Текст книги "Джони, о-е! Или назад в СССР - 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

В принципе, я к концу жизни «наигрался» в каратэ от души, и в последнее время преподавал некий «микс файт», адаптированный для рукопашного боя и поединков смешанных стилей. Но базу каратэ не забывал и давал её особо продвинутым ученикам в виде стоек, закамуфлированных под упражнения для растяжек.

Может быть именно сейчас, человек, который в дальнейшем станет занимается подготовкой первых совместных антитеррористических групп МВД–КГБ, был мне и нужен?

Об этом успел подумать я, пока наливал в электро-кофеварку воду, включал её в розетку, резал хлеб, колбасу, мазал на хлеб масло, в общем – делал бутерброды. Заварка была свежей, утренней и её, как я убедился, заглянув в заварник, было достаточно.

– Даже и не знаю, что вам сказать, товарищ, э-э-э, следователь. Зачем мне какой-то куратор? Я что, преступник?

– А зачем преступнику куратор? – деланно удивился «следователь». – Преступнику нуден следователь и суд. А куратор нужен гражданам, которые могут пойти не по той дорожке. Вот вы с гражданином Семёновым едва не стали преступниками, а если бы был у вас куратор сразу, глядишь и не подставились бы под статью.

– Я, что, теперь буду работать под контролем, как радистка Кэт? Но я ведь не занимаюсь радиоделом, как таковым. У меня нет радиопередатчика. У меня нет даже «волшебной лампы 6П3С», без которой не возможно собрать радиопередатчик.

– НЕ поверю, что такой выдумщик, как ты, не соберёт радиопередатчик на транзисторах, – вдруг вставил Рамзин. Например, на тех, что вы сняли с прибора «свой-чужой»… «П шестьсот пятых»…

Я вздрогнул. А ведь и правда. Этот мощный транзистор как раз подойдёт для сборки радиопередатчика. Плохонького, но да. До какой-нибудь подлодки, зашедшей в нашу зону, может и «дострелить». Но это если их – штук десять – каскадом поставить.

– Но, зачем? – по-настоящему удивился я. – «Вошебные» лампы не такая уж и редкость. Наверное…

– Правильная оговорка, – улыбнулся Рамзин. – Ну, что, пожмём друг другу руки? Не знаю, как тебе, а мне лично знакомство с тобой будет очень полезным. Я тоже радиолюбитель и у меня нет специального образования.

– Да? – я удивился. – А как же вы будете меня «курировать»?

– Ну… Все-таки, я кое-что понимаю в радиосхемах.

– Кое-что… Хм! Понятно. Сразу предупреждаю, – пожимаю руку и говорю, – обучать ничему не буду и объяснять тоже. Нафиг-нафиг…

– Ну, почему ты такой грубый, Евгений, и неуважительный. Мы же, всё-таки, шпионов ловим. Ты патриот своего государства?

– Я патриот своего государства, – ответил, нахмурясь, – но мой патриотизм выражается в том, что я хорошо учусь и готовлюсь приносить пользу своей Родине, когда вырасту, а вы мне всячески мешаете учиться и развиваться. Был бы я кормящей матерью, у меня бы уже давно молоко скисло или вообще пропало. А так у меня киснет и портится характер. И вы добьётесь, таки, что я, когда вырасту, уеду жить в Израиль. На родину предков.

Лица обоих «гэбэшников» вытянулись и тоже мгновенно «скисли». Я, не чувствуя дыхания, посмотрел на них и пошёл на кухню. Пока они пытались снова научиться дышать, я принёс из кухни чайники, кружки, бутерброды.

– Всё? Очухались? – спросил я безжалостно. – А что вы хотели? С 1971-й по 1974-й год СССР покинули десятки тысяч советских граждан еврейской национальности. Это говори даже не Голос Америки. Это наша статистика. А я чем хуже?

– Кхе-кхе! – откашлялся следователь. – А ты, Женя, разве, еврей?

– Я, еврей, или нет – не знаю, а вот Евгений Семёнович – точно еврей. Раз является потомком Семёнова Якова Лазаревича.

– Кто сказал? – удивился следователь.

– В смысле, «кто сказал»? – удивился я. – Там же в документах вся его родословная. Метрики его рождения, отца, деда, прадеда.

Следователь стукнул себя по лбу.

– Точно, млять! Что ж мы не изъяли всё сразу⁈

– А на каком основании? Это не те бумаги, которые можно изъять. Хе-хе-хе…

Следователь недовольно посмотрел на меня.

– Ладно, умник, чем занимался, что не хотел отвлекаться на звонки Чем тарабанил?

Я улыбнулся.

– Это вы через три комнаты и закрытую двойную дверь слышали? – спросил я.

– Не умничай, говорю, и не зли меня, – следователь что-то действительно «окрысился».

– Я просто спрашиваю, – пожал плечами, – потому что я действительно колотил аж на первом этаже, а оттуда на лестничной площадке слышно быть не должно. А если слышно, значит, что-то не так. Надо проверить…

– Евге-е-ни-ий, – угрожающе протянул «следователь».

– Макивару я приколачивал к стене, – сказал я, незаметно косясь на Рамзина.

– Чего-чего⁈ – нахмурился «следователь». – Что за «макивару»?

– Это такой снаряд, типа мешка боксёрского. По ней японцы бьют руками и ногами.

Следователь и Рамзин переглянулись.

– Покажешь? – спросил последний. – Я увлекаюсь единоборствами, а ты, я понимаю,говоришь о японском каратэ?

– Да, пошли, – небрежно сказал я.

* * *

[1] Приходите в мой дом (Круг Михаил) – https://youtu.be/YnUGfvB4ERw

[2] Танька (Трофимов Сергей) – https://youtu.be/Xwns7VoJiG8

[3] По самому по краю (Трофимов Сергей) – https://youtu.be/-JlDKm812eI

[4] Ты мой свет (Трофимов Сергей) – https://youtu.be/dc86cCGetRo

[5] Боги мои боги (Трофимов Сергей) – https://youtu.be/sZh6_yULzUU

Глава 16

Мы спустились по винтовой лестнице на первый этаж, и подошли к тренировочному снаряду. Рамзин потрогал его, проверив на «отзывчивость». Лыжа пружинила изрядно. Он хмыкнул и покачал головой.

– И как ты с ним работаешь? – спросил он.

– С макиварой? Бью!

– А ну ка, ударь?

Вздохнув, я накрутил бинты и ткнул левым кулаком в обвязанный верёвкой край лыжи. Ткнул без отдёргивания, сдерживая напряжение изогнувшейся деревяшки. Потом ткнул правой рукой и тоже оставил руку распрямлённой. Потом снова левой, правой, левой, правой. Ускорился… Потом стал бить короткими сериями в четыре удара, быстро отдергивая кулаки от возвращающейся на своё место пружины. Бил я без глубокого проникновения, и поэтому возвращать руку успевал.

Получалось неплохо. Все эти месяцы я отрабатывал удары по газетному листу, подвешенному на верёвку, как простынь на прищепки. Верёвки своим пересечением образовывали двойной крест, с квадратом в центре, и использовались мной для отработки, в том числе, нырков и уклонов.

– Хорошая игрушка, – одобрил Рамзин. – Неплохо работаешь руками. А ногой достаёшь? Ты же не просто боксёр?

– А вы не хотите попробовать? – серьёзно спросил я и отшагнул в сторону. – Руками… Хотя… Чего это я вас ограничиваю?

Рамзин подошёл, пристроился и пробил маваси гери правой ногой, попав в верёвочную накладку подушками пальцев, однако, так как бил с проносом тела, вовремя ногу не отдёрнул и не расслабил. Ногу откинуло назад и Рамзин, потеряв равновесие, завалился на пол.

– О, как! – воскликнул следователь. – Огрызается? Хе-хе-хе! Это тебе не беспомощной мешок дубасить… Опасная игрушка.

Рамзин быстро поднялся.

– Ох, чёрт! – Рамзин потёр бедреннй сустав. – Чуть ногу не оторвала твоя макивара.

– Бывает… Вы, если хотите бить с проносом, больше скручивайтесь в тазу, чтобы колено на самом верху опускалось вниз. Тогда можно будет просто развернуться спиной. Давайте, покажу.

Подойдя к макиваре в темпе вальса, я ударил правой ногой боковой круговой удар, но выпрямил ногу только тогда, когда колено уже прошло верхнюю точку и стало опускаться. На самбо мы много играли в рэгби на коленях, и пальцы уже привыкли загибаться вверх, поэтому удар подушками пальцев получился качественным. Макивара от удара дрогнула, вернулась обратно, но моей ступни там уже не было.

– Ловко! Необычный удар! Ты хорошо растянут! Молодец! – похвалил меня Рамзин.

Меня покоробило. Взрослые, я заметил, позволяют себе оценивать детей только по тому, что они взрослые. Хотя сами, того, за что хвалят, не делают.

– А вы давно занимаетесь каратэ? – спросил я, чтобы заполнить паузу.

– Я не только каратэ изучаю. Есть много способов, э-э-э, различного воздействия на, э-э-э, противника. Во Франции, например, есть французский бокс. Он подразумевает удары ногами. Принципы движения одни.

– Не соглашусь, – возразил я, вспомнив, что и по этому поводу мы с ним однажды спорили, но к консенсусу не пришли. – Принципы, может быть и одни, но пути к ним разные и не все проходят этот путь до конца. Вот вы явно решили, что той гибкости, что у вас есть, уже достаточно, чтобы противника поразить. Но вы не правы. Гибкости в единоборствах много не бывает, как и жёсткости. И как соблюсти между ними баланс? Ведь гибкость противоречит жесткости, которую ошибочно принимают за силу.

Рамзин переглянулся со «следователем».

– Я не знал, что он ещё и философ, – замахал тот перед собой руками. – Это ты уж сам с ним разбирайся. Мне он уже вот где…

Гэбэшник показал ребром ладони на своё горло.

– Знаете, что? Мне показать, где вы у меня? – грубо спросил я, нахмурившись и опустив взгляд на свою ширинку…

– Ну… – захлебнулся от гнева следователь. – Да я тебя, щенок…

– А попробуйте. Думаете, у вас получится?

Я стал переминаться с ноги на ногу. Честно говоря, мне очень хотелось, чтобы он на меня напал. Однако Рамзин, положил ладонь на плечо напарнику.

– Вы б лучше извинились, товарищ капитан. Иначе я буду вынужден написать рапорт о том, что вы ломаете мне работу с перспективным, э-э-э, объектом.

Он не сказал, «вербовки», но это так явно читалось в качестве продолжения фразы, что я обалдел.

– Вы тут что, млять, устроили? – спросил гневно я. – Пришли два мужика ко мне домой и издеваются над ребёнком. Нашли, млять, объект для… для…. Для чего, млять вы нашли объект? Я прямо сегодня, млять, запишусь на приём к начальнику КГБ. Надеюсь, что всё, что вы тут… Всё это записывается. Не поможет ваш начальник, пойду в прокуратуру. Вы зае*али меня уже, товарищи в серых пиджаках! С вами начинаешь вести себя по-хорошему, так вы борзеть начинаете. В злого и доброго кагэбэшника играете? Пошли вы на хер из моего дома! Вы меня уже достали. Я не поеду в Израиль. Уеду куда-нибудь в деревню, и буду жить там, забросив к еб*еням эту радиотехнику. Буду бабушкам телевизоры ремонтировать.

Я «истерил» минут десять, а эти два чудовища тупо на меня смотрели и переговаривались.

– Ты видишь, – вдруг спросил «следователь» Рамзиина, – он даже истерит не по-детски, а по-взрослому…

– Да-а-а… Тяжёлый случай, – согласился Рамзин. – И что будем делать?

– Извиняться придётся, – поморщился «следователь». – И больше в такие игры не играть. Серьёзный парень.

– Да, уж… Извини, Евгений! – сказал Рамзин.

– Да, нахрен мне ваше извинение⁈ – восхитился я. – Стоят они тут и обсуждают меня, словно я не человек, а пугало огородное, или таракан какой. Вы совсем берега попутали, товарищи? Выметайтесь из моего дома, или я иду звонить. Вы, между прочим, товарищ «следователь», до сих пор мне своё удостоверение не показали.

Тут Рамзин удивлённо посмотрел на напарника.

– Это правда? – спросил он.

– А! Шучу я так, – отмахнулся тот – Не заморачивайся!

– Да! Издевается он так над ребёнком, у которого психика ещё очень неустойчивая. Вы ведь можете меня и до суицида довести. Я так и напишу вашему руководству. В случае моей смерти прошу винить не представившегося мне за два месяца товарища капитана и товарища, не пойми, какого звания, Рамзина.

– А я-то тут каким боком⁈ – удивился и возмутился Рамзин.

– Присутствуете при извращённых экспериментах? Соучастие! А как же⁈ Выметайтесь, короче! Никакого конструктивизма! Только воду в супе толчем!

Гэбэшники снова переглянулись.

– Я тут вот, что сказать хотел, – приподнял руку, привлекая к себе внимание, Рамзин. – Ты не хотел бы заниматься вместе с нами?

– Чем? – удивился я и рассмеялся. – Учиться убивать террористов?

– Почему, террористов? – напрягся Рамзин. – Кто говорил про террористов?

– А кому противостоит комитет государственной безопасности? Шпионам, диверсантам, а теперь ещё и террористам. Мюнхенская олимпиада! Ого-го… Одиннадцать заложников убили палестинские террористы. И в вашей «конторе» наконец-то озадачились созданием специального подразделения антитеррора?

Рамзин снова оглянулся на «следователя».

– Товарищ капитан, кто это? – он показал на меня пальцем.

А я мысленно ржал над ними во весь голос. Задолбали они меня своими нежностями и оперативным подходцем. Я просто лез на противопехотные заграждения.

– Вот и я в растерянности, – пробубнил «следователь». – Может, точно, доставить его к нам, а там кому надо, пусть разбираются. Ведёт он себя не как ребёнок, а как последняя антисоветская сволочь. Отъездом в Израиль пугает. Неадекватно ведёт себя. Что ещё надо? Спеленаем его и к нам.

– Вот, откуда он про спецподразделение знает, о котором ещё и приказа нет, такое оно секретное?

– Вы шутите? – задал вопрос обоим. – Голос Америки все уши прожужжал о том, что в США и других странах после Мюнхенской олимпиады создали специальные подразделения антитеррора. А мы, что, дурнее паровоза? Это же, как два плюс два.

– Он ещё и аналитик, Саша! Смотри, какой бриллиант! Спортсмен, музыкант, радиотехнический гений, философ и аналитик, млять, – не выдержал и ругнулся «следователь» и тут же извинился. – Прошу меня великодушно простить, Евгений. Вспылил… Что вы ещё можете сказать, Евгений, слушающий вражеские голоса, по поводу антитеррора.

– Могу сказать, пока ещё непредставившийся товарищ капитан, что в СССР ограничено право выезда за рубеж, а многим хочется. Глядючи с завистью на выезжающих евреев, некоторые стремятся выехать, захватив самолёт и пассажиров в заложники. За семьдесят третий год сколько попыток угонов самолётов было? Правильно – пять. Из них – один успешный, два – окончились взрывами, две попытки пресечены. А вы говорите, зачем нам антитеррористические группы?

– Не хрена себе он чешет! – воскликнул Рамзин.– Словно наш замполит. Мальчик, ты кто?

– Вот и я спрашиваю себя, кто он такой? И не нахожу, понимаешь, ответа. Теперь ты ломай голову, Сан Саныч. Пойду я.

– Так и я пойду. Ну его! Мне с ним страшно один-на-один оставаться. Вдруг, он оборотень? Не бывает таких тринадцатилетних мальчиков. Не-бы-ва-ет! Его к психиатру водили?

– Водили. Прошёл полную диспансеризацию. Ни психических, ни психосоматических заболеваний не выявлено.

Они снова, сволочи, разговаривали, словно меня не было рядом. Дразнили… Или как у них говорили в конторе, «качали»… И всё-таки они меня переигрывали. Я уже устал с ними перестреливаться', а им хоть бы что! Шутят, издеваются.

– Ладно, Евгений! Хочешь конкретики? Приходи сегодня на тренировку.

– Какую тренировку? По каратэ?

– А тебя интересует только каратэ?

– Нет, меня каратэ вообще не интересует. Мне интересен просто рукопашный бой.

– Вот у нас и будет, просто рукопашный бой. Покажешь нам свои удары. Ты где их подсмотрел? У кого?

– Не у кого их подсматривать. Сам придумал, – буркнул я, выказывая своё недовольство. – Куда приходить-то?

– Так, это… У нас один спорткомплекс – Динамо, зал самбо.

– Полукаров меня увидит там – убьёт.

– Не убьёт. С ним всё согласовано. Он сам участвует в тренировках в качестве инструктора.

– Понятно теперь откуда у Полукарова в тренировках элементы каратэ, – подумал я и сказал. – Но меня борьба не интересует. Самбо мне хватает и на тренировках. Я бы по лапам побил ногами. Попинал бы кого-нибудь, а ваши штучки-дрючки меня не интересуют.

– Попинал бы? А ты думаешь, если твою ногу встретят жёстким блоком, тебе потом захочется кого-нибудь пинать? Как и руками. Бокс против жёстких блоков не работает. У нас перчаток нет. И уклонами с нырками не назащищаешься. Блоки знаешь?

– Руками? Знаю четыре.

– Покажи.

Я показал в связке для одной руки: аге, сото, учи, гедан.

– Нормально. Приходи сегодня к девяти. А мы пойдём. Хотя… Если ты нас чаем угостишь…

– Чай кончился, – выпалил я. – И бутерброды, и вода. Хотя… В туалете есть.

– Ну, не паразит? – спросил «следователь» Рамзина.

– Интересный мальчуган, – кивнул Сан Саныч.

Мы вылезли на мой этаж, и они отправились в прихожую.

– Из того помещения спортзал можно сделать, – задумчиво произнёс Рамзин. – Пробить выход на улицу и нормально.

– Да, можно. А в подвале – тир.

– Ага, – согласился Рамзин. – Чёрт! Не заглянул туда!

– Пятьдесят метров подвальчик и высокий. Те же четыре с половиной метров. И сухой, как пустыня Сахара. Это ж под что делал Семёнов такое хранилище? А выход на улицу на первом этаже был. Замурован сейчас. Но ведь ломать – дело не хитрое.

Так они переговаривались, пока обувались. Потом «двое из ларца» попрощались со мной, и вышли из моей квартиры. А меня так разозлила их игра на моих нервах, что я решил: «Ни на какую тренировку не пойду. Пошли они все в задницу!».

* * *

– Рассказывайте, – после тяжёлого вздоха сказал полковник. – Рапорта я читал, но хочу вас послушать. Начни ты, Рамзин. Капитана мы слушаем ежедневно.

– Первое впечатление сложное. Моторика у мальчика отменная. Я бы сказал – поразительная. Причём, как крупная моторика, так и мелкая. Про моторику внутренних органов не говорю – не моя стезя, но медицина делает аналогичные выводы. Для двенадцатилетнего ребёнка такие характеристики организма не обычны. Тело мальчика функционально достигло максимально возможного развития. Как, собственно и мозг. Обычно, в этом возрасте организм человека труднее осваивает сложные двигательные формы, если не приучен с младшего возраста. Например, начинающие в этом возрасте гимнасты считаются бесперспективными. Мы же видели его домашнюю тренировку, которая перенасыщена элементами акробатики и гимнастики.

– Так, может быть, он с малолетства ею занимается? – вставил полковник. – Акробатикой этой…

– Может быть, но опросы учителей, родительницы, окружающих, данный факт не подтверждают. Акробатика у него специфическая. Боевая. Что-то вроде бразильской «капоэйры». А Гимнастика вся заточена на растяжки и ударную технику, на вроде каратэ, но это не каратэ. Больше похоже на китайские внутренние стили. Но тоже не оно. Это точно. Я много видел разных школ и стилей… Да и Александр Андреевич…

– Александра Андреевича мы уже слышали мнение. Сегодня на тренировке посмотрит, даст своё заключение. И хватит уже над ним подшучивать! Если он мне на вас пожалуется, переведу в ГУВД. Будете на дороге палкой махать. Или в участковые… Что ещё? С большеголовыми советовались? Вы понимаете, Рамзин, что на вас ложится ответственность принятия решения, что с ним делать дальше. Нам надо понимать, как такое может произойти с ребёнком? Что это? Внешнее воздействие, или внутренние особенности организма. Понимаете?

– Понимаю, товарищ полковник. Профессура делает вывод, что перед нами практически совершенно сформировавшийся человеческий организм. Тело практически полностью перестроилось из детского, во взрослое состояние. По крайней мере, как показали исследования, у Евгения практически закончился «подростковый период», а он обычно заканчивается в шестнадцать – восемнадцать лет. Если посмотреть фотографии, то можно видеть, как менялось тело мальчика. Рост тела ускоряется в первой половине пубертатного периода, а полностью заканчивается с завершением полового созревания. Это к двадцати годам у мужчин. У Евгения рост тела начался вовремя, но идёт сумасшедшими темпами. Как и формирование половых признаков, как первичных, так и вторичных. Боюсь, что ему скоро придётся бриться по утрам.

– На Кавказе тоже быстро взрослеют. Я встречал там бреющихся пятнадцатилетних подростков. И… Я, Рамзин, читал заключение врачей, что-то новое есть?

– С точки зрения физического состояния тела, могу сделать вывод, что этот процесс у Евгения, прошёл быстро и сбалансированно, что тоже весма редкое явление. При такой скорости формирования тела его должно было «колбасить» из стороны в сторону, и ни о какой акробатике не могло быть и речи. Обычно, мозгу нужно какое-то время, чтобы научиться управлять изменяющимся телом. А тут… Это если взять за факт, что сам период взросления его тела сократился с нескольких лет, до нескольких месяцев.

– Я не понимаю, что вы, Рамзин, хотите сказать? Что он уже взрослый?

– Почти. Не ошибусь, если определю его физический возраст, как семнадцать-восемнадцать лет. Но это – полбеды. Его психологический возраст определён нашими специалистами, как семидесятилетний. От него просто шарахаются сверстники.

– Кхм. Но ломка голоса? Он же как пел, так и поёт?

– Тембр голоса тоже изменился. И это хорошо слышно при личном разговоре. То приспособление, которое Евгений сделал, для коррекции голоса из высокого тембра в низкий, работает и наоборот.

– То есть, вы хотите сказать, Рамзин, что на последней записи он не изменял свой голос?

– Так точно, товарищ полковник.