Текст книги "Разные судьбы"

Автор книги: Михаил Колягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

2

Приземистая конторка дежурного расположена между деповскими путями. Паровозы подъезжали прямо к ее дверям. Здесь менялись бригады, и заступившие на смену отправлялись в очередной рейс.

Еще издали Николай узнал свою машину по большой бронзовой звезде на передней дверце. Начищенная до блеска, она отливала золотом в лучах вечернего солнца.

«Неужели опоздал?» – затревожился Николай, прибавляя шаг. После того, как его вызвали в рейс, успел сбегать в литейную, но впопыхах забыл сумку с продуктами. Пришлось бежать в общежитие.

У порога конторки Колосов снял с плеч мешок и спрятал его за открытую дверь.

Около паровоза стоял Валерий Зорин в окружении ребят из новой смены. Николай уже шагнул на порог конторки, но услышал имя Даши и невольно прислушался.

– С Дашей у меня «узелок», – хвастался Зорин. – Пусть теперь с ней другие время проводят… По готовой дорожке.

– А как она девчонка, характерная? – вкрадчивым голосом спросил один из парней.

– Простецкая. С другими, бывало, куда больше канители.

Когда утих жиденький смешок, Зорин самодовольно продолжал:

– Сейчас от нее отбоя нет, по пятам ходит. А вздыхатели за ней. Вот ведь как получается.

– Есть у ней вздыхатели? – спросил тот же голос.

– Еще бы. Навалом. Один даже на нашем паровозе…

Новым взрывом смеха Николая толкнуло в коридор конторки, и он, запыхавшись, забежал в явочную комнату.

Дежурный по депо встретил его укором.

– Опаздываем, молодой человек. Техника из-за тебя простаивает. Быстренько читай новые приказы, расписывайся и на паровоз.

Строчки приказа плясали перед глазами. Подержав листки в руках, Николай расписался. Сергей Александрович поднялся со стула.

– Ну что ж, хлопцы, пошли.

– Счастливого плавания, – пошутил вдогонку дежурный. – Ни пуха ни пера.

Колосов вышел последним. У порога захватил мешок и нехотя поплелся к паровозу. Смутно было на душе. Рассчитывал пронести мешок так, чтобы никто не заметил, спрятать на паровозе, а потом, когда заедут под состав, в свободную минутку преподнести Сергею Александровичу сюрприз. Теперь все стало безразлично. Слова Валерия и смех ребят не выходили из головы.

«Знает ли Сергей Александрович? Рано или поздно узнает. У сплетен длинные ноги. Как оградить близких ему людей от грязи? Рассказать о Зорине, о его службе в армии и вообще все, что он знает о нем? Тем же ребятам. Не поверят. Скажут, из-за ревности. Этот проходимец, видать, не первый раз болтает. Теперь пойдет по всему поселку. Эх, Даша, Даша, не хотела меня слушать. Теперь, наверное, сама поняла да слишком поздно».

Подошли к паровозу. Перед Круговых расступились, давая проход и пряча многозначительные усмешки. Сергей Александрович кого-то отечески похлопал по плечу и пожелал благополучного рейса. Такова уж традиция паровозников.

«Ничего не знает», – вздохнул наблюдавший за всем Колосов и опустил мешок на землю. Сергей Александрович потрогал мешок ногой.

– Ты, парень, не спекулировать собрался? – спросил он, поглядывая на помощника. – Если это не атомная бомба – показывай.

Николай мялся.

Тогда Круговых присел на корточки и стал развязывать узел. В брезентовом мешке оказался другой – бумажный. Наконец, размотав и его, машинист вытащил оттуда обыкновенную паровозную колодку.

Сергей Александрович выпрямился и, держа колодку в руках, удивленно взглянул на помощника.

– Зачем это?

И вдруг понял, преобразился весь. Еще не веря, принялся тщательно разглядывать колодку. В ней виднелись куски абразива.

– Колька! Леший тебя задери! – воскликнул Круговых, поворачивая колодку. – Да ты знаешь, что это такое? Теперь нам прокат не страшен. Как сумел? Ведь абразив плавится!

Николай улыбнулся, забыв на миг обиду, нанесенную Зориным. Сергей Александрович даже помолодел от радости. «Доволен Сергей Александрович. Ну и хорошо. Мне больше ничего не надо. Как сумел?»

Николай никому не расскажет о том, как шесть месяцев подряд, лишь выдавалось свободное время, ходил на свалку абразивного завода, собирал там куски наждака различных марок, потом, задобрив прижимистого литейщика кушем из своей зарплаты, а иногда помогая ему ночью, делал пробное литье. Абразив, конечно, плавился, и Николай снова и снова шел на свалку, пока не подобрал нужную марку. Нет, об этом Колосов будет молчать, тем более, теперь уже все позади.

– У меня, Сергей Александрович, это случайно получилось, – краснея от смущения, сказал Колосов. – Иду как-то мимо абразивного завода, смотрю куча наждака валяется, не похожего на другие. Упросил литейщика, попробовал, ну и… вышло.

Круговых подмигнул Николаю:

– Мне-то ты не говори – знаю, как эти случаи достаются.

И обняв за плечи, тихо произнес:

– Спасибо, сынок.

Теплый расслабляющий комок подступил к горлу Николая, глаза застлали предательские слезы. Нагнув низко голову, Николай заспешил на паровоз.

– Сентиментальный какой! – услышал он насмешливый голос Зорина. – Чувствительная душа!

Но Сергей Александрович гневно прикрикнул на него:

– Цыц, щенок! Пустой твоей голове все равно ничего не понять. И не суди других!

3

Каждая мать старается не только говорить, но и думать о поступках своих детей лучше, чем они есть на самом деле. И Елизавета Ильинична, видя, что в отношениях дочери с Зориным уже поздно что-либо изменить, старалась оправдать их. «Разве мало таких случаев? Может, Валерий изменится? Нравится Даше, ну и бог с ними – пусть живут».

Но наблюдая за дочерью с обостренной внимательностью, она большим усилием воли сдерживала горькую жалость к ней. Дочь заметно похудела, взгляд ее стал какой-то настороженный, недоверчивый. За последнее время Даша редко улыбалась, да и то растерянно и виновато, словно боялась своим присутствием стеснить людей.

Не ускользнула от глаз матери и такая незначительная деталь. Раньше, собираясь во Дворец культуры, Даша вся сияла. Напевая, неторопливо и небрежно причесывалась, быстро одевалась и убегала, весело стуча каблуками. Теперь движения дочери стали медлительны. Она подолгу простаивала угрюмо, разглядывая себя и со скрупулезной аккуратностью разглаживала каждую складку на платье. Делала все это без охоты, а так, словно исполняла нудную, но обязательную повинность.

«Вижу, доню, не сладко тебе приходится, – печалилась Елизавета Ильинична, вытирая слезы. – Когда же ты поделишься со мной своей печалью? Ведь я тебе, глупая, добра желаю».

Все видеть, все чувствовать и постоянно делать вид, что ничего не замечаешь, очень трудно, стоило большого напряжения. Иногда Елизавете Ильиничне казалось, что силы ее на исходе, терпенье кончилось и она вмешается в непонятную жизнь дочери. Но решимости все-таки не хватало.

«Вот ведь, скажите на милость, какое бывает в жизни, – разочарованно и удивленно думала Елизавета Ильинична. – С родной дочерью не насмелишься заговорить. А ведь в ней не только моя кровь – сердце мое вложено. Потерплю, еще побачу», – вздыхала Елизавета Ильинична и одевалась в личину простоватого безразличия.

Сейчас, когда дочь куда-то собралась, и, взяв сумочку, направилась к двери, мать спросила:

– Поздно придешь?

Даша почему-то вздрогнула и, остановившись на полпути, обернулась. Во взгляде появилась настороженность.

– А что?

– Ни що, – как можно спокойнее проговорила Елизавета Ильинична. – Если скоро вернешься, дверь не буду закрывать.

– Лучше закройте, надежнее будет, – раздраженно ответила Даша и, хлопнув дверью, выбежала на улицу.

«Сердится, за что? Будто мать виновата», – с горечью думала Елизавета Ильинична.

Даша торопилась, но около Дворца замедлила шаги.

Зачем она идет? Разве не ясно, что стала Валерию в тягость? Опять униженно заглядывать ему в глаза и просить внимания к себе.

Даша во всем уступала Валерию, терпела даже его насмешки. Он раздражался из-за каждого пустяка. Его злило, что нет повода поссориться. Его улыбка была неискренней, заученной, словно играл роль в плохоньком спектакле. С такой улыбкой встречает хорошо воспитанный хозяин непрошеного гостя.

Даша не перешагнула еще той границы, за которой большая любовь переходит в большую ненависть. Винила во всем себя. Иногда была несправедлива к нему, грубила. А сейчас вот подурнела, а он не догадывается ни о чем. Никак сама не осмелится открыть ему, рассказать, почему пропал аппетит, отчего замучила бессонница.

«Сегодня же скажу, – решила Даша. – Пусть знает, что скоро будет отцом».

С этими мыслями она подошла к Дворцу.

Поминутно хлопала входная дверь. Парни и девушки, разгоряченные танцами, выходили подышать свежим воздухом. Каждый раз, как открывалась дверь, на улицу вылетала веселая музыка. Даша окончательно успокоилась, оставила в гардеробной пальто и вошла в зал. Как только глаза привыкли к яркому свету, сразу увидела Валерия. Он танцевал с Лидой Краснеевой. Сначала ревности не было, а жгло простое любопытство. Ну, конечно, Лида довольна партнером: щеки раскраснелись, глаза радостно поблескивали. Она склонила на плечо Валерию голову, чуть приподняв вверх розовое ухо, а он едва не касаясь его губами, что-то говорил. Время от времени оба весело смеялись. Даша осмотрелась и заметила недалеко от себя Тихона Торубарова. Он прислонился спиной к стене и тоже смотрел на Лиду и Валерия.

«Почему жизнь порой бывает так несправедлива к людям? – с горечью думала Даша. – Почему одним счастье само идет навстречу, а другим всю жизнь приходится догонять его, чтобы хотя бы не потерять из виду?»

Как ни старалась Даша сдерживать себя, но ревность и обида наполняли ее всю, заставляли учащеннее биться сердце.

И вдруг, словно отвечая сердцу, чуть пониже его родился другой, неведомый еще ей толчок. Снова толчок… Как будто кто-то посторонний притронулся к ней настойчиво и властно. Толчки колоколом отдавались в ушах, стучали в голове. Казалось, что этот стук слышен всему залу. Даша испуганно посмотрела по сторонам.

Внезапно наступила тишина. Музыканты откладывали в сторону инструменты. Даша видела, как Валерий, не отпуская Лидиной руки, повел девушку в другой конец зала.

Закусив губу, Даша направилась к выходу. Очутившись на улице, поняла, что не может уйти домой, не объяснившись с Валерием.

Даша вошла в темный скверик и присела на скамейку. Свежий сентябрьский ветерок не мог охладить возбуждения. Было все еще душно. Над беседкой усыпляюще покачивала ветвями акация. Сквозь ветви поблескивали зеленоватые звезды. Дашу все больше и больше обволакивало густым тяжелым туманом забытья, пока совсем не перестала ощущать время. Очнулась от холода. Озноб пробрался за шею, пробежал по спине, заставив поглубже запахнуть полы пальто. Со стороны Дворца послышались голоса. По широким бетонным ступеням шумным потоком выходила на улицу молодежь. Из настежь открытых дверей вырывались звуки оркестра, который играл прощальный марш, остро прозванный танцорами «вышибаловкой».

Неожиданно, совсем близко от себя Даша услышала разговор. Голоса показались знакомыми. Прислушалась: то были Валерий и Лида. Они стояли по ту сторону акации – Валерий опирался рукой о спинку беседки. Лида наклонила голову, ожидая, что он скажет.

Даше снова стало жарко. А Лида какова! Подругой считалась. Даша делилась с нею сокровенными мыслями, первой сказала, что скоро станет матерью. А она так подло воспользовалась ее доверием. Как после этого верить людям? Высказать им все, что думает и пойти домой. Или вообще… куда глаза глядят. Теперь все равно.

Даша поднялась, но что-то удержало ее на месте.

– Ну что, говори – слушаю! – торопила Зорина Лида. Валерий взял девушку за руки.

– Куда торопиться? Ночи длинные, – ласково сказал он. – Давай присядем.

Лида осторожно, но властно отвела его руки, отступила от него.

– Мне некогда, – отрезала она. – Ты короче и о деле. Зачем меня сюда затащил?

Валерий отозвался не сразу. Неожиданно вскинул голову, шагнул к девушке и взял ее за плечи. Но Лида снова отстранилась.

– Зачем позвал? – переспросил он, словно бы не замечая ни резкого тона Лиды, ни того, что она старается держаться от него на почтительном расстоянии. – Просто мне приятно с тобой. Ты вся такая… – Валерий сделал паузу.

– Какая?

– Ну, такая простая, непосредственная, что ли, и… хорошая.

– Ах, вот оно что? – вкрадчивым голосом проговорила Лида и вздохнула. – Приятно, значит, со мной? А я думала ты мне о Даше хочешь что-нибудь рассказать.

– А что о ней рассказывать?

– Как что? – удивилась Лида. – Когда, например, ваша свадьба будет? Интересно знать. Вместе работаем.

Зорин рассмеялся, а Даша чуть не вскрикнула от боли в сердце.

– Вот ты чего боишься? Свадьба. И мысли такой никогда не было. Вот, если бы ты…

Валерий обнял девушку, притянул к себе, пытаясь поцеловать, но неожиданно, как ошпаренный, отлетел в сторону и навалился на скамейку.

Это Лида, освободив правую руку, крепко, по-мужски ударила его кулаком по глазу.

– Подлец! Вот ты чего захотел? – кричала она возмущенно. – Думаешь, каждая от твоих сладких речей растает? Дудки! Да я тебя никогда за человека-то не считала. Это Даша, дуреха, нашла что-то в тебе, только не пойму – что?

Валерий чувствовал, как у него саднит под глазом. Завтра стыда не оберешься. Надо проучить эту сумасшедшую девчонку. Подумаешь – цаца! Не таких видывал.

Он оттолкнулся от скамейки и кинулся на Лиду. Но сзади за воротник его схватила чья-то сильная рука и плотно прижала к скамейке.

– Не трепыхайся, молодой человек, – спокойно сказал Торубаров. – А то ненароком душонку из тела вытрясу.

Валерий открыл глаза и снизу вверх посмотрел на Тихона. Блестевшие в темноте злобным огнем глаза Тихона вызвали страх. Кругом ни души, только они втроем. «Задушит – и дело с концом», – в ужасе подумал Валерий и попытался рывком вырваться из цепкой руки Тихона.

– Отпусти… – прохрипел он. – Я пошутил. Лида подтвердит. Отпусти…

В это время на пустынном шоссе показались люди. И Зорин закричал диким голосом:

– Караул! Помогите! Убивают!

От неожиданности Торубаров выпустил Зорина, и в тот же миг был окружен дружинниками.

– Пойдете спокойно или вас связать? – осведомился старший дозора.

Тихон, видя, что пререкаться бесполезно, сказал:

– Зачем вязать? Я не бандит.

– Там разберемся, – пообещал старший. – Пошли.

Рядом семенил Зорин. Он уже опомнился от испуга и рассказывал «подробности»:

– Стою я, значит, со знакомой девушкой. Вдруг из темноты этот тип с ножом в руке. Гроши требует и хватает за воротник. Я, знаете, не из трусливых, хотел дать подножку, но тут он оглушил кастетом и душить начал.

– Вы же говорили у него был нож? – заметил один из дружинников.

– И нож и кастет были, я хорошо видел, – нисколько не смутившись, вывернулся Зорин. – Я вот только смотрю на него сейчас и мне он знакомым кажется. Не Торубаров ли твоя фамилия? – обратился он к Тихону.

– Хватит, Зорин, трепаться, – отрезал Торубаров и попросил старшего. – Пусть он подальше от меня держится, а то я его взаправду оглушу.

Больше Тихон не проронил ни одного слова до самого штаба дружины.

* * *

А Лида испугалась, когда Зорин закричал «караул», юркнула за акацию и натолкнулась на Дашу.

– Ты что тут делаешь? – удивилась она, наклоняясь к подруге. Даша молчала. Лида взяла ее под руки и подняла со скамейки.

– Пойдем домой. Простынешь. Пальто на тебе легкое.

Подчиняясь Лиде, Даша шагала, как больная. Потом опомнившись, спросила:

– Куда мы идем?

– Домой, – успокоила ее подруга. – Видишь ты как замерзла. Дрожишь вся.

Елизавета Ильинична выбежала на улицу, лишь только стукнула калитка.

– Что с ней? – тревожно кинулась она к дочери. Ответила сама Даша:

– Ничего, мама. Не беспокойся. Голова закружилась. Душно было в зале.

Мать помогла дочери раздеться, лечь в постель и отошла от нее только тогда, когда услышала спокойное, ровное дыхание.

А ночью Даша внезапно проснулась и мгновенно вспомнила, что произошло накануне вечером. Лежала не двигаясь, пугливо всматриваясь в темноту, притаившуюся в углах комнаты, тревожно прислушиваясь к толчкам в животе.

Что теперь будет? Даше еще никогда не приходилось испытывать таких потрясений.

Давным-давно, в детстве, она вот так же проснулась ночью, чего-то испугалась и дико вскрикнула. Мать взяла ее к себе, приласкала, спела песенку.

Теперь и мать не поможет. Для чего жить? Ну, для чего?

В окне голубел рассвет, бледнели звезды. В соседнем доме хлопнула калитка. Даша вздрогнула и закрылась одеялом с головой. Хотелось плакать от жалости к себе, но даже на это не хватало сил.

4

Даша приготовила маршрут пассажирскому поезду, доложила дежурному по станции и снова вышла на улицу. Теперь можно отдохнуть. Маневры пока прекратились. Притихли паровозы, не слышно грохота сцепляемых вагонов. Лишь изредка с другого конца станции доносились далекие гудки – там продолжали формировать составы.

Даша любила эту пятиминутную тишину. Любила смотреть, как петляя между скалами, приближался поезд. Почти до самой станции затяжной уклон и утром, в хорошую погоду, можно увидеть поезд с самого перевала, когда он еще величиной с червяка. Червяк, плавно поводя хвостом, скрывался за горы, чтобы показаться в другом месте намного выросшим. Вот уж можно различить отдельные фаланги с зубцами на спине. А вот свежий ветерок донес с той стороны первый звук – сердитый ропот встревоженных гор. А стрелочница уже в своем воображении видела пассажиров. Стоят они у открытых окон и по-домашнему спокойным взглядом смотрят на горы, на обожженный сентябрем лес. За долгое путешествие они насмотрелись всякого, и сейчас их трудно чем-либо удивить.

Даша прислонилась плечом к стене будки и следила за приближающимся поездом. Еще один разворот, и станция. Возрастающий грохот металла совсем поглотил утреннюю тишину. Гулко содрогалась земля под ногами, дребезжало стекло в будке.

На соседнем посту Лида Краснеева стояла у стрелки, держа сигнал в вытянутой руке. Пора и Даше. Она вытащила из чехла флажок и, подтянувшись, застыла на месте. По привычке скосив в сторону глаза, еще раз осмотрела маршрут – не появилось ли каких помех прибывающему поезду. Внимание привлек одиночный крытый вагон на самом крайнем пути. Она хорошо помнит: когда готовила маршрут, его не было. «Откуда он взялся? Конечно же, толкнули с той стороны. Обязательно пожалуюсь начальнику станции, – возмущалась стрелочница. – Сколько раз на планерках говорили – не делать маневры с толчка. Не рассчитаешь – укатится в другой конец и до беды недалеко. Хорошо, что этот не дошел до стрелок».

Но что такое? Показалось, что вагон продолжал двигаться. Еще не веря своим глазам, Даша отступила назад, чтобы посмотреть со стороны. Нет, вагон все-таки двигался. Подкинув балансир стрелки с крайнего пути, взрезал ее и плавно покатился дальше. Даша растерялась. Непонятная слабость и безволие одолели ее. Сейчас вагон врежется в бок поезду и… Остановить! Во что бы то ни стало остановить! Тормозные башмаки в будке. Ими никогда еще не приходилось пользоваться. По количеству принимала от сменщицы, а отдежурив, снова сдавала. Даша кинулась в будку, лихорадочным взглядом осмотрела все углы – башмаков там не было. Вспомнила – они в кладовке, пристроенной к стене будки. На ходу доставая из кармана ключи, метнулась на улицу. Дрожали руки, долго не могла попасть ключом в отверстие: замка. Наконец, дверь открыта. Башмаки, покрытые лаком, аккуратно стояли в специальных пирамидках. Советовала Лида держать их всегда под рукой – не послушалась. Но лишь бы успеть! Даша схватила сразу два башмака.

Вагон поравнялся с будкой. Надо забежать вперед и положить хотя бы один башмак под рельс. Но тяжелая ноша мешала бежать. Больно покалывало под сердцем. Подложить башмак между тележками под последние колеса? А вдруг не успеешь выскочить? Даже страшно стало.

Зеленые вагоны были совсем близко. Люди смотрели из окон и не обращали внимания на суетню стрелочницы. Они не подозревали, какая опасность грозит им. Даша, напрягая последние силы, бежала сбоку приблудного вагона. Обязательно остановить! – приказывала сама себе. Но как только надо было броситься под громыхающий вагон, замедляла в нерешительности бег, и вагон обгонял ее. Наконец выбилась из сил – бросила башмаки на землю и, судорожно глотая воздух, заплакала от обиды и бессилия. «Сейчас столкнутся, – в ужасе думала она, проклиная себя за нерешительность. – Трусиха! Испугалась, а кому она нужна, твоя жизнь?»

И в этот самый момент увидела Лиду. Держа в руке башмак, Краснеева бежала наперерез вагону. Она, видимо, рассчитала, что не успеет забежать вперед вагона, поэтому нацелилась на его середину. Прядь волос упала на глаза, Лида машинально поправила ее свободной рукой и, закусив свои накрашенные губы, с ходу кинулась под вагон. В ту же секунду раздался скрежет заклиненных колес о рельсы. Пульман вздрогнул и застыл на месте.

Проплыли, сбавляя ход перед остановкой, последние вагоны пассажирского поезда. Кто-то приветливо помахал Даше рукой. Когда поезд скрылся, Дашу напугала тишина. А Лида? Что с Лидой? Предчувствуя беду, приблизилась к вагону.

Краснеева лежала на спине рядом с колесами. В рассыпанных по земле волосах запутались мелкие камешки, на белоснежном воротнике блузки алело пятно крови.

– Лида! – жалобно крикнула Даша и, схватившись рукой за сердце, медленно опустилась на землю.

Но вдруг Краснеева пошевелилась и открыла глаза. Даша вскочила, наклонилась к ней, взяла подругу за руку.

– Жива! Жива! – радостно воскликнула она. – Куда тебя задело? Можешь подняться? Давай помогу. Сейчас вызовем скорую.

Лида застонала.

– Не надо. Плечо жжет.

Через несколько минут приехала машина скорой помощи. Из кабины вышел пожилой полный человек в белом халате и заспешил к пострадавшей.

Лиду осторожно подняли, занесли в будку и положили на скамейку. Правая рука ее безжизненно болталась. Врач, сдерживая шумную одышку, разорвал остаток блузки. На плече виднелась рваная рана.

– Вату, спирт, йод! – коротко приказал он стоявшей рядом медицинской сестре.

Даша не спускала с врача глаз, у нее кружилась голова. Тот заметив это, строго сказал:

– А вам, молодая-интересная, здесь делать нечего. Идите, просвежитесь на улице.

Около будки толпились люди из их смены. Тут же был начальник станции.

– Ну, как? – кинулся он к Даше, когда та вышла.

– Не знаю, – вяло отозвалась она.

Через несколько минут Лиду вынесли на носилках. Даша проводила ее до машины. Когда закрылась дверка кузова, начальник станции спросил врача:

– С ней серьезное?

Врач сдвинул седые брови, исподлобья взглянув на начальника и строго сказал:

– Не ей бы, а вам, молодой человек, надо под вагон кидаться. Почему допускаете в своем хозяйстве такое безобразие?

Доктор повернулся к Даше и, встретившись с ее настороженным, выжидательным взглядом, отечески похлопал ее по плечу:

– Не горюй, молодая-интересная. Поправится твоя подруга. Пустяки. Ключицу поломало. Кости молодые, срастутся быстро.

И уже закрывая дверцу кабины, врач сказал:

– А она у вас молодец. Я бы сказал геройская девушка.

Машина фыркнула, рванулась с места и помчалась. Даша долго смотрела ей вслед и думала: «Геройская девушка. Из-за меня Лида пострадала. Никогда себе не прощу».