Текст книги "Дневники 1920-1922"

Автор книги: Михаил Пришвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Недра земли разверзнулись (бабы приехали на конференцию). Ясли:

– Не отдадим вам своих детей!

– Мы вас освободили от свиней и коров!

– Уж и освободили!

– У вас мужики (дезертиры) прячутся под юбками.

– У вас жиды в штанах.

Прозелит из большевиков:

– Наши комиссары теряют свое родное здоровье…

После вопроса о яслях:

– Теперь переходим к транспорту.

– Какое же это верноправие! (В красном платке баба перечисляет все беды.) Верно, делегаты? Верно! – И хлопнула руками. – Верно!

Аплодисменты. И она аплодирует.

– Мы толстоухие: слушали, слушали и ничего не поняли…

– Я родом крестьянка слободы Задонской: мужик пьяница, мужик нечесаный, у мужика ума нет, а поди вот куда мужик вышел, всем светом командует.

– Поступиться куском свинины я не прочь, да ради кого.

– Мы будем осушать болота, и когда осушим, земли много будет, машины работать будут, а мужик будет выходить только присматривать.

Два сфинкса

Гроднер (зав. отдел. народ. образ.) держал речь к интеллигенции (Рапрос), и она ему, необразованному рабочему, казалась таким же загадочным сфинксом, каким казался интеллигенту простой русский народ. И вот он, этот прежний сфинкс, разгадан: у этого шахтера в кармане револьвер, волосы напомажены густо, речь его претенциозная, нахальная. Но как он ни дерзает, все-таки где-то в душе чувствует, что сфинкса-интеллигенции ему не разгадать никогда, и пусть эта елецкая интеллигенция стала такой, что сама не сознает своего значения, все-таки за нею где-то скрывается недоступное этому шахтеру (сфинкс молчит: ни одной песенки не спето, ни одного стиха…).

Гроднер: самолюбие, злоба, практика; ему никогда не понять сфинкса-интеллигенции: свободы, творчества, личности. А что в простом народе не могли понять интеллигента: его… (сравнить и развить).

Писарев и Зинаида Ивановна: оказалось, что интеллигентность их была только внешней (чувство непереходимой черты – это исчезло из сознания, и интеллигенция впала в большевизм). (Через обывательство в большевизм.)

26 Февраля. Алек. Влад.:

– Нет, наша интеллигенция никуда не годится, нет в ней ничего теперь, так все прошло в истории, и себя она больше не сознает.

– А может быть, есть что-то в ее молчании?

– В молчании? новый сфинкс? Но кому сфинкс, Мих. Мих., какому-нибудь невежественному большевику?

Стража народного молчания опустила свои ружья, власть пала, закон молчанья был нарушен, и каждый стал говорить.

Покрывало со святынь было сдернуто, мощи были перенесены в контору нотариуса и всюду объявлено, что сфинкс простого народа разгадан, он больше не существует как загадка миру.

Тогда по закону нарушенного молчания взяли верх в голосах самые дерзкие и заставили молчать всех других и приставили к ним новых сторожей молчания с оружием в руках. И тогда новый сфинкс стал в России и закутался покрывалом.

Я живу в недрах нового сфинкса, молчащей интеллигенции… вчера она рукоплескала оратору, начальнику, барину-актеру с напомаженными волосами с револьвером в кармане, который говорил, что интеллигенция наша была народнической и сидела между двумя стульями, как «третий элемент»: с одной стороны – темный жалкий народ – она за народ! – с другой – дворянство – она хотела бы жить, как дворянство. Поэтому она не пошла с народом, когда народ остался один. Вот все и наши учителя ему аплодировали. И между тем эти же самые люди прислушиваются ко всяким базарным вестям о движении белых и радуются их успехам – вот настоящий-то сфинкс!

И тут опять человек из подполья, не истребимое рабством <1 нрзб.>,я – дух своеобразия, дух различия и тайн.

Транспорт: мешки и салазки.

Ноев ковчег: мы тут (интеллигенция) до того сжились и так опротивели друг другу, что узнаем друг друга ночью по звуку голоса, по походке. Вчера потухло в зале электричество, и по силуэтам у окна можно было всех узнавать, собрание без всякого ущерба продолжалось в темноте.

Вчера встретился д-р Сумм ночью, я подумал: вот еврей честный, он, конечно, плутует при добывании продовольствия и в борьбе за существование не меньше русского Писарева, но умеет на известной черте остановиться и сохранить свое достоинство, а после по черте гуляет-плавает, как утка на воде (Розанов: грех, как гриб съел) ^{33} .

27 Февраля. Интеллигентный человек от простого и простой от животного отличаются разными отношениями в представлении себя во времени.

Свойство гениального человека: напряжение момента действия (как простой человек) в отношении вечности: гений (земли) скрывается в простом человеке (баба), ему не хватает чувства вечности (небо).

Каждая из этих говоривших на собрании баб могла бы стать Шекспиром или Толстым, если бы могла чувствовать вечность (небо).

Лектор Волгин хочет освободить простой народ от обряда с таким же успехом, как большевики хотят освободить деревенскую женщину от коров и поросят (освободили! нет коров, нет поросенка, нет овцы, до кур добираются).

Мячик радости и гора горя

Наша детская радость, как мячик, а в мячике горе заделано – верно вам говорю: в нем горе заделано. Раз подарили Сереже мячик как мячик, и какой Сережа мальчик стройный, ловкий. Стал он играть в мячик.

Мячик радости прыгает, а горе, заключенное в нем, мается и как-нибудь… раз! проткнулась резинка, вышло горе, и мячик больше не прыгает. Спина горбатая – гора сзади и горькая доля.

После к горю, как к горе, привыкают: стоит гора, ничего не поделаешь, ну, день за днем, год за годом протопталась тропинка по горе наверх, а сверху видно, как всюду там, в долинах, мячики – радости прыгают. Так это хорошо смотреть, так чудесно, как другие радуются, – нельзя ли по горе спуститься в ту долину? и спускается странник в ту долину: «Мир вам, дети!» – и радуется вместе с детьми, хотя знает, что за его спиною гора горя стоит и что у каждого из этих детей, играющих в мяч, вырастает за спиною горе.

Речь для детей-естественников.

Прошлый год собрались, когда цветут яблони, теперь вы собрались, когда зима только что начала прощаться с нами яркими звездами и весна полднями приходит тропинками по золе, по навозу. Вас горе научило: холод и голод зимы вы почувствовали и обрадовались весне далеко до того времени, когда зацветут яблони. В борьбе чувство жизни и красоты (степь и гон зайца).

1 Марта. Дня три прошло – ни признака мороза. Небо туманно-весеннее. В городе у Собора проталинки, обнажаются тротуары, бегут первые грязные ручьи.

О будущем: весною начнется (и, по слухам, уже начался) полный распад красной армии. По-видимому, не будет организованного наступления, но очень возможно, что какой-нибудь отряд возьмет силу и пройдет до Москвы…

2 Марта. Весна продолжается, углубляется, начинается то чувство, когда ожидание кончилось и начинается тревога, что весна-то весна, а поди возьми ее.

Всякое произведение искусства рождается из встречи мгновенья текущей жизни земли с вечностью: произведение искусства – памятник по умершему мгновению жизни.

Мир – это наше представление, а художник верит, что это действительный мир: свое представление он считает за действительный мир; он должен быть настолько наивен (и глуп), чтобы верить в это свое, как в действительность.

Искусство – это смерть живой жизни: оно ловит мгновенье, оставляя после встречи с ним памятник, – охотник за жизнью.

3 Марта. «Слово о погибели» ^{34} от Мих. Ив. Черняховского («революционные мощи»). Запрет слова: нельзя прочесть свои рассказы.

4 Марта. Проф-союзы – союзы и Щекин: деятель в пустоте, его самолюбие таково, что и в пустоте действует.

Зачирикал воробей, и душа осовела.

5 Марта. Гладиаторы русской коммуны: сначала это были разные честные военные, носившие в себе идею отечества, потом, когда такие перевелись, для народа пустили театр и вывели на сцену художников. Да и что там! каждый порядочный человек на Руси был гладиатором.

О театре (в союзе почтовом моя лекция на сегодня). Древний театр: церковь. Новый театр: Александринка.

Начало: чувство поэтов перед революцией (Блок: землетрясение) на острове культуры русской.

Я как писатель, неизвестный собранию: известность не достоинство, что п о́шло, то пошл о ^{35} : Амфитеатров, Вербицкая. Гордо замкнутый кружок декадентов – гримасы его: футуристы.

7 Марта. Весна – недоносок.

Бежит вода, блестит вода при луне, а не весна! потому что не так сильно бежит вода и не сильнеет, а ровно изо дня в день установилась, остановилась, ни весна, ни осень, ни зима. Сыро и ветрено, облака – одни, верхние, неподвижные, средние плывут, нижние мчатся, будто души скоропостижно умерших людей. Гремят оторванные крыши – нет хозяев, некому прибивать железо, весь город гремит, дома, как гробы, будто разбивают забитые крышки над мертвыми, встают мертвые и вот мчатся куда-то скоро под луной.

И если, правда, Страшный Суд и Архангел с трубой покажется, я не ускорю шаг, нет! мне кажется, я это уже когда-то не раз пережил, старое, привычное дело.

Нет! герой моей повести, придя домой, разве только покрепче двинет засов у ворот, завяжет мешочек с мукой и пшеном, чтобы в случае суматохи, беготни не рассыпалось, и уляжется спать.

И пусть падает звезда на звезду, солнце на солнце – мне-то какое дело! Я не участвую в этом движении, я давно остановился.

Бог! мне какое дело! Черт! мне какое дело. Я уверен, что и они мною не интересуются и обойдут меня, я останусь сам по себе, светопреставление пойдет по своей законной орбите. Ну, вот и мои ворота. Греми, железо, мчитесь, облака, мой флигель стоит в глубине двора по-прежнему: ничего ему не будет, и он есть ничто.

Ал. Вас. Ростовцев и Щекин-Кротов (и мать моя была такая!) – у них души нет, и оттого они теперь действуют (пусть он занимается ликвидацией безграмотности, а он топит четыре печки навозом, занятие равное).

Разговор:

– Слышишь, что это? будто из пушки.

– Это крыши оторванные гремят: сильный ветер.

– И вот еще!

– А вот! конечно, крыши, чинить некому, ветер; посмотри, как быстро бегут облака, вот эти нижние, будто души скоропостижно умерших людей.

– Какая жуть. Слушай, скажи мне, почему все страшные, немыслимые раньше события совершаются, и так они затрагивают людей близко, физически и в то же время будто и не касаются: все живут совершенно по-старому, неизменно, и никакого обращения Савла в Павла не происходит ^{36} . Что это? или душа человека неизменна и катастрофы в ней – сказка?

– Нет, я не думаю, что сказка, а что душа наша утратила возможности, потому что умерла, мы живем телами, а души давно умерли.

– Знаешь, сохранился тот, у кого раньше души не было человеческой.

– А что такое душа человека, чем отличается она от животной души?

– Страданием, конечно, только страданием, с тоской о том, что она не такая, как животная, и совершенно одинокая и отдельная.

Иногда животная душа и человеческая так близко сходятся, что и не отличить, если смотреть и сравнивать по уравнению: только источники разные.

Когда-то Россия спасла Европу, приняв на себя удар Азии (Тамерлан и проч.), теперь спасает Европу, принимая на себя удар ее социализма, страшный удар! Татарский удар пришелся по телу, эти удары прямо по душе, по интеллигенции, которую вывели на растерзание зверей, как древних гладиаторов.

Щекин-Кротов сказал публично: «Я не верю в культуру!»

9 Марта. Починка моста и ликвидация безграмотности.

Вода, навоз, сырость – весна! калоши худые, сапоги худые… вдруг вижу себя окруженным змеистым ручьем, кружится, смеется, вокруг меня извивается, и так я обрадовался, что я – дитя своей <1 нрзб.>земли…

10 Марта. Пошла река.

Вечером перетащили ферму (моста), а ночью пошла река – вот как наши работают.

Грачи прямо к нам на двор прилетели. По слухам, распустилась верба.

11 Марта. Пустое время назади! такое, кажется, быстрое! Зима уже где-то далеко позади со своими звездами.

Я боюсь, что и весна так со своими тропинками пройдет в пустоте и чувство природы оставит меня…

12 Марта. Елена Яровая.

Как быстро время зимы прошло в пустоте. Иду по слякоти и вспоминаю – нечего вспомнить. Только звезды последние зимы вспоминаются ярко, будто в пустом межпланетном пространстве (даже без эфира!) летел между звездами, – так быстро прошло это время.

13 Марта. Последний «Божий» день.

Тому страшному богу отдаю это прошлое в жертву, на тебе, Боже:

– мать сожгла последний деревянный стул, все деревянное в доме было сожжено, и даже обеденный и кухонный стол. Теперь, когда тепло чугунки спало, семья – мать, три девочки и два мальчугана – решилась с наступлением темноты идти воровать дрова. В это время под окном постучались и голос отозвался свой: хозяина дома, отца семейства Ивана Михайловича Журавлева, прибыл с «позиции». Вошел и сел на кровать и склонился, прямо не раздеваясь, к подушке, весь горячий, весь жаркий. Первая прижалась к нему, жаркому, девочка Лёня, самая маленькая, а потом все к нему, жаркому, прильнули, и мать тоже, и всем было от него тепло всю ночь…

…Иван Михайлович и жена его Мария Ивановна умерли от тифа во время кризиса, а дети все перенесли тиф, но потом, слабые, замерзли. Сейчас их домик стоит пустой, его сразу узнаешь даже в темноте, даже когда и в других домах нет огней, так узнаешь почему-то, глаз наметался, и сразу узнаешь эти пустые, нежилые дома.

Было вроде этого тоже с соседями Коноплянцевых, тоже вся семья без отца залегла в тифе. Узнав про это, Софья Павловна возьми да и пошли им из последнего своего запаса белой муки хлебец. Верно, и другие соседи тоже кое-что послали, потому что вся семья выжила и справилась, но белую булочку прислал только Коноплянцев, это редкость великая и ценность такая, что – доктор это утверждал – не будь тут белого хлеба, вряд ли бы мать оправилась. А как оправилась, так сейчас же и стала говорить про Коноплянцевых: «Прислали раз и нет больше! как бы не так: у них этой белой муки-то еще покойник протопоп напас, насыпал по щелям сколько! – доброе дело! от великих богатств лепту внесли». Как-то вечером, ночью даже, привезли Коноплянцевым на трех подводах лузгу для топки в мешках. Конечно, соседи заметили, что в мешках, и наутро уже говорили и разносили по всему проулку: будто бы 250 пудов крупчатки привезли Коноплянцевым, где-то ее прятал еще протопоп, а теперь вот привезли. Коноплянцевы дрожат теперь, что слух дойдет куда надо и назначат обыск и отберут пять пудов ржаной муки, вымененной у мужиков с редким счастьем, на полотенца и простыни.

Я к тому это рассказываю, что вот как жалко людей, а просто и пожалеть нельзя, главное она, Чертова Ступа, завертывает, что никак нельзя человека жалеть и можно только себя самого спасать: кто посильнее, тот и спасается. С булочкой случай был еще прошлый год, когда были так наивны мы, что жалели, а нынешнюю зиму вот целая семья Ивана Михайловича Журавлева замерзла, и ни одной щепочки дров не принесли и корочки хлеба.

Начинается все это, я так думаю, если взять план самый большой в разделении целого: человеческое дело выделяется из общего мирового как самостоятельное, глаз, обращенный к нему, ранее обертывался к человеку в поисках небесного в человеке и находил это, а теперь разведка идет в человеческом, только человеческом, и первое разделение приводит ко второму разделению, в самом человеческом. На почве этого разделения показывается социальная вошь с теорией классовой борьбы, которая приводит к гражданской войне, и эта война порождает уж в конечном итоге физическую вошь, поедающую тело обездушенного человека.

То же если и стать на сторону тех больных, которым человечество поднесло булочку: ненависть к этому человечеству стала у них постоянным состоянием и как бы питанием души обиженной, и вдруг за булочку мир…

14 Марта. Первый наш день.

В блеске, в славе стало солнце и засияло морозно-весеннее лучезарное утро… итак, братья, любовь сказывается только в деле: дело – это слово любви. Любовь молчалива и разговаривает только делом.

В лекторском бюро: адвокаты говорили о литературе в связи с экономикой: – вчера говорили слепые о свете чрезвычайно умно.

16 Марта. Вчера я лег «отдохнуть» после обеда, и в тот момент, когда засыпал, меня позвали явственно и очень радостно: «Миша!» Я сразу очнулся и сначала подумал, что мамин это обычный встречно-радостный голос, но Саша, и Коля, и Лидя могли так же позвать меня, какой-то соединенно-родственный солнечно-радостный зов. Главное, что так отчетливо и живо: «Миша!» позвали покойники.

Я не думаю, что это меня «туда» зовут, и, вероятно, в психологии есть точное объяснение этим зовам (какая-нибудь звуковая галлюцинация), но все-таки… мы же ничего не знаем о их загробном существовании.

Вчера слышал, что будто бы в Германии совершился монархический переворот.

Ходили с Левой и доктором к Королю: настоящий король, и подданные его коммунисты (письма: «друх»).

17 Марта. Сегодня туман не дал полюбоваться весенним солнечно-морозным утром, как хороши теперь эти заморозки утренние и вечерние, чувствуешь себя легко, как летом на крайнем севере.

Читал дневник Шингарева, остается цельное впечатление о хорошем человеке русском и завязывается даже зернышко веры в будущее.

Малышев неглупо сказал о Левином отрицании Бога («всё из пыски»): «Мы начинали с Бога, а кончили неверием, а он начнет с отрицания и потом придет к Богу».

Рабочая коллегия поставила вопрос «о пригодности Пришвина для преподавания литературы». Сегодня в испытательной комиссии будет разбираться мое заявление по этому поводу (сущность вопроса: Писарев хочет отстоять принцип чиновника от всяких случайностей).

В газете напечатано о перевороте в Германии. Публика говорит: «Этого и нужно было ожидать».

Мих. Мих. Синельников покупает «фарфор, бронзу, табакерки и пр. старину», трется около дворян: род вши: социальные вши и мыши.

Елецкое житие.

А разве и я, как Шингарев, не чувствовал грядущей гибели России (в свое время), но испытанное отвращение к «социальным вшам», к их пустоте поставило в моей личности всепоглощающий вопрос: найти себе содержание личное, и это личное содержание было в свободе писателя…

18 Марта. Наш союз Рапрос, разыграв трикотаж, приступил к разыгрыванию ботинок, все говорят, что Писарев украл мануфактуру.

По вчерашней истории с хлебом вник в недавнее прошлое с полным разочарованием: ничего не остается хорошего.

В газете напечатано «Монархический переворот в Германии». Обыватели спрашивают: скажутся ли как-нибудь («отразятся» ли…) эти события на нас?

Я себе поставил задачу додуматься, что этот переворот приведет в Германии к монархии или же будет началом гражданской войны, как у нас, в которой меньшевики пойдут со спартаковцами и сотворят разруху? ^{37} Шейдемановщина – Керенщине, Тирпиц – Корнилову. Условия наши (фронт и аграрн. вопр.) не существуют. С другой стороны – организованные рабочие, 50 % населения. Я склонен думать, что рабочие Терпода свергнут, водворятся спартаковцы, но не знаю, насколько поддерживается выступление монархистов Антантой: может быть, для тех нужна монархия?

Почему умеренные (эволюционные) партии социалистов никогда нигде не могли удержаться у власти? Потому что они действуют в государственных вопросах только, как человек, и государство хотят сделать чисто человеческим. Между тем государство занимается не только человечеством, но и природой животной человека, и кто взялся за государственную власть, должен действовать и как животное, как зверь. Так что по мере «углубления» революции должны в состав власти проникать преступные, звериные элементы, и власть, действуя именем того же человечества, поступает по-зверски. Гуманизм (мечта поставить человеческое дело над государственным) остается в воздухе как апокалиптическое пророчество о льве рядом с ягненком ^{38} .

Можно теперь сказать так: старая государственная власть была делом зверя во имя Божие, новая власть является делом того же зверя во имя Человека. Насилие над обществом совершается в одинаковой мере, только меняются принципы, имена: на скрижали было написано слово Бог, теперь Человек. Ну, вот какое же все-таки грандиозное дело совершается на земле: перестроить все народные массы лицом к иному богу – это и есть дело социализма, и как это ни странно, а большевизм является государственным элементом социализма.

Между прочим, вспоминая прошлое, как это курьезно сопоставить то чувство негодования, когда узнавал, что вот такого-то мужика большевики, вымогая сознание в своих деньгах для чрезвычайного налога, опускали в прорубь, и когда мужик измучит тебя своей алчностью при менке пиджака на дрова, скажешь: «Ну и хорошо же, что большевик окунул тебя, зверя, в холодную воду».

Потом еще вот что: неверие в Бога, разруха семьи и пр. – в сущности, есть состояние души современного человека и направление его жизни, но так как имена на знаменах другие, – то получается ложь и, главное, не складывается быт; если же все это назовут своими именами, то начнется жизнь правдивая (как Лева говорит, что «всё из пыски»), – которая приведет к истинному Богу.

И что же? Пусть расплавится весь чугун европейской культуры, и по огненной реке от нас шлаки цивилизации?

Нечто о звере, присущем составу понятия о государственной власти, как этот зверь, переменяя свою божественную личину на человеческую, обнажил у нас в России истинный свой лик (вспомнить, как бабы запели «Кипит наш разум возмущенный»). Однако все-таки, какому бы лику зверя ни молился Иван, все-таки между ними, Иванами, есть такой отличный (и чем-то каждый Иван отличается от другого), который, отдавая Кесарю должное ^{39} вместе со всеми, имеет свое, Иваново, отличие, и в этом Бог истинный мира, противоположный зверю насильственного равнения, и это отличие есть черта Личности всего Космоса.

18 Марта. Зверь уравнения и Бог отличия: от-личия. Равнение создается разрушением от-личий, равенство есть конец, смерть. Созидание, творчество создает от-личия. Дело революции – уравнять, зачеркнуть ставший неверным план творчества.

19 Марта. Падают на землю старые небеса, народ вопит: «Бог здесь, на земле». Но пройдет время, и земля опять родит небо, и бог новый взойдет на свой небесный престол: боги бессмертны, но они стареют и возрождаются землей.

На улице расфуфыренный, в бекеше стоял большевик и говорил другому: «Я вам это сказал не как инструктор просвещения, а машинально» (смысл: не как официальное лицо, а как частный человек).

20 Марта. Я хочу сказать: дух (а тут же и понятие о Боге и человеке) – это есть свет (или сила) материи; предполагаю, что где-то в основах сильного духа сдержано много материи, чем сильнее дух, тем больше задержано (или сцеплено) материи.

Лучи света материи, которые мы называем культурой, иногда предстоят нам как палящие, разящие, перестраивающие нашу жизнь, это похоже на приближение к нам кометы. И мы знаем также неживые лучи, как лунные, когда светило от нас удаляется и бледнеет.

Итак, жизнь есть горение, во время которого показывается бессмертие и Бог: быть может, это горение и есть творчество (кухня) Бога или гомункула.

Творчество гомункула. Все эти – культ-отделы, культ-комы, культ-просветы со всеми своими городскими и деревенскими ячейками похожи на чудовищное размножение клеток эпителия (покровной ткани, поверхности) – на рак. Сравнить организатора культ-отдела Щекина-Кротова и делателя культуры, работника ее архивариуса Мирохина: один все дни насквозь говорит, другой забивает каждый день разбиваемые двери архивов. Рак культуры: разложение поверхностных, несоответственных слов.

Когда входишь в Отдел, то так и сыплется: конфликтная комиссия, подотдел, культкомы в союзе с ячейками Рапроса и пр.

Рабочая коллегия отдела подняла вопрос о «пригодности» меня к преподаванию литературы. Я пожаловался в испытательную комиссию, та стала на мою сторону. А инструкторы коллегии Овечья Голова и Выжатый Лимон хотят жаловаться на меня в конфликтную комиссию.

С вечера и всю ночь при 2° тепла падает прямо мокрый снег, все в городе замесилось в болото, все дома сидим оттого, что у всех нас обувь худая, – вот-те и наши дни!

21 Марта. И сегодня продолжается мокрый снег, город – трясина.

Одни люди интересуются причиной явлений и вполне удовлетворяются, когда находят причину (материалисты, рационалисты, происхождение челов. от обезьяны); другие спрашивают качество явления (чувственные люди, иррацион.). Очень часто, когда начинаешь рассказ и хочешь им удивить, описывая качество, – вас останавливают словом: «Ничего нет удивительного, это объясняется тем, что вы были утомлены» и пр.

В газете о Германии, что монархисты ушли и скоро власть возьмут спартаковцы.

22 Марта. С о́роки. Жаворонки поют уже давно над городом. Доктор пришел.

– Теперь, – говорит, – уже, если хорошенько подумать, можно и подсчитать, сколько нам остается жить.

Это, вероятно, у него от мокрой погоды и еще что в Германии начинается большевистская революция.

– Что революция, – отвечаю, – быть может, хорошо, это нас поставит на рельсы.

– Да, но кто же нам теперь поможет, мы сами жить экономически не в состоянии, теперь займутся в Европе своими делами.

Иногда ночью, когда не спится, видишь себя «объективно», голеньким, как смешна кажется эта серьезность, с которою совершаются разные детские глупости («поступки»), в конце концов, почему-то вспомнилась моя любимая собака Нептун, и тут я, голенький, в любви своей к собаке себе понравился.

23 Марта. Встретился на улице Коля Кондрашев, бывший бухгалтер Отдела Н. О. ^{40} , пьяница, был со мной едва знаком, а теперь приехал из Костромы и обнимает и целует: оказывается, в Костроме, в библиотеке прочел о мне Иванова-Разумника, узнал, что я замечательный человек.

Никогда не было еще духовное состояние наше так понижено, как теперь, обнищание духа, видимо, идет параллельно с экономикой: своеобразное доказательство зависимости духа от материи. Основная причина, я думаю – это разрыв с общемировой культурой и остановка: культура есть процесс и не может останавливаться.

Брожение в Германии может на ней сосредоточить все внимание культурных стран, а мы опять забудемся.

28 Марта. Воскресенье. Весна эта очень ранняя движется постепенно, ни холодно, ни тепло – сыро, очень сыро! изредка обрадует вечером легкий морозец со звездами и на другой день богатый солнечный день.

Еще терзают, мелют, мнут душу желания, – но в безысходности все больше определяются в одном: царство нашего винного короля все укрепляется.

Приехали беженцы из Уфы (там восстание башкиров), и какой-то комиссар Ростовцев их водворил в наш дом, я стал говорить о ремонте, а он:

– Долга песенка! знаем мы вас, контрреволюционеры и саботажники!

Я в его тон:

– Вы признаете Советскую власть? – взял его за руку, а он выхватил револьвер, направил на меня и минут пять я под дулом револьвера выслушивал:

– Я отв. совет. работник! я боролся с Керенским, а ты кто? я – рабочий, а ты кто? Смотри, пикни, я покажу тебе камни! – И потом ушел, приговаривая: – Пойду узнаю твою биографию.

И ушел, а женщины, одна с двумя, другая с пятью детьми, остались и рассказывали долго судьбу свою, что мужья их партийные и вот из-за них приходится то в Елец, то в Уфу, то в Украйну…

Язык: «Я вам не как комиссар говорю, а машинально» и проч. язык «рабочего» самолюбия (честь?) и образованности (обезьяний язык).

Под дулом разбойника думал я: «Не выстрелит, буду его ругать», но другая мысль: «А если выстрелит? может быть, сумасшедший, возможно, что и выстрелит». Лева смотрел, беженки – все смотрели. Я продолжаю отстаивать свои права… Он ушел, приговаривая:

– Пойду узнаю твою биографию.

Лева сказал, что голос мой был мягче. Беженка сказала:

– У него револьвер без патронов! Пустой!

Я разбит: пустой! Тогда, в Киргизии, победа, голубой Христос ^{41} , теперь – поражение – пустой! Там настоящие ружья, настоящая смерть – не испугался, а тут пустой! пустого испугался.

Социализм и художник. Абстракция сопровождается чувством личной гордости и волей (действием), наоборот, переход от общего к частному сопровождается смирением (из признания, что каждая мелочь имеет свое лицо). Идея Бога как результат умственной обобщающей деятельности вызывает фактическую деятельность (социалист) до тех пор, пока к ней не присоединится нисходящий ток смирения личного с различием лица в каждой травинке (художник).

«От Ленина до Гроднера» (коммуна <2 нрзб.>Ленин).

Таким образом, процесс творчества Бога разделяется на два, в одном преобладает деятельность Разума, в другом чувства. При разорванности того и другого процесс творчества Бога может принять уродливые формы: при разуме создается человеко-бог-насильник, при одном чувстве – как в нашей православной церкви – вера без дел и плен самого верующего и рабство у человека.

Уродливость духа меньшевиков осуществляется большевиками, и те, увидав лицо свое в зеркале жизни, не признают за свое и ужасно бесятся.

30 Марта. Волны башкирского восстания в Уфимском крае выбросили в нашу грязную квартиру беременную бабу-коммунистку с двумя детьми. Коммунистов ругает, ненавидит (достигнуть только бы мужа, а он в Курском ревкоме) и держится только связями с ними и ими действует по-ихнему: самовар наш чуть не отобрали, обращается за услугами, потому что ее побаиваются. Мы пожалели ее. Обещали в родильный дом, а детей в приют, и вещи поберечь. А она потом: «У меня мука пропала!» Теперь у нас на дворе всюду это пузо (за спичкой, дров расколоть). Пузо коммуны: и наконец, отвращение к этому пузу. Нападение евреев: пузо спустили рожать в подвал (а он в Ревкоме!). И все так: беднейший действует правами беднейшего, получив нечто, он подвергается нападению нового беднейшего и т. д.: нельзя устояться ни на чем.

Зло устоя и зло революции, а творческий процесс возьмется с другого конца.

Видел дорогу, едем в вагоне с Сашей и Колей, в Лебедяни я сел на перрон спиной к поезду и стал зашивать себе рубашку, когда я кончил ее, поезд ушел и я остался на станции, а Коля с Сашей уехали (умерли).

Наследник (России).

31 Марта. Все что-то мои покойники снятся, проезжают, а я на станции…

Ужас мертвых состоит в том, что они-то сами считают себя живыми… множество людей умирает гораздо раньше своей физической смерти и, умерев, живут и действуют между нами, как живые. Никогда не было столько мертвецов между нами, как теперь. Другой раз сам себя проверяешь, ущипнешь себя желанием куда-то бежать, спросишь: «Хочется?» И если ответит душа воспоминанием ярким о солнце юга или о лесах севера, то скажешь себе, что еще жив, жив. Так теперь весной многие спрашивают себя таким способом и на разные лады говорят о побеге.

Самое безнадежное, что и в детей не верят, не смеют даже и так сказать: «Мы-то кончены, а вот наши дети увидят». Всякий, подумав об этом, говорит: «А что это за поколение растет без идеалов, даже без школы».