Текст книги "Сирийский рубеж 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Дорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

При словах о возможной продаже, Чубов что-то себе отметил в тетради. Заинтересовался, Егор Алексеевич.

– Не ты ли сам недавно проверил это кресло? – улыбнулся Рогов.

– Так точно. И спасибо конструкторам за это. Вертолёт действительно спас мне жизнь.

Маршал кивнул и посмотрел на Чубова.

– Иван Иванович, мне идея майора понравилась. Думаю, мы продолжим работать над двухместной модификацией, – кивнул Егор Алексеевич.

Маршал встал со своего места и направился в мою сторону.

– На том и решили. Ка-50 считаем пройденным этапом на пути к «новому Ка-50». А тебе майор, я желаю удачи, – подошёл ко мне Рогов и пожал руку.

– Спасибо, товарищ маршал.

После столь большого события, я направился в парк Сокольники. Конечно же, не гулять, а проходить внеочередное ВЛК. Оно положено всем, кто испытал на себе прелести покидания воздушного судна с помощью катапультного кресла. Однако, при заселении в Центральный авиационный госпиталь возникли проблемы. Причём сразу в приёмном отделении.

Оказывается, меня не ждали, хоть я и припёрся по направлению из самой Сирии. Причина банальная – нет мест. Поэтому пришлось мне ехать к основному месту службы в Торск с ответным «письмом». Но мне обещали принять меня на ВЛК в течение месяца, как только освободятся места.

Не сказать, что я расстроился, но осадочек остался. Особенно он остался после того, как я узнал, что Антонина Белецкая проходила лечение в другом госпитале.

Приехав в Торск, я направился к себе домой. Город был весь в золоте пожелтевшей листвы. На реке ещё можно увидеть уток, а рыбаки уже не так плотно усеяли берега в надежде поймать какого-нибудь карасика.

Как обычно, у подъезда моего дома собрался местный бомонд за обсуждением последних новостей.

– Санька, ну ты как? Хорошо загорел смотрю! – улыбнулся мой сосед по подъезду Фархадович, делая очередной ход шашкой.

– Да как на курорт съездил. А вы всё покоряете вершины большого спорта?

Фархадович подмигнул и достал из внутреннего кармана бутылку кефира. Без кефира само собой.

– Саня, тяжело идёт тренировочный процесс. Форму потеряли. Меня тут собака укусила. Так я думал пить совсем брошу…

– Но всё хорошо закончилось? – уточнил у Фархадовича его оппонент.

– Да, всё прошло успешно. Пить не бросил.

Ну с этими колдыриками не соскучишься!

В квартире у меня был относительный порядок. Требовалось слегка протереть все поверхности и можно отдыхать. В тишине убираться было скучно, так что я включил телевизор.

Сразу же попал на выпуск новостей.

– Этот радостный день рабочие БАМа встречают вместе. Открытие сквозного движения по Байкало-Амурской магистрали ещё одна веха в истории нашей Родины, – передавала сообщение диктор.

На кадрах репортажа показывали радостных рабочих, обнимающихся прям на железнодорожных путях. Действительно, строительство такой магистрали – огромный трудовой подвиг.

Диктор вскоре перешла рассказывать об Указах Президиума Верховного Совета о награждении работников БАМа. Я уже уборку закончил и решил привести в порядок форму.

Открыв шкаф, вытащил парадную форму, чтобы повесить очередную награду. Смотрю я на свой китель и как-то пусто на душе. Вроде и грудь вся в наградах, а чего-то не хватает.

Я закрепил второй орден Красного Знамени и повесил форму обратно. Случайно, задел локтем папку с моими документами, которая упала на пол.

Тут и свидетельство о рождении, и справка о смерти его мамы. Я поднял папку и положил в неё выпавшие документы. Была тут и фотография.

Молодой Клюковкин рядом с каким-то зданием и множеством детей. Одеты все скромно, но улыбки на лицах искренние. Почему-то память мне не рисует образы, где сделано фото. Но на душе, как кошки скребут.

В этот момент зазвонил мой проводной телефон.

– Да, слушаю, – поднял я трубку.

– Замполит у аппарата. Как дела? – поздоровался со мной начальник политотдела нашего полка.

– Без замечаний. Жив и здоров. Хотя, ВЛК так и не прошёл ещё.

– Пройдёшь. Я много времени не отниму, но у меня уже слишком давно приходят запросы по этому… вопросу. А ты теперь парень видный, заслуженный. Так что можешь прийти и всё рассказать воспитанникам.

Пока я не особо понимал куда клонит начальник политотдела.

– Я как бы в отпуске, но если дело касается детей, то готов помочь.

– Вот и хорошо. В ближайшие дни нужно, чтобы ты сходил к себе и пообщался с воспитателями.

– Куда к себе? В детский садик? – удивился я.

– Сан Саныч, я говорю про детский дом, где ты вырос.

Глава 12

На следующий день я с самого утра попал на «ковёр» к начальнику политотдела нашего Центра боевого применения Армейской Авиации. Полковник Семён Семёнович Плотников был слегка загружен работой, поэтому мне пришлось достаточно долго ждать, когда он освободится.

Правда ожидал я у него в кабинете и сидя за столом недалеко от него. Работа у замполита кипела, словно чайник на его сейфе. Он кстати уже вскипел во второй раз, пока Плотников разбирался с «важными государственными делами».

– Так, по порядку давай. Дыши спокойно. Вдох через нос, выдох через рот. Вот так! Что у тебя стряслось? – говорил в трубку Семён Семёнович.

От телефона Плотников не отходил уже минут 20, но дело так и не сдвинулось с мёртвой точки.

– Да послушай! Зелёные обои с серой полосой – не так уж и плохо. Нам… нам их дали… ну не дали мне серые обои с зелёными полосами. Не было их! Ну не кричу я на тебя, дорогая. Алло! Етить-колотить! – выругался Плотников и повесил трубку.

Полковник выдохнул, расслабил галстук и снял его.

– Вот что тебя ждёт, Сан Саныч, когда женишься и соберёшься детей рожать. Так же будешь бегать. То обои не те, то мебель не так пахнет, то дверь сильно скрипит. Хуже только бегать зимой ночью искать клубнику.

Послушаешь старших товарищей и точно жениться не захочешь. Но всё это временные проблемы. Всего-то девять месяцев потерпеть.

– Так, чай давай попьём. Ты хоть успел в Сирии орден обмыть? А то давай… у меня есть чем, – подмигнул Плотников.

– Спасибо, Семён Семёнович. Обмыли уже, – улыбнулся я.

– Хорошо ты по наградам пошёл. Так и продолжай! Скоро наше поколение будет уходить. А вам командовать.

Чай был готов и мы с Плотниковым перешли к основному вопросу.

– Итак, Саня. В детский дом тебе нужно сходить. Нам с обкома партии позвонили. Они собираются присвоить этому заведению… какой он там номер… – полез в документы Семён Семёнович.

– Детский дом номер 1.

– А, ну да! Тебе ли не знать. Так вот, хотят присвоить этому детскому дому имя старшего лейтенанта Петра Казакова. Его супруга работала там воспитателем. Так что решено таким образом почтить его память.

Казаков… Тот самый Петруха, которого я тащил через горный хребет и границу с Пакистаном. Дотащить удалось, и нас выручили спецназовцы. Но Петя умер в госпитале. Посмертно его наградили орденом Ленина.

Весьма достойная память о молодом офицере, когда его именем будет назван детский дом. Возможно, его пример будет ребят вдохновлять. Хотя… я сам из детдома и знаю, что там больше всего вдохновляет незакрытая дверь, через которую можно свалить на свободу за забор.

– Замечательное решение. Мне нужно быть на митинге по случаю этого события? – спросил я.

– Не совсем. Имя-то уже присвоили, а нам предписано взять шефство над этим детским домом. Вот тебя на разведку и посылаем.

– Хотите чтобы я выяснил масштабы помощи, верно?

Семён Семёнович кивнул и отпил чай из чашки.

– Этот детский дом очень проблемный. Там сменился директор, многие воспитатели тоже были заменены. Здание старое, а заявок почему-то на ремонт нет. Ты свой там, так что тебе могут довериться.

– Конечно. Только не нужно никого предупреждать. Появлюсь внезапно, – ответил я.

– Почему бы и нет, – ответил Плотников.

С пустыми руками в гости никто не ходит. По информации от Плотникова, в нашем подшефном заведении обучается 100 человек. Поэтому пришлось обойти несколько магазинов, чтобы закупить сладостей детишкам.

Через несколько дней я поехал в тот самый детский дом, который теперь носит имя моего погибшего товарища. Выйдя из такси с большими авоськами кульков с конфетами, я осмотрел территорию этого заведения.

Само здание было двухэтажным, выстроенное буквой «П». Рядом пристройка, похожая на мастерскую. По правую сторону что-то вроде спортивной площадки с перекладинами и рукоходом. Также небольшая котельная, из трубы которой валил чёрный дым и пахло гарью.

Целостность забора была никакой. Игровая площадка во дворе оставляла неприятное впечатление. Самые целые были две беседки с покорёженными крышами. Несколько качелей слегка покачивались, издавая противный скрежет. Но главное действо происходило за территорией.

– Давай. Теперь ты. Набирай.

В телефонной будке у забора сгрудились двое пацанят не старше 9 лет. Пальто на каждом потрёпанное, штаны застиранные, а шапка у каждого сдвинута на макушку.

– Алло! Алло! Мама? Извините-простите, – кричал в трубку паренёк.

– Да дай мне теперь. Не туда попал… шухер!

Увидев меня, двое ребят быстро убежали, шлёпая в огромных резиновых сапогах по лужам. Пальто на каждом из них было явно на два размера больше. Как они еще не попадали, не понятно.

Телефонная трубка раскачивалась и из неё были слышны голоса. Войдя в будку, я приложил трубку к уху, но там уже был сплошной мат.

– Ещё раз сюда позвонишь… – кричал кто-то на другом конце провода.

Что этот мужик сделает, я так и не дослушал, повесив трубку.

С каждым шагом во дворе детского дома, ко мне возвращалась память Саши Клюковикна. Вот он бегает среди качелей и дёргает какую-то девчонку за косички. Следующее воспоминание касается побега за территорию детского дома, когда забор ещё был целый.

Забор, судя по воспоминаниям, Саша преодолел. Но на обратном пути получил палкой от сторожа. Сейчас не видно ни забора, ни сторожа.

– Товарищ майор, вы чьих будете? – услышал я голос справа.

В моём направлении шёл старик, опирающийся на палку. Лицо грязное, а телогрейка вся чёрная. Дед будто бы из угольной шахты вылез.

– Здравствуйте… Гвидон Матвеевич, – вспомнил я имя этого старика.

Это был тот самый сторож. По совместительству ещё и кочегар, если верить воспоминаниям Клюковкина. А в руках у Матвеевича та самая палка, которой по спине и голове получил мой предшественник.

– Ба! Санёк! Приехал, али мимо проходил⁈ Уже майор! – подошёл ко мне Матвеевич.

Дед сначала хотел протянуть руку, но постеснялся. Она у него была в саже.

– Давай хоть руку пожму, Матвеич, – протянул я свою ладонь.

Старик улыбнулся и пожал мне крепко руку.

– Что нового, Матвеич? – спросил я.

– Да ничего. Как видишь, всё у нас старое. Директор и воспитатели есть новые. Ох и досталось им хозяйство от прошлых. Даже вон Казакова не выдержала и уехала. Теперь только память о муже осталась. Толку никакого от этого названия.

Пока мы медленно шли ко входу, Гвидон Матвеевич многое мне рассказывал. Продуктов в детском доме не хватает, одежды детям тоже. Да и с углём чего-то плохо.

– В стране угля нет?

– Есть, да до нас не доходит. Его ж привези, разгрузи, в кочегарку занеси. Я ж пока ж всё сделаю, народ растаскивает.

Видно, что на этот детский дом постепенно начали забивать. Давно проверок не было, и это плохо. Если не заботиться о своих детях, у страны может не быть будущего.

Мы прошли через большие двери и оказались в небольшом фойе. Внутри было не менее печально, чем снаружи.

Стены периодически подкрашивались, но ситуацию это не спасало. На потолках осыпалась побелка, пошли трещены. Паркет был не таким натёртым и не столь целым.

На батареях сушились много пар сапог. В дальнем углу было слышно, как по тарелкам бьют ложками. До меня доносился приятный запах горохового супа и картошки. Как раз было время обеда.

– Матвеич, мне бы гостинцы куда-нибудь положить, – вытянул я перед собой авоськи.

– Да мне давай. Я сейчас отнесу на кухню. А там уже и деткам распределят.

Я отдал сладости деду Гвидону, а сам прошёл чуть вперёд. На входе целая экспозиция, посвящённая Петрухе. В небольшом шкафу за стеклом его фотография, информация о нём и личные предметы. Узнал я его наручные часы, которые были на нём во время его последнего полёта. Были и другие интересные вещи.

– Ты его знал, верно? – спросил Матвеич, который безуспешно оттряхивал себя от пыли.

– Да. Однополчане мы с ним, – ответил я.

– Жаль парня. Это кстати дети сами сделали стенд.

– Молодцы. Петруха был бы рад, – ответил я.

– А ты? Тебе не нравится? – показал мне Матвеевич на другой шкаф.

За прозрачным стеклом была экспозиция, посвящённая мне. Большая фотография, вырезки из газет, фото с выпуска в училище. Даже откуда-то взяли лётный шлем и наградной лист моего первого ордена Красного Знамени.

А ещё фотографии из Сирии и Афганистана. Наверняка, ребята с моего полка поделились материалом. Есть фотографии из… Соколовки. Это уже интересно, откуда они тут могли взяться.

По коридору послышались громкие шаги. Я повернул голову и увидел, как в мою сторону быстро шла женщина. Она нервно поправляла причёску, осматривая коридор. Как будто проверяла его чистоту.

– Саша Клюковкин! Ну наконец-то ты к нам пришёл, – радостно меня встретила женщина и обняла.

Что уж сказать, на душе сразу стало тепло, вспоминая кто эта тётя. Зинаида Александровна, наша воспитательница. В моём прошлом мы их звали сокращённо «воспами». Но именно эту женщину между собой Клюковкин и его товарищи звали Зинсан.

Из воспоминаний моего предшественника можно сделать вывод, что это женщина – чудесный человек. Она старалась дать хоть какое-то понятие детям о материнской ласке.

– Как вырос! Как возмужал! Почему так долго к нам не заходил?

– Погряз в работе. Времени совсем не было.

– Ну ты в своём репертуаре. Хочешь пройтись? С детьми пообщаться?

– Да. Я ж для этого сюда пришёл.

Оставив шинель и фуражку в комнате воспитателей, мы пошли с Зинсан по коридорам детского дома.

Жили воспитанники интерната в комнатах до шести человек. Это можно сказать роскошь, так как в моём интернате в прошлом спальни были рассчитаны преимущественно на десять человек.

Девочки располагались на втором этаже, мальчики – на первом. Как сказала Зинаида Александровна после отбоя вход на второй этаж всем мальчикам запрещен.

– И вы думаете, все этот запрет соблюдают? – улыбнулся я.

– Ну до тебя многим здесь далеко. Помнишь, как ты умудрился где-то достать слабительное и подсыпал дежурным воспитателям, чтобы отвлечь их внимание? А потом оказалось, что ты добавил им фотораствор в чай.

Ну ты Клюковкин и засранец!

Войдя в одну из комнат, я оценил интерьер. Мебель включала видавший виды «гарнитур» из панцирных кроватей, тумбочек, стола и стульев. Имелось два встроенных деревянных шкафа для одежды, каждый на трех-четырех воспитанников. Пахло порошком, хозяйственным мылом и остатками «Дихлофоса». На одной из кроватей лежал зашитый-перешитый с одним глазом медвежонок и аккуратно сложенные вязанные носки.

– Присяду? – спросил я, указывая на железную кровать у окна.

– Это ж вроде твоя кровать. Можешь, конечно.

На кровать я так и не сел, а только подошёл к дужке и прикоснулся. По телу пробежал холодок. И не только, потому что таким является металл этой кровати. Я вспомнил, как ночью Клюковкин забирался на подоконник и смотрел вдаль.

– Ты всегда ждал, когда за тобой придут, Саша. И именно здесь.

В моём прошлом я делал тоже самое. Смотрел и ждал. Сначала маму. Потом папу. Потом кого-нибудь, кто может быть родственником.

А как нелепо звучал вопрос: ты любишь свою маму? Покажите мне её. Может, я и дам ответ. Тогда я и понял, что эти иллюзии о маме, которой нет, ни к чему.

– Иллюзии мешают жить, верно? – спросил я.

– Ты уже это и сам понял.

Но однажды, Клюковкин залез в личные дела и прочитал о себе. В документах моего предшественника сказано, что его мама умерла. А в личном деле было заявление со словами – «Отказываюсь от сына, потому что не могу…». Вот и не знаешь, что лучше.

Затем, когда стало понятно, что Клюковкин «свой собственный», он ждал пролетающий самолёт или вертолёт.

И всегда дожидался.

В комнате напротив послышался детский плач. Я повернулся и вышел первее Зинаиды Александровны.

В умывальнике стоял мальчик лет трёх-четырёх рядом с краном. Носки на нём были большие, майка сильно выстиранная и в двух местах заштопанная. Паренёк плакал, тыкая грязными пальцами снизу крана.

– В… вода не течёт, – плакал малыш.

Я заметил, что кран не был открыт. Как-то странно, что мальчик этого не понял. Но он всё продолжал тыкать пальцем в отверстие.

– Ты из деревни? – спросил я и малец кивнул.

Я аккуратно открыл кран и вода полилась.

– Его недавно к нам привезли. Забрали у пьяниц из деревни. У них ни водопровода, ни печки в доме не было. Как он выжил, не понятно, – сказала Зинаида Александровна, вытирая лицо мальчику.

Малец быстро убежал, а мы вышли из умывальника с воспитателем.

Дети закончили обедать и высыпали в коридор. Пока мы медленно шли и общались, каждый из них смотрел на меня то со страхом, то с восхищением.

Но вот чего нет в их глазах, так это любви. Их этому тяжело научить.

– Много проблем, верно? – спросил я.

– Как и всегда, Саш. Ты ведь знаешь, что в детском доме два типа детей. Есть те, кто всегда сбегает, думая, что вокруг одни враги. А есть те, кто из этих врагов делает себе друзей.

– Да. Что ж, я не просто так пришёл. Мне нужно к директору.

– Я за директора, Саша. И да, нам нужна помощь, – сказала Зинаида Александровна.

Проблемы в детском доме и правда были большие. Не хватает продуктов, дети всё чаще сбегают. Многие, кто выпускаются уже давно не находят себя в жизни.

– Большая часть старших детей курит. Иногда даже может прийти выпившим. И это в 14–15 лет. Я уже не говорю о драках и воровстве.

– Воруют деньги?

– Воруют всё. Недавно двоих чуть не забрали в милицию. Ограбили магазин, – нервничала Зинаида Александровна.

Теперь понятно, почему обратились к нашей части за помощью. Материальная поддержка, конечно, нужна. Но нужно именно взять шефство над детьми. Показать им, что они не брошены. Помочь определить свою судьбу.

– Поговори с ребятами и девчонками. Ты – пример для подражания. Тем более свой, детдомовский.

– Конечно, Зинаида Александровна. Давайте пойдём и поговорим.

Глава 14

Большого зала для общения с детьми в детском доме не было. Со всеми не поговоришь. Поэтому Зинаида Александровна кого смогла, того и определила на общения.

Я ожидал её в кабинете директора, где рассматривал фотографии и картины на стенах. Бросив взгляд на стол, мне попался на глаза интересный «доклад». Взяв большой пожелтевший лист, я с улыбкой прочитал информацию, которую доводила одна представительница детского дома.

– Группа 3-го класса. Отряд «Красное знамя». Командир отряда – Ватрухина Зина, – прочитал я первые строчки, выведенные красивым почерком и разными цветами.

Судя по всему, дети рассказывали о состоянии дел в группе. Здесь были указаны и звеньевые, и речёвка отряда, и достигнутые успехи.

– Очередную годовщину Великой Революции мы встречаем добрыми делами и хорошей учёбой, – прочитал я дальше.

Да, в моём прошлом такого не было. Не знаю, насколько эти дети из отряда «Красное знамя» гордились собой, но объединяющая идея у них есть. И это хорошо.

Дверь открылась и в кабинет заглянула одна из воспитателей. Волосы аккуратно уложены. Сама женщина одета в трикотажную водолазку и длинную юбку. На ногах туфли на низком каблуке.

Выглядела она в соответствии со всеми канонами советских педагогов. Воспитатель широко улыбалась и, кажется, слегка переживала, обращаясь ко мне.

– Александр, мы так рады вашим подаркам. Как мне вас представить детям? Может вы сами им вручите конфеты? Они будут…

– Ни в коем случае, – перебил я женщину. – Постепенно давайте эти сладости ребятам за приёмами пищи. Ну и постарайтесь, чтобы они были распределены равномерно. О том что купил их я, говорить не нужно.

– Ну… хорошо. Просто обычно все сами дарят детям, – удивилась женщина.

– И это неправильно.

Когда мы вышли в коридор, воспитатель продолжила разговор.

– А можно узнать, почему неправильно? Ведь вы сами в нашем детском доме были. Знаете, что это такое и вряд ли с особой теплотой можете вспомнить время, проведённое здесь. Вы разве не рады были тем людям, которые вам приносили подарки.

– Трудно сказать. Конечно, я был рад, но недолго. С собой во взрослую жизнь мне не удалось забрать ни игрушки, ни конфеты, ни одежду. А вот что я взял, так это знания, характер и целеустремлённость, которой меня научили мои воспитатели и наставники.

Женщина задумалась над моими словами.

– Вы правы. Мы растим одиноких детей, не умеющих полагаться на людей. А подарки учат их только получать радость от обладания вещью. Вам бы нужно работать в министерстве где-нибудь, – сказала воспитатель.

– За что вы меня так не любите⁈ – улыбнулся я.

По мне так лучше «загорать» в Афганистане и Сирии, чем пытаться выживать в серпентарии под названием «министерство».

Перед входом в не самый большой актовый зал меня уже ждала Зинаида Александровна. Из самого зала были слышны громкие голоса, переходящие в крик. Кто-то из младших ребят что-то не хотел делить, но на него оказывалось давление.

– Эй! Делись. Сорок восемь – половину просим! – воскликнул кто-то.

– Да-да! Сорок пять – не отменять.

– Я раньше уже сказал: сорок один – ем один.

– Не слышали такого!

И такие возмущения были всё громче и громче. Зинаида Александровна жестом пригласила меня пройти. Я взял небольшую паузу и подошёл к зеркалу недалеко от входа.

Галстук поправлен, китель не мятый, а медали и ордена выровнены.

– Идём, – ответил я и пропустил вперёд женщин.

Только я вошёл, как в зале случилось очередное ЧП. Навстречу нам выбежал малец с полным ртом чего-то чёрного под громкий смех основной части детей. Второй воспитатель успела «чумазика» остановить и рассмотреть.

– Ты чё сделал, Вовка? Только ж поели⁈ – возмутилась она.

– Так мне сказали, что он зубы очищает, – говорил паренёк, пережёвывая… гудрон.

Видимо, кто-то из старших ему рассказал эту легенду про альтернативу зарубежным жвачкам.

Воспитатель вывела парня, а мы с Зинаидой Александровной вошли в зал.

– Дети, всем… – начала говорить женщина, но я перебил её.

– Зинаида Александровна, я сам. Не стоит, – шепнул я, обгоняя воспитателя.

Пройдя несколько шагов, в зале разговоры постепенно смолкли. В воцарившейся тишине было слышно только активные перешёптывания и мои шаги под тихий звон медалей.

Я медленно осматривал присутствующих детей. Одеты все скромно – мальчики в свитерах и брюках, а девочки в трикотажных сарафанах и платьях с плотными колготками.

Причёски у большинства девочек фактически одинаковые – каре с прямой чёлкой и бантиком на макушке. У кого-то просто две тонкие косички. Некоторые даже в эту секунду закручивают друг другу косы.

Но самое главное – волчий взгляд. Этих детей никто не учил любить и сострадать. Никто из них не доверяет людям. Сердца ожесточённые, и постоянно ждут подвоха. Я тоже когда-то также на всё смотрел.

– Всем привет! Меня зовут Александр. Рад всех вас видеть, – спокойно сказал я и сел за центральный стол.

– Здравствуйте, дядя Саша! – хором ответили дети.

Конечно, не все поздоровались, но воинского приветствия я и не ожидал. Зинаида Александровна направилась ко мне, но я её остановил. Она кивнула и встала у дверей.

– Рассказывайте, как у вас тут делишки?

– Да всё чётко, товарищ Клюковкин. Учимся, мучаемся, – громко сказал парень лет 15 с первого ряда.

– Учёба легкотня? – спросил я.

– Да… зачем она вообще. Не напрягает и ладно, – ответил он.

Начались вопросы, которые касались как я попал в лётное училище. Ребята постарше спрашивали, стоило ли так напрягаться, когда можно бы было поработать на заводе и зарабатывать деньги сразу. Сложно им было объяснить, почему из всех профессий я выбрал именно лётную стезю.

Спрашивали и про войну, и про Петруху. Слушали все с интересом, а девчата постарше даже поинтересовались, как мою жену зовут. Услышав, что я не женат, они удивились. Но пришлось их расстроить наличием у меня отношений с Антониной Белецкой.

– Дядь Саш, ну отучились вы, ну медалей у вас много. А дальше? Так и будете летать, служить? – задал вопрос всё тот же парень на первом ряду.

– Тебя как зовут, ребзя? – спросил я.

– Захар я. Захар Зайцев.

– Именно так и буду продолжать летать и служить, Захар Зайцев. Я занимаюсь любимым делом и мне особо ничего не нужно. Меня кормят и одевают. В отпуск я бесплатно езжу.

– Ха, прям как и у нас. Тоже всё на халяву, – заулыбался парень и многие в зале рассмеялись.

– Теперь ты мне ответь, а дальше что? – поинтересовался я.

– Да то потом будет, – махнул он рукой.

– А потом уже не будет, Захар.

– Тогда ничего не буду делать. Покурю, например, – рассмеялся парень, но в зале уже не все разделили его смех.

– Покуришь? Я тебе так скажу, когда псу нечего делать, он лижет свои яйца.

Улыбки на лицах детей совсем потухли. Разговоры прекратились, а сам Зайцев встал со своего места.

– Вы нас учить пришли? – спросил он со злобой в голосе.

– Нет. Но я могу тебе сказать, что будет потом. Хочешь?

Парень усмехнулся, а я встал из-за стола и пошёл в его направлении.

– Это сейчас ты можешь «воткнуться за тубзиком до первой кровянки». А выйдешь за забор на свободу? Учиться не пойдёшь. Работать где будешь?

– Нигде не буду. А заработать найду где. Руки рабочие, а карманы у людей глубокие.

Я подошёл ближе и посмотрел в его серые глаза. Более всего опасна в разговоре с детдомовскими жалость. В прошлой жизни, выйдя из стен своего детского дома, для себя я уяснил – нужна не жалость, а принятие и уважение.

Для таких как Захар нужно быть наставником, а не «решателем вопросов».

– Лажу гонишь, Захар. Стыришь, слиняешь, а потом найдут тебя и втянут в лобовой отсек. Или вообще дырку соорудят у виска. Вот и всё. Устраивает такое развитие событий?

Зайцев задумался и сел на место.

– Думаете я вас не понимаю? Наверное, больше всех понимаю. Я также как и вы сидел у окна и ждал, когда меня заберут. Никто не пришёл. Я так же как и вы видел «домашних» под ручку с мамками и папками. Но меня так никто и никогда не держал и не обнимал. Самой большой лаской за всё время для меня было поглаживание по затылку воспитателем с фразой «Молодец. Всё съел». Так же, как и вы я думал, что мне все должны. А потом наступила взрослая жизнь, в которой за каждый твой поступок следует отвечать. Перед братвой, законом, командирами… да неважно. И там уже тебе никто и ничего не должен.

В этот момент начали слегка дрожать стёкла. Этот звук не спутать ни с чем. Как будто по заказу сейчас над нами кое-кто пролетит.

– Иди сюда, Захар, – позвал я парня и он пошёл со мной к окну.

Вибрация стёкол увеличивалась. Чем сильнее тряслись подоконники, тем быстрее к нам подходили остальные дети, выстраиваясь у окна и выглядывая на улицу.

– Как думаешь, может вместо сигарет, махачей и воровства, попробовать сесть за ручку управления… вот его? – показал я на небо.

И в этот момент над крышей детского дома медленно пролетел громадный исполин Ми-26. Шум был невообразимый, а восхищение детей непередаваемым.

– Красавец, да⁈ 50 тонн взлётного веса, пять человек в экипаже, почти сотню людей можешь посадить в грузовую кабину или перевезти 20 тонн груза. И всё это по воздуху.

– Класс! И что нужно, для того чтобы на нём летать? – улыбнулся Захар.

– Всё просто – учись.

Зайцев кивнул, а остальные дети начали шептаться между собой.

– Кстати, есть предложение, Зинаида Александровна. Как насчёт экскурсии на выходных? – крикнул я через весь зал.

Дети замолчали и ждали ответа от Зинсан.

– Можно, но у нас автобусы на ремонте. Найдём возможность добраться. А куда экскурсия?

– Туда, где есть небо, – улыбнулся я.

Конечно, надо было бы изначально договориться с командованием Центра. Но раз мы взяли шефство над детским домом, почему бы тогда не начать с ознакомления детей с полком?

Когда дети вернулись на свои места, в их взгляде уже была какая-то надежда и предвкушение нового. Даже Захар Зайцев и тот выглядел задумчивым.

– Я думаю, что мы с вами договорились теперь встретиться на выходных. В гости к нам приедете? – спросил я.

– Да.

– Вот и славно. Тогда, до встречи.

Дети тут же рванули ко мне, желая пожать руку. Самыми активными были малыши и пацаны постарше. Пришлось Зинаиде Александровне нести фотоаппарат и делать общую фотографию.

– Дядь Саш, а ответьте на вопрос – вы за солнце или за луну? – спросил у меня вернувшийся в зал «любитель гудрона» Вовка.

Этот детский прикол я знал.

– За Луну и за Советскую страну! – ответил я.

– Да, правильно!

После посещения детского дома осталось много впечатлений. Я взял список у Зинаиды Александровны, чего не хватает в учебном заведении. Отсюда уже с командованием будем решать вопрос, чем помочь можем сразу, а чем поможем потом.

На следующий день я вновь сидел перед замполитом полковником Плотниковым и рассказывал ему о визите к детям. Слушал он внимательно, многое записывал, отмечал и тут же звонил по подразделениям с указаниями.

– Так, Сан Саныч, подведём предварительный итог. Количество детей – есть. Автобусы выделить – есть. Сопровождающие – назначим. Программа экскурсии – пффф! – фыркнул Семён Семёнович.

Он стукнул кулаком по столу, встал и начал ходить взад-вперёд.

– А что с программой не так? – уточнил я.

– Она как бы есть, но и, одновременно, нет. Вертолёты, само собой, покажем. Ты, наверное, слетаешь на пилотаж в аэродромной зоне…

– У меня ВЛК не пройдено, – поправил я Плотникова.

– Тогда кого-нибудь другого назначим. Также музей у нас есть. Сводим детей туда. А дальше? Помашем ручкой и отправим домой?

Я как не с замполитом разговариваю. Совсем не хочет думать товарищ полковник.

– Семён Семёныч, ну так давайте устроим несколько объектов для экскурсии. Там же не только пацаны, но и девочки. У нас и ателье есть, и столовая, и укладчицы девчата есть. Парням можно ещё наш спортзал показать. Начфиз у нас рукопашник? И бойцы у нас есть.

– Да! И это верно, коллега! Сан Саныч, а давай-ка мы тебя потом на замполита твоего полка назначим. Подполковника получишь. Пойдёшь?

В детском доме предложили в министры пойти. В полку в замполиты сватают. На разрыв просто!

– Спасибо, Семён Семёнович, но я занят в других проектах.

– Вот ты как что-нибудь скажешь… хоть записывай!

В течение часа и двух выпитых чашек чая, мы с Плотниковым всё продумали. Даже прозвонили всем задействованным и поставили задачу. Надо сказать, что даже сам Плотников удивился, что никого не нужно было прогибать. Все командиры подразделений охотно были готовы обеспечить проведение мероприятия.

– Значит, у нас будет пять объектов…

Тут дверь в кабинет замполита открылась и вошёл полковник Медведев Геннадий Павлович. Он был в лётном обмундировании, а подмышкой нёс сумку с гарнитурой.