Текст книги "Гибель Марса"

Автор книги: Михаил Белозёров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

  Глава 10.
  Статус-кво

  – Я же сказал, что приведу вас, – заявил юмон.

  Я отмахнулся от него, как от мухи. У меня было большое подозрение, что все это большой-большой розыгрыш, что сейчас явятся цекулы, или кто там еще, и спасут нас.

  Лехой продолжил спорить. Мне казалось, что надо идти вправо – ведь дураку ясно, что телескопы находились именно там. Нет, Леха стоял на своем: по его мнению, надо было идти влево, потому что мы дважды поворачивали на север.

  Мы ссорились минут двадцать, приводя в свою пользу самые невразумительные аргументы, как-то: солнце у нас над головой, тени от барханов и кустов, а также розу ветров.

  Катажина безучастно сидела на травяной кочке. Рядом с ней валялся разомлевший Росс. Федор Березин выступал в роли третейского судьи. Наконец он важно подкрутил свои армейские усики и сказал:

  – Посмотрите!

  Мы обратили внимание, что Сорок пятый преспокойно идет себе в километре от нас, причем направление, в котором он двигался, не совпадало с нашими даже теоретически.

  – Ну и пусть топает, – заметил Леха, на лице которого я прочитал стремление уличить меня в незнании географии Марса.

  – Пусть... – согласился я, предвкушая свою правоту. – Там же север. А у него встроенные магнитные компасы в запястьях.

  – Ну и что?! – возразил Федор Березин.

  Он меня сразу запрезирал за то, что я преклонялся перед возможностями Сорок пятого, не принимая того, что и юмонов тоже можно уважать.

  – Здесь нет севера, – в двадцать пятый раз напомнила Катажина. – Неужели не ясно.

  – А где следы? – ядовито спросил я. – Где?! Иначе бы мы ходили по кругу!

  – Мы же выяснили, что компас не работает, – кривясь, добавил Федор Березин.

  – С какой стати? – удивился Леха. – Компас?

  Хотя и так был ясно, что что-то здесь не так. Не хотелось думать, что мы действительно кружим на одном месте. И все равно мы почему-то пошли, а затем и побежали следом за юмоном в надежде, что на этот раз он не ошибается.

  – Стой! Подожди!

  Но Сорок пятый топал, как заведенный. Вдруг я обратил внимание, что ветер стих. Пропали звуки и шорохи.

  – Леха, – воскликнул я, придерживая Катажину, – что-то происходит!

  Он закрутил головой. Юмон с его магнитными кристаллами шел, как робот, уже почти на срезе барханов цвета ржаво-красного цвета, и за ним тянулась ровная цепочка черных следов.

  Внезапно Леха пал на колени и быстро, как заяц, стал рыть ямку. Росс решил, что это игра и пристроился сбоку.

  – Леха, что с тобой? – испугалась Катажина, решив, что он сошел с ума.

  Для нас у него остался один единственный жест – Леха махнул в сторону, откуда мы пришли. Горизонта не было, вместо него к нам с ураганной скоростью приближалась стена песчаной бури. Она была высотой до небес. По крайней мере, я не видел, где она начинается, а где кончается. В следующее мгновение заревело и застонало. Что было дальше, я не помню. Нас с Катажиной растащило и бросило в разные стороны. Лично я был подобен спичке в унитазе. Единственное, сообразил, что надо стянуть на голову рубаху, чтобы сохранить легкие. Я едва не умер, потому что были моменты, когда невозможно было сделать вдох. Во рту пересохло, и мне страшно хотелось пить, но я не мог даже шевельнуть рукой.

  Внезапно наступила тишина. Песчаная стена удалялась прочь. Шириной она была почти с футбольное поле.

  – Какие еще доказательства нужны, – плакала Катажина, вытряхивая песок из волос. – Это не Марс. На Марсе не бывает песчаных бурь.

  Ее платье из черного давно стало бурым, а шаль вишневого цвета улетела вслед за песчаной стеной.

  В общем-то, Катажина была права – с созданием океана планета стала влажной, а ветра умеренными. Редкий, печальный дождик со снегом – вот все, на что был способен Марс, но совсем никак не на песчаную бурю.

  – Ну ладно, – согласился я. – А где мы тогда?

  – Вот в чем дело, – вмешался Федор Березин, выбираясь из-под кочки, под которой прятался.

  – В чем? – хмыкнул я, с трудом выплевывая изо рта песчинки.

  – Это локальные плоские бури. Они заметают наши следы, и мы топчемся на месте.

  – Идиотство, – сказал я, вспомнив, что до сих пор не видел ни Росса, ни Леху, ни Сорок пятого. – Тогда это точно не Марс.

  Росса и Леху мы откопали быстро. Зря они ямку рыли – это было опасно. Их просто засыпало, а ямку сровняло с поверхностью. Росса мы вытянули за кончик хвоста, а Леху за уши. Напрасно волновались – как раз оба оказались в полном порядке: Росс отряхнулся и на радостях бросился поливать кусты, а Леха вытянул из кармана шкалик и прочистил горло. Пить водку в пустыне было непростительной ошибкой, которую никто из нас не собирался повторять.

  – Кто будет? – протягивал он нам бутылку, морщась. – Кто будет?

  Жажда мучила всех, но последовать Лехиному примеру мы не решился. Рос прибежал и, не понимая, что происходит, уставился на бутылку жадными глазами.

  – А где Сорок пятый? – забеспокоился я и оглянулся в ту сторону, куда, как я полагал, он ушел.

  Сорок пятый пропал.

  Мы обегали все окрест. Раз двадцать взбирались на самые высокие барханы. Едва не потеряли друг друга. Сорвали все голосовые связки и взмокли, как шахтерские лошади, но так его и не нашли. Даже нас главный сыщик – Росс – со своим прекрасным носом не мог взять след – после бури все следы и запахи унес ветер.

  – Хороший был юмон, – сплюнул на песок Федор Березин. – Что будем делать?

  – Не знаю, – признался я, посмотрев, как его плевок жадно поглощает песок. И тут меня осенило: – А как вообще мы здесь очутились?

  – В смысле? – спросил Леха, выглядывая из-за спины Катажины.

  Он снова стал волочиться за ней, стоило мне оглянутся. Шепотом говорил всякие гадости, за которые его стоило отвести за бархан и дать в морду.

  – В смысле... – многозначительно повтори я, – что мы летели в "мотке"!

  И тут мы все вспомнили. А Федор Березин сообщил:

  – Я знаю, где мы...

  – Где? – спросила Катажина, брезгливо вытряхивая песок из складок одежды.

  – В бабоне!

  – Час от часу не легче! – Катажина возмущенно соскочила с кочки. – Вот почему здесь никого нет! – она огляделась – быть может, все еще в поисках Сорок пятого юмона, к которому мы все привыкли.

  – И нет сторон света, – добавил Федор Березин.

  – Я же говорил, что это не Марс! – заявил Леха.

  Но от него отвернулись, потому что он как раз твердил об обратном. Один Росс ничего не соврал, а только тяжело дышал – ему страшно хотелось пить.

  – Нет, – возразил я. – Мы не в бабоне.

  – Вспомни, – попросил Федор Березин. – Мы все свалились на тебя.

  – Ты же был в кабине?!

  – Но вовремя сориентировался. Когда "мотка" стала падать, я знал, что ты испугаешься.

  – Испугаюсь? А... точно! – обрадовался я. – Ох и Федор! Ох и Федор!

  – Это потому что я самый умный, – важно заметил Федор Березин и по привычке выпятил грудь.

  В его армейских усиках уже серебрились седые волосы. А некогда густая шевелюра заметно поредела. Но глаза по-прежнему горели азартом и юмором. Женить его надо, подумал я, женить.

  – Раз ты самый умный, найди путь, как отсюда выбраться, – вмешалась Катажина.

  – Очень просто, – ответил он.

  – Ну и как? – наклонился к нему Леха, не забывая бросать на Катажину сальные взгляды.

  – Да, – спросил я, – как? Без посторонней помощи это невозможно!

  – Надо тебя напугать.

  – Всего-навсего, что ли?! – закричали все, кроме, разумеется, меня самого и Росса, который ничего не понимал, а только крутил головой, дивясь на наше возбуждение.

  – До полусмерти, – высказался до конца Федор Березин.

  – Как ты себе это представляешь? – спросил я, невольно поеживаясь, ибо представил, что они могут придумать – ничего умного, разумеется.

  – Еще не знаю, – сознался Федор Березин.

  – А давайте!.. – вскрикнул Леха, делая глупое лицо еще глупее. – Нет... – печально признался он, – не пойдет...

  Я посмотрел на него, как на врага. Мало ли что он придумает. На его плоской морде было написано, что кроме того, как столкнуть меня с холма или зарыть по горло в песок, фантазия его не работала. Честно говоря, у меня тоже хватало воображения не на многое, как то: чтобы меня стукнули по голове, подвесили за ногу, мучили жаждой или морили голодом. Нет, это было нестрашно. Из-за этого не перемещаются из бабона в бабон по собственному желанию.

  – А если?.. – поддалась порыву Катажина Фигура, не смея взглянуть на меня. – Нет... – она покривилась, как от вида крови. – Не согласится...

  Единственно, что она могла придумать – это лишить меня плотских радостей. Страшно, он не смертельно.

  – Придумал! – воскликнул Федор Березин.

  – Ну?! – три пару глаз: две вопросительно и одна скептически уставились на него.

  – Спички есть?

  Леха тут же достал зажигалку.

  – Ты собираешься его поджечь? – с иронией спросил Федор Березин.

  – Ну да... – шмыгнул носом Леха. – А что еще?

  – Святая наивность! Хм... Хорошие у тебя друзья, – заметил Федор Березин. – Чего ты больше всего боишься в жизни? – спросил он, доставая из коробка, который нашел в своих необъятных карманах Леха, одну единственную спичку и зачем-то слюнявя ее.

  – Не знаю. Как-то сразу и не сообразишь... – я посмотрел на Катажину.

  Не признаваться же в самом деле, что я боюсь потерять ее и Росса. А еще мне не хотелось расставаться с моими какими никакими, но все-таки друзьями: Лехой Кругловым и Федором Березиным.

  – Доставайте свой планшетник и еще, что там у вас к нему полагается, – скомандовал Федор Березин.

  Мы достали: планшетник и ключ с брелком.

  – Раскрывай!

  Раскрыли. Только ничего хорошего не получилось, потому что мы тут же оказались словно под невидимым потолком – верхней твердью, что, собственно, и было небесной границей бабона. Даже Росс взлетел вместе с нами. Естественно, я его на всякий случай придерживал за хвост. Я также держал Катажину под ручку, а Катажина – Леху. Единственный, из нас, кто ни за кого не держался, был Федор Березин.

  Под нами, словно копейка, простилалась круглая пустыня. У меня с непривычки закружилась голова.

  Так как мы ничего не весили, и вообще как обычно были лишь видимостью реальности, то Федор Березин сделал следующее: послюнявленную спичку приклеил к верхней тверди и повис на ней. Видать, он вспомнил свои курсантские навыки портить потолки в общественных туалетах.

  – Ну?.. – спросил ли мы хором. – Что делать-то?

  – А теперь валите отсюда!

  – А ты? – изумились мы.

  – А я повишу!

  – Стоп! – сказал я, невольно хватаясь за него. – Возвращаемся все!

  – Я, повишу, – уперто сказал Федор Березин.

  – Если мы вернемся без тебя, то ты упадешь, – сказал я унылым голосом.

  – Ну и хорошо, – беспечно возразил Федор Березин.

  – На испуг хочешь взять? – осведомился я, поглядывая на пустыню величиной с копейку.

  – Хочу, – признался он.

  Я еще раз посмотрел вниз. Действительно, упасть с такой высоту решится не всякий – мало ли что с тобой случится, хотя это и бабон, он кто знает его свойства? Вдруг в самом деле разобьешься?!

  – Слушай, – сказал я ласково, – иди к нам, – и даже сделал движение, чтобы оторвать Федора Березина от его спички, но разумеется, ничего не получилось, потому что у нас не было плоти.

  – Песчаная буря! – крикнула Катажина.

  С небесной высоты она выглядела сущей ерундой, не крупнее расчески на туалетном столике.

  – Сейчас унесет мой планшетник, – забеспокоился Леха.

  Росс лизнул меня в щеку. Ему явно хотелось на Землю, где пахло собратьями и где можно было поливать травку и кустики, а не висеть в поднебесье.

  – Если планшетник унесет, мы все разобьемся, – радостно сообщил Федор Березин.

  Несомненно, он испытывал садистские чувства.

  – Вряд ли, – уперто сказал я. – В бабоне нельзя разбиться.

  – Чисто теоретически. Вспомни Жору Мамырина, – нервно сказал Леха.

  Действительно – тогда мы здорово ударились, выпав в бак с отходами. И я представил, что с нами случится – мы рухнем бог весть с какой высоты и, вероятнее всего, останемся в этом бабоне навсегда, погребенные под тоннами песка, если это в самом деле бабон, а не игра нашего воображения. Вот тогда-то я и испугался. Федор Березин знал, что я боюсь высоты, и действовал наверняка. Коварный, предательский план – иначе бы я не переместился.

  В общем конечно, это как всегда случилось спонтанно, хотя я до сих пор считаю, что меня банально взяли на испуг. Первыми в иную реальность переместились: Леха, Катажина, Росс и я. И только через бесконечно долгую секунду, в течение которой я едва не поседел, из ниоткуда вывалился ухмыляющийся и довольный Федор Березин и плюхнулся рядом прямо в лужу, из которой на пару с жадностью лакали Росс и Леха. Катажина с брезгливостью поглядывала на них. Впрочем, через мгновение к ним присоединился и я.

  Между прочим, планшетника, в котором крутился правильный многогранник – икосаэдр, и ключ от портала вместе с брелком так и остались в бабоне. Что стало с Дураконом сорок пять, мы так никогда и не узнали. Похоже, он до сих пор бродит где-то в поисках выхода. А может быть, его эвакуировали спецслужбы, на которые он работал. Недаром он стремился к какой-то определенной точке в бабоне. Отрастил новые рожки и приступил к работе по выявлению нежелательных элементов вроде нас. Больше мы с ним, как и с комиссаром Ё-моё и Ремом Понтегера, никогда не встречались. В глубине души у меня теплится надежда, что однажды в наш новый с Россом дом постучит Лука Федотов. У нас было бы о чем поговорить и вспомнить былые деньки. Однако проходит год за годом, а Лука не появляется, и о нем ничего не слышно. Быть может, он путешествует по другим галактика? Кто знает? Тому, кто обладает бессмертием, это совсем нетрудно делать.

  ***

  Между тем, мы благополучно переместились ни куда-нибудь, а в самый что ни на есть земной Санкт-Петербург – под окна моего дома номер двадцать пять, на втором этаже которого находилась редакционная квартира восемь, в которой я прожил два года – прямо на Английскую набережную.

  Когда-то меня сослали в этой город после грандиозного скандала в марсианской прессе и суда, после чего я потерял Полину и Наташку, и я решил, что все самое страшное в жизни уже произошло. Но, как видите, ошибался, не только потому что с трудом узнал свою любимы город, но и потому что у меня возникло такое ощущение, что наша история не закончилась, что мы накануне следующих грандиозный событий.

  Мы начали разоблачаться на ходу. Стояла чудовищно-удушающая жара. Ослепительное солнце, которое застыло в зените прямо над Невой, палило немилосердно. Лично с меня пот катил градом в тридцать три ручья. У Лехи под свитером и линялой армейской майкой оказались большой белый живот и оплывшие бабьи плечи. Федор Березин как всегда выглядел атлетом. Недаром в свои тридцать с хвостиком он крутил "солнышко" на турнике. Федор разулся, закатал штаны и, спустившись по лестнице, окунул мосластые ступни в рыжую Неву, где плескались огромные розовые бутоны лотоса и покачивались метелки тростника.

  – Осторожно! – крикнул я, помня, что в реке водились крокодилы.

  Катажина ограничилась тем, что сорвала лопух и целомудренно стала обмахиваться им. Ну а Росс, которого давно надо было стричь, не долго думая, выкупался в самой глубокой луже и, встряхнувшись, окатил всех фонтаном брызгами, что оказало на нас примерно такое же освежающее действие, как мертвому припарка, потому что вода теплой, как в душевой. Росс вывалил язык и радостно посмотрел на меня, мол, вот я какой молодец, не унываю никогда, и припрыжку бросился вдоль набережной.

  Город действительно стал тропическим. Гроздья разнообразных плодов и цветов свисали как раз на окна моей квартиры, а среди жирный, толстых побегов лиан и винограда перепархивали непуганные стайки попугаев. Напротив, взломав древнюю брусчатку набережной, росла скособоченная пальма, ее листья были величиной с приличный зонт, под ними висели бананы. Между мостовыми плитами щетинилась густая трава.

  Нет это, конечно же, был Санкт-Петербург, но не тот, из которого я бежал два года назад. Что-то в нем изменилось кроме жары, духоты и ослепительного солнца, конечно, и я не сразу понял, что именно. А потом сообразил: пропали люди. Улицы были пусты. Пусты были набережные и мост Лейтенанта Шмидта, который я вначале принял за большой цветущий остров. Хотя в былые времена центральную часть Невы регулярно очищали от растительности, теперь же привычный рисунок пальм на горизонте стал пышнее и загадочней, а отдаленные кварталы казались зелеными холмами. И еще мне показалось, что в районе площади Труда мелькнуло странное животное в одинаковой мере похожее и на пантеру, и на льва.

  – Все! Уходим! – с тревогой крикнул я Федору, прячась в прохладную тень арки, которая вела в мой двор.

  – Почему? – беспечно спросил он, плескаясь, словно бегемот.

  – Потому что откусят кое-что, – предупредил я, высовываясь из-под арки, в которую волнами вплывал зной.

  Невдалеке что-то всплыло, да не одно, а не числом не меньше трех, и следило за Федором немигающим интересом.

  Федор Березин выскочил наверх, как ошпаренный, держа в руках свои тяжелые армейские ботинки с высоким берцем и оглядываясь на грозную реку. – Крокодилов в жизни не видел.

  – Брось! – махнул я ему рукой, показывая на ботинки.

  – Почему? – недоумевал он, подпрыгивая на раскаленных камнях.

  – Сейчас найдем шлепанцы, – я с беспокойством поглядывал в сторону площади Труда.

  Леха знал дорогу и уже, несмотря на жару, трусил впереди, перекатываясь, как мячик. Он-то был к курсе дела, что в моей квартире всегда была водка, а как известно от времени она не портится, а становится только лучше. Даже Катажина потеряла для него всякий интерес. Слава богу, подумал я, может, он наконец оставит ее в покое?

  Тащя за руку Катажину, я не удержался и догнал друга. Мы завернули за угол, одновременно распахнули покосившуюся дверь и одновременно взбежали на второй этаж. Росс безнадежно отстал. Ключ лежал там, где ему и положено было лежать – под ковриком. Дверь знакомо скрипнула и легко открылась. Внутри было все как прежде, то есть уютно и по-домашнему приятно, словно я только вчера покинул квартиру. Только пятна плесени на обоях слились и заполнили все стены и было душновато.

  Леха прямиком отправился на кухню, Катажина в спальню, а я – в ванную. Мне не терпелось принять душ и почистить зубы. Как ни странно вслед за ржавчиной потекла приятная теплая вода, и я вдоволь нанежился под ее струями.

  Когда я вышел, обернувшись полотенцем, они уже распахнули все окна и накрыли в зале стол: тунец в масле, шпроты и бычки в томатном соусе, гроздь зеленых бананов, которую, видно сорвали, не выходя на улицу, еще какая-то трава. Леха красовался в самой яркой летней рубашке, которую только смог отыскать в моем гардеробе. Кроме этого он напялил белоснежные шорты, белые носки и, насколько я помню, мои выходные шлепанцы из буйволовой кожи, которые были ему великоваты. Катажина подобрала что-то воздушно-прозрачное из вещей Татьяны Лавровой, чем привела Леху в боевое состояние, и он снова прилип к ней, явно испытывая мое терпение. Федор Березин как и полагается военному нашел себе армейскую майку и армейские бриджи.

  – Давай! – скомандовал Леха, протягивая мне стакан с водкой.

  Мы выпили, закусили. Потом еще раз выпили и еще раз закусили, расслабились и почувствовали себя друзьями, которых объединяют пережитые невзгоды.

  – Я же говорил, все хорошо, что хорошо кончится, – разглагольствовал Федор Березин, покачивая грязной ступней перед моим носом и кивая на распахнутое окно, в которое заглядывали райские цветы.

  Нельзя сказать, что их вид смягчал жару, но в такой парилке даже смотреть на реку было приятно.

  – И то правда, – с набитым ртом согласился Леха, маслеными глазами следя за Катажиной, которая в конце концов сообразила спрятаться за меня.

  – Ну да, – буркнул я, недовольный тем, что мне достались старые полосатые шорты и мятая белая футболка, которая, правда, эффектно подчеркивала недельную щетину.

  Сфинксы, которые я обычно видел из моего окна, куда-то пропали. Высоченная художественная академия, купол которой обычно царапал взгляд, пряталась под ядовитой шапкой растительности. Даже река была какая-то напряженной и слишком полноводной, словно у нее появились секреты. И вообще, почему-то мне все не нравилось – прежде всего отсутствие жителей. Я невольно подумал о хлыстах.

  Никто не заметил, как они появились. Леха поперхнулся – а они уже рядом.

  – Хлыстов мы извели, – сказал тот, что стоял ближе к окну.

  Мне даже показалось, что он в него вошел. Второй находился в глубине коридора у двери, которая была закрыта на засов.

  У меня всегда была хорошая реакция: я выбросил перед собой руку, собираясь превратить их в космическую пыль. Дудки! Ничего не вышло! Ладонь даже не нагрелась. Или у цекулов был античоппер, или от жары, усталости и водки я разрядился.

  – Спокойно! – нервно воскликнул цекул у окна. – Мы свои!

  За мгновение до этого между нами появилось что-то вроде водяного занавеса толщиной метра три. Сквозь него они смотрелись, как водяные.

  Тогда я узнал старшего. Со времени встречи на болоте он сильно изменился: приобрел копченую лысину и естественным путем стал почти черным. Сразу было видно, что настоящий землянин.

  – Гиренчир, – представился он, подавая самые дружелюбные знаки, то есть махал рукой, улыбался и вообще, производил впечатление близкого родственника.

  Голос его прозвучал глухо, как из колодца, и занавес пропал.

  – А я Есеня Нагайцев, – назвался второй, подходя. – Мы вас давно ждем, – и почему-то посмотрел на меня.

  Он тоже был загоревшим до черноты. Усы у него не росли, и только рыжая калмыцкая бороденка, торчащая, как мочало, выдавала в нем азиата.

  – Здрасте... – Леха пихнул меня в спину своим животом при всеобщем молчании, – кто это?

  – Друзья... – ответил я без особого энтузиазма, не зная, что несет с собой их появление. Наверняка ничего хорошего. – Выпить хотите?

  – По маленькой, – согласился Гиренчир, подходя к столу.

  Я уступил место, а Катажина перебралась ко мне на диван. Цекулы расселись между Лехой и Федором Березиным. Надо сказать, что последний вообще не проронил ни слова: то ли испугался – что мало вероятно, то ли не понял, кто это такие.

  Одна надежда была на Леху – он-то хорошо знал свое дело: налил по стакану, да ни что-нибудь, а самой настоящей домашней перцовки, крепкой, словно царская водка.

  Гиренчир выпил, как воду, даже не поморщившись, только крякнул и проглотил три сардины сразу.

  Есеня Нагайцев поперхнулся где-то в середине, но когда поставил стакан, улыбнулся и даже не закусил. Однако глаза у него подернулись влагой и покраснели.

  Федор Березин дернул головой и мрачно произнес:

  – Уважаю...

  – Сразу видно, что свои, – не удержался Леха.

  – Да цекулы они, цекулы, – сказал я со вздохом.

  – Что с тобой, милый? – уловила мою нервозность Катажина.

  – Не знаю, – сказал я. – Случится что-то.

  Действительно, если бы у меня был выбор, сбежал бы я куда-нибудь за тридевять земель, чтобы не видеть никого, но, пожалуй бы, Росса захватил.

  – Не-а... – покачал головой Федор Березин. – Не... цекулы не такие. А? – и, вопросительно посмотрев на меня, все понял: – Чем обязаны-то?

  Он почему-то решил, что они опасны, и потом эта чертова стена из воды. У людей нервы не железные. Каждый может сдрейфить.

  – Ты забыл, что я тоже цекул, – напомнил я.

  – Ты другое дело, – бросил Федор Березин, следя за каждым движением гостей. Он даже, наверное, протрезвел и готов был к решительным действиям, только не понимал, с кем имеет дело.

  – Оставь, – сказал я. – Они сами все расскажут.

  И они добродушно поведали. Цивилизация на Земле дышала на ладан. После того, как все смотались на Марс. После восстания хлыстов и неурядиц, связанных с фиолетовым смещением после того, как военных бросили на выживание, все закончилось естественным образом: хлысты и военные перебили друг друга, а население городов разбежалось.

  – Чего греха таить, – сказал Есеня Нагайцев, заглатывая бычка, с которого томатный соус, стека на бороду и капал прямо ему на джинсы. – Конечно, мы помогали. Но все без толку.

  – Тю... – невольно махнула рукой Катажина.

  Не верилось, что они в свое время экспроприировали у землян кучу денег – такие честные и правдивые глаза были у Есени Нагайцева.

  – Почему? – все еще не доверяя, спросил Федор.

  – Потому, что все города и коммуникации уже были разрушены, да и климат менялся очень быстро.

  – В общем, столицу перенесли на север, в Мурманск, – добавил Гиренчир и кивнул, чтобы Леха налил еще.

  Кто-то из наших присвистнул. Мы переглянулись: это что-то да значило. Как минимум – что Земля повторяет судьбу Марса.

  – Ну и что там? – спросил я, выражая всеобщее мнение, которое заключалось в отрицании реальности – ведь все мы только что пережили гибель цивилизации на Марсе.

  – Крупнейший город мира: сто тысяч населения. Современный рыболовецкий флот. Земледелие и швейная промышленность. В общем, не все так плохо. Помогаем восстановить цивилизацию в Певеке и на Эксмире. Еще есть порт в Русской гавани на Новой земле. Но пока нам не хватает ресурсов.

  Вот куда, наивно решил я, пошли деньги.

  – А здесь? – кивнул я в окно.

  – Здесь только наблюдатели. Так, на всякий случай. Климат тяжелый, лихие люди водятся, зверья понабежало.

  – А в Москве?

  – И в Москве тоже.

  – А юг?

  – Пунта-Аренас в Аргентине.

  – Ого! – воскликнул Леха, хотя наверняка не имел ни малейшего понятия, где находится этот город. – Я там не был.

  – А Австралия? – осторожно спросил Федор Березин, все еще испытывая недоверие к цекулам, которые оказались самыми настоящими земными мужиками, потому что жрали водку наравне с нами и не пьянели.

  – Нет Австралии... – произнес Есеня Нагайцев, – спеклась вместе с аборигенами.

  – Понятно... – тоном покойника протянул Леха.

  – Я не понимаю! – возмутилась Катажина Фигура, – а куда же все делись?!

  – Все гораздо хуже, чем мы ожидали. И куда бедному крестьянину подать?!

  В двух словах рассказал ей историю Земли за последние двести лет. О том, как США устроили третью мировую, как их обезоружила третья сила. Как бастовали МКС на Луне, как грохнули Англию, как уничтожили Ближний и Средний Восток. Ну и много еще чего.

  Гиренчир только согласно кивал. А моя Катажина бросала на него неприязненные взгляды. Только в чем он был виноват? Хотя у меня от их визита было тягостное чувство – все это должно было кончиться чем-то нехорошим.

  – Это я все знаю из учебников истории! – рассердилась Катажина. – Вы мне скажите, зачем мы тогда сюда прилетели?

  – Когда-то мир был другим, – начал объяснять я, но Гиренчир перебил.

  – Все правильно, – сказал он. – За исключением того, что 26 апреля 2028 года комета "Урсула" упала по нашей наводке. Перед нами стояла задача уничтожить наиболее агрессивную сторону наименее безопасным способом, иначе бы сейчас мы не беседовали с вами.

  – Уничтожили! – в сердцах воскликнула Катажина, показывая на полноводную, мутную Неву.

  – Надо было выбирать: климат или жизнь. Климат изменился, – непонятно кому пояснил Гиренчир. – Могло быть и хуже. К тому же мы помогли вам освоить Марс.

  Переживания Катажины больше никого не волновали. Молчащий до этого Федор Березин загадочно уточнил:

  – Так это вы, значит?!

  – Мы... – настороженно согласился Гиренчир.

  – Вот не знал! – восторженно заметил Федор Березин после некоторого замешательства, – и в свойственной ему манере добавил: – Значит так нашим врагам и надо! – Настроение у него в миг изменилось. – Враг моих врагов – мой друг!

  – Ну и отлично, – явно с облегчением резюмировал Гиренчир и спросил: – Теперь вы согласны?

  – С чем? – хором удивились мы.

  – Перемещаемся в столицу, за одно и на мир посмотрим.

  – А у нас есть выбор? – кисло осведомился Федор Березин, который, как и я, что-то заподозрил.

  – Да? – вмешался Леха Круглов. – Есть или нет?!

  Его беспокоило два обстоятельства: початая бутылка водки и, конечно, Катажина Фигура, которую я легкомысленно считал своей невестой.

  – Есть, конечно. Остаться здесь и прозябать на радость грабителям и разбойникам.

  – Поняла или нет? – спросил я у Катажины, пытаясь возродить к ней старые-старые, самые первые чувства.

  Действительно, куда мы еще могли податься: Марса не существовало, Земля находилась в упадке, Европу – спутник Юпитера – еще не обжили. Остальные большие и малые планеты галактики не были пригодны к жизни. А технологии перемещения со световой скоростью у землян, как известно, не было. Цекулы берегли ее как зеницу ока.

  Лично мне не хотелось покидать Санкт-Петербург. Я бы с удовольствием побродил по его улицам, заглянул бы в редакцию. Вдруг там сидит Алфен? Леха тоже, думаю, сбегал бы домой. Мы в ним завалили бы в наш подвальчик, где подавали холодную водку. Но теперь это по словам цекулов было опасным мероприятием. И мы согласились, выпив на посошок. У цекулов движения стали размашистее, а голоса громче. Но по-моему, мы все орали от возбуждения.

  Леха спрятал в карман початую бутылку, а Росс быстренько доел остатки трапезы и вылизал все консервные банки. Между тем я тихо плавился, словно сидел в духовке. Катажина да и все остальные чувствовали себя не лучше. После умеренного, влажного климата Марса, Земля казалась, в лучшем случае, самой верхней полкой в русской бане.

  Тарелка цекулов висела как раз над мостом. Вернее, это была не тарелка, а треугольный корабль из той серии, который сбили астросы над Санкт-Петербургом.

  От треугольного корабля к распахнутому окну протянулся огромный трап в виде шланга, по которому мы попали в прохладную каюту корабля и тут же взлетели, даже не поняв этого, потому что не ощутили ни перегрузок, ни волнения. Только Катажина, выглянув в иллюминатор, истерически ойкнула. Я тоже посмотрел: под нами расстилалась Европа. Редкая гряда облаков тянулась от Голландии до Сибири. Сплошная зеленая равнина разбегалась во все стороны. Даже Уральские горы выглядели, как холмы Африки. Мелькнули, на мгновение отразив солнечный свет, Обь и Енисей. Карское море плескалось в обрамлении голубых оттенков. На Новой земле и Таймыре росли леса. Помнится, в былые времена здесь завелись экзотические животные из мегафауны: мамонты, шерстистые носороги, саблезубые, которых, похоже, мы видели в городе, и прочая нестандартная живность.

  Потом корабль сделал крюк в южном направлении, и мы увидели то, о чем говорили цекулы и во что не хотелось верить. Примерно с широты Аральского и Каспийского морей начиналась самая настоящая пустыня – сплошные барханы сколько хватало глаз далеко на юг, где воздух становился белым и раскаленным. Самих морей, конечно, уже не существовало. Средиземное уменьшилось до размеров Онежского озера, а Геркулесовы столбы оказались на суше. Пиренейский полуостров высох и побелел. Из моря песка торчали обгорелые пики гор. Впрочем, это произвело впечатление только на землян, то есть на меня и Леху Круглова, потому что мы привыкли к иной географии. С горя Леха приложился к бутылке.