Текст книги "Тот, кто убил лань"

Автор книги: Михаил Лакербай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Ах вот он каков!

Рядом висела другая карточка, на которой были изображены два мальчика в ученической форме: Мшвагу и Шахан.

– Давно я не видел Мшвагу! – с грустью сказал Шахан. – Это мы снимались с ним в Сухуми, когда учились в горской школе. Как мне хотелось встретиться с ним – и вот невезенье: опять не застал! Простите меня за вопрос, – обратился он к женщине: – Кто вы в этом доме? Не сестра ли Мшвагу?

– Нет, – ответила она и замолчала.

– А где жена Мшвагу? – спросил Шахан. – Та, что встретила меня в прошлом году?

Женщина продолжала молчать.

– Простите меня, – сказал Шахан. – Я ведь живу далеко и ничего не знал. В жизни его произошла перемена?

Тут женщина улыбнулась.

– Наверное, вы жена? – спросил он прямо. В знак согласия она опустила голову.

– Поздравляю, – обрадовался Шахан. – Мшвагу замечательный человек!

Но, не дав гостю договорить, женщина вышла. Шахан заметил, что она направилась в кухню. "Как не похожа она на прежнюю хозяйку", – подумал он.

Шахан встал, вышел на веранду. Вскоре женщина появилась. Он попросил пить.

– Сейчас! – сказала она с готовностью, взбежала наверх, вынесла столик, потом принесла бутылку красного вина и стакан. – Пейте! – ласково произнесла она. – А я сейчас сбегаю за свежей водой.

Она ушла на кухню и вернулась с кувшином, но тут же вылила из него воду. Шахан успел заметить, что кувшин был почти полон. Затем быстрым шагом она направилась к роднику.

Вино утолило жажду Шахана. Перед ним появился и кувшин со свежей родниковой водой.

– Пейте вино и не скучайте, – сказала женщина. – А там и хозяин подъедет!

И она снова заторопилась на кухню. "Вот это хозяйка!" – подумал Шахан. Вскоре она появилась и принялась быстро накрывать стол.

– Я сегодня так долго готовила, что, наверное, уморила вас голодом, – виновато сказала она, – вы уж простите!

– Напрасно вы беспокоитесь, – ответил Шахан, – уверяю вас, я уже сыт. И потом, что же это вы для меня одного готовите? Подождали бы Мшвагу!

– Если он подъедет, это будет очень кстати, – ответила она, – только зачем вам ждать? Может быть, он не так скоро приедет. Вы ведь приехали издалека и, наверное, проголодались.

Шахан и вправду проголодался. Обед был приготовлен на славу, и он поел с наслаждением.

Солнце уже заходило, а Мшвагу не возвращался. Шахан собрался уезжать. Уговоры хозяйки не помогали.

– Очень сожалею, – сказал он. – Но что поделаешь? Я сегодня очень занят, и, помимо того, ночью мои спутники будут ждать меня на дороге – в Тамыше.

– Мшвагу будет недоволен мною, – упрашивала женщина. – Его огорчит ваш отъезд.

– Охотно остался бы, но не могу. До свидания, – прощался с ней Шахан.

Женщина проводила его к воротам.

– Но что же передать?

– Скажите Мшвагу, – медленно произнес Шахан, – что приходил его навестить друг детства Шахан. Скажите, что я очень рад, так как вижу, что ему живется хорошо, что у него превосходный сад и красивый дом... И скажите ему, что больше всего мне понравились в его доме входные двери. Да, да, так и передайте, пожалуйста. Уж очень они подходят к его дому. Я, видите ли, плотник, строю дома... Сколько уж я их построил... Так не забудьте, прошу вас: чудесные, превосходные двери!

– Я передам, – обещала она, озабоченно поглядывая на дверь.

Шахан улыбнулся и уехал.

К вечеру возвратился Мшвагу. Как досадовал он, узнав, что снова друг не застал его.

– Он ведь замечательный человек, – говорил Мшвагу. – Был всегда таким искренним, чутким и преданным. А какой он умница!

– Умница, говоришь? – переспросила жена, отвела взор в сторону и задумалась. – Редкий умница! Он, помню, всегда любил философствовать, наставлял нас.

– А мне... прости меня, пожалуйста, я не хочу тебя огорчать, но, знаешь, его слова показались мне странными...

– Как? – спросил Мшвагу. – Почему?

– Знаешь, он что-то принялся толковать о наших дверях... "Передайте, говорит, Мшвагу, что двери в его доме мне понравились больше всего. Чудные, превосходные, говорит, двери".

– Двери? – переспросил муж.

– Двери, он так и просил тебе передать.

– Да ты толком скажи, – волновался Мшвагу. – Как он сказал? Нравятся или не нравятся?

– Да нет же, именно нравятся! Двери, сказал он, лучше всего. Он, видишь ли, плотник, строит дома...

– Значит, эти двери ему понравились? А ведь в прошлом году он просил передать мне, что самое худшее в моем доме – это двери. – И Мшвагу в радости поднял жену. – Он всегда был таким – мой наблюдательный милый Шахан. Скажет иносказательно, а мы ломаем себе голову. Целый год я все думал над тем, что могли бы означать его слова. Теперь-то я понял! А ты?

– И я, – ответила женщина и обняла мужа.

Осечка.

Перевод С. Трегуба

У молодого джигита Адамура была невеста Айша. Далеко разнеслась слава о ее красоте и обаянии. Был у Адамура младший брат, двадцатилетний Шахар. Как и Адамур, Шахар слыл лихим и отважным джигитом. Сердце Шахара опалила красота невесты брата. Если бы не Адамур, кто бы мог сравниться с Шахаром? Разве не лучший он в округе жених? Но брат, статный Адамур, встал соперником на его пути, и Шахару оставалось только тайно вздыхать по Айше.

Адамур знал о том, что творится в душе брата, но ни разу ни Шахар, ни Адамур не заговорили об этом, ибо закон гор строг, и юноша, проболтавшийся о своих чувствах, слывет недостойным джигитом.

Шла война с чужеземцами, напавшими на абхазские селения. Оба брата провели ночь в передовом охранении. Настало утро, когда их сменили, и они направились на отдых в общую землянку.

Братья шли по узкой горной тропинке, которая вилась меж скал. Как подобает старшему, Адамур шел впереди.

Жестокое искушение овладело Шахаром.

"А если... убить его? Один только выстрел – и брат скатится в пропасть... Никто не узнает – и Айша станет моей..."

Шахар вынул пистолет из кобуры... Спокойно шел впереди Адамур. Шахар прицелился и спустил курок...

Выстрела не последовало: пистолет дал осечку.

Но легкий, щелкающий звук дошел до слуха Адамура. Он быстро обернулся – и понял все: Шахар поспешно прятал пистолет в кобуру. Адамур спокойно продолжал свой путь.

Молча они вошли в землянку. Оба проголодались и с жадностью набросились на еду.

Когда же они насытились и собрались улечься на отдых, Адамур достал свой пистолет и, протягивая его брату, сказал:

– Возьми, Шахар. Этот вернее: не даст осечки!

Тот, кто убил лань.

Перевод С. Трегуба

В селе Лата жил охотник Керим Багапш. Смел был Керим и удачлив. Как-то раз убил в горах лань. Керим срезал лозу винограда, крепко связал ею ноги лани и поволок добычу домой, в долину. Долго волок Керим убитую лань и устал.

Вечер опускался на землю, а до родного селения Лата было еще далеко. "Переночую у Тамшуга Амчи, – решил Керим. – Он тут недалеко". Керим принялся подыскивать место, чтобы надежно спрятать добычу. В стороне от дороги он нашел удобную яму, скрытую от людских глаз, подтащил к ней тушу, уложил ее в яму, забросал ветками и прикрыл сверху листьями. Потом легким и быстрым шагом направился к пацхе Тамшуга.

Керим входил уже во двор своего старого приятеля, когда неожиданно пришла ему в голову мысль: "Интересно, верный ли мне друг Тамшуг? Что, если испытать его? Ведь друзья познаются в беде..."

Тамшуг радостно встретил Керима.

– Как ты обрадовал меня! – воскликнул он. – Заходи скорее! Ты у меня всегда желанный гость!

Но Керим, не заходя в дом, едва слышно прошептал Тамшугу:

– Не гостем, мой друг, я сегодня явился к тебе. Со мной случилась беда... Я убил человека – своего недруга – и нуждаюсь теперь в твоей помощи.

– Убил человека? – Ужас застыл на лице Тамшуга

– Да. Потом расскажу тебе все. А теперь помоги мне. Убитый лежит там, у дороги. Надо закопать его тело, иначе я пропал. Так закопать, чтобы никаких следов не осталось. Нам надо спешить, пока ночь.

– Ты убил человека? – испуганно переспросил Тамшуг.

– Да, да!.. Видишь, я весь в крови. Пойдем же скорей! Захвати лопаты... Один я не справлюсь.

– Послушай! – остановил его Тамшуг. – Я, конечно, никому не скажу... Я твой друг – ты можешь на меня положиться... Все я готов сделать... Но... ведь тогда и меня...

Керим не дослушал Тамшуга, круто повернулся и ушел.

"Вот она, дружба!" – с горечью думал он.

Керим направился к дому Шаадата Ашвью. Шаадат был его сверстником; вместе ходили на охоту, и оба в один год женились.

"Неужели и Шаадат поступит так же, как Тамшуг?" – пронеслось в голове у Керима.

Робко приблизился он к пацхе Шаадата. Залаяла собака, и вышел хозяин. Керим сказал Шаадату то же, что и Тамшугу, и просил помочь ему в беде.

– Плохо твое дело, – посочувствовал ему Шаадат. – Но твоя беда – и моя беда. Кого же ты убил? За что? – Я тебе расскажу по дороге. Идем скорее! Нам надо спешить, – торопил его Керим.

– Это мы успеем, – подумав, сказал Шаадат. – Ты сначала мне все расскажи. Почему ты скрываешь? Ты боишься, что люди узнают, кто убил? Зачем же ты хочешь, чтобы и я, как сообщник, отвечал за твое преступление?

– Значит, ты не выручишь меня?

– А ты хочешь вовлечь меня в беду? Меня, ни в чтем неповинного?

– Прощай же, Шаадат! – крикнул Керим. И снова отправился в путь.

Он обошел село Кобчара, и соседнее – Чхалта, и родное село – Лата. Ходил от друга к другу, ко всем, кого считал близкими людьми, обращался все с той же просьбой и всюду встречал отказ.

Уже стояла глубокая ночь, когда Керим внезапно вспомнил о чем-то.

– А что, если попробовать... – тихо произнес он.

И он снова направился в Кобчары. Здесь незаметно пробрался к пацхе своего брата Дахара; уже десять лет они враждовали и старательно избегали встреч друг с другом.

Несколько лет назад пожилой угрюмый Дахар, известный своим суровым нравом, полюбил первую красавицу в Лате – девушку Хьфафу. Назначен был день свадьбы...

Случилось, однако, так, что и Керим полюбил Хьфафу.

Что же вышло? А то, что Хьфаф выбрала не угрюмого Дахара, а молодого, веселого Керима. За несколько дней до назначенной свадьбы она бежала с Керимом в горы, и через перевал перебрались они в Черкесию. Три года жили они там, а затем возвратились и поселились в Лате.

Когда после этого братья случайно встретились в лесу, Дахар зло сказал Кериму:

– Ты опозорил меня! Братоубийцей я не стану, но никогда, слышишь, никогда не показывайся мне на глаза. И знай: отыне у меня нет брата!

Прошло семь лет... С тех пор они ни разу не сказали друг другу ни слова.

Близился рассвет, когда Керим тихо постучал в дверь пацхи Дахара.

– Кто здесь? – окликнул его глухой голос.

На пороге стоял Дахар. Он был одет: Дахар всегда подымался до света.

– Ты?

– Да, я... твой брат... – робко проговорил Керим.

– Нет у меня брата! – резко ответил Дахар.

– Я прошу тебя... выслушай...

– И слушать тебя не хочу! Прочь! Я спущу на тебя своих псов! Сокул! Ламура! – зычно крикнул Дахар, и два огромных пса выскочили из хлева. – Прочь, негодный, не то псы растерзают тебя, как растерзали зимой проклятого конокрада Хиба Таташа!

– У меня беда, Дахар! – воскликнул Керим и добавил со стоном: – Я убил человека...

Злорадный смешок вырвался из груди Дахара.

– Жаль, что убит он, а не ты! И теперь, презренный, ты явился ко мне сказать, что ты убийца?

– Я пришел к тебе просить о помощи... Спаси меня! – простонал Керим и рассказал Дахару то, что рассказывал в эту ночь уже столько раз. – Скорей же, Дахар, торопись! – молил он. – Я погибну, если ты не поможешь мне... Еще темно, мы успеем.

– Хорошо, что уже нет в живых нашего отца! – понизил голос Дахар. – Убийца! Ты и его убил бы своим позором. А где... убитый?

– В лесу. У подъема Чахумарра.

– Негодяй! – в сердцах крикнул Дахар, круто повернулся и вошел в пацху, но тут же показался снова; на плечи его был накинут башлык, в руке он держал остроконечную палку. – Пойдем лесом – через Шоукыта. Там ближе. Нам надо успеть.

Захватив две железные лопаты, они быстрым шагом двинулись в путь.

Светало, когда братья подошли к яме, где была спрятана убитая лань. Керим разбросал листья и ветки и указал Дахару на тушу.

– Вот, ее я убил, Дахар! – сказал он в ответ на недоуменный взгляд брата. – Не убивал я человека. Я только хотел узнать, кто мой истинный друг!

И Керим рассказал брату, что пережил в эту долгую и тяжелую ночь.

– Теперь я знаю, кто мой истинный друг. Ты, Дахар!

– Прощай! – ответил Дахар. – Ты считаешь, что нашел друга. Но знай: брата ты себе не вернул!

Советы деда.

Перевод С. Трегуба

В бедненькой пацхе Киута Хапара слабо мерцал огонек.

Возле него, пригорюнившись, сидела молодая женщина, ожидавшая возвращения мужа.

Лил дождь. Резкие вспышки молний освещали жилище, могучие раскаты грома сотрясали его... Страх и непонятное волнение стеснили грудь женщины; тревога за мужа, близкие и частые громыханья, ослепительные вспышки молний не давали ей покоя.

Хапара все не было.

Перевалило уже за полночь, когда до напряженного слуха женщины донесся привычный звук шагов мужа, стукнула дверь, и Хапар ввалился в комнату.

Женщина торопливо зажгла свечу – и ужаснулась: муж был бледен, глаза блуждали, и мрачное выражение, казалось, навсегда застыло на его обычно подвижном и веселом лице.

– Где ты был? – тревожно спросила она.

Хапар молчал.

– Где ты был, мой любимый? – повторила она.

Точно очнувшись от тяжкого сна, он вяло ответил:

– Там, в лесу...

– В лесу? Ты не болен?

– Нет...

Приглядевшись, она заметила кровь на его черкеске, на руках.

– На тебе кровь, ты не ранен?

– Дай помыть руки, переодеться...

Она взяла чугун и дала мужу помыться.

– Случилось что-нибудь?

– Нет... ничего... – неуверенно произнес он.

– Что с тобой? Скажи мне все! Что-то случилось?

Но Хапар молчал.

– Прошу тебя! Ведь я твоя жена!

Хапар поднял голову.

– А ты никому не скажешь?

– Кому же?

– Смотри, Чимса! – сдвинув брови, произнес Хапар. – Если об этом узнают, мы пропали.

– Родной мой, да что случилось? Говори скорей! – торопила она. – Я никому не скажу!

– Слушай же: я убил человека.

– Унан! [1] – ужаснулась она. – Кого?

– Не знаю! Труп я спрятал в лесу, в овраге.

– Мы пропали! – заплакала жена. – Что теперь будет? Что нам делать?

Она была подавлена.

– Несчастные мы, несчастные! – причитала Чимса. – И ты не знаешь, кто он?

– Нет! – мрачно ответил Хапар. – Он напал на меня в лесу, как видно, подстерегал. Я отбивался и, кажется, раскроил ему череп. В лесу такая темень, что я не мог ничего разглядеть. Я сбросил его в яму и прикрыл ветками. Завтра ночью закопаю тело в лесу. Только помни, Чимса, этого никто не должен знать. Слышишь, никто!

– Зачем ты мне это говоришь? – сказала она в отчаянии. – Будто я не знаю, что нельзя об этом говорить. Никому, никому не скажу.

Оба они даже не притронулись к еде и, расстроенные, улеглись спать.

На другой день, чуть свет, Чимса с кувшином на плече пошла к роднику. Там набирала воду ее соседка – Саида.

– Ты так бледна! Уж не больна ли? – спросила она, завидев Чимсу.

– Нет, – поспешно ответила та. – Я здорова.

– С тобой что-нибудь случилось?

– Нет, ничего. Просто так!

– Просто так ничего не бывает, – решительно заявила Саида.

– Нет, правда, – стала уверять Чимса. Но в ее голосе прозвучала такая печаль, что Саида участливо заглянула ей в глаза.

– Дорогая! Скажи, что с тобой?

– У меня горе, Саида, – не выдержала тронутая ее вниманием Чимса.

– Горе? – переспросила Саида, страстная охотница до всяких сплетен. – Какое?

Чимса печально покачала головой.

– Не могу этого сказать! – прошептала она.

– Почему?

– Это тайна. Этого никто не должен знать.

– Ты еще молода, – сочувственно заговорила Саида, – жизни не знаешь. А я тебе вот что скажу: нельзя держать тайну в себе. Это так вредно – вот увидишь, ты высохнешь, как и я; я тоже никому ничего не говорила. Видишь, какой я стала? А все потому, что дура была, все в себе таила. Тайна сушит человека. А поделишься с кем-нибудь, и душа перестанет ныть и сердце – томиться. Бывает легче горящие уголья держать во рту, чем иную тайну.

– Не всякую же тайну можно открыть, – сопротивлялась Чимса.

– Всякую, всякую! – убеждала ее Саида. – Надо только знать кому. Люблю я тебя, как дочь родную. Да ведь и в родстве мы с тобой: твоя бабушка была троюродной сестрой моей свекрови. Ты мне спокойно можешь все доверить.

– Пожалуй, – нерешительно сказала Чимса. – Значит, никому?

– Видит бог, никому!

Чимса придвинулась ближе к Саиде.

– Сегодня ночью мой муж убил человека.

– Убил? – Глаза у Саиды расширились. – Кого?

– Не знаю. Он пришел вчера поздно, очень усталый, лег и заснул. Но ты обещаешь, что никому про это не скажешь?

– Что ты! – притворно возмутилась Саида. – Разве такие вещи можно рассказывать? Будь спокойна!

И они разошлись.

Как только Саида пришла домой и поставила на место кувшин, она тут же побежала к соседке Хьфафе и рассказала ей под строжайшим секретом невероятную новость. А Хьфаф – тоже, конечно, под строжайшим секретом – сообщила все своей снохе Шефье, а Шефья всегда делилась новостями со своей любимой подружкой Хаджгуагу. Та тоже дала ей слово хранить тайну...

Хапар в это время встал с постели, оделся и вышел из дому.

Он направился к богачу Бамату, по прозвищу Качпей [2].

– Не откажи в любезности, Бамат, – обратился он к нему. – Одолжи мне на месяц десять рублей.

– А когда ты мне их отдашь? – недоверчиво спросил Бамат. – И на каких процентах?

Хапару удалось сторговаться с Баматом; и он получил у него на месяц десять рублей.

Вернувшись, Хапар сел с женой завтракать.

Но не успели они съесть первое блюдо, как услышали громкий лай собак. Хапар открыл дверь пацхи – и застыл в изумлении: весь двор, был запружен людьми. Не только во дворе, но и за воротами, на дороге, стояли плотной стеной люди. Впереди всех – старшина Мкуаб Лагустан.

– Добро пожаловать! – не скрывая удивления, радушно приветствовал всех Хапар.

– Посмотрим, обрадуешься ли ты нашему приходу? – ответил за всех старшина. И, став непривычно суровым, добавил: – Ближе к делу, Хапар! Где ты спрятал убитого?

– Какого убитого? – спросил Хапар.

– Не прикидывайся, Хапар! – сказал Лагустан. – Время теперь горячее – весна, не отнимай у нас драгоценного времени. Признавайся, где спрятал убитого? Он из нашей деревни?

– Мы знаем всё, – тихо, но внятно добавил старый Хиб Шьмаф. – Все село знает, что ты убийца. Сегодня ночью ты убил человека. Ты спрятал его в лесу.

– Только вот не знаем, кто он, – добавил Сангулиа Шач.

– Сейчас узнаем! – решительно сказал старшина. – Веди нас в лес, Хапар, показывай место.

Хапар пожал плечами.

– Я вижу, действительно вам все известно, – нахмурясь, сказал он. – Хорошо, идемте, я вас провожу. Иди и ты, Чимса, – обратился он к жене. – Тебе тоже полезно быть там.

И впереди многочисленной толпы Кнут Хапар двинулся к лесу.

По дороге они увидели бегущего к ним человека. Это был Бамат; он с трудом переводил дыхание, изнемогая под тяжестью собственного живота. Подбежав к Киуту Хапару, он набросился на него с кулаками.

– Негодяй! – вопил богач, – Я все знаю! Ты убил человека, тебя теперь повесят! Ты думаешь, тебе удастся увернуться и не отдать мне мои деньги? Нет, ты мне отдашь! Ты что, хочешь меня разорить?

Хапар насмешливо улыбнулся и, остановившись, достал из кармана десять рублей.

– Возьми! – сказал он. – Возьми скорее. А то я действительно, чего доброго, умру, не отдав тебе твоих денег.

Люди удивленно смотрели на него.

Толпа приблизилась к оврагу.

Вместе со старшиной Хапар подошел к яме и принялся раскидывать прикрывавшие ее ветки.

В яме лежала убитая им накануне дикая косуля.

Хапар поднял голову. Снова на его лице появилась та же усмешка, как и при встрече с Качпеем-Баматом.

– Простите меня! – сказал он всем. – Простите, что я оторвал вас от работы. Я и не думал никого убивать. Я убил лишь вот эту косулю.

– Ты смеешься над нами, Хапар! – рассердился старшина Лагустан.

– Нет, – сказал Хапар. – Все дело в том, что мне вздумалось проверить советы моего покойного деда. Много лет назад дед Гедлач сказал мне: "Запомни, дад, раз и навсегда – не все можно доверить людям, даже самым близким. Раньше их следует проверить". И еще дед сказал мне: "Не занимай денег у скупого". Я, как вы знаете, женился и счастливо прожил с Чимсой несколько лет. И вдруг мне захотелось проверить советы деда. Чем счастливее мы жили, тем больше мне хотелось их проверить. Неотвязная мысль сверлила мне мозг: "Проверь, проверь!" Прошлой ночью, во время грозы, я случайно наткнулся на эту косулю и убил ее, а дома сказал жене, что убил человека. И она обещала мне свято хранить эту тайну. Я пошел к известному скряге Качпею-Бамату и попросил у него взаймы десять рублей. Теперь, когда он узнал о моей "беде", он, забыв все на свете, прибежал вырвать у меня свои деньги. Простите меня, друзья! Я только проверил советы моего покойного деда...

– Да, – заключил много живший и много знавший старик Лагустан, – никто не может хранить тайну так, как тот, кто ее не знает.

Антица.

Перевод С. Трегуба

– Пяти лет молчания больше чем достаточно, доченька. Прошу тебя разговаривать при мне, очень прошу, – говорил старый Джгуанат молодой жене своего единственного сына Тамшуга – очаровательной Антице. – Ни разу за все эти пять лет, что ты в нашем доме, я еще не слышал твоего голоса. Вероятно, он у тебя такой же приятный, как и ты сам. Ну, скажи, хоть одно слово. Прошу тебя!

Но не так-то легко упросить абхазскую сноху нарушить веками установившийся обычай, запрещающий женщине разговаривать при свекре.

Джгуанат Кове жаловался своему соседу Махазу Тарбе:

– Глупый этот обычай. Глупые люди придумали его.

– Нет! Я не считаю людей, придумавших такой обычай, глупыми, – ответил сосед. – Но если ты настаиваешь на своем, то ведь у нас есть и другой старинный обычай, он поможет тебе.

И Махаз Тарба напомнил Джгуанату Кове этот другой обычай: просьба, высказанная в присутствии более десяти человек и поддержанная ими, должна быть выполнена.

– Верно! – обрадовался Кове.

На другой день старик распорядился зарезать одного из двух своих бычков и приготовить званый обед на сорок человек.

– По какому случаю? – недоумевал сын.

– Узнаешь позже, – сказал отец улыбаясь.

Джгуанат сам обошел соседей, родственников, друзей и пригласил их в гости.

К середине дня едва помещавшийся в пацхе Джгуаната стол был заставлен всякими яствами и вином. Один за другим явились гости. На вопросы любопытных: по какому случаю устроен этот званый обед? кто виновник торжества? не задумал ли жениться восьмидесятилетний вдовец Джгуанат? – старик отвечал одно и то же:

– После, после! За столом узнаете. А пока садитесь!

И вот, когда гости, усевшись за стол, приступили к еде и было уже выпито по нескольку бокалов вина, хозяин дома встал, держа в руке наполненный большой рог, и произнес:

– Мои дорогие гости! Я хочу объяснить, почему пригласил вас сегодня. Все вы знаете мою сноху Антицу. Глаза ее светят, как звезды, доброта и услужливость не знает предела. Я люблю ее, как родную дочь. Но одна беда не дает мне покоя. Уже больше пяти лет украшает она мой дом, но я ни разу не слышал ее голоса. Строго исполняя наш старый абхазский обычай, она не разговаривает при мне, свекре. Любя и уважая ее, я хочу, чтобы она впредь чувствовала себя при мне свободно – не как сноха, а как дочь. Провозглашая тост за ее здоровье, я прошу ее исполнить одну мою большую просьбу. Вас же всех, мои дорогие соседи, родные и друзья, я пригласил сегодня для того, чтобы и вы все поддержали просьбу к моей снохе Антице: пусть она с сегодняшнего дня начнет разговаривать при мне.

И Джгуанат осушил рог.

– Просим! Просим! – хором поддержали гости. Зардевшись от стеснения, стояла Антица в углу, склонив голову с длинными черными косами.

Хозяин снова наполнил рог и протянул его своему соседу Махазу. Почтенный и всеми уважаемый, убеленный сединами Махаз Тарба с благодарностью поднял рог и обратился к Антице:

– Дад! Мне идет уже сто двадцать восьмой год. И скажу по правде – за все это долгое время я не знал случая, не видел и не слышал, чтобы какая-нибудь абхазская сноха удостаивалась такой высокой чести со стороны своего свекра и его друзей. "Чего только не увидишь, если никогда не умрешь!" – говорит старая пословица. Что ж, раз добрый и благородный Джгуанат так решил, значит, ты этого заслужила. И я, конечно, присоединяюсь к просьбе моего друга Джгуаната и тоже прошу тебя начать разговаривать при нем, хоть он тебе и свекор. Пью за твое здоровье!

Все поднимали этот рог, и все просили о том же.

Долго пировали гости и только поздней ночью разошлись по домам.

Утром старик Джгуанат поднялся с постели, оделся и вышел во двор. Антица доила корову.

– Доброе утро, дад! – приветствовал старик Антицу, предвкушая удовольствие услышать в ответ ее нежный, ласковый голос.

– Доброе утро, доброе утро, – ответила она, и старику почудилась нотка неучтивости в ее голосе. – Ну? Что скажешь? – добавила она еще более грубо. – Придержал бы хоть теленка! Не видишь – мешает...

Старик опешил. Трудно было поверить, что это голос его прелестной Антицы. Но он не ошибся, он слышал сказанное своими ушами. Старик подошел к теленку, который, кстати сказать, стоял спокойно и никому не мешал, и придержал его.

– А где Тамшуг? – спросил он.

– Черт его знает, куда он делся, твой Тамшуг! – сказала Антица. – Наверное, пошел по делам. Он ведь не такой лежебока, как ты!

– Доченька, у тебя какая-нибудь неприятность? – нерешительно спросил старик. – Или тебе нездоровится? Ты как будто немного не в духе сегодня? Что случилось?

– Что может со мной случиться? – огрызнулась сноха. – Не только я, но и ты совершенно здоров! А все притворяешься хворым.

Удивленный и расстроенный старик побрел в дом, лег в постель и стал думать: что произошло с Антицей? Словно кто подменил ее. Столь резкая перемена за одну только ночь...

Джгуанат старался сосредоточиться. Но не тут-то было.

– Лежит и лежит, ничего не делает! – услышал он ворчливый голос снохи.

Она стояла на пороге пацхи.

– Долго ты еще будешь валяться? – крикнула она. – Не надоело?

Это было невыносимо для старого Джгуаната Кове. Забыв про свои больные кости, он вскочил, надел башлык и торопливо ушел со двора. Удаляясь от дома, он долго еще слышал злобный голос снохи.

Весь день бродил он по полю, побывал в гостях у дальних соседей и только с наступлением темноты вернулся домой.

– Дад Тамшуг, – обратился он к сыну перед тем как лечь спать. – Мне уже немного осталось жить. Я это чувствую. И мне хочется завтра снова повеселиться. Остался у меня еще бычок. Зарежем и его. Приготовьте с Антицей обед, а приглашением гостей займусь я. Не возражаешь?

– Конечно нет, отец! – удивленно ответил сын.

На другой день гости, те самые, которые были здесь два дня назад, снова уселись за длинным столом и приступили к еде. Было выпито уже несколько бокалов вина. Тогда опять поднялся хозяин дома, старый Джгуанат, с тем же большим, уже знакомым гостям рогом вина в руке и сказал:

– Дорогие гости! Только позавчера мы с вами, собравшись за этим столом, просили мою славную сноху Антицу разговаривать при мне – ее свекре. Она исполнила нашу просьбу, вчера я вполне насладился ее речью. Сегодня я пригласил всех вас сюда, чтобы снова при вас обратиться к моей снохе Антице. Я прошу ее – и надеюсь, что вы поддержите меня, – вернуться к обычаю наших дедов и перестать разговаривать при мне – ее свекре.

– Вот как! – воскликнул Махаз Тарба. – Выходит, я был прав, когда говорил, что не так уж глупы люди, придумавшие этот обычай? Но для того, чтобы ты это понял, пришлось зарезать двух бычков, – усмехнулся он.

– Не могу с тобой согласиться, что обычай этот хорош, – сказал Джгуанат Кове, – но на этот раз я и сам не придумал ничего лучше...

Афырхаца.

Перевод С. Трегуба

– У меня был сосед Хабиб Базба, прославленный по всей округе как очень сильный и мужественный человек, – начал свой рассказ Бамат Кове. – Жил он бедно. Пара буйволов – все его богатство.

Как-то ночью буйволы Хабиба Базбы выбрались незамеченными со двора, сломали забор кукурузного поля нашего односельчанина Калги Темыра и изрядно попортили урожай молодой кукурузы.

Утром пригнал Темыр буйволов и стал всячески поносить Хабиба Базбу. Тому ничего не стоило смять маленького, щупленького Темыра, но он лишь время от времени говорил ему: "Я понимаю тебя, Темыр".

Зато жена Хабиба возмущалась: "Как ты можешь выносить такие оскорбления? Потребуй, по крайней мере, хоть извинения!"

"Ничего, – успокаивал ее Хабиб. – Придет время, и Темыр сам извинится".

Наступила горячая пора уборки урожая. В тот год осень была особенно дождливой. Все торопились как можно скорее кончить уборку.

В одно такое хмурое, дождливое утро, когда Хабиб Базба и жена его Асят только сели завтракать, к ним явился нежданный гость: Калги Темыр.

"Ты прости меня, Хабиб, – сказал после первых приветствий Темыр. – Я погорячился тогда и наговорил много глупостей. Даже оскорбил тебя. Я раскаиваюсь. Недаром говорят в народе: "Пусть первая твоя мысль тебе останется, а вторая – мне". Стыдно теперь за те слова, хоть и поздновато. Ты уж извини меня..."

Хабиб Базба и жена его Асят встретились глазами.

"Ничего, я тогда же простил тебя", – сказал Хабиб.

"Идите к столу, позавтракайте с нами", – радушно пригласила Асят гостя.

"Спасибо, мне очень некогда, – ответил Калги Темыр. – Третьи сутки в поле гниет под дождем моя кукуруза".

"Почему же так?" – сочувственно спросила Асят.

"Не на чем привезти. Вот я и пришел к тебе, Хабиб. Одолжи буйволов".

"А это как скажет жена", – ответил Хабиб и, хитро улыбаясь, посмотрел на жену.

"Ну конечно, – ответила Асят, поняв мужа, – дадим буйволов, арбу и сами придем помогать. Так ведь?" – обратилась она к мужу.

– В тот же день общими усилиями они убрали кукурузу с поля, – закончил рассказ Бамат Кове.

Среди слушателей был стосорокалетний Таркил Джесиб. Он сказал:

– Того, кто отомстил вовремя, называют ахаца. А того, кто мог отомстить, но воздержался, проявил великодушие к поверженному врагу и даже выручил его из беды, называют афырхаца – герой из героев. Не каждому ахаца дано стать афырхаца.

Пуля вылечила.

Перевод С. Трегуба

Уаа-рай-да...

Тот не мужчина,

кто не умеет

скрыть страдания свои...

Так пел почтенный стотридцатилетний Гидж Эшба, тихонько ударяя сморщенными пальцами по струнам своей апхярцы. Любил он, собрав вокруг себя людей, петь им старинные песни и рассказывать о былом. Вот и сейчас, усевшись в кружок, все слушали исполняемую им уже не раз "Песню ранения":

Уаа-рай-да...

Тот не мужчина,

кто вздохом иль стоном

выдаст мученья свои...

Уаа-рай-да...

Стоны и вздохи —

женское дело,

женщинам легче от них.

Уаа-рай-да...

Тяжкие раны

посланы нам в испытанье

выдержки, воли своей.

Уаа-рай-да...

Если бы трусость спасала...

Уаа-рай-да...

Заяц бы дольше всех жил.