Текст книги "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Помимо накопления сведений на перспективу, корабли программы AGER регулярно посылали так называемый SITREP – «ситуационный репортаж», оперативное донесение, для чего членам разведывательного персонала приходилось быть полиглотами. Разумеется, основной упор делали на русский язык. Гражданскому океанографу корабля «Баннер» Сэму Тума запомнился офицер, отвечающий за разведку, непосредственный начальник «spooks» (так на флоте США называют операторов радиоперехвата – «слухачей»), который важно разгуливал в черной униформе и щеголял доступным ему знанием вещей, о которых вольнонаемный ученый, разумеется, не имел понятия. Офицер любил прихвастнуть своими лингвистическими способностями, и то и дело вворачивал фразы на русском языке, когда океанограф появлялся на мостике.

Его подчиненные решили подшутить над спесивым боссом и научили мистера Туму русской фразе, которую тот тщательно репетировал весь рейс.

Когда в Иокосука Тума покидал «Баннер», вся команда «спуков» вышла на палубу, чтобы проводить океанографа и позабавиться. Здесь же был офицер разведки. Уже стоя на трапе, ученый неожиданно повернулся и обратился к разведчику по-русски: «Мне понравилось плавать с тобой, tovarisch! Надеюсь, когда-нибудь у нас будет возможность снова выйти в море вместе. Между прочим, твой русский требует еще много работы». Спускаясь по трапу, Тума не видел лица офицера, услышал только взрыв дикого хохота за спиной!

ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН

12 сентября – 1 декабря 1967 года.

«Пуэбло» имел индивидуальность и напоминал старую даму, чье прошлое неизвестно, а будущее неясно, но несмотря на это, загадочная дама предпочитала оставаться в тени и гордиться превратностями судьбы, ей уготованной. Ее будущая миссия являла собой тайну для всех, за исключением нескольких посвященных, это только подогревало наш интерес к завесе ее таинственности. Конечно, «“Пуэбло” не крейсер и не патрульный корабль и, разумеется, далек от привлекательности, но мы любили его и гордились службой на этом корабле сомнительного достоинства, до конца не ясного даже нам самим», – вспоминает Стю Рассел.

У «старой дамы» – чему тут удивляться – обнаружилась масса застарелых болячек, с которыми едва успевала справляться верфь. Начиная с января дата отхода «Пуэбло» в Японию менялась много раз. Неожиданно много времени затратили на монтаж строго засекреченного оборудования; в специальную надстройку, куда его поместили, члены навигационного экипажа уже не смели заходить. Наконец, морякам объявили твердо и окончательно, что на 12 сентября 1967 года назначен отход из Бремертона в Сан-Диего, где ожидались тренировки экипажа. Затем им предстояло пересечь Тихий океан. Многие моряки находились на борту уже более шести месяцев, несколько счастливцев, включая того же неугомонного Рассела, успели даже отгулять трехнедельный отпуск, и теперь все стремились как можно быстрее выйти в море.

Буквально за сутки до отхода шестерых моряков неожиданно перевели на однотипный корабль «Палм Бич». Для них маета на опостылевшей верфи снова затягивалась на неопределенный срок. Парни расстроились и, конечно, не могли догадываться, что через три с лишним месяца они станут истово благодарить Господа, пославшего им избавление в форме служебного перевода!

Топливные танки «под жвак»: заправлены соляром, судовые запасы уложены в надлежащие места, и наконец-то отданы швартовы. «Одинокий Бык», фирменная мелодия «Пуэбло», гремела по корабельной трансляции, когда в вечерних сумерках они покидали залив Пьюджет-Саунд. Якоря и палубное оборудование перед выходом в Тихий океан закрепили по-штормовому. В 22: 00 свет на корабле выключили, и некоторые парни при дежурном красном освещении в кубриках уже писали письма, кто домой, кто подружкам, другие просто размышляли, что ждет их впереди. Надо иметь очень крепкие нервы или вымотаться до предела, чтобы безмятежно спать первую в своей жизни ночь в море.

Соблазнительный дух дальних странствий, который вился над койками американских салажат, покуда корабль пересекал спокойные воды пролива Хуан де Фука, развеялся к рассвету. Большинство моряков оказались выброшенными из своих коек и с проклятьями проснулись на палубе кубрика, когда «Пуэбло» начало швырять на разгулявшихся тихоокеанских волнах. Старый армейский сухогруз имел абсолютно плоское днище и не был приспособлен разрезать воду. Он отчаянно скрипел, пока тяжело карабкался на вершины волн, затем (после реконструкции массогабаритные характеристики корабля изменились совсем не в лучшую сторону) проваливался вниз, каждый раз с четырьмя или пятью оглушительными ударами под днищем. Временами казалось, что ветхая конструкция вот-вот развалится. Моряки принялись спасательными жилетами и запасными одеялами расклинивать свои тела в спальных нишах, чтобы снова не выпасть из трехъярусных коек. Стало окончательно ясно, что их «Пуэбло» не очень-то расположен бороздить океан, более того, открылась истина, что он никогда не желал этого и в прежней своей жизни. Морская болезнь сразу отделила взрослых мужчин от зеленых мальчиков, и рвота в корабельных коридорах быстро перестала быть чем-то необычным. Пришла пора набираться настоящего моряцкого опыта, какого, по большому счету, оказалось не так уж много в экипаже, собранном с бору по сосенке.

Уклад жизни на борту «Пуэбло» благодаря своему командиру имел некоторые особенности. Опытный офицер-подводник, вдвое старше почти всех своих подчиненных, Бучер относился к ним вполне по-отечески. Несмотря на изнурительную болтанку, он строго взыскивал за чистоту в помещениях, требуя немедленно убирать с палубы выделения матросской слабости. Не давал послаблений вахтенной службе: умри, но стой до положенного часа. Но Бучер понимал, что парням необходимо притерпеться и притереться к службе, адаптироваться к морю, и первые недели похода не изнурял их работой или занятиями. Отстоял вахту – в койку. Это давало возможность команде отдыхать дольше положенных часов сна, а воздушное пространство над каждой постелью оставляло неоморяченным «салагам» хотя бы маленький кусочек privacy – частной жизни.

«Дресс код» был другой причудой «мастера». В море коммандер разрешил команде надевать кому что нравится, не исключая предметов гражданской одежды. Матросы очень скоро стали напоминать пиратскую вольницу. Стремление командира облегчить морякам жизнь экипаж оценил по достоинству.

Погода заметно улучшилась, когда они спускались к теплой Калифорнии. Команда, наслышанная о колониях хиппи и других заманчивых прелестях на берегах бухты Золотой Рог, стремилась напоследок испытать свою удачу на родном берегу. Лето любви было далеко не закончено, а залив спокоен, когда на рассвете 16 сентября 1967 года они бросили якорь в гавани Фриско.

После трехдневной стоянки в Сан-Франциско «Пуэбло» 21 сентября прибыл в Сан-Диего. Здесь планировались последние тренировки экипажа, к чему, естественно, никто из матросов не стремился. Они только что прошли океаном от Канады почти до мексиканской границы без всяких происшествий и успели обзавестись скороспелым зазнайством:

– Чему нас могут научить здешние клоуны?

В Южной Калифорнии, однако, они застряли на целых полтора месяца. Те, кто их тренировал, не имели программы обучения для кораблей программы AG ER. Чтобы выполнить параграфы учебных упражнений, инструкторы морской практики где-то раскопали древние наставления для судов AKL, каким «Пуэбло» был прежде, в годы Второй мировой войны. Одним из зачетных упражнений, которое обязательно полагалось выполнить практически, оказалась дозаправка корабля на ходу. На борту «Пуэбло» не имелось специальных переходников для шланговых соединений, морякам пришлось имитировать зачетную задачу для американской «галочки», которая ничем не отличалась от советской. Танкер-буксировщик, как и положено, двигался параллельным курсом, с него подали топливный рукав, оставалось только притвориться, что он «надежно присоединен» к приемным топливным клинкетам корабля-разведчика… При этом никто не счел нужным проверить навыки моряков по борьбе с пожаром, отработать элементарные действия по заводке пластыря на пробоину, не говоря уже о действиях под неприятельским обстрелом, предотвращении захвата корабля противником и огневой подготовке пулеметчиков. Дозаправку на ходу сочли самым главным… Впрочем, на каждом флоте, как говорится, свои тараканы. К примеру, российские командиры кораблей мастерски швартуются кормой, чего совсем не умеют их американские коллеги, но с наших соотечественников сойдет семь потов, если случится поставить корабль лагом к причалу, что в Navy является рутинной процедурой. Но в состязаниях с предполагаемым стратегическим партнером по показухе в любом случае победила бы дружба!

Из Сан-Диего они уходили в пять часов утра 6 ноября 1967 года, вновь ревел из динамиков «Одинокий Бык», эту мелодию моряки уже воспринимали как разновидность китайской водяной пытки. Рассел вышел на палубу и тихо попрощался со своими дедом и бабкой, похороненными на военно-морском кладбище на мысу Пойнт Лома, мимо которого проходил «Пуэбло». Затем корабль взял курс на Гавайи. Переход в Пёрл-Харбор занял 9 суток. Океан был довольно спокоен, так что блевала только половина экипажа. Еще матросам каждое утро приходилось очищать палубу от летучих рыб и помета чаек. По ночам Млечный Путь напоминал трубку неоновой лампы. Матросы вспоминали времена скаутских лагерей и увлеченно искали знакомые созвездия, удивляясь, почему на берегу невозможно увидеть в небе такого обилия звезд.

В Пёрл-Харбор прибыли около полуночи. Ночь, несмотря на середину ноября, была необычно теплой и даже душной, многие моряки оставались на палубе до рассвета и наблюдали силуэт горы Алмазная Голова на фоне светлеющего неба. Была хорошо видна иллюминированная череда отелей на пляже Уайкики. Заход в гавань Пёрл-Харбор был особенный, экипаж замер у борта по стойке «смирно», когда корабль миновал мемориал погибшего линкора «Аризона». Мысль о разрушительном японском нападении в таком райском ухоженном месте казалась противоестественной. В гавани «Пуэбло» направился к причалам базы субмарин, чтобы командиру было сподручнее навещать своих старых приятелей по подводной службе. В Пёрл-Харборе экипаж вел себя довольно смирно. Боб Хилл, Тони Ламантиа, Пит Лангенберг и Стю Рассел взяли напрокат «фольксваген», переоделись по гражданке и объехали окрестности. Было здорово пить пиво на открытом воздухе ночью в ноябре, однако, вспоминает Рассел, «в глазах у всех застыло унылое послушание коровы»: военные полисмены попадались на каждом шагу, а их гражданская одежда никого не вводила в заблуждение.

Финал затянувшегося перехода в Японию на первых порах выдался изнурительным от жары. Кубрик за день раскалялся как духовка, а к утру благоухал всеми возможными ароматами человеческого происхождения. На середине пути Бучер разрешил команде искупаться в океане. Началось веселое нырянье с баловством, которое кончилось довольно грустно: одного матроса столкнули в воду на голову другому. Купание немедленно прекратили, «док» Белдридж произвел ревизию филейной части пострадавшего купальщика и нашел травму достаточно серьезной. Коммандер Бучер связался по радио с командованием и получил точку для рандеву с новенькой плавбазой миноносцев «Сэмюэль Гомперс». На следующий день они встретились – громадина водоизмещением 20 тысяч тонн и крошка «Пуэбло», который плавбаза, поднатужившись, могла бы, наверное, поднять к себе на палубу! Матросы возмущались – чего это они не хотят спускать шлюпку? Зеленая молодь даже не понимала, что на крупной океанской зыби спускать моторный катер с пятнадцатиметровой высоты борта – весьма рискованная процедура. В результате доктора привезли на вельботе «Пуэбло».

Врач в отутюженной офицерской форме с большим интересом разглядывал несвежие майки щетинистых «скитальцев морей» – «Гомперс» все-таки полноценный строевой корабль, и там невдомек, как можно отправить в море судно, где на борту 83 человека, причем танки пресной воды рассчитаны на гигиенические запросы тридцати, а опреснительная установка не предусмотрена вовсе? Вдруг взгляд врача с плавучей базы миноносцев наткнулся на человека в расписной гавайской рубахе, красных шортах и стоптанных сандалиях, который прогуливался по крылу ходового мостика. Потрясенный флотский доктор спросил одного из матросов, слонявшихся по палубе:

– Известно ли вашему командиру, что у вас на борту имеются гражданские лица?

– Так вы спросите сами, сэр! – невозмутимо ответил матрос. – Вот же наш Старик по мостику прохаживается.

После такого объяснения врач-пришелец быстро установил, что состояние травмированного моряка не позволяет ему оставаться на «Пуэбло», пострадавшего уложили на носилки и вельботом переправили на «Гомперс», возвращавшийся в Штаты. Корабли разошлись. Судьба улыбнулась еще одному счастливцу.

Когда «Пуэбло» прибыл из Гонолулу в Иокосука, в порту стояла симпатичная тишина, но по мере приближения Рождества японская гавань заполнилась под завязку. Последнее свободное пространство у причала занял громадный авианосец «Китти Хок». И все же 19 декабря 1967 года нашлось совсем немного причальной стенки еще для одного корабля – прибыл разведчик «Баннер» и стал рядом со своим однотипным собратом. Все вернувшиеся с морей щеголяли пиратскими бородами и выглядели немного не от мира сего. Через три дня «Баннер» снова уходил в поход на полтора месяца, и на «Пуэбло» приуныли, осознав наконец, что служба на кораблях программы AGER совсем не мед. Матросам и старшинам довели сроки службы по программе: два. года для холостяков и три года для «сопровождаемых» моряков – имелись в виду женатые, пожелавшие перевезти в Японию своих жен. Жен ожидала не радостная доля: из 1095 дней заграничной службы «Пуэбло» предстояло провести в море 700!

Все попытки выяснить характер предстоящей деятельности оказались напрасны, моряки sister-ship подобрались на редкость неразговорчивые. Правда, за кружкой пива «Асахи» в припортовом баре «О» отдельные бородачи похвалялись, как упорно их преследовали русские, но зачем и почему, никто не понял.

Моряки по своей природе повсюду одинаковы и имеют общую тенденцию немного сходить с ума с приходом в новый порт. Иокосука не была исключением для команды «Пуэбло». На подходе к Токийскому заливу они только что пережили свой самый свирепый шторм на пути от Бремертона и остались не на шутку напуганы малой способностью корабля противостоять стихии. Стремясь заглушить тревогу перед новым выходом зимой в северную часть Тихого океана, матросы пустились в загул, благо множество японских баров плотным кольцом окружало военно-морскую базу Иокосука.

Один бедняга Рассел трудился в поте лица. На его беду, командир Бучер неожиданно решил лично вникнуть в систему корабельного снабжения и с удивлением вычислил, что если бы экипаж не слег вповалку от шторма и не отказался от пищи, ОНИ ПРИКОНЧИЛИ бы свои съестные припасы дней за пять до прихода в Японию. Старик рассвирепел, и крайний, конечно, был сразу найден. Дабы впредь баталер не манкировал служебными обязанностями, он был оставлен без берега бессрочно, «до особого распоряжения». Вдобавок (чтобы запрет как-нибудь случайно не забылся) Бучер назначил Рассела вечерним киномехаником. Не все так плохо, невесело философствовал Стю, по крайней мере, все вечера теперь расписаны до подъема якорей…

Между тем на корабле начались свои проблемы. Бучер, желая ускорить мелкий ремонт, распорядился кормить японских рабочих с верфи остатками от каждого приема пищи, чтобы судоремонтники не тратили время на хождение в заводскую столовую. Еще коммандер терпеть не мог, когда японцы присаживались на корточки в корабельных коридорах и ковыряли палочками в своих «о-бэнто» – принесенных из дома коробочках с рисом и рыбой, сдобренными чересчур пахучими приправами. Коки одобрили командирскую инициативу: меньше помоев таскать на берег. Каждая ходка с грязными ведрами была испытанием, поскольку «Пуэбло», как новенького в Иокосука, ошвартовали третьим корпусом, и приходилось перелезать сначала на «Баннер», потом на сторожевик Береговой охраны и везде выслушивать ехидные подначки вахтенных – опять эти растяпы с «Пуэбло» запачкают им все палубы. Джон Митчелл однажды опрокинул-таки ведро и вдобавок порвал бушлат.

Японские рабочие, поначалу очень стеснительные, быстро освоились на борту и распоясались. Они уже не хотели ждать, пока отужинают члены экипажа, и сами хозяйничали на камбузе, зачерпывая каждый себе из бачка «со дна пожиже»! Дошло до того, что однажды возмущенный шеф-кок Ральф Рид погнался за японцами с ножом. Он решил отомстить нахалам. На следующий вечер главный кулинар взял здоровенную бутыль соуса «чили» и обильно полил всю оставшуюся еду. Но этого ему показалось мало, и Рид подмешал в свое варево аппетитные горькие перчики «Бен-Гур», а напоследок не пожалел соуса «Тобаско». Блюдо угрожало самовоспламениться. В это время в столовую влетел Стив Эллис, который отчего-то замешкался, сдавая вахту. Будучи изрядно голоден, он схватил миску и нагрузил приличную порцию.

– Полегче, Стив! – пробовал остановить голодного моряка «шеф». -Я приготовил японцам специальное блюдо. Называется «Лава вулкана Фудзи а ля Ральф». Лучше я тебе консервов принесу.

– Некогда, меня ждут, – Стив указал в направлении неонового зарева за забором базы. – К тому же я люблю остренькое, у нас в Лос-Анджелесе всегда…

Больше он не смог сказать ни слова, поскольку успел погрузить ложку в рот, а затем стремглав рванул к водяному фонтанчику в столовой! А к линии раздачи уже валом валили японцы, по своей чумазости мало уступавшие своим собратьям из Бремертона… Больше столоваться на «Пуэбло» они не приходили никогда. «Халява плиз!» закончилась.

21 декабря они вышли на ходовые испытания, чтобы проверить качество ремонта навигационных приборов, сделанного джентльменами с изрядно помятыми физиономиями. Рассел был расписан по тревоге наблюдателем на мостике. Дождя не было, небо чистое, но все пространство впереди наглухо закрывала пелена тумана, про какой моряки говорят – хоть охапками носи! Стю шарил биноклем в отведенном ему секторе наблюдения и вдруг оторопел: прямо на него из тумана медленно выползал форштевень гигантских размеров, каких он даже не мог себе вообразить. Это был один из «мамонтов моря»– новейший японский супертанкер. Совсем близко, меньше мили…

– Корабль!!! – что было мочи заорал Рассел. – Курс 350, дистанция 8 кабельтов!

Бучер и Мэрфи обернулись и увидели монстра, который двигался прямо на них и грозил раздавить, как мошку.

– Черт подери, Старпом, откуда здесь этот дьявол? – взорвался коммандер. – Он же длиною четверть мили и высотой чуть ниже Фудзиямы. Почему я не вижу его на радаре? Немедленно назад, к причалу. Уделите наконец свое драгоценное внимание радиолокатору.

От дальнейших потоков командирской брани старпома спасло только то, что буксир еще не успел убраться в гавань и быстро возвратился к «Пуэбло». «Испытательный» поход занял тридцать минут.

5 января 1968 года они наконец покинули Иокосука и, следуя курсом мимо острова Кушу, 9 января достигли японского порта Сасебо. Здесь Бучер получил детальные инструкции об операции и информацию о русских кораблях, с которыми он мог встретиться. Здесь же им предстояло принять кое-какое недостающее снабжение.

С середины лета 1946 года и по самое окончание Корейской войны американцы пользовались базой в японском порту Сасебо вполне свободно, как базой в Иокосука, только здесь им было гораздо удобнее – крупная нефтебаза, более мощный, чем в «Иоко», судоремонтный завод, а главное, близость Цусимского пролива. Нов 1953 году японцы создали собственные морские силы самообороны и заявили претензии на пользование базой. Американцам нехотя пришлось потесниться, но окончательно отсюда они так и не ушли. Качество судоремонта на японских верфях Сасебо признано едва ли не лучшим в мире. Постояльцы сошлись с хозяевами на том, что боевые силы останься в Иокосука, в Сасебо же останется вспомогательный флот и средства тылового обеспечения.

В Сасебо выпал снег, резко похолодало. Рассел вместе с Энсином Харрисом слонялись в поисках нужных складов, зябко кутаясь в бушлаты. Поиски шли трудно. Офицер, отвечавший за снабжение, был на два года младше матроса и пытался изображать полиглота. Он исповедовал принцип: «Если кричать громче, тебя поймут легче». Но японцы, с которыми моряки пытались контактировать, придерживались другой лингвистической парадигмы: «Когда на тебя орут, отвернись и отойди». Бесплодные поиски стали каким-никаким развлечением на Рассела, по-прежнему принужденного коротать однообразные вечера демонстрацией старых кинофильмов, причем главным образом самому себе. Впечатления от Сасебо у соплавателей были блокированы обильными возлияниями. Длинными вечерами, провожая взглядом спотыкающиеся тени в корабельном коридоре, под стрекот кинопроектора баталер размышлял: что, если накачать спиртным верблюда – он смог бы сохранять алкоголь в горбу и расходовать по мере надобности?

Отход был назначен на раннее утро 11 января 1968 года. Прошенный командиром по случаю первого выхода на боевую службу, Стю Рассел возвращался из увольнения последним, далеко за полночь. У корня пирса стоял черный легковой автомобиль. Когда Рассел поравнялся с ним, из машины вылез тучный человек азиатской наружности, окликнул баталера и попытался завязать с ним разговор.

Толстяк спросил, как называется их корабль, какого он типа и когда собирается возвращаться. Навязчивое любопытство показалась Расселу подозрительным. Тогда незнакомец протянул ему свою визитную карточку и объяснил, что он с приятелями играет в оркестре, который обслуживает вечеринки американских моряков по случаю возвращения из похода. Были еще вопросы, но моряк не стал отвечать. Люди в автомобиле ему не понравились. Они ничем не напоминали музыкантов, а больше походили на гангстеров.

Многие из экипажа странного неказистого кораблика воспринимали происходящее с ними как некий служебный курьез. После общения с подозрительными «оркестрантами» Рассел впервые задумался, что все это может оказаться не так уж весело. Как законопослушный моряк, он тут же разыскал командира и доложил о странной встрече возле причала. Но Бучер был целиком поглощен последними заботами перед отдачей швартовых, поэтому выслушал баталера несколько рассеянно, сунул визитку незнакомца в карман, тем дело и кончилось. Военная контрразведка флота США ничего не узнала о визуальном наблюдении неких восточных незнакомцев за секретным кораблем радиоэлектронной разведки «Пуэбло» в японском порту Сасебо, а также их попытках выведать у членов экипажа срок возвращения в Японию. Возможно, впоследствии Ллойд Бучер припомнил доклад подчиненного о загадочных музыкантах, но предпочел не говорить о них нигде, включая комиссию по расследованию собственного дела, – лишние откровения себе дороже!

Перед самым выходом из Сасебо, сыграв побудку в пять часов утра, когда все члены экипажа уже были на борту «Пуэбло», Бучер созвал общее собрание. Он заявил буквально следующее: куда пойдет корабль и чем он будет заниматься, не ваше дело, но морякам не следует беспокоиться, поскольку миссия не смертельна и вполне легальна. «Спуки», судя по их лицам, были более информированы, но молчали.

Шлягер в стиле кантри «Одинокий Бык» прозвучал в последний раз, когда на «Пуэбло» закрепляли имущество по-походному. На палубе имелось достаточно квалифицированных людей для хозяйственных работ, и баталер Рассел был весьма доволен, потому что наверху было холодно и все говорило за то, что будет еще холодней. Баталер с удовольствием слушал приглушенные звуки «Одинокого Быка», в одиночку попивая горячий кофе в столовой команды.