Текст книги "Сирийский рубеж 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Дорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава 30

Новость об атаке на базу была почти что шокирующей. Пока неизвестен масштаб повреждений, но само событие вызывает у меня желание выругаться и вспомнить об «арктическом звере».

– Да как так-то⁈

– Мы не с ополчением воюем, Кеша. Так что где-то пропустили.

Подробности придётся узнать позже. Какие бы они ни были печальные.

Земля постепенно начала приближаться в процессе выполнения посадки. Вертолёт заходил на посадку тяжело. Будто сам устал вместе с экипажем. Небольшая вибрация шла по корпусу.

– ПЗУ включены, – произнёс я по внутренней связи, обозначая включение пылезащитных устройств.

Пыль и камни летели во все стороны, закрывая обзор впереди.

– Давление установлено. 30… 20… 10, – вёл отсчёт высоты Кеша.

Через пару секунд Ми-28 коснулся земной поверхности, и я опустил рычаг шаг-газ.

– Выключение, – выдохнул я, выводя рукоятку коррекции влево.

Несущий винт остановился, и я открыл дверь кабины, впуская прохладный пустынный воздух. Сухость ощутил мгновенно, а Кеша и вовсе начал чихать.

– Будь здоров! – крикнул я Петрову, который от очередного чиха чуть головой не ударился об фюзеляж.

– Спасибо. Как там в фильме говорилось: ' – Вот это драка была?', – сказал Иннокентий, снимая с плеча автомат.

Я кивнул и медленно выбрался из кабины. Прогнувшись от усталости в спине, я подошёл к Петрову. К вертолёту в это время подошли Хачатрян и Ибрагимов. Вид у каждого был уставший, как у бурлака на Волге. Я заметил, что у Рубена даже коленки вспотели и на комбинезоне проступили тёмные пятна.

– Командир, мы уже отсюда никуда. Базу атаковали. Ущерб пока ещё оценивают… ай, блин! – объяснил Хачатрян, облокотившись на фюзеляж Ми-28.

Он тут же отдёрнул руку, как будто обжёгся об вертолёт. Я сделал пару шагов к Ми-28 и увидел пробоину, края которой были острые.

– Наши вертолёты хорошо держат удар, – сделал вывод Рубен, потирая ладонь.

– Согласен. «Боевой мышонок», – похлопал я вертолёт в районе хвостовой балки. – Ждём команду техпомощи и дальнейших указаний.

В стороне, где сейчас шли боестолкновения, поднимались огромные клубы дыма. Разрывы были слышны всё чаще, а стрельба из пулемётов и зенитных установок не прекращалась.

Через 15 минут на горизонте показались два вертолёта Ми-8. Сделав круг над местом нашего приземления, они начали снижаться и произвели посадку на дорогу в сотне метров от нас. Как только вертолёты выключились, из грузовой кабины начали выскакивать солдаты и техсостав.

– Кстати, а что с редуктором случилось? – спросил я у ведомого.

Ибрагимов пожал плечами, посмотрев на Рубена.

– Командир, вот мамой десять тыщ раз клянусь! Хочешь верь, а хочешь нет. Говорю, как есть. Тысячекратно…

– Рубенчик, давай без прелюдий.

– Сан Саныч, я уже почти закончил. Эм… чтоб меня черти…

– Да говори уже! – хором сказали мы втроём.

– Понял, по-братски говорю. Скрежет какой-то, над головой зашумело, лампочка загорелась. А уже перед посадкой и давление масла в редукторе скакнуло, как Рашид на ту повариху…

Тут Рубену моментально прилетел кулак в плечо.

– Эу, я тебе что сказал⁈ Зачем так говоришь⁈ Я к ней подошёл по-братски… ну, по-мужски. И предложил отойти в сторону. Я не виноват, что там кровать была…

Я улыбнулся, переглянувшись с Кешей. Пока «братья по-разному» спорили, ко мне подошёл заместитель по инженерно-авиационной службе, прибывший с техниками.

– Сан Саныч, как тут у вас? Через полчаса топливозаправщик выйдет, чтобы вас дозаправить. Вам команда перегнать вертолёт, – сказал мне Евгений Михайлович Гвоздев.

– Да я уже понял. Что у нас на базе?

– Двое с осколочными ранениями. Один вертолёт сгорел. Похоже, что не зря мы по вашей команде всё расставили по базе.

– Рассредоточение техники – не самая надёжная, но необходимая мера для снижения потерь. Кстати, на борту Хачатряна действительно редуктор… того, короче. Нагрузок не выдержал, – указал я на другой Ми-28.

– Это как⁈ Такого не может быть, чтобы не выдержал, – удивился майор.

Для Гвоздева такое слышать странно. Но в моём прошлом подобная проблема была на первых образцах Ми-28. Главный редуктор ВР-28 пропускал только 3300 лошадиных сил, тогда как двигатели выдавали почти 4500 л. с. Отсюда и повышенные нагрузки на корпус и конструкцию редуктора. Соответственно и снижение его надёжности.

– Может. Видимо, не исправили конструкторы, – выдохнул я.

Пока Кеша и экипаж Хачатряна разговаривали с техниками, ко мне подошёл Дима Батыров. Вид у него был не самый спокойный. Я не успел ничего спросить, как он тут же начал рассказывать об ударе по базе.

– Там всё плохо. Ударили с миномётов и эрэсами. Куда охрана базы смотрела, мне непонятно. Техники побили у сирийцев достаточно. Такое ощущение, что знали, куда бить. Наши вертолёты стояли в разных местах, поэтому не столь сильно пострадали.

– Потери?

– У сирийцев есть потери, а у нас двое легкораненых. Зато по командному пункту не попали, – рассказал Батыров.

– Совсем? Даже в сторону КП не стреляли? – уточнил я.

– Да. Ни один снаряд не упал ближе 500 метров. А ведь там весь генералитет был. В машину Басиля Асада попали, но его там не оказалось. Он в другой ехал.

На последних словах Димона я призадумался. Вот уж действительно странно, что били по базе, по машинам сына президента, и всё мимо.

– Мда, ничего не меняется, – ответил я, скрестив руки на груди и пройдясь вдоль вертолёта.

Батыров на меня внимательно смотрел, ожидая продолжения разговора.

– Сань, вот это твоё выражение лица мне знакомо. Что у тебя там за выводы родились? – спросил Дима.

– Стандартные выводы. Очередной слив информации. Теперь уже со стороны тех, кто был с нами в подвале. Знали, куда и когда бить. К тому же дождались, пока выйдет наружу Басиль Асад.

Батыров почесал слегка небритый подбородок и покачал головой.

– Думаешь, что не вертолёты были целью?

– Наши машины – дополнительная цель. Либо противник хочет, чтобы мы думали, что били только по вертолётам.

Спустя несколько минут появился сирийский топливозаправщик в сопровождении БМП и ещё нескольких пикапов. Мой вертолёт быстро заправили и подготовили к вылету. Уже через пять минут мы с Кешей приступили к запуску одновременно с вертолётом Батырова, который забрал с собой и Хачатряна с Ибрагимовым.

На подлёте к базе Эт-Тияс я установил связь с руководителем полётами.

– 302-й, я Тифор-старт, посадку рассчитывайте на полосу. Далее вам встречающие подскажут, куда встать.

– Понял вас, – ответил я, рассматривая последствия удара по базе.

Ещё два часа назад здесь всё было спокойно. Тифор виделся опорной точкой в сирийской пустыне, ровный прямоугольник лётного поля в песках.

Над базой висел тяжёлый колпак дыма, солнце в нём вязло тусклым световым пятном. Вдоль периметра зияли воронки. На песке видна чернота от взрывов. Где-то ещё рвался боекомплект, который попал под один из снарядов душманов.

Вокруг аэродрома «нарезали» круги вертолёты сирийских ВВС, осуществляя облёт и поиск противника. Правда, надо было это делать раньше.

– Посадка, 302-й, – доложил я и начал заруливать по рулёжной дорожке.

Пришлось принять влево, чтобы объехать две воронки от разрывов эрэсов, попавшихся на пути.

Несколько вертолётов, стоящих на стоянке, были превращены в металлические скелеты. Переломанные лопасти выглядели как крылья у погибших птиц.

Пара топливозаправщиков, находящихся рядом со сгоревшими Ми-24, выглядела как закопчённые коробки.

– Выключение по готовности, – доложил я, зарулив на указанное техниками место.

– До вылета, 302-й.

Выйдя из кабины и спрыгнув на бетон, я осмотрелся по сторонам.

Два самолёта МиГ-23 на дальнем краю полосы в капонирах дежурного звена превратились в чёрные пятна. Даже фонарь кабины спёкся и сполз в сторону стеклянным бликом. Позади МиГ-23 в воздух поднимался густой дым, пахло горелой резиной, керосином и металлом.

Вокруг суетились люди: солдаты в пыли, пожарные машины с чёрными от копоти бортиками, заливающие водой горящий ангар с обрушавшейся крышей. Там раньше был склад. Теперь же зияла выжженная дыра.

– Они тут как следует прошлись, – заметил Кеша.

Я только кивнул. Слов не находилось. Осмотрев оставшиеся в строю вертолёты, мне пришло в голову сравнение.

– А мы как будто на островке среди пепла, – указал я на нашу стоянку, где не было повреждений.

Я снял шлем и положил его на кресло в кабину. Вокруг стоял запах пожара, который был более густым и въедливым, чем когда-либо.

Пока Кеша ушёл в класс в здании высотного снаряжения, я отправился проведать раненых техников. Двоих ребят уже перевязывал наш фельдшер.

– Разрешите, доктор? – спросил я, заглянув в кабинет медосмотра.

Бойцы в оборванных футболках сидели на койке и спокойно ждали окончания обработки ран.

– Товарищ командир… – начали вставать ребята, но я их остановил.

– Сидите. Вам нужен покой, – махнул я рукой.

– Мы готовы работать дальше, несмотря на ранения, – объяснял один из них с ранением в ногу и руку.

У второго была уже перевязана голова и забинтованы обе руки.

– Благодарю за такое рвение, мужики, – поблагодарил я их.

Фельдшер сказал, что раны не серьёзные, но в госпиталь отправить техников нужно. Я пообещал, что первым рейсом отправим. Сейчас нужно разобраться с теми вертолётами, которые будут работать дальше по задачам группировки.

Только я вышел из кабинета врача, меня тут же перехватил Могилкин.

– Сан Саныч! Командир! Так нельзя! – возмущался он.

– Конечно, нельзя. Орать, как ты, в присутствии командира может только кот. И то в марте.

– Виноват. Меня отправляют в тыл. Везти раненых. А там в Пальмире…

– Приказ ты от командования получил? – уточнил я.

– Да, но есть же вон ещё два экипажа Ми-8. А вдруг…

– Петруччо, ты приказ получил?

– Так точно.

– Вот и выполняй, дружище, – ответил я и прошёл в направлении класса подготовки.

Не успел я и нескольких шагов сделать, как меня вновь окликнул Могилкин.

– Командир, там в Пальмире… короче, там сейчас всё сложно. Наши войска блокированы. И сирийские вертолёты уничтожены на базе. Сейчас спешно вызывают с Дамаска. Может мне остаться? Вдруг понадоблюсь здесь? Ну эвакуация же нужна нашим бойцам с передовой.

Я посмотрел на Могилкина, который так отчаянно хотел полететь в район Древней Пальмиры. Как мотылёк на огонь.

– У тебя есть приказ – доставить раненых в госпиталь. Это не меньшая эвакуация, чем из Пальмиры. Выполняй, Петруччо, – спокойно сказал я.

– Есть, товарищ командир, – вытянулся Могилкин и вошёл в кабинет фельдшера, чтобы сопроводить наших техников.

В классе было много людей. Тут и мои подчинённые, и сирийские лётчики. Вот только вертолёты теперь есть пока только у нас. Рядом с картой стоял задумчивый Сопин, а за центральным столом сидел полковник Каргин. Он просматривал фотопланшеты с изображением Пальмиры.

Здесь же было двое сирийских командиров с эмблемами «Сил Тигра» на плече.

– Сан Саныч, только вас и ждём. Присаживайтесь. Пора лететь в Пальмиру, – заявил Виктор Викторович.

– Думаю, что долго нам беседовать нельзя. Надо быстрее решать, – сказал я, подойдя к столу и склонившись над фотопланшетами.

Сопин отвлёкся от карты и подошёл тоже.

– Основные бои сейчас в районе амфитеатра и храма Баала. Боевики оттуда были выбиты, но у них получилось провести быструю контратаку.

Я посмотрел на Игоря Геннадьевича с некоторым укором.

– Неужели вы не знали, что именно так и действуют всегда боевики и мятежники. Это их тактика. Отступление и быстрый ввод сил в контратаку.

– Знали. И говорили всем. Но там уже есть более умные представители командного состава, – возмутился Сопин.

– Ладно, Геннадьевич. Все знают, что и ты, и командир «Сил Тигра» об этом говорили. А этот генерал, чтоб ему! Короче, надо думать, как нам поддерживать наших ребят, – сказал Каргин.

Двое сирийцев начали выдвигать свои предложения. Они указали на позиции, где удалось закрепиться их бойцам. Вышло так, что «тигры» обороняются в районе Большой колоннады.

– Это почти километр по фронту. Их просто сейчас как в тире перестреляют, – почесал затылок Сопин.

Колоннада идёт практически через весь древний город. И похоже, что именно там и заблокированы наши и сирийские бойцы.

– Предложения, Сан Саныч? – спросил у меня Каргин.

Я ещё раз посмотрел на фотопланшеты и подозвал Кешу. Ему хватило одного взгляда для вердикта.

– Сложно. Работать точечно только из пушки или «сигарами». Боюсь, что памятники нам не сохранить.

Каргин сощурился, помассировав виски.

– Значит, как получится. Люди важнее, верно?

– Так точно, – ответил я.

Мы быстро обсудили порядок действий в районе Пальмиры. Атаковать придётся с разных направлений и больше работать пушкой.

– Внимательно слушать авианаводчика. Его позывной Байкал. Расстояние между противником и нашими войсками в районе Древнего города минимальное. Наносить удар только по команде ПАНа. Вопросы? – спросил я, но в ответ были только уверенные взгляды моих подчинённых. – Тогда по вертолётам.

Каргин пожал мне руку и пожелал удачи.

– Да, и ещё. Помните про удар бомбардировщиков. Время удара через 2 часа, – добавил Виктор Викторович.

О них говорили ещё на главной постановке задач. Тогда ещё Каргин спрашивал, где находятся пропавшие установки «Квадрата».

– И куда они ударят?

Каргин выдохнул и посмотрел на сирийцев.

– По противнику, аль-каид. Надо торопиться, – ответил один из командиров «Сил Тигра».

Глава 31

База Тифор постепенно оживала после обстрела. Пока мы с Кешей осматривали вертолёт, техники отправляли в полёт Ми-8 с раненными.

Их аккуратно грузили в уже запущенную «пчёлку», где командиром летел Могилкин. Погибших погрузили в другой вертолёт – единственный, оставшийся из сирийских на базе. Не прошло и минуты, как два Ми-8 взлетели с места и начали разгон скорости.

– Командир, а какие бомбардировщики будут атаковать? – спросил Иннокентий, пока я заканчивал осмотр.

– Ту-22 с «большой земли». Чтоб наверняка всё уничтожить.

Про эти бомбардировщики поведал мне Каргин уже при выходе из класса. Видимо, только их ещё в этой битве не использовали.

– И… это они по Пальмире?

– Надеюсь, что нет, – ответил я.

– Сан Саныч, а сколько времени? – спросили у меня Кеша, пока я надевал шлем.

– 10:12 по местному. А что?

– Да утро долгим получается.

Похоже, что Иннокентий вновь проголодался. С его быстрой мозговой деятельностью постоянное питание просто необходимо.

– Кушать хочешь? – спросил я, подойдя к кабине.

Кеша посмотрел на свой округлый живот, который выступал вперёд. Его не мог скрыть даже «лифчик» с запасными магазинами.

– Не-а. Худеть надо. А то я так скоро в форму не влезу.

Мы хлопнули с Кешей по рукам. К нашему вертолёту подошёл экипаж ведомого. Тот самый 317-й, который был ведомым второй пары. Из четырёх Ми-28 исправными остались только два вертолёта.

– Товарищ командир… – вытянулись два парня, одетые в подвесную систему и разгрузку с магазинами и снаряжением.

– Итак, Кневич и Лукашевич. Белорусы, ведь? – спросил я.

– Так точно, – хором ответили оба.

– Хорошо. Кневич, держишься за мной. На боевом интервале 20 секунд. После работаем «вилкой». Слушай целеуказание авианаводчика. Главное маневрируй и выполняй отстрел АСОшек. У боевиков есть всё, – предупредил я.

– Понял, – ответил Кневич и пожал нам руки.

– Далее в расчётное время подойдёт пара Ми-24. Будут работать после нас.

Два молодых парня ушли, а я ещё раз посмотрел на нос вертолёта. Каждый раз, когда сажусь в кабину, я чувствую внутреннее противоречие. Ми-28. Этот вертолёт – смертельная машина для противника, но для нас она – будто маленький союзник, ручной зверёк, готовый грызть врага ради тебя. Как «мышонок».

С Кешей заняли места в кабинах и начали запускаться.

– 302-й, запуск паре, – запросил я.

– Разрешил, – ответил руководитель полётами.

Вертолёт ещё запускался. Оставалось дождаться включения всех систем и доклада ведомого.

И в этот момент я посмотрел на игрушку, подаренную мне сирийской девочкой по имени Рания. Фигурка была потёртая, с чёрными бусинками‑глазами – маленький мышонок с едва заметной царапиной на спинке.

– Очередной вылет. Так что держись, – тихо сказала я.

Кневич доложил о готовности, и я запросил взлёт. Вертолёт медленно оторвался, опустил нос после того, как я отклонил ручку управления от себя, и начал разгон.

– Пошли влево, – скомандовал я, отворачивая вертолёт в направлении Пальмиры.

Путь к городу мы уже не раз преодолевали. И за холмами была видна та самая Пальмира. Древний город располагался перед нами, словно вырезанная из камня легенда.

Колоннады, храмы, театр – всё это тянулось по пустыне мёртвым городом, но всё ещё гордым и величественным.

«Невеста пустыни» казалась чем‑то большим, чем просто памятник. И сейчас она вся в дыму и огне.

– Байкал, Байкал, 302-му на связь, – запросил я авианаводчика.

– 302-й… я… Байкал. Готов к работе.

– Понял. Иду парой. Вас не наблюдаю, – продолжал я искать глазами позиции «наших» сирийцев и бойцов.

Авианаводчик «Байкал» продолжал прорываться в эфир, помехи не давали ему установить с нами связь повторно.

– 17-й, снижаемся. Пройдём через седловину, – дал я команду Кневичу, отклоняя ручку управления от себя.

Впереди есть небольшая седловина, через которую можно влететь и оказаться сразу в районе древнего города. Главное, чтобы в столь сложной обстановке обнаружить именно нашего авианаводчика.

– 302-й, я Байкал, где вы? Нас уже зажимают… – послышался голос авианаводчика, и снова его сообщение утонуло в помехах.

– Уже на боевой выходим. Минута, – пытался я поддержать его, хоть это и не особо может ему помочь.

– 500 метров от меня. Близко. Зажали!

Прошли седловину, и перед глазами появилась картина боя. На огромном плато дым, отдельные разрывы на склонах ближайших высот, а по дорогам хаотично растянуты отдельные единицы техники.

Двигатели буквально воют.

Чем ближе к самим развалинам Пальмиры, тем всё становится напряжённее. Ощущение, что передо мной мёртвый гигант лежит, а его рёбра – это колонны, растянувшиеся поперёк древнего города. Когда‑то всё вокруг было чудесным местом и памятником. А сейчас это только позиции.

– Маневрируем, – сказал я в эфир, давая команду ведомому, и резко повернул влево.

– Вижу справа. Сварка работает, – произнёс Кеша, когда мимо прошла очередь из крупнокалиберного пулемёта.

– Отстрел, – добавил я, и позади всё заискрило тепловыми ловушками.

Сейчас нужно постоянно маневрировать, чтобы боевикам было сложнее прицеливаться. Тут же ведомый доложил, что с земли отработал пулемёт, но мы уже ушли в сторону. Ещё один отворот, и я беру ручку на себя, перелетая через одну из колонн. Восходящим потоком вертолёт немного тряхнуло.

– Слева бьют. Ниже давай, – сказал я, намекая ведомому, что надо прижаться ещё ближе к земле.

Я тут же толкнул ручку от себя и нырнул в низину. Несколько развалин остались в стороне, а по фюзеляжу прилетела пара снарядов. Вертолёт слегка тряхнуло, но управление не было нарушено.

Внизу плотно стояли несколько позиций. И вся эта местность была в пыли и дыму.

– 302-й, вижу вас. Вы строго на боевом. Цель – танк и машина с пулемётом. Впереди 4–5 километров. Ориентир – разбитая каменная колонна.

И точно! Прямо по курсу.

В районе Большой колоннады всё в дыму, пыли и разрывах. Каменные истуканы древности были в огне. И меж белых руин в дыму видно, что кто-то отстреливается.

– Наблюдаю «коробочку», – сказал Кеша.

Танк, полузакопанный в землю, мощно бил по колоннам и позициям наших парней. Его ствол в один миг рванул вспышкой.

Люди в серо‑пыльных разгрузках бегали меж колонн, ныряя за обломки и отстреливаясь. И всё это превращено в дикую, дрожащую мозаику взрывов.

Один из снарядов буквально срезал одну из колонн пополам. Вековые камни рухнули, как игрушка.

– Понял. Подходим к вам. Наблюдаю.

– Мочи по ним! Быстрее только! – кричит в эфир Байкал.

«Главный» включён. Прицельная марка появилась на индикаторе лобового стекла. Счётчик дальности начал считать оставшееся расстояние. Чувствую, как ладони в перчатках вспотели.

– Слишком близко, – сказал Кеша, когда на счётчике высветилось 4.0.

Согласен, но вариантов нет.

– 317-й, работаешь «трещоткой» через 20 секунд за мной. Далее вправо и по прямой двадцать секунд, – дал я команду ведомому.

Интервал в паре нужен, чтобы друга-друга мы прикрывали. Атака с разных направлений даст возможность снизить опасность от пулемётов и огня с земли.

– 302-й, вас наблюдаю. Работаю по вашим разрывам, – сказал в эфир Кневич.

Очередь снизу разорвала воздух совсем рядом. Пара секунд и на индикаторе загорелся символ ПР.

– Марка на цели. Пуск! – произнёс Кеша.

Ракета устремилась к цели, а счётчик принялся отсчитывать время до поражения цели.

– Прямое! – крикнул в эфир авианаводчик, поглотив шум стрельбы на заднем фоне.

– Ухожу влево, – ответил я, и сделал отворот весьма резко.

Головой чуть не приложился к блистеру во время столь резкого манёвра. В процессе разворота наблюдал, как корпус танка был поглощён ударом ракеты.

– 317-й, отработал. Вышел вправо, – доложил ведомый.

Делаем повторный заход, и уже Кневич сам прицеливается и пускает ракету. Ещё один залп. Развалины погружаются в дым и пылевую завесу. Единственный ориентир – оранжевые дымы авианаводчика.

– Ещё можно. Точно ложатся! – радовался ПАНовец.

– Байкал, 302-й, выхожу на боевой.

– Понял. Слева от оранжевого дыма работайте. Ориентир – разрушенная статуя.

Тут этих статуй, если честно. И каждую не хотелось бы зацепить.

Залп из пушки прошёлся в паре сотен метров от позиций наших войск. Вертолёт болтнуло от попадания с земли. Так что пришлось отвернуть влево. В паре сотнях метрах внизу разрушенные строения, с которых по нам уже стреляли из автоматов. Мы выполнили отстрел ловушек, а следом уже зашёл ведомый, «разбирая» позиции на молекулы.

– Давайте! Хорошо идёт! – воодушевлённо кричал в эфир Байкал.

Выполняем ещё один заход с разных направлений.

– 302-й, вам боевой 150°. 317-й, вам на курс 270°, – давал направление захода на цель Байкал.

Вышли на боевой курс. Однако расстояние маленькое. Слегка поворачиваю вертолёт, чтобы стрельнуть из пушки под самый передний край. Целится вот так «на глазок», да ещё когда пот скатывается в глаза совсем непросто.

– Пулемётный расчёт в центре колоннады, ближе к северной арке, – уточнял цель ПАНовец.

Видно, как по тропам отступают боевики, чьи отряды понесли потери, а по ним стреляют наши бойцы. Видны редкие разрывы от гранат.

– Атака! – доложил я, нажимая на гашетку.

Грохот захлестнул кабину. Не звук, а удар. Каждая очередь проходила сквозь корпус, как молот по рёбрам.

Глухой удар был где‑то слева, но вертолёт устойчив. Вижу, как выкатывается на рубеж открытия огня ещё один танк. Выстрел. Волна от взрыва подняла вверх каменную крошку.

– Пуск! – произносит в эфир Кневич, когда я уже вышел из атаки.

В зеркале виден взрыв в том месте, где был танк.

– 302-й, справа! Ориентир – восточная колонная. Два пикапа с зенитками, – предупреждает Байкал, чтобы я не вышел в опасную зону.

Вижу этот восточный пролёт. И там же две машины.

Я развернул вертолёт на цель.

– Атака!

Очередь прошлась по одной из машин, прошивая её насквозь. Вижу, как двоих людей отбросило в стороны.

Взрывом раскурочило машину, но сам строй колонн восточного пролёта выстоял.

Боевики не сдавались. Они знали, что прикрыты символами, и рвались стрелять прямо из ниш храмов.

Ремни сжимали грудь так, что дыхание казалось рваным.

Сквозь дым я пытался рассмотреть обстановку на земле. Правый глаз начал дёргаться, чем жутко нервировал. Колонны, за которыми засели наши бойцы разрушились от разрывов.

– Командир, у нас четыре ракеты. БК пушки на исходе, – доложил Кеша.

– Понял, – ответил я, взглянув на часы.

Прошёл час. Ещё двадцать пять минут и подойдёт следующая пара.

– Тифор, 110-му. Группой вошли в район работы. Выход в точку сброса через две минуты.

Что-то не то происходит. Откуда здесь 110-й? Ведь это группа бомбардировщиков.

– Байкал, 110-й принял. До цели 20 километров.

– 110-й, 302-му. По какой цели работаете? – запросил я, выводя вертолёт из очередного виража.

– Аэродром. Юго-восток города.

Как-то всё странно. Мы ведём бой в Древнем городе, а эта группа появилась откуда «не возьмись».

Пришлось выполнить горку, чтобы пройти над храмом. Ручку отклонил на себя, задирая нос. Небо перед глазами, а стрелка указателя скорости пошла влево.

– Вывод, – объявил я по внутренней связи, отклоняя педаль влево.

Вертолёт развернулся в верхней точке, и взору предстал город. А заодно и в наушниках пошли странные доклады.

– Байкал, я 110-й, меня облучают.

– 117-й, подтвердил. В чём дело⁈

– Продолжает облучать.

Я начал искать глазами то, что могло взять на сопровождение наши самолёты. И ведь такие большие корабли, как Ту-22 не сманеврируют.

– Отбой задачи! 110-й, отбой! Разворот! – прорывался кто-то в эфир.

– Понял, уходим. Но облучают ещё. Где эта установка⁈

Я выровнял вертолёт и поймал взглядом то, что взяло на прицел Ту-22.

В глубине между руин новой Пальмиры, где песок сливался со стенами домов, встал тяжёлый силуэт. И над крышей одного из зданий показались «зубья» – головные части трёх ракет.

Я понял сразу. Это «Квадрат». Зенитно-ракетный комплекс в боевом положении. Время пошло на секунды. Ту-22 не истребители, чтобы уйти.

Если «Квадрат» откроет огонь, то шансов им вернутся обратно не будет.

Кеша отчеканил, без эмоций:

– Командир, комплекс в городе готов к пуску. У нас 19 секунд.