Текст книги "Сирийский рубеж 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Дорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Сирийский рубеж 3

Глава 1

Вертолёт медленно падал. Я что есть силы выжимал всё из нашей «восьмёрки», пытаясь его удержать. В этот момент появилась возможность дать левую педаль, чтобы отвернуть от возникшей перед нами скалы.

Небольшой крен, и Ми-8 развернулся. Удар справа! Правая стойка шасси задела склон. Нас подбросило вверх, будто баскетбольный мяч.

– Приготовиться! – громко сказал я, зажимая кнопку выхода на связь.

Ещё удар и вертолёт заскользил по земле.

– Вык… лючаю! – раздался сбоку голос Хавкина, который дотянулся до стоп-кранов.

Тут же двигатели выключились, но нас ещё тащило вперёд.

Лопасти остановились, а сам вертолёт слегка накренился. В кабине пахло сожжённой проводкой и керосином. Пыль стояла стеной. Я снял шлем и замотал головой, приходя в себя.

Остекление кабины было всё в земле, а сквозь левый блистер просматривалась серая скала.

– Все живы⁈ – крикнул я, и в ответ раздались подтверждения.

– Более-менее, – покряхтел Иннокентий.

– Тьфу! Полный рот земли, – расплевался Хавкин, выползая в грузовую кабину.

– Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах. Выходим и занимаем оборону. И побыстрее, – сказал я.

Голова слегка кружилась, но тело уже начало восстанавливать ориентировку. Хавкин, сняв автомат, начал открывать сдвижную дверь.

– Доктор, как вы там? – крикнул я в грузовую кабину, поднимаясь со своего места.

– Всё хорошо. Я даже не испугалась, – раздался женский голос из грузовой кабины.

Первая мысль, когда я услышал голос Белецкой – слишком сильно ударился головой. Я взглянул на Кешу и понял, что мне это не послышалось. Глаза Петрова вот-вот должны были через блистер вылететь. А уж как я обалдел, когда увидел лежащую на скамье Антонину.

– Тебе чего в госпитале не сидится? – помог я встать Тосе и осмотрел её.

Повреждений не было. На Белецкой был надет бронежилет, а на плече висел десантный рюкзак РД-54 с нашитым красным крестом.

– Был приказ направить медика. Думаешь, много желающих было? – проворчала Антонина, надевая рюкзак.

– Не думаю. Но теперь мы с тобой попали, – сказал я, снимая автомат с плеча.

Спрыгнув на землю, я помог выбраться Антонине. Осмотревшись по сторонам, я быстро оценил наше положение.

Вертолёт накренился и аккуратно стоял на поломанной стойке. Лопасти, как и большая часть фюзеляжа были целые.

– Мы где сейчас? – спросила она, когда я потащил её за каменный валун у подножия скалы.

Здесь уже сидел Миша Хавкин и передавал сигнал «Бедствия» по аварийной радиостанции.

– Надеюсь, что в Сирии.

И это была не шутка. До границы с Турцией здесь совсем немного. Но здесь и без турков полно врагов.

Кеша выскочил следом и быстро переместился к нам за камни.

– Что дальше? – утёр он лицо от пота.

– Лезем выше.

– Справедливо, командир, – согласился со мной Петров, а Хавкин утвердительно кивнул.

Из леса раздался гул моторов машин. И тут же началась стрельба. Несколько пулемётных очередей ударили по камням, а крики на арабском стали громче.

– Живо распределились, – громко сказал я, утащив за собой Тосю и прикрывая её со спины.

Забравшись на небольшую высоту, я усадил Антонину за камни.

Ещё одна очередь прошла над головой. Огонь начался со стороны леса и не прекращался ни на мгновение. Такой накат, что головы невозможно поднять.

Я заметил только, что два больших пикапа выехали из чащи леса. Следом показались ещё два десятка бойцов и начали рассредоточиваться.

Похоже в этих лесах боевиков огромное количество.

Упав за камни, я достал автомат и начал стрелять. Тут же очередь из пулемёта ударила совсем рядом. В глаза попала пыль, затруднив мне возможность видеть.

– Твою мать! – услышал я крик недалеко от себя чуть ниже по склону.

Проморгавшись и повернув голову на болезненный голос, я увидел, как у подножия горы ворочается Хавкин, держась за ногу. Он был как раз на линии огня.

– Саныч, надо забирать, – услышал я Кешу, скрывшегося слева за другим валуном.

Конечно надо! Иначе его сейчас застрелят.

– Командир, прикрываю. Готов, – громко крикнул Кеша.

– Держи. Сейчас вернусь, – передал я автомат Тосе и выдержал пару секунд перед рывком вниз. – Кеша, готов!

Хавкин затих. Возможно, ранение серьёзнее, чем просто зацепило ногу. Пока в воздухе была пылевая завеса надо рисковать.

– Пошёл! – вскрикнул Иннокентий и начал стрелять по наступающим боевикам.

Съехав вниз, я перекатился и оказался совсем рядом с Мишей.

– Давай. Держись, – приговаривал я, волоча парня за собой.

Кеша продолжал стрелять, пока я не скрылся за валуном. Теперь надо затащить Хавкина наверх.

– Перезаряжаю! – услышал я голос Кеши и прижал раненого Мишу к камням.

В этот момент застрочил крупнокалиберный пулемёт. Камни крошились в песок, а земля ходила ходуном от столь мощной стрельбы.

– Выходите! – крикнул Кеша и начал стрелять.

Схватив Михаила, я потащил его наверх. Каждый шаг давался с трудом. Рядом с нами били пули, поднимая пыль и разбивая камни. Чувство, что вот-вот меня собьёт с ног и я улечу вниз, не покидало ни на секунду. Ощущение, что эта высота никогда не закончится. И каждый шаг давался всё труднее.

Добравшись до укрытия, я оставил Михаила на попечение Тосе.

– Он серьёзно ранен. Где эвакуация, Саша? – принялась Антонина оказывать Хавкину помощь.

– Скоро будет. Теперь дай автомат. И вот… на всякий случай, – достал я из кобуры пистолет и протянул Антонине.

– Эм… я только в тире стреляла, – запереживала Белецкая.

– Этого достаточно, – сказал я и вновь начал стрелять.

Наша цель была понятной – дождаться вертолёт или группу спецназа. Они не так далеко от нас, но сейчас это расстояние просто так не преодолеть.

– Я справа держу, а ты слева. Работаем, – дал я команду Кеше и продолжил стрелять по приближающимся бойцам в различном камуфляже.

Боевики так и норовили обойти нас со стороны и зайти сверху. Но несколько очередей не позволили этому случиться.

– Сбоку держи, Кеша. Обойти хотят, – крикнул я, сменив магазин.

Включив рацию, я вышел в эфир. Несколько запросов и на связи на аварийной частоте появился Тобольский.

– 201-й, 202-му, – запросил я.

– Отвечаю. Идём к вам. Внимательно, рядом с вами бармалеи. Идут и едут быстро…

Не успел я дослушать, как рядом со мной ударила очередь, подняв пыль и землю.

Из-за лесопосадки послышался приближающийся быстро звук вертолёта. Смотрю вверх, и вот он уже отстреливает весь боекомплект из кормового пулемёта, а из аварийного люка по духам стреляет пулемётчик.

Небольшая поляна погрузилась в пылевую завесу.

Не бросает нас Тобольский. Одна проблема – у него не получится сесть между нами и боевиками. Слишком мало места между нашим вертолётом и лесопосадкой.

Насколько только у Олега Игоревича хватит топлива, чтобы нас прикрыть? А боевики всё прибывают.

– Почему он не садится? – громко сказала мне Тося, пытаясь перекричать гул.

В клубах пыли я слышу крики и вопли от боли. Некоторые боевики бьются в конвульсиях от тяжёлых ран.

– Нет места. Так что держимся, – сказал я, меняя очередной магазин.

– Поняла.

Но очередной заход Тобольского наступающих не останавливает. Они встают и вновь идут вперёд.

Пара выстрелов и очередной боевик скатился по склону. Вот только теперь начали плотно стрелять и по нам.

Кеша и вовсе перестал отвечать.

– Зажали, командир. Надо уходить.

– Некуда, – крикнул я Кеше.

Меняю позицию, перекатываясь между валунами. Ещё пара выстрелов. Один боевик лежит, а второй только залёг. Продолжаю стрелять короткими очередями, стараясь не подпустить к нам ближе.

В строю боевиков были видны и люди в афганской одежде. Похоже, что душманы тоже здесь. Пытаются взять реванш за Афганистан.

– Какая у них жажда схватить нас, – воскликнула Антонина, когда я снял одного боевика, подобравшегося весьма близко к нашей позиции.

– Им много заплатят.

Боевики продолжают подползать. Каждый метр им даётся ценой потерь, а нас достать не могут. Один швыряет гранату, но та взрывается ниже нашей позиции.

В голове много мыслей. За спиной Тося, рядом с ней раненый Хавкин. Ещё и Кеша бьётся из последних сил. И никакой подмоги, кроме кружащего над нами Тобольского.

– Саша, я перевязала. Давай помогу, – подтянула Белецкая к себе автомат Хавкина.

– Не высовывайся!

Несколько человек двинулись обходить нас слева по склону. Пустил по ним очередь. Одного свалил, ещё двоих ликвидировал Кеша. Уже тревожно, что подходят слишком близко.

Не знаю, сколько прошло времени, но духи решили застопориться. Попрятались за камнями, что мне их пока не достать.

– 201-й, ведём бой. Быстрее надо забирать, – громко сказал я, продолжая насиловать станцию.

Она то шипит, то пищит.

– 202-й, пока нет никого, кроме нас. Держитесь. Попробую группу высадить на вершину к вам в помощь.

Краем глаза ухватился за пару человеческих фигур, подступающих слева. Одеты в тёмные одеяния: чалма на голове, автоматы наперевес. Идут в низине, пытаясь подойти вплотную. Идут очень тихо. Предсмертный крик прокатился над землёй.

Так мы долго точно не протянем.

– Да есть кто-нибудь ещё в воздухе⁈ – громко сказал я в рацию.

Не прошло и минуты, как боевики появились с противоположной стороны. Ещё несколько выстрелов, и снова отступили.

– Тося, только сиди и не высовывайся, – ближе перекатился я к Белецкой, но та ещё продолжала сжимать автомат Михаила.

От боевиков уже не так просто отбиваться. Решили задавить нас огнём. Чаще стараюсь перемещаться, чтобы была возможность не дать им подойти. Но они всё подходят. И опять пустой магазин.

И тут меня чем-то снесло на землю. Пара выстрелов раздались слева.

Краем глаза вижу фигуру в чёрном. Он уже поднял автомат. Нужно ещё мгновение, чтобы его снять. Я даже не заметил, как выпустил очередь по душману.

Лёжа между камней, я почувствовал, что на мне лежит… Тося. Внутри всё похолодело. Лицо Антонины, чёрное одеяние боевика… всё вокруг закрутилось. Она лежала рядом со мной и протяжно стонала от боли.

– Ты… ты чего? Зачем полезла, дурочка?

Одна группа решила снова попытать счастье и подойти вплотную. Надо подпустить ближе, чтобы сразу всех. Кучно идут!

Гранату держал на голове в одной руке, а в другой Тосю.

– Ну зачем⁈ – тихо проговорил я, выдернул чеку и бросил гранату.

Взрыв. Трое рухнули на землю, ещё двое поскорее стали отползать. Выстрелы со стороны боевиков затихли.

– Саша, я умираю, да? Ты ведь живой?

Я посмотрел на Антонину и свои ладони в крови. В эту секунду я не знал, что думать. Пожалуй, самый дорогой мне человек за две моих жизни вот-вот уйдёт… навсегда.

– Где? Где болит? Надо наложить повязку. Ты только не молчи. Говори мне что делать, хорошо?

Ощупав тело Белецкой, я не сразу нашёл рану.

– Больно, – заплакала Тося, а я посмотрел на рану.

Сначала подумал, что пуля прилетела прямо в самый зад. Но оказалось, что в ногу.

– Дорогая, ты не умрёшь. Рана не смертельная, – проговорил я, быстро перетянув ногу Антонине.

– А знаешь как больно? И вообще, я крови боюсь, – продолжала плакать Тося.

– Не говори ерунду. Ты же врач, в твоей жизни ты столько раненных видела, что мама не горюй.

– Так то не моя кровь. А свою боюсь. Её ещё так много. Тошнота к горлу подступает, и голова кружится.

– Отставить панику!

Перерыв затягивается. Тем временем снова спикировал Тобольский. Залп НАРами и снова слышу отчаянные крики боли. Над поляной поднимался дым, обволакивающий всю местность.

В нашу сторону летят отдельные автоматные очереди и проклятья на местном языке.

Сквозь громкий стук пулемёта пробился гул двигателей. Он всё нарастал и становился всё ближе и ближе. Выглянув из-за валуна, я увидел пару Ми-24, заходящих на цель. Сначала один выполнил залп из пушки, а затем и второй.

Пулемёты замолкли, а мои коллеги резво ушли вверх, отстреливая «асошки».

– 202-й, бармалеи бегут. Сейчас подсяду к вам, – сказал Тобольский и начал заходить на склон горы.

Наверняка сейчас зависнет на одном колесе. Кеша переместился ко мне и подобрал Хавкина. Я же взял на руки Антонину и понёс наверх.

Олег Игоревич и правда завис с опорой на одном колесе. Из грузовой кабины выскочили несколько спецназовцев и помогли нам забраться. Только мы закончили грузиться, как Тобольский начал взлетать.

Антонине и Михаилу начали оказывать помощь. Вертолёт взлетел и взял курс на площадку в Маарет-Эн-Нууман.

Я же продолжал смотреть на подбитый Ми-8, который всё же загорелся от множества попаданий. Внизу из лесопосадки уходили отдельные боевики, которые не смогли нас взять.

Голова болела, руки устали, а спину ломило от напряжения. Утерев грязное лицо, я посмотрел на Тосю и встретится с ней взглядами. Только сейчас я заметил, что мы не отпускаем друг друга и держимся за руки.

А в голове мысль – сколько ещё раз мне так будет везти?

От мыслей о здоровье Антонины и моей удаче, я вернулся к реальным вещам. В грузовой кабине устало сидели бойцы группы спецназа, а также Кеша, карауливший Хавкина. Миша стонал, когда его обрабатывал санинструктор.

– Я помогу, – попыталась встать Белецкая, но ей не дали подняться.

– Тебе самой помощь нужна, – уложил я Антонину на скамью, с которой бойцы слезли на пол, уступая девушке место.

– Тут у ребят серьёзнее раны. Я смогу.

На меня посмотрел санинструктор и покачал отрицательно головой, показывая, что помощь ему не нужна. Я оставил Тосю и подошёл к Хавкину.

– Как он? – спросил я медика из группы спецназа.

– Жить будет, но надо в госпиталь. Сначала быстро прооперируют, а потом и в Дамаск можно. Там есть большая больница.

– Понял, спасибо.

Антонина лежала на лавке. Я сел рядом с ней и прикрыл глаза. Ко мне подсел Иван – командир группы спецназа.

– Как группа? – спросил я.

– Все живы. И с трофеем, – указал Иван на брезент, лежащий рядом с рампой вертолёта.

Сначала я не замечал, что в вертолёте есть ещё кто-то. Оказывается, спецназовцы смогли взять пленного. Судя по тому, что завёрнутый в брезент человек ещё ворочался, взяли живым.

– Кто такой? – спросил я.

– Один из полевых командиров «Чёрных орлов». Точнее, «арабское лицо английской национальности».

Похоже, что не только авиацию наводили в тылу противника спецназовцы.

До посадки на площадку все в грузовой кабине молчали. То ли не было сил, то ли просто все привыкли. Пот, кровь, слёзы, боль и смерти – всё у старой карги под названием «война» связано друг с другом и идёт рука об руку.

Вертолёт коснулся колёсами шасси площадки. Бортовой техник быстро выскочил из кабины экипажа к сдвижной двери. Винты ещё не остановились, а к Ми-8 уже подбежали санитары из госпиталя и две медсестры. Тося не сразу согласилась, чтобы её первой вытащили из вертолёта. Мол есть более серьёзные раненные, чем она.

– Саша, только попробуй мне организовать госпиталь в Дамаске. Я тебя прибью, – заявила Антонина, когда я с солдатами тащил её на носилках.

Сирийские бойцы вопросительно смотрели на меня, будто не верили, что женщина может так смело разговаривать после ранения.

– Она сильно головой ударилась. Теперь много говорит, – сказал я на арабском, и парни заулыбались.

– Что ты им сказал? – спросила Тося.

– Сказал, что ты моя женщина, – улыбнулся я.

Тося сощурилась и загадочно посмотрела на меня.

– Саша, это ты официально заявляешь? – спросила Тося.

Белецкую приготовились принять в госпитале и попросили меня не заходить.

Постояв рядом с госпиталем и проводив Михаила, я пошёл к вертолёту. Рядом с ним шёл послеполётный перекур и… молчаливое обсуждение прошедшего задания.

Несколько спецназовцев, Тобольский и его экипаж, а также Кеша просто стояли полукругом. Никто ничего не говорил, а только смотрели под ноги и пускали дым.

– Сан Саныч, всё же я должен вам спасибо сказать, – протянул мне руку Иван, выбросив затушенный окурок в сторону.

– Пожалуйста, но вытащили вас другие, – ответил я.

Тобольский прокашлялся и покрутил головой.

– Не-а. Не подбей вас, я бы не сел рядом с ними и не забрал бы их. Ваше падение отвлекло большую часть сил. Боевики рванули к вам, позабыв, что у группы Ивана был пленник. Только издалека продолжали обстреливать и всё, – объяснил Олег Игоревич.

Ну, пускай будет и так. Все молодцы.

– Кстати, а где пленный? – спросил я, и Ваня показал на УАЗ и пару внедорожников, уезжающих по песку в сторону палаточного госпиталя.

– Забрали. Сопин тоже с ними поехал. Мы особо не церемонились с полевым командиром и его надо подлечить, – ответил Ваня.

– Сопин сказал, что надо с ним быстрее разговаривать. Он много знает, – добавил Кеша.

– Много? – переспросил я и посмотрел на Ивана.

– Да. Я удивлён, что нам вообще позволили выбраться. Думал, этого парня застрелят. Чтоб только он нам не достался.

Я переглянулся со спецназовцами и Тобольским. Потом резко повернулся в сторону госпиталя. Столь важного боевика взяли и привезли в полевой госпиталь?

– Что за звук? – проговорил бортовой техник.

Нельзя было даже думать о плохом в такие моменты.

Этот характерный вой ни с чем не спутать. Шуршание летящих реактивных снарядов или просто «эрэсов» бьёт по нервам ещё на подлёте.

– Ложись! – крикнул я, оттолкнув в сторону Кешу и прыгнув в небольшую колею, оставшуюся от колёс.

Первый взрыв произошёл в двухстах метрах. Ещё один чуть дальше. Дым ещё не рассеялся, а из приёмного отделения доносились крики.

Друзья! Благодарю вас за интерес, проявленный к моему творчеству. Всем большое спасибо за поддержку книги комментариями, лайками и наградами.

Глава 2

Пыль и дым постепенно рассеивалась. Запах гари ещё продолжал бить в нос. Шуршание «эрэсов» не было слышно. Зато становились всё громче и громче крики раненных.

– Быстро туда! – громко сказал я.

Поднявшись на ноги, я выскочил из своего временного укрытия и рванул в направлении палаток приёмного отделения.

– Саныч, помогу, – кричал сзади Кеша, но я бежал не оглядываясь.

Мысли были только о том, чтобы быстрее найти Антонину. Каждая минута может стать решающей в этой битве со смертью. О том, что она уже проиграна я и не думал.

– Быстрее… мужики! Несите их… туда! – вышел мне навстречу доктор, крича изо всех сил.

Похоже, его контузило. Голова у него была разбита, а из правого уха шла кровь. Белый халат стал грязно-алым.

– Куда⁈ Куда тащить⁈ – перекрикивал его Тобольский, прибежавший следом.

– В Дамаск тащите. Щас много раненных будет, – продолжал надрываться врач и, от бессилия сел на землю.

Осмотревшись, я увидел несколько тел убитых. Все застыли в неестественных позах. Кто-то с открытыми глазами, а кто-то и с улыбкой на окровавленном лице.

– Помогите! – кричала девушка, которая стояла на коленях и держалась за голову, мучаясь от временной контузии.

– Я ей помогу. Ищи Тосю, – обогнал меня Кеша, подбегая к девушке.

Протискиваясь через завалы из кроватей и медицинских стоек я искал Белецкую, но её нигде не было видно. Разбирая завалы, я не чувствовал усталости. Жар от взрыва уже ослабел.

– Вот он! – воскликнул я, обнаружив лежащего на полу Мишу Хавкина.

Он даже был в сознании и вроде бы совсем не пострадал. Родился в рубашке. Я помог его поднять, и Хавкина унесли в сторону.

Надо было продолжать искать Антонину. В стороны откидывал и кровати, и тумбочки, и разбитый шкаф…

– Нашёл… – тихо сказал я, откидывая один из деревянных шкафов.

Этот огромный деревянный ящик и придавил Антонину. Она лежала в груде разбитых ампул и железных медицинских посудин. Без движения и без сознания.

– Ну же. Умирать нельзя, – проговаривал я, поднимая её на руки.

Кровь текла толстой струйкой по её щеке, с правой стороны одежда была порвана, а рана на ноге кровоточила ещё сильнее. Глаза закрыты, волосы перепачканы в пыли и крови, а дыхание было очень слабым.

– Сейчас-сейчас, – приговаривал я, пронося Белецкую через завалы в сторону сирийских вертолётов.

Наш Ми-8 был повреждён осколками, так что сейчас на нём лететь опасно. Другой вертолёт улетел утром и ждать его тоже было нельзя. Осталось только обратиться к сирийцам.

В то что я сейчас увезу её отсюда в госпиталь, у меня сомнений не было. И мне было плевать, какие у садыков задачи.

– Саныч, давай в тот вертолёт, – показал Сопин на Ми-8 с сирийским флагом на хвостовой балке.

Сам Игорь Геннадьевич тоже был ранен. На ходу он перевязывал себе руку и хромал в сторону вертолётов.

– Знали, твари, куда бить. Снова сдал кто-то, – рычал Сопин, подойдя к телу того самого араба, которого схватил спецназ.

Он был жив и при взрыве не пострадал. А вот представители сирийского мухабарата были мертвы.

Пока один из врачей показывал кого и куда нести, я уже был рядом с сирийским вертолётом.

Из грузовой кабины вылез сириец и несколько секунд смотрел на меня. Ощущение, что он только что проснулся и не понял, что произошло.

– Помогу, аль-каид, – сказал он и вместе со мной занёс Антонину в вертолёт.

Следом ещё принесли несколько раненных человек. Сирийские командиры раздавали указания и о чём-то быстро общались с Сопиным.

Пока сирийский экипаж запускал вертолёт, Игорь Геннадьевич подбежал к открытой сдвижной двери.

– Сан Саныч, вам в Дамаск надо лететь. Передадим информацию, чтобы вас приняли в военном госпитале. Ты – старший, – сказал он.

– Понял.

– Удачи! – произнёс Сопин и крепко пожал мне руку.

– Спасибо!

Только Сопин отошёл, в грузовую кабину на полном ходу запрыгнула медсестра, а за ней и Кеша.

– Саныч, и куда ж ты без меня. Сам-то не ранен? – подсел ко мне Кеша и стал ощупывать меня.

– Да хватит меня жмакать!

– Всё-всё! Вижу, что здоров, – сказал Иннокентий и откинулся к стенке.

Вертолёт запустился, бортовой техник закрыл сдвижную дверь. Ми-8 начал взлетать. Как только мы оторвались от земли, я осмотрел грузовую кабину.

Помимо Тоси, пострадавшие бойцы были в основном без сознания, либо в тяжёлом состоянии. Пол грузовой кабины покрывался каплями крови и испачканными бинтами, которые меняли пациентам две медсестры.

Антонину тоже обрабатывали, но выглядела она всё также бледно. Я старался не сильно сжимать её руку, но и не отпускать. Кончиками пальцев прощупывал её пульс. Каждый удар отдавался вибрацией по телу сильнее, чем тряска вертолёта.

– Что с остальными? – спросил я, когда мы заняли нужную высоту и перешли в горизонтальный полёт.

– Там ничего страшного. Есть погибшие. А остальных можно и на месте подлечить, – перекрикивал Петров шум в грузовой кабине.

Физически я уже и не замечал усталости, а о своих царапинах и вовсе позабыл. Будто и не было у нас утром боевого вылета с жёсткой посадкой и перестрелкой.

Но был ещё один момент, который нужно утрясти. Никто нам посадку в Военном госпитале Дамаска не даст. А это значит, придётся добираться с авиабазы Эль-Мезза.

Пока Антонину обрабатывали и накладывали повязку, я встал и прошёл в кабину экипажа. Похлопав бортового техника по плечу, я попросил у него гарнитуру. Сириец вопросов не задавал и передал мне наушники.

– Командир, – позвал я по внутренней связи.

– Да, аль-каид, – ответил мне лётчик с левого сиденья.

– Нам нужно будет в Военный госпиталь. Попробуй запросить посадку поближе к нему. Либо транспорт пускай в Эль-Мезза…

– Не стоит. Нам это не нужно, – перебил он меня.

– То есть⁈ – удивился я.

– Нам дали указание произвести посадку на территории Университетского госпиталя Аль-Асад. У меня такой приказ, – взглянул на меня командир экипажа.

Я немного опешил, поскольку в этой больнице работали лучшие врачи со всей Сирии. Многие из них получали образование в Европе и Советском Союзе. Да и вообще, в этом госпитале построены не все корпуса.

– Понял. Спасибо, – ответил я, похлопав сирийского лётчика по плечу.

– Это мы вам должны говорить спасибо, аль-каид. У Сирии не так уж и много друзей, которые будут воевать за нас.

Я кивнул и отдал гарнитуру бортовому технику.

Вернувшись на своё место, я почувствовал дрожь в руках и усталость по всему телу. Не знаю почему усталость нахлынула только сейчас. Ощущение, что я подсознательно теперь уверен, что Антонину будут лечить лучшие врачи и всё будет хорошо.

Ми-8 пересёк северную окраину города и взял курс на Университетский госпиталь. Не помню, чтобы кому-то вообще разрешали там садиться, кроме представителей семьи Асада и его ближайшего окружения. Да и над городом мало кому разрешено лететь.

А тут военный вертолёт и напрямую в больнице садится. Умеет Игорь Геннадьевич Сопин решать вопросы.

Мы начали снижаться, пролетая между высотными строениями столицы. Через минуту вертолёт коснулся площадки на заднем дворе главного корпуса. Бортовой техник открыл сдвижную дверь, а к вертолёту уже мчался с каталками медперсонал госпиталя.

Раненных быстро грузили и увозили в направлении входа. Когда вытащили Антонину, я отправился вслед за ней. Врач говорил по-русски и попросил описать ранения.

– Вижу, что в ногу огнестрельное по касательной. Ещё куда? – спросил врач, бегло осматривая Антонину.

– Потом были осколочные ранения. Голова разбита. На неё шкаф упал, – ответил я, аккуратно поправляя руку Тоси, которая спадала с каталки.

Мы вошли в здание. Коридоры больницы напоминали голливудские фильмы о врачах. Всё вокруг новое, натёртое до блеска. Сразу видно, что это больница для высоких чинов. Пока что я не понял, за что нам такая честь.

– Вам бы самому надо обработаться. Ваша фамилия Клюковкин? – указал мне доктор в сторону процедурной, из которой выбежала медсестра.

– Я в порядке. Хочу с ней остаться…

Врач остановил каталку перед лифтом и с укором посмотрел на меня.

– Конечно, останетесь с ней и будете вместе. С девушкой всё будет хорошо. А сейчас, идите с медсестрой. Потом вас проводят к палатам, где вы и подождёте.

Каталку с Тосей закатили в лифт, и передо мной закрылись двери. Следом привезли Мишу Хавкина, который уже был в сознании и… в шоке.

– Люди, только оставьте меня жить. Я ж ещё по моей Одессе не погулял вдоволь, – тяжело говорил Хавкин.

– Мишаня, всё будет. Следующим летом будет тебе и Одесса, и фонтан, – поддержал его Кеша.

– Ага. Ты таки знай Кешечка, если на фонтане не был летом, значит, лето было не фонтан… – начал говорить Миша, но его фразу прервали закрывшиеся двери лифта.

– Вот убей меня, Саныч, а Хавкин чересчур много разговаривает, – подытожил Кеша.

Меня и Кешу проводили в процедурную и сказали ждать перевязку. Что мне перевязывать, я не понимал. А где на Иннокентии нашли раны, мне непонятно вдвойне.

Однако нам обработали каждую ссадину и царапину, которую смогли обнаружить. Ещё и предложили форму для переодевания.

– Сан Саныч, а чего он какой-то… не такой совсем, – ёрзал в комбинезоне Кеша, поправляя ткань в промежности между ног.

– Наоборот. Самый что ни есть цельный комбинезон. Между прочим, ткань номэкс. Очень хорошая, – застегнул я молнию.

Лётный комбинезон явно был куплен где-то в Европе. Впрочем, многие сирийские лётчики летали именно в такой одежде.

– А как в нём в туалет ходить? Во! Нашёл! – посмеялся Иннокентий, обнаружив молнию всё в той же промежности.

После того как мы привели себя в порядок, нас провели на один из верхних этажей, где были отделения хирургии и травматологии. Палаты здесь были как двухместные, так и одноместные. Причём всё очень красиво и аккуратно. В каждой палате телевизор, кондиционер и куча всяческих удобств.

– Саныч, а нас куда ведут? Думаешь, в стационар отправят?

– Думаю, обойдёмся и будем лечиться амбулаторно, – ответил я.

Медсестра показала нам на небольшой мягкий диван, на который мы могли присесть.

– Я могу ещё вам чем-нибудь помочь? – спросила девушка.

– Нет. Спасибо, мир вам, – поблагодарил я на арабском.

– И вам! После операций за всеми раненными будут ухаживать здесь. А к вам господин Асад сейчас подойдёт…

– Кто? – хором спросили мы с Кешей.

Хорошо хоть сдержались и задали вопрос негромко. Всё же, в больнице, а не на аэродроме находимся.

– Господин Басиль Асад. Он обо всём распорядился. Я думала, что вы знаете.

Медсестра ушла, оставив нас вдвоём с Кешей на диване. Петров ещё несколько секунд смотрел вслед этой симпатичной сирийке с длинными тёмными волосами.

– Саша, если бы я не был женат…

– Но ты женат. Тем более брак с иностранкой тебе ещё аукнется, – сказал я.

– Мда, но девушка хороша. А глаза-то какие карие! – мечтательно посмотрел в потолок Иннокентий.

Прошло ещё около часа, а никого из раненных не привезли. Кеша занял привычную для себя позу спящего орла и начал громко «вещать».

– Перед людьми неудобно, – толкал я Петрова в бок.

– Саныч, ну не могу я уже. Устал, – прикладывался спать Кеша.

Когда он в очередной раз прикрыл глаза, на каталке привезли Тосю. Её завезли в палату и уложили на большую кровать.

Я стоял рядом и поправлял ей постель. Тося мирно спала. Подойдя ближе, я дотронулся до её ладони и почувствовал тепло моей девушки. Было ощущение, что с ней всё будет хорошо. Нужно только время.

Тут вошёл врач и вывел меня в коридор.

– А вы всё ждёте? Это хорошо. Значит, она вам действительно дорога, – сказал он после того как я его поблагодарил за операцию.

– Безусловно.

– Значит, берегите её. Хватит с неё этой проклятой войны, – слегка приобнял меня доктор за плечи и ушёл.

Я стоял в коридоре и смотрел на Тосю через широкое окно. Не прошло и минуты, как в стекле отразились знакомые очертания лица человека в сирийской форме.

– Рад тебя видеть, мой друг, – сказал мне Басиль Асад, когда я повернулся к нему.

Сын президента Сирии был в форме капитана спецназа с несколькими планками наград на груди. А под погон был вложен красный берет.

Я крепко пожал ему руку, но он меня притянул к себе и обнял. Стоявшая за его спиной охрана таких объятий не ожидала и смотрела с удивлением.

– Я тоже рад. И спасибо тебе за помощь, – поблагодарил я Басиля.

– Как я могу не помочь Герою Республики, столько раз рисковавшего ради меня и страны! К тому же я возвращаю долг. Когда-то госпожа Белецкая спасла мне жизнь.

– Знаешь, я в последнее время уже и не знаю, кто и кому помогает.

Басиль прищурился и попросил всё ему рассказать. Я ему поведал о многих случаях на северном направлении, когда предательство было налицо.

Сын Хафеза Асада задумался и начал ходить сложа руки на груди.

– Это ужасно, раз всё так происходит, но мы должны победить нашего врага. Иначе мира не будет в Сирии.

Я подошёл к нему ближе и решил сказать тихо, чтобы никто не слышал.

– Пока идёт война, гибнут сирийцы от рук сирийцев. В этой войне, как бы она ни закончилась, победителя не будет.

Басиль задумался и подошёл к окну палаты Антонины.

– Я так понял, что это твоя девушка? Просто так бы ты здесь долго не стоял.

– Всё ты правильно понял.

Басиль ещё раз посмотрел на Тоню и отошёл от окна.

– Береги себя, друг. И можешь за неё и других раненных не волноваться. Здесь за ними присмотрят. Мир тебе! – попрощались мы с Басилем Асадом, и он ушёл вместе с охраной.

К вечеру нас с Кешей вернули на аэродром. Только уже не на площадку рядом с Маарет-Эн-Нууман, а в Тифор.

Поспать в вертолёте не удалось, а вот на базе нас уже ждало командование в лице Мулина и командира смешанного полка Бунтова Леонида Викторовича.