Текст книги "Солнечный круг"

Автор книги: Михаил Герчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

СКВОЗЬ ДОЖДЬ И ТУМАН

На время, пока отец в командировке, Людмила Мироновна разрешила Витьке ночевать у нас, чтоб мне не было так скучно. Пришел он поздно, часов в девять, и мы засели за шахматы. Не успели доиграть вторую партию, как пронзительно зазвенел звонок. Кто б это мог быть? Неужели Ростик или Жека?

Я открыл. За дверью стояли Африкан-младший и Анна Михайловна, его мама.

– Заходите, – растерялся я.

Они вошли, и Анна Михайловна тут же прислонилась к стене, хватая открытым ртом воздух. Казалось, она вот-вот упадет. Промокший платок сбился у нее на затылок, пряди волос прилипли к щекам, с плаща стекала вода. Африкан стоял чуть сзади, насупившись и прикусив нижнюю губу. Видно было, что оба чем-то взволнованы.

– Папа дома? – отдышавшись, спросила Анна Михайловна.

– В командировке, – ответил я.

– Пошли, – сказал Африкан и дернул мать за рукав. Анна Михайловна закрыла лицо руками и заплакала. Громко, навзрыд. Я аж перепугался.

– Что случилось? Зачем вам отец?

– Долго рассказывать, – покачал головой Африкан. – Пошли, ма…

– Куда ты ее тащишь? – крикнул Витька. – Она ж чуть на ногах держится! Пройдите, Анна Михайловна, присядьте. – Он взял ее за руку и повел в комнату. Вздрагивая от слез, она послушно пошла за Витькой и тяжело опустилась в кресло. – Тимка, подай воды. Что с вами?

– У Африкана Гермогеновича… сердечный приступ. – Стакан дрожал в руках Анны Михайловны, и вода выплескивалась ей на плащ, будто он был еще недостаточно мокрым. – Это ж в такой спешке выехал – лекарства не взял. А как его сейчас отвезешь? Мы с Африкашей уже полгорода обегали. Последний теплоход в семь сорок ушел, а автобус – еще раньше, в пять пятнадцать. Такси не идут – далеко, мол, им всего на сорок километров от города разрешается, а в Сычково почти шестьдесят. Вот мы и подумали: может, Глеб Борисович…

– Пошли, мам… – Африкан шмыгнул носом и оглушительно чихнул. – Чего ты им все это рассказываешь? Они ж рады…

– Замолчи! – крикнула Анна Михайловна. – Не могут люди чужой беде радоваться. – Она затрясла головой и снова начала плакать. – Дай хоть минутку посидеть, а то у самой сердце выскочит.

– Да вы не волнуйтесь, Анна Михайловна, – сказал я. – В Сычкове медпункт есть, фельдшер, а в Крупице – целая больница. Найдут там для Африкана Гермогеновича лекарство.

– То-то, сынок, и дело, что такого не найдут. – Анна Михайловна вытерла краем платка лицо. – Раз уж телеграмму отбили: вези, мол, срочно лекарство, значит, ихнее не помогает. – Она подняла голову и с надеждой посмотрела на меня. – Тимочка, голубчик ты мой, а может, ты сам нас подкинешь? Дорога туда хорошая, асфальтовая, всей-то езды часа два в оба конца, а Африкаша говорил, что ты машину не хуже шофера водишь. Выручи, милый. А уж я тебе за это, сколько скажешь, заплачу… Помрет ведь Африкан Гермогенович, не доживет до утра…

У меня гулко, на всю комнату, стукнуло и оборвалось сердце.

– Боюсь, Анна Михайловна, – запинаясь, ответил я. – Дождь сейчас, туман… Я еще сам, без отца, никогда не ездил, даже в хорошую погоду. А в такую он меня и близко к баранке не подпустил бы. Вы не думайте, мне машины не жалко… Я вас боюсь не довезти.

– Пошли! – в четвертый раз крикнул Африкан. – Чего ты перед ними унижаешься?! Я ж тебе говорил не ходить сюда! Это из-за них отец, из-за них…

– Постоите! – Витька усадил привставшую Анну Михайловну в кресло. – У нас же есть хороший, настоящий шофер. Сейчас я сбегаю за Антоном Александровичем.

– Попробуй, – я почувствовал, что сердце у меня вернулось на прежнее место и стало легче дышать. – Это было бы самое лучшее. Скажи, что ключ от зажигания и технический талон дома. Но он не поедет на чужой машине, не имеет права.

– А оставлять умирать человека он имеет право? – рявкнул Витька и выскочил из квартиры.

Африкан все еще топтался у двери.

– Пройди, – сказал я. – Сядь.

Он покачал головой и отвернулся. По его лицу текли слезы. А может, это были следы дождя?

В подъезде хлопает дверь, и мы, все трое, вздрагиваем. Нет, шагов на лестнице не слышно, это кто-то с первого этажа. Что он, заблудился, Витька? Квартиру Антона Александровича найти не может? Почему они так долго не идут? А вдруг и Жекиного отца нет дома? Тогда что делать? Сесть за руль самому? Да я же врежусь в первую встречную: полоснет фарами включенными по глазам, ослепит и – вдребезги! Или – на мокром асфальте раскрутит, вынесет на левую сторону да какому-нибудь грузовику – под колеса… И пикнуть не успеешь. Мало что я там хвастался, какой из меня водитель… Это когда знаешь, что отец рядом, что он в любую секунду руль вывернет и с тормозами управится, тогда и повоображать можно. Но если все-таки Антона Александровича нету? Или он откажется? Да нет, не должен отказаться, не такой on человек! А все же? Останусь только я… Поведу или струшу?

Снова хлопает дверь, и снова мы вздрагиваем. Бух-бух-бух! – грохочут на лестнице шаги, и в квартиру влетает Витька. За ним входит Антон Александрович.

– Лекарство с собой? – спрашивает он у Анны Михайловны.

Она поспешно достает из кармана пузырек.

– Давай ключи. – Это уж мне. – Машина заправлена?

– Не знаю. Во всяком случае, в багажнике должны быть две запасные канистры.

Антон Александрович проводит рукой по своему ежику и стряхивает с ладони дождинки.

– Поехали. Если инспектор остановит, скажем, пусть сам везет. – Он подмигивает мне и берет ключи. – Слупит с нас твой батька шкуру за такое самоуправство. Квартиру замкни как следует.

Мы выходим к гаражу. Антон Александрович звякает в потемках ключами. Дождь еле моросит, но зато туман такой, что освещенные окна домов расплылись пятнами.

– Погодка… – ворчит Антон Александрович, хлопая дверцей машины. – Хороший хозяин собаку не выгонит.

Едем. Анна Михайловна сидит впереди, рядом с Антоном Александровичем, мы втроем – сзади. Сидим, тесно прижавшись друг к другу плечами, и я чувствую, что Африкан дрожит, словно ему холодно. Еще бы, такая у человека беда! Я не думаю, я просто не могу думать о том, сколько раз он нас подводил, сколько мы перетерпели из-за него и Африкана Гермогеновича, все это чепуха по сравнению с тем, как сейчас должно быть горько и трудно ему: где-то в Сычкове, за шестьдесят километров отсюда, умирает отец… И я крепче прижимаюсь к Африкану плечом, я чуть не наваливаюсь на него, чтоб передать ему часть своего тепла: мне кажется, что от возбуждения я весь горю, как раскаленная печь. И Африкан постепенно перестает дрожать, он откидывается на сиденье и закрывает глаза.

«Дворники» старательно и неутомимо сгребают со смотрового стекла дождевую пелену. Антон Александрович подался вперед, он похож на черную нахохлившуюся птицу. Большие, как лопаты, руки спокойно лежат на баранке, плечи сведены, чуть серебрится в тусклом свете лампочек на приборной доске короткий ежик. Вокруг – белесое месиво. В нем растаяли очертания улиц – по какой это мы едем, не могу узнать, – утонули дома. Редкие встречные машины идут медленно, словно наощупь, время от времени они тревожно вскрикивают, будто заблудившиеся в лесу дети. От крика этого у меня по спине ползут мурашки: все еще никак не могу избавиться от ощущения, что не Жекин отец, а я сам сижу за рулем и вглядываюсь в вязкий туман.

Выходим на магистраль.

– Сейчас пост ГАИ, – негромко говорит Антон Александрович. – Если пронесет – тогда все в порядке. Если нет… – И включает четвертую скорость.

Мы цепенеем. Мы боимся дышать, будто по шуму нашего дыхания там, в милицейской будке, смогут определить, что нас обязательно нужно задержать. А это – лишние объяснения, это потерянное время: сколько его уже потеряли Африкан и Анна Михайловна, пока метались по городу!

Справа от дороги, пробивая туман, светится желтый фонарь. Под ним смутно темнеют силуэты каких-то машин. Вот они уже остались позади. Растаяли. Исчезли.

– Пронесло! – Антон Александрович вытирает рукавом лоб и добавляет газа. – Через часок будем на месте.

И тут рука Африкана клещами сжимает мою руку.

– Ребята, – бормочет он, и я вижу, как блестят белки его глаз, – это все я, ребята… И с сарайчиками, и с плотом, и со штаб-квартирой… Но я больше никогда, слышите, никогда…

– Ладно, кончай, – свистящим шепотом отвечает Витька. – Будто мы не догадывались! А мы тебе лягушек подкинули. Вот так…

* * *

Лето пролетело как один день. Не успели оглянуться, а сверкающий солнечный круг уже замкнулся. «Детки, в школу собирайтесь, петушок пропел давно…» Сколько мы со своим командором когда-то планов насочиняли, а успели сделать – с гулькин нос. Ну, качели для малышей, книжек с полсотни собрали, рыбок завели – три аквариума. А голубятню еще не достроили, нигде мелкой железной сетки не достанем. И собаки еще нету. Правда, Африкан пообещал привезти из Сычкова щенка – помните, какой у «дяди Клавы» на цепи волкодавище сидел? Ну, вот, чтоб от такой собаки щенка заполучить, можно и потерпеть, пока Африкан к своему дядьке выберется. Во всяком случае, конуру мы уже соорудили. Роскошная конура, просто дворец, а не собачья будка!

За браконьерство Клавдия Гермогеновича судили. Мы выступали на суде как свидетели. В тюрьму его не посадили, но оштрафовали как следует. Десятому закажет!

Вот и все. А сегодня мы идем в школу: Витька, Лера, Ростик, Жека, Казик, Африкан и я. Все вместе. В 7-й класс «А». Мы выходим из своих подъездов медленно и важно, чуть помахивая новенькими портфелями, проходим мимо качелей, мимо покосившихся футбольных ворот, мимо яблонь, на которых уже давным-давно нет ни одного яблочка, а потом срываемся и бежим во весь дух, как первоклашки, которым не терпится поскорее сесть за парты. И когда я оборачиваюсь, я вижу возле беседки наших отцов. Они стоят, курят и молча глядят нам вслед.

_{Художник В. Тарасов}