Текст книги "Книга вторая: Зверь не на ловца (СИ)"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Ты совсем недавно был в бою, это отнимает много сил...

– Верно, милая, – рассеяно согласился Дайтон, пребывая мысленно в некой душевной черной дыре, но найдя силы для важного вопроса, – Ты поедешь со мной?

Лисса чуть нахмурилась.

– Мне еще надо съездить в Хольстер, и передать в редакцию те материалы, что твои разведчики нам с Вероникой позволят. И надо проведать дочку, я её уже две недели не видела.

– Твоя дочь осталась с отцом? – слегка сумрачно спросил Дайтон, которого внезапно осенило, что он ни слухом, ни духом насчет семейного статуса Лиссы, – Как её зовут? Сколько ей?

Лисса улыбнулась.

– Нет, что ты. Она с моей матерью, живет в её городской квартире, на прошлой неделе у них в школе начались занятия... Ей исполнилось одиннадцать лет в июле, а зовут её – Эбигейл. Её отец давно уже не с нами, Мич.

Дайтону было просто до ужаса неловко, но не спросить он не смог.

– Умиротворение? – это слово он произнес, ощущая как язык отказывается перемещаться в пересыхающем рту.

– Нет, Мич, – понимающе покачала головой Лисса, – Рак печени. Хотя он был одно время в рядах "Трилистника Св. Патрикия". До тех пор, пока они не взялись за оружие и не начали бить своих же. Вся городская молодежь тогда была в Трилистниках... Свобода, равенство, братство, республика рабочего класса. Экономическое освобождение пролетариата! Великий Джед Коннолли, Ирвин Коллинз, Айрин О`Фланнаган... Ты думаешь, я этим не увлекалась? Еще как! Ты сам родом из низов, должен понять нас, ребятишек. Нам казалось, что это шанс что-то изменить, создать новое будущее... Он и ушел из движения-то, лишь когда там стали верховодить клановые старейшины и попы с националистами. Конечно, мы с ним тогда даже не были знакомы, но может, тебе это важно знать?

– Да нет Лисса, нет. Главное тут, – кто я для тебя. У меня за Умиротворение, – долбанный "Золотой крест" с чертовыми "Лавровыми листьями". Понимаешь, что это значит?! Это значит, что я ну очень старался. И мои старания оценили высоко.

– Конечно, – Лисса нагнулась, и её губы скользнули по старому осколочному шраму на груди Дайтона, – Ты для меня, – Мич. Мой Мич. Знаешь, Аргайл тоже мог пойти на баррикады, как все его друзья. И его могла достать пуля, – как многих... Но он остался с нами, – и его сгубил рак в мирное время. Я просто хочу любить, Мич. К черту эту гнилую политику, – надо любить мужчину, пока он еще жив...

Дайтон задумчиво смотрел на балдахин, ощущая ее губы на своей коже. Одно из двух, – либо она что-то не договаривает, либо он и в самом деле наконец заслужил прощение. Умом-то он отлично понимал, что винится ему не в чем, – он выполнял приказы, во-первых, и он искренне старался, чтобы наказание понесли строго те, кто его заслуживал, во-вторых. Но... Сердце с тех самых пор упорно нашептывало ему, что все можно было сделать... Как-то иначе. Меньшей кровью, быть может, меньшим ожесточением... "Умиротворение" легло на его душу тяжким грузом, и отрицать это перед самим собой бессмысленно. Неужели Лисса готова снять эту тяжесть с его плеч? Перед глазами живо нарисовалась картина, – они вместе с Лисой идут по мощенной набережной Андуина, справа от них над крышами Южного пригорода белеют стены Минас-Тирита, слева, – несет свои воды Великая Река. Слышится крик чаек, старики играют в шахматы на скамейках, потягивая горячее кофе из кружек и дымя трубками, художники рисуют пейзажи или портреты прохожих, за деньги и просто так, а барды, сидящие в плетенных креслах, играют старинные баллады на закопченных в дыму походных костров гитарах. Он и Лисса держаться за руки, а рядом вприпрыжку бежит такая же златовласая, как и мать, зеленоглазая Эбби...

Ну вот, – снова размечтался...

– Какого цвета глаза у твоей дочки, Лисса? – почему-то спросил он.

– Голубые, как у отца... Волосы мои, нос мой, а глаза – как у Аргайла... А к чему ты?

– Да просто представил её себе, и получилась твоя уменьшенная копия. А с глазами, – не угадал...

– До чего ты милый, Мич... – Лисса тепло прижалась к нему, и что-то защемило у Дайтона в сердце. Надо было обдумать все, успокоится и разложить по полочкам.

– Лисса, мне надо пойти, сделать кое-какие обычные дела, – наконец решился он, спуская ноги с кровати, – Закажи нам завтрак, на твое усмотрение, я уверен, что вкусы у нас совпадают... Я вернусь минут через сорок. Самое большее, опоздаю на пятнадцать-двадцать минут...

– Конечно, милый...

Дайтон встал и пошел в душ, а затем – одеваться. В голове стояла счастливо-дурная мешанина, и он не сразу смог переключить себя на рабочий лад.

Последнее дело. Последнее задание, в том числе, Творец даст, и в качестве боевого офицера. Он справится – из шкуры вон, но справится. Ради своего будущего счастья, и ради счастья любимой, – а чего уже скрывать, он влюбился как мальчишка! – и бесконечно желанной женщины, которой он нужен.

Он не может не справиться.

Они довольно долго блуждали, прежде чем нашли точку. Собственно, никакого схрона там и не было, – просто замаскированная яма, укрепленная от осыпания тонкими стволами орешника, внутри которой с аккуратностью размещались мешки с одеждой, провиант, деньги и документы. Они быстро разобрали свои комплекты, – после того, как они выйдут из Чернолесья, предстояло действовать поодиночке. Поэтому каждый получил гражданский костюм, соответствующий «легенде», немаленькую сумму на дорожные расходы, и саквояж, где имелись приличные гражданскому лицу продукты, дорожная карта, туалетные принадлежности и прочее. Омела стала гимназисткой, возвращающейся с каникул к родителям в Итилиэн. Граб, – слушателем Горно-инженерного института Королевской Берг-коллегии, подрабатывающим слесарем в трамвайно-ремонтном парке. Он вправду был неплохим слесарем. Молчун был определен молодым полицейским офицером, командированным в Минхириат из Хольстера на переподготовку, Командир – приказчиком с сахарной плантации в Аннариоте, ездившим заключать торговую сделку на поставки запчастей для сельхозмашин, а Геннеорг – служащим из конторы Юго-Восточной Мордорской Шахтно-добывающей компании, где орки были не в диковинку. По инструкциям они должны были тут же, в этой яме, захоронить все боевое снаряжение, парашюты, оружие и одежду, однако Командиру это показалось запредельной глупостью. Расхаживать по Лесу в цивильной одежде и без оружия, – да еще в такой пестрой компании, как минимум, – несерьезно. И легенды не сработают, и боя не дашь, плюс одежка приобретет вид, далекий от респектабельности. Поэтому гражданская одежда и прочее отяготила и так немалую ношу группы, а винтовки и пистолеты-пулеметы по-прежнему остались в руках, приведенные в боевое положение. Геннеорг и Молчун отнеслись к этому с полным одобрением, а вот Граб и Омела весьма страдали, приторочив к своим ранцам еще и тяжелые саквояжи в чехлах. Лишнее добро, кроме денег, которые Командир разделил поровну, облили специальной смесью кислот, и оставили в яме тлеть, – дней через пять от него останется сущая малость. Канистры из-под смеси закопали уже на марше, примерно в миле от точки...

Шагали в походном ордере, не особенно торопясь, и старательно прислушиваясь к Лесу. Всем подобный способ передвижения был привычен, ведь так они и пришли в Беорен совсем недавно, и вскоре группа втянулась в рутинный, однообразный переход, который оживляли лишь смены дозора, да короткие остановки, когда Командир решал проверить направление по компасу. Он подумал, и пришел к выводу, что рациональнее всего будет идти без долгих остановок дня три, чтобы потом залечь на дневку. Конечно, будет крайне неуютно отдыхать на вражеской территории, да и всем хотелось побыстрее домой, на юг, однако необходимо было оставить силы для решающего броска через Мирквуд Хиллз, – гряду пересечь следовало в один день, а между тем перевал лежал на высоте в четыре тысячи футов. К тому же, было весьма маловероятно, что их начнут искать тут, далеко за Рекой, раз все акции были проведены на том берегу.

Впереди, примерно в дневном переходе была расположена контрольная точка, на которой их должен будет ждать почтарь с инструкцией. Это будет последнее распоряжение Руководства в этой операции, а после него им останется лишь благополучно покинуть Соединенное Королевство. Контрольные точки имелись и дальше, – но на них инструкций уже не должно было быть...

Первый день они прошли без приключений, – равнинная часть Мирквуда была легкодоступна для пешего перехода, так как состояла главным образом из лиственных массивов, под кронами которых ничего, кроме многолетних слоев прелой листвы, не было. Эти деревья, настоящие гиганты с широкими, как суповая тарелка, листьями, крепко врезались мощными корнями в почву и падали редко даже в сильный ураган, так что путникам не мешал и бурелом. Обратной стороной медали было то обстоятельство, что и самих путников не составляло труда различить на большом расстоянии, – по горизонту, сверху-то ни сайтана как раз из-за помянутых листьев, не видать. Это заставляло Командира самому идти в дозор, тщательнее обычного всматриваясь и вслушиваясь в окружающее, и терять лишнее время. Однако, на следующее утро они все же по ориентирам вышли туда, где по всем прикидкам полагалось быть контрольной точке. Почтарь был дрессирован на ожидание, для него имелось специальное место, – нечто вроде скворечни с некоторым количеством корма и подстилкой. Нашла эту скворечню Омела, которая немедленно получила приказ подняться на дерево, и снять у птицы с лапки гильзу с посланием... Когда Командир отдавал это указание, разглядывая темный предмет в кроне дерева, в его поведении что-то резко изменилось. Не меняя тональности, он договорил, дождался, когда Омела начнет карабкаться с ветки на ветку, а сам незаметным жестом отдал Геннеоргу и Молчуну указание занять позицию для отражения атаки. Все четверо оставшихся на земле исчезли из виду в один момент, – будто шурупы, ввернулись в землю, распластались под скудной травой, закрылись толстыми коряжистыми комлями деревьев...

Омела наверху меж тем запустила руку в ящик, и живо соскользнула по стволу вниз, стараясь не шелохнуть веток. На земле она припала к корням, накинула на лицо капюшон маскировочной накидки, и чуть слышно прошептала:

– Ничего там нет, Командир...

Командир, находясь в поле её видимости, осторожно кивнул. Он начинал кое-что понимать. Осторожно пошевелился, и чуть-чуть, буквально на вершок выставил приклад винтовки из-за своего укрытия. Где-то в отдалении послышался мелодичный щелчок (послышался ему одному; никто больше не смог различить его в слабом шуме листвы), затем он почувствовал, как приклад ощутимо толкнуло, – и осторожно втянув его обратно, совсем уж без удивления посмотрел на торчащую из ореха ложи тяжелую стрелку, с широким стальным наконечником и опереньем из перфорированной жести.

"Где?" – жестом спросил Геннеорг, бесшумно перезаряжая винтовку, и примыкая гранату на мортирку, – "Дистанция?"

"Отставить!" – отрезал Командир, затем выдернул стрелу из приклада, и сильным броском отправил её под большим углом вверх. Когда стрелка упала вниз, где-то в зарослях послышалось шевеление и даже как будто чей-то сдавленный вопль.

– Выходи, Мймыла, – спокойным будничным голосом потребовал Командир на харадми. Получилось негромко, однако у сидевших рядом ребят от напряжения дернулись лица, – Выходи, а то сейчас будем тебя выкуривать...

Вдалеке снова послышалось шебуршание, затем приглушенные шаанские ругательства.

– Тилхас тиззи! Ну и сука ты, Мбвану! Я мог всех вас перебить три раза... Сайтаный зиб!

– Не мог. Я видел тебя с самого начала, – скучающе признался Командир, – И будет очень любезно с твоей стороны, если ты перестанешь на весь лес орать мое имя... Выходи, по-доброму. Зачем послание спёр?

– Затем, что оно для того, кто придет первым, Мбвану... Это тебе за то, что покалечил меня этой чертовой стрелой...

..На привале Обезьян вел себя подчеркнуто вальяжно, – без церемоний потребовал поделиться с ним едой из "гражданских" пайков, мотивируя это тем, что чертовы галеты опостылели. Он, как и все сироты, очень любил поесть вкусной и плотной пищи и особенно страдал во время операции без мяса, сыра и сладостей. Ел долго, со вкусом чавкая куриным филе в томате из консервной банки, до тех пор пока донышки трех жестянок не засверкали как начищенные. После этого, не обращая внимания на окружающих, стянул ботинки, обдав всех запахом сопревших портянок, и блаженно вытянул ноги. Не дожидаясь расспросов Командира, он сам начал повествование. Учитывая, что значительную часть его подвигов все и так знали, – по следам, и по словам других, Командир начал прислушиваться к этой хвастливой болтовне лишь с того места, как Обезьян со своими "львятами" атаковал хутор в предгорьях, даром, что шаан говорил на харадми, и обращался, соответственно, как раз по преимуществу к нему.

– Веселье было, я тебе скажу, Мбвану, – Обезьян по-прежнему игнорировал настоятельную просьбу Командира не использовать имен в разговоре, – Никого даже ловить не пришлось! Отрезали часть девок от драгун пулеметом, драгун тут и посекли, а девок – поимели со всем прилежанием... Ну не всех, – живых и целых только три штуки осталось. Все-таки, – пулемет. Но я им всем хорошо заделал, уверен, перед тем как сдохнуть, сучки пережили нечто особенное...

– На кой было нужно убивать гражданских, Обезьян?

– Да, знаешь, Мбвану, как посмотрел на этих вертлявых сучек в передничках, как жестко захотелось отведать белого мясца. Опять же, драгуны эти, – ну прямо сами просились... Эй, белобрысенькая, принеси-ка папочке еще банку этой курятины. Пакость, но я так проголодался!

– Обезьян, оставь девку в покое. Я попросил тебя объяснить, что происходит. Пока попросил. Скоро потребую, да. Ты пустил свою группу в расход, и у меня будешь числиться на правах бойца, – изволь выполнять приказ.

Обезьян довольно вытер рот тряпицей, спрятал её в нагрудный карман, и насмешливо посмотрел на Командира.

– У меня была особая задача, Мбвану. И я, конечно, не имею никакого права о ней распространятся, понял? Ты сейчас, правда твоя, мой командир, но с какого зиба я вдруг должен идти под статью и выкладывать тебе секретные данные?

– Я и так знаю, что ты натворил, Обезьян. Меня волнует, на кой ляд это было нужно. Где твоя группа, кстати? Почему ты один, – не желаешь хотя бы намекнуть?

– Тут как раз все относительно просто. После последней акции нас окружили "зеленые джинны", и не успокоились, пока не прижали к конным жандармам, которые ждали нас в засаде. Я раскинул мозгами, и устроил группе двухсотый вариант... Жаль, конечно. Но мы все равно ничего бы больше не успели, – пора было уносить ноги. Я дал "джиннам" бой на заведомо проигрышной позиции, кое-кого прирезал, а потом "джинны" все сделали за меня, – такие злые были за ту ночную акцию... белобрысенькая, присела бы ты поближе, дай полюбоваться твоими зелеными очами...

– Не отвлекайся. Ты уверен, что все твои пошли по двухсотому?

– Уверен, – Обезьян отмахнулся, мол, стоит ли о такой ерунде, – Сам я, честно сказать, унес ноги только оттого, что у "джиннов" не было с собой псов. А то бы и я вряд ли ушел, – грамотно они нас давили, и передышки не давали, и гнали туда, куда и надо. Ну, я порезал одного из флангового охранения, пропустил их мимо, и сбежал, по дороге закусив сердцем этого олуха. До чего тупые бывают эти нордлинги, даже "джинны"! Потом пошел на точку, – а транспорта там и нету... Злой был, слов нет. Ну ладно, побрел тихонечко на резервную. Там тоже никого нет, но там и не должно было – на резервной и план эвакуации другой, надо ждать шесть часов. Я пробрался на хутор, там был один недалеко. Хрень полная, – три бабы, двое детей, и ни одного мужика. Представь себе, – эти лапти бросились нас искать по лесам, хотя егеря вроде бы как уже нас накрыли! Никакой координации, связь – хреновая, словом, сборище клоунов... Вобщем, тамошний главный мужик оказался еще и старостой. У него в сарае был склад сельской дружины ландвера, представь! Там я и откопал себе этот чудесный пулеметик. Нравится, Мбвану? Наш, харадримский. Во времена нашей молодости такие делали, сейчас уже и найти трудно.

Командир уже рассмотрел оружие, лежащее у ног Обезьяна, – ручной пулемет системы Джаляля IMG-14, с круглым диском сверху, тяжелым охлаждающим кожухом вокруг ствола и массивной сошкой. Неимоверно мудреный агрегат, – спиральная возвратная пружина, как в часах, газовая автоматика с двумя независимыми поршнями и регуляторами. Тяжелый. Но – надежен, прочен, словом, сделан так, как в те времена и было принято. Каждая деталь обработана заботливыми руками оружейника, все металлические части из хорошей стали, на совесть закалены и покрыты воронением, а приклад, – из доброго бубинго. Хорошо скроен пулемет, крепко. На Войне нордлинги взяли трофеями немало этих машинок, перестволили их под свой патрон и передали в ландвер...

Командиру и вправду было, что вспомнить, глядя на это устаревшее, но все еще хорошее оружие, однако заниматься этим он не стал. Вместо этого он спросил, сохраняя каменное лицо:

– А что ты сделал с теми, кто был на хуторе? Три бабы, двое детей...

– Да повязал. Щенков и старуху в колодец. Баб помоложе отпялил, – но только по разу, потому что устал очень... И, – тоже в колодец. Слушай, а давай ты не будешь на меня смотреть гиеной, да? Если тебе нравится вести себя, как какой-то в зад долбанный суфий, дело твое, да?! А я считаю, что раз уж все равно пускать в расход это белое мясо, то не грех разок в него забабахать. Видел бы ты эту селяночку, годков восемнадцать, кровь с молоком, дойки, задница, так и это... наружу лезут, вобщем. Так что не нравится тебе чего – пошел к сайтану. Ты еще за мою жопу не извинился, и даже не хочешь рану обработать. Ничего, сейчас мы договоримся с белобрысенькой... как тебя там, хабибти?

– Я всегда знал, что ты поганое животное, Обезьян, – спокойно сообщил Командир, – А волнует меня лишь то, что ты по своему милому обыкновению, опять понаделал тучу следов, по которым нас могут и выследить, – представь себе, нордлинги тоже это умеют!

– Да куда эти следы их уведут, Мбвану?! Я ведь сразу, как закончил с этими сельскими козочками, отправился на точку. Там меня ждал самолет. "Локк-Грингорт", может, еще помнишь такие. Один пилот. Жутко нервничал, и не хотел лететь сюда, к вам, – но я его припугнул. Отмахали по воздуху с сотню миль, и какие уж там следы... Слава этому летающему шкафу, он взлетает откуда угодно. Думаю, ни хрена они не найдут, хоть поперек треснут, так что не жми очко, Мбвану, прорвемся.

Командир критически покачал головой. Он чертовски не желал идти с Обезьяном вместе. На то было масса причин. Обезьян был ему противен лично. Он показал себя непредсказуемым человеком, игнорируя планы. Его жестокость была бессмысленной, и он совершенно не трудился подавлять свои животные инстинкты, что претило Командиру и вызывало у него омерзение. Можно было бы тут его и убить, однако пилот, доставивший его сюда, в свое время отчитается, и... Как знать, кому поверят. Выбора, похоже, не предвиделось, и следовало как можно скорее уладить основные принципы взаимоотношений.

– Значит так, Обезьян. Пойдешь ты, конечно, с нами. Деньги у тебя есть, документы и гражданское тоже. До границы массива, потом расходимся. Ты – мой боец. Ты выполняешь все мои приказы. Не обсуждаешь. Иначе иди хоть сейчас – куда угодно. Ты отдашь мне послание. Ты держишься подальше от девочки, – её, кстати, зовут Омела, и обращаешься ты к ней именно так. Она – мой боец, и если вздумаешь её обидеть, я приму меры... Ко всем остальным ты тоже обращаешься только по нынешним именам. И ко мне. Никак иначе. Не смей командовать. Геннеорга ты не любишь, я знаю, – и у вас это взаимно. Так вот, он – мой заместитель, и его команды ты выполняешь также, не обсуждая. Только попробуй поцапаться с ним. Все понял, Мймыла?

– Да, Командир, – неожиданно покладисто согласился Обезьян, – Разумеется.

– Тогда закапывай эти жестянки, натягивай ботинки, и собираемся. Нам надо будет пересечь Закрытый Сектор до завтрашнего вечера. Группа, подъем! Походный порядок, в головной дозор – Молчун и Обезьян, по флангам, – Геннеорг и Омела. Выполнять.

Блестящий черный «Хёнрих» плавно нес капитана Эйрхарта по мокрому шоссе, и в теплом кожаном салоне прекрасной машины совершенно не ощущались дождь снаружи и осенняя прохлада. Эйрхарт держал портфель на коленях, по инерции просматривал документы уже в который раз, и в очередной же раз прикидывал, что следует включить в будущий рапорт. Хотелось курить, но капитан не любил дождь, а потому не желал опускать стекло в своей дверце. Эйрхарт время от времени отхлебывал горячее вино с пряностями из термоса, и перебирал свободной рукой ворох бумаг. Он понимал, что с какого-то момента следственная работа заканчивалась, и начиналась политика, – а это само по себе сильно затрудняло задачу. Капитан не хотел устраивать скандала, или вызывать жестокого противостояния в высших эшелонах власти. Ничего хорошего с этого, – точно не выйдет. Подумав как следует, он решил, что разумнее всего было бы провести нечто вроде «контрпереворота». Подобрать доказательную базу, глубже вгрызаясь в заговор, утвердить свою позицию перед руководством, и внезапно ударить, силами одной RSS, никого больше не привлекая к операции. Взять, кого получится. Жестко. В каменном мешке непременно выявится слабое звено, – у кого-нибудь из этих «кабинетных убийц», непривычных самостоятельно проливать кровь и волноваться о своей участи, лопнут нервы. Потянется ниточка, которая при энергичных действиях следователей быстро обернется канатом на шее заговорщиков...

И это еще пока – вполне возможно, если удастся выбить санкции на продолжение расследования. RSS – это все еще Контора, хотя и отягощенная бюрократическим аппаратом, слегка буксующая на скользких дорогах аристократических междусобойчиков, чуть излишне консервативная... Но – сила. И при желании они могут сделать многое.

Если только...

Если только заговор – и не заговор вовсе, а нечто вроде ломки сверху, силовой реформы. Тогда ничего не выйдет. Факт. Если с ними, – Сам. Тогда придется как-то приспосабливаться и делать вид, что ты ничего и не видел...

Какая мерзость-то, черт раздери.

Кроме того, лично его при таком раскладе постараются забить как гвоздь, по самую шляпку. Сольют. Никаких повышений. Никаких перспективных дел. Голову если не оторвут, – и то хорошо... А ведь он тоже человек, ему тоже хочется преуспевать на служебной стезе, хочется ощущать свою значимость... Карьеру какую-то сделать, можно сказать. А то ведь до сих пор – только вечный недосып и жалованье средней руки купеческого приказчика. Невесту свою, Рианну, умницу и красавицу, по нескольку недель не видит, да и "невеста" она до сих пор лишь оттого, что на нормальную свадьбу уже полгода не находится ни времени, ни денег.

Однако в последний вариант Эйрхарт отказывался верить.

И не оттого, что "Сам" ни за что бы не присоединился ни к какому заговору, – нет, подобное, как раз, бывало частенько и раньше. Но вот характер работы диверсантов, наглость и склонность к эпатажу... Совсем не похоже на дворцовый переворот. Неправильно это. Не по-королевски, черт его дери.

– Проверка на дорожном посту, сир. Сигналят. Остановится? – спросил водитель, безликий королевский сержант RSS из Управления Провинции, – Или проскочим, у нас все-таки правительственный номер...

– Пожалуй, остановимся, – решил Эйрхарт, подумав о том, что при нынешних делах RSS в провинции, лучше не наглеть. Еще не хватало, чтобы руководителя следственной группы полиция арестовала за неподчинение. Да еще запах вина. Оно бы наплевать, если б вся власть в провинции не принадлежала одному человеку... А так, – насмешек не оберешься. Номера же "с короной" помогут слабо, – стычки уже закончились, но операцию не свернули, Золотой Ордер Нобиля не отозвали, и в провинции по-прежнему действовало чрезвычайное положение. Этот пост проедут, а на следующем уже силком заставят остановиться, растянув на дороге желтую цепь с шипами. Полиция с радостью промурыжит "важную шишку из RSS" подольше, – из чистого принципа, "мол не все им нам указывать". Эйрхарт вполне ожидал подобной пакости.

Водитель остановил "Хенрих" рядом с импровизированным постом на выезде из города, – всего два полицейских авто, черные трехдверки с системой мигалок на крышах. Машины были припаркованы на асфальте так, чтобы объехать их можно было только "змейкой". Офицер дорожной полиции в мокром брезентовом дождевике, с бледным от холодной влажности лицом и красным носом, подошел сразу к дверце, за которой сидел Эйрхарт, и, дождавшись, когда капитан опустит стекло, вежливо произнес:

– Доброе утро, сир. Сир, просим прощения. Обычная проверка, сир. Будьте добры, – предъявите ваши документы.

Вчитавшись в удостоверение и командировочный ордер капитана, полицейский отдал честь старшему по званию, и быстро кивнул коллеге, подошедшему к машине с водительской стороны.

– Все замечательно, сир капитан, но вам стоит взглянуть вот на это, – второй патрульный, громко шмыгнув носом, показал Эйрхарту лист бумаги из-под плаща. Лист гербовой бумаги, похожий на судебное постановление, или нечто вроде. Эйрхарт пригляделся, поправляя очки, и пытаясь рассмотреть текст через плечо водителя. Это было последнее, что он увидел в жизни, – в этот момент первый полицейский достал из кобуры большой никелированный револьвер, и быстро выстрелил капитану в затылок, заслонившись полой плаща от брызнувшей крови. Второй выстрел прозвучал практически синхронно с первым, – другой дорожник вынул уже взведенное оружие из-под плаща, и в упор всадил пулю в лицо водителя. Обменявшись несколькими фразами, оба "офицера" плотнее укутались под капюшоны, с которых струями лилась вода. Тот, что заговорил первым, достал из глубокого кармана склянку с зажигательной смесью, и тщательно вылил все до капли прямо на бумаги, лежащие на коленях у покойника. Второй щелкнул зажигалкой, отстранился, и из открытой двери полыхнуло огнем. "Полицейские" поспешно отошли от костра на колесах и, сев каждый в свою машину, разъехались. В разные стороны.

Глава третья.

...Пока Романо Хамстерн очень красноречиво излагал события прошедшей недели, Макс Бушинг готовил новую порцию кулеша на примусе, а Лелик Тук безнадежно приводил к жизни радиостанцию. Вик же сидел на нарах, одной рукой придерживая кружку с кофе, и обнимая притихшую Ниэнн другой, – ну не столько обнимая, сколько положив жесткий лубок ей на колено. Он все еще прибывал в неком блаженном расстройстве чувств, – с одной стороны, – кончились его приключения... Скоро Лелик настроит "шарманку", и вызовет дежурный борт из Дэрга, который увезет его прямо в госпитальную палату. С другой же стороны, – он понимал, что теперь им с Ниэнн как минимум, предстоит разлука, и долгой ли она будет, решать, главным образом, Творцу.

Макс через прихватку подхватил ручку котелка, и поставил его на стол.

– Короче, наверное, жратва готова. Прошу к столу, госпожа! Ну и ты, Холмс, иди, что ли, жрать... Вик, ты хорош дуться на меня, за шляпу... Все равно новые скоро получать, – ну одна дырочка, ну подумаешь...

Ниэнн и Вик с улыбкой переглянулись, и не сговариваясь взялись за ложки.

– Хорошо ты стреляешь, Макс, – прожевав кашу, заметил Вик, – Если захочешь в Сборную, я тебе для Комиссии рекомендацию напишу. Мол так и так, влупил рядовой Бушинг мне в черепушку, да только два дюйма не угадал по вертикали, – но шляпу сбил... С двухсот сорока ярдов, при свете звезд и встречном ветре. Достижение. Впечатлило.

– У вас всегда так принято? – полюбопытствовала Ниэнн, старательно выбирая тушенку из варева, – Разве не положено сначала крикнуть: "Стой! Кто идет?"...

– У нас не так принято, но у нас же Макс есть, весь из себя такой внезапный и порывистый, как понос, – проворчал Лелик, – И ваще говоря, очень мы рады, мастер Холмс, что ты все-таки живой и здоровый. По чисто корыстным причинам в том числе. Куковать бы нам всем под трибуналом иначе... Понятное дело, госпожа, что надо на посту окликать, потом давать предупредительный выстрел, – в небо, Макс, в небо! это сверху, понял?.. Только потом можно "лупить в черепушку", как изволил изящно выразиться мастер наш Холмс. Тогда ничего за это не будет. Почти.

– Да ладно тебе, Лелик, – проворчал Макс, – Я ж думал, это ... ик... убивцы страшные! Ну что, други-кумпеля... И наша прекрасная гостья! Дёрнем, что ли, по маленькой, – за боевую дружбу и, эта, за взаимодействие всех родов войск с, типа, представителями, эта, передовой науки?

– Он когда нажраться успел? – удивленно приподнял бровь Вик, обращаясь преимущественно к Лелику, но за того ответил Романо, которому спиртного не дали по причине его смены дежурства, что его весьма обижало.

– Он сразу, как понял, что никого не убил, пришел и высосал всю свою нычку. Ту кварту, что в самоволке в Дэрге взяли на свои деньги. И даже на мою покушался. Не начинай, Вик, ну хорошо кумпелю, пусть отходит.

– Да иди ты, Романо! – осерчал было Макс, но тут же вновь впал в обычное благодушие, – Ты сам-то после той тревоги ничего из одежды не менял? Хотя, ты прав, короче. Мне уже и правда вообще хорошо...

– Ну и славненько, – Вик взял налитую стопку, и поднялся из-за стола, – Спасибо, камрады, что дождались меня! А выпить я предлагаю за мою спасительницу, Ниэнн, которой я обязан жизнью, а вы, – моей компанией! Гип-гип, ура!

– Гип-гип, ура! – хором откликнулись все три хоббита, вскакивая на ноги. Звякнули алюминиевые чарочки, тост поддержала и Ниэнн, и даже тайком – Романо, преступно хлебнув из фляжки на боевом посту.

– Домой хочется... Что там эта, радио... ик! ...станция? – спросил Лелика Макс, блаженно откинувшись на своем стуле, – У неё там снаружи антенна как-то странно от ветра эта ... ик... согинается... Туды-сюды... Может, это, пойти? Разогнуть?!

Лелик снова поморщил красивое лицо.

– Сиди уже, жертва посттравматического шока. Нормально она "согинается". Не знаю я, что с рацией. Ни приема, и передачи, и помех-то вроде нет, и батарея в порядке. Скорее всего, глушит что-то. Шесть раз уже в эфир о вас сообщал, а "Поляна-первая" молчит... Подождать надо, было уже так. Вик, Ниэнн, вы может – того этого? Дрыхать упадете? Я так чего-то подумал, вы же полночи шли... тебе, Вик, я на своем месте постелю свежее, от покойных десантурщиков осталось, уж не побрезгаешь, я думаю? А вам, госпожа...

Вик и Ниэнн снова переглянулись, – Вик вопросительно, Ниэнн – утвердительно, а затем кивнула Лелику.