Текст книги "Дневники 1914-1917"

Автор книги: Михаил Пришвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

Барышня с геодезическим аппаратом лежит у дороги на своем пальто, только по аппарату и различил в ней курсистку. Нивелировка. Лошадь запрягается не просто, а изучается. Вокруг домика не просто: изучается емкость и в ревности одна даже забралась на крышу. Бьют в сковороды не просто, а это пугают козу: внутри домика изучается секрет молочной железы: как действует испуг на выделение, а ученый возле молодой козы устанавливает кривую испуга.

На семинарных графиках проверяется закон Менделя, опыт проделанный отдоя молока до Дарвина и теперь вновь открытый: чудесное возникновение индивидуальности объясняется тем, что гибриды вымирают, а остаются далекие родоначальники, вообще смесь, середина исчезает <совсем>.

Костюмы: синие штаны широкие и синяя блуза очень идут к маленькому росту – худенький мальчик Миша, и так стали крестьяне ее называть Миша. Тут же японская узкая юбка, едва передвигает ноги, а то парусиновые штаны и парусиновая кофта, а там горделиво шагает в синих штанах женщина с косой на плече. Там взвешивают кал и пахнет навозом: запечатают и увезут в Петербург. Дочь аскета-народника: мужик в бороде и мужик без бороды. Может быть, уродство можно при уме превратить в юродство: стоит только свой отличительный неизбежный признак взять в сознание и пользоваться им <сознательно>. Другая называется Диоген в юбке, приручила жеребенка, везде ходит с жеребенком на людях, когда он дожидается (лекция) и начинает бить в дверь копытами, профессор говорит, что надо кончать. Тип: красная шапочка, скромная, идет куда-то росистым клевером, или с геодезическим аппаратом, босая, тип бестужевки: говорят, что соединить то и другое (мать и передовую женщину) невозможно, в результате неврастения, потерпевшая крушение.

В Сосницах праздник: градобитный день, завтрашний день молебны служат Трем Святителям. Давно, еще на памяти дедов тучи нашли – Божья воля! – выбило поля градом. Тогда обошли выбитые поля – ой, тошно! – с хоругвями и дали завет Трем Святителям, чтобы вечно служить молебен в градобойный день – ой, тошно!

– Уморились, батюшка?

И не успел ответить, он говорит уж:

– Ой, тошно!

Или самоварчик поставить. И т. д. все рассказы с: ой, тошно!

Деревня Сосницы: от каждого двора отделяет заливчик и на заливине ходит по веревочке плотик: станешь на плотик и подтягиваешься, и вот нужно же так, что как раз к приходу батюшки <эта> веревка оборвалась, и плотик остался на другой стороне. В ожидании исправления батюшка запел: «Святитель отче Никола, моли Бога о нас!» И мужики <деревенские> хором ему отвечали: «Отче Никола, моли Бога о нас! Пресвятая Богородица, спаси нас!»

– Спаси нас!

Когда-то я бунтовал и смеялся над этим молебном, а теперь никакая музыка не дала мне того, что теперь он.

Пресвятая Богородица, спаси нас!

И вдруг послышался откуда-то шум <сильный>, откуда был шум – нельзя было понять, смотрели на речку, смотрели на луг, нет ничего <вокруг>, и вдруг какой-то мальчик сказал:

– Черногузы летят! [85]85
  Черногузы летят! – В народе «черногузами» иногда называли жителей далеких земель, которые способны прилетать в облике птиц.


[Закрыть] Скептики о черногузах:

– Это пущенное <1 нрзб.>.

Посмотрели туда – и действительно летят <черные аэропланы>, похожие на аиста-черногуза.

– Аэропланы!

Крик поднялся в деревне, и батюшка смотрел на небо, а сам все пел:

– Святый отче Николае, моли Бога о нас.

Глубоко потрясен мужичок. Вообще середняк как середняк: воспитан на календарях, и не можешь себе представить, чем середняка можно изумить: календари, летит и летит. Изумляется вопрошающий человек <аэроплану>.

К пораженному я подошел и спросил:

– А если захочет бросить бомбу?

– И бросит <бомбу>.

– Захочет и бросит! И сгорит моя изба.

– Что изба – вся деревня.

– И вся деревня!

– И поля сожжет.

– И поля сожжет.

– Как вздумается!

Глубоко потрясен он, а батюшка поет:

– Преподобный отче Николае, моли Бога о нас.

Аэроплан – факт новый, голый: легенда, что упал, началось переживание и легенды: упал на огород возле <деревни> и побил много людей и, умирая, сказал, что за огороды отвечает, а за людей не отвечает.

Перед заключением: агроном-женщина из города, большинство горожанок, миссия города <помогать>. Спор о крестьянстве: большинство – не земледельцы.

А потом, когда молебен, я чувствовал себя блудным сыном при звуках этого молебна.

Снилась Лукерье большая чистая река в крутых берегах и будто бы смотрит она в чисту воду и видит явственно все, что на дне ее делается: как черные раки шевелят усами, окуни – рот колечками, щуки зубастые, чистые камешки по песочку перекатываются, все видно, а сына нет. Солнца нет, и месяца и звезды ни одной, а светло и далеко кругом, как в зеркале, видны леса и поля и белая дорога, а по дороге далеко чуть видно – сын идет, и голос его издали слышен, будто он тут возле стоит:

– Матушка, я все хожу, уморился я, приезжай. Посоветовалась Лукерья утром с крестной и поехала искать реку в крутых берегах.

Приехала к нам старушка. Мы все ей рассказали, как было. Сын – она это знает, был арендатором у генеральши. Не хотелось бы все говорить старушке, да ничего не поделаешь с народом: окружили ее все и всё выкладывали, что было и что не было, и что видим и что не видим, что пало на ум, что легло на сердце, отчего в ухе звенит и на что зуб деревенский чесался. В генеральше будто бы тут все и было: генеральша, хоть и старая, кусовая барыня [86]86
  …кусовая барыня. – Барыня в сильно затянутом, шнурованном корсете.


[Закрыть]. Ну, спал он у нее будто бы в прихожей, и жена первое время все бунтовала и проч., и проч.

Передать в рассказе все легенды народные о душе неуспокоенной, изобразить, как возникает легенда (религия), как ищут, как нужен виновник: и, между прочим, легенда о Марухе… Вообще вся повесть в легендах.

А доктор противоположник старухе: нет виновника (голый череп), и вокруг доктора все то мужское, что отрицает легенду.

Детали: панихида и собственная ее панихида, старухино причитание.

21 Июня. Творчество (женское) – легенда, как религиозное творчество смысла. Летят аэропланы – легенда: упали (даже что огород помяли и людей, за огород заплачу, за людей не заплачу)… Приехала старуха к сыну: он там, где река с крутым берегом и бор. Батюшка, не рассуждая, присоединился к легенде: убит.

Женщина творит легенду, мужчина – скептик: типы творящих и отрицающих.

Панихида и шум волн и падают и поют вопленицы [87]87
  …и падают и поют вопленицы. – Вопленица (плачея), плакальщица по покойнику, исполнительница причитаний.


[Закрыть]. И еще: тянет к ужасу, весь берег – женщины и дети, мужчин нет.

Мысли о человеческом: религия – это безумная попытка найти в космосе ответ своим человеческим чувствам (сознание).

Старушка – вся благородство – вопленица у елок.

Сопоставить: молебен – причитание (религия) и последующие действия врачей (наука).

Насмотрелся я сегодня на мертвые тела, наслушался всяких легенд, весь день прошел, как кошмар.

23 Июня. Иванова ночь.

Курган, где царь смотр делал, а теперь профессор читает закон Менделя…

Вначале кажется странным: агроном! но потом картина обыкновенная – учительница, курсистка, и так незаметно входит в жизнь женская армия.

До заливных тянется дамба, построенная аракчеевскими мужиками, у воды обрывается: размело, и по заливным ходит плотик с куриный носик. Ночь ни на одно мгновение ни на севере не останавливается, ни на юге, волшебное покрывало до темноты <лежит>, в этом их беспокойство. В местах Аракчеевского поселения Новгородской губернии [88]88
  Аракчеевского поселения Новгородской губернии… – имеются в виду получившая после Отечественной войны 1812 г. распространение инициатива императора Александра 1 о расселении армии в сельскохозяйственных районах («самоокупаемость») среди крестьян; земли под военные поселения сделали государственными, крестьяне, пригодные к военной службе, стали солдатами. В 1815 г. А. Аракчеевым, ближайшим сподвижником, императора, было разработано «Положение о военном поселении».


[Закрыть], где я живу уже несколько лет, сохранились у стариков такие легенды о том времени, когда людей за каждый пустяк били палками, когда мужик выходил на поле с розгами для себя самого.

В ночь под Ивана Купала начальство Стебутовского семенного хозяйства чурками отпускает полсажени дров на купальные огни. Из Углов и Бор сходится народ, зажигают фонарики, расставили столы, гирляндами из веников берез убираются здания общежития, столовой, на одном большой хор, на другом оркестр, <зажигают> по берегу рощи костры, и через них <прыгая> парами, мчатся девушки.

Из воды выходит водяной – рыбаки щупают его.

Ряженые: чертенок на лестнице, цветущий папоротник, летучая мышь…

Одни с жеребенком, другие с <овечкой>, третьи с поросенком.

Курмышская княжна из Симбирской губернии играет на чувашских гуслях вальс «Невозвратное время»…

И над всеми этими прыгающими через огонь женщинами белою ночью стоит единственная звезда Венера.

Вечность всегда бывает в мгновениях.

Дитя живет вечными мгновениями.

Любовь есть вечное мгновение.

Жажда вечности есть молитва умирающей материи.

Не правда ли, что чувство вечности есть свойство умирающей материи? (происхождение аскетизма: культ вечности, умерщвление плоти).

Картину будущей жизни, как известно, наше простонародье представляет в образах нашей жизни земной: громадная печь, черти-повара, где и пекут, и варят, и жарят – ад, а за столом сидят господа и кушают приготовленное в печи-аде.

Точка смертельного поражения и жажды конца (самоубийства, поранения, исчезновения) и другие точки <адского> запечного чудесного творчества.

Издали, где-то с другой планеты видно, что земля, постепенно умирая, излучает во вселенную в <тьму> мирового пространства свет вечный – вот что значит «по ту сторону»; «на том свете» – понятие мистическое.

Можно побеждать, отдавая врагу свое…

Ни на чем нельзя остановиться, помедлишь – пропустишь другое (жизнь).

Будущее подчинение цивилизации. Технические изобретения – открытие новой страны, первое – военные, потом духовенство: архиерей летит <в небе> и благословляется колосящаяся рожь.

Аэроплан и молебен (открытие – здоровье-счастье – новая земля (здоровье) и <старая> рутина – примирение в летящем архиерее.

Страшно на земле, на воздухе не страшно.

Люди на земле не перестают молиться, пока были несчастны, бедны.

Красота национального лица создается не политикой, а общей жизнью, и каждому, действующему в ее сфере, красота дается без всякого усилия, она сама является. Национализм тем отвратителен, что губит красоту жизни, эта красота собственно и составляет национальность.

Высшее сознание не должно губить добро <общей> жизни. Оно губит его часть, начиная влиять на целое, как кривой глаз на здоровый. Националист – это кривой человек. Самое удивительное, что националист черпает свое богатство у таких людей, которые не занимаются политикой (черт с кривыми рогами).

1 Июля. Одна из самых приятных минут моих охотничьих экскурсий – это когда после утомительных поисков тетеревов в моховых болотах, в июльской лесной тишине, вдруг услышишь через лес детский гам: приехала Ефросинья Павловна с детьми и расположилась на бивуаке (кончик пустынного одиночества и дырочка мирского общества).

Миска окрошки, все едят, а мать дожидается: она всегда так, и я уверен, что при голоде последнюю корку отдаст она ребенку. Это устроено так в природе: сегодня ястребиха, когда мы подошли к ее гнезду, высоко взвивалась в воздухе и вдруг бросилась вниз почти на кончик ружья: пугала, жертвуя собой. Так всякая мать… Есть эгоизм, как у матери, эгоизм – скелет мира, и когда говорят «эгоизм», говорят только о скелете: есть и в «святом» человеке скелет, но он не эгоист. Мое и все со мной, а то бывает мое и ничего со мной; один скажет «Мое!» – и весь мир откликается «Наше» – эхо мировое откликается.

Я кричу «Мое» – эхо отликается «Наше», а когда я кричу «Наше» – эхо откликается «Мое».

Юноша кричит «Мое» – эхо откликается «Наше!».

Чистое поле – глазасто, лес темный ушаст: подойди к лесу, крикни – отзовется. Юноша подходит, кричит: «Мое»… Лес отзывается: «Наше». Старец кричит: «Наше!» Лес молчит.

Еще по поводу окрошки: не только мать, но и всякий, имеющий нечто свое, для своего ограничивает себя, жертвует, постится: это закон воли, хотения, начало всяких вещей (сотворенное) хотение, а хотение возникает в личности, которая разделяет себя на жертвенное (свое) и достигаемое (общее, сотворенное).

Начало всяких сотворенных вещей есть хотение, осуществляемое личностью. Эта хотящая личность… Свойство личности есть хотение. Свойство хотения есть выбор…

Творческое хотение есть способность называть своим только свое, способность жертвовать своим низшим для своего высшего. Это высшее есть в то же время и общее, всем видимое, всем доступное, даровое красивое (красота – общее, даровое).

Этот естественный аскетизм некогда был взят в систему: моя тетушка – человек совершенно неверующий, однажды мы приехали с ней в Шамординскую пустынь, где она осень собиралась пожить для покоя; и вот, к удивлению моему, монахини сказали:

– Этого совершенно достаточно, остальное придет при соприкосновении с монастырской жизнью – так и создавались монастыри и их монастырское братство и равенство.

На монастыри надо смотреть, как на сохраненную наивную школу нашего современного монашества: кто из современных истинных творцов жизни не монах, не аскет?

После чтения «Каиновой легенды» [89]89
  После чтения «Каиновой легенды»… – возможно, имеется в виду пьеса Леонида Андреева «Каинова печать» (1913).


[Закрыть] в «Русских ведомостях»: что хотел сказать автор? Может быть, о творческой плазме, из которой выделяется личность; плазма – (это народ) – творит легенду, как придется, лишь бы заполнить пустое место (примирить глупость и смерть). У плазмы злой путь этого творчества: творящая саранча. Вопрос: как творит «саранча», вся, или тоже «личностями»? Может быть, и не существует вовсе «плазмы», и всякая плазма разлагается на «личности»? В основе плазмы есть плазматическая личность, которой есть подобная (например, всякая баба скажет, что не сам утонул, а убили, каждая творит виновника, и вот эта элементарная личность, присущая всем бабам, и есть народная творческая личность).

Плазматическая личность и собственная личность существенно различны: эта последняя сидит на базисе индивидуальности, та не имеет индивидуальности (все бабы говорят, что виновен): отсюда женское плазматическое, принимающее и мужское, индивидуальное, отрицающее: бабьи сказки и скептики; хотение, воля, творчество, личность – мужское (чисто личное), и плазматическая личность (женское).

Хотение – есть ограничение, воздержание (пост), но возможно так ограничить себя от женского, что останешься холостым (русская интеллигенция).

Аскетизм – культ мужского, монах – <женского>.

Известно, что Россия легко представляется как громадная дебелая баба. Все рассуждающие мистики в один голос признают начало женственное, пассивное основание в России (успех Распутина).

Календарь подавил личное творчество.

Самый аэроплан меня совсем не интересует, потому что я хорошо знаком с птицами, а мое воображение населяет легко иные планеты гораздо более сложными машинами. Меня интересуют люди, творящие из нового факта новую веру, и даже не люди как личности, а та народная плазма-тичная бабья личность, которая творит и законы природы, и в этом смысле я <думаю>, что это личность, что новая сила за человека не отвечает.

В июле подхожу к природе, к спелому ржаному полю; спелое желтое сухое прекрасное поле, и каждый колос, кажется мне, звенит серебряным колокольчиком. Поют тысячи невидимых кузнечиков, но кажется, это спелые семена просятся вон… Пришел на минутку – прошел целый час, а может быть, и больше? Загремел гром – испугал, но тучи безопасные, сваливают, петухи струсили, но кузнечики радостно поют и ручаются, что дождь и гроза в этот день не будут.

Лето. Июль. В июле замолкают птицы, в июле семьи птичьи – уже свистят в воздухе кроншнепы, обещая осень… Лен – <поле> цвета морской волны. Букет кровавой бузины.

Приходил Семен Карпович Забелин, рабочий, электромонтер, и три часа подряд излагал свое миросозерцание. От слов о принципах, о творческой личности и т. д. постоянно переходит к примерам из жизни писателей, жалуясь, что вот как ему трудно, а писателю интересно и легко жить. Эта нота зависти есть общая в рабочем движении: главная отличительная черта его от движений религиозных.

Характерно для нашего движения, что рабочие в массе сохраняют деревенскую мужицкую душу. Пример Алекс. Вас. Кузнецов: он 25 лет был в Петербурге и вернулся к земле на свой хутор более мужиком, чем настоящие мужики: за это время мужики в деревне более подверглись влиянию города, чем он в городе.

Масса рабочая та же безликая плазма, что и масса крестьян, это та же чающая плазма, ожидающая героя, как богомольцы (саранча творческая).

Семен Карпович Забелин в Религиозно-философском обществе и его презрение к господам: в будущем рабочие не будут предъявлять таких требований к ученым: в обществе образованных людей они не будут рабочими, т. е. «политическими животными», политика – это как будто теперь основное свойство рабочего.

Много верного в этом материализме рабочего класса: как мужик, производитель хлеба, со своим кулем хлеба висит на идеалисте, так и рабочий со своим производством «ценностей». Новое доказательство общности с мужиком (богомольцем) и плазмой – творящей плотью. И может быть, в религиозном плане роль рабочего класса есть восстановление мира: их «философский» материализм есть лишь указание на значение материи, плазмы, земли, рабочие – это посланники земли (хотя мужики с рабочими враждебны).

Я смотрю на рабочих как на посланников земли…

Новая женщина, разлад: нащупалась в себе личность неприкосновенная, а жизненное устройство женское состоит в том, чтобы отдать себя (еще, что она не может хитрить). Встречается некий романтик, она любит его, но предвидит, что там, где начнутся ее реальные требования, он не выдержит: эти требования вперед уже ясно невыполнимы: сочетание в ее одном существе мужского и женского: она ищет удовлетворения и как мужчина и как женщина. Впрочем, она предоставляет ему свободу действий. Потом, может быть, жертвуя своим чувством, исчезнет для него. А его похождения в поисках ее, и тут возможно все. Конец: она – директор банка, он (Боборыкин в лопухах).

Счастье умного человека есть глупость; те немногие минуты, когда умный человек был в глупом состоянии, и вспоминает потом как счастье. Из этого, впрочем, не следует, что глупость и счастье одно и то же: счастье существует само по себе, но легче всего оно дается дуракам.

14 Июля. В июле бывает такой задумчивый денек прозрачный с холодком. Над рекой, на полях полусжатых, вчера могучих, стоял какой-то вопрос. Такая тишина в лесу у дороги.

Завещаю своим родным поставить крест над моей могилой с надписью: «На память о теле».

27 Июля. Город. Рассказ кондуктора о событиях: депутат на белом коне с трехцветною лентой, а полиции не было, картина высшего состояния человека: пьяных нет, все закрыто, запасные чинно гуляют (не пьют)… Рыжий мужик спрашивает: а будет ли царь на войне? Водку заперли, и самоуправление возле казенки [90]90
  …самоуправление возле казенки. – В годы Первой мировой войны так называлась государственная винная лавка.


[Закрыть]. Как в солнечном затмении наблюдают солнце, так и в пьянстве русский народ. «Водку заперли – это государь молодец, дай Бог здоровья».

Все это признаки конца: встреча со старообрядцем, разговор о лесных пожарах, и затмении, и забастовке – все это признаки конца, как у летописцев.

Признаки войны: лесные пожары, великая сушь, забастовки, аэропланы, девиц перестали замуж выдавать, Распутину (легенда в Петербурге) член отрезали, красная тучка, гроза. Лес и старообрядец. Радость освобождения от будней: кухня и трактир = дом и война.

Иногда читаешь газету, идешь по улице и вдруг спросишь себя: «какое же теперь время года?» Лето забыто. Природа – все равно. Пустые, резонирующие квартиры наполнены странными звуками.

Нет: мир после этой войны, конечно, надолго оградит себя от войны, но возможность ее не устранит. А преобладали ние Англии, а броня культурного человека. Для уничтожения войны, нужно, чтобы о ней решили живые трудящиеся массы, но когда это будет, как потонули голоса социалистов. Керенский очень ловко вышел из затруднения – умный человек. А что же другое и скажешь? И все-таки какая-то радость и бодрость, как хорошо на улицах, все черпают эту радость из источника единения. А чувство к народу (патриотизм сознательный) – тут много приятной лжи и, быть может, даже все обман.

Меньшиков уже все учел и разделил Австро-Венгрию; его слова: «Буря – явление, в котором выражается исключительная роскошь природы, раздается гром – и какая свежесть, сколько озона!» Он же об инородцах и евреях: «В куколке их души невидимо сформировалась как бы некая бабочка и готова вылететь совсем новым существом».

Хожу везде, спрашиваю, кто, что знает, и думаю: в этих великих событиях судьба избрала таких маленьких свидетелей – все как дети, ничего не знают вперед, и многие чему-то как дети радуются…

Коля-депутат наткнулся на мысль и все думает, как бы совсем покончить с войной и разоружиться, думает, думает и все ни к чему не приходит: ведь суд обеспечивается вооруженной силой, значит, нужно вооружение, все-таки нужно установить, что идея о «последней войне» бродит в голове многих. Много помех успеху мобилизации – быстрота, внезапность: испугались, но одумались и пошли. А шли, как все говорят в один голос, хорошо, совсем не то, что в Японскую войну.

<Петербург>

1 Августа. Приехал Шестов и подтвердил все мои соображения и предчувствия: немцы уверены, что мы причиною войны, русские совершенно так же, как мы: немцы. И о «зверствах», что никаких особенных зверств нет, просто тяжелое путешествие в военное время. Вильгельма погубил старый план похода на Париж – за 30 миллиардов контрибуции. Так и считается, что он уже погиб и погубил Германию.

Петр Струве издал манифест и тем обнаружил существование интеллигенции старой – враждебной патриотизму Струве. Полузакрыв глаза, милый Д. А. стал пророчествовать за ужином: я вижу время, когда останутся только одна великая держава – варварская Россия и во всей Европе раздробленные мелкие республики – остатки великих держав Европы, потом эти все раздробленные государства соединятся, разобьют Россию и тогда будет республика. Конец его мечтаний – республика.

Когда не будет республик, а будет общество.

Народ стал умен!

Получает телеграмму, надеется, что о муже там что-нибудь и, неграмотная, дает мне почитать, повторяя «слава тебе, Господи!»

Победа! первый раз шевельнулось во мне чувство природы, я вижу, как в воздухе табунятся под облаками грачи, как они строятся в ряд, кругами (Глеб: Покров и шабаш!). И потом этот сад с роскошными цветами и озимь по чернозему. А ведь убитых было еще больше, чем при нашем поражении.

Когда скажешь: «Победим!», неизменно отвечают: «Бог знает!»

Разговор в дороге с молодым студентом о тех его чувствах, когда он идет «за линией»: мост – воля, аэроплан – стрела, портит подобие птицы, мертвая птица. Чаяние личности, объединяющей правду летящего аэроплана и молебна святителю Николе.

В пастушечье время, когда жили по солнцу, по месяцу, по звездам, до того эти неизменные в своем беге светила обживал человек, что солнце, звезды, месяц были ему как родные, и чувство он к ним имел личное, такое далекое от нас чувство, из которого рождались слова: «Солнце, остановись» [91]91
  «Солнце, остановись». – Иисус Навин. 10,12.


[Закрыть].

Теперь то же происходит и с государствами: появилась какая-то ненавистная Германия, лично близкая, «родная по крови» Сербия, «Англичанка помогает», дружественная Франция – несуществующие… названия государств – знаки мировых человеческих отношений, неподвластных человеку, как течение небесных светил, эти государства очеловечивают, им приписываются сознательные человеческие действия, они… повальное безумие охватывает людей, и вот они начинают петь: «Немцы, немцы больше всех!» Хоровод вокруг нечеловеческого светила поет с кружкой пива и сигарой в зубах: немцы, немцы больше всех! В хороводе люди получают новое крещение и становятся государственными людьми, т. е. существами безличными, примкнувшими к общему ходу бездумных светил.

Мы ели третье блюдо: вишневый кисель с молоком. Случайно вышло на моей тарелке так, что кисель в молоке принял очертанья европейского материка, я кое-что подделал ложкой, и вышла настоящая Франция, Бельгия, Германия, Австрия, Россия и все воюющие между собой державы. Я стал рассказывать об этом детям; с любопытством смотрела на это прислуга, спрашивая время от времени: а где же Сербия, а где Германия? Я объяснял, как отрезана Германия от всего мира, пришлось взять другую тарелку, изобразить нижнюю половину земли – Америку, весь мир у меня был в двух тарелках.

Продавали на Невском Успенского вместо рубля за десять копеек, и тут же я увидел карту Европы – театр военных действий… горькое чувство.

Начиналось затмение 8-го Августа, я говорю Крючкову, что вот сейчас офицеры с солдатами смотрят на солнце и офицер объясняет, что бояться нечего.

– Чего же бояться! – сказал Крючков, – луна заслонила солнце и все, это с человеком не связано, и все известно из календаря.

– А как же в Библии сказано, что солнце остановись, и солнце остановилось.

– Мало ли что сказано в Библии: природа неизменна. Сказано у Экклезиаста. Животное питается, и я питаюсь, животное живет, и я живу, животное умирает, и я умираю. Так… Душа одна у людей и у животных [92]92
  Сказано у Экклезиаста… Душа одна у людей и у животных. – Так называется одна из самых поздних частей Ветхого завета. Можно предположить аллюзию на следующий текст:
  Ибо участь сынам человека и участь скота –
  Одна и та же им участь:
  Как тому умирать, так умирать и этим,
  И одно дыхание у всех,
  и не лучше скота человек
  Ибо все—тщета.
  Еккл. 3,19–21.


[Закрыть]. Мужчина с женщиной рождают дитя, и оно тоже живет, тем же духом: значит, душа одна. Душа формы не имеет, душа есть дух и формы, как говорят, у овец и козлищ, не имеет. А разум имеет форму, вот он и указывает нам, что природа неизменная и остановить солнце невозможно.

…гром и молнии, ночью в ливень прискакал человек и закричал: «старосту, старосту!» Все спали и не спали, слышали и не слышали. Пахарю снилось, красная тучка растет и растет, а утром, когда сказали война, он рассказал о красной тучке, и это подхватили, и потом все говорили, что перед войной на небе была красная тучка.

Староста ночью получил бумагу, требовали от него расписаться в получении, а он неграмотный, разбудил Павлову девочку двенадцати лет, она подписала, а он снял с лампы стекло и закоптил печать и приложил.

Покатила телега смерти.

Ратники.

Старшина забыл прислать главную бумагу о ратниках: каких годов, как, какого разряда, по какому билету, а прислал только добавление печатное и на нем был зачеркнуто «запасные» и написано «ратники» красным карандашом. Староста посмотрел и решил: всех ратников. Собрались ратники всех годов с билетами зелеными, синими и белыми. «Всех, всех!» – отвечал им староста.

Похороны по последнему разряду.

Как известно в последнем разряде покойник сам идет за телегой и кнутиком постегивает лошадку. Так и Раков наш шел за телегой сам, а за ним шли жена и дети и потом вся деревня, все плакали ревом.

Доброволец Раков пошел на войну, чтобы лошадь выручить: думал, что, если сам пойдет, лошадь вернут, и еще слышал, что добровольцу возле обоза можно поживиться, и пошел. Его оплакали, а он вернулся.

Упрямая акушерка.

Ехал со старой акушеркой:

– Сосна всегда на песке! – и больше не хочет разговаривать. Остановилась лошадь, захрапела, и потом опять остановилась.

– Все лошади останавливаются, война!

– Заметили, что ворон нету?

– Нет, не заметили.

– А вы посмотрите и не увидите. Ворон не было.

– Куда ж они делись?

– Не догадываетесь? вот чудно-то: когда война, ворон никогда не бывает.

– Куда же они деваются?

– Неужели не догадываетесь? – Возница догадался, продолжал:

– Там собирается их видимо-невидимо.

– Где?

– Да на войне…

Генерал и сестра милосердия.

– Все-таки война эта ваша – ужас!

– Жить хотят!

– И нужно бить людей!

– Такая жизнь…

– А как же святые-то жили.

– Блаженные? что же вы хотите, все чтобы стали блаженными. Человек – животное кровожадное.

– Человеком еще и не пахнет тут!..

У нас!

Французик ехал из Германии и ломаным русским языком рассказывал, как в Берлине:

– Подумайте фунт соли стоит марку!

– А у нас 1/2 копейки! – сказал купчик.

– Мясо стоит марку.

– А у нас мясо градоначальник объяснил: 25 коп. фунт.

– Яйца пятак.

– Яйца у нас тоже объяснили: 30 копеек.

– Молоко 20 коп… денег на пропитание.

– А у нас, сколько хочешь и т. д.

Все радуются кругом, что казенки закрыли, даже пьяницы.

Россия вздулась пузырем – вообще стала в войну как пузырь, надувается и вот-вот лопнет.

Когда Фрося превратилась, по-видимому, окончательно в злейшую Ксантиппу [93]93
  Фрося превратилась… в злейшую Ксантиппу… – имеется в виду Ксантиппа – жена афинского философа Сократа, известная своим злым, вздорным и сварливым характером; имя стало нарицательным: фурия, мегера – архетип плохой жены.


[Закрыть], то теперь только и вырисовалось то милое существо, которое я так любил: сарафан, платочек, весла на реке, лес, грибы и такая со всеми ласковость и простые слова. А теперь это вечно надутое ворчливое существо, всех отталкивающее от моего дома, с глупыми требованиями. Но спасение возможно только на месте, а не где-нибудь на стороне. Корень жизни человека на месте – вот где происхождение «отечества». Человек может быть очаровательным в отношениях, вполне искренним, но есть такая точка испытания, место оседлости, где он совершенно другой, поэтому нужно вглядываться в человека как он извне.

На луне: ходят ли трамваи? с узелком на рельсах возле остановки. У всех одна мысль. Какой-то рассеянный человек шел и сказал вслух: «внешняя оборона» и другой сейчас же подхватил ее и стал развивать, и они пошли рядом, обсуждая средства внешней обороны.

Знамения – и вспомнили только на другой день, что все так и знали: на небе облачко было красное. Знамения идейные: Ницше и проч.

Ясно, что должно родиться что-то новое: последняя война…

По первому поводу русский забывает обиду, злобу и, отмахнувшись рукой от этого, как от комаров, начинает жить по-новому и хорошо, и Пуришкевич просит у евреев прощения, и в верхах думают, что вот и слава Богу, и нет комаров.

Трудно русскому держаться на злобе и недоверии, утомительно.

Вечернее время: приличная дама продает вчерашний номер по копеечке на номере.

«Самое важное чувство у всех то, что эта война – огромной важности мировое событие, размеры которого еще трудно поддаются учету во всем объеме. После войны новый мир, новая Европа, новая Россия, новые люди, новая психология и новое искусство (речь 26 июля ст. в Таврическом дворце; а м.б., июня).

Из «Биржевки»: «пограничные жандармы заметили, в каком виде пришли русские, были поражены, и со многими сделалась истерика».

Вот уже почти неделю в Петербурге и начинаю привыкать: город – военный лагерь, живется при военном положении много свободней, куда-то исчезли хулиганы, нищие, исчезло разнообразие, цветы жизни, все неожиданности, у всех одно лицо, все стали друг на друга похожи, и Петербург прямая улица, как большая дорога проезжая на войну. Теперь не говорят «мы расшибем», хотя столько данных, а втайне опасение, как бы нас не разбили, если разобьют, то революция ужасающая.

У государя, по словам Коли, при выходе лицо было бледное, глаза стали живыми, прекрасными, и речь свою он говорил, сдерживая рыдания, – очень был хорош – начало воплощения героя-царя.

В кофейне подошла ко мне самая бедная проститутка и сказала:

– Пирожных нет! Я посмотрел на нее.

– Дрожжи дороги, – сказала она.

– Очень дороги?

– Дороги, угостите пирожными!

Я дал ей пятиалтынный, и она действительно съела три пирожных: совсем голодная бледная.

Итак, ничего, ничего не известно впереди, и мысль все возвращается к герою нашей истории Вильгельму, что это за человек, где ключ к его безумию?