Текст книги "Помещик 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Анна уже забрасывала удочки хозяевам Куровской, и там все зависит от полноты налитого стакана. Деревенька маленькая, да собственно, её покупать и не обязательно. Нужен только кусок леса и пустошь.

Но даже если покупать всю деревню, пятьдесят тысяч ассигнациями – красная цена. Так что договориться о покупке удастся, я уверен, за один день.

Итак расклад такой. Завтра к полудню мы в Калуге. Хозяева, вернее хозяйка, Куровской всегда в своем доме. Она сдает внаем его половину и на это живет.

От Куровской она имеет реально копейки и продаст её или часть с радостью. При удачном раскладе мы завтра всё и оформляем.

Вечером – контрольная беседа с Константином Владимировичем, и послезавтра уже составление конкретной диспозиции на месте. И вперед, начинаем работать.

После этого – инспекция калужских дел и возвращение в Сосновку. Ну, при необходимости, конечно, что-то надо будет и в имении Анны подшаманить.

Вообще, а нужно ли оно нам?

Дворня там в основном из родового имения Анны. Сама деревня маленькая, мужиков всего два десятка. Имение Анна покупала, и оно ей, судя по всему, совсем недорого.

Она просто привыкла так жить, и после смерти мужа, когда все решать стала сама, продала городской дом и купила себе эту деревеньку.

Это вопрос не горит, надо просто будет иметь в виду.

А вот легализация сербов – это горит. Непонятно, почему за такое продолжительное время они не смогли решить вопрос о своем статусе.

Скорее всего, они обращались к местным властям, и там хотели с них получить денежку, да еще и соседушка вынашивал планы их закрепощения.

Мне, я думаю, этот вопрос в Калуге удастся решить быстрее и проще.

Ключевой вопрос – претендуют ли они на получение земли? Ответ – нет. Они желают получить российское подданство и будут служить у конкретного помещика, а при необходимости землю будут арендовать. И власть все вопросы будет решать не с ними, а со мною.

А у меня есть каналы для решения, ну или для получения четкой информации – кому, сколько и когда занести.

Глава 5

Хозяйке той части Куровской, которая нас интересовала, уже естественно успели доложить, что я интересовался её лесом, и она расценила это абсолютно правильно и была, что говорится, на низком старте, вся в ожидании нашего предложения. Услышав предложение Анны купить её часть деревни, не сдержала своих эмоций, захлопала в ладоши и тут же произнесла:

– Да, конечно, я продам вам, Анна Андреевна, этот захудалый край деревни, от которого мне только одни заботы и совершенно нет никакого проку.

Мы решили, что будет правильнее купить всё это крохотное имение, где всего три двора и по данным последней ревизской сказки 1835 года было девять мужиков старше восемнадцати лет, один из которых с тех пор убежал, а другого отдали в солдаты. Детей с тех пор родилось всего двое, и притом девочки.

То есть это почти гиблое место. И земли, кстати, всего ничего: интересующий меня лес, пустошь, которая образовалась совсем недавно. по крайней мере еще перед войной двенадцатого года, это была пашня.

А сейчас в этом крохотном имении всего десять десятин пашни и, правда, почти тридцать сенокосов и лугов, небольшая пустошь и кусок леса.

Конечно, можно было мужиков отпускать на отхожий промысел, но тут срабатывал комплекс собаки на сене, и мужики сидели на печи и почти в буквальном смысле сосали лапу. Хозяйка не давала им заниматься ничем побочным, какое тут может быть отходничество.

Остальная часть деревни вполне себе ничего, земли конечно маловато, например. по сравнению с соседним селом Обухово, но все равно это земля и небо с частью Куровской, где главная беда – это нерадивая хозяйка.

Торговаться мы не стали, и запрошенные двадцать тысяч я выложил тут же. В палате крепостных дел нас ждали. Господин Иванов просто молодец, отлично всё понимает, и в три часа пополудни Анна Андреевна стала полновластной владелицей купленного куска деревни Куровская.

Тут же мы с приказным крепостной палаты и становым приставом поехали в Куровскую, и через два часа Анна официально вступила во владение купленным.

Собранные возле избы старосты мужики и бабы абсолютно равнодушно выслушали сообщение о том, что у них теперь другая хозяйка, но сразу же оживились, когда приказной сказал, что это Анна Андреевна. В толпе прошла волна оживления, и на некоторых лицах появились улыбки. А староста, седой старик с клюкой, неожиданно в пояс поклонился новой барыне.

В Калугу Анна возвращалась необычно притихшая, мне даже показалось, что у неё на глазах стоят слёзы.

Подъезжая к Калуге, Анна непривычно дрожащим голосом сказала:

– Мой батюшка всегда возмущался, что император Александр оказался неблагодарным монархом и не дал воли своему народу, спасшему его и Отечество. Крестьяне ведь такие же люди, как и мы. Разве новорождённого дворянина можно отличить от крестьянина? Даже государи такие же, когда их принимает акушерка. Как можно доводить своих мужиков и баб до такого, что у них такие потухшие глаза и они, наверное, даже разучились улыбаться?

Когда я собрался отправить посыльного к Константину Владимировичу, Анна попросила:

– Саша, пригласи, пожалуйста, господина Соловьёва к нам, а не в ресторан. Я не хочу сегодня идти туда.

Против такого предложения я ничего не имел, и через час мы принимали гостя у нас в нашей скромной гостиной.

Ужин немного задерживался. Константин Владимирович был большим любителем сибирских пельменей. Поста он не держал, но сегодня пельменей в меню не было, и Анна распорядилась приготовить их специально для нашего гостя. Ожидая, когда принесут ужин, мы прошли в кабинет.

– Ознакомьтесь, Константин Владимирович, с моими соображениями, – я протянул господину инженеру листы с изложением своего представления об организации добычи угля.

Константин Владимирович долго и очень внимательно читал написанное мною. Наконец он закончил чтение, отложил листы и поднял на меня взгляд.

– Мне совершенно нечего добавить, и даже нет смысла вам давать читать свои скромные предложения. Там нет ничего принципиально отличного от ваших соображений. Так, детали. Кроме работы угольного склада. О чём вы вообще не написали, но это, – господин горный инженер дёрнул губами и слегка махнул руками, обозначая незначительность этого вопроса, – а организация работы шахты у вас вообще, на самом деле, революция, даже страшно такое читать.

– Анна Андреевна предсказывает, что заводчики обратятся к государю с требованием судить меня и предать смерти, – я даже сам не понял, это ирония с моей стороны или грустная констатация предстоящего.

– Не сомневаюсь, да только уверен, что это сработает так, что ваши прибыли перекроют все их глупые аргументы, и жадность окажется на первом месте, – Константин Владимирович криво ухмыльнулся. – Помяните моё слово: пока глупцы будут лбы расшибать перед государем, те, что поумнее, тот же ваш дядюшка Алексей Васильевич, который, поверьте мне, великолепно умеет считать любые деньги – и свои, и чужие, – сделают то же самое.

Отзыв господина инженера об Алексее Васильевиче для меня был очень неожиданным и, надо сказать, приятным.

– Вы знаете, я Анне Андреевне сказал примерно то же, – теперь уже я криво ухмыльнулся. – Но я буду готов в любой момент уехать за границу.

– Если бы, Александр Георгиевич, знали, сколько раз я был готов уехать из России, – от горечи в словах Константина Владимировича у меня даже пошли мурашки по коже. – Я ведь разделял взгляды господ декабристов, но изменить присяге и поднять бунт против государя – это в моём понимании выстрелить в своё Отечество, и только это удерживало меня от бегства из России.

Было видно, что господину инженеру трудно говорить, и он замолчал, наклонив голову. Горькая складка прорезала его лоб, и несколько минут он молчал.

– Но, как говорится, Господь не выдаст, свинья не съест, – продолжил господин инженер. – Вот только мою супругу это всё в конечном итоге убило, – его голос задрожал, – в один не прекрасный момент она сломалась и тихо, как свеча, угасла за неделю. Берегите Анну Андреевну, вам очень повезло обоим, что вы встретились.

Разговор, перешедший на такую скользкую тему, пресёкся сам собой: в кабинет зашла Анна – ужин подан, и она сама пришла за нами.

Ужин в итоге был ужином в прямом смысле слова, потому что Анна, пригласив нас, тут же прошла вперёд, а Константин Владимирович, задержавшись на мгновение, тихо сказал:

– Можете на меня, Александр Георгиевич, полагаться всецело. И я готов завтра же приступить к работе.

В Куровской мы с господином инженером были почти сразу же после восхода солнца, а Анна поехала в своё имение.

Староста Серафим оказался умным и мудрым стариком и уже ждал нас, готовый к выходу; ему в буквальном смысле оставалось только подпоясаться.

– Вот что, – я запнулся, не зная, как правильно обратиться к старику, он вызывал у меня какое-то странное чувство – не просто уважение, а ещё что-то плюс, – старче, – нашёл я подходящее слово. – Соберите мужиков, в лесу надо будет построить большой копёр над оврагом. Там будет шахта. За работу я буду платить деньги.

Старик улыбнулся в свои седые усы.

– Добре. Значит, вы нашли горючие камни или, как их зовут учёные люди, уголь. Я сразу же об этом подумал. Это нашей… – старик жёвал кончик своего уса и сменил тему. – Господин горный инженер, значит, будет тут начальником.

«А старик не дурак и в горных чинах разбирается», – с удивлением подумал я.

– Вы Серафим Михайлович? – отчество старосты я выяснил, просмотрев ревизскую сказку в крепостной палате.

– Да, барин, – с поклоном подтвердил старик.

– Обращайся ко мне: Александр Георгиевич, а не барин.

– Хорошо, Александр Георгиевич, – старик, в отличие почти от всех, на имя–отчество перешёл без запинки. – Дозвольте народ собрать.

Мужики собрались быстро, буквально за десять минут. Похоже, они, как и староста, были готовы к этому. Бабы тоже подтянулись, но стояли тихо, как мышки, в стороне.

Староста посмотрел на меня, как бы спрашивая, кто будет говорить? Я отрицательно покачал головой и пальцем показал на него. Старик не растерялся, кашлянул и, опёршись на клюку, шагнул вперёд.

– Это, мужики, наш новый барин, Александр Георгиевич Нестеров, – староста покосился на деревенских баб и, повысив голос, повторил. – Не барин, а Александр Георгиевич, все слышали?

Староста закашлялся, но быстро справился с кашлем и продолжил.

– В овраге, там где выходят горючие камни, будет шахта. Вы все будете там работать, – староста оглянулся на меня и закончил без нотки сомнения. – Господин горный инженер будет нами командовать, а за работу все будут получать деньги.

Я рукой прикрыл рот, будто закашлялся, хотя на самом деле чтобы скрыть свой смех изумления. Ну, старче, силён.

Минут через двадцать небольшая бригада, взяв во дворах заранее приготовленные инструменты, двинулась к месту намечаемых работ.

Строительство угольной шахты «Куровская», первой в Калужской губернии, началось. Возможно, она будет и первой настоящей в Подмосковном угольном бассейне.

К полудню была отремонтирована имеющаяся в деревне тачка и начата выемка первого грунта для того, чтобы вскрыть пласт бурого угля и начать его разработку. Параллельно мужики начали валить лес, чтобы получить материал для строительства специального сарая непосредственно над шахтой, который называют по-умному – шахтный эксплуатационный копёр.

Староста работал наравне со всеми, не уступая молодым, а топором орудовал даже половчее. Я с Андреем и Константином Владимировичем тоже работали вместе с мужиками, не уступая им ни в чём.

К вечеру мужики вскрыли угольный пласт уже достаточно для получения первых вёдер угля.

Я с трудом сдержался, чтобы не взять их с собой. Константин Владимирович это понял и засмеялся:

– Конечно, уголь можно и в таком состоянии запихать в печь. Но обратите внимание, какой он грязный и, самое главное, мокрый. Поэтому его надо дорабатывать: сортировать, сушить и чистить. Поэтому обязательно нужен обогатительный участок, и там вполне могут работать и бабы.

То, что добытый уголь надо дорабатывать, понятно каждому, кто видит, что добывается, и староста уже поинтересовался, почему деревенские бабы не могут этим заниматься.

– В принципе, конечно, могут, если всё нормально сделать, – согласился я. – Но сейчас мы это обсуждать не будем.

Этот вопрос сейчас не самый актуальный, надо сначала укомплектовать чисто шахтёрскую артель, найти и нанять мастеров, решить массу попутных вопросов: люди где-то должны есть, пить и отдыхать.

Но я всё равно не удержался и полведра угля привёз в имение Анны. Сегодня мы квартируемся у неё.

Андрею я приказал максимально тайно помыть уголь и разложить его для сушки где-нибудь возле печи, но только так, чтобы избежать его случайного возгорания. Андрей проникся важностью поставленной задачи и сказал, что не будет сводить с угля глаз, пока он не высохнет.

У меня был такой торжествующий и довольный вид, что Анна с Ксюшей стали подозрительно посматривать на меня.

Первой не выдержала, естественно, девочка и задала мне вопрос, сразив меня им наповал:

– Папа, рассказывай, что у тебя случилось такого хорошего, что ты сегодня похож на котика, который на кухне съел у кухарки сметану.

Ксюша уже несколько дней называет меня папой, и мы даже не заметили, когда это произошло в первый раз.

Вопрос ею был задан так комично, что я не выдержал и повёл их показывать причину моего торжествующего и довольного вида. Анна сразу же поняла, в чём дело, и радостно захлопала в ладоши.

– Саша, вы добыли первый уголь! Поздравляю! А когда можно будет попробовать?

Я взял самые мелкие угли, на мой взгляд, они вполне уже высохли.

– Можно в принципе и попробовать, – Анна тут же, не мешкая, позвала своего истопника.

– Семён, заложи этот уголь в печку.

Угли разгорелись очень быстро, и было видно, что горят они лучше дерева, а у Анны были отличнейшие дубовые дрова, и теплоотдача от них выше.

Семён с углём был знаком и не удивился тому, как он горит, только спросил у меня:

– Где это вы, Александр Георгиевич, уголёк-то взяли? Неужто у нас в Калуге его продавать стали.

– А вот, братец, и не угадал. Это наш уголёк, калужский. Мы его несколько часов назад добыли тут неподалёку.

– Да вы что, Александр Георгиевич, – удивился Семён. – Вот бы им топить печку-то.

– А что, углём лучше топить? – задал я вопрос, зная на него ответ.

– Ну, Александр Георгиевич, – Семён снисходительно улыбнулся и развёл в стороны руки, – конечно. Я в углях разбираюсь. Анны Андреевны покойный батюшка всякие привозил для пробы. Лучшие угли привозили из-под Луганска, каменные. Это, – Семён ткнул в печь, – бурый. Если его хорошо помыть и высушить, то он будет, конечно, не такой, как каменный, но намного лучше дров. Думаю, чуть ли не в два раза теплее. Есть ещё древесный уголь, он почти как каменный. Но его надо уметь делать. От угля конечно золы и всего такого больше, чем от того же дуба, но тепла-то сколько.

«А Семён оказывается хороший специалист, по крайней мере, в углях разбирается», – подумал я, совершенно искренне восхитившись истопником Анны.

Мне не спалось. Анна, утомлённая ласками, как всегда, заснула у меня на груди. Но сон её был очень коротким. Она очень быстро проснулась и, почувствовав, что я не сплю, спросила:

– Саша, что-то случилось? Почему ты не спишь?

– Что ты, милая, ничего не случилось, просто думаю о нас с тобой. Разреши, я встану и зажгу лампу.

Я встал, подкрутил фитиль в лампе, чтобы увеличить её пламя и, соответственно, освещение.

– Скоро полгода, как умерли мои родители, и сразу же после святок мы обвенчаемся, – я серьёзно отнёсся к словам Анны и петициям заводчиков государю и решил, что бережёного Бог бережёт.

– Саша, может, не надо спешить и подождём до лета. Всё-таки полгода – это как-то…

– Полгода – это нормально, – мне и месяц нормально. Но не говорить же Анне на самом деле, что я попаданец.

Поэтому я привожу другие аргументы.

– Во-первых, это перестраховка от того варианта, про который ты говорила, я имею в виду петицию государю. Но это не самое главное. Я в мае еду на Кавказ, и там может произойти что угодно. Поэтому я хочу, чтобы ты была моей женой до того и чтобы ждала ребёнка. Тогда я точно вернусь оттуда живым. Прости, что я так эгоистично всё оцениваю: только мне, мне и мне.

– Почему же эгоистично? – я чувствовал, что Анна готова заплакать, и начал злиться на себя, что затеял этот разговор. – На самом деле ты больше заботишься обо мне, по крайней мере, о моём материальном благополучии, если со мной что-то случится. И я, конечно, согласна. Но с тобой ничего не случится, и никаких петиций никто государю не подаст; ты прав, что все заткнутся, когда на нашей шахте будут большие прибыли. Просто я очень хочу от тебя иметь ребёнка, потом ещё и ещё. И уже с трудом терплю.

Я засмеялся. Терпит она, и каждую ночь как голодная тигрица набрасывается на меня, так что я иногда утром еле ноги таскаю.

– Нет, Анечка, ты не терпишь, как и я, собственно. Чтобы забеременеть, надо любовью заниматься реже, ну хотя бы раз в пять дней. Чтобы у меня сила мужская накопилась и я…

Анна довольно сильно ударила меня в грудь своим кулачком.

– Вот ты какой подлый, хочешь уже начать отлынивать и придумал себе оправдание.

Я действительно поверил, что она это говорит серьёзно, и начал оправдываться.

– Анечка, ну ты что, ты всё неправильно подумала.

Анна довольно рассмеялась:

– А поверил, значит, правда.

– Да ну тебя, – я действительно готов был обидеться, а не притворялся.

– Ладно тебе, – извиняющимся тоном заговорила Анна, – я же понимаю всё сама и говорила совершенно несерьёзно. Не вздумай обижаться на меня, глупенький ты мой, Сашенька.

Её руки обвили мне шею, а горячее тело жадно прильнуло ко мне.

– Целуй меня, целуй.

Глава 6

Мы с Анной, наверное, действительно одно целое, и она утром сама завела речь о разумности продажи своего имения

– Саша, у меня после нашего разговора вот какая мысль возникла, вернее, вопрос. А зачем нам нужно моё имение? Я его купила от тоски. Мне в Калуге выть хотелось. В доме всё напоминало об утрате. А в своём имении было легче, проще и привычнее. Я же родилась и выросла в собственном имении. В Смольный меня отдали, я рыдала два дня, когда зашла речь о нём. Поэтому я сразу же купила первое имение, попавшееся мне под руку.

Я не нашёлся, что сказать, и решил, что самое умное с моей стороны – будет поцеловать свою любимую.

– Ты, как всегда, когда тебе нечего сказать, целуешь меня, – Анна притворно надула губы.

Я, конечно, поверил ей и ещё раз поцеловал её, но на этот раз мой поцелуй длился намного подольше. Анна притворно оттолкнула меня, изобразив, что теряет сознание.

– Ты неисправим, у тебя всегда одно на уме.

– Хорошо, как скажешь, – пожал я плечами. – Больше так делать не буду.

– Вот стоило мне согласиться на твою аферу, дать согласие выйти за тебя, как ты сразу же стал проявлять холодность ко мне и отказываешься даже целовать меня.

Анна, как настоящая тигрица, бросилась на меня, и я на этот раз от её поцелуя сознание чуть не потерял. Оторвавшись от меня, она довольно сказала:

– Всё, вот теперь мы с тобой в расчёте.

Но не тут-то было. Я сгрёб её в свои объятия и сначала чуть не задушил очередными поцелуями, а потом последовало и всё в таких случаях остальное.

Погода обещала испортиться, а так как нам предстояли поездки на строительство шахты, а затем, возможно, и на будущую сельхозстанцию, Ксюша осталась дома.

На строительстве станции нас ждал маленький сюрприз. Константин Владимирович представил нам двух человек, тоже отставников Департамента горных и соляных дел: отставного поручика, бергмейстера Николая Ивановича Сидорова и его двоюродного брата, отставного унтер-шихтмейстера Петра Николаевича Сидорова.

Ровесники, тоже калужане, отслужившие, как и Константин Владимирович, по тридцать пять лет.

Братья, им по пятьдесят лет, они, как и инженер Соловьев, начали служить в 1805 году, но он в двадцать, окончив Горный кадетский корпус, а они в пятнадцать – учениками слесарей. И они прошли до своих должностей, последовательно поднимаясь по ступенькам служебной иерархии Департамента горных и соляных дел.

Николаю Ивановичу повезло немного больше, он стал офицером и получил право на личное дворянство, и он будет мастером, а его брат – сменным. Пока он один в трёх лицах.

Это замечательно: на второй день работы на шахте появилось два специалиста, которые практическое горное дело знают на отлично.

Работа на шахте в буквальном смысле кипит. Сегодня на шахте работает не семеро мужиков, считая старосту, а ещё плюс десяток от двенадцати до восемнадцати лет.

Разрешить им работать попросил староста и исключительно на плотницких работах, чтобы поскорее построить копёр.

Константин Владимирович честно признался, что разрешил это, скрипя сердцем, опасаясь моей негативной реакции.

Я, изрядно озадаченный, откровенно не знал, что сказать, и в этот момент увидел глаза одного двенадцатилетнего пацана и сложенные на груди в просительном жесте ладошки.

– Только никаких переработок и подзатыльников, и зарплату положить такую же, как взрослым, даже если норму часов не будут вырабатывать. До четырнадцати лет – шесть часов. И до шестнадцати – никаких подъёмов тяжестей.

На краю пустоши, возле самого леса, деревенские бабы из каких-то досок, принесённых из деревни, лепили что-то наподобие сарая.

Когда мы подошли, они дружно прекратили работать и, повернувшись к нам, поклонились до земли.

После небольшой заминки они недружно, запинаясь, поздоровались с нами:

– Здравствуйте, Александр Георгиевич, здравствуйте, Анна Андреевна.

– Здравствуйте, бабоньки, – ответил я, а Анна промолчала. – Что это вы лепите?

– Так мужикам надо будет где-то перекусить, да и погреться иногда. Ветра тут не будет, а Серафим каменку сложит, всё-таки какое-нибудь тепло будет, – ответила одна из баб.

– Я разрешил вашим малолеткам работать, про условия спросите у них и у старосты. Если кто будет нарушать моё распоряжение, не опасайтесь, жалуйтесь. А с сараем идея правильная.

Вернувшись к шахте, я спросил Константина Владимировича, как он планирует сооружать сам ствол шахты.

– Я предполагаю крепь ствола не только опускать вниз, но и поднимать вверх, постепенно вдоль его стен отсыпать вынимаемый грунт и пустую породу. Но главное – быстрее поставить копёр с глухими стенами и плотно закрывающимися воротами. Тогда нам не будут страшны ни снег, ни ветер. Можно будет внутри его греть и спокойно готовить для заливки крепи мертель или известково-глиняную смесь.

Эти технологии я знал примерно никак, только однажды почти со стороны наблюдал по случаю, да и то в самом начале своей строительной карьеры.

– Тут я вам не указ, – засмеялся я. – Честно говоря, даже слов таких не знаю.

– Я не совсем понимаю, Александр Георгиевич, почему вы всё-таки решили сами добывать уголь, а не покупать его?

Этого вопроса я ждал с первого момента нашего общения и не понимал, почему господин горный инженер не задаёт его. Ведь он не может не знать, что в России уголь уже добывается. Хотя вполне возможно, деталей Константин Владимирович и не знает.

И сейчас этот вопрос прозвучал так неожиданно, что я даже в первый момент растерялся.

– Всё на самом деле просто. Английский уголь, конечно, очень хорош и пока дешёвый. Но я никогда не поверю, что возить его за тридевять земель так выгодно. Я полагаю, британцы нечестно играют и просто искусственно, держа низкие цены, пытаются застолбить за собой наш огромный рынок. Ведь пока выгоднее покупать уголь у них, чем добывать свой, даже в Новороссии и на Дону, не говоря уже о местных бурых углях.

Константин Владимирович слушал молча, всем своим видом показывая, что согласен с моими рассуждениями.

– Насколько я знаю, по-настоящему добыча угля нигде поблизости сейчас не ведётся. Хотя ещё недавно уголь пытались добывать относительно недалеко: в Зеленино Лихвинского уезда, под Алексином и Одоевом. В Зеленино вообще почти карьерным способом. Но всё это дело бросили, хлопот много, а прибыли – пшик. А я собираюсь недалеко здесь ставить паровые машины и в своём имении тоже. Так что мне, даже если прибыль от этого дела будет минимальной, всё равно будет выгодно. Вы ведь знаете, что эти машины очень нежны к качеству топлива. Тот же уголь, да и дрова должны быть максимально одного и того же качества, например, куски угля должны быть примерно одинаковые и стабильно одной и той же влажности. Поэтому я считаю, это дело надо самому контролировать. А ориентироваться на дрова уже глупо, их уже надо возить за тридевять земель, и с каждым годом – всё дальше. Да и опять зависимость от дяди.

Константин Владимирович оглянулся на какой-то шум сзади и, удостоверившись, что всё в порядке, опять повернулся ко мне.

– Я, собственно, так и полагал. Господ Гельмерсена и Оливьери имею честь знать лично и общался с ними перед отставкой. Они даже предлагали мне перейти к ним в экспедицию. В следующем, 1841 году, они должны вести разведку здесь, в Калужской губернии. Прикшинский уголь, это на Валдае, относительно дешёвый, десять копеек пуд. Доставка его, например, в Питер – ещё пятнадцать. Вроде бы овчинка выделки стоит, и качество отличное, воспламеняется легко и горит жарко, золы всего одна десятая доля от сожжённого угля. Да только…

Господин горный инженер махнул рукой и замолчал.

– Господа англичане в любой момент могут резко снизить цену, – продолжил его мысль уже я. – И пустить своих конкурентов по миру, и пока у нас крепостное право, невозможно с ними состязаться в производительности труда.

– Вот именно. Мне только непонятно, почему вы решили в эти игры играть.

– А я, Константин Владимирович, очень жадный. На Абадинских копях мужики, работая по двенадцать часов в нечеловеческих условиях, давали по четыре, иногда до пяти пудов угля в час на брата. Я уверен, мои мужики, работая по восемь часов, получая достаточно прилично и честно, без обмана, с моим хорошим отношением к ним, будут давать по десять и более пудов в час. С такой производительностью мне никакие англичане не конкуренты, и самые хорошие дрова тоже. Уголь я буду, как положено, дорабатывать, чистить, калибровать и сушить. Он в итоге будет мало уступать каменному. И в итоге я займу приличную долю рынка, набью руку и буду постепенно теснить конкурентов.

– Вы рассуждаете прямо как капиталистическая акула. От русского дворянина такое услышать, знаете ли, – господин горный инженер удивлённо покачал головой.

– Я в Париже этого духа набрался, – засмеялся я. – Там в воздухе чего только не летает.

– Вы, надеюсь, свои расчёты мне покажете?

– Конечно, приходите сегодня на ужин. И последнее, скажите, у вас есть ещё кандидаты на сменных мастеров?

– У меня нет, а у господ Сидоровых есть. Они уже им написали.

– Вот и ладненько. На эти темы вечером тоже поговорим.

С Куровской мы поехали на будущую Калужскую сельскохозяйственную станцию. На пустошах была пустота и безлюдие. Анна зябко повела плечами, ей тут явно было не уютно.

– Саша, ты уверен, что на этой бесплодной земле что-то может вырасти?

– Более чем. По весне что-то получится вспахать, и здесь будут посеяны клевер и люцерна. Там, где останется целина, подсеем прямо по ней.

– А ты думаешь, на этой земле что-то вырастет?

– Уверен, клевер на сено как двухлетняя культура, для улучшения плодородия. Люцерна в крайнем случае даст два укоса и в любом случае тоже улучшит плодородие, даже если не перезимует. А по целине что-нибудь да взойдёт, особенно если под дождь, а наши знатоки погоды точно скажут, когда подсевать.

Анна недоверчиво покачала головой.

– Спорить не буду, тебе виднее. А кого ты сюда поселишь?

Я прищурился и ответил вопросом на вопрос.

– А ты как думаешь?

– Думаю, что предложишь это сербам.

Анна думает совершенно правильно, в эти места я предложу поселиться сербам. Но это будет в повестке дня не раньше марта месяца.

Иван Прокофьевич Волков, конечно, дома. Его семья вся в сборе, они только что переехали и заняты устройством на новом месте. Я даже испытал неловкость от того, что так неудачно заехал. Ещё больше меня смутили его жена и дети, бросившиеся целовать мои руки в знак благодарности.

– Сударыня, – госпожу Волкову я удержал от её намерения в последний момент, – не надо это делать. Руки целуют дамам, а не дамы. Достаточно устной благодарности. Мне очень приятно, что вы цените хорошее отношение к себе. Иван Прокофьевич, – обратился я к Волкову, – пожалуйста, буквально на пару слов.

Ситуацию с сербами я объяснил, конечно, небольшим количеством слов, но быстро. Волков суть дела понял сразу же и тут же сказал, что это компетенция губернских властей.

Цена вопроса – два рубля за тех, кому нет шестнадцати, и пять – старше. Мужчина, женщина – роли не играет. Срок – самое большое, неделя.

Волков получил 12-й классный чин, теперь он губернский секретарь и исполняет обязанности помощника секретаря губернского суда.

Испытательный срок у него подходит к концу, и в ближайшие дни он станет просто помощником секретаря губернского суда и через какое-то время станет секретарём. Да, карьерный рост ещё недавно внеклассного чиновника уездного Малоярославца просто потрясающий.

Подставляться он, естественно, не будет, и деньги господину секретарю я передам лично, например, во время ужина в ресторане в отдельном кабинете. Это, кстати, исключит всякие мои подозрения о нечистоплотности самого Волкова.

Никаких пошлин платить не надо. Достаточно будет показаний отца Павла о том, что эти люди воевали с оружием в руках против турок на нашей стороне, и моего ходатайства.

Предложенный вариант меня устраивал на все сто. Я был настроен на большие затраты и более длительную волокиту.

Я рассказал Анне о визите к Волкову, и она предложила мне, не дожидаясь весны, начать переводить на сельхозстанцию и те семьи её поместья, которые пожелают сохранить прежнюю барыню.

Это будет замечательно, если к началу полевых работ следующего года на сельхозстанции появится постоянное русское население.

Константин Владимирович приехал с хорошими, приятными новостями.

Трое отставных унтер-шихтмейстеров, ещё год назад участвовавшие в экспедиции Гельмерсена и Оливьери, отозвались на письмо братьев Сидоровых. Двое из них тоже калужские, другой – из Юхнова, и завтра они приедут на Куровскую.

– Замечательно, инженерные кадры практически в комплекте, – я довольно и радостно потер ладонями. – Теперь бы нам быстро набрать шахтёров.

Ужин мы быстро проглотили, не терпелось скорее начать обсуждение штатов шахты и окладов жалования. Андрей с Луизой быстро убрали всё со столов на кухню, и я разложил все свои записи и нарисованные схемы.