Текст книги "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

PLUTO, MARS, VENUS

Рулевые с трудом удерживали корабль на курсе, гривастые волны то и дело катились по низкой палубе. Шторм прихватил «Пуэбло» в первые же сутки, едва Цусимским проливом они вошли в Японское море. Команда недоумевала: по корабельной трансляции старпом Мэрфи приказал всем немедленно сдать личные фотоаппараты, которые будут возвращены только по возвращении в Йокосука. Матросы нашли такой приказ очень странным. Где бы они прежде ни служили, с подобным запретом не сталкивался никто. Даже в программе «41 ради Свободы»: на атомных стратегических субмаринах с ракетами «Пола-рис».

– Ого! – шушукались в кубрике недовольные моряки. – Значит, американский корабль находится здесь с неблаговидной целью, и русские могут об этом узнать. Большие боссы намерены держать публику подальше от подробностей наших занятий. Не будет ли нам потом очень стыдно от содеянного в этих водах?

Перед рассветом 11 января 1968 года, избегая обнаружения, «Пуэбло» оставил порт Сасебо и направлялся к Корейскому проливу и Японскому морю, где он должен был выполнять свою задачу. Коммандер Ллойд Бучер имел приказ записывать излучения радиолокационных станций северокорейских систем береговой обороны с тем, чтобы США могли найти способы нейтрализации этих РЛС в случае войны. Оперативный район был ограничен 39-м и 42-м градусами северной широты. Боевое распоряжение на поход предписывало сохранять полное радиомолчание; и только в критической ситуации разрешалось инициативно воспользоваться радиосвязью. Причина была, конечно, в том, чтобы избежать обнаружения патрульными кораблями потенциально враждебных стран.

Наутро второго дня плавания баталер Стю Рассел поднялся на палубу. Он натянул на себя всю одежду из своего рундука: майку, шерстяной свитер, бушлат, поверх него «непромоканец» – нейлоновую штормовку с пристегнутым страховочным линем, но холод пронизывал до костей. Когда Рассел обходил корабль, ему повстречался старшина 3-го класса Стив Робин, который деловито шел навстречу с огромной холщовой сумкой на боку. На недоуменный вопрос Рассела моряк чуть ли не шепотом ответил, что это так называемая «сжигаемая сумка», полная секретных и совершенно секретных документов, которые нарезаны шреддером в бумажную лапшу. «В “хижине” совершенно задвинулись на своих секретах, – ехидно подумал баталер. – Даже дневальными и мусорщиками у них служат старшины!»; Это было правдой. Ни один рядовой моряк не имел допуска для входа в режимную зону «хижины» SOD.

Желая сделать с утра что-нибудь хорошее, а заодно погреться, Рассел решил пойти вместе со Стивом и помочь ему выполнить свою рутинную обязанность. Печь для мусора находилась на шлюпочной падубе по правому борту, напротив трубы. Положив разорванную бумагу в печь, Стив поджег ее, затем, как пекарь, готовящий пиццу, наблюдал за горящими клочками, пока они не превратились в пепел. Дневальный взял ведро, которое висело на печке сбоку, зачерпнул забортной воды и залил огонь в топке. Затем он выложил мокрый пепел в ведро и принялся руками перемешивать отвратительную черную пасту. И только потом вывалил содержимое ведра за борт. Стив просто излучал деловитость и важно сказал, что должен поторопиться в Центр специальных операций, чтобы заполнить журнал уничтожения секретных документов, поставить дату и расписаться. В течение всего этого ритуала Стю Рассел с трудом сдерживал улыбку. Он живо представил себе рыбу, которая соберет обгорелые бумажные клочки, прочитает их и перескажет содержание вражескому агенту. Все это напоминало охрану секрета голого короля!

Впрочем, веселился баталер недолго. Откуда ни возьмись, возник старпом и раздраконил его, как бог черепаху: где специальные утяжеленные емкости для мусора, сколько их всего принято на борт?

Достаточно опытный моряк, Стю Рассел несколько опешил. Будь перед ним кто другой, он послал бы шутника подальше за нелепый розыгрыш. Но, поскольку у старпомов, при их собачьей должности, склонность к юмору исключительная редкость, баталер-он-же-подшкипер честно сказал, что не понимает, о чем речь.

– Утяжеленные емкости, – терпеливо, как умалишенному, объяснял Executive Officer, – необходимы, чтобы содержимое шло ко дну вместе с пакетом. Без этих специальных пакетов наш мусор будет выброшен на берег, и «они» смогут узнать, что мы здесь находимся.

Рассел хотел сказать мистеру Chief Mate, что не заказывал никаких утяжеленных мешков, поскольку о таких никогда и не слышал, но вовремя решил прикусить язык. Затем старпом Эдвард Р. Мэрфи-младший удалился, приказав, чтобы емкости были.

Странности первого рейса множатся, констатировал Стю Рассел. При чем здесь мусор? Если с корабля виден берег, то корабль-то, с огромными белыми буквами «GER-2» на бортах, окрашенных мышиным колером NATO (более светлым, кстати, чем советский военно-морской окрас), – почему тогда с берега не виден «Пуэбло» под американским флагом? Рассел бросил взгляд на гафель и остолбенел… Флага не было!

Миссия «Пуэбло» носила кодовое название PINKROOT и была одобрена Объединенным разведывательным центром Пентагона. Цель состояла в том, чтобы определить, не являются ли массированные проникновения северокорейских диверсантов на Юг прелюдией крупного наступления. Если в 1966 году в Демилитаризованной зоне зафиксировано 50 вооруженных стычек, то в следующем году это число выросло в десять раз! Боевое распоряжение на поход гласило: не позднее 8 января 1968 года выйти из Сасебо, находиться в назначенном районе с 10 по 27 января. Было предписано:

– определить характер и интенсивность деятельности ВМС Северной Кореи в районе портов Чхонджин, Сонгджин, Мьянг До и Вонсан;

– вскрыть радиотехническую обстановку восточного побережья КНДР, установить дислокацию береговых радиолокаторов и параметры их излучения;

– вести техническое и визуальное наблюдение за советскими военными кораблями в проливе Цусима. Выявить цели их постоянного присутствия в районе, которое началось с февраля 1966 года;

– определять реакцию КНДР и СССР на ведение разведки в Японском море и Цусимском проливе;

– немедленно докладывать командованию о корейских и советских действиях, представляющих опасность для вооруженных сил США.

Главной задачей «Пуэбло» была разведка сигналов (SIGINT), другими словами, сбор данных, касающихся иностранных средств РЭБ – радиоэлектронной борьбы. Операционную полосу кораблю назначили в 60 миль, считая от линии государственной границы плюс одна миля. Тем самым Бучеру запретили подходить к советскому и корейскому берегам ближе 13 миль. Запрещалось также сближаться с советскими кораблями на расстояние менее 450 метров. Если потребуется фотографировать их вооружение – подходить не ближе 180 метров. Установленные на корабле пулеметы приказали держать зачехленными, применять только в случае явной угрозы кораблю. «Никак не могли снять с пулеметов эти смерзшиеся чехлы!» – оправдывался потом Бучер. Однако команды «Огонь! – он не отдавал. Ему – да и вообще никому – не могло прийти в голову, что кто-то на этой планете посмеет напасть первым на американский военный корабль да еще в открытом море!

Не задерживаясь в Цусиме, «Пуэбло» поднялся в северную часть оперативной зоны Pluto, между 41 и 42 градусами северной широты, вышел к острову Уллындо, но жестокий шторм вынудил уменьшить скорость и изменить курс, чтобы уклониться от обнаружения. Когда шторм закончился, Бучер взял курс на свою первую цель – воды, приналегающие к северокорейскому порту Чхонджин. Корабль прибыл туда 16 января и оставался в этом районе в течение двух дней, курсируя на минимальной скорости или просто дрейфуя по ветру, тем временем перехватывая и записывая электромагнитные излучения. Через равные промежутки времени < Пуэбло стопорил машину, чтобы два ученых могли вести океанографические исследования – измерять температуру забортной воды и брать ее пробы на разных глубинах. Такие данные исключительно важны для противолодочной борьбы. Знать температуру, соленость, плотность и другие физические характеристики морской воды в конкретном районе необходимо, чтобы учитывать поправки в работе гидрофонов, используемых для обнаружения подводных лодок противника.

Днем «Пуэбло– обычно ходил галсами вдоль кромки 12-мильной границы территориальных вод КНДР, а ночами уходил подальше от берега, чтобы иметь в запасе с десяток миль международных вод.

Такая предосторожность не казалась излишней. На корабле имелся всего один главный двигатель, маломощный и старый, полагаться на который в шторм рискованно. К тому же ночью сложно с достаточной точностью определить свое место. Провинция Северный Хамген, примыкающая к Приморью, – корейские выселки. Здесь мало прибрежных поселков, и берег ночами действительно освещен слабо. Страна слишком бедна, чтобы устраивать иллюминации. Что же касается корабельных радаров, их так и не сумели толком отладить ни в США, ни в Японии. Даже угроза столкновения в тумане с супертанкером на выходе в Токийский залив из Иокосука не возымела действия – канун Рождества, потом Новый год!

Эфир на коротких и ультракоротких волнах был на удивление пуст, электронная разведка локационных сигналов тоже не принесла результатов. Изредка проходили советские и японские торговые суда. Видя, что народ на борту заскучал, командир отошел подальше в открытое море и объявил занятия по огневой подготовке. Это оказались еще те комендоры! Мишень болталась на волнах в 20 ярдах от борта, но так и осталась невредимой. Бучер вскипел и бросил всех свободных от вахт на сколку льда. После шторма в проливе корабль обледенел, и это стало опасным. Ледяные массы на палубе, если от них не освобождаться вовремя, снижали остойчивость. Бучер, прежде не раз ходивший в северные широты Тихого океана, не нуждался в особых предупреждениях об угрозе переворачивания обледенелого корабля.

Морозный воздух обжигал легкие. Моряки, среди которых оказалось довольно много «латинос», быстро устали и дружно засопливели. Доктор имел присутствие духа попросить у командира антиобледенительную «микстуру». Надо отметить, что лечились американцы вполне по-русски. Рассудив, что впереди этого льда еще колоть – не переколоть, они разделились по трое-четверо, избрали по одному и, предвкушая свою очередь, разом влили в счастливца все медицинские порции виски.

16 января американцы достигли крайней высокоширотной точки маршрута. Полевому борту на западе отчетливо виднелась земля. Мир выглядел черно-белым, со всеми оттенками серого, и никаких других цветов. Небо пасмурное, море – чуточку светлее, а горы вдалеке были угольно-черными, с белыми снеговыми проплешинами на северных склонах.

«Ко мне подошел старшина 1-го класса Дональд Пиппэрд, здоровенный техасец из Эль-Пасо, – вспоминал баталер Рассел, – и спросил, есть ли идеи, где мы сейчас находимся? В пределах школьного курса географии я понимал, что севернее берегов Китая, Кореи или России мы все равно не заплывем. Дон сообщил, что прямо по курсу вход в порт Владивосток. Если мы собираемся шпионить, это как раз то самое место!»

Пиппэрд, конечно, ошибался. За Владивосток он мог принять разве что порт Посьет. Даже обладая орлиным взором, за 50 миль не разглядеть вход в главную базу ТОФ: к тому же вид с моря на оба входных фарватера в бухту Золотой Рог прикрывает остров Русский.

Когда мороз, в конце концов, пробрался в его ботинки, Стю Рассел спустился согреться доброй чашкой кофе и заодно поделиться новостью с приятелем Maггapдoм. Джей покачал головой и сказал, что, по всей видимости, они действительно вляпались в дерьмо. Кончилось тем, что Бучер был вынужден еще раз официально объявить экипажу, что в их миссии нет ничего незаконного или предосудительного. Но настороженность продолжала витать и накапливаться, видимо, не только в матросских кубриках, но и в каютах офицеров.

Дрейф в виду приморских берегов СССР не был отмечен находками – ни визуальными, ни электронными. Покинув воды в районе северокорейского порта Чхонджин, «Пуэбло» взял курс на юг и 18 января прибыл к Ким-Чхэк, где оставался приблизительно два дня, но также ничего особенного не обнаружил. Они повернули на юг оперативной зоны Pluto. Здесь снова боролись со льдом на палубе. Снова никакой электронной разведки, только пробы воды и измерение температуры. Затем «Пуэбло» спустился еще южнее, в оперативную зону Venus, между 41 и 40 градусами северной широты.

Далее корабль взял курс на Хонвон, где оставался до 21 числа. В тот январский вечер, после захода солнца, на дистанции три мили сигнальщики обнаружили малый противолодочный корабль советского производства, идущий со скоростью 25 узлов. Его запас хода в 1100 миль в принципе допускал, чтобы корабль пришел сюда из Владивостока. Но очень сомнительно, чтобы русские отпустили так далеко в зимнее штормовое море 40-метровый кораблик водоизмещением всего 250 тонн. Чей это subchaser – «охотник за субмаринами». определить не смогли. СССР с 1957 года поставлял такие корабли Северной Корее и Китаю. Но главный вопрос: удалось ли им идентифицировать «Пуэбло». Силуэт американского корабля после ремонта изменился. Радар и вся электронная аппаратура выключены. Нет, вряд ли «они» что-то поняли, решили американские офицеры, но Бучер на всякий случай приказал продолжать радиомолчание. Чем позже корейцы разберутся, кто ходит вдоль их границы, тем лучше.

Предположив, что корабль, вероятно, не заметил «Пуэбло», его командир решил не докладывать об этом своему командованию в Японии, поскольку передача радиограммы могла бы выдать северным корейцам местонахождение «Пуэбло».

После короткой стоянки вблизи острова Мьянг-до, корабль спустился еще южнее, в оперативную зону Mars, и «взял станцию» вблизи северокорейского порта Вонсан. Погода снова ухудшилась, а барометр продолжал падать. Порывами налетал сильный ветер и шел снег; «Пуэбло» подошел к Вонсану утром 22 января и, как обычно, приступал к перехвату и регистрации излучений РЛС прибрежного наблюдения. Было предписано находиться здесь до 23 января, затем возвращаться в пролив Цусима.

…А в тот же самый день и час по центральным улицам Сеула строем шел армейский взвод, экипированный в южнокорейскую полевую форму. Взвод как взвод, ничего особенного. Оружие и амуниция штатные, хорошая строевая выправка… Уже стемнело. Впереди показался Голубой дворец – резиденция южнокорейского президента Пак Чжон Хи. До него оставалось всего 800 метров, когда переодетых северян остановил полицейский патруль…

В 08.15 утра 22 января кэптен ВМС США Томас Двайер, помощник по разведке командующего силами американского флота, расквартированными в Японии, прибыл в свой офис в Иокосука, где его информировали об атаке на сеульский Голубой дворец. Означало ли это сигнал к захвату «Пуэбло»? Должен ли был Двайер приказать Бучеру прекратить разведывательную миссию? Со времени северокорейской атаки прошло менее 12 часов, из Сеула поступали фрагментарные и противоречивые сообщения. Разведчик мог сопроводить свой доклад адмиралу Джонсону своими рекомендациями. Более того, собственной властью кэптен имел все полномочия если не отозвать Бучера в Японию, то, по крайней мере, приказать отойти от Вонсана подальше в открытое море до прояснения обстановки на Корейском полуострове. Но Двайер лишь изложил начальнику факты: «Из опасений, что их толкование помешает адмиралу вынести свое собственное суждение». Пока адмирал Фрэнк Джонсон вслух рассуждал о непредсказуемости северный корейцев, «Пуэбло» оставался на позиции под корейским берегом.

Позже американские штабисты так и не смогли представить Следственной комиссии внятных мотивов, почему не сообщили Бучеру о сеульском штурме. Оказалось, они «дискутировали» эту тему. И пришли к ВЫВОДУ, что не стоит нервировать малоопытного командира. Чего доброго, запсихует, наломает дров. Ему оставалось отработать последние сутки у берега Северной Кореи и затем возвращаться на базу в Японию. Думали, все обойдется…

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ

День 22 января выдался идеальным для разведки. Солнце, штиль, прозрачный морозный воздух. Однако после ланча, примерно в 13.30, обедню испортила пара северокорейских траулеров (советской постройки, класс Лента-, установили сигнальщики), которые вышли из гавани Вонсана.

На «Пуэбло» в это время безуспешно – мешали ионосферные возмущения (или искусные радиопомехи советского Тихоокеанского флота?) – пытались отправить SITREP-1. Только через 16 часов, в 9.00 23 января радиоконтакт с US NavSecGru в Камисейя был установлен и «Ситуационный репортаж» наконец-то передали. Это было первое за весь поход разведывательное донесение.

Между тем корейские траулеры приблизились и начали описывать вокруг американского корабля окружности радиусом примерно 500 метров, удалялись и возвращались снова, с каждым витком все больше наглея. Иной раз они проходили в опасной близости – всего в 30 метрах. У корейцев на борту не просматривалось вооружение, но неприятный визит выглядел очевидным следствием вчерашней ночной встречи с противолодочным кораблем. Теперь уже не оставалось сомнения, что он принадлежал ВМС КНДР.

Свободные от вахты американцы высыпали на палубу. Корейцы молчали, но чувствовалось, как их буквально распирало от злости. На мостиках «рыбаков» распоряжались люди с военной выправкой, рассматривая «Пуэбло» в бинокли.

– Возможно, это политические комиссары, предостерегающие экипаж от опрометчивых действий? – высказал предположение Маггард.

«Но корейские рыбаки никак не походили на дефективных или лентяев, напротив, они выглядели так, словно жаждали сожрать американские печенки…» – с исключительной образностью вспоминал Стю Рассел.

К первому корейскому судну вскоре присоединилось другое. Вдвоем они продолжили кружить возле «Пуэбло», всякий раз оказываясь все ближе. В ответ на неприветливые взгляды от рыбацких судов американцы (числом больше, чем несколько!) решили подразнить корейцев. Но тут из люка выскочил уоррент-офицер Чарльз Ло и приказал всем немедленно покинуть палубу. Он искал людей, характерным жестом показавших корейцам средний палец, чтобы написать на них рапорт. У всех вдруг образовался внезапный провал памяти, который не позволил ответить унтеру что-нибудь определенное насчет имен нарушителей дисциплины. Чарли резко отругал матросов за выход на палубу без разрешения. Корейцам могло показаться подозрительным, почему на таком маленьком корабле находилось так много людей.

«Вот и первый харрасмент, – подумал Рассел, – и мы уже не девственники». Когда той ночью он сочинял письмо своей любимой Шэрон, у него наконец имелось кое-что, чтобы живописать помимо погоды. Серьезность ситуации проступала все яснее. Конечно, баталер не мог знать, что письмо будет кем-то вскрыто и Шэрон получит его не скоро, только в начале лета, причем отдельные слова и целые строчки будут густо залиты непроницаемой черной тушью: цензорские купюры…

Когда Стюарт укладывался спать, старшина 2-го класса Пит Лангенберг с нижней койки поинтересовался его мнением о событиях дня. Рассел ответил, что ему понравилось, как смешно «комми» уворачивались от фотообъективов.

– Ничего, – смачно зевнул сосед снизу. – Завтра тебе понравится еще больше, когда получишь пинка под зад от их патрульных катеров, которые навестят нас непременно!

«Вот и замечательно, – засыпая, успел подумать баталер, – ожидается что-нибудь поинтереснее борьбы с проклятым льдом…»

Но спал ли в ту ночь коммандер? Если вдуматься, с самого начала Ллойд Бучер в отличие от своих высоких начальников по старинному морскому завету чувствовал себя ближе к опасности. Он целенаправленно готовился уничтожать улики: приобрел фактически за счет экипажа печь для сжигания секретной документации, приказал пользоваться специальными мешками с грузилом для утопления бумаг, устраивал в море учения пулеметных расчетов, ночами уходил дрейфовать подальше от берегов Кореи… Беспрецедентный на американском флоте запрет на пользование личными фотоаппаратами тоже объясним: выходит, командир опасался, что неосторожные матросские негативы тоже могут быть расценены как разведывательные? Следовательно, коммандер не исключал враждебных действий… вплоть до досмотра «Пуэбло»?

Неужели же Бучера, если он был столь проницателен, не насторожило то обстоятельство, что за целую неделю, которую они проболтались в виду Владивостока, электронная «прослушка» главной базы советского Тихоокеанского флота не принесла ничего интересного? Не удалось снять характеристик радиолокаторов ВМФ, ПВО, береговых постов технического наблюдения Хасанского погранотряда, которые в южном Приморье понатыканы чуть не на каждом мысу. К «Пуэбло» не проявили никакого интереса ни корабли ТОФ, ни морские пограничные сторожевики. В случае в «Баннером» – менее года назад – все было совсем по-другому.

Идея откомандировать в программу AGER гражданских океанологов возникла, видимо, не сразу, а уже после утверждения проекта реконструкции корабля. Отдельных кают для ученых не предусмотрели и поселили по-спартански, в матросском кубрике. По этой причине Сэм Тума предпочитал коротать свободные от сна часы в ходовой рубке. Отсюда все видно, здесь есть возможность постоянно быть в курсе всех событий, а кроме всего, гражданский специалист US Naval Oceanographic Office имел уникальное право не заглядывать в рот командиру корабля и свободно спорить с ним на любые темы. Коммандер Кларк тоже, видимо, тяготился дефицитом общения, устал слышать в ответ только «Да, сэр!» и «Нет, сэр!» и был не прочь перекинуться человеческим словом. Сэм Тума совершенно ничего не знал о том, что происходило палубой ниже в режимном помещении «слухачей», и искренне полагал, что его манипуляции с ручной лебедкой для опускания на глубину океанологических инструментов и есть то главное, ради чего «Баннер» утюжил Японское море вблизи русского берега. «Станции» он брал несколько раз в сутки, и времени для диспутов с командиром оставалось достаточно. Излюбленная тема была такова – что случится, если русские действительно обстреляют «Баннер» из того оружия, которое они постоянно на них наводят? Командир отвечал:

– Это будет означать начало Третьей мировой войны.

– И вы действительно в это верите? – не унимался Тума.

– Вне всяких сомнений, – убежденно отвечал коммандер Кларк. – Прямо в эту минуту готово несколько боевых самолетов, которые в любой момент способны прилететь нам на помощь, если Советы отважатся на какой-нибудь дурацкий трюк вроде стрельбы. Именно это в данный момент является целью специального боевого дежурства целой эскадрильи новейших истребителей.

– А вдруг, – скучающий океанолог продолжал осаждать командира Баннера каверзными вопросами, – вдруг раньше, чем успеют прилететь наши «птички», русские успеют отбуксировать нас в свою базу Владивосток, – что тогда?

– Тогда, – стоял на своем командир, – наши самолеты уничтожат военно-морскую базу СССР. Вместе с «Баннером», к сожалению.

– Но, коммандер, это же полный идиотизм, если США начнут Третью мировую войну из-за какой-то древней развалюхи!

К этой теме они возвращались несколько раз. Однажды командир разгорячился и сказал, что «Баннер», конечно, довольно стар и неказист, но секретов, которые он несет с собой, хватит на добрую дюжину новых кораблей. В доказательство привел пример: не забыл ли мистер Тума, как впервые оказался на судне?

Не забыл ли? Да он внукам об этом расскажет!

… Получив в феврале 1967 года назначение на «Баннер», стоявший в Иокосука, Тума едва плелся пешком по самому длинному пирсу в гавани, отягощенный двумя тяжеленными чемоданами. Когда он прошагал уже две трети пирса, набежали два здоровенных морских пехотинца, пригвоздили испуганного насмерть ученого к забору и приставили к голове автоматические винтовки. И только после этого спросили, что он делает на этом пирсе. Оцепенев, Тума ответил, куда он назначен океанографом. Маринеры потребовали документы. Потом отконвоировали беднягу на судно и ждали на палубе до тех пор, пока к ним не вышел дежурный офицер. Морским пехотинцам в голову не пришло предложить Туме помочь нести его чемоданы или хотя бы извиниться за то, что штаны ушного стали мокрыми…

Ближе к концу похода, в марте 1967 года, однажды утром Тума вышел на палубу и вдруг обнаружил, что русскую «черепаху», которая как привязанная волочилась за ними по Заливу Петра Великого несколько последних недель, сменила другая посудина, старая и ржавая. Штатского океанографа это несколько даже задело. Они тут собирают тонны ценнейших океанографических данных, а их передали под наблюдение «второму эшелону»:

Днем позже, за день до поворота к Иокосука, Тума по обыкновению снова спорил с командиром «Баннера». Вахта в тот день заметно нервничала, и частенько раздавались возгласы в адрес «crazy Russians». Вдруг все увидели, что русский патрульный катер взял курс прямо на них! Командир приказал, чтобы рулевой точно выдерживал курс. Согласно МППСС – международным правилам предупреждения столкновения судов, – «Баннер» имел преимущественное право прохода. Тем временем расстояние сокращалось весьма быстро. Американцы продолжили следовать прежним курсом, и уже казалось, что они обречены. В последнюю секунду Кларк приказал рулевому «Право на борт!» Тума был счастлив, что командир не упустил этой секунды… Когда корабль несколькими днями позже прибыл на базу «Иоко», Тума был встречен группой парней в черной униформе и проинструктирован, чтобы никогда никому не говорить чего-либо относительно этого инцидента: «В противном случае мы гарантируем немедленное прекращение вашего контракта с US Navy и еще массу неприятностей похуже».

Менее года спустя другое судно, удивительно похожее на «Баннер», было захвачено северными корейцами.

«Я не забуду статью в журнале “Ньюсуик” с фотографиями этого захваченного судна, – вспоминает Сэм Тума, – с описаниями всех его антенн, преобразователей, помещений и т. д., где многими стрелками указано местоположение каждого секретного изделия на борту “Пуэбло”. Я предполагал, что редактор “Ньюсуик” потерял работу или имел массу неприятностей похуже… А еще я не мог спать ночами в течение многих месяцев, ожидая начала Третьей мировой войны. Но… в конце концов, эти сопляки были только северные корейцы. Конечно, мы не позволили бы почти обанкротившейся стране третьего мира такой роскоши, как термоядерный конфликт, не так ли?»