Текст книги "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

СТРАННЫЕ ВЕЩИ

Хэмпфилл позвонил Дэйву Ли в «Тайм» и предложил сделать благородный жест:

– Что, если ваш журнал возвратит Розе оригиналы опубликованных акварелей ее мужа, чтобы она могла вручить их Бучеру, когда он вернется? Это укрепит общественную веру в благоприятный исход.

– Идея великолепная, – легко согласился Ли. – Сейчас же предложу ее главной редакции в Нью-Йорке. Возможно, это хотя бы частично компенсирует оплошность журнала, за которую я должен принести свои извинения. Дело в том, что художники, работая над обложкой в ужасном цейтноте, нарисовали на фуражке Бучера не ту «яичницу-болтунью», и он, увы, предстанет перед миллионами читателей с кокардой рангом ниже, чем положено коммандеру. Бывает, что тут поделаешь! Остается надеяться, что Пит не обидится, когда вернется…

Перезвонив через две минуты, редактор Ли радостно сообщил, что Нью-^Йорк идею одобрил. Вообще-то подобные вещи журнал экспонирует на передвижной художественной выставке в целях собственного паблисити, но в данном случае редакция готова сделать исключение. Тем более что в статью вкралась ошибка. Там сказано, что Питу 40 лет. На самом деле ему только тридцать восемь.

– Но в этом нет ничего страшного, – заключил Дэйв с некоторой долей озорства. – В следующем номере я напишу, что Бучеру 36 лет, так что «Тайм» окажется точен, по крайней мере, среднеарифметически!

По совету Дэйва самый быстрый способ получить свежий номер журнала – это съездить в международный аэропорт Сан-Диего, где он уже должен поступить в продажу. Хэмпфилл так и сделал, поехал и купил в газетном киоске аэропорта сразу три номера Time Magazine. Затем заехал перекусить в пиццерию. Ранним утром он был единственным посетителем. Хозяин пиццерии взглянул на обложку журнала и спросил, знаком ли офицер с коммандером Бучером. Хэмпфилл утвердительно кивнул и добавил, что пицца, которая сейчас готовится, предназначена миссис Бучер. Владелец пиццерии решительно отказался взять плату:

– Я сам отставной боцман, и мне доставит удовольствие оказать услугу жене моряка. Мы всю неделю только и говорили что о ее муже. Нет, сэр, денег я от вас не приму.

В полдень позвонил кэптен Хилл и сообщил, что в Вашингтоне высоко оценили публикацию в «Тайм». Как его, должно быть, покривило в этот момент! И почти сразу после этого последовал звонок от журнала для домохозяек. Розу попросили назначить цену за ее историю сейчас, а также за продолжение по мере развития событий. Однако это интервью не состоялось. Государственный департамент и департамент Navy посоветовали Розе временно «лечь на грунт». Слишком много шума в СМИ могут только повредить переговорам с корейцами о возвращении экипажа. На первый взгляд, просьба имела логику и пришлась ко времени. Роза уже изрядно вымоталась от душевных терзаний и свалившейся на нее публичности.

Однако затем последовала череда любопытных событий.

Они начали получать телефонные звонки от женщин, чьи мужья, дети и отцы были захвачены в плен в годы Корейской войны. Звонившие говорили об одном и том же: Государственный департамент и его представительства настойчиво просили их избегать комментариев для прессы о своих любимых, не вернувшихся в Америку после окончания войны. Родственники «выполнили свой патриотический долг до конца» и тихо надеялись, что правительство их не забудет. Иногда эта зловещая «тишина» длилась месяцы, иногда – годы. Пленные не были репатриированы, прошло уже 15 лет, и не осталось никакой надежды на их возвращение. Коммунистические страны имели обыкновение засекречивать своих пленников и отрицать, что иностранцы вообще когда-либо были взяты в плен. Затем, после долгих лет опровержений, некоторых вернули домой…

Когда несчастные родственники начали понимать, что тишина в отношении их близких называется забвением, они бросились к журналистам. Но для СМИ пленники Корейской войны уже превратились в «старую историю». «Нет ничего более старого в мире, чем старая газетная история. Только имя на бумаге – и никакой индивидуальности». Роза и Алан поняли, что располагают одним-единственным – именем, которое на устах у всей Америки. Они не могли ждать, пока «Пуэбло» и Бучер станут «старой историей». Хэмпфилл уговорил Розу дать администрации Джонсона шанс. Шанс на один месяц и ни днем более.

Если бы они могли знать тогда, в каких условиях находится Пит и его люди и насколько неэффективными окажутся дипломатические усилия американского правительства, они не стали бы ждать и тридцати секунд.

Через месяц, в марте, Роза Бучер направила всю свою недюжинную энергию на организацию национального общественного комитета «Помни «Пуэбло»».

НОЧНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ

Американцы провели в камерах приблизительно три недели. Если не считать криков избиваемых на допросах узников, в тюрьме в общем – то было довольно тихо. Они уже свыклись с чувством ужаса, как со старым обношенным бушлатом. Во всяком случае, привыкли воспринимать дикие вопли в порядке вещей. Однажды за полчаса до отбоя в камеру, где сидели Хейс и Рассел, зашел Призрак, приказал всем собираться, то есть – «С вещами на выход!» Этот кореец был первым из дежурных офицеров, которому пленные придумали кличку. Надзиратель сохранял в себе какие-то признаки человечности. Позже выяснилось, что клички всему северокорейскому персоналу придумывали в каждой камере. Надзиратели, не говоря уже о солдатах охраны, навсегда остались для американцев анонимами. Поэтому клички стали повседневной необходимостью: надо же было как-то отличать своих тюремщиков друг от друга, если они сами никогда не представлялись пленным. Но получилась разноголосица. Понять, о ком идет речь, можно было только в пределах одной камеры. В конце концов, единый псевдоним получил каждый кореец, причем предметом гордости каждой камеры становился именно ее вариант, безоговорочно принятый тюремным обществом. Так, например, переводчика единогласно прозвали Серебряные Губы, фотографа – Джек Уорнер, по имени основателя прославленной голливудской киностудии. Иногда клички приходилось менять. Так, одного надзирателя поначалу нарекли Хороший Парень, но вскоре он стал Экс-Хороший Парень, как не оправдавший доверия. Были еще Медведь, Робот, Подозрительный, Чудила, Парнишка (который выучил английский язык, слушая английское радио ВВС, когда служил охранником корейского посольства в Египте и всех американцев называл «парнишками») и так далее. Придумывать иронические меткие прозвища стало почти единственной забавой в тюрьме Пхеньяна.

Рассел с Хейсом собрали свои пожитки и стали в ожидании возле двери. Они заметно нервничали. Наконец охрана открыла дверь, и их вывели в коридор. Здесь узники поняли, что приказ касался каждого, экипаж собрался целиком. Как синие привидения, моряки начали строиться.

Ни звука, только шарканье резиновых подошв по цементному полу. Охранники выкрикивали команды. Как только образовалось некое подобие строя, явился полковник и торжественно объявил, что мудрое корейское руководство проявило заботу о здоровье задержанных империалистических шпионов, и сейчас они отправятся на физзарядку.

Физические упражнения на ночь глядя? Никто не поверил. Общее беспокойство усилились, когда в коридоре появился тюремный врач. Может быть, снова какое-нибудь медицинское освидетельствование? Кто-то в строю, запинаясь от ужаса, шепотом произнес, что врачи также регистрируют летальный исход при казни…

Только вернувшись в Америку, они узнали, что самолеты фоторазведки 5-го воздушного корпуса с Окинавы облетели всю Северную Корею, пытаясь разведать место содержания плененного экипажа. Это объясняло, почему их вели под покровом темноты.

На выходе из тюремного блока американцев в который раз сурово проинструктировали, что головы следует держать опущенными в знак стыда за шпионаж против миролюбивого корейского народа. Пленники шли двумя колоннами между рядами каких-то затемненных зданий. Вокруг ни огонька, единственным источником света оставались звезды в холодном высоком небе. Их сияние слабо напоминало, что в мире есть еще какая-то жизнь помимо окружавшего безумия. Стояли февральские холода, но пронизывающий ветер казался все-таки приятнее тюремной вони. Внезапно стало совсем темно – колонну завели в какой-то тоннель. На выходе из него голос кого-то невидимого разрешил поднять головы и принять физкультурную стойку. Внезапно зажегся яркий свет – их привели на стадион! Свет лился сверху, со специальных осветительных вышек, он бил в глаза, и нельзя было разглядеть – а кто же на трибунах?» Неужели тысячи корейцев согнали на невиданное зрелище, на кровавый спектакль победы над империалистами…

А вдруг шеф церемонии – сам товарищ Ким, и всех сейчас публично казнят на радость свободолюбивому корейскому народу? Ужасная, болезненная и позорная смерть. Американцы за эти дни слишком часто готовились проститься с жизнью и в каждом действии тюремщиков старались угадать признаки приближения конца. Это становилось навязчивой идеей для большинства членов экипажа.

Но нет, той ночью смерть снова не стала для них пропуском на свободу. Американских моряков действительно заставили выполнять физические упражнения – на морозе, под ледяным ветром и слепящими прожекторами. Командовать назначили Чарли Ло. Он не был крупным специалистом гимнастики и не пошел дальше обычного набора школьных упражнений. Странное принудительное «оздоровление» длилось всего несколько минут, дорога на стадион заняла в несколько раз больше времени. Всех снова построили и повели через тоннель назад, в тюрьму. Напоследок после всех ужасных треволнений самый большой удар – со свежего морозного воздуха вновь ощутить зловоние гниющих нижних конечностей! Оказалось, их Док уже не раз просил корейцев поменять пленным носки, чтобы можно было вымыть наконец ноги. На корейцев эти просьбы никакого впечатления не произвели. Они не считали нужным менять пленным носки чаще одного раза в месяц… и то не каждый месяц.

NODIS.

ТЕЛЕГРАММА

Вашингтон, 6 февраля 1968 года, 0003Z.

Госдепартамент США – посольству в СССР.

Буквально только для глаз Посла от Госсекретаря. Доставьте как можно быстрее нижеследующее сообщение, датированное 5 февраля 1968 года, от Президента Косыгину.

«Дорогой Господин Председатель: я могу дать Вам очень простое объяснение, почему дополнительные американские силы находятся в Южной Корее и в Японском море. На протяжении многих месяцев инфильтрации из Северной Кореи через Демилитаризированную зону увеличилось – с 50 инцидентов в 1966 году до почти 600 в 1967 году… Мы имеем сообщения, что имеются некоторые силы, которые пробовали убедить Северную Корею открывать так называемый второй фронт. Мы полностью информированы о публичных угрозах, сделанных непосредственно лидерами Северной Кореи, включая недавнее заявление премьер-министра Ким Ир Сена: “ Мы должны совершить южнокорейскую революцию, объединять родину при жизни нашего поколения и передавать единую страну будущим поколениям”.

Два недавних случая, происшедшие с интервалом в несколько дней, вынудили нас отнестись к ним со всей серьезностью. Северокорейская миссия специально тренированных офицеров была перехвачена в Сеуле с приказами убить Президента Пака, американского посла и их семьи. Во-вторых, корабль Флота США был захвачен в международных водах, что практически не имеет прецедента в новейшей истории и которое нарушило правило закона, в соблюдении которого глубоко заинтересованы Вы и все другие морские нации. Этот акт глубоко затронул и оскорбил американский народ. Полагаю, Вы должны понять, почему мы чувствовали необходимость наращивать наши силы.

Говоря искренне, мы не знаем, что задумала Северная Корея. Мы знаем то, что имеем в виду мы, а именно: Северной Корее не будет позволено направить военные силы против Южной Кореи, а корабли под американским флагом не будут захватывать в экстерриториальных водах. Мы не видим причин, препятствующих возвращению «Пуэбло» в течение ближайших двух или трех дней через канал, установленный в Панмунчжоме…»

КОСЫГИН

За окнами кабинета советского премьера – ранние февральские сумерки, голубые кремлевские ели и пороша.

«Если судно и команда будут быстро возвращены, очевидно, что напряженность вокруг Кореи будет резко уменьшена. Я очень доволен, получив Вашу искреннюю оценку ситуации. При условии, что Вы и я согласны, что мы хотим мира в том регионе и что мы будем оба работать для этого, я могу сообщить Вам, что я распорядился в настоящее время приостановить дальнейшее наращивание нашего воздушного и военно-морского присутствия. Кроме того, я направляю один из наших авианосцев и сопровождающие корабли несколько южнее. Искренне, Линдон Джонсон».

– Благодарю вас, господин посол, – сказал Косыгин, когда Левлин Томпсон закончил по-русски читать президентское послание. – Прошу вас передать мою благодарность президенту Соединенных Штатов за обстоятельное изложение американской позиции.

Томпсон с достоинством кивнул.

– Мы отдаем себе отчет в серьезности обстановки, сложившейся… – Председатель правительства СССР сделал смысловую паузу, едва заметную, но она, несомненно, присутствовала, – вблизи наших дальневосточных границ. Поэтому вы можете сообщить в Вашингтон, что ответ будет дан в самый короткий срок, возможно, сегодня вечером. МИД известит вас…

– Угодно ли господину Председателю передать что-либо на словах?

– Дипломатам всегда так нравится разгадывать дефиниции и подтексты, – Косыгин слабо улыбнулся, – что официальные послания кажутся только поводом получить их. Пожалуй, мне действительно хотелось бы передать кое-что через вас господину Президенту за рамками протокола. Я думал об этом, когда слушал перевод.

– Я повторяю мои извинения, – сказал посол США в Москве, – Код документа «только для глаз посла —» не позволил мне привлечь переводчика посольства, а мой русский…

– Много лучше, чем мой английский, мистер Томпсон, смею вас уверить! Но здесь тот случай, когда понятны слова, но трудно уяснить ситуацию. Когда судно нарушает суверенитет водного пространства другой страны, есть общепринятые процедуры разрешения конфликта. Поскольку США непосредственно указали на советские суда, хотя по общему признанию это были всего лишь рыбаки, которые по ошибке вторглись в американские территориальные воды, – так что же? Они были задержаны вашей Береговой охраной, капитаны предстали перед американским судом, СССР уплатил штрафы. Подобные случаи имели место и в территориальных водах Норвегии, и мы снова платили и извинялись. Вам, господин посол, прекрасно известен потенциал нашего Северного флота. Но мы ведь не посылали крейсера и подводные лодки в Норвежское море, чтобы продемонстрировать свою силу. В каждом случае Советский Союз искал возможность уладить инцидент по дипломатическим каналам без того, чтобы накалять обстановку и создавать предпосылки конфликта. Нам трудно понять мотивы, заставившие США ответить на задержание «Пуэбло» демонстрацией своей авианосной мощи… Это говорит о том, что у вас в Пентагоне много горячих голов, которые нуждаются в транквилизаторах. Прошли времена, когда работали угрозы, когда щелчка пальцев было достаточно, чтобы заставить малые страны исполнить любую прихоть больших держав.

– Позволю заметить, господин Председатель, что никто не отменял постулат римского-права «Договоры должны выполняться». Что равно касается всех наций всех размеров, – вежливо, но твердо возразил Томпсон. Но Алексей Николаевич Косыгин снова взял паузу. Паузы всегда удавались советскому премьеру.

– Что касается инфильтраций, о которых упоминает г-н Президент… Надо понимать стремление народа объединить свою родину. Вообразите себе Соединенные Штаты разделенными, и сразу образуется множество лазутчиков в обоих направлениях. В любом случае Советский Союз не может не испытывать беспокойства по поводу растущей напряженности вблизи своих границ. Не боюсь повториться: лучше работать через дипломатические каналы, через обмен сообщениями, чем устраивать бесполезную демонстрацию силы. Советский Союз не посылал военные корабли, когда недавно эскадренный миноносец США столкнулся с нашим торговым судном. Замечу, что вместо извинений Вашингтон стал доказывать виновность советского капитана. Хорошо еще, пробоина оказалась выше ватерлинии и судно не затонуло.

– Госдепартамент направил в соответствующие международные организации подробное описание обстоятельств столкновения, – возразил Томпсон, – при этом США указали на нарушения правил предупреждения столкновения судов в открытом море, ставшие препятствием для преимущественного права прохода нашего эсминца. Это сделано буквально вчера.

В ответ Косыгин молча махнул рукой – дескать, бросьте вы!

– Это уж совсем не для протокола, господин посол, – вы просто выгораживаете своего командира, произвольно трактуя факты. А ведь это, согласитесь, развращает. Есть профессии, где ошибки обходятся очень дорого. Полагаете, у нас мало недисциплинированных морских капитанов? Просто мы с ними поступаем иначе: они понижаются в должности и лишаются права самостоятельного управления судном. Временно, разумеется. Но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное…

«Но где же стейтмент, черт возьми!» – злился посол, но вслух снова заговорил о непредсказуемости Северной Кореи, о медленных переговорах в Панмунчжоме.

– Медленных? – удивленно переспросил Косыгин. – Представьте себе психологию народа, у которых отняли одну половину родины, вторую сделали пустыней, а потом позвали договариваться с теми, кто это сделал. На наш взгляд, переговоры идут нормально, их вряд ли возможно форсировать. Но это гораздо более естественный процесс, чем поиск заступничества у третьей стороны. Я чувствую в этой связи определенное успокоение и у Пхеньяна, и у Вашингтона.

«И у Москвы, – подумал Левлин Томпсон, когда посольский «линкольн» миновал ворота Спасской башни Кремля. – Вот он, стейтмент, хотя и не произнесенный вслух». Но чутье опытного дипломата подсказывало Томпсону, что своих главных козырей в этой игре Советы еще не сдали.

Как обычно, ТАСС распространил информацию, что 6 февраля 1968 года председатель Совета министров СССР А.Н. Косыгин принял в Кремле Чрезвычайного и Полномочного посла США в СССР г-на Л. Томпсона «по его просьбе». Инициатор встречи был указан с точностью до наоборот. Но Спасо-Хаус не опроверг правительственное агентство советских новостей: стороны заранее согласовали формулировку.

ПЕРВАЯ СТРИЖКА

Неведомое американцам правительство КНДР готовилось 8 февраля 1968 года отметить 20-ю годовщину Корейской народной армии. Все в стране подчинено военным порядкам – будь то защита рубежей страны, уборка урожая риса или строительство домов. Это событие наложило грандиозный отпечаток на американских пленников. Они стали самым крупным трофеем с тех пор, как Северная Корея выиграла Большую войну за освобождение родины, когда непобедимый маршал Ким сбросил силы ООН в море у города Пусан. Правда, за этим последовало героическое отступление в Китай, но эта тема в КНДР – табу.

Участие в приготовлениях к чужому празднику стало полной неожиданностью. Однажды утром в камеру пришли корейские офицеры и приказали Расселу и Хейсу готовиться. Как готовиться, к чему и зачем, не сказали. Моряки переглянулись и ответили, что готовы. Тогда их повели на первый этаж тюрьмы в длинный темный коридор. Ничего хорошего это не сулило, и с каждым шагом нарастало предчувствие опасности. Их привели в комнату такого же размера, как их камера, – совершенно пустую, где стояли только два стула. Охранник жестом приказал сесть лицом к двери.

Минут через десять дверь распахнулась, вошли двое мужчин, одетые в белые халаты. Пленники насторожились: врачи? Зачем? Два вооруженных охранника внесли небольшой круглый столик и два таза с водой. Парни в халатах достали две опасные бритвы и другие парикмахерские принадлежности. Итак, значит – стрижка и бритье… Обычная гигиеническая процедура, или их готовят к возвращению домой? После бани в дремучем лесу и физзарядки в полночь на пустом стадионе они уже ничему не удивлялись в этой стране коммунистических чудес.

«Назначенный мне парикмахер, – вспоминает Стю Рассел, – изучал свою бритву и мое лицо с таким видом, будто все его родственники погибли на Корейской войне, причем исключительно по моей вине…

Два охранника с русскими автоматами не выглядели в тот момент серьезной защитой американцев от этого мрачного злобного субъекта, изгнанного, по мнению Рассела, из парикмахерского училища. Всякие мысли о репатриации улетучились, когда он начал мылить лицо заключенному, захватывая вместе со щеками еще и затылок. Рассел испугался еще больше, когда бритье началось именно с затылка. Такие ужасные сцены обычно показывали в американских фильмах из тюремной жизни, в которых узник после унизительной процедуры у цирюльника обыкновенно терял всяческие признаки индивидуальности. Стало очевидно, что легкие деньки их корейской жизни закончились, и впереди уже мерещилось что-то вроде каторги с прикованным к ноге пушечным ядром или урановых рудников. Бритье и стрижка окончились, когда на макушке баталера «Пуэбло» сохранилось не более десяти квадратных сантиметров растительности. Такой модельной стрижки американец не встречал даже у хиппи во Фриско. Когда их возвратили в камеру, Рассел ревниво отметил, что другой кореец подстриг Хейса куда как приличнее! Стю всегда отличался умением держать себя в руках, чтобы бы ни случилось. Но в тот момент, после всех треволнений, оба приятеля принялись истерически хохотать. Рассел последний раз постригся перед самым отходом из Иокосука, причем парикмахер-японец тогда лишь подровнял волосы на затылке. Но волосы вскоре отросли, как оказалось – гораздо быстрее, чем им представилась возможность покрасоваться дома.

СЕКРЕТНΟ; МОЛНИЯ; NODIS: CACTUS.

ТЕЛЕГРАММА

Сеул, 16 февраля 1968 года, 1122Z.

Посольство США в Республике Корея – Госдепартаменту.

Тема: седьмая встреча старших представителей Комиссии

по перемирию в Панмунчжоме 16 февраля.

1. В сущности, предварительный анализ магнитозаписи продемонстрировал очень небольшой прогресс… Пак был сегодня значительно менее груб, но заявил, что его позиция остается твердой:

(А) Чтобы команда «Пуэбло» была возвращена быстрее, американская сторона должна изменить свое отношение к инциденту и обеспечить извинение и гарантии на принципах, изложенных Паком на шестой встрече.

(В) Возвращение корабля не может быть предметом обсуждения на том основании, что не имеется прецедентов возвращения оборудования, используемого для шпионажа. Пак заявил, что «поэтому будет лучше вообще не упоминать корабль в дальнейшем».

2. На сегодняшней встрече Пак предъявил фотокопии предполагаемых признаний экипажа «Пуэбло» и различных корабельных документов как свидетельство, доказывающее, что «вооруженный корабль “Пуэбло” вторгся в территориальные воды Северной Кореи для шпионажа, враждебных и агрессивных действий по приказу американского правительства». Контр-адмирал Смит потребовал и получил эти копии.

(Смит получил фотокопии предполагаемых признаний коммандера Бучера и старпома Мэрфи, фотографию обложки документа, озаглавленного «Position Log Record», фотографии различных служебных журналов и двух навигационных карт, на которых предположительно проложены курсы «Пуэбло»». Также Пак вручил копию коллективного письма, подписанного всеми членами экипажа с извинениями за нарушение морской границы КНДР и другие свои действия.)

3. Контр-адмирал Смит прочитал документы и высказал мнение, что документы содержат исправления. Пак решительно отклонил эти возражения как «нелепые» и несколько раз повторил, что цепляться за них не принесет выгоды американской стороне…

Портер