Текст книги "Помещик 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Мы покинули город, двинувшись по Военно-Грузинской дороге на юг, но, проехав пару верст, резко быстро свернули влево. Нас ждет короткий марш до ингушского села Галгай-Юрт на речке Камбилеевке, рядом с которым русский военный пост Камбилеевский.

Военный пост и село мы аккуратно обходим, нам не желательны чужие глаза. Вроде бы получается, и вдоль тропы Сунженской казачьей линии мы начинаем двигаться в сторону Назранской крепости, первого серьезного укрепления на этой русской оборонительной линии. Вокруг неё уже есть казачьи станицы, но очень мало, и нам они не нужны.

Мы через несколько верст решительно берем на этот раз вправо и углубляемся в дикие, плохо освоенные людьми горные районы. Здесь, естественно, нет русских поселений и очень мало ингушских.

К полудню мы вернулись практически если не в зиму, то в раннюю весну.

Наши проводники уверенно ведут нас вперед, но как идти по уже горным тропам, еще местами полностью забитым снегом, я представляю слабо.

С ужасом я думаю, как поведут себя наши лошади, но они, похоже, очень хорошо обучены и совершенно не пугаются того, что внушает мне ужас.

Наши офицеры сохраняют олимпийское спокойствие, чего не скажешь о русских казаках и большинстве сербов. На их лицах написан неподдельный страх, а у Андрея даже дрожат губы.

Первое настоящее, как мне показалось сначала, испытание не замедлило себя ждать. Внезапно раздался какой-то нарастающий шум, и недалеко от нас сошла снежная лавина. Она прошла на совершенно безопасном расстоянии от нас, но грохот был серьезный, и невольно начали трястись коленки. Андрей, бедненький, вообще был близок к обмороку.

Но я почти тут же сообразил, что это много шума из ничего, тем более, что подполковник скомандовал сделать привал и разрешил употребить немного вина.

Сделано это было очень вовремя. Вскорости сошла еще одна лавина, и также, кроме шума, вреда от неё не было никакого, но короткий отдых и принятый антистресс оказали очень благотворное влияние на всех. Я лично совершенно успокоился, а глядя на меня, и Андрей.

Дальше процесс пошел веселее. Мы неожиданно вышли на менее снежный участок тропы, и сразу же отступила опасность лавин, а ноги начали переступать быстрее.

Лошади вообще вели себя идеально, они даже проигнорировали шум лавин, только немного активнее пошевелили ушами.

В полдень мы сделали первый большой привал. Тропа неожиданно расширилась, и вся сотня без проблем расположилась на отдых.

Никакой огонь разводить нельзя, только сухари и немного красного вина, разведенного водой. Другого рациона у нас в горах пока не будет.

Никаких разговоров никто не ведет, только тихие короткие команды отцов-командиров, наших офицеров.

После привала дело пошло быстрее, я начинаю понимать, какие молодцы Милош с Драгутином: никого уже корчит от страха, они сумели правильно подготовить наших казаков к походу.

Глава 23

Через какое-то время я начал понимать, что мы постепенно поднимаемся в горы. Но солнце и здесь очень теплое, и пока условия достаточно комфортные. Плохо только одно – снег на тропе. Но я с ним как-то уже смирился и приспособился и иду, думаю об Анне, как она там без меня.

Как прошел визит Рахманова? Как уже начавшийся сев? Как работает шахта? И всё-всё остальное.

У каждого казака, кстати, с собой по два килограмма идеально высушенного бурого угля. Мы решили, что он идеально годится для разведения огня, и никакой ветер его не задует.

Вдоль тропы, кстати, достаточно много деревьев и кустарников, и из-за этого наши проводники идут смело, не боясь лавин. То, что мы видели, было на открытом месте.

Небо, кстати, необычайно синее и глубокое, просто дух захватывает. Если бы не знание того, что ждет впереди, то можно было бы идти и наслаждаться походом.

Весна, кстати, есть весна, и там, где ветер сдул с камней снег, чисто и почти везде сухо. Эти места мы, можно сказать, можем пролетать, если б не одно «но». На них легко повредить ноги, особенно нашим лошадям, и в итоге получается даже медленнее.

К вечеру появились первые настоящие трудности – усилился ветер. До этого он был легенький и даже приятный. А тут появились резкие холодные порывы, которые, помимо всего, стали бросать в лицо колючий неприятный снег.

Перед ночным привалом начала наваливаться усталость, отяжелели ноги и появилась тяжесть при дыхании. Но это, скорее всего, уже влияние высоты.

У нас с собой есть палатки, но их совершенно негде ставить, да и непонятно, как быть с лошадьми. Мне на самом деле непонятно, зачем мы их вообще потащили с собой. Но потом я понимаю, что здесь, в горах, это не средство передвижения, а в первую очередь вьючное животное.

Если посчитать вес всего, что везут наши лошади, то это несколько десятков килограммов. Одно оружие и боеприпасы чего стоят. А это основное. Можно ужаться, например, с провиантом, всё-таки в военном деле надо уметь стойко переносить все тяготы и лишения службы, но ужаться с оружием и боеприпасами нельзя.

Так что без лошадей никак.

Перед самым объявлением привала нам крупно повезло: горцы находят пещеру. Она небольшая, в неё войдет не больше двадцати человек, да и то будет тесновато, лечь не получится. Но главное не в этом.

Пещера дает нам возможность смело развести костер, он не только даст в ней тепло, что немаловажно. Самое главное, на огне можно будет вскипятить воду, напоить всех горячим чаем и, возможно, даже приготовить что-то горячее.

Отцы-командиры с горцами обошли всех казаков и заглянули в лицо каждому. Ко мне особого отношения, кстати, нет. На меня посмотрели и пошли дальше. А полтора десятка пошли греться в пещеру, затем их сменили следующие.

Андрей был в числе тех, кто пошел в пещеру во второй партии.

Я в число оказавшихся в пещере не попал, но меня это не расстроило. Мое состояние, значит, отцам-командирам пока опасений не внушает.

Укрыв лошадь попоной и своей шинелью, которая в виде скатки была приторочена к седлу, я прижался к ней и понемногу начал согреваться. После получения своей порции чая процесс пошел быстрее, и мне удалось ночью урывками поспать.

Мое достаточно доброе самочувствие следующим утром для меня было удивительным. А когда я еще и более-менее полноценно поел, то вообще был готов признать, что на данном этапе жизнь, можно сказать, удалась.

Во Владикавказе мы свои запасы провианта пополнили свежей говядиной. И на завтрак было целых два блюда! Гречневая каша с мясом и кислые мясные щи. И, естественно, горячий чай с сахаром и сухарями! Как отцы-командиры это всё организовали, для меня осталось загадкой.

Пока мы трапезничали, солнце пригрело нас, и в итоге до полудня мы шли бойко и весело, если бы можно было, то, наверное, и с песнями.

А вот после большого привала в середине дня стало ощутимо тяжелее. Во-первых, высота. Во-вторых, небо затянула плотная облачность, и временами казалось, что вот-вот пойдет снег. В-третьих, опять усилился ветер, и он уже не порывами, а постоянно. Хорошо хоть быстро перестал бить по лицу колючим снегом.

Был, правда, и один существенный плюс. Ветер быстро существенно почистил тропу, и даже визуально снега на ней стало меньше. И это нам очень помогло, когда на нашем пути оказалось препятствие – ледяные глыбы, полностью перекрывшие тропу. Их мы обнаружили часа за четыре до темноты.

Мы до этого шли, максимально соблюдая шумомаскировку, но здесь выхода не было, и пришлось шуметь, и даже очень, разбивая лед.

Знакомых мне ледорубов еще нет, есть только топоры, но у каждого. И вот когда мы начали рубить лед, то сказали спасибо ветру. Уже на расстоянии двадцати метров совершенно ничего не слышно.

Тропу мы расчистили уже почти в темноте. И повалились все спать, опять укрывшись попонами и шинелями и в обнимку со своими лошадьми.

Не знаю, как другие, но я, быстро разжевав сухари и запив их разрешенным стаканом красного вина, просто отключился до утра.

Следующее утро было очень тяжелым. Ощущение разбитости во всем теле, чугунные ноги и руки и полная апатия. И на всё наплевать. Такое состояние было почти у всех, кроме отцов-командиров, горцев и шестерых людей подполковника, в том числе и Ефрема с Ефимом. Они все бодры и веселы.

Движение мы возобновили только через час после подъема, и надо сказать, что я лично был среди тех, кто уже был, можно сказать, к этому моменту в форме.

Часа через два-три мне показалось, что тропа пошла вниз. Мои мыслительные или, как говорят доктора и продвинутые умники, когнитивные способности резко начали улучшаться, и я вспомнил, что примерно в трех сотнях шагов от большой поляны, где расположился лагерь Османа, на карте подполковника изображена еще одна поляна, но гораздо меньших размеров. И она его отрядом не занята.

В этот же момент я подумал, а где засады, которых так опасался подполковник, перед началом спуска ко второй поляне, их же могло быть несколько?

Стоило мне подумать об этом, как мы остановились: впереди идущие горцы подали сигнал остановки поднятой рукой с раскрытой ладонью. Это означало – стой и молчи.

Тропа уже настолько расширилась, что впереди идущие могли позволить себе двигаться парами. Слева был горный склон, поросший довольно-таки крутой склон, поросший кустарником и редкими деревьями. Для альпинистов и скалолазов двадцать первого века, имеющих хорошее снаряжение, он, конечно, не препятствие, но сейчас он непроходим.

Справа – небольшой пологий каменный спуск на неширокую неровную площадочку, которая обрывается в достаточно глубокое ущелье, на дне которого шумит бурный ручей, который начинается на большой поляне и в ущелье попадает, протекая через маленькую.

Ветер уже почти стих, но шум ручья заглушает все звуки, так что требование молчать на самом деле чрезмерное.

За горцами идут сербы со своими ординарцами, затем двое пластунов подполковника, он сам с Ефимом и следом мы с Андреем. За нами движение опять в колонну по одному.

Я вижу, как горцы поворачиваются и что-то говорят сербам, те, в свою очередь, – пластунам. Несколько минут эта шестерка о чем-то переговаривается, а затем горцы и пластуны уходят вперед, отдав лошадей ординарцам сербов.

Подполковник всё понимает без слов, и вот уже ко мне поворачивается Ефим и передает приказ:

– Пластуны и вы, отдать лошадей.

За мной идут два десятка пластунов нашей сотни. Пока они отдавали своих лошадей, успели вернуться горцы, но одни.

Горцы очень быстро о чем-то переговариваются с сербами. Милош тут же поворачивается к нам и что-то показывает. Подполковник опять понимает, что происходит, и я получаю следующий приказ:

– Вы и пластуны, вперед!

Через пару минут мне становится всё ясно. Осман не стал организовывать засады на тропе, уповая на её непроходимость. Только там, где тропа выходила на поляну, был выставлен караул.

На поляне разбит вспомогательный лагерь отряда Османа. Это пять больших шатров или палаток ближе к дальнему от нас краю поляны.

Турецкий караул, стоящий у начала тропы, это десять воинов, тела которых к моему приходу аккуратно горкой сложены рядом с большим камнем, закрывающим её от лагеря.

Всего сто метров, а какая разница. На тропе еще много снега, в двух местах сегодня даже было по пояс, а на поляне уже даже сухо и начинает пробиваться свежая трава. Справа, там где, вероятно, течет ручей у почти отвесного горного склона, я увидел поднимающийся от земли пар. Он был очень похож на тот, что я когда-то видел на Камчатке.

Вероятно, там какой-то термальный источник, что было вполне возможным. Мы же на Кавказе, где этого добра хватает.

Огромный куст, растущий с другой стороны камня, закрывал нас от турецкого лагеря и позволял нам спокойно наблюдать за ним и готовиться к предстоящему бою, который неизбежен. Если, конечно, мы не собираемся посмотреть на местные красоты и пойти обратно во Владикавказ.

Камень, закрывающий нас от турок, небольшой, а вот куст действительно огромный. Сразу я не понял, что это такое, но, приглядевшись, понял, что передо мной, наверное, уникальный экземпляр кавказского рододендрона.

Сербы уже все решили, и когда я, закончив обозревать поляну, выбрался из красавца-куста, начали расставлять пришедших со мной казаков-пластунов по боевым позициям.

В это же время с тропы начали подходить другие казаки, но уже со своими боевыми товарищами – лошадьми.

Шум ручья здесь намного меньше, и можно спокойно говорить.

– Александр Георгиевич, вы вместе с другими казаками-пластунами остаетесь здесь. Вы командир. Ваша главная задача – перекрыть вход на поляну с другой стороны. У вас будет у каждого по три штуцера, готовых к бою. Первый прицельный выстрел по турецкому лагерю – ваш. Это будет сигнал к нашей атаке. Затем все внимание другому входу на поляну, – Драгутин меня инструктирует лично. – Когда вы увидите, что мы его перекрыли, открываете огонь по лагерю, если в это будет необходимость. Но один заряженный штуцер должен быть наготове, если, не дай Бог, турки сумеют начать подходить с большой поляны. Ваша цель – вон тот толстый турок у костра.

Я занял указанную мне позицию на свободном краю куста рододендрона. Что происходит у меня за спиной, мне не видно. Но глухие разговоры, почти перекрываемые шумом ручья, слышу. И могу предполагать, что там происходит.

Вот кто-то слегка дергает меня за ногу, и я слышу:

– Барин, ружья берите.

Судя по голосу и произношению, это кто-то из моих молодых казаков. Имя-отчество – это длинно, «Барин» короче, удобнее и, наверное, привычнее.

– Только обязательно проверьте, их благородие велели.

«Точно, кто-то из моих, – подумал я. – Серб не скажет „их благородие“».

Слева от меня какое-то движение, я слегка поворачиваю голову и вижу Милоша с Драгутином верхом с обнаженными саблями, клинками вниз, сзади них еще кто-то конный.

Милош поднимает вверх саблю, удобнее садится в седле. Я понимаю, что сейчас он даст сигнал к атаке. Беру штуцер и начинаю целиться.

Моя цель – толстый турок сидящий у костра.

– Цельсь! Пли! Вперед! – голос Милоша перекрывает шум ручья и легкий шум ветра.

Я стреляю. И тут же остальные открывают огонь следом за мной по целям, указанным сербами.

Думаю, что все выстрелы были точными, и наш залп произвел опустошение в турецком лагере.

По крайней мере, выскочивший, пусть и не достаточно дружно, из-за куста наш первый десяток никакого сопротивления не встретил.

Драгутин первым оказывается на другом краю поляны, быстро спешивается и бросается вперед на тропу, ведущую к большой поляне. За ним следом – пластуны подполковника и горцы.

Из-за моей спины вылетают по одному, парами и тройками другие казаки с саблями наголо. Никакого организованного сопротивления турки не оказывают. Кое-кто, правда, успевает схватить оружие, но всё это тщетно.

Я увидел, как один из них выскочил с ружьем из шатра и поднял его для выстрела по Милошу. Но моя пуля оказалась быстрее, и хотя он успел выстрелить, но уже в падении.

Пуля все равно просвистела где-то рядом, потому что серб обернулся на этого турка.

Казаки один за другим спешиваются и устремляются за Драгутином.

И в этот момент я вижу бегущего в нашу сторону Ефима. Его рот перекошен криком, который я еще не слышу, но понимаю, что он зовет меня.

Единственная потеря у нас – это подполковник. Внезапно выскочивший из шатра турок, вероятнее всего янычар и командир тех, кто стоял здесь лагерем, сумел прицельно бросить свой кинжал. Острый клинок по рукоятку вошел слева в грудь Виктора Николаевича, и он умирал, истекая кровью, когда я бросился к нему.

Зажимая рану, он успел прошептать:

– Моих людей возьмите к себе, не пожалеете. Паша, будь он проклят, наверное, погубил и моего сына. Если сможете… – договорить у него не получается.

Тело подполковника вздрогнуло и обмякло в моих руках.

Я закрыл его глаза, выдернул из раны кинжал, поднялся с колен и повернулся к стоящему сзади Милошу.

– Теперь вы, есаул, командир.

Ко мне подбегает испуганный Андрей. Я весь в крови подполковника, и он решает, что это моя.

– Нет, Андрей. Я цел. Это… – я делаю жест в сторону, и он видит лежащее на траве бездыханное тело подполковника.

В плен мы взяли всего десяток, и все были турками. А вот постреляли и порубили почти полсотни. Сербы не настроены были брать пленных, и удивительно, что еще этих взяли.

Но жить им явно осталось недолго. Милош с еще двумя сербами быстро допросили их, и я услышал его приказ:

– Лазарь, отведи их за камень и там к остальным.

Сказано это на сербском, но я уже его понимаю отлично. Самый старший серб отходит и что-то командует.

Один из десятков, полностью из сербов, идет к нему, и они уводят пленных за рододендрон.

Рядом со мной Ефим. По его грязным щекам текут слезы, но плачет он молча. Увидев, что я смотрю, он срывающимся голосом говорит:

– Их высокоблагородие велели здесь похоронить.

Я кивнул головой и сказал:

– Найди Ефрема и…

Что «и…» у меня почему-то не выговорилось. Такого жизненного опыта у меня еще нет.

Дело почти сделано. Драгутин пулей пролетел по тропе между двумя полянами, успел занять позицию и метров с десяти уложить первого подбегающего турка.

Остальные в замешательстве остановились, и этого хватило, чтобы к Драгутину подбежали горцы и двое пластунов. Их недружный залп обратил врага в бегство. Преследовать убегающих никто не стал.

Общие потери турок составили пятьдесят шесть человек вместе с тем, кого уложил выстрел Драгутина.

Милош приказал тщательно обыскать захваченную поляну, на ней были кусты, и вполне в них кто-то мог укрыться. Также он лично убедился, что все турки мертвы и среди тел нет еще живых.

К моему удивлению, был всего лишь второй час пополудни, когда мы закончили все дела на захваченной поляне, и Милош позвал к костру, в который упал первый подстреленный мною турок, меня и Драгутина.

– Часть дела сделана. Кто, что думает, как дальше?

Я ничего не думал и развел руками. Понятно, что теперь надо брать других турок, но как.

– Сейчас подойдут наши горцы, – Драгутин обернулся и помахал рукой горцам, вышедшим в это время на поляну. – Они точно знают, что здесь как, доложат нам и решим.

Два дня, проведенных бок о бок, растопили лед недоверия и неприязни, и горцы с сербами отлично ладят.

Бекболат и Залимхан откровенно довольны исходом первого боя. Первый раз я увидел на их лицах улыбки, когда стало понятно, что наша взяла, и слезы в глазах при виде погибшего подполковника.

Но эти эмоции в прошлом, сейчас они шли к нам после проведенной разведки.

– Все есаул лучше чэм могло, – начал говорить Бекболат. Залимхан все понимает, но говорит по-русски очень плохо. – Турки если не сдадутся, то за дэнь два мы их пострэляэм. Опасны только тэ, на вэрхних тропах.

– А взять их можно? – спросил я, опередив сербов.

– Конэшно, если сдадутся тэ. На эти тропы можно попасть с поляны.

– А уйти они могут?

– Нэт. Они могут стрэлчть по аул. Но аул тожэ, – горец волнуется и с каждой фразой говорит все хуже.

– Ты говоришь, – уточняет Милош, – что стрелки в вашем селе не дадут уйти тем, кто засел на верзних тропах?

– Да, только ночь. Но… – Бекболат не может подыскать нужное слово, но понятно и так.

– А ты подойдешь к ним ночью? – хитро прищурившись, спрашивает Драгутин.

– Подойду, если со мной будут джигиты из села, – неожиданно совершенно чисто говорит горец. – Там были те, кто по любой тропе мог пройти ночью.

В том-то и дело, что были. Я вспомнил свой вопрос подполковнику и ответ на него.

Когда он принес мне чай, я спросил:

– Виктор Николаевич, я никак не могу понять, если зимой горные тропы непроходимы, то как по ним прошли беглецы и турки, которые сумели заблокировать их в селе?

– Так это же всё случилось осенью. Беглецы поняли, что по горным тропам вряд ли успеют пройти, у них, полагаю, были раненые, да и сил уже не было. То, что видим мы, это цветочки, по сравнению с осенью. А Осману просто повезло, что он сумел пройти, можно сказать, в самый последний момент и заблокировать их. Вполне мог погибнуть с таким огромным отрядом.

– То есть эта осада длится уже несколько месяцев? – удивился я.

– Да, и неизвестно, кто там в селе живой.

Драгутин зло прищурился и, оскалившись, тряхнул головой.

– Лазарь у нас турецкий знает лучше всех, и голосище у него, недаром столько лет певчим был. Пошли к нашим d в начале тропы, будем предъявлять туркам ультиматум. Скажем, что всех, кто был тут, мы порешили. Их ждет та же судьба. Ясно, думаю, всем, что за день-два мы перестреляем всех до одного. Позиция там отличная. Сдадутся – мы всех оставим в живых, запрем в саклях и уйдем, тех на тропах это тоже касается. Они, я думаю, Бекболата поймут, когда он им объяснит. А если не поймут, то выберем одну тропу, перебьем их, а другим покажем. Так глядишь и Османа возьмем.