Текст книги "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»"
Автор книги: Михаил Вознесенский
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
И все-таки – почему Ким решил поступить с Лаком столь варварски – отрезать голову? Спустя годы он признает это ошибкой. Но тогда Ким Ир Сен был заворожен успехами вьетнамских повстанцев. Однако в Пхеньяне совершенно не учитывали, что политическая обстановка в Южной Корее совсем иная, чем во Вьетнаме, и что население Юга отнюдь не готово выступить против своего правительства с оружием в руках. На южнокорейскую территорию стали забрасываться обученные на Севере «партизанские» группы. Северокорейская верхушка приняла желаемое за действительное. В КНДР просто не верили, что Юг экономически уже опередил Север. Ким всерьез воспринял тогдашнюю воинственную демагогию Пекина: «Третья мировая война будет концом мирового империализма!», и намеревался спровоцировать крупный международный конфликт, чтобы вновь попытаться решить корейский вопрос военным путем. В марте 1967 года сняли с постов и репрессировали руководителей разведывательных операций КНДР на Юге. Что было равносильно сигналу к наступлению.
…Днем спецназовцы 124-й диверсионной бригады скрывались в лесистых горах, ночами двигались к столице Юга. 19 января диверсанты случайно наткнулись на местных лесорубов. В другое время их бы тут же вырезали. Но командир отряда, видно, уже предвкушал себя национальным героем, – ведь в результате их героической миссии родина вот-вот воссоединится, – и не поднял руку на угнетенных братьев по классу. Лесорубов отпустили под честное пролетарское слово никому не рассказывать о встрече. Ноте оказались законопослушны. Армию и полицию Южной Кореи немедленно привели в повышенную боеготовность, усилили охрану стратегических объектов. Северокорейские лазутчики этого знать не могли. Выйдя на окраину Сеула, диверсанты построились в колонну по два и совершенно открыто двинулись к центру города.
Полицейский патрульный у Голубого дворца вступил в разговор с командиром отряда и, сразу почуяв неладное, попытался выхватить пистолет. У северян сдали нервы, и они первыми открыли огонь. Нападавших рассеяли и две недели вылавливали в лесах. Большую часть диверсионной группы перебили. Из 31 участника рейда уйти удалось только двоим. Один впоследствии станет генералом на Севере, другой – священником на Юге… Спецназ бригады № 124 научили дорого отдавать жизни за «Железного маршала» – на 28 трупов северян у южной стороны вышло 68 погибших и 66 раненых.
Коммандера Ллойда Бучера никто не поставил в известность об инциденте в Голубом дворце. Все, что сообщили на «Пуэбло», – счет последних матчей Национальной баскетбольной лиги.
«ФОРЕЛЬ» ИЗ ПОМОЙНОЙ ЯМЫ
Ральф Макклинток с трудом вспоминает свой первый день в пхеньянской тюрьме. Запомнились не образы, а ощущения. Доминировало щемящее чувство тревоги, исходившее от темного каменного здания. Сколько в нем было этажей, три или четыре? Воспоминания смазаны криками, пинками, ударами прикладов. Из глубин сознания то всплывает на свет, то вновь погружается в темноту широкий и длинный коридор, в котором множество обитых железом дверей. Тусклый свет нескольких маленьких лампочек – голых, без плафонов. Каменные стены, бетонный пол. Сложный запах… прелое сено в смеси с нечищеным гальюном. Камера, узкая и длинная, как труба – три метра на семь, очень высокий сводчатый потолок. В камере четыре низкие и очень короткие для рослых американцев койки – длиной чуть больше полутора метров! Подушка и матрас набиты рисовой соломой, одеял нет. Грязные беленые стены, малюсенькое оконце под потолком заклеено газетой. Паровой радиатор больше шипит, чем греет.
Филенчатая деревянная дверь с открытой фрамугой наверху.
«Боже мой, – с ужасом думал Макклинток. – Кошмарный сон, а я не могу проснуться. Кто эти парни со мной? Надо взять себя в руки, но я так устал… Мы же должны возвращаться в Японию. Господи, как холодно! 18 долгих дней я спал всего несколько часов в сутки. Никогда не встречал более отвратительной посудины, чем этот ржавый “Пуэбло”. Команда, собранная по принципу “возьми, небоже, что нам негоже!”, словно в насмешку. Трехъярусные койки с промежутками чуть больше полуметра; каждое утро начиналось с поиска башмаков, плавающих по вечно залитой водой палубе кубрика – проржавленное днище протекало; постоянная изнурительная качка; вонь от 65 тел в холодном, плохо вентилируемом кубрике; запах гниения мороженого мяса, подпорченного забортной водой в носовом рефрижераторе. Весь поход – сплошное штормовое предупреждение…»
Парни вокруг все еще в корабельной одежде – одни в грязных спасательных жилетах, другие в одних майках, кто-то в окровавленной рубахе, подол которой обгорел… Раненые громко кричали от боли. По коридору проносились неприятельские солдаты, было слышно, как кого-то избивали ногами, раздавались крики на корейском языке: «Ат-суки!» – черт знает, что это значило! Из соседней камеры доносился чей-то жалобный плач «Бенчжо, бенчжо», потом множество глухих ударов – и больше никто не кричал «Бенчжо»… Постоянные вопли и корейская тарабарщина, стук тяжелых армейских сапог по бетону, хлопанье дверями – они идут сюда? Не нашлось смельчаков притронуться к койкам или выглянуть во фрамугу, чтобы посмотреть – что происходит…
Вместе с Ральфом в комнате еще трое. Джим, Майк и Джон. Моториста он знал, а других двоих только видел. Они были «спуки», белая кость, существовали как бы отдельно от экипажа. Все очень напуганы и не понимали, что происходит. Руки плохо слушались: онемели от веревок, завязанных на запястьях в течение 15 часов. Всех мучила жажда, без питья почти сутки. Стали разбираться, кто старший по званию. Оказалось, в камере два старшины 1-го класса. Сидя на койках, обсуждали «Код поведения» – решили не говорить корейцам ничего. «Слухачи» переживали, что послужные списки экипажа остались на корабле. Их никто не уничтожил, и скоро корейцы разберутся, кто из них есть кто.
Дверь с грохотом распахнулась, быстро вошли два офицера с пистолетами в кобурах на поясе и два конвоира с советскими автоматами наизготовку, выкрикивая на ломаном английском:
– Грязные шпионы, вы будете расстреляны!
И так же удалились быстро и с грохотом. Наверное, заключили американцы, хлопать дверями корейская национальная черта.
Прошло несколько часов, давно бы пора в туалет, но никто не знал – как попросить об этом? Корейцы по-прежнему увлеченно занимались мордобоем в коридоре и камерах.
Дверь снова распахнулась настежь, на пороге появился офицер в сопровождении двух солдат. Английский язык офицера ужасен, на грани абракадабры:
– Вы должны быть правдивы и честно сознаться в страшных преступлениях, совершенных вами против народа Северной Кореи.
Пленников снова оставили одних – видимо, чтобы не мешать осознанию тяжести содеянного. Внезапно за дверью раздался какой-то нехороший металлический лязг. Неужели их закуют в кандалы? По-прежнему нет смелых, чтобы выглянуть в коридор.
– Еда!
С этими словами в камеру вошли уже побывавшие здесь военные, они привели за собой двух женщин в армейской форме. Мешковатые гимнастерки, грубошерстные юбки, безобразные солдатские ботинки. Поставив на стол подносы с пищей и заварными чайниками, женщины смотрели на американцев так, будто те только что убили их новорожденных детей. Офицер показал жестами: «Берите подносы и ешьте». Надо бы поблагодарить, но как? Кто-то поклонился и брякнул по-японски:
– Домо аригато!
Это была очень опрометчивая благодарность. Пленники еще не в курсе, что на все японское в этой стране наложено табу. Нация Ниппон – самый лютый враг. Даже море, в котором их задержали, запрещено называть Японским. Его принято именовать только Восточным – кстати, в обеих Кореях и до сих пор.
На подносе стояли четыре пиалы и одна маленькая тарелка. Аромат от еды исходил отвратительный. Суп из репы, в котором плавал небольшой кусочек неопознанной рыбы, к нему полагался обломок твердого как гранит ржаного сухаря. Еще вчера на «Пуэбло» на завтрак подавали индейку со Всеми положенными приправами… Сегодня отвратительная вонючая рыба, похожа на камбалу, но не камбала точно. В заварном чайнике плавали какие-то непонятные крошки, и запах тоже отдавал чем-то рыбным. Все очень горячее. Мучаясь голодом и жаждой, моряки все еще не решались притронуться к корейским «лакомствам».
– Между прочим, – заметил моторист, – на судне остаюсь еще фунтов шестьсот мороженого мяса.
– А в этом… сколько калорий? – осторожно спросил один из «спуков».
– Ладно, необходимо хоть чем-то питаться, чтобы не потерять последние силы, – заключил его коллега. – Кто знает, может быть, это наша последняя кормежка.
И все потянулись к супу.
– В рыбе много протеина, надо ее съесть.
– Но ее невозможно даже в рот взять, так воняет!
Наконец, разработали методу – как есть. Двумя руками. Одной взять рыбу, другой – зажать нос. Техника следующая: во-первых, набрать в легкие побольше воздуха и задержать выдох. Во-вторых, перекрыв себе кислород, поднести рыбу поближе ко рту. В-третьих, закрыть глаза и глотать немедленно. Ни в коем случае не жевать! В-четвертых, – только убедившись, что рыба провалилась в желудок, можно возобновить дыхание.
Один из «спуков» неосторожно вдохнул раньше времени, его едва не вырвало. Он не возражал, когда Ральф предложил доесть его порцию.
Горячая коричневая жижа, именуемая чаем, не могла утолить их жажду, решили подождать, пока остынет. В общем, единственным приемлемым блюдом оказался сухарь. Сухарей американцы в жизни не видели и упорно называли их «несвежим хлебом». Простая мысль размочить сухарь в чае посетила их не сразу.
Прерванный едой, разговор снова вернулся к их бедственному положению. Где командир, старпом, лейтенант Харрис и остальные офицеры? Что с ранеными? Специалистам радиоразведки много раз повторяли, что в критической ситуации их персонально эвакуируют первыми, потому что они, как коллекторы разведывательной информации, сами являются желанной добычей для противника. Сколько классифицированных файлов было сожжено или выброшено за борт? Получены ли их сообщения в Камисейя? Где же обещанные реактивные истребители поддержки? Насколько серьезны угрозы корейцев расстрелять всех как шпионов? Молодой моторист слушал разговор «спуков» в полном замешательстве и выглядел страшно напуганным. Оказывается, он понятия не имел, что его неуклюжий корабль оказался вдруг такой лакомой «шкатулкой» с важнейшими секретами Америки! «Спуки» продолжали обсуждать самый болезненный вопрос: что отвечать корейцам, когда начнутся по-настоящему серьезные допросы?
Из коридора по-прежнему доносились удары и вопли избиваемых моряков, а у тех, кому повезло пообедать среди этого бедлама, мочевые пузыри были готовы лопнуть. В камере не замечено никаких приспособлений для данной процедуры. Здание оказалось старым, но крепким, поскольку построили его из гранитных блоков. Газета на корейском языке, закрывавшая обзор из окна, не содержала никаких фото. Поэтому вся новая информация была исключительно шумовой, доносившейся из коридора, и ее содержание не внушало оптимизма. Маленький радиатор продолжил шипение и стук. Он даже стал горячим, но температура в камере, продуваемой сквозняками, не поднималась выше десяти градусов по Цельсию. Почти как на корабле, только без воды, плещущей в низах. «Пуэбло» запомнился Ральфу единственным из кораблей, на котором перед сном приходилось натягивать на себя рабочую куртку, две майки, шерстяную вязаную шапочку, штаны и две пары носков.
Перед высадкой на берег в порту Вонсан моряков связали, завязали глаза и пинками сталкивали вниз по трапу прямо в кричащую толпу. Криками дирижировал водитель автобуса, клаксоня что-то вроде сигналов Морзе. Куда их отправили – в столицу Северной Кореи? Весь ли экипаж собран в одном месте? Сколько часов их везли на поезде? Снова и снова они обсуждали случившееся, спорили, строили догадки, пытаясь понять – что произошло с ними? Макклинток пытался представить сумасшествие, охватившее сейчас NavSecGru в Камисейя, – что именно попало в руки корейцев, какие документы и оборудование скомпрометированы, что нужно немедленно изъять из флотского оборота секретов? Он мысленно представлял своих друзей, забирающих на память его игорные кости из личного шкафчика в казарме… «Спуки» решили, что они должны запомнить номера и реквизиты папок с секретными документами, которые были определенно уничтожены. Запомнить заголовки сожженных бумаг. Флоту будут необходимы эти сведения, когда они вернутся. Но когда же, когда… их отведут наконец в гальюн!!!
Час шел за часом, коридорные звуки уже не приносили новых сведений. Время от времени в камеру заходили солдаты-автоматчики с примкнутыми к «Калашниковым» штык-ножами. Они проверяли койки, заклеено ли окно, шипели сквозь зубы «Атеики» и уходили. Что бы ни означало это шипение, наверняка ничего хорошего.
Неожиданно им приказали выйти в коридор. Офицеры и солдаты смотрели на американцев с ненавистью, готовые сейчас же их растерзать. Наконец-то желание американцев исполнилось. Туалет оказался мрачной зловонной пещерой, кучи в которой, кажется, не убирали с момента постройки.
– Не разговаривать. Делайте свои дела побыстрее, – сказал один из корейских офицеров, и пленные прониклись к нему симпатией уже за то, что он не обещал их немедленно расстрелять. Двери в кабинку закрывать не разрешили. Зрителей с автоматами набилось хоть отбавляй. Замешкавшихся тут же награждали чувствительными ударами в основном по гениталиям. Сопровождаемые корейскими «любезностями», американцы даже не смели заикнуться о том, чтобы помыть руки… Когда их возвратили в камеру, никто уже не испытывал желания попить остывшего «чая» – лучше перетерпеть жажду, чем новая туалетная пытка.
Перед отбоем каждого заставили встать у своей койки. Спустя несколько минут ожидания в камеру зашел высокий смуглый и величественный человек в ладно сидящем мундире. Он посмотрел на стоящих по стойке «смирно» американцев, медленно прошелся по камере, оглядел кровати, объедки рыбы на подносах… Он что-то говорил по-корейски офицерам, которые истово «ели глазами» начальство, – речь плавная, спокойная, никакого брызгания слюной. Через две недели им сообщили, что этот военный – старший полковник. Он стал их постоянным тюремщиком на все 334 дня плена. Через 9 месяцев он прибыл в новенькой шинели с бараньим серебристым воротником и одной большой звездой на погонах. Старания были вознаграждены производством в генералы.
Наконец, дежурный офицер на сносном английском скомандовал: «Всем лечь в кровати и спать». Свет оставили включенным, одеял не дали, но первый дьявольский день в тюрьме Пхеньяна наконец-то закончился.
ДМ3 – Демилитаризованная зона на Корейском полуострове.
Пункт Панмунчжом.
Дом переговоров войск ООН и КНДР.
24 января 1968 года, 11.00.
На ничейной земле вольготно расплодились птицы и зверье. Здесь запрещена любая деятельность человека, военная и гражданская. Исключение сделано для жителей двух деревень. Право жительства имеют лишь те, кто жил здесь до войны, и только прямые их потомки. Но постоянно заселена только одна деревня, на Юге. На северной стороне в полосе двух километров за рядами колючей проволоки вообще никто не живет, поля возделывают приходящие из-за проволоки крестьяне. Полевые работы разрешены только в светлое время суток, с наступлением сумерек действует комендантский час. По требованию военных администраций крестьяне обеих деревень, выходя в поле, обязаны надевать яркие красные шляпы. Так они виднее, так в них легче целиться. Фактически они постоянно под перекрестным прицелом. После падения Берлинской стены здесь единственный на планете уцелевший реликт «холодной войны».
Утром 24 января 1968 года, в 11.00 контр-адмирал US Navy Джон Виктор Смит вошел в металлический барак в местечке Панмунчжом, где помещался зал американо-корейских переговоров, и сел за стол, покрытый зеленой суконной скатертью.
Между двумя Кореями границы нет. Вместо нее – демаркационная линия. Часто и ошибочно ее называют «границей но 38-й параллели». На самом деле, ДМЗ – демилитаризованная зона длиной 248 километра и шириной 4 километра – лишь приблизительно совпадает с географической широтой. Зона пролегла там, где остановился фронт в 1953 году. Между двумя рядами ограждений от Японского моря до Желтого через весь полуостров протянулась полоса ничейной земли шириной почти семь метров. Это и есть собственно Зона, с обеих сторон забранная оградой трехметровой высоты из колючей проволоки, наверху противопехотное заграждение высотой еще метр. Зону круглосуточно патрулируют вооруженные автоматами солдаты с немецкими овчарками. Пересечь ничейную землю можно по единственной дороге, ширина которой едва позволяет проехать одному автомобилю. Поочередно стороны конфликта вяло упрекают друг друга за «подрывной характер» пропагандистских радиопередач, которые весь световой день несутся над Зоной с Севера и Юга через мощные громкоговорители.
Любые контакты между противостоящими сторонами осуществляются только в местечке Панмунчжом, в одноэтажном здании, напоминающем казарму. С каждой стороны есть единственная дверь, возле которой стоят двое часовых. Слева от часовых возвышаются флагштоки. Взаимные претензии разбирают за столом переговоров. Стол установлен точно на линии военной демаркации. Лишь десятилетия спустя выяснилось, что подлинные страсти кипели не за этим столом, а под ним – на глубине свыше семидесяти метров… Северяне во время Корейской войны проявили себя виртуозами горной проходки в скальных породах, зарыться под землю стало единственным спасением от ковровых бомбежек американцев. За полвека южане обнаружили семнадцать тоннелей, прорытых под ДМЗ на юг. Некоторые, как уверяют, приспособлены для прохода танков и грузовиков. Тоннель диаметром два метра, который показывают туристам, позволяет за один час скрытно и бегом перебросить в тыл противника до двух пехотных дивизий с тяжелым вооружением – десант выйдет на поверхность всего в 44 километрах от Сеула! Сколько таких тоннелей прорыто за полвека противостояния, неизвестно. Полагают, их не меньше пятидесяти. Есть подозрения, что тем же занимаются и южане.
Неподалеку от Кэсона и, вероятнее всего, именно под землей в ночь на 18 января 1968 года военно-демилитаризованную зону форсировал отряд северокорейского спецназа из элитной бригады № 124. Их усиленно тренировали две недели, но лишь перед началом переброски объявили план секретной операции: проникнуть в Сеул, взять штурмом Голубой дворец, где помещалась резиденция президента Южной Кореи, уничтожить всех, кого только удастся найти в здании, и буквально – «отрезать голову Пак Чжон Хи»…
Сеульский рейд и захват «Пуэбло». Контр-адмирал Смит подумал, что за неполный год переговорной практики ему впервые достались такие трудные темы для дебатов. Обычно рассматривались рутинные стычки патрулей в Зоне, и дело ограничивалось обменом нотами. Установить, кто первым нажал на спусковой крючок, зачастую не представлялось возможным. Правда, таких инцидентов становилось все больше с каждой неделей. За последний год число зафиксированных нарушений Соглашения о перемирии возросло в 10 раз. Поджидая своего визави, который частенько в последнее время изображал восточного богдыхана, подчеркивая превосходство опозданиями за стол переговоров, Смит еще раз прокручивал в голове инструкции Вашингтона.
СЕКРЕТНО: МОЛНИЯ: NODIS: CACTUS.
ТЕЛЕГРАММА
Вашингтон, 23 января 1968 года, 2121Z.
Государственный департамент США —
посольству США в Республике Корея.
Копия – командующему Тихоокеанским флотом США.
1. Старший представитель UNСМАС должен делать жесткое, уверенное и твердое заявление об атаке на Сеул и конфискации «Пуэбло», сохраняя между ними баланс равенства, чтобы у южных корейцев не сложилось впечатления, что мы больше озабочены вторым.
2. Если северные корейцы подвергают сомнению законность претензий по «Пуэбло» согласно Соглашению о перемирии, Вы должны игнорировать возражения и избегать его дискутировать… Настаивайте, что сеульский рейд и захват американского корабля продолжают принятый Пхеньяном курс на нагнетание напряженности, начатый год назад в Демилитаризованной зоне… эти действия не могут оставаться безнаказанными. Игнорируйте подход, обозначенный Советами, и настаивайте на следующем:
– «Пуэбло» был остановлен в международных водах в координатах 39°25"05' с.ш. 127°54"09' в.д.
– Конфискация явилась нарушением международного права. Требуйте извинений за это незаконное действие.
– Корабль и команда должны быть возвращены невредимыми и немедленно.
– Соединенные Штаты резервируют за собой право настаивать на компенсации в соответствии с Международным правом.
Вы должны завершить заявление следующими словами: я имею инструкции правительства США заявить Вам следующее: события прошлого года и особенно нескольких последних дней окрасили новыми тревожными тонами ситуацию в Корее. Северокорейский режим погрузился в кампанию провокаций и убийств, он саботирует Соглашение по перемирию и международное право.
ДМЗ. Дом переговоров в Панмунчжоме.
24 января 1968 года
(продолжение).
Шесть типовых бараков – по три с каждой стороны – служат для переговоров Севера и Юга. Возле каждого стоят на вытяжку солдаты, причем с северной стороны заметны более высокорослые, чем обычные корейцы. Возможно, таких отбирают специально. Демаркационная линия обозначена на земле белыми плитками. Их регулярно подбеливают известкой в перерывax между дождями. На северной стороне вдоль дороги встречаются проржавевшие таблички с надписью «Мины!», поля там стоят запушенные, на юге более обихоженные, но вообще окрестности производят гнетущее впечатление.
Дом переговоров в Панмунчжоме, стандартный военный барак из гофрированного железа, стоял здесь уже 15 лет, но у сторон не возникло и тени желания хоть как-то облагородить зал переговоров. Скорее напротив. Перемирие – не мир. Стороны желали недвусмысленно подчеркнуть временность своего пребывания здесь, в ожидании момента, когда металлическая хибара будет сметена победным орудийным огнем. Стол, за которым приходилось смотреть в глаза врага, сносить его грубость и нередко неприкрытое хамство, при наступлении станет мишенью номер один. Кто бы это наступление ни начал. Над убогим домиком просто витает жажда отмщения за перенесенные здесь государственные оскорбления.
Отсюда беспорядок в зале переговоров Комиссии по перемирию всегда выглядел подчеркнуто ритуальным. Позади каждой из команд переговорщиков громоздилось по баррикаде обшарпанных стульев – на случай встречи «в расширенном составе». Стол переговоров довольно узкий, не больше метра, плотно заставленный микрофонами. Каждое произнесенное здесь слово фиксируется на пленке. Для этого ближе к торцам, с каждой стороны стола, оборудовано место для магнитофонного оператора в офицерском звании. Магнитофоны по тем временам еще ламповые, потому довольно громоздкие и совершенно одинаковые (видимо, предоставленные Комиссией ООН). А вот микрофоны разные, демонстрирующие разницу технического прогресса: у американцев маленькие, на миниатюрных стоечках; у корейцев размером с минометную мину. Как раз по линии ДМЗ на столе протянуты жгуты микрофонных кабелей. С каждой стороны несколько массивных хрустальных пепельниц – вот, собственно, и все пространство стола переговоров. Каждый из переговорщиков располагает пространством, достаточным, чтобы положить перед собой не больше одной стопки машинописных листов.
Наконец, напротив угнездился генерал-майор Пак Чунг Гук, старший северокорейский представитель. Смит, как глава делегации ООН на переговорах с Северной Кореей, открыл 261-ю сессию – выпала его очередь говорить первым. Смит назвал «отвратительным» нападение на резиденцию главы Южной Кореи и приказал помощнику включить магнитофон с записью признательных показаний захваченного северокорейского диверсанта. Генерал Пак недовольно ерзал на своем стуле.
– Я уполномочен заявить вам, Пак, что доказательства, которыми мы располагаем, исчерпывающи… Я имею в виду выделить еще одно событие в этом ряду, которое имеет чрезвычайно серьезный характер. Оно касается преступного произвола и захвата американского корабля «Пуэбло» в международных водах. Необходимо, чтобы ваш режим сделал следующее. Во-первых, возвратите экипаж и корабль немедленно. Во-вторых, принесите свои официальные извинения за незаконные действия. Также информирую вас, что США оставляют за собой право требовать компенсации в соответствии с международным правом.
Американский наблюдатель описал атмосферу встречи как «не напряженную». Корейский генерал Пак Чунг Гук всячески пытался придать беседе шутливый и даже фривольный тон, а сердитый «стейтмент» Госдепа США в исполнении КОНТР-адмирала Смита Пак вообще встретил раскатистым смехом.
– Наша пословица гласит: «Только глупая собака лает на луну», – внезапно прервав смех, грубо сказал генерал Пак. – Я могу лишь сожалеть, что вас, адмирал, несмотря на возраст и положение, ваши руководители вынуждают вести себя по-хулигански, озвучивая здесь сумасшедшие намерения военного маньяка Джонсона. Ради долларов и куска хлеба для продолжения жизни вы, наверное, так же ревностно служили Кеннеди. Если вы хотите избежать его печальной участи, не слишком усердствуйте в оскорблении нашего гордого и справедливого народа.
Пак для вида перебрал документы на столе перед собой и продолжил:
– 23 января в 12.15 по пхеньянскому времени американская сторона совершила грубый агрессивный акт незаконного вторжения в территориальные воды КНДР. Ваш корабль «Пуэбло» был вооружен и оснащен всеми видами оборудования для шпионского наблюдения за нашей береговой чертой. Наши военно-морские силы решительно пресекли провокационные пиратские действия американских агрессоров. В ходе 260-й встречи комиссии четыре дня назад я в очередной раз заявил решительный протест против массовой засылки в наши воды кораблей-шпионов и потребовал немедленно прекратить провокации, направленные на разжигание новой войны в Корее. США должны признать факт нарушения государственного суверенитета КНДР, принести извинения за вторжение в территориальные воды и гарантировать, что подобные преступные акты впредь не повторятся.
– Я готов рассмотреть любые разумные утверждения, – ответил Смит. – Но я отвергаю ваши оценки и предлагаю сделать перерыв…
Пак презрительно хмыкнул – мол, воля ваша, господа империалисты. Нам торопиться некуда!
СЕКРЕТНО: СРОЧНО: NOFORN.
ТЕЛЕГРАММА
Сеул, 24 января 1968, 1405Z.
Главком силами ООН в Корее,
командующий американским контингентом
в Республике Корея генерал Бонстил —
командующему Тихоокеанским флотом США
адмиралу Шарпу.
По окончании встречи в Панмунчжоме я информировал министра обороны Республики Корея в режиме секретного брифинга… Министр был очень эмоционален и раздражен. Он язвительно заявил, что США немного сделали после северокорейского налета, нацеленного на убийство президента Пака, спокойно садятся за стол переговоров в Панмунчжоме. Зато в случае с «Пуэбло» без ведома и согласия Республики Корея посадили на авиабазе Осан американские истребители F-105, выдвинули авианосец «Энтерпрайз» и вообще выглядели готовыми рискнуть развязать войну. Он сказал, что временно воздержится от карательных набегов против Северной Кореи, но если северокорейцы сделают еще раз нечто подобное, он ничего не может обещать.
Бонстил.