Текст книги "Джони, о-е! Или назад в СССР - 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

[4] Yngwie J Malmsteen – Far Beyond The Sun Live 1985 – https://youtu.be/wvGQ9jzTbB0

[5] Yngwie Malmsteen – Black Star – https://www.youtube.com/watch?v=dmFzT_BtVLk

[6] Yngwie Malmsteen – Adagio – https://youtu.be/N25AStSA1GU

[7] Табулатура – тип музыкальной нотации, схематическая запись музыки для клавишных, некоторых струнных и (редко) духовых инструментов. Табулатура оперирует рабочими элементами музыкального инструмента (клавишами, струнами, ладами). Для сокращения записи в табулатуре применяются буквы, цифры и специальные символы.

[8] Юрий Антонов «Родные места» – https://youtu.be/uuh5LOPX_dg

[9] Юрий Антонов «Шире круг» – https://youtu.be/npTC7Ko6A0c

[10] Юрий Антонов – Не гаснут костры – https://youtu.be/bfs3RJgc4Kg

[11] Юрий Антонов – Поверь в мечту – https://youtu.be/zyl2LVPbt0o

Глава 23

– Репетировать будете?

– Я буду, – сказал Гришка.

– И я, – сказала Лера.

Андрей промолчал, но развёл руками, вроде как говоря: «Куда мне деваться с подводной лодки?»

– Ну и отлично, – воспрянул я духом. – Дождитесь меня, а я вам такой «Имеджин» покажу, закачаетесь. Для Леркиного голоса как раз. Договорились? И всем остальным по песни найдётся, не переживайте. Главное – растите над собой.

– У нас, почему-то, без тебя хуже получается, – сказала Лерка, потупив взгляд. – Мы уже не раз это обсуждали с ребятами.

– Это нормально, – успокоил я и рассмеялся. – Есть такой эффект. Называется «присутствие лидера». В любой сфере совместного труда. Даже когда солдаты стройбата копают траншею, в присутствии командира это у них получается почему-то лучше.

Засмеялись все. Однако приходилось иметь ввиду этот фактор моего влияния на коллектив. День ото дня он становился всё сильнее. Специально оставляя магнитофон на записи, и прослушивая что они наиграли, я убеждался в этом всё сильнее и сильнее.

Что это было, я не понимал, так как специально на них не воздействовал уже давно. Поначалу было, признаюсь. Очень хотелось, чтобы у нас всё получилось хорошо сыграть на новогоднем вечере. Потом я «расслабился» и «вожжи» отпустил. Вот они и скисли. Похоже, что почувствовали мой расслабон? И потерю к ним интереса?

– А про песню Джона Ленона «Имеджин» вспомнилось вовремя, – подумал я, двигаясь по направлению к спорткомплексу «Динамо». Кавер-версия в исполнении Евы Касиди[1] мне очень нравилась. Я и сам предпочитал исполнять эту замечательную песню в таком варианте.

– Что же ребятам подобрать? – думал я. Почему-то я не хотел отдавать никому новые песни. Причину такого нежелания объяснить сам себе не мог. Не то, что жадничал… Но… Не разобрался, короче, ещё.

– Тоже какой-нибудь кавер надо подобрать… Подумаю.

Я сам сколько раз переигрывал и перепевал старые иностранные хиты, интерпретируя их по своему. Того же Фрэнка, «нашего», Синатру, Элвиса Пресли. Приходил к друзьям-музыкантам в кафе «Аренберд», что между кинотеатром «Комсомолец» и «Кукольным театром» образовалось в девяностых годах. В той подворотне, где нас с Татьяной чуть не кончили гопники и где мне довелось убить человека. Да-а-а…

Так вот… Приходил с уже готовыми версиями старых песен и пел. В своё удовольствие, так сказать… Ну и для повышения самооценки. В девяностых я попытался пустить корни во Владивостоке, но столкнулся с очень мощной преступной средой. Спорт в городе находился под полным контролем преступных группировок. Впрочем, как и любой «публичный» бизнес.

Можно было, конечно, уйти под милицейскую «крышу», но и там всё равно пришлось бы платить, если не уходить под погоны и тренировать в «школе милиции». Куда Полукаров меня, в том времени, «сватал». Но я уехал обратно в Москву и «прибился» к Штурмину, который тренировал под прикрытием комитетчиков. Да-а-а, были времена… И здесь всё к ним идёт, чёрт побери!

Вот и думай, что делать? Или вовремя смыться, или придумать как пережить ещё более трудное мирное время? Вот я и думал, думал, думал. Голова уже пухла от мыслей о невесёлом настоящем и не очень «светлом» будущем.

Полукаров встретил мой выход на ковёр пристальным изучающим взглядом.

– Что-то ты раздобрел, Семёнов. Сколько уже весишь?

– Шестьдесят, Анатолий Александрович.

– Да-а-а… Жалуется на тебя Халиулин. Тяжёлый ты уже для него. Не надо уже тебе с ним бороться. Может потянуть себе что-нибудь. Сам тренироваться будешь. Не хочешь поучаствовать в чемпионате СССР?

Я поразмыслил немного над словами тренера и рискнул сказать:

– Я, наверное, пока переключусь на бокс, Анатолий Александрович. Меня просят на нём сконцентрироваться. Вы в курсе?

Полукаров прищурился и усмехнувшись, кивнул головой.

– В курсе, что у тебя ударная техника лучше идёт. Почему не пришёл на вечернюю тренировку?

Я улыбнулся, хмыкнул, скривившись, и полушутливо сказал.

– Побоялся, что поколотят мужики. Косточки у меня хрупкие, не сформированные…

Полукаров тоже хмыкнул.

– Не бойся. Там не все «Ильи Муромцы». Есть и твоей комплекции. Приходи.

– Я пока по макиварам и мешкам луплю. Резкость и силу удара нарабатываю.

– Интересно посмотреть, – крутнул головой тренер. – Там у них, кстати, очень сильный каратист тренирует. Из Москвы специалист. У какого-то японца тренировался. Приходи. Себя покажешь и сам посмотришь. Не можешь же ты всё делать правильно, если никто тебя не учил.

– Ха! Меня и самбо никто не учил! – Разоткровенничался я.

– Да⁈ – удивился тренер. – Но ты говорил…

– Я соврал, чтобы вы меня взяли.

– Дела-а-а… – протянул Полукаров. – Тогда я ничего не понимаю в спорте. Тебе лет-то сколько?

Я вздохнул.

– Теперь уже и не знаю.

– Ах! Ну да! Слышал-слышал о твоей проблеме. Ты у нас, оказывается, с гипертрофированным развитием мальчик. Встречал я однажды такого. Но у него всё очень плохо случилось. Не гармонично развивался. У тебя, я вижу, – он оглядел меня, как манекен, – проблем не наблюдается. Молодец. Такие дети, обычно, под контролем медиков растут.

– Вот и меня под них загоняют, – вздохнул я. – И боксом грузят.

– Ну, ничего-ничего. Ты заходи сюда, когда захочешь потренироваться. Самбо много даёт того, что не даёт бокс или, э-э-э, карате.

Последнее слово он произнёс шёпотом. И тут у меня что-то «бзынькнуло» в голове.

– Э-э-э… А как того тренера, что вечером тренирует, фамилия не скажете? – спросил я. – Что из Москвы?

– Ты всех Московских тренеров знаешь? – усмехнулся Полукаров. – Жириков его фамилия, а что?

– Ни хрена себе! – подумал я. – Вот, где собака порылась⁈ Так Рамзин у Жирикова учился⁈ Ха-ха! Надо же, как ученики берут у учителей только то, что им надо. Ведь Сан Саныч только к двухтысячным немного приблизился к классическому карате. Инте-е-ре-е-е-сно…

– Спасибо, Анатолий Александрович. Обязательно воспользуюсь вашим приглашением. Какие наши годы⁈

– Ну, хорошо! – как-то облегчённо выдохнув, произнёс Полукаров. – Давай тренироваться.

В этот вечер получилось неплохо потренироваться со своим весом. Были в этой группе крепкие ребята, с которыми мне пришлось повозиться и которых получалось «брать» только на контрприёмах. Моё преимущество всё же было неоспоримым, так как всё-таки их я знал куда как больше, чем самбисты даже с трёх-пятилетней подготовкой.

Время от времени ловил на себе внимательный и задумчивый взгляд тренера, но я уже не скрывал от него свои навыки. Полагал, что комитетчики рассказали ему мою тайну. А нет, так расскажут… Полукаров делал какие-то пометки в своём журнале тренировок, а я мысленно улыбался. Это он записывал за мной приёмы, которые потом будет давать мне.

Подумав о «себе любимом», я прикинул, что с моим весом, я как раз могу попасть в одну категорию. Тот «я», что занимался с пяти часов и с которым мне совсем не нравилось встречаться, сейчас весил пятьдесят шесть или пятьдесят восемь килограмм. Но со следующего года перейдёт в категорию до шестидесяти двух.

Наша встреча с «двойником» состоялась ещё в ноябре. Я и не понял, сначала, что белобрысый самоуверенный мальчишка ведущий себя на ковре, словно у себя дома, это прежний «я». Уже год занятий и крупный вес давали этому «я» преимущество над другими ребятами. Оказалось, что «я», был несколько более упитанным, чем мне казалось. Странно, те свои в детские годы себя я толстым не ощущал. Однако складочки у этого тела имелись. Ха-ха…

К примеру, Женькино тело не имело ни жиринки и было вполне себе рельефным, потому, что я работал над ним, как кузнец над раскалённой заготовкой и свою работу над ним прекращать не собирался. А что оставалось ещё делать? Чем жить?

Хорошо позанимавшись и имея в уме цели и перспективы дальнейшего движения, я вернулся домой, где застал одну лишь Леру.

– О, мля! – сказал я, не увидев в прихожей мальчишечьих вещей и обуви. – А где пацаны?

– Уморились они. Гришка всё печенье слопал, а Андрюха вообще разоспался на твоём волшебном диване. Едва его растолкала.

– И зачем растолкала? Сейчас бы растолкали и поболтали. Есть у меня для них предложение, от которого они не смогут отказаться.

Что за предложение? – спросила Лера, но по её напряжённому взгляду, я понял, что этот вопрос её интересует меньше всего и что-то случилось.

– Всё в порядке? – спросил я. – Вы не переругались случайно?

Лера поморщилась.

– Ну, как тебе сказать?

– Как было, так и говори. Или, вернее, как есть, так и говори. С конца начни. Мы ещё вместе?

Лера посмотрела на меня прищурившись и усмехнулась. Потом глубоко вздохнула и отвела взгляд.

– Хороший вопрос. И я бы тоже хотела это знать. Мы вместе?

У меня пробежал по спине холодок. В голове зашумело. Проклятые юношеские гормоны хлынули в кровь и ударили в мозг. Блокировка, которую установил мой взрослый разум, треснула.

– Мы-то вместе, если ты со мной, – сказал я, словно не понимая на что она намекает, – а ребята с нами?

– Гришка – да, а Андрей, наверное, нет, – прежде вздохнув, сказала Лера. – Иди в душ, ты слишком пахнешь мужиком. И у меня от твоего запаха кружится голова.

Девушка приблизилась совсем близко и тронула меня, прикоснувшись ладонями к груди. Вроде как толкая, но на самом деле, притягивая меня к себе. Словно магнитом. Меня даже качнуло к ней.

– Чёрт побери! – выругался я вслух, не обращая внимание на её заигрывание. – Совсем ноги не держат. Устал словно лошадь. Пойду приму ванну. Отмокну. Ты не торопишься?

– Время детское. Девять часов.

Рванув в сторону ванной комнаты, чтобы скрыть оттопырившуюся штанину, я быстро разделся и встав под душ, включил воду на максимум. Струи хлестали по моему телу с силой три килограмма на сантиметр квадратный, а я стоял словно в тумане не от брызг, а от вороха мыслей. Юношеских гормонов в этом теле тоже было чрезмерно много даже для моего взрослого разума. Честно говоря, мне туманило голову даже простое присутствие Леры, а её прямой намёк на близость выключил разум совершенно.

Я сначала стоял под струями воды, потом сидел, даже не собираясь мыться, пока не услышал «обеспокоенно»: «с тобой всё в порядке?».

– Млять! – мысленно простонал я.

– Всё в порядке, – проговорил я стуча зубами, не понимая, что сижу под холодными струями душа. Горячую воду я так и не включил.

– Что с тобой? – также «озабочено» произнесла девушка, заглядывая в ванну.

– Ты офигела⁈ – стуча зубами, проговорил я. – Пошла вон!

– Ага, – сузив в хищном прищуре глаза, прошептала девушка и скользнула во внутрь.

– Ты чего⁈ Ты чего⁈ – запаниковал я, разумом понимая близость катастрофы, но телом желая её.

– Ничего-ничего, милый, – прошептала она, и мгновенно скинула с себя юбку и блузку.

Мазнув рукой по струям, она ойкнула и, крутнув кран горячей воды, шагнула в ванну. Меня словно ударило током, когда она присела и прикоснулась ко мне. Я не выдержал и, схватив её, развернул её спиной и посадил себе на колени. Хотел я одного, а получилось совсем другое.

Девушка, развернувшись, присела и… По моему телу пробежала очередная волна «телотрясения», мы оба ойкнули, девушка вздрогнула и мир для меня «погас» в ярких вспышках «фейерверка».

Как мы оказались на моей постели, лежащими под одним одеялом, я не знал. Очнувшись, я увидел огни проезжавших мимо моих окон автомашин и свет уличных фонарей. Даже не я, а, наверное, Женька, сказал:

– Ну, ты и дура… Ты что натворила?

Я бы так никогда не позволил себе обратиться к девушке, подарившей мне себя. Поняв, что «погорячился» и от моей претензии девушка напряглась, я, уже более разумно, внёс в свой «посыл» корректировку.

– Ты же можешь «залететь»! – сказал я и приподнялся на локте, нависая над ней.

Девушка отвернула голову к стене и я поцеловал девушку в ушко. Лера дрогнула плечом. Потом развернула лицо ко мне и прошептала, ловя своим взглядом мои глаза:

– Ничего не будет. Я подсчитала.

– Чего ты подсчитала⁈ – удивился и возмутился я.

– Того! – она хихикнула. – Мне девчонки рассказали и научили. Сегодня пятый день. Сегодня всё можно!

– Ну, ты, блин, даёшь! – не удержался я от удивлённого возгласа. – А они откуда знают, твои девчонки?

– Они давно с парнями ходят. Светка с восьмого класса живёт с Серёжкой. Залетела, правда. Сейчас жениться будут. Людка тоже давно.

– Во-во, залетела, а советует!

– Они специально. Давно жениться хотели, а им предки не разрешали. Вот они и того. Не предохранялись…

– Офигеть, – только и смог сказать я. – Не знал, что у вас у десятиклассников уже всё по-взрослому.

– Я в девятом, – тихо проговорила Лера.

– Фу, мля! Из головы вылетело!

– Слушай, а ты?

Лера толкнула меня в грудь и, уронив на спину, сама нависла надо мной.

– Что с тобой твориться? Ты же в настоящего взрослого парня превратился! Я же помню тебя по осени. Ты совсем пацанёнком к нам пришёл. А потом как на дрожжах… И вверх вымахал, и в плечах, и в…

Лера смело тронула меня за…

– И запах! Совершенно одуряющий! Что произошло⁈

– Взрослею, – просипел я, придавленный Леркиной, вполне сформировавшейся грудью второго размера.

Да… С запахом исходящим от моего тела я боролся. Не то чтобы он был противным, но он имел место, а это лично мне не нравилось. Дезодоранты в это время в магазине продавались, но такие, что от них самих нужно было применять другие дезодоранты. Я пользовался купленным в ГУМе более-менее «приличным» «Рассветом», но Ирина Григорьевна, как-то понюхав меня, на двадцать третье февраля подарила мне восточно-германский дезодорант в баллончике с распылителем «Экшн».

– Так быстро не взрослеют! – угрожающе произнесла девушка. – А ну признавайся! Ты американский шпион?

– Почему сразу американский? Может я Японский шпион, а на наших борщах меня разнесло?

– А-ха-ха! – рассмеялась Лера.

Потом она замолчала и, вглядевшись в мои глаза, сказала: «Я тебя люблю!» – и поцеловала в губы. Меня снова обдало жаром, губы сами приоткрылись и мы слились в поцелуе. Голова, словно от хорошего вина, снова закружилась, и я на некоторое время выпал из реальности.

– Ты сумасшедшая, – сказал я, едва отдышавшись. – Тебе разве не больно.

– Уже нет, – сказала она, отворачиваясь. – Я немного посплю.

– Какой посплю⁈ – возмутился я. – А домой⁈ Мать тебя убьёт!

– Я к Наташке отпросилась. Сказала, что буду помогать ей билеты учить, – прошептала Лера и тут же засопела.

– Вот, безобразница! – нежно обозвал я девчонку, обнимая со спины.

* * *

[1] Eva Cassidy – Imagine (Written by John Lennon) – https://youtu.be/uvgPZH4XfXs

Глава 24

– Ой, что будет! – с ужасом подумал я, вспоминая свой прежний опыт ранней любви. – И что мне теперь с ней делать? Ведь наши с ней взаимоотношения ещё только начинаются⁈ Ведь её не остановить!

Я реально страшился последствий любовной «горячки». Мы тоже тогда, вроде как, Хе-хе, «предохранялись», а как моя подруга-одноклассница «залетела», так и не поняли. А дело было в десятом классе. Да-а-а… Узнав о «залёте», и решив на девушке жениться, даже пришёл к её родителям с покаянием и предложением «руки и сердца». Отец подруги сдержался, а вот её мать надавала мне по лицу. Потом они увезли Светку в другой город и сделали ей аборт. Да-а-а… Такие дела…

Сейчас мой взрослый разум должен был сопротивляться юношескому кипению страстей, но со своей задачей явно не справлялся. А я рассчитывал на него. Однако инстинкты победили…

* * *

– Такого, как было вчера, быть не должно, – сказал я, войдя на кухню, где Лера жарила яичницу с луком. Об этом говорил сладковатый луковый запах, распространившийся по всей квартире.

Девушка посмотрела на меня и прыснула от смеха в полотенце, что было у неё в руке.

– Ты такой смешной! Тебе ещё газеты не хватает и очков на переносице. На моего папу был бы похож, когда он на маму сердится. Ха-ха!

– Что смешного? – насупился я. – Вчера детство кончилось! И отношения детские тоже.

– Так, мы и не дети уже давно, вроде, – продолжая улыбаться, сказала Лера. – По тебе вон, совсем не скажешь, что ты дитя.

Лера показала глазами на оттопыривающиеся спортивные штаны и снова прыснула в полотенце. Я нахмурился ещё больше, но не зная куда девать «демонстрацию» моего к ней «желания», которое возникло сразу, как только я проснулся и вспомнил вчерашние постельные сцены, спрятался за кухонный стол.

Честно говоря, проснувшись, я немного полежал и подумав, решил решительно поговорить с девушкой о «происшествии» по-взрослому. Однако теперь она сбивала меня своими насмешками с правильного настроя.

– Так же нельзя, ты понимаешь? А вдруг, кто-нибудь узнает? Это видно, когда люди, любят друг-друга…

– А ты меня любишь? – вдруг спросила она меня серьёзно. – Вчера ты что-то шептал совершенно невнятное. Как я тебя не пытала. Ты – точно японский шпион! Молчал, как партизан! Так любишь, или нет?

– Ну, как тебе сказать? – промямлил я и, опустив глаза в пол и сделав над собой усилие, добавил, словно извиняясь. – Ты красивая, но у меня голова сейчас совсем другим забита. Не могу я ни о чём другом думать, кроме музыки. Там у меня такая каша! Ты даже не представляешь!

Я так глубоко вздохнул, как только мог. Девушка сжала губы, прищурила левый глаз, словно целилась в меня из пистолета, и сказала:

– Так я и знала, что ничего не получится, – она тоже глубоко вздохнула. – Слишком ты этой своей музыкой озабочен. А Светка – дура! И я дура!

Лера вдруг закрыла лицо полотенцем и, сев на стул, тихо заплакала. Плечи её дрожали в такт всхлипываниям. Обойдя стол, подошёл к ней сзади, положил руки на плечи и попытался прижать девушку к себе, но спинка стула была слишком фигурной, а девушка наклонилась немного вперёд, поэтому получилось всего лишь положить руку голову. Я попытался её погладить.

– Я тебе не кошка, – гнусаво от слёз и соплей бросила она сквозь полотенце и движением головы уклонилась от моей ладони.

Моё сердце разрывалось, но ум был холоден. Да, я готов был схватить девушку на руки и носить по комнатам, с восторгом говоря ей всякие любовные глупости. Мне она очень нравилась. И мама у неё была спокойная и добрая, и отец не самодур, но я знал, что не люблю её по-настоящему и знал также, что любая первая «такая» любовь для девочки обернётся серьёзной психологической травмой. Когда я её «брошу».

Именно поэтому я не мог себе позволить «серьёзно влюбиться»! Во-первых, я не верил в «серьёзную раннюю любовь», так как точно знал, что в парнях просто бурлят гормоны, когда любое лицо женского пола, воспринимается как сексуальный объект. Любое, имеющее определённые половые признаки! Да простят меня женщины, но это правда!

Теперь мой разум был холоден. Я не давал Лере повода даже подумать, что она мне нравится. В ней я всегда видел всего лишь музыканта, соратника и единомышленника и чётко показывал это. Тем более, что она какое-то время дружила с моим другом Славкой. Дружба у них после нового года, вроде как, закончилась. Мне не было известно, что между ними произошло, но не спрашивал и продолжал делать вид, что не в курсе их разрыва, и даже передавал через Леру Славке приветы.

Моя холодность и отказ от её любви после того, что между нами произошло вчера может показаться подлостью, но другого варианта развития дальнейших отношений между мной и любой девушкой я не видел. Не мог я воспользоваться чувствами глупой девчонки, серьёзные они, или она себе что-то выдумала, главное, что я не испытывал к ней «настоящей любви».

– Понимаешь, ты мне очень нравишься, но я не знаю, что такое любовь. И ты тоже, скорее всего, тоже не знаешь. А просто заниматься тем, чем занимались вчера мы, – это не правильно. Ты же не хочешь сейчас иметь детей?

Девушка перестала всхлипывать и оторвала лицо от полотенца. Даже зарёванная она была прекрасна и я подумал, что нужно убрать с лица «влюблённость», но опоздал. Лера, что-то увидев в моём лице, неуверенно улыбнулась и шмыгнув носом спросила:

– Значит я тебе всё-таки очень нравлюсь? – она сделала ударение на слове «очень».

– Конечно нравишься, – поняв, что снова вложил в её сознание надежду, буркнул я, но продолжил «гнуть свою палку». – Только мы с тобой не взрослые, чтобы заниматься «этим».

– Да и ладно! – вдруг обрадовалась Лера. – Это Светка, дура… «Отдайся ему и он будет твой», – передразнила она, вероятно туже Светку. Она снова шмыгнула носом.

– Я сказала ей, что ты со мной, как с другом общаешься, а не с подругой, вот она и посоветовала соблазнить тебя.

– Хрена себе у неё советы! От такого «соблазнения» не только такой пацан как я, а любой бы мужик умом тронулся. Нравится не нравится – иди ко мне моя красавица. Но такими поступками влюбить в себя невозможно. Извини…

Лера снова «сдулась» и уткнулась лицом в полотенце. А я подумал, что что-то надо делать кардинальное и опустившись перед ней на колени, прижал свою голову к её животу.

– Прости, прости, прости, – шептал я ей в живот. – Прости, прости…

Поза была очень неудобная, но я терпел и ждал, когда она положит на неё свои руки. Минуты две стоял я скрючившись, но всё же дождался. Но не того, чего хотел. Лера вдруг заёрзала на стуле и захихикала.

– Щекотно, – сквозь смех проговорила она. – Перестань! Щекотно!

Поняв, что «нащупал» её «слабое место», я продолжил просить прощение у её живота.

– Прости, прости, прости.

Моё дыхание сразу становилось горячим и щекотало и мой нос, но я терпел, опасаясь чихнуть. Вот был бы казус! В конце-концов я сделал глубокий вдох и просто подул ей куда-то в район в пупка. Девушка вдруг прижала мою голову к своему телу и тихо вскрикнула, несколько раз конвульсивно дёрнувшись.

– Пи*дец, доигрался хрен на скрипке, – подумал я, правильно поняв, что произошло. – Это же девочка, мудак, а не сорокалетняя «девушка»!

Она прижимала мою голову так, что я боялся перекоса шеи. Мы сидели замерши несколько минут, потом руки девчонки ослабли и они погладила меня по голове, а я, уже ничего не опасаясь, положил голову ей на колени.

– У, ты какой хулиган, – проговорила она неуверенно. – Что натворил… Довёл девушку.

– Я случайно, – выдохнул я ей в колени.

– Тихо-тихо! – прошептала она и оторвала мою голову от себя. – Я ещё вся горю.

Поднявшись с колен, я взял Леру на руки и отнёс в спальню, а там, обещая себе, что «это в последний раз», с «холодной головой» уложил девушку на постель. Она лежала плотно зажмурив глаза, а я медленно снимал с неё юбку, трусики и кофточку с блузкой. Снимал и думал: «Ну, ты и скотина, Джон!» Думал, но ничего не мог с собой поделать.

* * *

После перехода наших с Лерой отношений в другую плоскость, я думал, что наш музыкальный коллектив распадётся, однако ошибся. Андрей и Гришка сначала позвонили по телефону, а потом пришли на репетицию к обеду. Мы немного перекусили «чем Бог послал»: борщом, жаренным минтаем, выловленным и замороженным ещё зимой, с толчёнкой из картофеля и компотом.

Сухофрукты – целый мешок, присылал цыганский барон, а минтай, добываемый в Охотском или Беринговом морях я покупал в центральном гастрономе на углу Ленинской и Океанского проспекта. Минтай в это время во Владивостоке никто за рыбу не считал и она залёживалась на прилавках, приобретая ещё более неприглядный вид.

Я же, зная как его надо готовить, покупал минтай, идущий на экспорт в страны Варшавского договора с удовольствием. Через заведующую «Радиотоварами» Ирину Григорьевну, которую тоже подсадил на «минтай под маринадом».

Кстати, как раз в эти годы в Москве распробовали минтай, как рыбу и правительство поручило разработать и внедрить комплексные линии по переработке этой рыбы с целью получения помимо рыбной муки и рыбного жира, высокобелковой продукции в виде балыка, фарша, печени и икры. Я знал, что в следующие годы, вплоть до развала СССР, добыча и переработка минтая будут увеличиваться из года в год.

К жаренному минтаю мои друзья уже привыкли и употребили его с удовольствием. Потом мы посидели немного, переваривая, а я поставил запись наигранных и спетых мной «патриотических» песен Юрия Антонова. Я всегда писал то, что играл. Плёнок уже скопилось более ста бобин. В моей комнате цыгане установили деревянные полки во всю стену со встроенным шкафом для одежды, книг, пластинок и магнитофонных плёнок. Там же стоял музыкальный комплекс «Текникс», практически подаренный Ириной Григорьевной: вертушка, магнитофон, усилитель и колонки.

Пока мы слушали песни, Лера «шуршала» на кухне. Причём я её отговаривал, но она взяла в свои руки бразды «хозяйки дома». Андрей с Гришкой переглядывались, перемигивались и улыбались, кивая в сторону кухни, а я тяжело вздыхал, кляня себя за «слабохарактерность».

– «Поверь в мечту» буду петь сам, – сказал я, когда прослушали все песни. – Она пойдёт первой на концерте. Остальные разбирайте себе.

– Тут хорошо вписалась бы «У берёз и сосен», – почему-то пряча глаза, сказал Андрей. – Я мог бы её спеть.

– Её? – удивился я. – В роковом исполнении? Не пропустит худсовет.

– Зачем в роковом? Упростим гитару, а я своим «вторым» голосом и спою. Мне и не вытянуть её, как ты орал. Такой глотки так у тебя нет во всём Владивостоке.

Андрей неуверенно улыбнулся. Я играл её дома на гитаре. Она мне очень нравится.

– А ну ка, возьми гитару? – кивнул я на инструменты, стоявшие у стенки на специальных подставках, сваренных из прутка на «Владивостокском судоремонтном заводе». – И иди к микрофону.

Включив аппаратуру на запись, вернулся в кресло «зрительного зала». Обеденный стол стоял ближе к окну и дальнему левому углу, ближайшему к кухне. Новый кожаный диван и кресла стояли у ближнего левого угла и вдоль обеих стен, образуя «треугольник покоя», как называл его Гришка. Он у нас ещё тот философ. Хе-хе…

– Лер, иди послушаем Андрея! – крикнул я, пересиливая шум струящейся из крана воды.

Девушка выглянула из кухни и заинтересованно глянула на нас с Гришкой, рассевшихся в кожаных креслах, а потом на настраивающего инструмент Андрея.

– Что вы ещё придумали? – спросила девушка, совсем по-взрослому вытирая руки о передник.

– Да вот! – показал я рукой на Андрея. – Садись. Сейчас «У берёз и сосен» слушать будем.

– Да? – удивлённо вскинула брови Лера и, хмыкнув, добавила. – Серьёзная заявка.

Андрей не отличался голосом и не претендовал на сольные вокальные партии. Барабан – такой инструмент, что играть на нём и петь, не для всех занятие.

– А! Так он на гитаре будет играть⁈ Я думала, на барабанах.

– Я и на барабанах могу! – чуть усилив голос через микрофон, произнёс барабанщик. – Там не очень сложный бой. Но песня спокойная и гитара удобнее.

– А кто тогда на барабанах сыграет? – продолжила вопрошать Лера, примеряя себя на должность «хозяйки» коллектива.

Мы с Гришкой переглянулись. Я неуверенно улыбнулся. Гришка нахмурился.

– Лер, ты сядь пока. Давай послушаем.

Девушка пожала плечами и села на диван.

Андрей начал простой перебор и спел песню так, как пел сам Юрий Антонов[1]. Я даже удивился тому, как ладно у Андрея это получилось. Наверное потому, что песни Антонова очень гармоничныегармоничные и естественные, для обычного голоса.

– Ну как? – спросил он, положив ладонь на струны.

– Как, Гриша? – спросил я, поворачиваясь к бас-гитаристу.

Он посмотрел на меня, усмехнулся и сказал:

– По моему в самый раз. Можно прямо так и оставить. Немного клавиш добавить, там, где твои гитарные рифы шли. Для колхозников среднего возраста сойдёт, а для молодёжи твой вариант прокатит. Тут и менять ничего не надо. Просто Андрюху на второй план отправить…

– Согласен. Утверждаем. Твоя это песня, Андрей, только предупреждаю, что это песня не моя, а Юрия Антонова. Садись за барабаны.

– На барабанах я могу постучать, – предложил Гришка.

– Да? – удивился я.

– Да!

– Не-е-е. Тут твой синкопированный бас нужен для акцента вокала. Я сам сяду за барабаны.

– Не надо мудрить, – подал голос Андрей. – Я сам буду стучать и петь. Нормально получится. Да и на гитаре ты, Джон, лучше сыграешь. Соляк твой фирменный, опять же… Куда без него? С ним любая песня звучит фирмово.

Я посмотрел на Гришку, на Леру. Они оба пожали плечами.

– Пусть играет, если хочет, – «разрешила» Лера.

– Пусть, – согласился Гришка.

– Короче, – улыбнулся я. – Оставляем всё, как было, только второй голос выводим вперёд. Отлично!

– И репетировать не надо, – потёр ладони Гришка.

– Репетировать надо всегда. Вот увидишь сколько раз он собьётся, когда вместе играть будем.

– Не собьюсь!

– Спорим⁈

– Спорим! На что?

– На твоё пиво чешское!

– Ну ты хитрый!

Четыре бутылки пиво привёз Роман.

– Ладно, договорились!

Поспорили. Сыграли. Не сбился. Достали пиво и всё выпили.

Потом порепетировали «Поверь в мечту» и все остальные песни. Ни Андрей, ни Гришка себе взять песни не захотели. Ни репетицию потратили два часа. Лера, стоя за клавишами, так и не снимала кухонного кружевного передника и это смотрелось так пикантно, что я вспомнил про «Имеджин».

– Покажем наш «Имеджин», Лера? Сможешь? – сказал я, когда последние ноты «Шире круга» отзвучали более-менее прилично.

– Если поможешь. Привыкла я уже к тому исполнению. А репетировали вчера мало, – сказала она и покраснела.

Ага, репетировали. Если не считать, что я поставил ей слушать «Имеджин» и ушёл в ванную, мы и не репетировали вовсе. На той бобине она была записана двенадцать раз, вот и звучала, пока мы не уснули. Да-а-а…

– Интересно. Я вчера весь вечер и всю ночь думал, что из него можно сделать кроме того, что сделал Леннон.

– Конечно помогу, – виновато улыбаясь, согласился я.

Ребята ушли в «зрительный зал», а мы с Лерой остались.

Я играл перебором, Лера первый куплет спела очень «рядом» и фразу «And no religion too» я спел высоко. Ну и дальше «правил» уже не стесняясь, ведя партию самостоятельно. Лера подпевала и в конце концов, когда мы повторили её, песня получилась.

– Круто! – сказал Гришка новое слово, которое не однократно слышал от меня. – Круче Ленноновского. Даже жалко, черт побери, что я не девушка. Хе-хе… Она так нежно её поёт, что мурашки по телу вот такие.

Гришка показал первую фалангу указательного пальца, отмерив указательный большим.