Текст книги "Сирийский рубеж 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Дорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 20

В моей новой жизни события слишком часто меняются. Поэтому и наша последняя встреча с Казановым, хоть и была всего полгода назад, имеет статус «давней».

– Александр, судя по вашему выражению лица, вы мне не особо рады, – улыбнулся Виталий Иванович, поправляя очки.

– Ну уж извините, что не с цыганами и медведем вас встречаю. У вас такой род деятельности, что вам не всегда и везде рады.

– Вынужден с вами согласиться, – сказал Казанов и отвёл меня в сторону.

Сириец Айюб в это время подошёл к Уланову и поздоровался. Что-то начал у него расспрашивать, но меня от их беседы отвлёк Виталий.

– У нас с вами немного времени, так что говорим быстро и не отвлекаемся. Может что-то хотите спросить? – уточнил у меня Казанов, сняв очки и убрав их в нагрудный карман рубашки.

– Что происходит? Вас обычно по всякой ерунде не вызывают.

– В Сирии всё пошло через одно большое и мягкое место. Дома смотрят на это уже не так оптимистично. Все надеялись, что будет легче, чем в Афгане и правительственные войска быстро наведут порядок. Но уровень коррупции и предательства превысил все мыслимые и немыслимые объёмы. Нам с вами нужно будет отвоевать Пальмиру. Желательно дипломатически. Как раз таки я и господин Айюб летим в Хама для подготовки встречи. Посему, не будем задерживаться.

Тут уж Казанов понимает ситуацию лучше, чем кто-либо.

– Хорошо, но у меня тоже есть одно дело в Хама. Догадываетесь, о чём я?

– Естественно. Иннокентий Джонридович отправил в глухой нокаут заслуженного сирийского военачальника. Вместе разберёмся, – ответил мне Казанов, пройдя мимо меня.

Сделав пару шагов, он остановился и повернулся ко мне.

– Как вы в таких случаях говорите? Своих не бросаем, верно? – улыбнулся Казанов.

– Так точно, Виталий Иванович.

– Хороший девиз. Не бросим, Саш.

Карим ждал моей команды на подготовку к запуску. Он стоял вместе с лётчиком-штурманом рядом с машиной АПА. Когда Виталий забрался в грузовую кабину, я подошёл к своему экипажу, чтобы дать указания.

– Командир, так кто это? – спросил мой правак.

На этот вылет я решил взять с собой того самого Петю Могилкина. Парень толковый, но опыта не особо много. Так что будет набираться.

– Петруччо, это твои пассажиры на сегодня.

– Так эт понятно. Просто, нужно знать кого перевозим, – заинтересовался Могилкин.

Карим улыбнулся, а я думал, как бы не сильно обидеть парня.

– Брат, будешь много знать – скоро состаришься, – ответил за меня Уланов.

Петьку я посадил на место командира экипажа. Решил со стороны посмотреть, как он летает.

– Запуск АИ-9, – скомандовал Могилкин.

– Понял, – ответил Карим и привстал со своего места.

Он поднял вверх кулак, показывая технику на стоянке через остекление кабины, что сейчас будет запуск вспомогательной силовой установки.

Через несколько минут были запущены двигатели, и Могилкин приготовился запрашивать взлёт.

– Артек, 501-й, вырулить для взлёта.

– 501-й, подруливайте к полосе. Взлётный 358°, – ответил Петру руководитель полётами.

Могилкин посмотрел по сторонам и растормозил колёса. Через несколько минут мы уже вырулили на полосу и приготовились к взлёту. Разрешение от РП было получено.

– Контрольное висение, – произнёс Петя в эфир и начал медленно отрывать вертолёт от бетонной поверхности.

Я аккуратно держался за органы управления. Хотя, больше изображал, что держусь. Лезть в управление я не собирался.

Ми-8 взмыл вверх и Могилкин выполнил разворот, проверяя вертолёт на висении.

– Контрольное норма. Взлетаем, – доложил Могилкин.

Петя медленно отклонил вперёд ручку управления, поддерживая при этом вертолёт рычагом шаг-газ. Чувствую, что он начал соразмерно отклонять правую педаль. Нос вертолёта слегка опустился, и мы начали разгон. Пока всё плавно и чётко.

Несущий винт зашумел сильнее. Вертолёт слегка просел, а потом снова ускорился. Тот самый переход с осевой на косую обдувку лопастей несущего винта пройден. Даже с виброгасителями этот переход ощущается.

– Скорость 120… 140. По маршруту пойдём на 180, – сказал Могилкин по внутренней связи.

– Да, так и пойдём. Высота?

– 150.

– Понял, – ответил я, совсем убирая руки от органов управления, а правую ногу с педали.

Пожалуй, за взлёт оценку «отлично» поставить Петьке можно.

Сам полёт прошёл спокойно. На посадке всё было ровно, без болтанок и задержек при определении нам места стоянки.

Подрулили мы как раз к месту базирования советской техники. Группа машин Ми-24 и Ми-8 стояла недалеко от стоянок сирийских вертолётов. Они были зачехлённые и под охраной солдат Правительственных сил.

Здесь же в ожидании нашей остановки столпилось много человек. Основная часть, судя по всему, представители командования местной базы. Но рядом с ними сгруппировались и мои подчинённые. Издалека можно было узнать и Хачатряна, и Ибрагимова, и друга Кешу.

Когда мы зарулили, к вертолёту уже побежали несколько человек встречать наших пассажиров. Карим встал со своего места, чтобы пойти открыть сдвижную дверь. Казанов перед выходом заглянул в кабину и пожал каждому руку.

– Александр, далеко не уходите. Будет разговор.

Я утвердительно кивнул, и Виталий вылез из вертолёта. Уже после выключения, Могилкин решился обратиться ко мне.

– Сан Саныч, разрешите получить замечания? – спросил Петя после остановки несущего винта.

– Нормально всё. Только мы не на проверке техники пилотирования. Поэтому оценки не будет, – ответил я, поднимаясь с кресла.

– Ну а в целом? – продолжил допытывать меня Могилкин.

– В целом, нормально всё. Пошли на воздух.

– Товарищ командир, но всё-таки. А то я ж от волнения спать не смогу.

– Ну это ты зря. Будь спокоен, как абориген под пальмой. Я же сказал – нормально всё.

Хвалить его не стоит, чтобы парень не зазнавался. Как и не стоит принижать его успехи. А они есть.

Когда я спустился на бетонную поверхность стоянки, ко мне уже шла целая бригада моих подчинённых.

– Садыки куда-то готовятся, – показал Карим на один из Ми-8 с эмблемой сирийских ВВС.

Этот вертолёт приводили в порядок весьма тщательно. Бортовой техник протирал остекление кабины, а остальной инженерный состав оттирал нагар от выхлопных газов двигателей.

Погода в Хама в это время года не такая тёплая, как в Хмеймиме. Солнце греет не столь сильно, а на термометре комфортные +15°. В пору и шевретовую куртку надеть.

Уходящие от нас Казанов и Айюб так и сделали, надев сверху тонкие куртки.

Через минуту ко мне подошли и мои подчинённые. Хачатрян со своим лучшим другом Ибрагимовым, два представителя инженерно-технического состава и главный «виновник торжества».

Иннокентий Джонридович Петров выглядел счастливым, но чересчур заплывшим. Такое ощущение, что его пчёлы покусали. Поднабрал Кеша несколько килограмм как минимум. А ещё обзавёлся интересным «аксессуаром» на правой руке в виде перебинтованного пальца.

Причём среднего пальца. Другую фалангу ну никак на руке Кеша повредить не мог.

– Товарищ командир, старший передовой группы…

– Да ладно, Рубен. Как оно? – остановил я доклад Хачатряна, пожимая ему руку.

– В целом, хорошо. Работы особо нет. Облёт окрестностей делаем. Наши самолёты на посадке прикрываем. Иногда представителей командования контингента перевозим по точкам.

– Текучка, короче. Как у остальных? – спросил я, поздоровавшись с другими ребятами.

В ответ услышал хоровое исполнение слов «нормально» и «пойдёт». А вот от Петрова пока не было и звука.

– Рубен и Кеша останьтесь. Остальные свободны, – сказал я.

Когда нас оставили втроём, мне протянули… рапорт. И это было единственное слово, которое я смог разобрать. Видимо, рапорт писал Иннокентий, левой рукой и из-под ноги.

– Саныч, я ж не хотел. А он так и нарывался. Но я всё равно не хотел. Но он нарвался и прямо мне на кулак. Как будто сам просил. У него ещё рожа, так и просила кирпича. Но кирпича не было, поэтому я его кулаком. Отсюда и вывих. Вот так всё и было, – объяснил Кеша.

– Угу. Достойное объяснение, – ответил я, пытаясь разобраться в каракулях моего друга.

– Командир, в рапорте я всё изложил. Век воли не видать! Не хотел. Так вышло.

Пока что я увидел, что Кеша получил травму на производстве. Сам текст рапорта был страшным сном учителя русского языка.

– Да ты не талант. Ты – гений, Иннокентий. Я вот из твоего текста ничего не понял. Ты что-нибудь понял, Рубен? – протянул я ему рапорт Петрова.

– Тут… хм, доходчиво написано, – не сдержал улыбки Хачатрян.

Это было бы смешно, если б не было так печально.

– Ты, брат, русский язык учил? Что у тебя было по нему в школе? – спросил я у Кеши.

– Всегда пятёрка.

У меня чуть глаза не вывалились из глазниц.

– Я думаю, тебя слегка переоценили, Кеш. Как зовут твою учительницу?

– В смысле? – переспросил Петров.

– Блин, ну как ты обращался к своей учительнице по русскому языку?

– Ну… в школе Виктория Викторовна, а дома – мама.

Тут Хачатрян чуть не упал со смеху. А я вот был готов провалиться под бетонку, на которой мы стояли.

– Быстро рассказывай, как всё было. А то маме письмо отправлю, чтоб на твой почерк полюбовалась, – повторил я.

В целом ситуация была вполне ожидаемой. Если верить словам Кеши, а я им верю, просто так бы он не ударил сирийского подполковника. Он, к слову, оказался командиром авиационной базы в Хама.

Оказалось, что данный товарищ запретил заправку топливом наших вертолётов, пока не будут оформлены правильно документы и у него не будет какого-то там распоряжения. Наверное, от самого Хафеза Асада ждал бумагу.

– Нам на вылет нужно было. Блокпост сирийские мятежники атаковали. Местные вертушки разлетелись, и нам добро дали на вылет и поддержку. А он такой важный идёт! Фон барон! Из столовой вышел после обеда вразвалочку с зубочисткой, – возмущался Петров, размахивая повреждённым пальцем.

– По морде зачем бить? – спросил я.

Здесь возникла немая пауза. Хачатрян отвернул голову, а Кеша не сразу начал говорить. Кажется, что-то сильно его зацепило.

– Ему Кеша-джан говорит, что там солдаты умирают. Лететь надо, – начал Рубен и замолчал.

– А он что?

– Этот боров и говорит: ' – да ерунда, солдат для того и нужен, чтобы умирать с улыбкой'. Ну я ему пару раз в «бубен» и зарядил, – ответил Кеша.

Я выдохнул и аккуратно сложил в несколько раз рапорт Иннокентия.

– Жаль, что всего два раза зарядил, – добавил я и отдал сложенный листок Кеше.

Спустя полчаса я уже стоял в кабинете представителя советского командования на этом аэродроме. За обшарпанным столом сидел худой подполковник, сверлящий меня огненным взглядом.

– Как вы воспитываете своих подчинённых, товарищ майор? Что это за рукоприкладство? Как шпана какая-то. Разве нельзя было решить дело мирным путём? – разводил руками товарищ подполковник.

– Видимо, нет. Я спрошу прямо, как же так вышло, что вертолёты не заправляются как надо и когда необходимо?

Худой подполковник встал и направился ко мне.

– Вы на что намекаете, Клюковкин? На саботаж и беспечность с моей стороны? За словами следите, майор.

– Слежу, товарищ подполковник. Но когда дело касается выполнения поставленной задачи нашей Родиной, предпочитаю говорить прямо. Вам процитировать слова командира базы Хама?

Подполковник фыркнул и направился к рычащему холодильнику. Пару раз хлопнув по нему, он заставил бытовую технику «замолчать».

– Рукоприкладство неприемлемо. Но… в целом… я с Петровым согласен. За такой саботаж, который происходит здесь в Хама, стоило бы врезать этому подполковнику давно.

– Что с топливом? Может следует доложить ещё выше? Со мной прибыл весьма серьёзный человек из сирийского военного ведомства, который может донести на самый верх.

Подполковник посмотрел на меня и покачал головой.

– Не стоит. Сейчас мы с вами пойдём к господину Абдул Аяду. Будем разговаривать напрямую.

– О чём?

– Про топливо и его лицо. Капитан Петров «отоварил» Аяда весьма солидно.

Но в кабинете командира базы Хама не оказалось. Как сообщил его адъютант, господин подполковник убыл к вертолёту. Его срочно вызвали в Дамаск.

Я решил вернуться на стоянку, поскольку Казанов может в любой момент объявиться. А ещё может сказать лететь дальше. Я уже приближался к вертолёту, когда подъехали несколько автомобилей к сирийскому Ми-8, который так тщательно готовили к вылету.

Из головной машины вышел крупного телосложения сирийский офицер. На голове у него была фуражка, а сам он шёл так, будто по красной дорожке идёт за наградой. Правда лицо у него было разбито.

Похоже, что это тот самый подполковник, которого огрел Кеша. Пока сирийский вертолёт выруливал на полосу, к нам подъехал и Казанов с коллегой Айюбом.

– Провожаете? – спросил у меня Виталий, заметив, как я смотрю вслед вертолёту с командиром базы Хама.

– Вдруг он передумает улетать. Мы с ним так и не поговорили.

– Не стоит. Он всё понял и сейчас летит приносить свои извинения, – заметил меня Айюб.

– То есть как?

– Махинации с топливом были не только в вашем отношении. По господину Абдул Аяду давно плачет тюрьма, – подмигнул Казанов и закурил сигарету.

Что ж, вся ситуация решилась и без моего непосредственного участия.

– А теперь мы с вами поработаем, Саша, – выпустил дым Виталик.

– Вроде мы должны были поговорить.

– Поговорим, но не здесь и не сейчас. Нам нужно в Пальмиру. У меня встреча с главой мятежников.

Глава 21

С Виталием Казановым скучно никогда не бывает. У него постоянно какие-то уж очень интересные задания для меня возникают. Одно смертельнее другого.

– Да, я хочу предупредить, нам дали не стопроцентные гарантии сохранения жизни, – добавил Виталик.

– Уточните, «нам» или «вам» не дали? – спросил я.

– Боюсь, что «нам».

– А когда эти самые гарантии «нам» кто-нибудь давал? – махнул я рукой и пошёл к вертолёту.

Казанов с места не сдвинулся. Такое чувство, что он что-то недоговорил. Пришлось вернуться к Виталию.

– Хорошо, что вы решили дослушать. Глава мятежников – человек сложный. Нам предстоит много работы.

– Уточните, «нам» или «вам»?

– В этот раз мне. Командует войсками оппозиции в Пальмире весьма образованный человек. Он не страдает фанатизмом, но имеет финансовую зависимость от иностранных «спонсоров». Как командир отличается невероятной харизмой и хитростью, но держит слово. Непримирим к власти в Дамаске, но к советским военным относится положительно. И… очень близко знает вас.

– Виталий, если честно, количество моих близких в Сирии стремиться к нулевому значению.

– А сын президента Басиль Асад?

– Хороший знакомый. Мы с ним даже за столом ни разу не сидели.

– Хм, а бывший подполковник Сирийских ВВС Рафик Малик?

– Я ему чуть не врезал однажды. Думаю, он бы не сильно был рад меня видеть. К чему вы клоните?

– Ни к чему, Александр. Но я знаю, что у вас кое-какие требования есть к мятежникам.

Не знаю в каком звании Казанов, но к нему можно прибавить слово «очевидность».

– Тела подполковника Тобольского и его лётчика-оператора. Нам нужно вернуть их и отправить на Родину, – ответил я.

– И что вы можете предложить командиру мятежников взамен? На Востоке любят торговаться, – сказал Виталий.

– А ещё на Востоке уважают силу. Можете передать этому мятежному генералу, или в каком он там звании…

– Был капитан, – перебил меня Казанов.

– Неважно. Если не вернёт тела наших товарищей, мы их в Пальмире похороним вместе с ними. Жалеть НАРы и ПТУРы мои лётчики не будут.

– Исчерпывающе. Теперь можем лететь.

Мы быстро загрузились в вертолёт. Прежде чем запускаться, я проверил ещё раз своё снаряжение. Автомат висел на боку, запасные магазины в наличии, аварийный запас в жилете в полном объёме.

Пока Карим начинал запускать вспомогательную силовую установку, я заметил волнение со стороны Могилкина.

– Сан Саныч, а мы без прикрытия туда летим? Всё же, территория противника.

– Если бы мы полетели с прикрытием, то это уже не переговоры, Петруччо, – ответил я, закрепляя «фишку» радиосвязи.

В кабину заглянул Махмуд Айюб и показал на карте точку, где мы должны сесть. Местность была мне знакомая ещё по прошлой жизни.

– Пустыня Эд-Даув? – спросил я, наблюдая куда указал Айюб.

– Именно. Нужно сесть как можно ближе к северному склону гор Джебель-Неейсер, – объяснил сириец, перекрикивая гул запустившихся двигателей.

Место надёжное как для нас, так и для мятежников. С одной стороны, пространство открытое и всех будет видно даже на возвышенности. А с другой, горы закрывают вид на город, и мы не сможем оценить расположение войск оппозиции.

– Хама-старт, 302-й, к взлёту готов, – запросил я у руководителя полётами на аэродроме, предварительно вырулив на магистральную рулёжку.

– 302-й, взлетайте, ветер 180 до 5 метров.

Я медленно поднял рычаг шаг-газ, отклоняя при этом правую педаль. Пара секунд и вертолёт оторвался от бетонной поверхности. Ручку управления отклонил от себя, начиная разгон вдоль земли.

Стрелка на указателе скорости слегка задрожала, продолжая медленно бежать от значения к значению.

– Скорость 200, высота 150, верно? – уточнил я у Могилкина.

– Подтвердил. Следуем на Тифор, а дальше отворачиваем на запад. Как сказал господин Айюб, на установленном рубеже нужно будет выполнить отстрел тепловых ловушек. Три серии по две с каждого борта.

– Условный сигнал?

– Да. Только… я рубеж не записал, – пожал плечами Пётр.

– У тебя ещё есть время, – ответил я, снимая нагрузку с ручки управления кнопкой триммера.

Через полчаса мы уже были рядом с базой Тифор и взяли курс на Пальмиру. С маршрутом решили не мудрить и решили лететь вдоль дороги между городами.

– Тут как-то всё не по-сирийски, – сказал по внутренней связи Могилкин, обращая внимание на меняющуюся природу.

– Пальмира – словно другой мир, Петруччо, – ответил я, снизившись над шоссе.

В какой-то момент кустарниковые деревья и трава исчезли. Дорогу обхватила пустыня. И без того редкие населённые пункты не появлялись совсем. На смену им пришли блокпосты.

После станции перекачки в районе авиабазы Тифор замелькали оборудованные позиции правительственных войск. Обсыпанные земляными валами, они располагались близко к дороге. При этом трассу и пустыню контролировали. Чем ближе к Пальмире, тем чаще попадаются под нами сгоревшие остовы машин и разбитая бронетехника.

– Техники много побили. Как сирийцы город отвоёвывать собираются? – спросил Карим, когда мы выполнили отворот от колонны машин, следовавшей под флагом Сирии в сторону Тифора.

Над головным бронетранспортёром развивался красно-бело-чёрный флаг с двумя зелёными звёздами.

Периодически попадались и отдельные пикапы иранского и японского производства, в кузове которых стоял пулемётчик.

– Это тот самый треугольник Пальмиры? – указал Сабитович на развилку перед въездом в город.

– Точно так. Кто держит Пальмиру, у того ключ к входу в пустыню, – ответил я, начиная отворачивать влево.

Как раз сейчас нам нужно было подать условный сигнал.

– Отстрел, – скомандовал я, и Могилкин начал работать с панелью автомата отстрела АСО-2В.

Тут же я для себя решил отметить красивый вид Пальмиры на закате. «Невеста пустыни», как её ещё называют, окружена естественными преградами в виде гор на севере, западе и юго-западе. На восточной и южной окраине простираются сухие равнины и вулканического происхождения базальтовые пустыни. Вся пустыня в окрестностях Пальмиры будто окрасилась в красный цвет, настолько сочным выглядит земная поверхность в лучах заходящего солнца.

– Мне это строение что-то напоминает, – сказал Могилкин, указывая на монументальные триумфальные ворота при въезде в исторический город.

– Обложка учебника «История Древнего мира» за 5 класс, – ответил я.

– Точно! – обрадовался Петя.

Огромная двадцати метровая арка опирается на двойные колонны, две небольшие арки по краям вели в боковые крытые улицы. Улица Больших колоннад пересекала город из конца в конец. Во всю её длину тянулись четыре ряда колонн. Такие колоннады были типичным украшением римских городов.

Можно вечно любоваться красотой древнего города, но у нас есть работа. Облетев северный склон ближайшего горного хребта Джебель-Неейсер, я начал подбирать площадку в пустыне. Каменистый склон сейчас по правому борту, и на нём уже видны позиции мятежников.

Небольшие опорники с установленными крупнокалиберными пулемётами распределены по всей площади вытянутого хребта. Инстинктивно хочется сейчас сманеврировать и уйти от огня, но всё тихо.

– Не огрызаются, – сказал Карим, когда мы пролетели точно над небольшой позицией боевиков со стоящим рядом белым пикапом.

– Соблюдают договорённости, – добавил я, высматривая место для посадки. – Площадку наблюдаю.

Ручку управления начал отклонять на себя, чтобы начать торможение. Подходящее место для посадки было слева от нас. Быстро выполнили разворот и вот мы уже на предпосадочной прямой.

Вертолёт слегка затрясло на снижении. Скорость начала падать, а земля уже близко. Воздушный поток от винтов поднял столбы пыли и камней.

– Высота 30… 20… 10. Касание! – выполнил отсчёт Карим до приземления.

Только вертолёт коснулся земли, Сабитович потянулся к тумблерам, чтобы подготовиться к выключению.

– Не торопись. Посмотрим, что дальше, – ответил я.

Пыль слегка рассеилась, и перед нами появилась большая колонна техники под неизвестными мне флагами. Полотно чем-то напоминало сирийский государственный символ, но было иных цветов.

На флаге три звезды красного цвета, а верхняя полоса – зелёная. У мятежных сил ещё и свой государственный символ появился.

Колонна техники остановилась. Из машин начали выходить вооружённые люди. Похоже, что на переговоры оппозиция предпочитает брать с собой оружие.

– Выключаемся, – скомандовал я, выкручивая коррекцию на рычаге шаг-газ.

Через несколько минут двигатели выключились, а несущий винт полностью остановился. Карим отправился в грузовую кабину, чтобы открыть сдвижную дверь Казанову и его сирийскому коллеге.

К вертолёту подъехал бронетранспортёр с несколькими боевиками, а также два японских пикапа с закреплённым в кузове ДШК.

– Мы ещё будем смотреть? – спросил у меня Карим, пока я смотрел на рослых бородатых мужиков, обступающих вертолёт.

Когда мы вышли из грузовой кабины, боевики приблизились к нам вплотную. Ближе всех ко мне подошёл высокий сириец в кепке, развёрнутой козырьком назад. Смотрел он на меня сверху вниз, пытаясь всей своей мышечной массой на меня надавить. Пока что морально.

Дышал он громко.

– Оружие, – произнёс на русском сириец.

Его фраза прозвучала с непонятной интонацией. Я решил ничего не отвечать и дождаться пояснений.

– Оружие, я сказал, – повторил здоровяк.

Ко мне подошёл Могилкин и шепнул на ухо.

– Это он требует сдать оружие, верно? – спросил Петя.

– Он может требовать что угодно. Дашь слабину – сожрут, – ответил я.

– Да-да. Олег Игоревич тоже всегда говорил, что на Востоке уважают только силу.

Из открытого люка бронетранспортёра смотрел ещё один сириец в шлемофоне и с грязным носом. В кузовах машин стояли готовые к неожиданностям пулемётчики.

Суровые мятежники совершенно не улыбались. В уставших глазах чувствовалось напряжение. По небритым серым лицам и засаленным курткам можно было понять, что не так часто им выдают форму.

Сириец продолжал смотреть мне в глаза. Его нижняя губа слегка вздрагивала, а правая рука крепко сжимала рукоятку автомата. А ведь он у него был снят с предохранителя.

– Пойдём, – громко сказал на арабском мой оппонент и ушёл в направлении одного из пикапов.

Боевики смеялись между собой, рассказывая какие-то плоские шуточки друг другу.

Мятежники в ожидании окончания переговоров решили подкрепиться. Прямо на капоте одного из пикапов.

На небольшой скатерти появились фрукты, лепёшки и пара бутылок Колы. А ещё фляга, по-видимому, с вином. Пока я облизывался и чесал затылок, здоровый сириец и вовсе достал завёрнутую в салфетку… шаурму.

Причём надкусывал он её очень медленно и обстоятельно. А когда подул слабый ветерок, до меня донёсся ароматный запах мяса.

– Сан Саныч, не знаю как вы, а я бы сейчас за этот бутерброд готов убить, – сказал Могилкин, громко сглотнув.

– Поддерживаю.

Чтобы не изводить себя, я обошёл вертолёт и встал рядом с обтекателем метеолокатора в носовой части. Отсюда можно было наблюдать за сценой переговоров наших пассажиров и командиром боевиков – крупным, жилистым мужчиной с безразличным выражением лица. И личность его была мне знакома.

Тем самым командиром был капитан сирийской республиканской гвардии Сардар. Теперь уже бывший капитан. И ведь когда-то мы с ним вместе воевали за Голанские высоты против Израиля. А потом ещё и участвовали в захвате аэродрома в Рош-Пинна.

Сардар вместе со мной участвовал и в эвакуации Басиля Асада из осаждённого города Эль-Кунейтра.

– Командир, ты так смотришь на него, будто призрака увидел, – подошёл ко мне Карим, заметив, как я смотрю на Сардара.

Бывший капитан и лидер боевиков активно жестикулировал, что-то объясняя Айюбу.

– Когда-то мы с этим человеком воевали бок о бок. А теперь он наш противник, – ответил я.

– Такова дрянная сущность гражданской войны. Думаю, что в армии Сирии ещё и родственники его воюют теперь против него.

Казанов показал в нашу сторону, и Сардар выглянул из-за его плеча. На секунду я встретился с ним взглядами. Мне всегда хотелось понять, что же движет людьми, которые вот так просто могут взять и нарушить присягу.

Бывший сирийский капитан кивнул и отвернулся от меня. Он махнул кому-то из подчинённых, и тот вместе с ещё несколькими боевиками побежал к одному из пикапов.

Через минуту сирийские мятежники принесли к вертолёту два брезента, в которых было замотано что-то, похожее на тела людей. До сих пор от останков исходил запах сожжённой плоти. Ещё предстоит доставить Тобольского и его оператора в Хмеймим, но главную задачу мы выполнили.

Когда мы занесли второе тело, закончились и переговоры. По выражению лиц Айюба и Казанова что-нибудь определить было сложно. Когда Виталий Иванович подошёл к вертолёту, он достал сигарету и предложил перекурить.

– Хорошая беседа получилась, – подытожил Казанов, оборачиваясь на уезжающие машины и бронетранспортёры.

– Но не успешная, верно? – уточнил я.

– Пока рано говорить. У Сардара Фаделя своя правда, старые обиды и промытые мозги. Был капитаном сирийской армии. Теперь генерал «Сирийской национальной армии» СНА. И отступать просто так он не намерен.

Казанов докурил и дал добро на запуск.

Перелёт до Хама прошёл быстро. После дозаправки и высадки Виталия и его сирийского коллеги, нам было разрешено вылететь в Хмеймим. На нашей основной базе наш вертолёт уже встречали представители похоронной команды и госпиталя.

Несмотря на позднюю ночь, на стоянку пришли и мои подчинённые. Всё же вернуть тела нашего командира и боевого товарища у нас получилось. Сразу после отправки тел Карим Уланов начал санитарную обработку грузовой кабины. Меня же вызывал к себе Бунтов.

– Разрешите войти, – спросил я, приоткрыв дверь кабинета командира полка.

Леонид Викторович сидел с закрытыми глазами на диване, отклонившись назад. Руки у него были сложены на «самом дорогом» и никаких более действий он не совершал.

– Входи, Саша. Что там у нас?

Я доложил Бунтову, что тела Тобольского и оператора были доставлены. Про инцидент с подполковником и Кешей тоже упомянул.

– Точно вопрос решён? – уточнил у меня Леонид Викторович, продолжая находиться в процессе какой-то медитации.

– Товарищ подполковник, претензий от сирийской стороны нет.

– Это хорошо. Но ведь есть претензии с нашей стороны. Что там с увечьями Петрова? Летать будет?

– А почему нет⁈ Там всего-то палец вывихнут.

В этот момент в кабинете зазвонил красный телефон для прямой связи с командованием. Леонид Викторович мгновенно «подорвался» с места и устремился к телефонной трубке.

– Бунтов слушает! Так точно! Понял, отправим. Доброй ночи, – закончил разговор командир полка и повесил трубку.

Леонид Викторович подошёл к окну и открыл его, впуская вечернюю прохладу в кабинет.

– С корпуса звонили? – спросил я.

– Да. К завтрашнему вечеру составь наградные документы на погибшего оператора и Тобольского. Пацану на орден Красной Звёзды. Ну а Олега на Героя Советского Союза. Чагаев сказал лично будет просить за него и полетит вместе с ним в Москву послезавтра.

В день прощания с погибшими всё было распланировано поминутно. Перед прибытием командующего генерала Чагаева магистральная рулёжка ломилась от количества людей.

Оркестр уже провёл репетицию. Знамённая группа была готова. Справа от нас стоял Ил-76 с опущенной рампой.

С минуты на минуту должны были доставить гробы с погибшими. На стоянку сел вертолёт с командующим и к строю уже направлялся кортеж из нескольких УАЗов.

Генерал Чагаев, как и обещал, прибыл на прощание с нашими товарищами.

– Могли бы и раньше дать Героя Олегу Игоревичу. Зачем он ему теперь, – прошептал стоящий рядом со мной в строю Кеша и удручающе вздохнул.

За всё время в Сирии плохая погода была считанные дни. И вот сегодня она испортилась и была подстать прощанию. Всё шло к тому, что должен был пойти дождь, но на бетон так ничего ещё не капнуло.

К строю подъехали машины. Замполит полка приготовился подать команду.

– Смирно…

– Вольно. Не стоит, – махнул рукой Василий Трофимович, выйдя из машины.

Стального цвета облака буквально в несколько секунд нависли над некогда солнечным Хмеймимом. Тут на горизонте показался ГАЗ-66, который и вёз гробы с нашими товарищами. Когда машина подъехала, их вынесли и поставили перед строем на специальные подставки.

На каждом из гробов лежала фуражка, а рядом стоял почётный караул. Чагаев вышел на середину и хотел начать свою речь, но выдержал паузу. Он повернулся, подошёл ближе к гробам и внимательно посмотрел на фотографии погибших.

Тут и пошёл дождь. Форма начала намокать, а с носа начали скатываться мелкие капли. Командующий повернулся и продолжил молчать, смотря на длинный строй военных, стоящих перед ним в промокших одеждах. Он ничем сейчас не отличался от нас.

– Светлая память ушедшим в вечный полёт. Да, погибли наши братья. Воины, о которых стоит писать и рассказывать детям. Они – пример для каждого из нас. Но… это не конец, товарищи. У нас ещё впереди много работы. Всем готовиться к операции.

Это означало, что переговоры в Пальмире прошли неудачно.