Текст книги "Книга вторая: Зверь не на ловца (СИ)"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– У вас ведь наверняка уже есть план, пани ротмистр? – негромко спросил Владек, – Ознакомьте нас, пожалуйста, с вашим "тактическим вариантом". А мы просто все сами сделаем, верно, Ендрик? – недобро ухмыльнулся он, – Солдаты уже слышали от Дадило и Здыбенко насчет Нечая и тех гражданских, в поселке... Еще немного постоим тут – и наши мужики без приказа пойдут, да изловят этих выродков.

Да, план у Лаиды был, но он никому не понравится, и она это знала. Да и совсем откровенно, – рожден этот план был в значительной мере стыдом от собственного страха перед пулями скрывшихся в чащобе диверсантов, который охватил её, что греха таить, сразу после первых увиденных трупов, и сжимал сердце каждый раз, когда она открывала стальной люк броневика. Но не говорить же такого вслух!

– Надо сделать то, чего они никак не ожидают. Мы начнем все как обычно – отстреливаем те кугели, что еще остались, поставим дымы, прочешем кустарник пулеметами и двухдюймовками, заставив их ответить, зашевелится. При огневой атаке нам это много не даст, они все равно окопались, рассредоточены, замаскированы и все время будут менять позицию... А нам надо не дать им её поменять. После выдвижения головного дозора они откроют огонь, и тогда... тогда мы с вами, мои красавицы, пойдем в конную атаку.

– В атаку?! Фронтальную?! В конном строю? – глаза парней неудержимо полезли на лоб.

– Верно, девочки мои сладенькие, – как ни в чем не бывало, кивнула Лаида, – Вперед и по центру – "сыны", две алы, с флангов, – "отцы" – по одной, и по два броневика. "Отцы" стреляют на подавление, внахлест, чтобы они, псякревцы, на нас выползли, но не высовывались до последнего момента. "Сынов", если никто не возражает, девочки, – тут она ухмыльнулась, – Я поведу сама. Думаю, каждый из вас знает, какие бойцы нужны будут мне, и какие – другим... Мне нужны такие, кто "шаблюкою" махать горазды, а вам – нормальные егеря... Собственно, вопрос, зачем я вас, девочки, сюда и собрала, – у кого есть желание размяться со мной в компании?

– Пшепрашем паньство, но это – идиотизм, – с самой очаровательной улыбкой сообщил Владек, – Я более безумного плана не слыхал в жизни, пани ротмистр, и если позволите, останусь с командой "отцов". У "сынов" вряд ли сохранятся в будущем виды на настоящее отцовство, поскольку пока вы приблизитесь к ним на удар, у вас наверняка поотстреляют яйца...

– ..которых тебе, Владек, и так судорожно не хватает. Ну что ж, – Тимошпильский за "отцов". Это хорошо, стреляет у нас Владек точно и быстро, – жаль, что недолго... – при этом Лаида посмотрела на старшего из урядников с таким выражением, чтоб никто не сомневался, что речь идет все же не про стрельбу.

– Что жаль, пани ротмистр, так это то, что вы частенько засыпаете во время стрельбы... А коли вы спите – то и мне ... стрелять без резону... – немедленно отреагировал Владек, поймал злобный взгляд сатанеющего Стася Чарторыйски, действующего любовника Лаиды, и весело подмигнул ему.

– Рада, что у вас приподнятое настроение перед смертью, девочки, – ободряюще улыбнулась Лаида, – Шутим, острим... Так кто пойдет со мной? Мне нужен минимум еще один... Домбрович? Чарторыйски? Ивойло?

– Если позволите, я поведу вторую алу "сынов", квэно ротмистр, квэно, – мрачно попросил Гжегож, опережая дернувшегося, впрочем, несколько неуверенно, Улафа.

Лаида в ответ лишь молча кивнула, не отводя глаз от лица Стася Чарторыйски, который выдержал её взгляд совсем недолго, и мрачно потупил взор.

– Что ж, хорошо... – протянула Лаида, – Гжегож, отбери тех из наших, у кого по сабле-пистолету лучше показатели, и готовимся. Протрубим общий сигнал – "отцам" построение с обоих флангов, броневики вначале шьют шрапнелью по кустам широкими стежками, затем выдвигаются, остальные – следом, не спешим, целимся... Главное – ошеломить их, девочки. Сдается мне, – невеликой отваги мужи сии, которые ночами мирные поселки жгут, да заспанных девок поганят. Вот и покажем им роханскую удаль! И жугдянскую с двинской заодно... Ну, и дуруханскую, конечно, – поймала она взгляд вахмистра Дамира-Агы, – Удаль, словом... Покажем. Приступить к выполнению, и не мешкайте, девоньки мои...

– ... и это у нас называется – "взять чисто, без лишних потерь"... – проворчал под нос Владек, и побрел к стоящим на привязи коням, нервно теребя темляк сабли.

Через двадцать минут все было готово, и в равнине начали с щелчками рваться кугели, которые с усердием посылал Пашкур, понимавший, что второй промашки ему не простят. Снаряды, сначала дымовые, а потом и оставшиеся боевые, ложились в низины, в густой кустарник, за кроны акаций, – везде, где по мнению Ендрика, могли спрятаться боевики. Через некоторое время неуместно-весело отыграл горн, с обоих сторон из лесной чащобы в равнину выехали, ломая кусты и урча моторами, броневики, и тут же открыли огонь, хлесткими пулеметными очередями прочесывая высокий кустарник. Тяжелые бронеавтомобили остановились в нескольких ярдах от крайних деревьев, и поспешно ударили из скорострельных двухдюймовок. Четыре беглых выстрела, затем лязг меняемой пачки, затем снова, – очередь, поправок в прицел не вносили, имея целью лишь доставить к невидимому противнику больше убийственной стали. Четырехфунтовая зенитная шрапнель, – боеприпас невеликой силы, предназначенный главным образом для стрельбы по баллонам и аэростатам, – но и здесь, когда приходилось выцеплять врага из густой "зеленки", она была вполне уместна. Стальные ролики, соединенные тросиками, как дробь выметали все в нескольких ярдах от точки разрыва, надежно укладывая некстати подвернувшегося незащищенного противника.

Снова затрубил горн, и следом за броневиками в равнину устремились "отцы" – группа огневой поддержки. У них были все ручные пулеметы, они держали на изготовку карабины, и перекрестным огнем целенаправленно ударили вдоль и поперек равнины с обеих сторон, – так, чтобы никто там не смог даже голову поднять. Лежащие в кустарнике диверсанты отвечали, – редко и безрезультатно, ибо созданная егерями плотность огня не позволяла им высунуться для хорошего прицела, к тому же глаза им застилал дым, никак не мешавший егерям. Потерь от этих пуль "отцы" не понесли, – усердно прячась за бронемашинами, они выглядывали лишь затем, чтобы выпустить очередные порции свинца.

Лаида, выводя свою алу в центр линии наступающих, отчетливо понимала, что, хотя она всего лишь добивает совсем небольшую группу противника, риск очень велик. Если тем удастся, все же, выставить пулемет против её "сынов", и выпустить хотя бы часть пуль куда следует, – один единственный MG вполне способен выбить половину всех конных. Конечно, "отцы" и Ендрик немедленно перенесут огонь на новую цель, – но вот время, времени пулемету надо совсем немного... Секунд десять. Чтоб его. Лаида мысленно прочитала про себя молитву, не очень изящно вытянула из кобуры пистолет, дослала патрон в ствол, и кивком приказала горнисту трубить сигнал к конной атаке.

Гжегож Ивойло, стоящий во главе своей алы слева, покосился на неё, и поймав вопросительный взгляд, утвердительно кинул.

– В равнине смотрим под копыта, чтоб в яму не загреметь! Пистолеты к бою, в упор бьем, а накоротке, – сабли из ножен, и бей их в песи, руби в хузары! Ала, рысью – ма`арш! Гей, егеря!!! Бей-убивай!!! – Лаида и сама немножко не верила, что кричит это, ведь последняя атака в конном строю состоялась еще во времена молодости её отца, но одобрительный рокот прокатился в обеих изготовившихся к атаке алах, и заставил её крепче сжать рубчатую рукоять в правой вспотевшей руке.

– Бей! Бей!! Бей-убива-а-ай!!! – древний роханский клич из шестидесяти глоток перекрыл даже разрывы шрапнели и треск пулеметов, когда обе алы лавой скатились из леса в поросшую кустарником равнину, ломая тонкие ветви на пути и стремительно сближаясь с врагом.

Лаида мчалась впереди всех, неосмотрительно выбившись из построения, и едва увидав темные фигурки, мелькнувшие между кустами впереди, перебегающие с места на место, падающие и снова встающие, разрядила в них весь магазин пистолета, хотя было слишком далеко. Да и тряска едва позволяла разобрать противника среди и клубов дыма и густой зелени, а не то, что в него на ходу попасть. Гжегож слева тоже открыл огонь, но его "Ройер 96К" с кобурой-прикладом стрелял гораздо настильнее, и он, с второго-третьего выстрела, в кого-то попал, – Лаида разглядела как одна из фигурок подломилась и сползла по столу дерева на землю. Тут ударили из своих пистолетов и револьверов обе алы, – кто прицельно, кто за компанию вслепую, и всадники с треском налетели на врага, выхватывая клинки и занося их для удара...

Лаида направила коня на невысокую фигуру впереди, – парень расстрелял всю пачку куда-то в сторону "отцов", явно ошалев, потом позади него разорвался кугель (все таки опять наму... намудрил Ендрик, почти по своим садит!), стрелок упал, но тут же вскочил снова. Лаида с разгону прошла слева от него, дождавшись, когда он выставит винтовку над головой для защиты, припала почти к земле на правом стремени и хлестко, с пружинистым оттягом, рубанула снизу вверх наискосок, рассекая последовательно бедро, живот и нижние левые ребра. Брызнуло кровью, и диверсант безвольно покатился в сторону. Слева Лаиду обогнал какой-то не в меру шальной из молодых егерей, в запале не заметив, что обходит командира, – и поплатился. Диверсант, на которого он налетел, не стал медлить, и в совершенно цирковом прыжке взвился в воздух, мощно вдарив солдату в грудь обеими ногами, отчего того мгновенно вынесло из седла. Лаида пришпорила коня, замахиваясь. И не успела, чуть-чуть, но фатально. Прежде чем узорчатая елмань её сабли, противно лязгнув по теменной кости, надвое развалила голову врага в матерчатом капюшоне, тот успел страшным ударом приклада разбить лицо поверженного егеря.

Ярость и жажда крови застелила Лаиде глаза, и когда она заметила еще троих диверсантов, убегающих сквозь кустарник, она даже не задумалась, что бежать тем некуда, и они так или иначе попадут либо под огонь жандармов, либо под пулеметы "отцов". В очередной раз пришпорив Диррэля, она понеслась на них. Один из бегущих споткнулся и упал на бок, получив пулю от заходящего с другой стороны вахмистра Дадило, другой остановился, ловя Лаиду в прицел винтовки, но упал, скошенный выстрелом из страшного своей убийственной мощью пистолета Гжегожа. Третий же резко развернулся, подхватил винтовку на манер дубины за цевье, закрутил, как вентилятор, и словно вконец одурев, бросился ей почти под копыта. Лаида суматошным броском направила клинок прямо в перекошенное лицо, но, увы, поздно, вхолостую, – верткий враг куда-то исчез из виду, а в следующее мгновение её крепко ударило в живот чем-то твердым, что-то грузно навалилось на плечи...

Теряя равновесие, ротмистр опрокинулась назад, сорвалась из седла и приложилась головой об узловатый корень. Она тут же открыла глаза, – и узрев противника в сбитой на затылок вязанной шапочке, который заносил над ней широкий вороненый кинжал, немедленно закрыла вновь.

Вот она какая, смерть.

Ничуть не торжественно, и очень больно, – а кругом все куда-то стреляют, куда-то бегут...

И дела никому нету...

Гжегож Ивойло, увидев, что ротмистр оказалась на земле, развернул коня и помчался на выручку в тот же момент. Пистолет был разряжен, затвор стоял на задержке, и Гжегож бросил его на ремень, подхватывая темляк сабли, за которую в принципе очень не хотел браться, не вполне доверяя холодному оружию. Враг, придавив Лаиду к земле и обездвижив, занес было кинжал для верного смертельного удара, даже уложив вторую ладонь на затыльник рукояти, но почему-то промешкал, – Гжегож не понял почему и мгновенно этим воспользовался, приподнимаясь в стременах и нанося со всего разгону сокрушительный удар. В последний момент что-то подорвало Гжегожа развернуть клинок, и удар пришелся бандиту плашмя по макушке, отчего у того закатились глаза, и он без чувств рухнул на Лаиду.

Причина, по которой он сразу не ударил её кинжалом, состояла в том, что диверсант неожиданно понял, что перед ним женщина, – обычным образом коснувшись её груди раскрытой ладонью. Именно это и спасло Лаиду, – бандит оказался просто не в состоянии осознать, что бравый егерский офицер, зарубивший двоих его товарищей, не был мужчиной... И тот факт, что среди его боевых друзей также были девушки, ему ничем не помог.

Гжегож сходу спешился, – на черкасский манер, пробежав еще несколько ярдов по инерции, и махом стряхнул с Лаиды бесчувственного пленного, которого тут же могуче скрутил подоспевший Здыбенко. Убедившись, что ротмистр жива и относительно здорова, Гжегож помог ей приподняться и протянул упавшую шляпу.

Опираясь на руку урядника Лаида повела вокруг мутноватым взглядом, – уже спешившиеся "сыны" стаскивали на вытоптанную площадку порубленные трупы диверсантов, кто-то нес трофейный пулемет со свисающей лентой (расчет которого накрыло едва ли не первым же кугелем), и несколько действительно заготовленных восьмифутовых шестовых мин, по обеим сторонам осторожно приближались "отцы" с карабинами наперевес...

– У нас хороший день, девоньки мои, – чуть слышно произнесла она, тайком преодолевая накатившую тошноту, – Кажется, вы, наконец-то, смогли сделать что-то относительно путное. Вдобавок, должно быть, не ошибусь, если предположу, что ты, Гжегож, захватил единственного пленного на нынешний день.

– Рад стараться, пани ротмистр, – мрачно кивнул Гжегож, не давая ей упасть, и передавая Дамиру-Агы, который уже протягивал руки.

– А еще ты спас мою жизнь, и черт меня раздери, если я это забуду, – прошептала Ленски сквозь зубы.

– Вот уж спасибо, пани ротмистр. Только вот от вашей благодарности, всячески прошу, избавьте, пани ротмистр!

Потери оказались невелики, хотя от этого не менее прискорбны, – один убитый из числа "сынов" (тот самый, со страшно разбитым лицом) и двое из числа "отцов", один из которых, молодой и не слишком опытный боец, погиб в последний момент, схлопотав шальную пулю (весьма сомнительно, что вражескую, хоть вслух об этом никто не говорил). А вот что касается второго...

Лаида, все еще покачиваясь, с пару минут стояла над распростертым на траве телом Стася Чарторыйски, в окружении сочувствующе молчащих солдат и урядников. Лицо Стася выражало лишь одно удивление – похоже, он так и не успел понять, что его убило... Удар чем-то острым рассек ему половину шеи вместе с сонной артерией, и сознание ушло из сильного тела хлопца раньше, чем жизнь. Кровь заливала всю его униформу, рука судорожно сжала цевье винтовки, но поза была расслаблена и естественна.

Пугало по-настоящему другое.

Грудная клетка Стася была рассечена тремя чудовищно сильными ударами, – сейчас, когда кровь почти покинула его жилы, на бледной груди урядника хорошо было видно, где и как прошел клинок. Скорее всего, к тому моменту Стась был уже мертв.

У него было вырезано и вырвано сердце....

Убитых диверсантов оказалось восемь. Три девушки в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет. Пять парней – по четырнадцать-шестнадцать лет. Мускулистые, тренированные, ни одной лишней унции веса, сухие лица с очерченными скулами, яростно сжатые перед смертью зубы... Ни один не погиб сжавшись, не один не был в момент смерти во власти страха, у каждого руки сжимали заряженное оружие или обнаженный клинок.

Чернокожего лысого гиганта среди них не было.

...Транспорт все же оказался на месте и вовремя. Собственно, Командира удивило не то, что Руководство скрупулезно осуществило все свои планы, – это-то как раз было вполне в его обыкновении. Иное дело, его слегка озадачило, каким образом руководители решили задачу.

На берегу безымянного лесного озера их и в самом деле никто не ждал. Не оказалось там ни Обезьяна с его бойцами, ни ожидающих связников, – словом, там было тихо и безлюдно. Только стайку уток, набирающих жир перед долгим осенним перелетом, ненароком вспугнули уставшие дозорные, Молчун и Омела, двигающиеся чуть поодаль от Командира, Граба и орка...

Зато на блестящей в предрассветном тумане поверхности озера, за живой изгородью из плотных зрелых камышей, лежала на темной воде, чуть покачиваясь, трехмоторная летающая лодка RAF. Хорошо известная Командиру модель, "Эмфибиэн Шарк"... В первый момент Командир просто не поверил своим глазам, во второй – в его голове возникла паническая мысль о очередной засаде, – а меж тем, было очевидно как день, что лодка самая что ни на есть взаправдашняя, и опознавательные знаки видно хорошо, и бортовой номер, и эмблема эскадрона...

Сомнения его быстро разрешились – в тот момент, когда пассажирский люк лодки раскрылся, оттуда показалась голова летчика в кожаном шлеме, и он поправил закрепленный над крылом сигнальный флажок, ярко-желтого цвета. Флажок этот крепился там штатно, чтобы при поломке радиосвязи информировать аэродромный персонал о внештатной ситуации и грядущей вынужденной посадке. Он был вполне уместен и на крыле машины, севшей на воду глухого озерца, названия которого даже не имелось на топографической карте, – двигатель заглох, или тяга элерона начала клинить, вот и приводнились... А кроме того, флажок желтого цвета был еще и паролем. Который должен был выделить в глазах Командира транспорт для эвакуации...

... Сейчас они летели над поймой Андуина, держась высоты три тысячи футов, и Командир до сих пор не мог успокоиться. Так комфортно, кажется, он ни разу не эвакуировался с территории противника, – бывало в трюме корабля, среди тюков с табаком, бывало и в собачьем ящике пассажирского вагона. А один раз его вывозили из Шовена, заколоченным, как в гроб, в деревянный контейнер, между двумя шкафами из палисандра. Ел он тогда протеиновый концентрат из тюбиков, пил из одной канистры, и справлял нужду в другую, разве что с горлышком пошире. И так – тринадцать дней, пока контейнер ехал по железной дороге, потом его отгрузили на портовый склад, и оттуда – на борт торгового судна, где, наконец, доверенные лица не выпустили полуживого агента на свет...

То ли дело – сейчас... Он и его команда блаженно расселись по удобным сидениям, пристегнувшись ремнями, и потягивали из бутылок предложенный пилотом лимонад. Амфибия шла плавно, без рывков, и ощущения были, как от полета на пассажирском баллоне, в салоне высшего класса. Командир сидел ближе всех к пилотской кабине, и быстро убедился, что пилот и не думает скрывать от начальства свой полет, – он часто и уверенно отвечал на радиозапросы, один раз изменил курс, чтобы осмотреть какой-то наземный ориентир, – словом, выполнял обычный патрульный облет речной акватории. И из-за пассажиров от задания не отвлекался, – например, пару раз запрашивал какие-то суда на реке, идущие без освещения.

Командир уже надел парашют, – как и все остальные. Прыжковая практика была у каждого члена команды, и кое-кто успел прыгнуть даже в боевой обстановке, – один только Геннеорг поворчал по поводу того, что ради такой важной персоны, как он, можно было бы совершить посадку обычным способом. Орк очень не любил даже просто полеты, а тем более – прыжки...

Командиру было не особенно интересно, как именно этих двух пилотов заставили выполнять столь рискованное задание. Обманули, быть может, но, скорее всего, – давным-давно завербовали "на всякий случай", и когда случай подвернулся, – извлекли из пыльного шкафа папочки с материалом на обоих...

Пилот держался дружелюбно, и внешностью слегка походил на ангмарца, но это ничего еще не значило. Хоть ангмарцы традиционно и состояли в оппозиции к королевской власти, они уже давно позабыли, в чем состоят понесенные ими некогда обиды. Ангмарцы даже язык родной и то совершенно забыли.

От воздушного извозчика Командир узнал следующие очень важные вещи: первое, группа Обезьяна совершила чуть больше полутора часа назад какую-то невероятно кровавую пакость на том берегу Андуина, в предгорьях. Кажется, и на этот раз паскуда Аль-Агди вышел почти сухим из воды, – на данный момент известно лишь о четырех его людях, убитых в ходе преследования, значит – вместе с Обезьяном ускользнуло девять. Район диверсии оцеплен, информации – хрен, да маленько.

Второе, – группы М`Тойнби и Саллаха, кажется, уничтожены на подходе к целям. Кто-то очень грамотно их засек, некоторое время "вел", стягивая силы, и разом взял в кровавый оборот. Саллах убит прямо на периметре охранной зоны гидроэлектростанции. "Сено", черт его. Его тело, вместе с трупами его ребят, курьерский баллон RSS доставил в Дэрг полчаса назад. М`Тойнби – ускользнул, потерял всю группу в коротком ожесточенном бою на конспиративной квартире в Дэрге, но сам ушел из-под удара. Это хорошо. Значит, его будут искать, значит, он скует внимание врага достаточно надолго. В Аальдровене по-прежнему идет бой, геральдическая служба Штаба Воеводства держит журналистов на голодном пайке, однако уже сообщалось, что замок захвачен, и ведутся поисковые работы. Муртази, – опытный воин, даже жаль, что ему оставили одну лишь "мелочь" и отвели столь неблагодарную роль... Судя по обилию санитарных бортов, курсирующих с Аальдровена и обратно, королевским войскам пришлось несладко. Есть сведенья, что убит, либо тяжело ранен командующий войсками воеводства гран-генерал Мечибор Дайтон, сбиты, либо потерпели катастрофу два штурмовика и один баллон, экипажи которых в полном составе отправились в Хэлло. Что ж, у Муртази имелось отличное вооружение, и вполне грамотные бойцы. Будь у муааддина поддержка извне, он вполне мог бы взять противника в серьезный оборот. А так, – его гибель, увы, вопрос времени...

Командир, глядя в иллюминатор на проплывающие под крылом самолета огни Дэрга, не ощущал ни радости от победы, ни тоски по погибшим людям и провалившимся заданиям. Он-то свою работу сделал... Не отпускало лишь ощущение какой-то бессмысленности произошедшего, – ради чего почти шесть лет велась напряженная подготовка, ради чего он угробил столько сил и времени? Ради завода по производству авиамоторов и сожженного топливного хранилища?! Ради какой нужды он менял гражданство с гордого подданства Султаната на заштатный паспорт Хосройского княжества, почти пять лет звался чужим именем, разговаривал на чуждом языке? Наконец, – неужели для отличных, отобранных по крохам и сколоченных в полнокровные боевые отряды ребятишек-сирот не нашлось применения лучше?! Десять человек ушло с Саллахом на "Сено", еще четверо, – с М`Тойнби на загадочную акцию, не имеющую даже своего кодового обозначения. Все они сейчас мертвы. Еще более тридцати остались в горном замке, и умрут в самое ближайшее время, – бесполезно, бессмысленно! Сайтан... Еще горстка остается с Обезьяном, и занимается вовсе уж непонятно чем, скорее всего – террором. Командир знал, что уже шестеро из них погибли. Вот так, за одну неделю, изведены под корень результаты шестилетней работы многих сотен человек, труд которых оплачивали из своих карманов многие миллионы подданых.

Пилот продолжал говорить, и Командир, не отвлекаясь от своих мыслей, молча внимал. За истекшую ночь серия дерзких акций прошла по всему Королевству: в Минас-Тирите убит снайперским выстрелом заместитель министра обороны Торин Айроннек. В Серебряной Гавани неизвестный боевой пловец-самоубийца подвел сверхмощную торпеду под только что спущенный на воду линкор RN "Его Королевское Величество Фарамир I", сдетонировали погреба главного калибра, и корабль, переломленный едва не пополам, лег на борт. В числе прочих, погиб генеральный инспектор Северного Флота, адмирал Спиридон Цвейг, совершавший на борту линкора внеочередную проверку. В Любече, – взрыв осколочной мины на центральной площади, во время смены почетного караула у памятника Неизвестному Солдату, погибло семеро гвардейцев. Караул разводил командующий Любечским Гвардейским Корпусом, фельдмаршал Никола Туманенко, получивший во время взрыва тяжелое черепно-мозговое ранение. Еще пять терактов предотвращено, – поспешно созданные Нобилем Гаудкрафтом армейские оперативные резервы уничтожили подрывников на участке нефтепровода "Итилиэн – Торфельд", группу дунландских инсургентов, готовивших взрыв дамбы в Хольстере и семнадцать боевиков, напавших на охрану вице-короля Шаана. Про два последних инцидента информации пока нет, но известно, что один был в Дейле, и один – в южной столице...

Его Султанское Величество, Азимир II ибн Карадаг через первого визиря оповестил посланника Его Величества Сигизара, что народ Султаната Харада, Южного Шаана, Кхада и Умбара, Тимгона, Северного Луана, а также Островных владений, искреннее сочувствует семьям погибших, выражает им свое полное соболезнование, а также готовность оказать любую помощь в поимке преступников.

Ибо милосердие и справедливость, – суть важнейшие качества правоверного, согласно заветам Пророка.

Вот так, значит.

Вобщем, шум подняли изрядный. Кто знает, может удар по бензохранилищу в действительности тоже был акцией прикрытия для кого-то, кто еще даже не начал свою работу. Или уже начал. Но о результатах будет известно гораздо позже...

Вот только успокаивало это – мало. Командир отработанным чутьем ощущал некое несоответствие, какую-то ему не видимую промашку Руководства, – но, как и всегда в таких случаях, не мог с уверенностью сказать, была ли это промашка, или намеренно спланированная акция.

Сейчас бы он с большой охотой кого-нибудь убил. Просто так.

Однако кандидатур было маловато, – разве что простяга-пилот, а он был слишком нужен, чтобы тратить его жизнь на пустой выброс эмоций, да и не виноват был ни в чем. По сути...

– Сейчас я отклонюсь от курса патрулирования. – Пилот кивнул напарнику, который отключил рацию. – Сорок минут мы пролетим над Восточным Чернолесьем, а потом выйдем на точку сброса.

– Хорошо, – кивнул Командир, машинально проверяя на ощупь лямки парашютной системы, – Там будут сигнальные огни?

– Нет, – покачал головой пилот, подкручивая рукоятку настройки своего радиокомплекса, – В три часа тридцать минут по таймеру включится радиомаяк. В четыре утра – отключится. За это время я должен буду выйти на него по пеленгатору, сбросить вас, и вернуться на свой маршрут. Погрешность точности оставит примерно двести акров, но это будет не столь уж и критично.

– Вот квадрат вашей выброски, – кивнул Командиру штурман, протягивая со своего столика планшет, – Запоминайте, я сейчас сожгу эту карту. Вот тут, на северной границе Закрытого Сектора. Вы должны знать условное место, для связи... там уже спрятаны документы, деньги и гражданская одежда для вас. Насчет остального...

–... насчет всего остального – я, как раз, в курсе. Конечно, было бы лучше, если бы вы высадили нас прямо на точку.

– Это, к сожалению, невозможно, – вздохнул пилот, – Но мы сделаем все от нас зависящее... Прыжок с тысячи футов вас устроит?

– Более чем.

– Тогда ознакомьте, пожалуйста, своих людей с планом, – нам не хотелось бы случайностей. Особенно вашего ... "гоблина", – мне кажется, он немного перенервничал...

– Все, что вам кажется, – ваше личное дело. А если еще раз употребите это слово, да-да, этот самый "этноним", – язык узлом завяжу. Вокруг шеи.

– Прошу прощения, сболтнул, не подумав. Словом, будьте готовы к нужному моменту, братья. Вы прошли через ад, но сейчас волноваться больше, – не о чем...

– Благодарю тебя, брат. – Командир горестно вздохнул про себя, покоробленный пафосом "летуна", но ничем этого не выразил, и отвернувшись от экипажа, кратко проинструктировал своих подчиненных.

Спустя которое время пилот увел машину влево, оставляя за раздвоенным хвостом огни пригородов Дэрга и речных бакенов. На левобережье заселенная зона была узкой и рассеянной, так что очень скоро под крылом исчезли все напоминания о человеческой деятельности, и потянулась темная громада крупнейшего лесного массива Средиземья, – Чернолесья, или Мирквуда. Командир вздохнул про себя – откровенно говоря, спускаться вниз, на эту недружелюбную северную землю ему вовсе не хотелось. И возвращаться в Лес – тоже.

По-сути, там было гораздо уютнее, нежели в гнилой туканской сельве, луанских бескрайних рисовых чеках или болотистых низменностях северного Умбара, где Командиру приходилось высаживаться с самолетов, планеров и баллонов. Однако, предчувствие или интуиция подсказывали ему, что ничего доброго его там не ждет. Эх, жаль, что нельзя просто улететь до самого побережья.

Или хоть ребят отправить. Особенно девочку. Так-то конечно, хрен бы с ней, но... Но лучше бы услать. с

– На месте не расслабляться, – негромко приказал он всем, – Высадка в боевом режиме, держаться рассредоточено, оружие – к бою. Но огонь открываем только по моему приказу, либо в ответ, и только из малошумного оружия. Это понятно?

Дружный кивок головами был ему ответом. Ребята и Геннеорг уже одели прыжковые шлемы, и в них исключительно походили на Королевских Воздушных десантников, которых Командир когда-то резал в непролазных болотистых кустарниках к востоку от Залива. Как и у тех безымянных парней, затемненные камуфляжем лица были спокойны и сосредоточены, лишь глаза блестели в тусклом свете салонного осветителя.

– Не волнуйся, Команданте, – проворчал Геннеорг, зачем-то переиначивая прозвище Командира на тиэнский манер, – Мы тут не в бирюльки играем, да и осталось всего ничего... Никто тебя не подведет.

Командир мысленно кивнул, и, наконец, нахлобучил свой шлем.

Он и сам очень хотел в это верить, – в то, что осталось немного и все пройдет как по маслу.

Но выходило плохо.

Когда снова стемнело, Вик снова почувствовал беспокойство. Нет, он уже не трясся от каждого шороха, как в тот, первый раз, когда вышел в Лес самостоятельно, и ему больше не чудились подкрадывающиеся к нему сзади кровожадные злодеи с удавками. Но и сейчас, в компании Ниэнн, он все же время от времени ловил себя на том, что находится в «боевом» режиме, – рука непроизвольно тянулась к оружию, а мысли крутились вокруг того, за какую кочку следует укрыться в случае чего. Ниэнн явно замечала это изменение в его поведении, но, поскольку капрал, естественно, ничего об этом вслух не говорил, она также сохраняла молчание, не комментируя его переживания. К тому же её тоже, начиная с какого-то момента, начало что-то волновать, – время от времени она останавливалась, прислушиваясь к спокойному вроде бы лесу, неуверенно покачивала головой, и двигалась дальше. Вик в этом усмотрел лишнее подтверждение своему интуитивному беспокойству, и от этого еще больше сосредоточился.

Прошли они за день много, – больше, чем Вик бы прошел один точно. Посовещавшись на очередном привале, они решили идти и ночью, – Ниэнн клялась, что места ей насквозь знакомые, и в темноте она ориентируется гораздо лучше кошки. Вику ничего не оставалось, как ей поверить, и когда на кроны деревьев навалилась темень, он убедился, что она ничуть не преувеличивает, – девушка шагала через лес так же уверенно, как и днем, а ему только и нужно было, что поспевать вслед за ней.