Текст книги "Сирийский рубеж 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Дорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 18

Я много видел подобных траурных собраний. И каждый раз хочется, чтобы оно было последним, а третий тост более не дополнялся новыми фамилиями из воспоминаний. Увы…

– Кто? – вновь произнёс я.

Так быстро я давно не искал отсутствующих в комнате. Рядом со столом сидел замполит Синюгин, который уже не излучал уверенности. Он-то чего молчит⁈

Среди присутствующих не было Кеши, не было юного Могилкина и не было ещё пары старших лейтенантов. Не смог я найти Хачатряна с Ибрагимовым. А ещё не было…

– Подполковник Тобольский, товарищ майор, – выдохнул один из лейтенантов, стоящих слева от меня.

– Олег? – тихо спросил я, глядя на Синюгина.

Замполит эскадрильи кивнул.

Хотел сматериться, посетовать на жизнь, начать проклинать стерву войну и костлявую смерть. Ком, сформировавшийся в горле, удалось проглотить не сразу.

Олег Игоревич, с которым мы вместе прошли за короткое время огромные испытания, теперь уже не прикроет меня. Человек с огромным иконостасом медалей, настоящий командир… много чего можно было о нём сказать.

Синюгин встал со стула и направился ко мне. Пока Феликс Владимирович шёл, несколько раз поправил усы. Как он сам говорил, он так себя успокаивает.

– Пойдём, расскажу как всё было, – тихо сказал Синюгин, доставая сигарету.

Я скинул сумку и поставил вещмешок с гостинцами рядом с аккуратно заправленной кроватью. Выйдя из модуля, Синюгин не сразу начал говорить. Да мне и самому было ещё не по себе. Фразы формировались с трудом.

– Присаживайся, Саныч. Всё расскажу, – пригласил меня в беседку Феликс Владимирович.

– Как это случилось? – спросил я, присаживаясь на лавку.

Синюгин подкурил сигарету, но рассказывать не торопился.

– Саныч, так просто не расскажешь. Обстановка в Сирии…

– Пока меня это мало интересует. Как погиб Тобольский?

Замполит прокашлялся.

– Одно звено Ми-24 от эскадрильи постоянно дежурило в Тифоре. Сообщения были противоречивые, но наше командование уже говорило об опасных тенденциях на юге. Боевики сильно засели в Дейр-Зоре. Там ещё и с Израиля какая-то поддержка пошла. Скорее всего американские, якобы инструкторы.

Вновь торчат уши известной мне частной военной компании. Похоже и правда все действия на севере были направлены на отвлечение внимания. Отсюда и быстрое решение конфликта с Турцией.

– Что дальше? – спросил я.

Со стороны модуля послышались шаги. Почти весь лётный состав шёл в направлении беседки, желая послушать наш разговор.

– Комэска выполнял на Ми-24 с ведомым разведку на подступах к Тифору. Всё спокойно и ничего необычного. Тут в соседнем районе завязались бои. Они уже шли там не первый день, но не интенсивные. А тут прям всё по-взрослому.

Лётчики подошли ближе, не желая упускать ни одной сказанной Синюгиным фразы.

– Короче, садыки начали отступать. Одно из подразделений уже было отрезано от основных сил. По ним уже начали и ствольной артиллерией работать, и реактивной. Уйти некуда. Ну и тут Олег…

– Полетел на прикрытие? – спросил я.

– Да. Боекомплект был, несколько минут лёту. Сирийцы бы пока своих дождались, все бы там полегли. Короче, Тобольский с ведомым зашли на цель. Отработали первый заход, второй, третий… Тут ракета Олега и достала. Как сказал ведомый, он попробовал уйти в сторону Тифора, но его и вторая ракета настигла. Так и рухнул на позиции боевиков.

Сидевший рядом со мной старший лейтенант решил добавить, но получилось у него говорить не сразу.

– Я ещё заход сделал, но там уже спасать было некого, да и у меня самого движок повредили. Попробовал, а вертолёт никак не хочет идти на пикирование. Тут нам приказали возвращаться. Я ж ведомый. Как уходить… – сказал парень.

Чувствовалось, что он испытывает вину.

– Приказы надо выполнять, дружище. На то они и приказы, – ответил я, хлопнув по-отечески старлея по колену.

Замполит продолжил рассказывать.

– Сирийцы из окружения вышли. Их авиация начала работать, но там боевики окопались добротно. Заняли все господствующие высоты. А главное – исторический город заминировали. Короче, теперь в Хмеймиме безопаснее всего. Як-44 отправили домой. Вроде он куда-то ещё теперь отправится. Все рейсы транспортников теперь идут через нас и Дамаск.

– Всё ясно. Батыров где живёт сейчас? – спросил я.

Мои сослуживцы переглянулись, а Синюгин расстроено помотал головой. Я попытался отогнать от себя мысль, что с Димоном тоже случилось недоброе.

– К нему лучше не ходи. Он не в состоянии сейчас говорить, – сказал Феликс.

– Со мной поговорит, – ответил я.

Парни показали, где живёт Димон, и я сразу направился к нему.

– Сан Саныч, за обстановку ты ещё до конца не дослушал, – остановил меня Синюгин.

– Давай, Владимирович. Глаголь.

– Ты должен знать, что вся наша возня на севере Сирии была липой. И сбитый Су-24, и осада Идлиба оказались просто отвлечением внимания. Жопа не в этих краях. Все проспали момент, когда 10 000 боевиков собралось в окрестностях Пальмиры, – махнул рукой Феликс.

От услышанного у меня слегка мурашки пробежали по коже. Древний город, колыбель цивилизации и… ближайшая крупная агломерация к нескольким месторождениям газа и нефти в руках мятежников. Хотя, пора бы уже их называть бандитами.

– Я понял. Будем работать. Вечером ещё поговорим.

Модуль Батырова был похож на полубочку, сравнимой с той, в которой жили наши командиры ещё в Афганистане. Крыша затянута маскировочной сетью, а перед входом деревянные ступеньки из бомботары.

Сама дверь открыта настежь. Как будто Димон решил помещение проветрить. Подойдя к ступенькам, я понял, что жилище уж точно нужно было проветрить. Стойкий запах перегара, кильки и сайры ощущался хорошо.

– Димо-о-о-хо-хо! – воскликнул я, войдя через открытую дверь полубочки.

Ногой я случайно зацепил пустую бутылку, которая упала и медленно закатилась под стол.

Димон лежал на кровати с открытым ртом и протяжно храпел. Да так противно, что даже мухи, летающие над консервными банками, так не напрягали. Не знаю, когда погиб Тобольский, но Батыров в запое уже пару-тройку дней точно.

– Димон, – громче сказал я.

– Не-а. Дверь закрой с той стороны. Я устал, – медленно проговорил Батыров.

То что Димон устал, было видно отчётливо. Он даже на кровати лежал не полностью. Голова и туловище на постели, а коленями он стоял на полу. Называется, не дошёл.

– Подъём. В порядок себя будешь приводить.

– Кто… что… Саша⁈ – начал брыкаться Батыров, но его хватило только на переворот головы на другой бок.

– Да, это я. Дима, подъём. Больше повторять не буду.

– Это… мне всё равно, что ты сейчас скажешь. На всё что ты скажешь, мне абсолютно по… оу! – воскликнул Димон, когда я стащил его с кровати.

Слушать его размазанную речь я не стал. Подняв с пола, быстро нагнул моего старого друга и сунул голову под кран умывальника.

– Да ты чего! Отставить макать подполковника! – возмущался Батыров, пытаясь вырваться, но я ему не давал шанса опомниться.

– Протрезвел? – спросил я.

– Конечно… тьфу-тьфу. Я же тебе сказал, что мне сейчас хреново.

– Значит, не протрезвел, – ответил я и вывел Димона из его жилья.

Он ещё брыкался, но уже свыкся с мыслью, что я с него не слезу. Особенно, пока рядом с его жилищем стояла полная бочка воды.

Для начала я осмотрелся, чтобы рядом никого не было. Всё же, не стоит подчинённым видеть заместителя командира полка в таком виде. Особенно, когда ему устраивают такую головомойку.

– А ну отпустил меня-я-йя! – взбодрился Батыров, когда я облил его из ведра.

Судя по всему, воду только набрали, поскольку она ещё не прогрелась на солнце. Но это и хорошо.

– Теперь что скажешь, «положительный пьяница»? – спросил я.

– Хорош. Больше не буду, – утёр лицо Батыров, снимая мокрую футболку и выжимая её.

– Вот-вот, – ответил я, поставив ведро рядом с бочкой.

– А почему «положительный»? – спросил Димон

– Где положили, там и лежишь. Пошли в дом. Разговаривать будем.

Димон быстро прибрался и привёл себя в порядок. Пока разговаривали, он даже побриться успел.

– Сирийцев предупреждали, что идёт концентрация сил. Не слушали, – объяснял Батыров, вытираясь полотенцем.

– Или не хотели слушать, – добавил я.

– Вполне возможно. Но это уже прерогатива высокого командования. Лично для меня сложно было осознать гибель Олега. Получается, я ж за него ходатайствал, чтоб он остался.

Перед моим отлётом в Союз Батыров мне сказал, что Олег Игоревич будет в Сирии, пока я не вернусь. Сам же Тобольский этому был рад.

– Выходит, если бы Мулин довёл дело с отправкой Олега домой до конца, он бы не погиб, – сел напротив меня Димон, опуская голову.

– Если бы, да кабы. В нашей работе «если» можно употреблять только в инструкции экипажу. И то в разделе «Особые случаи», – сказал я, встав со стула и подойдя к кровати.

Тобольский после моего отъезда жил этой самой бочке вместе с Батыровым. Димон аккуратно сложил все вещи Олега Игоревича и оставил их на его кровати. Всегда непросто осознавать, что твой сосед и боевой товарищ больше уже не придёт.

Ещё больнее гибель будут осознавать семьи погибших.

– Сань, мы ведь даже тела не можем их эвакуировать. Вертолёт упал на территории подконтрольной боевикам. Командование переговоры вести пока не собирается, а сирийцы продолжают медленно отходить к Тифору.

Естественно, что вдвоём мы с Батыровым вопрос с возвращением тел Тобольского и его лётчика-оператора не решим. Оставив Димона окончательно приходить в себя, я направился в штаб нашего смешанного полка.

На входе вновь «встретился» лицом к лицу с Олегом Игоревичем Тобольским. Его фотография и погибшего старлея были установлены на небольшом столике. Рядом некролог по каждому из них.

– Погиб при выполнении интернационального долга 14 декабря 1984 года, – тихо прочитал я последнее предложение в тексте про Тобольского.

Недалеко от меня послышались быстрые шаги. Повернув голову, я увидел спешащего ко мне ефрейтора в отглаженной форме и начищенных до блеска сапогах.

– Товарищ майор, здравия желаю, разрешите…

– Разрешаю, – не стал я дослушивать ефрейтора.

– Александр Александрович, вас уже час ждёт у себя командир полка. Я вас ходил искал в жилом городке, но не нашёл. Он там сильно ругается, – застеснялся боец.

– Ничего. Я ему всё объясню. Покажи, где его кабинет.

С ефрейтором мы направились к Бунтову. В штабе был образцовый порядок. Бетонный пол блестел и продолжал полироваться солдатами даже в эти минуты. Стены были увешаны стендами, вещающими о причинах нахождения контингента советских войск в Сирии.

Тут же и фотографии отличившихся военнослужащих, боевые листки и многое другое.

– Товарищ майор, а почему вашей нет фотографии? Я слышал, что вы лётчик от Бога?

– Ну не прямо уж от него. Что-то у меня получается лучше других, что-то как у всех. На отлично летают только птицы, товарищ ефрейтор, – подмигнул я парню.

Я отпустил ефрейтора, когда мы подошли к кабинету Бунтова. На его двери висела табличка, показывающая всем, что это кабинет Леонида Викторовича.

– Разрешите войти? – постучался я в дверь и приоткрыл её.

Бунтов как всегда был весь погружен в дела. На столе звонил внутренний телефон, в углу кипел чайник, а на окне громко вещал динамик прослушки стартового канала.

– Спасибо за управление! Скучной смены, – поблагодарил экипаж в эфире группу руководства полётами.

– Хорошего вам дня, – ответил ему РП.

В этот момент Бунтов взорвался, хватая тангенту громкоговорящей связи. Похоже, что себе командир полка поставил в кабинете прямую связь с Шохиным.

– Я же сказал, никаких лишних слов в радиообмене. Объяснительные пускай пишут и ко мне, – рявкнул Леонид Викторович, отбрасывая тангенту.

– Понял, – спокойно ответил на это руководитель полётами.

Выдохнув, Бунтов поднял на меня глаза и махнул, разрешая войти в кабинет. Внутри было прохладно. Сразу видно, что кондиционер БК-1500 хорошо справляется со своими обязанностями.

Но пыл Бунтова охлаждал он не очень хорошо.

– Сан Саныч, ты вовремя. Долго тебя ищу. Чего сразу не пришёл ко мне? – встал Леонид Викторович из-за стола и пожал мне руку.

– С личным составом сначала пообщался.

– Ага. Ну тогда за Олега Игоревича и его оператора знаешь. Хуже обстановки не придумаешь, – показал Бунтов на стул, приглашая меня сесть.

Командир полка налил мне и себе чай, прежде чем продолжил разговор.

– Знаю, что сейчас ты будешь мне говорить про тела погибших. Не до этого сейчас. У командования нет решения, что делать с Пальмирой. Там катастрофа назревает. В самом центре страны и такое проворонить! Сначала Дейр-Зор прое… проехать дали боевикам. А теперь ещё и Пальмиру.

– Увлеклись борьбой на севере? – спросил я.

– У меня ощущение, что военное руководство Сирии увлеклось только самой собой. Операции не проводят, поддержку запрашивают в самый последний момент. Кругом одни предатели сидят. Здесь за неделю до гибели нашего экипажа двоих сирийских солдат взяли за попытку диверсии. Чуть было бомбосклад не подорвали, – продолжил говорить Бунтов, отпивая чай.

После небольшого вступления, Леонид Викторович перешёл к текущим задачам.

– Итак, с этого момента ты – командир вертолётной эскадрильи смешанного авиационного полка. Пожалуй, больше чем твоё подразделение, никто не работает, – объявил мне Бунтов.

Это было для меня не такой уж неожиданностью. Теперь предстояло выяснить состояние дел в эскадрилье.

Глава 19

В кабинете командира полка продолжал вещать динамик прослушки стартового канала. Холодильник «ЗИЛ» тихо ворчал, а сам Бунтов уже вовсю раздавал указания по телефону.

– Парашют! Тормозной, козе в трещину, парашют! Как ты умудрился его потерять, Василий⁈ – возмущался в трубку Леонид Викторович.

Бунтов так надрывался, что его лицо было красным от напряжения. Пожалуй, лучше командира полка оставить одного.

– Разрешите идти? – спросил я у Бунтова, когда он повесил трубку и выдохнул.

– Давай, Саша. Надо работать. Олег Игоревич тебя уважал и высоко ценил.

– Его тоже все уважали. Вот только его тело не можем забрать. Это неприемлемо, Леонид Викторович, – добавил я.

– Знаю-знаю. Но не до этого сейчас. Вопрос буду решать на самом верху. И с командиром корпуса, и с командующим постараюсь поговорить. Ты мне давай с личным составом работу наладь. Они у тебя… необычные.

– Это ещё почему? – удивился я.

Ответ мне на этот вопрос Бунтов дал не сразу. Само собой я своих однополчан знал неплохо. Но оказалось, что у них есть скрытые резервы, готовые меня удивить.

– Ну, они-то сирийцев на место поставят, что те им потом не вовремя топливо подгоняют. Недавно в столовой начпрода заставили пробу с еды снимать. В жёсткой форме между прочим. Ну а про приглашение зайти в баню на день рождения старшего лейтенанта Могилкина я вообще молчу.

– Знаете, Леонид Викторович, пока не вижу диких проступков со стороны моих подчинённых, – ответил я.

– Да⁈ Ты знаешь, кого они пригласили в баню? Генерала армии Чагаева в то время, когда он к нам с проверкой прилетел. Неслыханно!

– По мне так вполне нормально, – улыбнулся я.

– Чего⁈

– Разберёмся, товарищ подполковник, – быстро ответил я и пошёл к двери.

Однако, слишком сильно меня интересовало продолжение истории с Чагаевым.

– Леонид Викторович, а в истории с баней и Василием Трофимовичем что дальше было?

– Ничего. В том смысле, что ничего хорошего. Теперь всей базой строим баню. Новую и красивую! – возмутился Бунтов.

На следующий день я ознакомился со всем происходящим в подразделении. Какие дела творились в других подразделениях, мне было не особо интересно. Там у ребят свои командиры.

Сначала обход нашей техники, которой в Хмеймиме поубавилось в последнее время. Многие вертолёты были раскиданы по другим аэродромам. Об этом мне с первых минут доложил заместитель по инженерно-авиационной службе майор Гвоздев Евгений Михайлович.

– Звено Ми-24 и пара Ми-8 в Хаме сидит. Там старший Хачатрян. Сразу говорю, что забрали самые непроблемные борта. Олег Игоревич сопротивлялся, но не вышло отстоять. Приказ из самого корпуса пришёл.

На стоянке в это время было несколько Ми-8, на каждом из которых техники вели работы. Капоты двигателей были открыты, а в грузовых кабинах кто-то постоянно копошился.

Я заметил пару «восьмёрок», которые были не такие, как все. Судя по внешнему виду и двум сдвижным дверям, это одни из немногих бортов модификации МТВ-3. Только именно этих бортов я в Торске не помню.

– Недавно прислали. Пара новых Ми-8, но летать на них не дают, – объяснил Гвоздев.

Тут из грузовой кабины нового вертолёта послышался суровый мужской голос.

– Это вам не печеньки жрать. Растолстели, понимаешь, на местном пайке. Уже и в хвостовую балку не залезете.

Голос этого человека мне был хорошо знаком.

– Так там узко слишком, – расстроено говорил бортовой техник, спрыгнувший на бетонку и выпрямившийся при виде меня. – Здравия желаю!

– Без гимнастики, – махнул я и пожал парню руку.

Следом за ним появился и мой старый знакомый.

– Вот так вот! Сан Саныч, здравия желаю, – улыбнулся Карим Уланов, выглянувший из грузовой кабины и поспешивший спуститься вниз.

Бортовой техник, с которым мы летали ещё в 1980 году в Афганистане и служили в Соколовке, внешне слегка изменился.

– Старший лейтенант Уланов, старший бортовой техник…

– Да будет тебе, Сабитыч! Рад снова видеть, – подошёл я к Уланову и обнял его по-дружески.

Такие передряги, в которые мы с ним и Батыровым попадали, просто так не забываются. Чего стоит наш бой с духами после того, как нас сбили над базой душманов Нави-Сафа.

– Ты уже старший лейтенант?

Карим Сабитович постарел. На лице морщин стало больше, а волосы уже порядком поседели.

– Привыкаю, командир. Мышление пока прапорщика осталось, – улыбнулся Карим.

– Настоящего советского прапорщика. Как сам? – спросил я.

За две минуты Сагитович рассказал о том, что с ним приключилось за прошедшие 4 года. Из Соколовки его перевели служить на Чкаловскую. Там он получил и лейтенанта, и старлея, и новый вертолёт в пользование.

– К нам в полк пришли 4 такие машины. Теперь две из них направлены сюда. На пробу, так сказать, – похлопал Карим по фюзеляжу Ми-8.

Модификация вертолёта МТВ-3 в этой реальности от обычной МТшки много чем отличается. Это и метеолокатор на борту, и виброгасители на втулке несущего винта, и лебёдка для подъёма грузов улучшенная. Даже хвостовой аварийный люк имеет ручку с внешней стороны.

– Видал такую штуку? Хотя, кому я говорю. У вас в Торске и не такое есть, верно? – показал мне Карим на приспособление рядом со сдвижной дверью на левом борту.

– Система лебёдочная грузовая или СЛГ-300, как я понимаю. Где мы её только использовать будем, – ответил я, осматривая бортовую стрелу.

– Надеюсь, не пригодится. Можем спецназовцев потренировать над морем, – предложил майор Гвоздев.

– Как вариант, Михалыч, – ответил я.

Карима я оставил на борту вертолёта, но обещал поговорить чуть позже. Пока что нужно закончить осмотр эскадрильского хозяйства. На очереди были Ми-24 и Ми-28.

Стоянку дежурной пары Ми-24, которые прикрывали самолёты на посадке, вынесли ближе к полосе. Место дежурства экипажа ПСО было рядом.

– Комэска… ну Олег Игоревич сказал сделать именно так, – показал мне Гвоздев место положение поисково-спасательного Ми-8.

Он тихо и мирно стоял на металлических плитах К-1Д. Рядом с ним машина АПА для запуска на отдельной площадке.

– Домик нормально оборудован? – указал я на строение из бомботары, в котором находились дежурные экипажи.

– Отдельного модуля не выделили. Да и ребята там уже сами всё себе оборудовали, – ответил Гвоздев.

– Это хорошо.

С Евгением Михайловичем разговор мы закончили. Далее нужно было разобраться с помещениями в штабе полка.

Отдельное здание для эскадрильи, как это у меня было в Шахджое, нам не было положено. Вместо этого в штабе полка имелось два кабинета. По задумке Бунтова, в одном должны были сидеть комэска, его заместитель и начальник штаба эскадрильи, а в другом все остальные лётчики.

Оценив размеры второго помещения, я пришёл к выводу, что в нём можно разместить не больше 6 человек. А в кабинете комэска было ещё меньше места.

«Экскурсию» по этим местам мне проводил начальник штаба эскадрильи – капитан Бухотин Виктор Петрович.

– Сан Саныч, мы тут в основном документооборотом занимаемся. Печатная машинка, штатный писарь эскадрильи, лётные книжки, журналы проверки журналов… как-то так, – показывал своё рабочее место капитан.

В кабинете стоял один большой сейф, мягкий диван-книжка и два высоких шкафа, закрывающих чайный уголок. Стоял на ногах и рядовой, который выполнял функции делопроизводителя у Бухотина.

– Как звать? – спросил я у рядового.

– Рядовой Волков, товарищ майор, – громко сказал молодой человек.

– Вижу, что рядовой. Как зовут – имя и отчество?

– Паша… эм… Павел Николаевич, товарищ майор, – ответил паренёк, который немного растерялся, когда я протянул ему руку.

– Вот это другое дело, Павел Николаевич. Продолжай заниматься. А мы с начальником штаба будем разбираться с документацией, – сказал я, снимая с себя куртку лётного комбинезона.

– Да, конечно. Всё подготовил, приготовил, сложил, – показал Бухотин несколько папок на свободном столе. – Тут… Олег Игоревич здесь сидел. Редко, правда.

– Понял, – ответил я.

Повесив куртку на вешалку, я сел на место Тобольского.

Пока мне тоже не по себе, что приходится вот так занимать место Олега. Тем более что их с оператором тела ещё не забрали. Но нужно работать дальше.

– Предлагаю вам начать с штатно-должностной книги. Хоть вы и знаете подавляющее число личного состава, но…

– Нет-нет, Виктор Петрович. Я предлагаю нам всем начать с кружки чая. Иначе дело у нас не пойдёт, – перебил я Бухотина.

Такой подход мне больше по душе. С делами нужно разбираться спокойно, без нервов, иногда разгружая себя приятным горячим напитком.

Чай у Бухотина был местного производства. Вкус приятный, насыщенный, без лишних примесей и запахов.

Пока я просматривал документы, в углу тихо работал телевизор, передавая последние новости в эфире сирийского Первого канала.

– При атаке на позиции сирийских войск, мятежники использовали нагруженные взрывчаткой автомобили для прорыва обороны. Есть информация о минировании исторических памятников на территории древней Пальмиры. В самом городе Тадмор идут бои.

Репортаж дополнялся видео с базы в Тифоре, а также интервью с командиром сирийской 9 танковой бригады Хасаном Туркмани. Если идёт концентрация сирийских войск в районе Эт-Тияс, то скоро может начаться операция по освобождению Пальмиры.

В моей прошлой жизни мне уже доводилось видеть древний город с высоты. Конечно, он тогда подвергся разрушениям и дважды переходил в руки террористов. Но впоследствии был освобождён и разминирован.

– Сан Саныч, как думаете, нас туда перекинут? – спросил у меня Бухотин, указывая на экран телевизора «Электрон».

– Не исключено, Петрович.

В этот момент в дверь постучались, и вошёл «секретарь» Бунтова, который меня вчера сопроводил к командиру полка.

– Товарищ майор, разрешите…

– Что, опять командир полка целый час ищет? – улыбнулся я.

– Никак нет. Сорок минут уже найти не может.

– Мда, а я тут сижу, – ответил я и вышел вслед за ефрейтором.

В кабинете у Бунтова было, на удивление, тихо. Но сам Леонид Викторович нервно курил рядом с открытым окном.

– Заходи, Сан Саныч, и дверь посильнее закрой, – проговорил Бунтов, не поворачиваясь ко мне.

Я закрыл дверь и остановился рядом со столом. Леонид Викторович по-прежнему стоял ко мне спиной, упираясь руками в бока и расставив широко ноги.

– Я тебе вчера, что сказал сделать? Работу наладить с личным составом, а ты что⁈ – возмутился Бунтов, поворачиваясь ко мне.

Леонид Викторович крепко закусил зубами фильтр сигареты, подняв голову вверх. Позу он не менял. Ему бы ещё фуражку на голову, солнцезащитные очки и трубку. Будет каноничный американский генерал.

– Что?

– Ты ничего не сделал.

– А что я должен был сделать за… 15 часов? – посмотрел я на часы.

Судя по взмокшей футболке Бунтова, произошло что-то очень серьёзное. Либо он так думает и накручивает себя.

– Хоть что-нибудь, но должен был сделать. Вот… что ты сделал? – продолжил Леонид Викторович задавать мне странные вопросы.

Надо уже прекращать эту бессмысленную викторину. Наверняка кто-то залетел. В случае, Боже упаси гибели, разговор проходил бы в ином тоне.

– Товарищ подполковник, что случилось? Давайте вы не будете ходить вокруг да около.

– Давай. Твой капитан Петров сейчас где?

– На базе Хама, – ответил я.

– Вот-вот! Мне только что звонили из Дамаска. И знаешь что? Видишь, какое у меня красное ухо⁈

Правая ушная раковина Бунтова и правда была похожа на дольку помидора. Но как же он долго любит свои прелюдии. Не может напрямую сказать, что ли⁈

– Товарищ подполковник, если вы волнуетесь, что произошло что-то плохое, то не переживайте – всё могло быть гораздо хуже, – ответил я.

Тут Бунтов начал заикаться. Я быстро взял графин с водой у него на столе и налил командиру полка воды. Леонид Викторович залпом выпил и продолжил.

– Отличный штурман, герой войны и заслуженный человек теперь ещё и великовозрастной придурок. Нанёс непоправимый вред своему здоровью и здоровью подполковника Сирийской Армии во время драки, – вытащил сигарету Бунтов и затушил её в пепельнице.

Кеша может накосячить, но явно не со зла.

– Леонид Викторович, я конечно извиняюсь, но капитан Петров, во-первых, не придурок, а во-вторых, просто так в драку вступать не будет.

Бунтов подошёл ко мне ближе, вытирая лоб от пота тыльной стороной ладони.

– Пускай так. Через полтора часа летишь на базу в Хама. С тобой летит представитель сирийского командования и наш… представитель. И оба они не с добрыми намерениями. Мне за них сам командующий звонил.

– Есть, лететь в Хама. А откуда нам известны их намерения? – уточнил я.

Бунтов прорычал, показывая мне на дверь. Дальше его «драконить» я не стал. Теперь же предстояло собираться в Хама. Как раз есть повод опробовать и новый вертолёт Карима Уланова.

В течение часа провели подготовку. Вертолёт проверили, двигатели опробовали и стали ждать появления важных пассажиров. Оказалось, что они только едут из Тартуса на машинах.

Рядом с вертолётом также был и Дима Батыров, который должен был встретить гостей.

– Кто такие, не в курсе? – спросил я у Димона, который продолжал мерить шагами бетонку рядом с Ми-8.

– Не знаю. Бунтов мне толком не объяснил. Только сказал, что они запросили быструю доставку в Хама. Похоже, Иннокентий Джонридович залетел по-крупному, – ответил Батыров.

– Не спешите с выводами, Дмитрий Сергеевич. Он никого не убил. Надо ещё разобраться, что там за сирийский подполковник, – сказал я, присаживаясь на стремянку.

Батыров покачал головой и остановил взгляд на приближающихся машинах. По стоянке быстро ехали четыре японских внедорожника в сопровождении командирского УАЗа. У меня была мысль, что в Хама нужно будет доставить кого-нибудь для расследования инцидента. Возможно, это кто-то из командования нашего контингента или посольства.

Когда двери машин открылись, я понял, что все мои догадки были неверными. Батыров встретил делегацию и проводил к вертолёту. Я встал и приготовился поприветствовать моих пассажиров.

Первым руку протянул смуглый сириец в белой рубашке и светло-серых штанах.

– Искандер, моё имя Махмуд Айюб. Нам с вами предстоит работать в Хама, – улыбнулся сириец.

– Приветствую. Мы готовы, – сказал я, поворачиваясь к коллеге Айюба.

– А моё имя вам известно, Александр Александрович, – пожал мне руку парень в очках и с бородой.

– Давно не виделись, – ответил я Виталию Казанову.