Текст книги "Кунгош — птица бессмертия. Повесть о Муллануре Вахитове"
Автор книги: Михаил Юхма
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Часть вторая
ДРУЗЬЯ И ВРАГИ
Глава I
1
В дни, когда большевики собирали все силы истощенной войною страны, чтобы дать отпор кайзеровским войскам, националисты в Казани готовились провести свой съезд и выработать на нем платформу борьбы с ненавистной им Советской властью.
У бывшего депутата Учредительного собрания Алима Хакимова собралось несколько человек. Это были ведущие деятели Харбн шуро.
– Друзья! – обратился к собравшимся Алим. – Советы сейчас все свои силы бросили на борьбу с германцами. Более удобный момент нам вряд ли представится. Самое время исполнить вековую мечту нашего парода – провозгласить создание суверенного татарского государства.
– Одно небольшое замечание, дорогой Алим! – прервал его молодой офицер-татарин. – Я бы выразился чуть дипломатичнее.
Лица собравшихся повернулись к офицеру: всем не терпелось услышать, какую поправку хочет он предложить.
– Я предлагаю вести речь о татарском демократическом государстве, – сказал офицер, сделав нажим на слове «демократическом». Улыбаясь, он пояснил свою мысль: – Сейчас у всех на устах это слово – демократия. Это повторяют и те, кто понимает, что оно значит, и те, для кого оно только звук пустой. Но как бы то ни было, без этого слова сейчас не обойтись. Вот я и считаю, что мы с вами тоже не должны пренебрегать этим словом. Потом, когда власть будет в наших руках, когда независимое татарское государство будет создано, мы это словечко…
Он сделал выразительный жест рукой, как бы перечеркивая крест-накрест в воздухе неиавистное ему понятие, и улыбнулся ослепительной белозубой улыбкой.
Хакимов поморщился: по его мнению, не следовало говорить на эту щекотливую тему так откровенно.
– Само собой, господа, – важно сказал он. – В наш цивилизованный век речь может идти только о демократическом государстве. О каком же еще? Вопрос, который нам предстоит сейчас решить, касается совсем другой проблемы. Мы должны определить раз и навсегда, какую программу будем мы поддерживать. Программу создания единой республики? Или программу создания Урало-Волжских штатов?.. Итак, ставлю на обсуждение этот главный вопрос.
– Разумнее принять программу создания Урало-Волжских штатов, – убежденно произнес Алкин, один из авторов этой программы.
– Верно! – поддержал его офицер. – В конечном счете все решит военная сила. Батальоны вооруженных, боеспособных мусульманских воинов – вот что нам нужно!
– А для этого, – улыбнулся Хакимов, – необходимо как можно скорее объединить всех офицеров-мусульман, верных зову родной крови. Пора, господа, от разговоров перейти к делу. Провозглашение татарского государства, как бы оно ни называлось, нельзя более откладывать ни на один день. Верные люди сообщили нам, что предатели мусульманского гарода, Мулланур Вахитов и его приспешники, готовят проект создания большевистской Татаро-Башкирской республики. Мы должны во что бы то ни стало опередить их…
– Смерть этому предателю!
– Смерть! – поддержали остальные.
– Спокойно! Не горячитесь, господа! – поднял руку Хакимов. – Предатели не уйдут от народного суда. А сейчас…
И он снова вернулся к своей главной теме.
Пошумев, собравшиеся приняли решение о создании «железных дружин», которые станут мощной опорой будущего иезависимого мусульманского государства.
2
Раннее утро. Улицы Казани еще пустынны. Со стороны вокзала к Большой Проломной двигается странная пара. Впереди – высокий, стройный мужчина в длинном пальто с бархатным воротничком и в мягкой шляпе. Однако эта сугубо цивильная одежда не может скрыть его военную выправку. Чуть поодаль от переодетого военного – щупленький, тщедушный, юркий человечек в старой, видавшей виды шубейке. Он то семенит позади своего высокого спутника, не поспевая за его широкими шагами, то, наоборот, суетливо забегает вперед. Этаким странным манером они прошли на горную сторону, спустились вниз, попали на узкую, кривую улочку и юркнули в полуоткрытую калитку.
– Сюда, – сказал тщедушный, пропуская высокого вперед.
– После вас, – возразил высокий, и в этой простой формуле вежливости прозвучал властный тон человека, привыкшего отдавать приказы.
Тщедушный именно так и истолковал слова своею спутника. Молча поклонившись, он прошел вперед, спустился по обветшавшим, разбитым ступеням в подвал, открыл дверь.
– Осторожнее, – предупредил он идущего сзади. – Здесь темно.
– Не беспокойтесь, – ответил тот. – Я все вижу.
Пройдя по длинному темному коридору, они очутились в просторной, хотя и мрачноватой, комнате. Здесь было уже не так темно: верхняя часть узких высоких окон подымалась над уровнем двора и оттуда в комнату проникал тусклый свет серенького, пасмурного утра.
Скудная обстановка жилища состояла из длинного, грубо сколоченного стола и двух табуреток. Впрочем, и глубине, скрытый полутьмой, стоял широкий кожаный диван с высокой спинкой. С дивана навстречу вошедшим поднялся плотный человек с окладистой черной бородой. Черная шевелюра его, некогда густая и пышная, заметно поредела, так что спереди были видны высокие залысины, а на макушке – довольно большая круглая плешь.
– С благополучным прибытием, господин Сикорский, – сказал он, подходя к высокому с радушно протянутой рукой.
– Господин Хакимов? – осведомился тот.
– К вашим услугам.
Сикорский, щелкнув каблуками, наклонил голову и пожал протянутую ему руку.
– Прошу садиться, – сказал Хакимов, гостеприимным жестом указывая на диван.
Сикорский молча поклонился, но приглашения не принял. Он стоял посреди комнаты, держа в руке свою мягкую шляпу, и оглядывался. Хакимов взял у него шляпу, помог снять пальто и повторил еще раз свое приглашение:
– Располагайтесь, прошу вас! Будьте как дома, здесь ваши друзья.
Сикорский едва заметно указал взглядом на своего провожатого. Хакимов, догадавшись наконец, в чем дело, повернулся к тому и сказал:
– Харис, будь добр, поди глянь, все ли спокойно вокруг? Я бы хотел поговорить с нашим гостем без помех.
Харис поклонился и вышел.
– Надеюсь, вы понимаете, господин Хакимов, что наш разговор должен быть совершенно конфиденциальным.
Хакимов кивнул. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Итак? – не выдержал наконец Хакимов.
Сикорский, откашлявшись, начал:
– Я уполномочен сообщить вам, господин Хакимов, что патриотические силы России осведомлены о ваших намерениях и полностью поддерживают ваши поиски решения мусульманского вопроса.
– Патриотические силы… Это несколько туманно. Кем конкретно вы уполномочены, господин Сикорский?
– Я говорю с вами от имени видных деятелей Учредительного собрания.
– Учредительное собрание? Разве оно еще существует?
– Видные деятели Учредительного собрания, по поручению которых я к нам прибыл, собираются в Поволжье, где сейчас особенно ощутимо наше влияние. Мы намерены объединить усилия всех антибольшевистских сил, чтобы успешно боротья с Советами.
– Отлично, – улыбнулся Хакимов. – Каковы же ваши планы?
– Планы разрабатываются. Суть же сводится к тому, что мы намереваемся покончить с большевизмом летом этого года.
– И какая роль в этом предприятии предназначена нам?
– Ваши «железные дружины»…
– Вот как? Вы уже осведомлены о них?
– Как видите… Так вот, вашим «железным дружинам» предстоит стать одной из ударных сил в борьбе с большевиками.
– Само собой. Но мы должны иметь гарантии.
– Какие?
– Вы должны поддержать идею создания суверенного татарского государства.
– Этот вопрос обсуждается.
– Я понимаю, что по этому вопросу могут возникнуть разногласия, – сказал Хакимов, поглаживая бороду и прикрыв глаза, чтобы не выдать своих чувств. – Однако хотелось бы знать, скажем, ваше личное мнение.
– Скажу откровенно, – ответил Сикорский. – Я кадровый офицер русской армии. Мой идеал – великая, единая, неделимая Россия. Но идеалы идеалами, а реальность реальностью. Российской империи больше нет. Потеряно многое… Короче говоря, если вы нам поможете, мы безоговорочно примем ваши условия о создании суверенного татарского государства.
– Приятно иметь дело с умным человеком, – улыбнулся Хакимов. – Могу ли я надеяться, что ваши коллеги разделяют ваше мнение по этому вопросу?
– Многие разделяют.
– Это люди влиятельные?
– О да! Особенно я надеюсь на уполномоченного по делам мусульман.
– Кто это?
– Вряд ли его имя вам что-нибудь скажет. Впрочем, тут нет секрета: его зовут Август Петрович Амбрустер.
3
Чтобы скрепить договор, Хакимов решил продемонстрировать Сикорскому одну из образцовых «железных дружин».
Наутро, усевшись в самую обыкновенную извозчичью пролетку, они отправились в мусульманские кварталы за реку Булак.
Командиры «образцовой дружины» еще с вечера были предупреждены о визите важного гостя. Они позаботились чтобы их боевые отряды имели воинственный и бравый вид. Солдаты были выстроены ровными шеренгами, как на параде. Все в ладных, хорошо подогнанных шинелях. На шапках зеленые полумесяцы. У командиров – зеленые нарукавные повязки с белыми полосками. У каждого солдата в руках винтовка, на боку сабля.
– Дружина, смирно! – раздалась команда.
Сикорскни и Хакимов вылезли из пролетки. Навстречу им, бодро чеканя шаг, двинулся молодой командир с тонкими щеголеватыми усиками. Отдав рапорт, он повел гостей вдоль шеренги замерших по стойке смирно солдат.
– Молодцы! Молодцы! – приговаривал Сикорский. – Настоящие мусульманские воины! С такими можно горы своротить…
Хакимов улыбался.
После смотра боевых отрядов прошли в штаб дружины, где собрались командиры.
– От имени патриотических сил России я приветствую вас, славные мусульманские воины! – торжественно произнес Сикорский. – Я уполномочен вести с вами переговоры о совместных выступлениях против Советов. Буду рад услышать, чем мы можем быть вам полезными.
– Людей у нас хватает, – сказал командир «образцовой дружины». – А вот с оружием плохо.
– Как – плохо? – удивился Сикорский. – У всех солдат винтовки самого последнего образца.
– Господин офицер, – возразил командир дружины. – Вы не хуже меня знаете, что в современной войне винтовка – это еще не все. Нужны гранаты, броневики. Нужна артиллерия.
– Подумаем, подумаем, – уклончиво ответил Сикорский.
– Скажите прямо, сможете вы нам помочь вооружением? – настаивал командир.
Снкорский почувствовал, что уклониться от ответа не удастся.
– Безусловно, господа! – решительно сказал он. – Обещаю вам, что в самом недалеком будущем у вас появятся и свои броневые отряды, и своя артиллерия.
4
Второй Всероссийский мусульманский военный съезд в Казани начал свою работу еще в начале января.
Большевики согласились участвовать в работе съезда, предполагая, что руководители Харби шуро трезво оценивают реальную расстановку сил в стране и на открытую провокацию не пойдут. Кроме того, они считали тактически правильным не бойкотировать деятельность Харби шуро, а дать националистам открытый бой с трибуны съезда. Губернский комитет партии и руководители губкома приняли решение послать на съезд своих представителей.
Большевистская фракция съезда выработала свою платформу и согласовала ее с губкомом. Обстановка была накалена до предела, и ораторам-большевикам приходилось нелегко.
Настоящую бурю вызвало выступление на съезде большевика Якуба Чанышева, представляющего совет военных комиссаров округа.
– Братья! – обратился он к солдатам, сидящим в зале. – Хочу, чтобы вы вспомнили, как офицеры и генералы Временного правительства гнали вас в наступление в июне прошлого года. Сколько было сказано красивых слов, сколько произнесено горячих речей! А что из этого вышло? Что получил от наступления трудовой народ? Слезы вдов и сирот, десятки тысяч погибших и изувеченных солдат. И все это лишь для того, чтобы фабриканты и помещики продолжали обогащаться. Вот я и спрашиваю вас: хотите вы, чтобы это повторилось снова? Если не хотите, подумайте, за кем вам идти. За теми, кто спит я видит, как бы им вашими руками задушить Советскую власть, или за большевиками, которые защищают интересы трудового народа!
– Долой! – зашумели в президиуме, где сидели руководители Харби шуро.
– Хватит пропаганды!
– Гнать с трибуны этого большевистского прихвостня!
– Вон отсюда русских шпионов!
Но в зале запротестовали:
– Пусть говорит!
– Просим!
– Требуем!
И Чанышев продолжал говорить:
– Партия большевиков дала крестьянам землю, солдатам и их семьям – мир, всем угнетенным пародам – свободу и независимость. Вот почему я призываю вас идти за большевиками!..
Выступления на съезде – это была лишь малая часть огромной разъяснительной работы, которую проводили в эти дни большевики. Члены большевистской фракции съезда выступали перед рабочими на митингах, объясняли им, в какую пропасть тащат их демагоги-националисты, готовые плясать под дудку мусульманской буржуазии.
Особенно успешно проходила разъяснительная работа среди рабочих Алафузовской фабрики. Собравшись на многолюдный митинг, рабочие-мусульмане, выслушав выступления представителей левой фракции Второго Всероссийского мусульманского военного съезда, единодушно вынесли резолюцию:
«Путь мусульманского военного съезда должен быть только один – путь революционного пролетариата. Никакого соглашательства ни с мусульманской, ни с русской буржуазией…»
Шейнкман сидел неподвижно, опершись локтями о стол и вцепивщись пальцами в свою густую черную шевелюру.
Со стороны его поза являла вид глубокого отчаяния. Но люди, привыкшие к повадкам Якова Семеновича, хорошо знали, что эта мрачная неподвижность свидетельствует лишь о напряженной работе мысли.
Положение в городе, однако, было такое, что впору было и впрямь прийти в отчаяние.
Но Шейнкман не отчаивался. Он размышлял.
Несмотря на то, что большинство рабочих-мусульман высказалось в поддержку Советов, в Казани было неспокойно. Город полнился слухами о предстоящем выступлении Харби шуро против Казанского Совдепа. Обыватели шушукались:
– Вот-вот начнется резня!
Шейнкман понимал, что кто-то умело подогревает и направляет молву. Необходимо принять чрезвычайные меры, чтобы пресечь всю гнусную провокационную болтовню. Но какие? Дать опровержение в газете? Смешно!
Вошел Олькеницкий.
– Яков Семеныч! Сейчас звонил Саид-Галиев. Он едет на митинг в Алафузовскии район. По пути заглянет к тебе. У него вроде какая-то идея…
Сахибгарея Саид-Галиева Шейнкман не только успел хорошо узнать за это время, но и от души к нему привязался. Сахибгарей – настоящий большевик-ленинец. Горячее сердце и холодная, ясная голова. И оратор прекрасный. Интересно, что за идея у него родилась?
Сахибгарей не заставил себя ждать. Он ворвался к Шейнкману в кабинет, как всегда легкий, быстрый, стремительный. Военная форма без погон сидела на нем как-то особенно ладно.
– Хорошо, что вы оба здесь, – заговорил он с ходу. – У меня идея по поводу всех этих провокационных слухов.
– Ну, ну? – оживился Шейнкман. – Интересно! Что же ты предлагаешь?
– Хочу повторить весь этот бред с трибуны перед рабочими и солдатами да послушать, что они скажут. Не играть больше в молчанку, не делать вид, будто никаких таких слухов нету и в помине, а вскрыть, что называется, этот гнойник…
– Правильно! – Шейнкман обнял Сахибгарея за плечи и слегка потряс. – Пусть все выскажутся! И те, кто верит слухам, тоже.
– А потом, когда все выскажутся, – посоветовал Олькеницкий, – дашь этой болтовне четкую, принципиальную оценку.
– Я не сомневаюсь, что рабочие и сами сумеют дать отпор провокаторам, – сказал Шейнкман.
– Будь уверен, – улыбнулся Сахибгарей. – Кое-кому нынче придется солоно!
Успех этого плана превзошел все ожидания.
Едва только Сахибгарей заговорил с трибуны о ползущих по городу слухах, из толпы рабочих раздались голоса:
– Кое-кому, видать, выгодно, чтобы мы резали друг друга!
– Ясное дело! Хотят натравить нас друг на друга, а под шумок опять прибрать все к рукам!
– Не выйдет!
Почувствовав, что он найдет здесь полную поддержку, Саид-Галиев решил сразу поставить все точки над «и».
– Я вижу, друзья, – заговорил он, – мне не придется растолковывать вам, чьих рук это дело. Вы уже сами смекнули, что к чему. Контрреволюционная буржуазия нарочно распускает злостную клевету, чтобы вызвать кровавое столкновение, братоубийственную резню между русскими и мусульманскими солдатами, рабочими и крестьянами. Буржуазия стремится, утопив нас в братской крови похоронить власть Советов, нашу с вами рабоче-крестьянскую власть.
По предложению Сахибгарея Саид-Галиева собравшиеся приняли резолюцию, в которой потребовали, чтобы «лица, распускающие провокационные слухи, были арестованы и преданы суду революционного трибунала».
О митинге рабочих и солдат Алафузовского района город узнал мгновенно. Сахибгарен стал одним из самых популярных делегатов съезда. Когда через несколько дней на съезде председательствующий объявил, что слово предоставляется делегату от солдат-мусульман Уральской области Сахибгарею Саид-Галиеву, в зале поднялась настоящая буря. Но не только друзей стало больше у Сахибгарея за эти дня. Прибавилось у него и врагов.
– Я выступаю здесь, – начал он свою речь, – от имени солдат-мусульман девяти гарнизонов Урала. В настоящее время в нашем батальоне насчитывается тысяча семьсот солдат-мусульман. Мы получили для батальона пятьсот японских винтовок. У нас полностью упразднены офицерские звания, все военнослужащие равны между собой. Мы назвали его «Первый Уральский мусульманский революционный батальон».
Эту последнюю реплику Сахибгарей произнес, словно бы ненароком обернувшись лицом к президиуму съезда В ней звучало откровенное предупреждение: «Посмейт только выступить против нашей рабоче-крестьянской власти! Весь батальон, как один человек, встанет на защиту завоеваний революции!»
Когда он сходил с трибуны, страсти накалились предела. Некоторые делегаты свистели, топали ногами. Руководители Харби шуро, сидящие в президиуме, обменивались презрительными усмешками. Но простые солдаты в зале шумно аплодировали Саид-Галиеву, провожали его восторженными криками:
– Молодец, Сахибгарей!
– Мы с тобой, друг!
Так постепенно демократическое крыло солдат-мусульман стало отделяться от инициаторов созыва съезда. Пропасть между представителями правых партий и солдатской массой становилась все глубже. Когда в Брест-Литовске были окончательно сорваны переговоры о мире, лидеры мусульманской буржуазии стали открыто призывать участников съезда изгнать из своих рядов всех большевистски настроенных делегатов.
Мириться с таким положением больше было невозможно. Вопрос об отношении к съезду в связи с участившимися провокационными выступлениями правых был поставлен на чрезвычайном заседании губкома. В обсуждении участвовали члены левой фракции съезда.
Камяль Якубов, представляющий Казанский мусульманский комиссариат, предложил, чтобы левая фракция немедленно покинула съезд.
– Не исключено, – сказал он, – что нам придется принять чрезвычайные меры.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Шейикмаи.
– Закрыть эту говорильню, – отрезал Камнль.
Шейнкман и сам прекрасно понимал, что другого выхода, по-видимому, нет. Город стоит перед прямой угрозой вооруженного выступления националистических элементов, открытым форумом которых стал мусульманский съезд.
– Мы делали все, чтобы образумить распоясавшихся националистов, – продолжал Камнль. – Но сейчас уже все видят, что словами делу не поможешь. Настала пора действовать.
– Итак, что ты предлагаешь? – устало спросил Шейнкман.
– Повторяю: прежде всего всем левым уйти со съезда. Но перед отим принять декларацию фракции большевиков о причинах нашего ухода. Огласить эту декларацию, и только потом начать действовать, чтобы правые не орали потом, что мы нанесли им предательский удар в спину.
– Я целиком поддерживаю это предложение, – сказал Якуб Чанышев, – съезд стал опасным гнездом контрреволюции, пора с ним покончить.
– А как обстоит дело с 95-м полком? – спросил Шейнкман у Саид-Галиева. – Нет опасности, что солдаты вернутся в казармы?
95-й мусульманский полк, расквартированный в Казани, был главной военной опорой правых. В последнее время большевики предприняли героические усилия, чтобы нейтрализовать полк, и частично распустили его.
– Этот вопрос можно снять с повестки дня, – уверенно ответил Сахибгарей. – Демобилизация прошла успешно, а та часть солдат, которая осталась в казармах, полностью поддерживает нас.
Олькеницкий тоже был за предложение Якубова. В результате большевистская фракция приняла решение покинуть съезд. Декларация фракции большевиков гласила:
«Созванный Всероссийским мусульманским военным шуро II Всероссийский мусульманский военный съезд в первые же дни своего заседания ярко показал свою политическую физиономию, выразившуюся в узконациональном движении и определенном настроении против рабоче-крестьянской власти… Мусульманские „интеллигенты“, при случае прикидывающиеся русскими, называющие себя Иваном, Петром, Александром и т. д., на этом съезде превратились в самых ярых националистов и, прикрывшись этой маской, повели определенную политику – политику разжигания национальных страстей и явного похода против рабоче-крестьянской власти… Съезд, опьяненный национальным угаром, может привести к кровавому столкновению мусульманской демократии с русской.
Поэтому фракция большевиков не может больше остаться на съезде и, покидая его, заявляет, что резолюции, вынесенные съездом после 17(4) февраля, не считает для себя обязательными».
Огласив на съезде эту декларацию, фракция большевиков покинула контрреволюционное сборище.
Казанский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов объявил о создании революционного штаба по охране города и губернии и соблюдению в них революционного порядка. Чтобы предотвратить кровопролитие, было принято решеняе арестовать главарей контрреволюции – братьев Алкиных, Музафарова и Токумбетова.