Текст книги "Гибель Марса"

Автор книги: Михаил Белозёров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

  На трезвую голову я бы ни за что не сделал этого. Все-таки из-за действия медиатора критическая оценка у меня была понижена. Стоило персоналу звездолета включить вентиляцию, нас бы сдуло, как пушинок. Хотя наверняка комиссар Ё-моё предусмотрел и этот вариант.

  Для того, чтобы я не потерялся в вентиляционном лабиринте, он привязал меня веревкой за шею и тащил за собой, как собачонку. Кроме толстого комиссарского зада, я ничего не видел, а каким образом мы очутились в хранилище звездолета, даже не заметил.

  Хранилище было огромным. В первой комнаты царил настоящий бардак – комиссар явно постарался. Пол был усыпан разноцветными шариками пенонаполнителя и банкнотами крупного номинала. Можно сказать, пещера Алладина. Кроме банкнот, между растерзанными деревянными ящиками, вперемешку с пуками стружки валялись драгоценности, осколки китайских ваз, растоптанный антиквариат: какие-то золотые поделки, бронза эпохи Мин, старинное оружие, зеркала, египетские золотые маски, совершенно определенно – смятая маска Аганемнона из коллекции Генриха Шлимана, нефритовые маски инков, короны, усыпанные изумрудами, шляпки в бриллиантах и прочие, и прочие не менее дорогие вещи, ценность которых я своим дилетантским взглядом определить не мог. В углу даже торчали золоченые колеса огромной кареты. Не хватало только лошадей. Большинство ячеек были взломаны, и золотые монеты и бруски золота и теллурия вместе с рублевыми пачками изящными кусками громоздились то здесь, то там. Я удивился тому, как много комиссар успел за такое короткое время. Но что именно он искал, трудно было понять, раз все остальное его не интересовало?

  Комиссар Ё-моё молча потащил меня дальше. Я приготовился увидеть нечто невообразимое, но то ли комиссар успел разгромить только одну кладовку, то ли банально устал, – в следующей комнате царил идеальный порядок, хотя она тоже была заставлена разнокалиберными ящиками. На столе в центре лежали три черных тубуса и огромная сумка.

  – Ты это сможешь утащить? – нервно спросил комиссар Ё-моё.

  – Смогу, – сказал я.

  – А больше сможешь?

  – Смогу, – беспечно кивнул я.

  Честно говоря, мне было все равно. Я не собирался перемещаться дальше каюты номер 12043Б. Не потому что я был таким правильным, а потому что решил не уступать из принципа.

  – Тогда погоди... – обрадовался комиссар Ё-моё.

  Взглянув на часы, он убежал в соседнее помещение, чтобы вернуться через минуту с еще одним тубусом.

  – Пиросмани... – объяснил, видя, что я вопросительно смотрю на него.

  – Чего? – спросил я.

  – Не чего, а кто, – поправил он. – Нико Пиросмани. Примитивист. Девятнадцатый век. Стоит бешенных денег.

  – А... – сказал я. – Понятно. А это? – я показал на все остальное.

  Мне было интересно, что находится в тубусах. Но комиссар Ё-моё расценил мой вопрос по-своему.

  – Не волнуйся, половина твоя!

  – Спасибо... – удивился я. – Очень щедро!

  – А как же по иному! – воскликнул комиссар Ё-моё.

  Врешь! думал я. Так не бывает! Щедроты до Марса, а там – пуля в лоб и все дела

  – Какие художники здесь обитают?

  – Художники? – переспросил комиссар Ё-моё. – Здесь Рубенс. Здесь импрессионисты: Гоген и Винсент Ван Гог. Больше не влезло!

  – А здесь? – я неловко, как пьяный, дернул сумку за обе ручки.

  – Осторожней! – воскликнул комиссар Ё-моё. – Здесь бриллианты на миллиарды. Ё-моё!

  – Понял, – с дебильной покорностью сказал я. – Понял, что вы все продумали.

  – Тогда готовься к перемещению! – одной рукой он ухватился за меня, а другой прижимая к себе тубусы с картинами и огромную сумку.

  – Куда? – удивился я.

  – Как куда? Домой! Ё-моё!

  – А ребята?

  – С ребятами сложнее, – признался он и настороженно уставился на меня.

  – Сейчас, – сказал я. – Сейчас... только сосредоточусь...

  Я притворился, что по-прежнему нахожусь в невменяемом состоянии. На всякий случай даже закатил глаза.

  Комиссар Ё-моё тоже закрыл глаза и подождал с полминуты, явно вслушиваясь в свои ощущения, потом дернул меня за рукав и требовательно произнес:

  – Я говорю, поехали!

  – Бе-е-е... – я решил идти до конца.

  – Господи! Опять!.. – испугался комиссар Ё-моё.

  Не долго думая, он достал свою заветную фляжку, и я хорошенько приложился.

  – Хватит, – сказал он, вырывая у меня фляжку, – хватит, а то напьешься.

  Напиться я не мог по определению – слишком мало было алкоголя. Я снова напыжился.

  – Ну? – дернул меня комиссар Ё-моё. – В чем дела?

  – Тяжело... – пожаловался я.

  – А так? – он отшвырнул тубы с Ван Гогом и Гогеном.

  – Так легче, – согласился я и снова напыжился.

  Ей богу, в этот раз я не валял дурака. Мне самому хотелось попасть домой, то есть в каюту. Я почему-то все время думал о ней, а не о Марсе. Наверное, поэтому ничего не получалось.

  – Ладно! – решительно сказал комиссар Ё-моё. Не мучайся, – он с сожалением посмотрел на сумку, вздохнул, словно расставался с любимой женой, и, не долго думая, спихнул ее со стола. – Все денег не соберешь!

  Сумка действительно оказалась тяжелой. Замок не выдержал, лопнул, и содержимое блестящим потоком высыпалось на полу.

  Видать, дело и впрямь было дрянь, раз комиссар так спешил.

  – Поехали! – топча бриллианты и алмазы, закричал комиссар Ё-моё. – Поехали!!! Ё-моё!!!

  У меня снова ничего не получилось.

  – Ты чего-то, не понимаешь! – с угрозой в голосе сказал комиссар Ё-моё.

  – Не понимаю, – согласился я.

  – Ладно, идем!

  Прихватив тубус с Нико Пиросмани, он потащил меня в ту комнату, с которой мы начали экскурсию. Точнее – к карете с золочеными колесами.

  – Ничего не трогай, а только смотри! – и осторожно распахнул тяжелую золоченую дверь.

  Я заглянул внутрь. Первое, что бросилось в глаза, были четыре цифры: 17:17.

  – Понял? – спросил комиссар Ё-моё.

  – Нет, – признался я, разглядывая огромный металлический цилиндр, помещенный в фирменный ящик.

  – Это бомба! – сказал комиссар Ё-моё. – Я думал, что здесь алмазы.

  – А разминировать можно? – спросил я.

  – Видишь ли, похоже, что нет. Я пока, карету курочил, обнаружил сейсмические датчики. Да и под самой бомбой может быть что-то подложено.

  – Значит, бомбу привезли в карете, – понял я.

  Пока мы болтали, на часах возникла цифра 17:18.

  – Да! Да! Да! – закричал комиссар Ё-моё. – И осталось двадцать семь минут.

  – Тогда надо двигать, – согласился я.

  И мы переместились.

  – Ты куда меня притащил?! – закричал комиссар Ё-моё. – Куда?!!

  ***

  Итак, мы застряли в прошлом. Комиссар, чуть не плача, уговаривал:

  – Ну давай, сынок, давай!..

  А у меня ничего не получалось. Я пыжился. Я надувался. У меня даже, наверное, подскочило давление. Но все было без толку.

  – Хозяин, можно я ему врежу?! – предложил юмон.

  – Я тебе врежу! – пригрозил комиссар Ё-моё. – Он – наше единственное спасение.

  – Ну и что, – возразил Сорок пятый. – Главное, он вас не уважает. А за вас я знаете, что сделаю!

  – Пошел ты, придурок! – заорал комиссар Ё-моё. – Ты кто?! Ты юмон! Твое место у параши!

  – Слушаюсь, хозяин!

  – Ну и иди туда! Ну давай, сынок, давай... – снова закудахтал надо мной комиссар Ё-моё. – Ты наше единственное спасение!

  Теперь он заговорил обо всех и даже о Викторе Ханыкове, который тюфяком валялся на койке.

  – Я и сам понимаю, – покаялся я. – А у вас еще медиатор есть?

  – Какой медиатор? Какой?! Последнюю дозу на вас извел, козлов, прости, господи. Ты же должен понимать... рванет так, что пепла не останется!!!

  Я вежливо выслушал и ответил:

  – Я понимаю, но что делать?

  Он нервно почесал лысину.

  – Может, тебе водки налить?!

  – Налейте, – согласился я.

  – И водки нет!

  Он убежал за водкой, оставив нас наедине с ватной тишиной звездолета.

  Сорок пятый заходил из угла в угол. Впервые я видел, что он нервничает. Даже цекулы не произвели на него такого впечатления.

  Один Виктор Ханыков, ни о чем не подозревая, спал беспробудным сном.

  – Слушай, – спросил юмон, – почему ты такой спокойный?

  – Не знаю, – признался я. – Спокойный, и все.

  И вдруг я понял – чертово альдабе! Где-то в подсознании крылась мысль, что со мной плохого не случится. Даже не так: вообще, ничего, абсолютно – пусть взорвутся хоть сто тысяч бомб.

  – Это тебе не город, – назидательно сказал юмон, – рванет так, что мало не покажется. А у меня дочка!

  – Ты женат? – удивился я.

  До этого я не думал, что юмонам можно обзаводиться семьей.

  – Семь лет... – вздохнул Сорок пятый.

  – Сколько ты получишь от комиссарских щедрот? – спросил я.

  – Ничего не получу, – ответил юмон.

  – А проценты? – спросил я.

  – Нет процентов... – простодушно ответил он.

  – Почему? – удивился я.

  – Потому что так сделан. Совесть, понимаешь ли.

  – Иди ты! – не поверил я и отвернулся.

  – Генетическая совесть, – уточнил юмон. – Ничего не могу с собой поделать. Начинаю деньги брать – совесть мучает, спать не могу, курить начинаю... на жену, пардон, не встает... ну и все такое...

  – Ну ты даешь! – восхищенно признался я.

  – Да, такие мы юмоны, – похвалил себя Сорок пятый.

  – Что все-все? – спросил я.

  – Ну все, но встречаются.

  В этот момент в номер влетел комиссар Ё-моё с бутылкой в руках. Для быстроты дела, он ее уже откупорил.

  – Пей! – приказал он.

  – Я не могу без стакана, – отстранился я.

  – Пей! Тоже мне, принц датский!

  – Из горла не буду, – уперся я.

  – Какая тебе разница!!!

  – Я хочу получить удовольствие, – сказал я и добавил: – На последок.

  – О, господи! – заорал комиссар Ё-моё. – Быстро найди ему стакан! – приказал он Сорок пятому юмону.

  Юмон принес пластмассовый стаканчик для зубных щеток.

  – Прополоскал? – спросил я, нюхая край.

  – Ну а как же!

  – Врешь, – убежденно сказал я и весело посмотрел на юмона.

  – Вру... – так же весело признался он.

  – Дай! – стиснув зубы, комиссар Ё-моё вырвал стаканчик у меня из рук и убежал в душ. – Теперь все нормально, – вернулся он и с нетерпением уставился на меня. – Давай!

  Я стряхнул со стаканчика капли воды.

  – А закуска?

  – Закуски нет.

  – Слушай, я так не могу. На пустой желудок. Нет, я водку люблю... но не до такой же степени, – признался я.

  – Я тебя убью!!! – пришел в бешенство комиссар Ё-моё. – Пей, сволочь!!!

  Я налил и выпил. Словно жаждущие чуда, они уставились на меня.

  – Ну что?.. – осторожно спросил комиссар Ё-моё.

  – Ничего... – сказал я. – Хорошая водка...

  – Пей еще! – приказал он.

  Я налил и выпил. Потом еще – налил и выпил.

  – Стоп! – сказал комиссар Ё-моё, накрывая стаканчик. – Хватит, а то напьешься!

  – Не напьюсь, – заверил я его.

  – Почему?

  – Не напьюсь, и все, – сказал я, забирая у него стаканчик. – Может, и вам налить?

  – Пей, – терпеливо вздохнув, согласился комиссар Ё-моё.

  Он решил действовать наверняка – слишком мало времени осталось. Я налил и сделал большой глоток. Они синхронно повторили мое глотательное движение. Я потянулся к бутылке.

  – Нет, так дело не пойдет! – понял комиссар Ё-моё. – Ты просто напьешься и уснешь.

  – Зато ничего не почувствую, – признался я и посмотрел на Виктора Ханыкова.

  И все тоже на него посмотрели – ему можно было только позавидовать: он спал, как пожарник, раздувая щеки. Руки его покоились на животе.

  – Я давно не сплю, – улыбаясь, открыл глаза Виктор Ханыков.

  – Хочешь выпить? – спросил я и вопросительно посмотрел на комиссара Ё-моё.

  – Хочу, – он сел на койке. – А в чем сыр бор?

  – Ладно, пейте, – комиссар Ё-моё с беспокойством взглянул на часы. – Осталось десять минут.

  – Подумаешь, – сказал Виктор Ханыков и сразу влил полбутылки себе в горло. – Жаль закуски нет, – намекнул он.

  – Хорошо, сейчас принесу закуску, – терпеливо, как психиатр, сказал комиссар Ё-моё.

  Похоже, он впал в тихое отчаяние.

  – И еще чего-нибудь захватите, – попросил я, щелкнув по горлу.

  Не знаю, услышал он мое пожелание или нет. Когда я оглянулся, то бутылка уже была пустой. Ее содержимое одним махом допил Сорок пятый юмон.

  – Ну ты даешь! – изумился я. – Юмоны же не пьют?!

  – Не пили, – согласился он. – Ё-моё!

  Мы смеялись долго-долго, до коликов в желудке. Даже юмон катался по полу, хотя с юмором у него, я уверен до сих пор, не все в порядке.

  На этот раз комиссар Ё-моё вернулся быстрее прежнего. Он принес бутылку конька и бутылку водки. Из закуски – открытую банку соленых огурцов и круг жареной колбасы.

  – Так в чем сыр бор? – оживился Виктор Ханыков, ломая колбасу.

  – В бомбе! Нам осталось жить, – я посмотрел на часы, – ровно семь минут, плюс минус тридцать секунд.

  – У нас куча времени! – обрадовался он.

  Комиссар заскрипел зубами. Он определенно пожалел, что связался с нами кретинами.

  За две минуты мы выпили весь наркоз и съели всю закуску. Виктор Ханыков даже употребил рассол из банки.

  – Надо было оставить опохмелиться, – заметил я.

  – Козлы! – выругался комиссар Ё-моё.

  Он упал на койку и обхватил голову руками. Он мог воспользоваться своим пистолетом, но даже не притронулся к нему, понимая, что все кончено.

  – Опохмеляться надо не так! – заявил юмон.

  – Будешь меня еще учить?! – воскликнул Виктор Ханыков, входя в раж. – У меня знаешь какой стаж по этому самому делу?!

  – Какой? – делая еще более глупое лицо, спросил юмон.

  – Три года!

  – Ерунда! – уверенно заявил Сорок пятый. – Вот у меня...

  – Так! – вскочил комиссар Ё-моё. – Я вас сейчас всех убью!

  Он выхватил свой пистолет. Черт! Я как-то о нем совсем забыл. Комиссар Ё-моё передернул затвор и выстрелил. В последний момент я успел уклониться. Пуля просвистела рядом с ухом, и я оглох на одно ухо.

  Больше выстрелить комиссару Ё-моё не дали – в следующее мгновение мы уже сидели на нем, и даже верный юмон старался изо всех сил. Все страшно напряглись, борясь за оружие. Отчаяние придало комиссару Ё-моё силы. Лицо его надулось и сделалось красным. На шее вздулись вены толщиной в палец. Наконец пистолет, как живой, отлетел в угол.

  Сорок пятый поднял его и, брезгливо держа двумя пальцами, отнес в туалет. Потом вернулся и спросил:

  – А почему мы не взрываемся?

  – Да, почему? – удивился я и отпустил комиссара Ё-моё.

  Он сел и ошалело посмотрел вначале на часы в каюте, потом на свои ручные.

  – Ничего не понял... – признался он.

  – А чего здесь понимать, – беспечно хмыкнул Виктор Ханыков. – Значит, не было взрыва.

  – Но я сам видел бомбу... – растерялся комиссар Ё-моё.

  – Да, бомба настоящая, – со всей определенностью заверил я юмона и Виктора Ханыкова. – Комиссару можно верить. Он специалист в этой области.

  – Ничего не понял, – подтвердил комиссар Ё-моё. – Бомба есть. Взрыва нет.

  – Ну так радуйтесь! – сказал я.

  – Жаль наркоз кончился, – вздохнул Виктор Ханыков, выжимая из бутылок последние капли алкоголя в пластмассовый стаканчик.

  – Я больше не пойду, – объявил комиссар Ё-моё.

  – Почему? – спросили мы хором.

  – Потому что... потому что... Я не знаю... – ответил он беспомощно.

  – Это другое дело, – очень серьезно произнес Сорок пятый.

  – Что будем делать? – спросил я. – Скучно стало.

  – Дело в том, что мы очень быстро выпили водку, – сказал Сорок пятый.

  – Объяснил! – усмехнулся Виктор Ханыков. – Пойду хоть бабу приведу. Здесь женщины есть?

  – Есть, – как-то совсем тупо произнес комиссар Ё-моё. – В соседней каюте.

  – Ну и отлично!

  – Комиссар, – сказал я вполне трезвым голосом, – вы знаете, что такое частная теория относительности?

  – Ну?.. – вполне убедительно отозвался он.

  – Какая разница между московским временем и временем на этом звездолете?

  – Ну?.. – снова спросил он и невольно взглянул на каютные часы.

  Часы показывали 17:40.

  – Семь минут, – уточнил я.

  – Э... – неопределенно отозвался он.

  – Да-да-да... – сказал я. – Нас уже не существует две минуты!

  – Ха-ха-ха!!! – засмеялся он, но на всякий случай пощупал себя руками. – Врешь!

  – Не верите, не надо, – пожал я плечами.

  – Ты лучше давай напрягись! – снова завел он старую песню, а то сейчас как рванет.

  – Уже рвануло, – сказал я.

  Я и сам не особенно был в этом уверен, да и снаружи каюты ничего не происходило, только стены перестали мелко вибрировать. Неужели теория относительности не подтверждается?

  Виктор Ханыков нажал на ручку и попытался открыть дверь.

  – Что за черт! – выругался он. – Комиссар, это вы закрыли?

  – Очень нужно! – зло отозвался он.

  Виктор Ханыков снова подналег – дверь не открывалась.

  – Дай-ка я помогу, – сказал я.

  Мы налегли вдвоем, но все было тщетно. Казалось, дверь кто-то основательно заварил.

  – Ну что, слабаки?! – на помощь пришел Сорок пятый юмон.

  Я знал, что он сильнее любого из нас. У идиотов всегда силы в избытке.

  На это раз мне показалось, что мы ее чуть-чуть приоткрыли.

  – Е-ще-е-е!..

  Мы утроили усилия.

  И тут произошло непонятное. Дверь распахнулась с таким чавкающим звуком, словно присосалась к лудке, и мы втроем по инерции вывалились наружу.

  Не знаю, что стало с комиссаром Ё-моё. Выпал ли он следом за нами или остался в каюте с Нико Пиросмани на пару? Но больше я его в своей жизни никогда не видел.

  Я так и не понял, кем он был. В равной степени он мог быть, хлыстом – резидентом астросов, новообращенным, дослужившимся до высокого звания на службе у марсиан, то бишь землян, или даже цекулом без альдабе. Все три варианта были равносильны. Но в любом случае, он был отступником, по большому счету – воришкой. А отступников, тем более воришек – что у нас, что у них, то есть врагов человечества, презирали и не любили.

  Вполне очевидно, что он до сих пор дрейфует в безвременье от одной галактики к другой. Странная у него судьба. Я только в одном уверен: вполне возможно, комиссар сам случайно запустил часовой механизм и звездолет "Абелл-085" в реале взорвался по его вине. Впрочем, кто теперь разберет?

  Глава 5.
         Катажина Фигура

  Первое, что я увидел, когда открыл глаза, был огромный черный пистолет с вычурной скобой, лежащий на краю тумбочки. С минуту я тупо рассматривал его. Телефон выводил трели: «Трум-м... трум-м... трум-м...» Но теперь я знал, почему здесь лежит пистолет. Я сполз с кровати и нашел трубку под ворохом одежды в кресле с высокой спинкой. В трубке раздался слабый голос Катажины:

  – Вик!.. Вик!.. Спаси меня!..

  – Где ты? – спросил я.

  – В подвале...

  – Где?..

  – В подвале...

  – Так, подожди, какой сегодня день?

  – Не-не-не по-мню... – выдавила она.

  – А ты вспомни, – попросил я. – Это очень важно.

  – Кажется, среда... – произнесла она, захлебываясь слезами.

  – Отлично! – обрадовался я. – Подожди, подожди, где ты? Ах, да, в подвале. Квартиранты ушли?

  – Ка-ка-кие квартиранты? – переспросила она.

  – У тебя кто-то был? – спросил я осторожно.

  – Дверь захлопнулась...

  – Сейчас приеду, – сказал я.

  Так, значить, пока комиссар Ё-моё таскал меня за собой, события здесь разворачивались по другому сценарию. Интересно, рухнула ли высотка? И вообще, было ли восстание каменов? Губу раскатал, подумал я. Следовало быстро во всем разобраться.

  На звук моего голоса явился Росс. Перебирая от волнения лапами и нещадно вращая хвостом, словно пропеллером, он ткнулся в колени холодным носом и стал бодаться. Это было его любимым занятием.

  – Привет! – обрадовался я. – Привет!

  Росс тут же грохнулся на пол и начал отчаянно искать у себя блох. Все сходится, понял я, значит, было – все было: и камены, и база черных ангелов, и звездолет "Абелл-085", и Росс, пока шлялся по городу, нахватал блох. Я потащил его в ванную и по пути заглянул в кабинет – пусто. На диване валялись мои домашние брюки, рядом на полу – тапочки. Слава богу, Рем Понтегера на этот раз спит в другом месте и в другом доме! Осмелев, я заглянул в комнату для гостей. Тоже пусто – яркий солнечный свет играл в центре комнаты. В нем плавали потревоженные пылинки. Настроение мое заметно улучшилось. Я даже начал что-то напевать вроде арии Хосе из оперы Безе. Наконец-то я попал в реальность, где все стабильно и непритворно.

  Но то ли я зря радовался, то ли расслабился: в центре кухни, на подстилке Росса спал... Сорок пятый юмон. При виде меня он вскочил и, протирая свои маленькие бесцветные глаза на круглом лице, вытянулся по стойке смирно. Я понял, почему он мне нравится – он чем-то был похож на Леху Круглова – такой же авантюрист и бретер, только зажатый службой, а с Лехой мы дружили всю жизнь, поэтому часть моей симпатии переложилась и на юмона.

  – Ты что здесь делаешь? – спросил я.

  – Хозяин... – произнес он на выдохе.

  В глазах его плавало обожание.

  – Чего?.. – еще больше удивился я.

  Мне показалось, что я ослышался. Неужели комиссар Ё-моё в самом деле был рабовладельцем?!

  – Хозяин, – не моргнув глазом, повторил Сорок пятый.

  – Ты что, джин? Джин из бутылки?!

  Похоже, они с Россом подружились и даже, наверное, вместе спали на подстилке, потому что подстилка была скомкана, словно в звериной лежке.

  – Джин, – бодро согласился юмон.

  – Ты ошибся, – сказал я.

  – Нет, – заверил меня Сорок пятый. – Юмон всегда должен демонстрировать оптимизм и позитивный настрой, – процитировал он выдержку из служебной инструкции.

  – Слушай, – сказал я, невольно раздражаясь, – тебе больше делать нечего? – Смотайся к семье. Поиграй с дочкой. Ты мне не нужен.

  Он обрадовался, как не знаю кто.

  – Когда явиться? – спросил он, сделав порывистое движение к выходу.

  У меня нервно дернулась щека. Я не привык к образу рабовладельца. Единственный, кто мне сейчас был нужен, чтобы принять правильное решение, – даже не Катажина Фигура, а Леха Круглов.

  – Свободен на сутки. Я тебя сам позвоню. И спили клыки!

  – Слушаюсь!

  Он убежал.

  Слава богу, подумал я, таща Росса дальше. Я знал, что не позвоню. Всю жизнь я был одиночкой, надеялся только на себя и обходился без ординарцев. Обойдусь и сейчас. Да и позвонить было невозможно – связь не работала. Я забросил бесполезную трубку. Звонок к Лехе откладывался.

  Росс сопротивлялся. Он показывал огромные клыки, дергал верхней губой, рычал и, вообще, демонстрировал крайнее недовольство. Блохи ему были дороже.

  – Ты что, предпочитаешь разводить на себе всякую живность? – спросил я.

  Он замолк, прислушиваясь к моим доводам. Я запихнул его в ванную. Облил водой и намылил шампунем. Через пять минут он уже бегал по дому, вытираясь обо все, что считал подходящим и валяясь, как конь, во всех комнатах. При этом от удовольствия он издавал крякающие звуки и временами рычал непонятно на кого.

  Я не стал сушить его феном – надо было срочно вызволять Катажину Фигуру, а потом уже выискивать Леху. Но как – я еще не знал. К тому же, похоже, я как всегда свалял дурака: надо было расспросить Сорок пятого, действительно ли мы были на звездолете "Абелл-085", или мне все приснилось. Лично я склонялся к первому варианту (потому что на левом плече у меня было уже два следа от укола), но его еще надо было проверить, хотя у меня совсем не было времени – с Катажиной шутки плохи. А я не хотел быть отвергнутым раньше времени. Поэтому я очень быстро накормил Росса всем съедобным, что было в холодильнике: колбасой, сосисками, буженинной и сыром, сверху залил яйцом, добавил масла и выложил в миску. Неизвестно, где он бегал и сколько дней был голодным, надеюсь, не больше марсианских суток – запутаться можно с этим временем и петлями – бабонами. Одна, как матрешка, была вложена в другую. Затем нашел куртку, в которой летал на север, а в кармане – пачку патронов и занялся пистолетом. Кто знает, что там у Катажины – вдруг черные ангелы все еще сидят в ее доме? Хотя классическое оружие человечества против их нибелунши – это все равно, что рогатка против винтовки с оптическим прицелом. Ну да деваться было некуда.

  Пока я возился с обоймой и патронами, явился отяжелевший и облизывающийся Росс. В знак благодарности он двинул меня шершавой лапой и посмотрел осоловевшими глазами. Пришлось вытереть ему морду, иначе бы он вывозил всю машину. Для этого у меня была выделена отдельная тряпка, которую Росс страшно не любил – иногда я находил ее разорванную в клочья. Он тотчас убежал долизывать свою чашку.

  Прежде чем выйти из дома, я на всякий случай заглянул к тумбочку для обуви. Так вот: среди Катажининых туфель лежал огромный черный пистолет с вычурной скобой. С минуту я оторопело разглядывал его. Точно такой же торчал у меня под мышкой. У обоих были даже идентичные царапины на стволе. Как из одного пистолета получилось два, я так и не понял. Не придя ни к какому конкретному выводу, я сунул пистолет назад. У меня не было времени разбираться. Хотя, возможно, я был на пороге грандиозного научного открытия. Потом, решил я, потом.

  Однако не успел я открыть дверь, как в нее позвонили. Я спросил как всегда: "Кто там?" и одновременно выглянул в окно справа. Тот, кто находился по другую его сторону, удивил меня больше всего. Это был Виктор Ханыков. Он заглядывал внутрь, потом сошел с крыльца и дружелюбно махнул мне левой рукой, но лицо у него было какое-то странным. И тут я увидел у него в правой руке пистолет, который был нацелен на меня. Какое-то мгновение мы смотрели друг другу в глаза, затем Ханыков выстрелил.

  Удар был настолько силен, что я отлетел к тумбочке для обуви и растянулся на полу. Я понимал, что ранен, может быть, даже очень серьезно, но не чувствовал боли, к тому же был оглушен, но когда Виктор Ханыков почти открыл замок, я вспомнил о своем большом черном пистолете с вычурной скобой, причем, не о том, который находился под мышкой, а о том, который был засунут между Катажиниными туфлями. Я тут же нашарил его, немного пришел в себя и только после этого стал отползать к кабинке портала и к встроенному шкафу с одеждой. Если бы удалось миновать коридор, который вел на кухню, то у меня был шанс уложить Виктора Ханыкова раньше, чем он доберется до меня.

  Но я даже не успел покрыть и трети пути – дверь распахнулась, и на пороге возник Виктор Ханыков. Все-таки он был профессионалом, потому что, выстрелив, одновременно стал уходить с линии прицела в сторону моей любимой гардении, которая как раз цвела перед большим окном, и ее огромные белые цветы наполняли прихожую божественным ароматом.

  К нашей чести, мы не разу не промазали. Только на Викторе Ханыкове под курткой оказался бронежилет, да и выстрелили мы оба всего по два раза.

  А потом наступила тишина. Огромный черный пистолет оказался слишком тяжелым и выпал из моих рук.

  Виктор Ханыков подошел вплотную. Зрачок его пистолета маячил перед моим лицом. Ханыков приставил дуло к моему лбу. Я закрыл глаза. Если бы он выстрелил в тот момент, я бы не досказал всей истории. Но он почему-то сел напортив и, прислонившись к стене, бросил пистолет на пол.

  – Я давно должен был убить тебя, – признался он.

  – За что? – спросил я.

  Он поморщился. Я не понял, отчего: то ли от боли, то ли от моего наивного вопроса.

  – За то, что ты чужак.

  – Это не повод, – ответил я. – Мало ли чужаков.

  Он усмехнулся, и в глазах у него появилось беспокойство.

  – Умираю... – произнес он.

  – С чего бы? – удивился я.

  Тогда он с трудом расстегнул куртку, и я увидел бронежилет и его левую руку, залитую кровью. Никогда не думал, что в человеке ее так много. Наверное, пуля перебила артерию.

  – Напротив, я благодарен за то, что ты дважды спас меня, – прошептал он, заваливаясь на бок и не спуская с меня глаз.

  Так мы и сидели, разглядывая друг друга. Постепенно его глаза потускнели и в них поселилась смерть.

  Не знаю, почему он явился убить меня. Он был профессионалом. А профессионалы не всегда поступают по совести. Вот это, наверное, и подвело его – ему не хватило веры, как это еще говорится – правды жизни, которая не всегда совпадает с твоей совестью. Мне же было грустно. Я не питал к Виктору Ханыкову злости, и если бы он пришел с бутылкой водки, мы бы обо всем договорились.

  К моему удивлению, я не умер вслед за Виктором Ханыковым, который, наверное, решил, что я тоже истеку кровью, а некоторое время еще сидел, переваривая случившееся. Трудно было понять чужие мотивы. Я почувствовал себя довольно сносно и в конце концов поднялся. Меня качнуло, но дело оказалось не таким уж плохим. В зеркало на меня глядел довольно перепуганный человек. Но самое интересное заключалось в том, что на мне не оказалось ни царапины, хотя минуту назад я был уверен, что изрешечен вдоль и поперек и что во мне такие же дырки, как в стекле прихожей. Все это походило на маленькое чудо, но я не задумывался о нем, потому что еще не совсем очухался. Меньше всего я связывал произошедшее с альдабе. Даже не думал об этом. Затем прибежал радостный Росс, и мы поехали спасать Катажину.

  Перед домом стоял непотопляемый, несгораемый, вечный, как рубль, комиссарский красный аэромобиль марки "яуза". Мы с Россом прыгнули в него и помчались. Не успел я набрать высоту, как нас обстреляли – из лесочка за Разливом. Первая очередь прошла мимо. Хорошо, я как раз осматривал окрестности, заметил красные трассеры и даже успел заложить вираж. Вторая, в отличие от прицельной, оказалась точной. Нас подбросило так, что я едва удержал руль. "Яузу" перекосило. Колпак пошел трещинами. Упали обороты. Я понял, что если не выровняю аэромобиль, то мы разобьемся. Не поможет никакая авторотация, никакая "мягкая подушка", основанная на принципе падающего листа. Верхушки сосен мелькали совсем рядом, а я не мог ничего сделать, потому что лежал на боку и что есть силы выворачивал руль. Сильно дуло из неведомой дыры. В следующий момент меня осенило: я бросил руль – машина, подумав секунду, выровнялась сама. И хотя мотор чихал и кашлял, но тянул, тянул и тянул. И только когда показались крыши Комарово, фыркнув на прощание, сдох, и мы с Россом услышали, как свистит ветер в рулях управления. Осталось только удерживать аэромобиль от опрокидывания – инерции двигателя хватило как раз на то, чтобы мы достаточно успешно, хотя и жестко, плюхнулись, подняв клубы пыли, на окраине поселка за речкой-вонючкой.

  Столкновение было таким, что я минут пять приходил в себя. Вся сила удара отдалась в поясницу. Россу повезло больше – от нетерпения он подпрыгивал на заднем сидении. Вот что значит быть эрделем-легковесом. Я еще долго ходил вокруг "яузы", потирая зад и рассматривая покореженные стабилизаторы и дюзы двигателя – нам здорово повезло: во-первых, не взорвались, во-вторых, не врезались ни в одно из марсианских корявых деревья, а в-третьих, нас, похоже, никто не заметил. На этот раз комиссарскому красному аэромобилю "яуза" незаметно подкрался... конец – восстановлению он не подлежал. Росс же занимался привычным делом – поливал окрестные кусты и вынюхивал одному ему известные запах.