355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Белозёров » Гибель Марса » Текст книги (страница 7)
Гибель Марса
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 13:42

Текст книги "Гибель Марса"


Автор книги: Михаил Белозёров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

  – Брось! – крикнул после очереди пожарник. – Возьми автомат, эта штуковина не работает.

  В каземате повсюду стояли зеленые ящики с оружием. Я подивился на эту роскошь и решил, что нам повезло – как-никак целый арсенал.

  – Сейчас... – отозвался я, дернул за какой-то рычаг, нажал на гашетку.

  Взрывной волной меня откинула метра на три, а в стене напротив образовалась дыра величиной с грузовик. Сквозь пыль я разглядел, что там склад армейских коек. Пожарник, отплевываясь, истерически захохотал:

  – Ха-а-а... Здорово!

  Тогда я поднялся, высунул ствол странного агрегата в окно, закрыл глаза, чтобы меня не качало, как травку, и не отрывал палец от гашетки до тех пор, пока агрегат не перестал дергаться. Собственно, стрелял я секунд пять, не больше. По крайне мере, мне так показалось. Наступила гробовая тишина. Взрывалось только в отдалении. Если до этого в подвал каждую секунду влетало по пуле, а то и две, то теперь можно было спокойно осмотреться. Похоже, я смел Петропавловский собор, а от Ботного домина остались одни воспоминания. Трудно было разглядеть, что стало с главным казначейством и с артиллерийским цейхгаузом. Но, похоже, я их тоже разнес вдребезги.

  – Вот это оружие! – удивился я, восхищенно разглядывая агрегат. – Почище ах-пучей!

  – Это нибелунши, – уверенно сказал, оглядываясь, пожарник.

  – Что-что? – удивился я.

  – Оружие гвардейцев черных ангелов.

  – Откуда ты знаешь? – спросил я, массируя ухо, в котором противно звенело.

  – А ты посмотри, для каких оно здоровяков.

  И действительно – мне было крайне неудобно стрелять из нибелунши. Казалось, оно предназначалось для гигантов. Расстояние между прикладом и гашеткой было настолько большим, что я с трудом дотянулся до ее. Правда, при той мощности, которой обладали нибелунши, прицельной стрельбы и не требовалось. Но и отдача была приличной. Только теперь я почувствовал, что почти вывернул себе плечо.

  – Ладно, пора сваливать, – скомандовал пожарник, снимая с подоконника пулемет.

  – Давай поищем аккумулятор к этой штуке, – предложил я.

  Мы стали рыться в ящиках, но обнаруживали лишь штурмовые автоматы и комплектующие к ним.

  Вдруг раздался низкий, свистящий звук. Мы выглянули в окно. Над крышами Петровской куртины завис "джива" – боевой аэромобиль каменов. У него был острый, скошенный нос, из-за чего его прозвали аистом, треугольные крылья и подвески с оружием.

  – Полундра! – крикнул я и выскочил в коридор.

  Через мгновение следом выскочил пожарник, и мы в два прыжка вознеслись на первый этаж. Нас спасло то, что мы побежали не через Васильевскую куртину, то есть не по прямой, тем самым не попав под разрывы, а свернули на Зотов бастион. И уже было спрятались за его правое крыло, где в сторону города смотрели копии древних пушек из пластмассы, как сзади стали рваться ракеты. "Джива" срубил монетный двор под основание. Разрывы ракет сливались в одно протяжное: "Бух-х-х..." Я даже не успевал их считать. Затем взорвался оружейный склад. Через наши головы в Неву-Москву-реку дождем посыпались куски "древних" стен и тонны земли. Мы вовремя скатились по узкому входу в капонир, который вмиг завалило так, что через амбразуры внутрь насыпалась земля.

  В течение минуты Петропавловскую крепость трясло и качало. Стены и перекрытие капонира подозрительно трещали. На голову сыпался песок.

  Пожарник философски произнес, очищая уши:

  – Капец... – и обреченно присел.

  Но перекрытие выдержало. Землетрясение прекратилось. Пожарник в ожидании улыбнулся – больше не качало и не трясло. Мы прислушались. "Джива" не гудел, только где-то в отдалении, похоже, за рекой слышались глухие выстрелы.

  – Если это вся война, – сказал пожарник с сожалением, – то нам здорово повезло.

  Я развел руками. Оказалось, что все это время я тащил с тобой ненужный теперь нибелунши.

  – Черт! – я бросил его в сердцах на землю.

  – Не спеши, – сказал пожарник, поднимая нибелунши. – Похоже, эта штука от него, – и, порывшись в карманах, достал обойму. – В последний момент нашел.

  – Точно! – обрадовался я.

  Он перезарядил нибелунши. В глубине его что-то щелкнуло, а справа на кожухе появился контрольный огонек.

  – Слушай, ты ведь не пожарник, – сказал я.

  – Не пожарник, – хитро признался он.

  – А кто? – спросил я.

  Пожарник поморщился:

  – Не положено говорить, но теперь уже все равно.

  – Ну да... – облегчил я его душу, не понимая, куда он клонит.

  – Спецслужба.

  – Метаполиция? – спросил я.

  – В общем, да, – нехотя признался он.

  По выражению его лица я понял, что он врет. Его, наверное, учили врать всегда и везде. Недаром в нем чувствовался изъян, как червоточина в яблоке.

  – По мою душу пришел?

  – Мне поручено тебя задержать, – признался он так, словно ему было страшно неудобно, и инстинктивно повел стволом нибелунши в мою сторону, хотя применять это оружие, как и бластер БК, в замкнутом пространстве было смерти подобно.

  – Когда? – спросил я, понимая на уровне подкорки, что влип.

  – Нет, нет... совершенно случайно, – он показал на ухо. И я понял, что у него там приемопередатчик типа "ракушки". – Еще в там... в доме. На тебя и собаку пришла наводка.

  – Понятно, – сказал я. – Новости какие-нибудь есть?

  – Н-н-н... – покачал он головой, улыбаясь безоблачно, как младенец. – Как только мы попали на баржу, передачи прекратились.

  – Плохо дело, – вздохнул я. – Думаешь, центр взяли?

  Мне даже не хотелось думать, что захвачен Кремль и командные пункты по всей стране.

  – Черт его знает, – отозвался пожарник. – Кстати, меня зовут Виктором Ханыковым.

  Я тоже представился. Мы разговорились мирно – как молочные братья. У нас даже оказались общие знакомые – например, начальник информационной службы полиции.

  – А мне сказали, что ты опасен, – расчувствовался Виктор Ханыков.

  – Ха-ха... – коротко рассмеялся я. – Если бы все были такими опасными...

  – Это точно, – согласился Виктор Ханыков. – Но пора выбираться.

  Мы попытались было откопать вход к капонир, но, когда наткнулись на зубцы, которые были выворочены из парапета Зотова бастиона, то поняли, что копать надо в другом месте. К счастью, часть энергии взрыва пришлась вдоль правой стороны капонира, и амбразуры были засыпаны лишь отчасти. Минут через десять мы увидели свет, а еще через пять сидели с Виктором Ханыковым на бастионе, вытряхивая землю из волос, и смотрели на крепость, от которой почти ничего не осталось, кроме Екатерининской куртины и бастиона Головкина – гуляй не хочу.

  Из-за пожаров и дыма темнело прямо на глазах. Ночи на Марсе всегда холодные, особенно в октябре – воздух слишком разряжен, чтобы удерживать тепло. Но как ни странно, после всех злоключений и треволнений, одежда на нас оказалась сухой и мы не особенно мерзли.

  Покосившись на Виктора Ханыкова, я достал трубу и позвонил Катажине. Она тут же откликнулась:

  – Ну ты и сволочь!

  На этот раз, к сожалению, связь оказалась отличной.

  – Почему?! – неподдельно изумился я.

  – Потому что твои чернокрылые друзья тоже сволочи!

  – Катажина, – сказал я, – будь добра, объясни, что произошло?

  – Я боюсь, что они меня изнасилуют!

  – Ха-ха-ха! – рассмеялся я. – Они не делают этого с женщинами. У них другая система размножения.

  На самом деле, я не имел понятия, как размножаются черные ангелы, откуда берутся куколки и могут ли черные ангелы изнасиловать земную женщину. Но что мне оставалось делать? Конечно, я просто приободрил Катажину, не в силах помочь ей на расстоянии.

  – Успокоил, подлец! – возмутилась она, но уже не так агрессивно.

  – А где они? – спросил я.

  – Кто? – осведомилась она менторским голосом.

  – Ну эти... черные ангелы?..

  Я был очень осторожен и боялся повредить ее психику.

  – Ходят надо мной!

  – Как это? – удивился я.

  – Идиот! Топают по потолку, а я, как дура, сижу в подвале.

  – Молодец... – похвалил я ее, представив, какой шум производят черные ангелы своими копытами. Было чего испугаться.

  – А ты что думал?!

  Катажина Фигура была в своей стихии. Она и из-за меньших проблем могла устроить сцену. А здесь целая толпа ангелов. Я молил бога, чтобы она в результате своих нервов не выкинула какой-нибудь фокус – например, не пошла на штурм своей резиденции с плойкой в руках. Вот черные ангелы удивятся. С нее станется.

  – Сиди в подвале! Я тебя вытащу!

  – Ладно, посижу, – согласилась она. – Но только недолго!

  – Ну и славно, – вздохнул я.

  – Черные ангелы в пригороде, – сообщил я Виктору Ханыкову, убирая телефон.

  – Значит, будет с кем воевать! – обрадовался он.

  – Плакать надо, – вздохнул я, представляя, что переживает Катажина.

  Он покосился на меня, как на пораженца – видать, я еще больше усугубил свою вину. Ну и черт с ней! После этого я позвонил по очереди Лехе и Полине. У обоих были заблокированы линии. Вообще, со связью творилось что-то неладное. Было такое ощущение, что ее кто-то глушил. А вдруг это результат появления астросов? подумал я. Ведь известно, что астросы могли жить только в сильных магнитных полях, а линейный Марс для них был смерти подобен. Наверное, поэтому они выбрали Землю, где было хоть и относительно слабое, но все же магнитное поле. Правда, марсиане по привычке установили на севере и юге по электромагнитной станции, чтобы использовать земные технологии, но все равно магнитное поле Марса было жалким подобием Земного.

  Лехе я сообщил, где нахожусь и что мне нужен Жора Мамырин (конечно, без подробностей). А Полине – что беспокоюсь за нее и Наташку. Что в общем-то, конечно, было правдой. Я не кривил душой. После стольких лет это было бы глупо.

  – И куда мы теперь? – спросил я.

  – Куда? – переспросил Виктор Ханыков. – Сейчас узнаем. – Он отошел на десяток шагов и забубнил, прикрыв правое ухо ладонью: – Девятый... девятый... отзовись... отзовись... пятый на связи... пятый на связи...

  Спасаться бегством было бессмысленно: слева Кронверкский мост, до которого еще надо было добежать по перепаханному осколками пляжу и по наваленным кучам земли, впереди Нева-Москва-река, позади – чадящие развалины Петропавловской крепости. А ведь меня ждет Катажина, подумал я, даже не представляя, что решит Виктор Ханыков. Как он ловко завладел нибелунши!

  – В общем так, – сказал Виктор Ханыков, возвращаясь, – велено двигать в Солнцево – там меньше разрушений, и вообще...

  Солнцево... Солнцево... Боровское... Боровское... вертелось в голове, Переделкино... Переделкино...

  И вдруг я понял, куда мы двигаем – в "кальпу", точнее, в московский центр. Он и на Земле находился в санатории "Переделкино". Только ведь группа "кальпа" всегда выполняла заказы по проблемным признакам, то есть попросту занималась уничтожением хлыстов и всяких странных и нестранных людей. А ведь я не хлыст! Никогда им не был, и с внутренними органами у меня все в порядке! Хотя как журналист претендую на некоторые странности психического порядка. Значило ли это, что "кальпа" поменяла ориентацию и принялась за простых смертных?

  – А что мне там делать? – спросил я, хотя вопрос прозвучал, конечно, глупо.

  – Сам знаешь, – как-то безжалостно произнес Виктор Ханыков. – Так что топай. Кончилась наша дружба.

  – Зря... – сказал я.

  – Что зря? – спросил Виктор Ханыков как бы между делом.

  – Зря я тебя спас.

  – Не старайся, не разжалобишь, – заверил он меня.

  – Да уж... – произнес я.

  – Ты думаешь, я не знаю, что мне делать. Сдам тебя и займусь каменами. – Виктор Ханыков многозначительно похлопал по стволу нибелунши. – Топай... – он ткнул меня в спину.

  Виктор Ханыков хотел сказать, что он не чета мне, что он сильный и смелый, что он пойдет и разделается со всеми каменами, которые попадутся ему на пути.

  – А меня женщина ждет, – поведал я Виктору Ханыкову.

  – Может, тебя отпустят, – сказал он через мгновение. – Допрос снимут и отпустят.

  – Может, и отпустят, – согласился я. – Только ты знаешь, что так не бывает.

  – Ты на жалость не дави. Видел я твой козырный пропуск. Видел!

  Я хотел рассказать, откуда он у меня, но подумал, что это ничего не даст. Не поверит мне Виктор Ханыков. Не поверит! Только хуже будет – комиссар этот Ё-моё, наверное, большая шишка у каменов или у черных ангелов. Так что гордиться знакомством с ним не имело смысла. К тому же надо будет объяснять, что такое бабон, кто такой Леха, этот Рем Понтегера... И поедет и потянется – хлопот не оберешься. Нет, просто так меня "кальпа" не отпустит. Шкуру спустит, но все выпытает. А потом на всякий случай шлепнет.

  Со стороны Замоскворечья слышались глухие разрывы. Порой небо с той стороны освещалось яркими вспышками. На Выборгской стороне тоже стреляли, но взрывы сопровождались голубоватыми всполохами, которые то становились яркими, то блекли, отбрасывая на тучи мертвенные отблески. Не хотелось думать о худшем, но так могли взрываться только тактические ракеты. Интересно, кто их запускал?

  Ближе – на Троицком мосту – периодически велась стрельба. Стреляли с обоих сторон – непонятно кто и зачем – на мосту никого не было. Трассеры, черканув о мостовую, веером уходили в небо или в темнеющие на его фоне купы деревьев. Мы решили, что угоним аэромобиль в зоологическом парке.

  Потом мы увидели вспышку. Яркую, как солнце – по душу "дживы". Затем над мостами пронеслись, разбрасывая тепловые ловушки, два армейских аэромобиля – "титаны", выкрашенные в стальной цвет неба, и пропали в районе Смольного. На их фюзеляжах в отблесках взрыва блеснули красные звезды. Мне показалось, что одним из них управлял мой друг и однокашник, летчик высшего класса, герой России – Федор Березин по прозвищу Мама ту-ту, с которым, когда он вырывался со службы, мы пили самые разнообразные крепкие напитки и вообще отрывались по полной.

  Он любил напевать детский стишок:

  Мы не будем долго пить -

  Будем денюшку копить.

  Мы накопим рублей пять -

  Выпьем водочки опять.

  Мы опять не будем пить -

  Будем денюшку копить...

  Ну и так далее – до бесконечности. Из-за этого на трезвую мы с ним обычно долго пререкались, потому что Березин таким странным образом отстаивал право на свободу слова.

  – Пошли сюда! – приказал Виктор Ханыков, перелезая через горы земли. – Здорово наши влупили?!

  – Здорово... – вяло согласился я. – А мне еще говорили о гуманности власти... – вернулся я к своим баранам, полагая, что после увиденного душа сыщика размякнет.

  – Ха... – с презрением отозвался Виктор Ханыков, ступая на Кронверкский мост.

  Несомненно, он хотел сказать, что я зря надеюсь.

  – Ты бы лучше подумал, что следователю расскажешь!

  Мне осталось только вздохнуть. Действительно, все складывалось против меня: бабон с Кагалмой, комиссар со своим понедельником, мои статьи с намеками на войну в астросами... Но это были только цветочки. Дальнейшие события показали, что я не знал и половины того, что происходило на самом деле.

  Не успели мы добраться до середины моста, как неожиданно со стороны протоки вынырнул злополучный "гирвас" с мордатым комиссаром Ё-моё и Сорок пятым юмоном. Наверное, "гирвас" где-то прятался, пережидая заварушку.

  Собственно, деваться было некуда. Мы бросились что есть силы в сторону парка, чтобы было глупее глупого, потому что мост был длинным, как аэродромное поле.

  Почему Виктор Ханыков со всей решительностью и смелостью не выстрелил, я так и не понял. Да и сам я сплоховал – надо было прыгнуть в воду, что ли. Хотя, я думаю, и это было бесполезно.

  На этот раз глушитель мыслей сработал неотвратимо, как гильотина. Дело в том, что мы с Виктором Ханыковым окончательно протрезвели.

  Прежде чем я почувствовал запах фиалок и потерял сознание, раздался восторженный вопль:

  – Попались, голубчики, ё-моё!..


  Глава 4.
  Тайна понедельника

  Мы застряли в прошлом, как не знаю, в чем. В общем, влипли. И я решил, что это на всю оставшуюся жизнь. Но вначале очнулись за старой танцплощадкой. Слава богу, обошлось без расслабления гладкой мускулатуры, иначе бы пришлось отмокать в Неве-Москва-реке. Было уже совсем темно, и где-то что-то горело. Комиссар Ё-моё расхаживал в раскорячку, важно поскрипывая портупеей. В его глазах отражалось пламя далеких пожаров, а на боку топорщилась кобура с пистолетом.

  Я как бы ненароком огляделся в поискал нибелунши. Куда его дел Виктор Ханыков? Хоть убей, не мог вспомнить. У меня был какой-то провал в памяти – немудрено после воздействия нейтрализатора, то есть глушителя мыслей. Ханыков сидел, обнимая березу, и был невозмутим подобно скале, профессионально, как буси, демонстрируя презрение к смерти. Нибелунши у него, конечно, отобрали и бросили в траву рядом с "гирвасом".

  – Сынок, – укорил комиссар, обращаясь ко мне, – зачем ты от меня бегаешь? Ё-моё.

  – Уже не бегаю, – успокоил я его, дергая левую руку, к которой был пристегнут Сорок пятый.

  Оказывается, вот еще почему на моей руке был характерный след от наручника. Значит, я один раз уже был в их руках. Осталось узнать, зачем меня кололи.

  Сорок пятый по-приятельски улыбнулся. Улыбка у него была открытой и дружеской, как у полного идиота.

  – Э-э-э... – укоризненно произнес я.

  В ответ юмон неожиданно покраснел. Ей богу! Рожки, просвечивающие сквозь редкие, белесые волосы, порозовели, а на щеках появился румянец, заметный даже в отблесках пожаров. Неужели у Сорок пятого есть совесть? Быть того не может! Иначе бы он не был юмоном, потому что полицейским юмонам совесть не полагалась по уставу. А в другом качестве юмонов и не использовали. Недаром официально его звали Дураконом сорок пять.

  – Вот что... – вздохнул я, глядя комиссару Ё-моё в лицо, – я забуду это... – я потряс наручниками, – я забуду это, – я показал на плечо, в котором была дырка от укола, – я забуду ваш дурацкий нейтрализатор, если вы нас сейчас же отпустите!

  Комиссар Ё-моё насмешливо посмотрел на меня и сказал по слогам:

  – Ума не приложу, как это сделать! Не-а! Сейчас мы отправимся туда, где еще не были. Ё-моё.

  – Знаю я ваши дурные наклонности, – заметил я, пытаясь выиграть время.

  Глядя на меня сверху вниз, комиссар загадочно произнес:

  – Не-а... на этот раз это будет не Земля...

  Казалось, он размышляет, осуществлять ему задуманное или нет. Но возможно также, что я наделял его большим умом, чем было на самом деле.

  – А что?.. – вырвалось у меня, – есть варианты?..

  – Всему свое время. Потерпи. Ё-моё.

  – Никуда я с вами не поеду!

  Мне было наплевать, что он задумал. Нашел Клондайк – беззастенчиво набивал свой карман, используя мою способность перемещаться во времени.

  – Нехорошо, нехорошо... – многозначительно произнес комиссар Ё-моё. – Я тебе в отцы гожусь. Долг платежом красен.

  – Какой долг?! – удивился я.

  – Ты еще спрашиваешь! – неподдельно возмутился комиссар Ё-моё, снова останавливаясь прямо надо мной.

  – Спрашиваю, потому что чего-то не понимаю.

  – Мне тебя продали на ходку в бабон! – радостно сообщил комиссар Ё-моё.

  Видать, это ему дорого вышло, потому что он сильно важничал.

  – Продали?! – удивился я, выказывая презрение ко всему комиссаровскому роду. – Кто?

  – Твои дружки!

  – Свисти, папаша, дальше, – я отвернулся.

  Я не обязан был ему верить. На Леху, конечно, нельзя было полагаться на все сто, но такого свинства я от него не ожидал.

  – Не веришь? – ехидно спросил комиссар Ё-моё и посмотрел на своего раба, словно призывая в свидетели.

  Формально, конечно, юмоны имели такой же статус, как и все марсиане, но это, что называется, декларировалось лишь на бумаге, потому что с моралью у юмонов как раз было не все в порядке.

  – Не верю, – подтвердил я и тоже посмотрел на Сорок пятого.

  Сорок пятый приосанился, сделал идиотское лицо и попытался развести руками в знак того, что так оно и есть и по-другому не будет. Он дергал мою левую руку, в которой был пристегнут, улыбался, как провинившийся Леха Круглов, и пускал слюни.

  – Хозяин... – произнес он фальцетом, по-собачьи глядя на комиссара Ё-моё.

  – Все равно! – уперся я.

  – А придется поверить! – заявил комиссар Ё-моё.

  – С какой стати? – возмутился я.

  – А с той, что куда сегодня Леха бегал? А? – он ехидно улыбнулся.

  – Известно куда... – растерялся я, – в редакцию...

  – Это он тебе сказал, что в редакцию, а сам на Гороховой в банк завернул. Ё-моё!

  – Зачем? – глупо осведомился я.

  Хотя зачем еще ходят в банк? Викентий, не будь наивным! Друзья и жены тоже предают. Самыми надежными оказываются только собаки.

  – ...Чтобы положить на свой счет кругленькую сумму... Ё-моё...

  Он торжествовал. Плавился от удовольствия – кто-то оказался подлее его самого.

  – Иди, папаша, – сказал я ему, – по ночам я не подаю.

  – А зря! – в сердцах воскликнул комиссар Ё-моё. – Потому что теперь ты мой еще на сутки, ё-моё.

  – Стоп-стоп! – поднял я правую руку, на которой не было наручника. – Кажется, один раз я с тобой куда-то уже перемещался?!

  – Ну перемещался, ну и что?! – раздул ноздри комиссар Ё-моё. – Мне это стоило лишней седины! Ё-моё! – Он наклонил голову, которая посеребрилась от времени.

  Но почему-то это не убеждало. Я пожал плечами. Казалось, он меня в чем-то укорял. Даже легкомысленный юмон, которому надоел наш разговор, проснулся и с неподдельным возмущением посмотрел на меня.

  – Второй раз не перемещусь! – заверил я.

  – Обсуждение этого вопроса является предательством! – заявил комиссар Ё-моё.

  – Предательством?! – удивился я.

  – Почти, – уточнил он.

  – Ну... и как мы тогда должны разговаривать? С помощью жестов?

  – Не усложняй себе жизнь, сынок, – предупредил комиссар. – Ведь ты даже не знаешь, во что вляпался.

  – Во что же?

  – В дерьмо – по самые уши!

  – Что-то не заметил, – отозвался я.

  – Уж поверь моей осведомленности, – заверил он.

  – Это почему? – спросил я.

  – Потому что ты стрелял в федералов.

  – Я?! Я даже не видел их!

  – А я?! – возмутился он.

  – Вы федерал?

  Тогда он сунул мне под нос документ, из которого явствовало, что комиссар Ё-моё является супер-пуперагентом метаполиции и наделен полномочиями ВПР – внесудебного принятия решений. Это уже было серьезно. Одно дело – начальник полиции в заштатном северном городке, а другое – столичный тайный сыск.

  – Понял? Ты целился в нас?

  Сорок пятый даже приосанился. Видать, он гордился своим хозяином и тем, как он ловко завернул разговор.

  – Да... – склонился я под тяжестью обвинения. – Не скрываю, но ведь не выстрелил!

  – Время сейчас военное. Кто будет разбираться, – сухо заметил комиссар Ё-моё.

  Мне друг показалось, что разговор попахивал хорошо режиссированной сценой, что вдруг комиссар Ё-моё засмеется, засмеется и Ханыков, пристегнутый к березе, засмеется и юмон – раб комиссара Ё-моё. Все окажется шуткой. Мы обнимемся и выпьем водки, которая наверняка есть у комиссара Ё-моё в заначке, и ко всеобщему удовольствию разъедемся по домам.

  – Целился, – признался я, – но не выстрелил. Я же не знал, кто вы.

  – Я тебе кричал?

  – Ну в общем да, что-то такое...

  – Вот видишь. Даже свидетели есть.

  – Кто? – удивился я.

  – Неважно... – ответил комиссар Ё-моё.

  Но по тому, как невольно дернулся Сорок пятый, я понял, что свидетелем является именно он.

  – Да вот хотя бы Ханыков... – словно впервые заметив пожарника, кивнул комиссар Ё-моё.

  – Никакой я не свидетель, – подал голос Виктор Ханыков.

  – Ну неважно, – тут же согласился комиссар Ё-моё, – хотя по роду службы ты обязан.

  – Обязан? – спросил я.

  – Обязан... – скорчился под березой Виктор Ханыков.

  – Не буди во мне зверя – поехали! А?!

  – Но почему?! – все еще упорствовал я.

  Знаете, что заявил он мне в сердцах:

  – Ты моя страховка! Ё-моё!

  – Страховка?! – возмутился я.

  – Страховка, – подтвердил он, глядя на меня сверху вниз.

  Мне вдруг стало все равно: всю жизнь меня предавали – разве можно так жить! Черная полоса невезения. Даже любимая девушка – и та заперлась в подвале!

  – Ну и что?! – крикнул я в отчаянии.

  – Ладно. – Мне показалось, что комиссар Ё-моё меня понял. – В первый раз не вышло... – нехотя признался комиссар Ё-моё и посмотрел куда-то за реку, где на темном фоне города иногда вспыхивали рубиновые вспышки взрывов и через секунду доносился звук.

  – Чего не вышло? – спросил я наивно.

  – Какая тебе разница... Не вышло, и все! Не отработал ты деньги! Не отработал! Так что останавливаться мне не резон. Понял?

  Я что-то начал припоминать. Кажется, это было банальное ограбление банка, но с оригинальной концовкой. Даже кого-то убили. Черт! Теперь я замешан в преступлении. Этого только не хватало! Вот почему меня разыскивала группа "кальпа" и наверняка – метаполиция всего мира!

  – Ну положим, у вас что-то получится, а след?! След!!! Как от него избавиться?!

  – Это не твоя забота!

  – Ограбить банк – это не тряхнуть дорожный автомат! – горячо возразил я.

  – Не банк... – с тихой грустью усмехнулся комиссар Ё-моё и замолчал.

  Похоже, он не хотел мне рассказывать больше того, что я помнил и понимал. И вообще, все его тайные метаполицейские делишки, в которых никто, ничего не должен разбираться.

  – Инкассаторскую машину... – я так подскочил, что дремлющий юмон испугался. – Еще хуже!

  – Это почему?! – удивился комиссар Ё-моё.

  – Потому что убитых много!

  – Ты и это помнишь?! – с досадой удивился он. – Ё-моё!

  И я понял, что свалял дурака. Надо было, конечно, держать язык за зубами. А теперь я не только участник, но и свидетель преступления, и надобность во мне рано или поздно отпадет – как только мы вернемся на Марс после очередного грабежа. Неизвестно, что задумал комиссар Ё-моё. Может, он посадит меня в клетку и будет кормить собачьими консервами, а потом вздумает ограбить банк на Европе – спутнике Юпитера, где во льду строились принципиально новые города. Остается только подождать, когда в них свершатся новые преступления века.

  Теперь я вспомнил кусок побольше.

  Еще в Кагалме комиссар Ё-моё заявил, что банки грабят одни дураки – хлопотно: стены, охрана, сигнализация. Опять же полиция на хвосте. А ограбить инкассаторскую машину пара пустяков – денежки сами вынесут и даже положат в машину. Главное, появиться в нужном месте, в нужное время. И повод удачный – бабон – петля времени – как раз соответствует периоду ограбления века. Иными словами, дорожка в прошлое была протоптана. Но не только комиссаром Ё-моё! Можно было подумать, что он один такой умный. Помню, как он по-детски радовался:

  – Четверть миллиарда рублей! С такими деньгами даже в аду не пропадешь! Ё-моё!

  Как известно, самый черный юмор – английский, хотя земной Англии уже не существовало, а на Марсе о ней забыли. Так вот, по-моему, у комиссара Ё-моё было плохо даже с английским юмором, потому что, несмотря на то, что о виртуальном преступлении никто ничего не мог вспомнить, кроме официальной версии, – в скалярном поле частиц, независимо – в прошлом, в настоящем или в будущем – всегда оставался след. Дело было только за малым – все решали настойчивость и профессионализм метаполиции и их детекторы. Не спасали даже пресловутые три процента, которые назывались "висяком" или "глухарем". Еще никому не удавалось целенаправленно попасть в "висяк". "Висяк" носил случайный характер. Его природу никто не знал.

  После того, как Сорок пятый ранил меня в ногу, комиссар Ё-моё взялся делать перевязку. Убивать меня, конечно, никто не собирался. Просто огромный черный пистолет с вычурной скобой спутал все карты – даже Леха напился, чтобы ему было не так стыдно.

  Вначале меня потащили к выходу из подземелья. Где в этот момент были Леха Круглов и Рем Понтегера, я не имел ни малейшего понятия. Но уже до того, как мне задрали штанину, рана на ноге благополучно закрылась: мы увидели, что кожа на глазах затянулась, а последняя дробинка вывалилась на пол. У комиссара Ё-моё глаза стали квадратными, а юмон ничего не понял. Честно говоря, я и сам был удивлен не меньше комиссара. Никогда не предполагал, что мое тело обладает такими свойствами.

  – Ну и чудненько! – обрадовался комиссар Ё-моё. – Одной проблемой меньше!

  Пока я с удивлением рассматривал и поглаживал ногу, он смотался куда-то и вернулся со шприцом в руках. Он ввел мне специальное вещество из класса медиаторов – карментон (вот откуда у меня след от укола), который приводил к нейтронной атаке – эффекту, связанному с изменением числа нейтронов и связей между ними. Особенно активизируется деятельность тех участков мозга, которые развиты у данного индивидуума. Хотя при этом возникал побочный эффект – помрачнение сознания и повышение внушаемости. В случае со мной усиливалась моя способность к спонтанному перемещению во времени. Чем комиссар Ё-моё и воспользовался. Ему оставалось только заказать дату, в которую надо было переместиться. И главное – куда.

  А заказал он ни много ни мало: десятое ноября 2112 года и Ассигнационный банк: в этот день двенадцать грабителей подорвали инкассаторскую машину на Садовой. Точнее, на выезде из Банковского тупика, а за одно уничтожили шесть полицейских машин. Об этом целый год трубили газеты всей России, пока иные громкие дела не оттеснили преступление века на последние страницы. И все равно, нет-нет да кто-то из пишущей братии вспоминал о дерзком ограблении. Дело в том, что, хотя всех двенадцать преступников положили часа через два где-то в районе морского порта, а денег так и не нашли. Отсюда делался вывод: либо был как минимум тринадцатый соучастник, либо бандиты успели перегрузить деньги на подводную лодку или даже на базу астросов, хотя об астросах и черных ангелах тогда толком никто ничего не знал.

  Таким образом, реальное ограбление произошло еще до моей ссылки на Землю. А виртуальное – вчера, то есть в пресловутый понедельник. Расчет комиссара Ё-моё был правильным: пока метаполиция разберется, что к чему, пока выйдет на след, еще эта заварушка с базой черных ангелов и каменами. Все складывалось как нельзя лучше.

  Однако при самом удачном раскладе у меня не больше двух-трех дней, если только комиссар Ё-моё оставит меня в живых, если камены не захватят власть, если черные ангелы не помогут им, если астросы не угробят планету вместе со всеми ее обитателями.

  Реальное ограбление произошло в 12:33 по московскому. Виртуальное – на две минуты раньше.

  Последующие события я помнил фрагментарно. Вначале мы очутились в Банковском тупике. Место было узкое и опасное: напротив охрана, сбоку охрана, спереди ворота, а позади стена.

  Комиссар Ё-моё рассуждал: "Все равно инкассаторы смертники. Не мы, так двенадцать бандитов!"

  Требовалось сработать в течение одной минуты. Захватить машину и выгнать ее через Мучной переулок на Казанскую улицу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю