создал. Только гнев, амбиции и шрамы. Так что… ты прав. Пусть он будет твоим. Ты лучше меня.

Моя грудь сжалась. Не от радости, не от победы – от боли, что не хотелось признавать. Я ненавидел его. Но одновременно с тем и жалел. Брат, который был драконом, стремящимся к трону, теперь оказался лишь просто самодовольным и инфантильным человеком. И я не знал, как с этим быть.

– Если ты хочешь искупить свою вину – помоги. Найди убийцу отца. Найди правду.

Сэйвер поднялся, и в его фигуре была прежняя сила, но лицо осталось сломленным.

– Хорошо, – сказал он. – Я помогу тебе. Не ради трона. Не ради себя. А ради того, кем я мог бы быть, если бы тогда сделал иной выбор.