Текст книги "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

МЕДИЦИНА ЧУЧХЭ

Вахтенное заведование в машинном отделении Стивену Уолку определили у вспомогательных дизелей, которые обеспечивали энергией «электронную хижину» SOD и опреснитель забортной воды для бытовых нужд. Как обыкновенный моторист, он относился к категории «вам не положено. знать» и действительно ничего не знал о том, где находился корабль, что ему угрожало. Когда 23 января наверху стало жарко, несколько мотористов срочно вызвали наверх помочь уничтожать секретные материалы. Сейф стоял рядом с кают-компанией. Стивен начал вынимать оттуда бумаги и передавал нескольким членам экипажа, которые второпях заталкивали их в специальные «уничтожители классифицированных материалов», которые моряки между собой называли «мусорными баками». Стивен не помнит, сколько машинок было в работе, но их явно не хватало, чтобы справиться с целыми ворохами бумаги. Тогда решили жечь документы в ведре с горючим. Все это происходило на нижней палубе под открытым световым люком, через который часть дыма уходила наружу, но только частично – в помещении скоро стало нечем дышать и уже ничего толком не разглядеть. Северные корейцы увидели дым, пришли к выводу, что американцы там не стейки жарили, и ударили по корпусу судна из орудия. Снаряд попал как раз в то место, где находились Дэн Хогге, Боб Чикка и Чарльз Кренделл. Силой взрыва Стивена Уолка отбросило в конец корабельного коридора.

Когда к нему вернулось сознание, Стив не мог встать на ноги, в паху и в бедре нестерпимо жгло. Ему удалось доползти до кают-компании. Туда уже принесли Хоггса. Доктор Герман Бэлдридж перевязал обоих и сделал им по уколу морфия. Инъекция помогла, но лишь до тех пор, пока Уолк не попытался шевелить ногами.

Дэн умер до того, как на борт взошли корейцы. Они положили Уолка на обеденный стол в кают-компании и остались его охранять, в то время как всех остальных членов экипажа согнали на бак. Когда «Пуэбло» ошвартовался в Вонсане, всех моряков вывели на берег и только потом пришли за Стивеном. Он не знал, что приключилось с его соплавателями, и когда его понесли наверх, моторист решил, что сейчас его просто выбросят за борт вслед за всеми. Морфий еще продолжал свое действие, и Уолк безразлично размышлял о том, что он совсем не умеет плавать, но это, в сущности, не так уж важно. Его ранение слишком серьезно, а вода чересчур холодна, чтобы оставался хотя бы малейший шанс выжить в открытом море дольше пары минут. Уолк очень удивился, когда увидел, что корабль стоял у причала и никто не собирался его топить. Корейцам подали с берега носилки, на которых раненого хотели нести к автобусу, но потом почему-то передумали и отнесли на той самой пластиковой столешнице из кают-компании и положили в фургоне на пол, у ног остальных моряков. Худшее доя него началось уже в поезде, когда начал отходить укол. Стивен ощупал себя и понял, что в ягодицах у него две раны размером с большой палец, такая же рана в паху, еще пробита голень, но дотянуться до нее, чтобы ощупать, он не мог из-за боли, а еще потому, что окровавленная одежда приклеилась к пластику столешницы.

' В тюрьме всех тяжелораненых – Кренделла, Чикку и Уолка – собрали в одной камере на попечение матроса Дэйла Ригби, уроженца штата Юта. Ему не выдали никаких медикаментов, парень выбивался из сил, но ничем не мог облегчить страдания своих товарищей.

Через неделю охранники стали заходить в эту камеру только в марлевых повязках, зловоние от гниющих ран стояло ужасное. Уолк вообще не мог пошевелиться, кровь и гной намертво присохли к пластику крышки стола, на которой он продолжал лежать. Можно только удивляться, как не началась гангрена или общее заражение крови. Только к вечеру 5 февраля, на десятый (!) день после захвата корабля ранеными занялись корейские медики. До этого никому никакой помощи оказано не было.

Уолка привязали за руки и за ноги к металлическому столу. Корейцы резали по-живому, не прибегая к средствам анестезии. Крики Стивена были слышны в камерах на всех этажах, и многие моряки подумали, что кого-то из них уже начали пытать каким-то средневековым способом.

Улучшения после такого варварского лечения не наступило, и через неделю вечером (в Корее, как показалось американцам, начало всех начал, по большей части нерадостных, приходилось почему-то на вечера) охрана положила Уолка на носилки, укрыла с головой одеялом и на джипе (не наш ли ГА3-69) доставила в одну из пхеньянских больниц. Условия показались американцу просто дикими, особенно ужасающая грязь в крошечной палате и полная антисанитария. Перевязку делали раз в два дня врач и две медсестры.

В больнице, где ни один человек ни слова не понимал по-английски, моторист «Пуэбло» провел 44 дня. Больному полагались сигареты, спички, северокорейские журналы, прославляющие коммунистический режим и вождя, колода игральных карт и графин с водой. Поскольку воду никто и не думал кипятить, раненый подхватил еще и дизентерию. Каждый прожитый день он отмечал царапиной на штукатурке стены. В корейской больнице Стивену исполнилось 20 лет.

Лечение заключалось в том, что врач парой пинцетов запихивал длинную полосу бинта, густо пропитанного отвратительно пахнущей мазью (Вишневского?) в открытые раны Стивена, невзирая на его отчаянные вопли. Впрочем, дело молодое, раны начали заживать, и каждый раз доктору все труднее было впихивать прежнее количество бинта. В один из дней обнаружился курьез с бинтом, вызвавший живой интерес медперсонала. Оказывается, кровать имела какое-то отверстие, которое корейцы старательно нашпиговывали своей маслянистой дрянью уже много дней! Но это ни на кого не произвело впечатления – Уолк усмотрел в этом примету каждодневной жизни в КНДР. Ежедневно больному делали несколько уколов и ставили капельницу на ногу. Иногда ему казалось, что никакая медицина не поможет его несчастной нижней конечности, раздутой вдвое против нормального размера, но в конце концов молодость взяла свое, и больной пошел на поправку.

Стивен провел много дней в тяжелых раздумьях – что сталось с его товарищами. Больше всего его беспокоило, не отправлен ли экипаж домой, не брошен ли он в Корее в одиночестве.

Дело уже ощутимо склонялось к выписке, когда пофигисты-эскулапы занесли в рану инфекцию, и началось подкожное нагноение. Снова безо всяких анаболиков кожа взрезалась ножницами, гной выдавливали, и снова начался цикл «пинцеты-бинты-мазь». В конце концов, только за три дня до возвращения в тюрьму он смог самостоятельно встать с кровати и сделать несколько шагов. Зеркала не было, но в верхней части дверного проема оказалась застекленная фрамуга. Впервые за два с половиной месяца Стивен увидел свое отражение и ужаснулся. Он похудел на 25 килограммов. В этом нет ничего удивительного, больничный рацион почти не отличался от тюремного, за исключением ежедневного яблока и изредка стакана козьего молока.

Как бы там ни было, полтора месяца назад его отсюда вынесли на руках, а возвратился он на своих ногах, изо всех сил хватаясь рукой за поручень лестницы, чтобы не упасть от слабости. Первыми его встретили коммандер Бучер и офицеры, и это, вспоминает Уолк, самое приятное впечатление за все время в плену.

Позднее Стивену пришлось еще раз столкнуться с корейскими врачами. С детства он страдал увеличенными миндалинами, корейцы решили удалить гланды довольно оригинальным способом. Прежде чем брать миндалину специальным зажимом, они… привязывали ее толстой бечевкой. «Я предполагаю, – вспоминает Уолк, – это делалось на случай, если я проглочу вырванную миндалину или вдруг выплюну ее на пол!» Разумеется, и здесь всякая анестезия отсутствовала.

СЕКРЕТНО; МОЛНИЯ; NODIS; CACTUS,

ТЕЛЕГРАММА

28 января 1968 года.

Госдеп США – посольству США в Республике Корея 0152Z.

Текст ответа на заявление, сделанное Старшим Представителем Комиссии по перемирию:

«1. Я получил сообщение, которое Вы (генерал-майор Пак Чунг Гук) послали мне по каналам Наблюдательной Комиссии нейтральных государств.

2. Мой ответ следующий: политика правительства США относительно корабля “Пуэбло” и экипажа обнародована Президентом Соединенных Штатов 26 января: “Мы продолжим использовать любые доступные средства, чтобы найти быстрое и мирное решение проблемы”.

3. Экипаж “ Пуэбло” – военнослужащие, действующие согласно приказам Флота США. Двое из них – гражданские ученые, специалисты в области гидрографии. Вы захватили этих людей силой оружия. По крайней мере, они имеют право на защиту Женевской Конвенции 1949 года, подписанной вашей страной.

4. Я успокоен информацией из неофициальных источников, что моряки пребывают в хорошем состоянии, раненые получают нормальное медицинское обслуживание и что тело умершего сохранено.

5. Было предложено, чтобы дальнейшие детали сообщались через прямой контакт между обеими сторонами. Я поэтому запрашиваю имена раненых и погибшего и прошу немедленной встречи старших представителей обеих сторон, чтобы обсудить и решить этот вопрос быстро. Мы согласны на любую встречу, частную или открытую».

7. Использовать код Nodis Cactus для сообщений этой серии.

Раек

ДМ3 – Демилитаризованная зона на Корейском полуострове.

Пункт Панмунчжон,

Дом переговоров войск ООН и КНДР,

2 февраля 1968 года.

В начале февраля 1968 года на банкете в честь делегации румынской компартии секретарь ЦК Трудовой партии Кореи Ким Хван Хур неожиданно проявил инициативу. Ситуация, его словами, сложилась не в пользу США, которые только усугубляют свое незавидное положение разоблаченного агрессора. «Империалисты вновь пытаются ввести в заблуждение мировую общественность, вмешивая в это дело Объединенные Нации… зачем? Ведь уже имеется прецедент решения таких вопросов в комиссии по перемирию». Это была очевидная ссылка на инцидент четырехлетней давности. Тогда, в 1964 году пилоты американского военного вертолета по неосторожности нарушили границу, были задержаны в Северной Корее и провели год в тюрьме. США оказались вынуждены письменно подтвердить факт нарушения воздушного пространства КНДР. На следующее утро, 2 февраля, контр-адмирал Смит и генерал-майор Пак уже сидели лицом к лицу в Панмунчжоне – но не за огромным столом под зеленым сукном, а у маленького столика для частных бесед за чашкой чая. На этот раз, уже без оскорбительных выпадов в адрес американского президента, кореец в более или менее цивилизованной фразеологии предлагал США признать преступный акт по ранее предложенной формуле «трех А»: признать, извиниться, заверить… С этого момента в Панмунчжоне пошел новый отсчет встреч – «частных».

«ПИТ» БУЧЕР

Это, признаться, очень нелегко – утешать обезумевшую от горя жену своего старого товарища и одновременно пытаться организовать его гибель!

В те ужасные дни Алан Хэмпфилл, подключив все свои связи, отчаянно лоббировал через военно-морскую разведку и службу информации флота свою инициативу – уничтожить Пита Бучера любым способом, какой только возможен, включая прямую воинскую операцию, которая или освободит экипаж «Пуэбло», или приведет к смерти его командира.

Хэмпфилл очень тепло относился к Питу, но по-настоящему близкими друзьями они никогда не были: слишком разные темпераменты. Бучер как человек общественный постоянно нуждался в человеческом окружении, Хэмпфилл ярко выраженный индивидуал. Но Алан всегда испытывал к Бучеру глубокое уважение и чувствовал, что оно взаимно. Они познакомились на дружеской попойке в доме Уолта Бурикена, офицера-сослуживца с подлодки USS Ronquil (SS-396), и там же едва не подрались.

Хэмпфилл получил назначение, когда лодка стояла в заводском ремонте, вернувшись из дальнего заграничного похода. Первый день на борту «Ронкуил» был поистине ужасен. Алан спустился в машинное отделение и, нажав тревожную кнопку, сыграл учебную аварийную тревогу. Сработала только половина сигнальных лампочек. Через пару недель, облазав всю лодку от киля до верхушки перископа, офицер-механик осознал всю плачевность ее технического состояния. Список неисправностей оказался таким длинным, что командир лодки вздрогнул, прочитав его, и спросил, не намерен ли новый офицер дать бумаге официальный ход?

– Вы могли бы быть снисходительнее к нашей старушке, мистер Хэмпфилл. Как-никак она ветеран Второй мировой войны. Договоримся так: я принимаю ваш доклад к сведению… неофициально. В противном случае из нашей старушенции завтра же сделают мишень для торпедной стрельбы. Дешевле построить новую субмарину, чем реализовать ваш список, уважаемый механик. Кстати, раз уж зашел разговор… Вам не надоело возиться с промасленными железяками? Я намерен поручить вам всю боевую подготовку, включая минно-торпедную и артиллерийскую. А устранять замеченные недостатки будет назначен другой офицер.

В этом диалоге сконцентрировано коренное отличие американского подводного уклада от советского. Однажды полученная в училище специальность сопровождает нашего офицера, как правило, до пенсии. И никогда минер или связист не станут командиром подводного корабля. Их потолок – командование боевой частью, а дальше на берег, в штабы, по единожды избранному профилю. В командиры выходят только штурманы. У американцев нет «маленького» и «большого» штурманов, механиков и так далее по каждой боевой части. Американский офицер сразу приходит на лодку командиром БЧ (его замешает уоррент-офицер, то есть мичман) и поэтапно осваивает все корабельные специальности. Препятствием на его пути к командирству может стать только отсутствие прилежания или удачи.

Хэмпфилл не возражал закончить на этом свою механическую карьеру, но как остальные? Все офицеры уже притерлись друг к другу, он же ощущал себя чужаком, слишком быстро поскакавшим по служебной лестнице. Новичку всегда трудно входить в новый подводный экипаж. Кают-компания субмарин очень маленькая, обычно семь офицеров, так что вечеринки всегда собирались в узком кругу. На том специфическом «мальчишнике» Пит настаивал, чтобы все участвовали в хоровом застольном пении, чего Алан не переносил с детства. В общем, их пришлось разнимать.

Но именно Пит затем взял Хэмпфилла под свое крыло – научил всевозможным флотским хитростям и уловкам, которые он усвоил еще до того, как поступил в университет штата Небраска и потом стал офицером. Алан изучал навигацию в военно-морской академии Аннаполис, успел послужить на нескольких подлодках, но настоящего навигатора из него сделал Пит Бучер.

Экипаж никогда не боялся своего старпома – моряки его просто обожали. Он был одним из них, бывший АВ – палубный матрос, прошедший служебную лестницу от самой нижней ступени. Когда Бучера переводили с одной субмарины на другую, моряки наперегонки бросались строчить рапорта с просьбой о переводе, в надежде уйти вместе с ним. Это – наивысший комплимент для офицера. Они не боялись, что старпом врежет им спросонок с правой (у него была такая небезопасная для окружающих привычка – размахивать руками, когда его будили среди ночи). Пит был всегда хорош в ударе с правой руки. Если часть команды нарывалась на неприятность в баре какого-нибудь иностранного порта, моряк всегда знал, кого звать на подмогу. Только представьте себе советского офицера, который с кулаками бросился бы защищать своих матросов в кабацкой драке, да еще за границей!

Хэмпфилл прозвал Пита «интеллектуальным варваром». Тот кому угодно мог дать сто очков вперед в пьянке, мордобое и самой грязной ругани. Внимательно следил за своей физической формой – в среднем чуть больше 80 килограммов. Невероятно, но этот заядлый выпивоха, драчун и матерщинник был чрезвычайно начитан и воспитан: художник-акварелист, способный свободно дискутировать о поэзии Шекспира или Мильтона с университетским филологом, а по теории фон Майса – с профессиональным экономистом. Хэмпфилл восхищался Бучером и считал за честь служить под его началом. Тот отвечал своеобразной учтивостью – никогда не брыкался со сна, когда Алан будил его на вахту.

Он абсолютно убежден: если бы северные корейцы захватили в плен его, Пит Бучер первым пришел бы на помощь Джин Хэмпфилл. Не существовало такой преграды, чтобы не прийти на помощь жене моряка, для него это было равносильно кодексу чести рыцарей Круглого стола. В первом же письме Розе из Кореи Бучер написал: «Найди Хэмпфилла, и пусть он улаживает все проблемы». Это письмо дало Алану возможность в пределах флота действовать как официальному представителю семьи Бучер, и он до сих пор рассматривает доверие стать поверенным в его делах как наивысшее в своей жизни.

Почему Бучер «Пит», а не Ллойд, как записано в метрике? Часто детям не нравятся имена, которыми их нарекли родители, и очень многие желали бы переименоваться, будь на то их воля. Родители подавляют подобные поползновения. Но отец и мать Бучера умерли друг за другом вскоре после его рождения 1 сентября 1927 года в Покателло, штат Айдахо. Первый год своей жизни он провел у приемных родителей, которые, к несчастью, вскоре умерли тоже. Бучера отдали в приют. Сирота вырос в индейской резервации под опекой католических монахинь. В 1940 году он увидел чрезвычайно популярный в Америке фильм «Город Мальчиков» (своего рода американский «Тимур и его команда») и написал преподобному Эдварду Фланагену, основателю детского дома в штате Небраска для «трудных» подростков, прося разрешения жить в Boys Town. Пастор Фланаген вместо ответа прислал ему билет на поезд.

Из «Города Мальчиков», едва достигнув 17 лет, Пит поступил добровольцем в Navy. Флот сделал ему характер. Через два года демобилизованный матрос вернулся в свой класс и, догнав сверстников в учебе, вместе с ними окончил школу. Затем факультет геологии университета в штата Небраска. Первенство на курсе сулило Бучеру неплохую карьеру, однако он не стал геологом и в 1953 году вернулся на флот.

Имя «Пит» не стало официальным, но только так звали его друзья, близкие и жена Роза. Впоследствии она станет мужу самым преданным и прилежным биографом и, если угодно, промоутером; она будет медленно и упорно долбить стену бюрократической глухоты Пентагона и через 21 год добьется-таки своего – в 1989 году Бучер вместе со всем экипажем получит медаль POW (Prisoner of War). Десятилетия им отказывали на том основании, что США и КНДР не были в состоянии войны. Поэтому их пребывание в пхеньянских застенках нельзя назвать пленом. С орденом «Пурпурное сердце» тоже была проблема. Эту награду дают только за ранение в бою. Но есть тонкости. Необязательно, чтобы ранил именно противник именно в бою. Например, в боевой обстановке засчитывалось даже собственное неосторожное обращение с оружием. Но рана должна быть серьезной, требующей медицинского лечения. Поскольку Бучера лечили в Северной Корее врачи, не имеющие американского диплома, то это как бы не считается…

Неудивительно, что Бучер предпочел спасение жизней своих подчиненных бегству корабля, заранее обреченному на неудачу. Смолоду будучи жестким и требовательным к себе и окружающим, он имел смелость предпочитать справедливость и логику чересчур прямолинейным приказам. Когда Пит писал дипломную работу в 1953 году, перед возвращением во флот он подрабатывал уроками в продвинутом биологическом спецклассе средней школы при университете штата Небраска. Ученик его класса далеко обошел остальных. По итогам годовой контрольной Бучер отдал вундеркинду первенство, а всем остальным поставил неуды, хотя ребята написали вполне приличные, но обычные работы. Этим он обеспечил лидеру максимальный балл 110 в аттестате. Профессора очень косо посмотрели на такое нетрадиционное решение, но Бучер настоял на своем, наотрез отказавшись отступать.

Карьеру Бучера нельзя назвать скоротечной… В 1953 году Бучер поступил в офицерскую школу в Гленвью, штат Иллинойс, после окончания получил назначение на вспомогательное судно USS Mount McKinley(AGC-7). В 1955 году он закончил школу офицеров-подводников и до февраля 1958 года, когда его с большим опозданием произвели в первые лейтенанты, проходил службу на субмарине USS Besugo (SS-321), успев побывать офицером связи, оружия, снабженцем и завпродом и даже короткое время инженером-механиком. Затем на USS Caiman (SS-323) Бучер был уже Operations Officer and Navigator – близкий эквивалент нашему командиру БЧ -1, штурманской боевой части. После этого ровно два года, с июля 1959 по июль 1961 года он служил на берегу, в аппарате командующего минными силами Тихоокеанского флота США на должности помощника по снабжению. Затем снова в море, снова на прежнюю должность штурмана USS Ronquil( SS-396), где только через год Бучера произвели в старпомы. Через два года его опять перевели на берег, в штаб 7-й флотилии подлодок, где Бучер служил помощником командующего по оперативным вопросам. Командиром лодки его, однако, так и не выдвинули.

Уместно спросить – почему? За ним полная гамма командных офицерских должностей на подплаве, сослуживцы с неизменной теплотой отзывались о его профессиональных и человеческих качествах… Дело в том, что с 1955 года США отказались от строительства дизельных субмарин. Их число постоянно сокращалось. Лодки, на которых служил Бучер, были старыми, построенными в годы Второй мировой войны. Несколько лет назад по нашим экранам прошла голливудская кинокомедия «Поднять перископ!». Старая развалина, показанная в фильме, как раз и есть субмарина класса Вако, на каких служил Бучер. К сожалению, он не мог рассчитывать на зачисление в программу подготовки командиров атомоходов из-за своего образования, преимущественно курсового (университет не в счет). Даже выпускникам престижной военно-морской академии Аннаполис было очень непросто выдержать жесточайшую селекцию атомной программы. Отсюда сложился переизбыток «академических» командиров-дизелистов, которые прочно держались за свои должности, блокируя карьерный рост офицеров-«курсовиков».

7-я флотилия подплава базировалась в японском порту Иокосука. Его семья – жена Роза Долорес, урожденная Роллинг из Джефферсон-Сити, штат Миссури, и двое сыновей: Марк-Стефан, 14 лет, и двенадцатилетний Майкл-Френсис, – постоянно проживала в родном городе супруги. Семья американского морского офицера, разумеется, не бедствовала, но будущее заставляло задумываться. Годы подпирали, в 38 лет Бучер все еще ходил в капитан-лейтенантах. До этого звания включительно ранги американского и советского офицера полностью совпадали. Старшее же Офицерство в US NAVY на одну ступень меньше, чем у нас. За званием Lieutenant Commander сразу следует Commander, но нарукавных шевронов столько же, сколько у нашего капитана 2-го ранга. Впрочем, в императорском флоте России тоже не было звания капитана 3-го ранга, и даже «каплей» отсутствовал. Вспомните исторический казус достопамятного Петра Петровича Шмидта. Командовать мятежом на «Очакове» он отправился в погонах капитана 2-го ранга, и его порицали чуть ли не как самозванца. А между тем никакого самозванства: лейтенанта отправили не в запас, а как офицера-перестарка (термин официальный) – в отставку, с автоматическим присвоением следующего воинского звания кап-два.

Но вернемся к Бучеру. Какое соответствие советской табели о рангах ему вывести? Самое простое: Commander в 39 лет для ВМС США – это поздновато. Для ВМФ СССР тоже: «сорокот», произведенный даже в капитаны 2-го ранга, уже неперспективный офицер, не говоря уже о «кап-три».

…Спустя 11 месяцев они узнали, что именно в эти дни и даже часы в конце января 1968 года Бучер несколько раз безуспешно пытался покончить с собой… именно по той причине, по которой Хэмпфилл желал ему смерти. Что это за причина? Извольте…

Более трех лет Бучер руководил Оперативным отделом 7-й флотилии подводных лодок, которая базировалась в японском порту Иокосука. В этой должности он лично и непосредственно управлял каждой секретной подводной операцией американских субмарин в морях Тихого океана – Японском, Охотском, Желтом и Восточно-Китайском.

Большинство американских граждан не могли даже догадываться, что несколько десятков субмарин US Navy каждую минуту каждого дня находились вблизи берегов государств, которые расценивались как «недружественные» – СССР, Китай, Северная Корея. Не редко, а очень часто они заходили с деликатными миссиями в территориальные воды этих государств. Была даже выработана своеобразная «идейная» подкладка: установленные коммунистическими государствами 12-мильные морские границы противоречат международному морскому праву, которое в те годы декларировало лишь трехмильную юрисдикцию над прилегающими к береговой черте водами. При этом, как правило, велась «двойная бухгалтерия»» – командиров обязывали фальсифицировать записи в корабельных журналах. На всякий случай.

Как оперативный офицер подлодки, Хэмпфилл имел право присутствовать в маленькой комнате для брифингов, где Бучер много раз инструктировал старпомов и командиров лодки. В каких координатах им надлежало всплывать и погружаться в ближайшие два месяца, какие объекты фотографировать, какие подводные звуки записывать на магнитофон. В этой же самой комнате командиры снова встречались с Питом, сдавая ему фотографические негативы и рулоны магнитной ленты. Пит Бучер лично ставил задачи и лично принимал все первичные доклады. Поэтому сам он как личность был гораздо важнее и ценнее, чем «Пуэбло» и все его содержимое… И если северные корейцы его сломили, замучили до физической неспособности к сопротивлению, они могли получить потрясающие сведения относительно многих тайных подводных операций в тихоокеанских морях.

Да, он был Хэмпфиллу другом, но интересы национальной безопасности требовали, чтобы Бучер заплатил эту последнюю цену, и возможно быстрее. Пит сам это прекрасно понимал и, в свою очередь, пытался утопиться в ведре собственной мочи, но потерял сознание, упал, ведро перевернулось на бок… надзиратели его откачали. Факт, который никогда и никем не может быть подтвержден, кроме северных корейцев. Справедливость требует отметить: Бучер содержался в отдельной камере, свидетелей нет.