Текст книги "Книга вторая: Зверь не на ловца (СИ)"
Автор книги: Михаил Белов
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Лежа на животе, Командир не без труда сохранял неподвижность. Его зыбкий плот был сделан с расчетом почти полностью погрузиться в тяжелую темную воду под тяжестью его тела, и все бы хорошо, кабы не температура воды. Она была низкая, и Командир быстро и качественно вымок и продрог. Ничего особенно страшного, но будет крайне неприятно, если его сведет судорогой перед самым выстрелом, – а время все шло и шло... Сооружение, которое представлял собой Командир, лежа на своем небольшом, – чуть больше его роста, – плоту, в «гамадрильнике», пропитанном черным болотным илом и утыканном желтоватой увядающей травкой вперемешку с остролистом, со стороны напоминало именно то, за что и планировалось его выдать, – обычную болотную кочку, и совершенно непонятно было, плавает ли она на поверхности, или, как кочке и положено, стоит себе на месте. Важно было переплыть болото в самом широком месте, не возбуждая подозрений полурослика, – медленно-медленно... Лучше всего было бы растянуть процесс на несколько часов, – только так можно было осторожно, не создавая волнения, всплесков и расходящихся от «кочки» кругов, поменять положение плота с первоначального – возле самого берега, до конечного намеченного, – уже на дистанции примерно триста пятьдесят ярдов от склона холма. Но нескольких часов у него не было. Было часа три, из на подготовку – от силы один, потому что все надо было закончить до заката солнца. В сумерках баллон эвакуации уже не разглядит сигнального дыма, а связи нет... Поэтому пришлось действовать грубее, осторожно маневрируя и прячась за двумя настоящими кочками, и когда плотик с человеком причалил ко второй, Командир насквозь вспотел от напряжения в той части, что была над водой, и вусмерть продрог снизу... Помогало то, что на болоте хватало всплесков и волнения и без его участия, – с бульканьем вырывался со дна болотный газ, иногда на поверхность выныривали и убирались из виду вновь какие-то мелкие зверушки, – то ли ящерицы, то ли лягушки. Под штанину на правой ноге, погруженной в воду, забралась через расшнурованный (чтобы в случае «крушения» быстрее скинуть) ботинок какая-то тварь, присосалась, и наверняка начала жрать кровь. Ну и сайтан с ней, это, говорят, даже полезно... Зато Командир остался незамеченным. В противном случае убить его не составляло труда даже посредственному стрелку, – укрываться было негде.
Командир расслышал сигналы, которыми обменивались половичек и его подруга, – они имитировали голос какой-то птицы, скорее всего, болотной куропатки. У хоббита получилось хорошо, – Командир даже в первый момент усомнился, не настоящая ли это птица, но ответ женщины эти сомнения рассеял. Что ж, хотя она наверное, как биолог и знает голос этой птицы, но вряд ли когда-нибудь пробовала его изобразить... Значит, хоббит только что разглядел нечто, его обеспокоившее. И Командир отлично знал, что именно увидел хоббит, – он сейчас наверняка неотрывно глядел на Омелу, идущую через брод... Плохо же было то, что несмотря на сократившееся расстояние, Командир не смог определить, где точно хоббит прячется. В глубине души он на это надеялся... Винтовку Командир держал так, чтобы она ни в коем случае не хлебнула воды, – на спине в закрытом чехле, а сейчас, когда он относительно надежно "причалился" к настоящей кочке, начал осторожно вытягивать её стволом вперед, так чтобы держать прицел, казенную часть и дуло повыше... Когда с этим было законченно, Командир медленно перенес массу тела назад, так чтобы плотик чуть накренился к ногам, и уложил обмотанное камуфлирующей перепачканной паклей цевье оружия на специально для этого закрепленный в "носовой части" плотика раздвоенный сук, мягко утопил рычаг взвода курка и поставил оружие на предохранитель.
Итак, он готов. По-прежнему было чертовски холодно, проклятая пиявка за голенищем вовсю предавалась чревоугодию, к тому же созвав на угощение подруг, а плотик елозил и раскачивался от каждого движения, – но Командиру уже было не до этого. Он был весь в работе, как заведенный на определенные операции фабричный станок-автомат, и все его действия стали скупыми, четкими и осмысленными. Цель ясна – надо уловить момент, когда полурослик начнет менять позицию. Для этого ему придется миновать невидимый с фронта участок за цепочкой замшелых валунов, – и в этот момент он должен ненадолго показаться Командиру. А Командиру много и не надо... Собственно, из этого положения все равно много выстрелов не сделаешь. Отдачей его хорошо, если тут же и не опрокинет, – поэтому Командир имел право только на один выстрел, а не на беглую серию "на подавление"... Ради этого одного выстрела он помучился, чтобы без шума и вовремя соорудить свою плавучую позицию, потом немало времени ушло на чистку и проверку оружия, потом, – еще больше на маскировку. И сейчас Командир не имел права на ошибку.
Выстрел хоббита прозвучал над болотом как-то буднично и нестрашно. В первую секунду на него вообще не последовало никакой реакции, – только пара жирных уток сорвалось с дальнего края из зарослей, и не шибко-то торопливо размахивая крыльями, пошли низко над водой куда подальше... Омела сейчас должна была упасть навзничь за примеченное укрытие, а остальные...
И тишина взорвалась. Застрекотал пулемет, – с темпом более шестисот выстрелов в минуту он начал посылать на возможные позиции полурослика серии увесистых пуль, на холме явственно защелкали рикошеты, некоторые пули, отскочив от камней, по широкой дуге пролетали во все стороны, – несколько штук шлепнулись совсем рядом с его кочкой. С деревьев за болотом с тревожным криком сорвались птицы, не привыкшие к таким звукам... За клокотанием пулемета Командир разобрал пару скупых хлопков винтовки Геннеорга, – интересно, бьет ли орк наверняка, или просто дополняет работу Обезьяна по "засеванию", разве что чуть более творчески.... Обезьян садил от души, не жалея боеприпаса, – он и так весьма далеко протащил два тяжелых двухрядных диска, и рад был возможности от них избавится, тем более – с номинальной пользой для дела.
Командир снял кожаные колпачки с линз прицела, и проверил его настройку, которую он выставил заранее, затем осторожно сместил тело, устраиваясь удобнее для стрельбы из положения лежа...
Триста пятьдесят ярдов, – дистанция не маленькая, но его оружие в сочетании с прецизионными целевыми патронами обеспечивало досягаемость и раза в два дальше. Пуля в мельхиоровой оболочке пролетит это расстояние, снижаясь на двадцать дюймов ниже линии прицеливания, плюс он ведет огонь снизу вверх, на это тоже надо накинуть еще дюймов шесть, сильного ветра нет, да с тяжелой пулей такого калибра оно не очень-то и критично... Командиру нравилась винтовка Mk-XXI, прежде всего, – своей надежностью, точностью, и чудовищной убойностью .318-го калибра. Конечно, харадримская "Тип 35", – тоже вещь приятная, отдача куда мягче, легче на фунт, да и заряжается она не дурацкой пачкой, а нормальной пластинчатой обоймой. Но если харадская остроконечная пуля весом в полторы сотни гран обычно прошивала мишень насквозь, оставляя в ней аккуратный каналец, то пули нордлингов буквально взрывали человеческие тела, создавая огромные зияющие раны. Тот, в кого попадали "триста восемнадцатым", почти всегда отправлялся на кладбище, и уж точно не выстрелит тебе потом в спину... Это внушало уверенность в оружии, а такие вещи будут даже поважнее подлинных боевых качеств, особенно для неопытных солдат. Кучность его отборного снайперского образца, "шарп шутера" с "плавающим стволом" и выверенным спуском, фактически не уступала высокоточному оружию с ручным перезаряжением, и сейчас он был вполне уверен в результате выстрела. Пусть только появиться...
"Ну, полурослик, где ты? Пора бы тебе уже и пошевелиться, если ты еще не схлопотал в лоб случайную пулю из града, посылаемого в тебя пулеметом. Мог ты, конечно, и попасться на прицел Геннеоргу, которому тоже второго раза не требуется... Но тогда я в тебе ошибался, полурослик. Это значит, что ты не так уж и хорош, как мне показалось. Если ты уже убит, и лежишь сейчас на склоне холма с разваленным черепом, – значит ты засуетился, подставился, и это тебя погубило... А жаль. Потому, что это не похоже на тебя, а ты сам не совсем похож на всех тех, кого я встречал ранее, – ты не опытен, но контролируешь себя, ты слаб, но храбр, ты был ранен так, что должен был давно околеть, – но до сих пор жив. Вообще-то, жаль, что мы по разные стороны, полурослик. Я бы сделал из тебя отличного бойца, ты хороший полуфабрикат, это наверняка, у меня уж глаз наметанный..." Второй выстрел полурослика, – короткий, контрастом звучащий щелчок в паузе между тугими очередями Обезьяна. Значит, хоббит все еще жив... Интересно, в кого же он выстрелил?! Будем надеется, что по Обезьяну. И, хорошо бы, насмерть... Нет, тебе точно уже пора менять позицию. Они же тебя сейчас нащупают, и пристрелят!
На холме послышался звонкий хлопок гранатного разрыва. Молчун расходует последние "перечницы". Явный перебор, – пулемет, а теперь вот еще и гранаты. Будто крепость штурмуем, в самом же деле. Ну да ладно, не домой же их везти. Второй разрыв, – уже ближе. Либо Молчун что-то видит, например, – движение полурослика в траве, либо бьет наугад. На всякий случай Командир прильнул к прицелу, и накрыл треугольным прицельным "пеньком" широкую расщелину между камнями, где ожидал появления хоббита. Гранаты либо убьют его, либо заставят менять позицию, – он же не знает, что их и было всего две! Минута, еще одна...
Вот оно!
Движение в высокой траве, – будто змея ползет, молодец... Травинки качнулись ближе, еще ближе... Командир подобрался, и мягко начал выбирать спуск. Когда полурослик показался в прицеле, – буквально на полсекунды, – Командир раздраженно отметил, что несмотря на расчеты, почти его не видит. Все же, – мелкий, паршивец... Между камнями показался лишь край инородной, не природной поверхности, – серо-зеленой форменной ткани... Размеры этой "мишени" не превышали пяти квадратных дюймов. Командир оценил положение полурослика, – это либо спина, либо уже нога, и еще немного, и он окажется вне досягаемости... Сайтан! Зря, что ли, вымок? Мысль сработала быстрее молнии, Командир мгновенно принял решение, поймал небольшое пятно защитного цвета на пенёк прицела "под обрез" и дожал спуск до конца, ощутив как плавно, но быстро "ломается стеклянная трубочка" зацепа курка... Отдача и в самом деле едва не опрокинула плот, увеличенная вшестеро картинка в поле зрения прицела "поплыла", потеряв четкость, однако Командир успел заметить, как серо-зеленое пятнышко расцвело ярко-красным, как взметнулись микроскопические алые брызги в траве, будто облачко розового тумана, и энергично трепыхнулось тело хоббита за укрытием, отброшенное пулей назад...
Когда Командир умудрился заново восстановить равновесие, полурослика было уже не разглядеть.
Но это и не имело значения. Очевидно, что попадание пришлось не вскользь, а значит, малышу не уйти, даже если он еще жив.
"Во имя Всевышнего, всемилостивого и милосердного... Вот и все, маленький боец. Ты неплохо все сделал, но я тебя достал. Amen, воин. Жаль, что все так вышло...
Правда".
Глава седьмая.
Дайтон прождал Лиссу в гостинице ровно два с половиной часа. В течении этого времени он успел вдоволь наговорится с Вероникой о особенностях труда независимого журналиста, о трудностях с коллегами, заказчиками и властями, и о том, как тяжело работать, когда тебя никто не любит. Дайтон слушал вполуха, хотя к середине разговора понемногу начал обращать внимание на рассуждения двинянки, которая сначала гладила платье, потом переодевалась за ширмой, а остаток, точнее, – большую часть этого времени, провела перед трюмо, наводя красоту при помощи косметики и каких-то зловещих инструментов, смахивающих на хирургические. По-мнению Дайтона манипуляции эти были совершенно излишними, потому как девушка уже выглядела в высшей степени завлекательно, однако серьезность подхода внушала уважение.
Генерал вполне понимал, за что не любят журналистов вообще, и фотокорреспондентов, – в частности. Сколько раз такое было, – сфотографировать что-нибудь могут, а вот мозгов, чтобы понять, что же удалось увековечить, не хватает... Вот и рождаются "сенсации", – "солдаты армии Его Величества ведут пленных сепаратистов на расстрел" (общий план колонны оборванных личностей идущих в тюремную столовую на ужин; рядом ухмыляющийся конвоир), и другие схожие перлы. На подобное могли пожаловаться не только военные – к мнению Дайтона не колеблясь присоединились бы и пожарные, и полицейские, и муниципальные чиновники, и даже актеры синематографа, с недавних пор вдруг ставшие объектом пристального внимания пишущей и снимающей публики. Поэтому многие люди, едва увидев фотоаппарат даже в руках столь миловидной девушки, как Вероника, машинально норовили, как минимум, смыться куда подальше.
Однако сейчас Дайтону более всего хотелось, чтобы избравшая столь неблагодарную работу девушка чуточку помолчала. Он собирался с мыслями, готовясь к предстоящей беседе с Лиссой. Надо было, во-первых, не обидеть её, попытаться вернуть взаимопонимание. Во-вторых, убедить не совать нос в дурно пахнущие дела, в которых все лишние носы непременно поотрывают... Эти две цели в изрядно противоречили друг другу. Сейчас, спустя некоторое время Дайтона даже слегка раздражала эта неуступчивость журналистки, – Единый милосердный, ну неужели нельзя понять, что есть вещи, о которых его даже спрашивать не стоит? Принципы принципами, но ведь это очевидно...
С другой стороны, генерал понимал, что она во многом права. Тот факт, что спецслужбы вышли на организатора терактов, совершенно не отметал необходимости искать и ловить непосредственных исполнителей, коих, кажется, и впрямь еще не мало бродит по округе...
Пока нечем было заняться, Дайтон набрал из фойе гостиницы свой штаб, и поговорил с Линдси. Оказывалось, что тому приказ выцарапать из контрразведки собранные девушками материалы отдал никто иной, как сам Нэд... Как подчеркивал Линдси, Нобиль посчитал, что ничего криминального в этом не будет, зато, мол, ему, Дайтону, будет приятно... Как это, приятно?! Да чем меньше будет информации для публики, тем "приятнее", иттить, будет старине Дайтону! Что там еще такое задумал Нэд?!
Дайтон вытянул ноги, пытаясь устроится в неудобном кресле. Хорошо еще, что никто не станет его тут искать, – на своей должности он не мог позволить себе по два с лишним часа торчать черте где, ни с кем не связываясь и бездействуя, работы у него даже в спокойные времена полно, а тем более сейчас, так что наверняка его уже ищут...
– О чем это вы загрустили, пане Мечибор? – Вероника закончила, наконец, длительный процесс нанесения "боевой раскраски", – Вы не журитесь, пане. Лисса уже скоро вернется...
Дайтон хотел было высказать сомнения по этому поводу, однако как раз в этот момент дверной замок щелкнул, и в номер вошла Лисса, – в строгом костюме и полурасстегнутом черном плотном пальто. На улице моросил легкий дождик, и её плечи и волосы были сплошь покрыты мелкой серебристой крошкой капелек. Наверное, ощущения от такого украшения были не очень приятными, однако в свете хрустальных электрических светильников переливы в этих капельках и блеск её волос смотрелись просто божественно...
– Привет, Вероника! – увидев генерала, поспешно вскочившего из кресла, Лисса никак не выразила ни досады, ни особого удовольствия, – Здравствуйте, Мич. Как заживают ваши раны?
Дайтон от такого официоза вконец отчаялся, но быстро взял себя в руки. Хорошо, хоть этому он в жизни научился должным образом.
– Здравствуйте, Лисса. Если не возражаете, нам бы надо поговорить наедине...
Прежде чем Лисса успел рот открыть, Вероника поспешно подхватила свое пальто, шляпку и сумочку.
– Я все, я уже ушла... Всего хорошего, Лисса, всего доброго, пане Мечибор... – после чего дверь за её спиной захлопнулась, а в коридоре послышался поспешный стук каблучков.
– Какая она предупредительная... – неуверенно улыбнулся Дайтон.
– Да, в таких делах на неё можно положиться, – немного натянуто согласилась Лисса, расстегивая пальто, – О чем ты хотел со мной поговорить?
Дайтон незаметно набрал в легкие воздуха.
– Лисса... Милая. Объясни мне, чем я тебя обидел? Я понимаю, что ты волнуешься за то, что происходит сейчас, что ты все живо принимаешь к сердцу... Но почему ты считаешь, что никто больше не озабочен ситуацией? Сотни людей сейчас ведут поиски и расследование. Уйма народу прочесывают провинцию вдоль и поперек...
– Мич, я тебе верю, – горько улыбнулась Лисса, – и ты меня ничем не обидел. Я вообще ни в чем бы тебя не упрекнула, если бы ты сейчас не был вторым лицом в провинции...
– Так в чем же дело?.. – Дайтон шагнул к ней, и она не отстранилась, когда он обнял её и заглянул ей в глаза.
– Дело, Мич, в том... Что происходит нечто, что выходит за рамки. Какая-то темная, кровавая возня. А вы, обличенные властью, упорно делаете вид, что все обычно, что все под контролем... Люди расслабились, а их убивают!
– Лисса, не обижайся, но ты же из Дунланда. И ты журналист. Ты ведь понимаешь, что война и политика, – близкие вещи, причем и то, и то, – вещи дрянные, грязные и темные? Я вот хорошо помню те времена. Не все было просто и тогда. Не было ни "хороших", ни "плохих"... И всегда, Лисса, абсолютно всегда, власти утверждают, что все под контролем. Это же у них в природе, – на кой черт и кому нужны власти, которые ничего не контролируют? Ты же не наивная простушка из провинции, и отлично это знаешь.
– Мич, а ты себя не причисляешь к властям? Ты только выполняешь приказы? Ты не несешь ответственности за их последствия? Есть только мишени, верно? Те люди, в которых стреляли твои солдаты?
– Нет, – лицо Дайтона стало каменным, – Нет, Лисса. Не так. И ты это знаешь.
– Прости, – внезапно Лисса в его руках обмякла и прижалась лицом к его груди, – Прости меня, Мич. Мне нельзя было так говорить...
– Не за что, милая... Тем более, что это отчасти и правда. Хороший военный должен рассматривать как мишень любой "объект", на который укажет командир. И уметь его уничтожить, – хоть это церковь с прихожанами, хоть огневая точка. Уничтожать или нет, – вопрос другой. Но уметь, – должен, и точка. Потому, что нельзя верить всему, что видишь. И потому, что в уставах не вся жизнь прописана. Всякое бывает.
Лисса молча кивнула, не отрывая лица от его груди, и Дайтон мягко погладил её по влажным волосам.
– Ты ведь узнала что-то важное, верно? – как мог осторожно спросил он, но Лисса прореагировала спокойно, даже устало.
– Да, Мич, то есть, – мне кажется, что узнала. Ты уверен, что тебе нужно все знать?
Дайтон нахмурился. Вот ведь черт, умная девка, все понимает, а такие вопросы задает...
– Конечно. Информация может быть для тебя очень опасной. Очень.
– Я знаю про твой странный приказ войскам провинции. Сегодняшний утренний. Очень странный приказ... Еще я видела трупы убитых диверсантов. Двух из них опознала, я знала обоих, когда они были помладше ... А еще, – вы проводите в лесу операцию. Что за операцию, – пока не знаю...
– Ты еще кому-нибудь хоть чего-нибудь говорила?
– Нет, Мич... – в её глазах он не без удовлетворения разглядел вину, – Я не была уверена... И... Хотела с тобой посоветоваться. Но ты же на меня обиделся...
– Единый милосердный, какие глупости! – не удержался он, – Я не обиделся, я был уверен, что это ты на меня! Не спрашиваю, как ты попала в полицейский морг и как узнала про операцию, но милая... Да тебе добрая сотня людей руки целовать готовы будут, за информацию о личностях диверсантов! Я все устрою... Тебе нечего опасаться. Ты что ж, задумала подготовить разоблачительный материал?! Творец единый, как хорошо, что я тебя нашел вовремя... А в лес, в Лес-то ты зачем собралась?! Среди террористов были женщины, и тебя могут убить, даже если разглядят! А в лесу стреляют на движение, без предупреждения! Что за чертовщину ты задумала?!
Лисса убито отводила глаза. Было видно, что в главном он попал в точку, – планировала, паршивка, подготовить нечто эдакое, пролить, так сказать, свет. Дурочка... Нет же, полное ощущение, что журналисты нарочно прячутся от жизненных реалий в своем выдуманном мире. Да и то, – взять ту же Веронику, уж на что с виду болтушка и ветреница, но производила впечатление человека куда более прагматичного, едва ли способного на столь откровенные безумства.
– Я боялась, Мич. Но пойми, – это для меня шанс. Другого такого за всю жизнь может не выпасть... У каждого есть призвание в жизни, неужели вот ты смог бы прожить, ни разу нигде не победив?!
– А ведь понимаю, – покачал Дайтон головой, и нежно поцеловал её душистые волосы, – И даже одобряю. И используешь ты свой шанс на полную, – обещаю, когда все кончится, у тебя будет эксклюзивная, совершенно убойная информация для публики... Но, Лисса, дай мне слово, что ты не станешь делать ... резких движений? Просто, если ты сейчас допустишь ошибку, она тебя убьет. На самом деле, я не шучу...
– Хорошо, Мич, – покладисто кивнула Лисса, – Но там, в лесу – это последние террористы, во главе с этой самой агентессой Мэллори? Других нет?
"Агентесса Мэллори, извольте видеть. Вот так у нас соблюдается секретность!"
– Ты не должна была этого знать, Лисса. Это секрет, секрет государственной важности... Ты это сказала, я это услышал, но дальше нас двух это уйти не должно, понятно? Скажу только, что окончание этой операции означает окончание всей этой истории... Ну чего ты так смотришь на меня?! Я могу быть в этом месте честен, милая. И говорю это легко – потому, что это правда... Расскажи подробнее, кто эти двое, которых ты опознала?
Лисса потупилась. Дайтон догадывался почему – отвращение к доносительству у дунландцев в крови, на уровне рефлексов. И если доносишь на мертвых, это ничуть не лучше. Скорее, – даже хуже. Но он и не подгонял её, осознавая, что может все испортить.
Лисса начала не сразу, и излагала убитым, каким-то пустым голосом.
– Молли и Пат М`Ридли, из клана Дагласов. Близнецы. Их отец – Рой М`Ридли, старший заместитель командира "бригады Дагласов"...
"Помним, как же...действовала в районе Шовена, на участке дороги Шовен-Вангартен и севернее, в горах. Сектор "Феникс"... Мины, налеты на колонны, заложники, расстрелы "соглашателей"... Рой-Тесак, поганый сукин сын. Правая рука Янга "Змея" Дагласа... Жесткий мужик, определенно. "Был", хвала Единому, был..."
– Так вот... – не глядя ему в глаза, продолжала Лисса, – Отец попал в засаду и убит "территориалами" в ущелье Оллир. Их мать была тогда с ним. В отряде. Молли и Патрика в ту же ночь гвардейцы вывезли из Шовена, и передали общественному призрению в Вангартене, я работала тогда в приюте сестрой милосердия, в числе добровольцев от нашей кафедры... Во время "второго мятежа", когда... Все началось снова...
"Ну да, конечно. Когда вторая горная бригада и отдельный аэромобильный по второму разу штурмовали Вангартен, где старейшины вновь объявили клановое управление, вздернули шерифа с помощниками на площади перед ратушей, воздвигли баррикады и поджидали подкреплений от "непримиримых" из гор... Кстати, Пункартэ должен хорошо помнить ту историю с ликвидацией М`Ридли, засаду в Оллир должен был организовывать как раз его Временный Штаб при группе войск".
– Тогда большая бомба попала во внутренний двор приюта. Сам дом – сгорел, и погибшими числилось три наших девочки и ... девять ребятишек. В том числе и эти двое близняшек. Трупы детей не отделяли, хоронили вместе. Все, что нашли. Я их помню, они были мало похожи на других – красивые детишки, ладные, но все время молчали и держались вместе. Им тогда было по восемь лет... Я сама чудом отсиделась в подвале таверны между пивными бочками, вместе с уцелевшими детьми и другими девчонками с факультета. Таверна сгорела, а мы дышали сквозь тряпки, пропитанные элем... Выбрались оттуда через шесть часов – пьянущие и зареванные... С тех пор даже запах эля ненавижу.
Дайтон с секунду молчал, потом потер свободной рукой подбородок. Наломали армейцы тогда дров, ей-же... А с другой стороны, был ли у них особый выбор средств? И так парней двадцать при штурме потеряли вместе с ранеными, а если бы без штурмовиков и пушек...
– Милая, ты уверена, ведь прошло столько лет, а они тогда были совсем маленькими...
– Уверена. Они выросли, но у обоих на плечах – не татуировки клана, а семейные, которые придумал их отец. Он был из самонадеянных, и думал в будущем основать новый клан, свой. Цветок боярышника... Я их мыла, одевала. Помню.
– Найдется еще кто-то, кто сможет их опознать и подтвердить личность? Как думаешь?
– Не знаю, Мич. Может быть, – кто-нибудь из выживших Дагласов... Но я готова ручаться. Это они.
– Ясно... – Дайтон напряженно думал, – Лисса, похоже нам надо выкручиваться, и обернуть твою самодеятельность на пользу делу... Сейчас я вызову для тебя машину. И ты поедешь в экспертный отдел полиции. Там тебе вновь покажут трупы, и ты их заново "опознаешь", – но уже как положено! Подпишешь акт, все расскажешь старшему следователю RSE. Кроме того, приглядись как следует к другим убитым. Сколько ты уже видела трупов?
– Четыре, Мич. Все они убиты вашими егерями в бою у "Роуди Сэплай". Большего мой знакомый в полиции... Не смог добиться.
– Ну что ж, будем считать, что нам чертовски повезло, – Дайтон выпустил девушку и помог ей одеть пальто, – Надеюсь, будет везти и далее. Прости, что приходится это говорить, – но ты заставила меня здорово поволноваться... Пообещаешь мне, что такого не повторится? Лисса, ты едва не подставилась под очень серьезную угрозу, – ведь если впаяют соучастие, никто не сможет защитить тебя! "Закон о Мятеже" – страшная штука. Оглянуться не успеешь, как за твоей спиной закроются ворота "6-го бастиона"... И скажи на милость, зачем ты купила ружье?!
– Боялась идти в лес совсем без оружия. Я хотела купить такой же карабин, из каких мы стреляли в Аальдровене. Но винтовку мне отказались продавать, – приказчик в магазине заподозрил, что я ничего в оружии не смыслю...
На улице уже смеркалось, и в фойе Дайтон раздумал вызывать для Лисы курьерский вездеход. Вместо этого он вышел на улицу, и кивнул ожидающему за рулем Петеру, чтобы тот подъехал к парадному подъезду гостиницы впритык. Несмотря ни на что, ему не хотелось, чтобы со стороны было видно, кого он сажает в служебный фургон... Черт подери, своими неосторожными действиями Лисса легко могла спровоцировать RSE, и те вполне могли оказаться поблизости, на хвосте...
Когда Петер развернул машину и подогнал её впритык к ступенькам, Дайтон обнял девушку, и распахнул перед ней створку стеклянной двери... Окинул взглядом улицу – темнеет, но фонари еще не зажглись... По алее ярдах в двухстах, сгорбившись, шла пожилая женщина с кошелкой, кутаясь в рыжий потертый тулупчик, справа – неспешно брел закончивший работу разносчик газет, парнишка лет двенадцати от роду в сером пальтишке и большой мохнатой кепке. В домах напротив, безвкусных доходных трехэтажках, уже кое-где начинали загораться окна. Из-за угла, мимо театральной тумбы, неторопливо двигалась пара патрульных гренадер, плечистых парней-первогодков в стальных касках... Вроде, никакой слежки, – нет. Это, конечно, хорошо, даже можно сказать – замечательно.
– Лисса, пожалуйста, – никому и никогда больше не слова о своих "источниках" и прочем самоуправстве, хорошо? – чувствуя, что подхватил "синдром патефона", повторил он, открывая перед ней тяжелую дверцу фургончика. Лисса в ответ, как и в прошлые разы, лишь виновато кивнула, прикусив нижнюю губу...
Ох уж эти женщины, иттить их Творец душу. И без них жить не получается, и с ними – сколько же мороки...
Захлопывая заднюю дверцу, Дайтон хотел было выпрямится, и еще раз окинуть быстро темнеющую улицу Св. Митрандира Белого внимательным взглядом, однако в последний момент заметил, что защемил дверцей правую полу своего пальто. Потянул, чтобы освободится, но толстая кожа не выдергивалась. Мысленно матерясь, генерал хотел уже попросить Лиссу открыть дверцу изнутри (наружные защелки на военных машинах автоматически блокировались после запирания), когда в глазах полыхнула вспышка, по ушам вдарил оглушительный хлопок, а пространство вокруг заволокло смрадным дымом...
В первый момент Дайтон даже не смог понять, что произошло, – недавняя контузия притупила реакции, и он просто прижался к холодному кузову фургона. Но уже в следующую секунду он сообразил, где именно произошел взрыв – справа, на углу. Парнишка разносчик лежал на земле, в клубах белесого дыма, засыпанный кусками извести и штукатурки со стены, а в паре футов от него, на обочине мостовой, страшно белела его оторванная нога – в толстом носке и старом башмаке из коричневой кожи... Один из гренадеров скрючился на мостовой в растекающейся темной луже, и не надо было быть врачом, чтоб поставить ему диагноз, второй сидел у стены, сложившись пополам, – лица у парня почти не было видно, оно превратилось в мешанину нечетких очертаний, но как ни странно, похоже, бедолага был еще жив... Сизый дым застилал глаза, а в воздухе тошнотворно воняло кислятиной.
Скорее всего – ручная бомба с ударным химическим взрывателем в виде стеклянной пробирки с кислотой. Плавали. Знаем...
Длинная очередь из пистолета-пулемета оборвала его наблюдения. Пули с щелчками отскочили от бронированного лобового стекла фургона, пустив по нему затейливую вязь трещин, ударили по капоту, оставляя вмятины, выбили искру о каменную кладку у Дайтона за спиной... То, что выстрелы были негромкими и глухими, его даже не удивило, – видно, как-то свыкся с мыслью, что отныне каждый подонок имеет малошумное оружие... Стараясь укрыться за сталью кузова, Дайтон не мог разглядеть стрелка, и лишь догадывался, что тот прячется где-то за деревьями аллеи. Неужели та старая тетка, которую он мельком видел?! Черте-что творится... Целились в него. Дайтон еще раз рванулся, стараясь освободится из плена задней дверцы – но и на этот раз ничего не вышло, – добротная кожа не поддавалась... Вытянув и кобуры револьвер, Дайтон судорожно выпалил наугад, поднимая оружие над крышей пикапа, но длинная очередь в ответ заставила его не только прекратить огонь, но и еще сильнее прижаться к машине, нагибаясь к самой мостовой, дабы избежать рикошета...
Собственно, ситуацию спас Петер, который принял единственно правильное решение. Вместо того, чтобы хвататься за оружие, открывать свою дверь и подставляться под пули, он завел двигатель, врубил задний ход, и довольно энергичным разворотом подал назад. Дайтону при этом пришлось активно перебирать ногами, чтобы на привязи успевать за машиной и не упасть, но напряжение стоило того, потому что отдалило его от стрелявшего на добрых двадцать ярдов, и что особенно важно, от проклятой стены отеля, от которой пули отскакивали почти прямо генералу в спину. Затем Петер что-то крикнул Лиссе, она наконец сообразила, отчего генерал был по прежнему снаружи, после чего скользнула к дверце и впилась пальцами в тугую защелку замка... Освободившись, Дайтон с локтя еще два раза выстрелил в темноту, нырнул к уже открытой Петером пассажирской передней дверце, и решительно выдернул "бобби" из-под тряпки...