Текст книги "Книга вторая: Зверь не на ловца (СИ)"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Поэтому нынешний случай выводил Роджа из себя. Он давно забрел со своего кордона в зону ответственности RSE, но как ни бродил по ускользающим звериным тропкам, как ни осматривал чуть заметные следы, сбитые верхушки цветов, поломанные веточки и все прочее, что мог оставить неосторожный человек, – никак у Роджа не выходило увидеть капрала Холмса, одинокого и напуганного, молящего о помощи, которая не пришла вовремя. И это злило Лесничего, переполняя душу стыдом.

Вдобавок этот шторм. Черт бы его подрал, на. Весь лес был засыпан свежим буреломом, весь сухостой попадал, образуя непроходимые баррикады, а все следы, которые можно было бы списать на недавние события, казалось, были тщательно подчищены стихией... Родж уже несколько раз прошел по бывшему кровавому следу, который был почти целиком смыт дождями, – но не мог разглядеть, что стало с хоббитом дальше. Он отлично видел свои следы, следы егерей, даже двухнедельной давности следы дозорных-десантников, – и те кое-где сохранились, а несчастный хоббит будто взлетел в воздух, и там исчез с концами.

Либо, им занимался кто-то, кто умел и предпочитал следов не оставлять...

Родж несколько раз осмотрел паучие тенета на предмет останков капрала. Что-то должно было остаться, в любом случае, – хоть кости, которые пауки не едят. Побеспокоил жирную паучиху, которая вылезла из своего гнезда под корнями старого дерева, норовя метнуть в лесничего связку толстых липких нитей и агрессивно шевеля острыми хилецерами. Роджу было не до неё, – отпихнув прикладом наглую мохнатую морду размером с молочный бидон, с россыпью фасеточных глаз, он пояснил кровожадной арахнидине, что он, – дичь для неё великоватая, и заставил убраться назад в сухое логово.

Еще простудится скотинка, на...

Однако, от капрала у пауков не осталось ничего. Ни косточки. Ни пряжки от ремня.

Так не бывает, на. Хоть ты тресни.

Черт, а еще госпожа Мэллори куда-то запропастилась, – Родж с самого начала поисков был бы не прочь с ней посоветоваться, но она, как назло, перестала появляться... Ниэнн Мэллори была старой знакомой Роджа, у них даже что-то начинало завязываться года четыре назад, положа руку на сердце. Но, – Ладушка вовремя заметила и на корню пресекла. Какая бы Ниэнн ни была умница и городская интеллектуалка, против Ладушкиного сельского напора ей было далеко. В какой-то момент с будущей невесты Роджа разом слетела вся скромность и застенчивость! На его глазах милая, нежная, пушистая и ласковая, как кошечка, Лада выгнула спину, выпустила когти, и обернулась чем-то средним между шаанской террористкой и рассерженной ведьмой, обрушив на "городскую выскочку" весь ранее скрываемый стратегический запас непроходимого хуторянского жлобства...

Ниэнн тогда крепко повезло, что её не огрели чем-нибудь вроде коромысла поперек спины.

И они с Роджем решили, что будут, видимо, дружить. Только дружить, и все.

Сам Родж, откровенно скажем, это решение воспринял даже с некоторым облегчением, – он тогда уже крепко втюрился в Ладу, ничуть не любил Ниэнн, просто его, самого человека во многом необычного, не вполне сознательно тянуло к другому необычному человеку, а уж всякие там шуры-муры...

И без них жить можно, на.

Где же, на, этот проклятый след, на?! Капрал сошел с мотороллера. Это раз. Вошел в землянку, это ладно, это Единый с ним... Отдал там свое донесение. Или уже застал десантников мертвыми? Непонятно, но скорей – второе. Что дальше? Очумел настолько, что перерезал себе вены, на, и в таком вот виде побежал через кустарник напролом, поливая кровью все вокруг? Нет, конечно. Не истерик этот Холмс, сразу видно, и не дурак, на.

Значит, где-то тут на него напали. И ранили. Вот тогда понятно, чего он побежал, – он спасался... Ладно. Добежал до пауков и...

Черт его знает, на, что дальше было. Если б его пауки сцапали, тут бы он и висел, точнее, то, что от него осталось. Под этим вот деревом, с которого явно спускалась паучища, недаром паутина на ветке болтается... А должен бы висеть хоббит, замотанный в тенета по самое немогу. Но ведь не висит же! Зараза, на... Жаль, до дождя как следует не осмотрел, на, эту полянку, может что и отыскалось бы, на. А все эта белобрысая панночка, Ленска. Быстрей ей, быстрей... Доторопились, на...

Родж шел все дальше, пытаясь распознать на мокрой листве, траве и мху хоть какую-то зацепку, чтобы в сознании, как бывало, всплыл зримый образ, подсказка для поиска... Он был так сосредоточен, что не сразу отреагировал на звук, который донесся до его слуха сквозь стук дождевых капель по брезенту плаща и листьям вокруг...

Родж услышал приглушенный, далекий, но различимый выстрел. Он слышал на своем веку немало выстрелов, и безошибочно определил, из какого оружия стреляли, – это был звонкий, резкий выхлоп винтовки под патрон "хоббит-карбайн"... Родж прислушался, но звук не повторялся. Черт, далеко, на. Больше мили. И не совсем понятно, где... Он остановился, достал из-под плаща седельный карабин крупного калибра, с граненным двадцатидюймовым стволом и трубчатым магазином на семь патронов. Дослал, щелкнув рычагом, патрон в ствол и дозарядил магазин восьмым, блестящим двухдюймовым латунным цилиндриком с тупоносой серебристой пулей, увенчанной шестигранным "кратером" в головной части. Осторожно удерживая спицу курка, поставил его на предохранительный взвод.

Дело может обернуться как угодно. Кажется, его нехорошее предчувствие оправдывалось. Родж оседлал коняшку, слегка пришпорил, и сноровисто правя между деревьями, рысью поскакал через лес, чувствуя, как вода с хлещущих по лицу и плечам веток собирается на его одежде и устремляется к телу.

Но было уже не до того, на. Поспеть бы ко времени, на...

...Командира не зря смутила уступчивость Обезьяна. Собственно, Командира вообще редко что-то смущало зря, – предчувствие у людей с его жизненным опытом со временем становится таким же четким и железным ориентиром-указателем, как для иных – наручные часы. Однако в этот раз Обезьян довольно долго вел себя паинькой, – четко исполнял приказы, осторожно и профессионально действовал в дозорах, неплохо сработавшись с Грабом и Молчуном. Геннеорг его по-прежнему терпеть не мог, как признался Командиру сам орк, – из-за расизма, ссылки на который присутствовали чуть ли не в каждой даже походя брошенной фразе Обезьяна.

Обезьян ненавидел белых людей, ненавидел всех нелюдей, считая их уродливыми реликтами древних времен, не имеющими права на жизнь в современном мире.

Вообще, вызывал недоумение вопрос, – на кого же собственно, не распространялась ненависть Обезьяна? Ведь и соотечественников, шаанов, он тоже клеймил "тупыми скотами" за потворство завоевателям (как южным, так и северным), а нигроу из маатуцких саванн, своих единоверцев по "львиной крови" – "дикарями", за упорное нежелание терпеть некоторые привычки Обезьяна в своем обществе. Гномы, орки, огры, дхулхих и вамбу в его речах мешались в одну большую вонючую кучу, которую Обезьян бы с радостью спалил из гигантского огнемета, дай ему волю... Тот факт, что полурослики практически ничем не отличались от людей, кроме роста, то, что дхулхих, крылатые люди-нетопыри, ни с кем не контактировали, живя замкнутым и таинственным сообществом, в людских делах нимало не участвуя, а также то, что как минимум один орк был сейчас его боевым товарищем, его ничуть не смущало. Умудряясь прямо не дерзить Геннеоргу и не задирать его, шаан, тем не менее, регулярно давал понять всем и каждому, что он о нем думает.

Поэтому еще в самом начале пути Командир начал непроизвольно следить за новым членом группы, подспудно ожидая от него какой-нибудь пакости. И Обезьян не заставил себя долго ждать...

Весь первый день он послушно шел во фланговом дозоре, и за это ночью лег спать одним из первых – одновременно с Командиром. Командир предпочитал, чтобы их дежурства с Обезьяном так же совпадали, – спать, когда шаан бодрствовал, ему было как-то неуютно. Однако, уже через полчаса сна, он внезапно проснулся, и не от привязанного к большому пальцу сигнального шнура, ровно как и не по "биологическому будильнику". Первое, что зафиксировало его сознание, было отсутствие Обезьяна рядом. Второе действие, взгляд на хронометр, заставило его убедиться, что до его смены еще час. Значит, это Обезьян разбудил его, поднимаясь из укрытия...

Вначале Командир решил, что Обезьян расслабился настолько, что отошел по нужде. Вообще-то это следовало делать в походном режиме, – то есть, оправляться под надрезанный дерн, который после возвращался на место, а затем поливался жидкостью, подавляющей запах. И разумеется, ради такой ерунды не стоило шататься впотьмах, отвлекая дозорных и вообще создавая шум. Однако, едва Командир приподнялся из укрытия сам, как понял, что Обезьян "расслабился" даже сильнее, чем можно было предположить!..

Ночное зрения у Командира было развито достаточно, чтобы разглядеть сцену, проистекающую в нескольких шагах от укрытия, во всех подробностях. Обезьян, одной рукой умело заломив Омеле руку за спину, придавил её лицом на гигантский пень, пресекая крики и стоны густой подушкой мха. Другой же рукой он сосредоточенно шарил в районе пряжки брючного ремня девушки, но расстегнуть его все никак не мог, – в том числе и оттого, что Омела энергично, хоть и без особых результатов, дергалась и крутила задиком, пытаясь вырваться. Ширинка самого Обезьяна уже была расстегнута, выпуская на свободу внушительное "достоинство"...

"Сайтан! Вот позорище", – отстраненно думал Командир, в два прыжка заходя Обезьяну за спину, – "Тренируй этих дурочек, не тренируй, все равно найдется мерзавец, который безнаказанно и бесшумно сцапает их посреди ночи и определит в собачью позу к какому-нибудь пеньку..."

У Командира даже возникла мысль дать Обезьяну слегка поглумится над девчонкой, в педагогических целях, однако он её тут же отбросил. Никто, кроме учителя, права на наказание не имеет, а Омела и так уже получила свою дозу унижения и потом еще осознает, за что... Наказать, и строго, сейчас необходимо Обезьяна.

– Мймыла, оставь в покое девку, – нарочито мягко произнес он, встав так, чтобы Обезьяну пришлось как минимум обернуться, чтобы увидеть его. Одного звука его голоса оказалось достаточно, чтобы сбоку от шаана прямо из темноты вырос Геннеорг. Орк в мгновение все понял, ухмыльнулся, нехорошо обнажив желтые клыки, и поудобнее перехватил цевье "бобби", давая Командиру понять, что достаточно одного жеста... Но Командир не спешил, и дождался, когда сходу уловивший смысл ситуации Обезьян отпустит Омелу. Девочка выглядела исключительно непривлекательно, – все лицо в размазанных слезах, соплях и грязи, и сил у неё хватило только на то, чтоб проползти пару ярдов в сторону, всхлипывая и с трудом глотая воздух. Всевышний, и это – его боец!..

Но сейчас надо заниматься другим.

– Мймыла, я ведь тебя предупреждал? – спросил Командир, легко приближаясь к Обезьяну пружинистой походкой, – Ты меня неправильно понял? Я что, сказал тебе, – "девочка общая, её можно трахать, можно, – силком, можно даже слегка поколотить, но только когда я сплю и ничего не вижу"?

– Ну, – Обезьян попытался состроить хорошую мину при плохой игре, поспешно прибрал свое "хозяйство" и застегнул штаны, – ты конечно, сказал по-другому. Но ты-то её имел, когда хотел, ведь так? Не спорь, у меня на это наметанный взгляд. Чем я хуже?! Или у нас только командиры имеют право на расслабуху после боя?

Обезьян отлично понимал, что сейчас будет. И сейчас не пытался "восстановить справедливость", – он знал Командира, и не строил иллюзий. Другое дело, он машинально старался вывести из себя потенциального противника, заставить Командира вести себя резко и необдуманно в предстоящей схватке. Эта тактика, обычная в маатуцкой лювейре, полутанце-полуборьбе, когда соперники перед боем подолгу осыпают друг друга изощренными ругательствами и пытаются вывести врага из себя, была излюбленной и для всех акций Обезьяна. Казалось, ему сейчас не хватает только вытянутого, как стручок, щита в одной руке, и ассегая в другой, чтобы начать смертоносный танец из блоков, ударов оружием, щитом и ногами, уколов и широких подрезов. Высшим классом считалось, когда бойцы вообще не касались друг друга, вплетаясь в движения противника и стремительно подстраиваясь под его тактику... Ассегая у шаана не было, однако правая рука Обезьяна уже нырнула за спину, где на поясе в жестяных ножнах висел широкий длинный кхукри.

Шаан был мастером лювейры, куда лучше Командира, знавшего только базовые движения.

Но Командир и не планировал сейчас учинять тут лювейру.

Геннеорг демонстративно кашлянул, и не менее вызывающе щелкнул затвором пистолета-пулемета, но Командир отрицательно качнул подбородком, не останавливаясь и заходя Обезьяну по дуге во фланг. По сравнению с массивным шааном он казался щуплым, низкорослым и совсем не опасным... На взгляд дилетанта, ни одного из которых поблизости не случилось.

– Хочешь выяснить отношения, Мбавну? – ухмыльнулся толстыми губами Обезьян, – Хочешь меня проучить? Сайтан, кажется, я тоже не против, чтобы ты попытал...

Договорить он не успел, как и выхватить оружие. Командир ударил один раз, так быстро, как внезапный ураган ломает сухое дерево посреди саванны, – никто, кроме Геннеорга, и не успел уловить зрительно тот момент, когда он без изготовки нанес сокрушительный удар открытой ладонью, снизу вверх. "Харамата ха дзаиди", "монах прибил муху, мешавшую молитве"... Очень громко клацнула челюсть, Обезьян издал булькающий звук, и комом рухнул на спину, придавив тяжестью тела отведенную назад руку. Орк сильным рывком перевернул бесчувственного шаана, выдернул кривой тесак из ножен и заткнул себе за пояс.

– Добить, Командир? – негромко спросил он, довольно рыкнув из глубины горла. Глаза Обезьяна закатились, он прикусил язык и кровь струйкой стекала вместе со слюной из полуоткрытого рта. А резкий запах недвусмысленно указывал, что вдобавок он еще и обделался. Не со страху, конечно, непроизвольно, не так уж и редко случается. Объедаться не надо было, особенно если желудок успел отвыкнуть от жирного...

– Нет. Нельзя, к сожалению, пока. Сложи его на бок, чтоб слюной не захлебнулся. Пусть полежит, через полчаса должен придти в себя. Как очухается, дай ему воды. Больше мы с ним трудностей иметь не будем. Уж я его знаю. Омела, встать и привести себя в порядок. Полчаса на отдых, потом сменишь Граба на дежурстве. Геннеорг, я подежурю вместо тебя... Омела, встать, кому сказано!

Командир с секунду постоял над сжавшейся возле пня девочкой, затем поймал осуждающий взгляд Геннеорга. Нагнулся, осторожно помог Омеле встать, погладил её по растрепанным волосам, испачканным хвоей и листвяной трухой. И неловко обнял, когда она прижалась мокрым лицом к его груди и от всхлипов перешла к рыданиям...

– Не горюй, доченька, – мягко проворчал Геннеорг, оттаскивая Обезьяна за ноги в сторону, – А на следующий раз запомни, для чего тебе на попу такой хороший ножик привесили...

Остаток ночи Командир провел на посту, вглядываясь в темноту, и время от времени поднося к глазам бинокль с электрической подсветкой дальномерной шкалы. Сосредоточенность не мешала ему думать, а мысли бывалого бойца сейчас занимали слова Обезьяна, о каком-то особом задании Руководства.

Конечно, Обезьян мог и набрехать. Он и так старался всячески доказать свою важность, независимость, и в штаны Омеле полез, конечно, не из одной лишь похоти, а утверждая авторитет на свой невзыскательный манер. Но некое рациональное зерно в его словах просматривалось....

У Командира тоже стояла своя задача, и он готовился на полигоне, расположенном на полях частного поместья в Хосрое, ко вполне конкретным вещам. К штурму трех объектов, – "Кувшина", "Скважины" и "Сена". Саллах выделил ему "Кувшин", и Командир его отлично отработал. Обезьян на базе готовился к "Искре". Готовился хорошо, – Командир сам видел, – и отработал тоже очень хорошо. Но вот ведь, Обезьян решил начать раньше срока, обозначенного генеральным планом, как бы по случайному стечению обстоятельств ... "Как бы", вот именно. Вместо того, чтобы атаковать объект в выходной, когда там кроме охраны никого и нет, он напал на него в обед рабочего дня, из-за чего гибнет прорва гражданского народу. А сама акция (из беспроигрышного варианта!) превращается в подобие циркового трюка по степени риска. Мотивирует он это тем, что ему уж так кстати попалась водовозная машина, грех было упускать случай... Допустим. Полная чушь (в выходной никакая водовозка и не понадобилась бы), но допустим... У группы освободилось еще пять дней до эвакуации. Что делает пять дней Обезьян? Сидит тихо и ведет разведку? Выходит на связь с координатором?

Как же, держи карман шире.

Обезьян нападает на какой-то паршивый хутор. Там опять убивает много гражданских, и некоторое число военных, – обычных гражданских и обычных военных, никакого стратегического значения не имеющих и, в принципе, безобидных людей. Сам Обезьян даже не придумывает для этих убийств мотивации, – захотелось поиметь особо аппетитных девок, да и все. Хреновое объяснение, однако, что дальше делает Обезьян, когда до эвакуации всего ничего? Идет на связь с кем-нибудь из других групп? Выходит на резервные цели, – а их по Провинции раскидано не один десяток?

Нет. Он ищет очередных жертв для легкого убийства и насилия. Без труда находит. Убивает, насилует и пускает огонь. Тут ему, правда, не вполне везет, натыкается на расторопных егерей, и в итоге теряет группу. Но этот и факт Обезьяна ничуть не расстраивает. Он идет дальше. И снова по всему своему пути насилует и убивает в свое обезьянье удовольствие.

Ну, и какое спецзадание мог выполнять Обезьян, действуя подобным образом?!

Руководство не из дураков набрано. Там должны понимать, что даже с точки зрения нынешних наших союзников, – дунландских сепаратистов всего политического спектра, и шаанских левых радикалов, подобная "тактика" массовых убийств и изнасилований покажется неприемлемой. Своими действиями Обезьян дал нордлингам в руки могучий козырь, – и все операции всех групп теперь квалифицируются просто как террор. Кабы еще, не как "разбой". Независимо от того, были ли они нацелены на мирное население, или на военную инфраструктуру... И хайлэндеры, и шааны в своих действиях часто переступали эту грань. Но их руководство, хотя бы формально, и по мере возможности, – силком, отделяло "борьбу за свободу" от открытого зверства по собственному желанию. "Случайные жертвы" среди гражданских или семей военных всегда считались именно таковыми, это во-первых, во-вторых, – отчасти оправдывались теми контрмерами, которые принимали нордлинги против инсургентов, – зачастую, также сильно перегибая палку.

Нордлинги – не ангелы. В каждой операции по поиску и уничтожению мятежников они выжигали иные мирные деревни пирогелем, без предупреждения сметали их артиллерийским огнем и, в особых случаях, даже расстреливали всех жителей мужеска полу с пятнадцати лет включительно. Практически каждый раз солдаты по собственному почину втихую ловили девок из числа гражданских. Концов-то не сыщешь. К тому же, мятежные провинции были пронизаны шпионскими сетями, и вместе с действительными предателями обе стороны часто "выявляли" и ни в чем не виноватых. Инсургенты оным без затей выпускали кишки, а нордлинги – гирляндами развешивали вдоль дорог и на деревьях, и не всегда за шею...

Но никто и никогда не считал, что в ответ можно вот так беззастенчиво резать, насиловать и расстреливать всех подряд в мирных поселениях противника. Это противоречило самому духу борьбы. "Войну на уничтожение" с нордлингами никому из инсургентов не выиграть, это, хвала Всевышнему, все осознавали. Изнасилования просто как таковые вызовут осуждение у истово верующих шаанов, и тем более, у патриархальных дунландских клановых старейшин. Тем паче гибель детей! Собственно, именно за похожие "инициативы" (разве что масштабом пошире) в свое время Обезьяна поперли с поста командира "отдельного батальона 1-го Полка мехаристов Корпуса Низама провинции Ван-Гху", и лишили мукаадамских погон. Иначе говоря, даже в совершенно официально карательном (!) батальоне Обезьян умудрился настолько покоробить начальство своими художествами, что, люди знавшие его по тогдашней службе, выражали изумление по поводу того, что для такого человека еще и нашлась какая-то казенная работа. Офицеры искренне полагали, что мудрее всего было бы поскорее укоротить неудавшегося мукаадама на голову, ибо тот с ней решительно отказывался дружить... Всевышний, да если Руководству придется раскрывать карты и отчитываться, само наличие в отборном командном составе ударных групп личности вроде Аль-Агди крайне сложно будет объяснить. Кому бы то ни было. Даже ярым радикалам. Даже полнейшим ушлепкам из числа муаддинов, полагающим всех "неверных" нелюдями. Ведь он своими действиями, если подумать, совершенно похерил весь моральный эффект от акций! Психологический тип шаана не давал поводов заблуждаться относительно того, как он себя поведет. Заметим на полях, что Обезьян жив и здоров, хоть и потерял группу. А те, кто выполнял серьезные задания, – Саллах, Муртази, М`Тойнби, – либо уже мертвы, либо скоро погибнут. Причем никто, кроме Командира, целей по сути и не достиг. И Командир бы своей не достиг, кабы был чуть менее хорош и он сам, и его группа. На "Кувшине" его чуть-чуть не сцапали, надо отдать врагу должное. А Обезьяну, – все как с гуся вода. Вроде бы как – хорошо отработал, всем, мерзавец, доволен. А значит...

Командира передернуло. Значит, – холодно ответил он себе, – значит, все произошедшее с ними как раз и заложено в плане Руководства. Потому, что так профессионалы, – не ошибаются. Никогда. А из этого следует...

Сайтан.

Из этого следует какой-то полный тиз.

А именно, что те, кто планировал акции, как раз того и добивались, чтобы их грамотно, чисто выполнили террористы и мародеры. Не народные мстители-партизаны. Не вражеские диверсанты, суть просто ловкие солдаты, а именно "кровавые убийцы", "безумные фанатики", которые только и способны довести людей до настоящего страха. Потому что не просто взрывают мост или завод в твоей стране, а приходят прямо к тебе, простому обывателю, на дом. Убивают тебя, убивают твоих домочадцев, перед этим надругавшись над твоей женой и детьми. Это – страшно. До дрожи. И понятно кому угодно, в отличие от сложных политических и религиозных лозунгов.

И если взять эту версию рабочей, Обезьян и впрямь отлично справился, и имеет все основания быть довольным собой... Но для чего это нужно? Если это не дает его стране никаких политических выгод?! Значит, весь "доход" от операций пойдет кому-то другому. Отличный повод для нордлингов спустить всех собак на любые признаки сепаратизма, на рабочих активистов, журналистов, да и просто любые проявления политического либерализма. Как правого толка, так и левого. Кто еще из этого может извлечь выгоду?

Выходило, что в Султанате никто бы не стал готовить акцию против нордлингов так. Потому что никому не нужно было планировать операцию, которая их весьма мало ослабила, зато дала великолепную возможность закрутить гайки внутри страны. Реально ослабил бы врага целый комплекс мер, – взрывы мостов, тоннелей, трубопроводов, плотин, дамб, электростанций и так далее. Не в одной провинции, – в нескольких ключевых. Одновременно. И только в одном случае, – непосредственно накануне войны, когда на ликвидацию последствий уже не осталось бы времени.

А вот войны, как раз, и не намечается. Неделя диверсий – это слишком долго. Уже и группы почти все уничтожены, а все существенные результаты, – завод, топливное хранилище, да еще этот дурацкий линкор со страхолюдными "двадцатидюймовками", смысл постройки (и вообще существования) которого ставили под большое сомнение даже сами нордлинги. "Почетная мишень" для султанских авианосных соединений, стоившая как два эскадренных авианосца, или как дюжина эскортных... С точки зрения стратегии, – да просто ничтожно. Ну да, еще налицо террор, кровь и страх, и в скором времени, – сплочение нации против врага, причем против того, на которого укажут... Ей-же, самое время с ними воевать, когда они полны гнева и ярости, когда сами ищут, на ком бы оторваться за пережитый страх... Дураком надо быть.

Командир покачал головой, и от нечего делать осмотрел темные в свете луны заросли через отличную луанскую оптику с десятикратным увеличением.

Сайтаный зиб, а если им для чего-то нужен был террор, почему было не нанять хорошую ватагу самых мерзких, отборных "обезьянов", которые навели бы тарарам в трех-четырех провинциях? Таких кадров немало, к сожалению. И у "Дивана", и у хосройской разведки. Да в любой провинциальной каталажке пара выродков сыщется. Зачем в дополнение пришлось еще привлекать грамотных спецов вроде Саллаха, и с риском сжигать завод и уйму топлива? Это, конечно, вопрос...

Командир осторожно, стараясь не создавать лишнего шума, достал из внутреннего кармана гильзу, в которой хранил послания Руководства. Все остальные руководители групп свои уничтожали, а Командир в какой-то момент решил оставлять у себя эти небольшие бумажные ленты, присылаемые с почтарями в гильзах или лежащие в тайниках. Он сам не знал, зачем это делал. Просто ощущение несоответствия происходящего с неким "генеральным планом" однажды заставили его задуматься, от кого же приходят эти неизменно точные, отпечатанные четко и на хорошей пишущей машинке, короткие экстракты разведданых и инструкций. Над этой головоломкой он думал каждый раз, когда было время, а на случай двухсотого варианта он утешал себя, что уничтожить эти документы вряд ли составит труда. Непрофессионально, да. А то прямо вся эта операция, – образец прагматичности...

Командир еще раз привычно перечитал все при лунном свете. Нет. Он все еще не мог понять, слишком мало исходных данных.

И ведь, Сайтан подери, ему ничего не остается, как их выполнять!

Утром Обезьян и впрямь очухался, и действительно, старательно вел себя так, будто ничего и не произошло. Однако теперь он и не думал обсуждать приказы, и вообще – помалкивал, даже прекратив отпускать свои вечные "шуточки" насчет умственных способностей орков. Омела молчала, отводила взгляд, и держалась ближе к Геннеоргу. Командиру все это ужасно досаждало, но приходилось потерпеть, – в конце концов, все присутствующие были подготовленными бойцами, и вскоре ритм движения должен был вытеснить у них из голов последствия ночных переживаний. И чем скорее, тем лучше... У Командира были другие заботы, к тому же он знал, что в случае каких-либо новых осложнений с Аль-Агди, их может на корню, быстро и не без удовольствия, пресечь Геннеорг.

Так они и шли, время от времени меняясь. Командир изменил своему обыкновению держаться в ядре отряда, и сам несколько раз выходил в головной и фланговый дозоры, тщательнее обычного прислушиваясь к лесным звукам и держа поблизости Молчуна, который сосредоточенно нюхал воздух, пытаясь уловить признаки засады. Но лес был таким же, как и обычно, – разве что начавшийся дождь заставил кое-какую живность попрятаться по сухим укрытиям. Дождь, – это с одной стороны, неплохо, ведь во время дождя следы мгновенно теряют свежий вид, проще говоря, – размываются, да и собаки вряд ли унюхают прошедших всего пару часов назад людей, вода смоет запахи. С другой стороны, насколько Командир знал, почтари очень не любили летать в дожди, и пересиживали осадки в укрытиях. Это означало, что если Руководство захочет на контрольной точке оповестить их о каком-нибудь внеплановом происшествии, скорее всего послание сильно задержится. Перехват послания исключен, – голуби тщательно дрессированы избегать человеческого жилья и построек в качестве временных гнезд, но везде есть место случайностям, а в случае с бессловесными тварями, и тем более.

Очень скоро все вымокли до нитки, – несмотря на плащи с капюшонами, вода проникала за шиворот, быстро намокала от контакта с мокрым кустарником обувь, мерзли руки, держащие под полой плаща оружие. К тому же время от времени приходилось командовать по группе "Внимание!", и все приникали на мокрую листву и хвою, не заботясь о сохранении драгоценного тепла. Командир лишь надеялся, что дождь не продлиться вечно, – он был чертовски некстати. Страдала и дальность наблюдения, и, что еще хуже, акустическая составляющая разведки, так что недолго было прямо на бегу наскочить на егерей или полицию. Правда, ситуацию облегчала категорически нелетная погода, но десант могли высадить заранее, чтобы начать охват и прочесывание кордона. Так что следовало держаться начеку...

К новой контрольной точке они вышли поздно, опоздав от плана почти на два часа. Командир не винил подчиненных, – виной задержки был он сам, старательно прислушиваясь и таясь каждый раз, когда сквозь шум падающих капель ему казался посторонний звук. Поэтому он расставил дозорных широко вокруг КТ так, чтобы Обезьян мог своим пулеметом прикрыть отход остальных в случае внезапного контакта с противником, и сам полез на дерево, смотреть тщательно укрытое в кроне березы "гнездо" для вестового почтаря.

К его удивлению, едва он засунул руку в узкое отверстие, служащее входом в фанерный ящичек, оклеенный берестой и сухим мхом, как почувствовал внутри тепло и шевеление. Вынув наружу страшно недовольную, взъерошенную и сонную птицу, он с превеликой осторожностью расстегнул кнопку крепежного ремешка у неё на лапке, и снял гильзу.

Спустившись вниз, он не удержался, и никак не объясняя ситуацию вопросительно глянувшему на него орку, под плащом отвинтил крышку анодированного дюралевого цилиндрика. Послание, на редкость пространное, Командир читал чуть больше двух минут, беззвучно шевеля губами, и в конце, мысленно, удивленно присвистнул. С секунду думал, а потом незаметно сунул цилиндрик обратно в карман.

– Геннеорг, Обезьян, ко мне, – скомандовал он, вздыхая про себя. Когда шаан и орк подползли, подбирая полы плащей и напряженно глядя на него, он только развел руками.

– У нас новое задание. Надо разворачиваться на Юго-запад и следовать к нашему старому маршруту. Поступила информация, что там нас кое-кто видел. Приказ, – убрать их, и замести следы.

– Командир, – протянул Обезьян, – Если кто-то нас там видел неделю назад, то он об этом давно уже рассказал властям. И если мы туда выйдем, то наверняка наткнемся на военных. Это же хрень какая-то, я говорю.

Командир неопределенно покивал, и глянул на Геннеорга. Тот был в глубокой задумчивости.