Текст книги "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

ЦЕНА КОМАНДИРСКОЙ ПОДПИСИ

Корейцы заставили Бучера наблюдать предсмертные муки захваченного южнокорейского агента. Он висел на цепях, будучи прикован к стене. Правая рука была сломана, обломок плечевой кости торчал наружу. Глазное яблоко, выбитое из глазницы, висело на волокнах зрительного нерва, перекатываясь по окровавленной щеке. Несчастного скрутила настолько ужасная боль, что он прокусил иг сквозь свою нижнюю губу. В надежде, что заключенный еще способен заговорить, палачи грубо заштопали дыру простыми суровыми нитками, почерневшими от гноя. Человек все еще был жив и громко стонал…

Жизнь в обеих Кореях построена на принципах признания, самокритики и раскаяния. Однажды в Сеуле меня пригласили в гости, что редкостная удача. Здесь, как и в Японии, даже близких родственников на семейные торжества принято звать в ресторан. Корейцы стесняются показывать тесноту и скученность своего быта. Но пригласивший меня южнокорейский бизнесмен получил образование в Штатах, был продвинут и успешен, мог позволить себе просторную четырехкомнатную квартиру, устроенную на западный манер. Мама со старшей дочерью суетились на кухне, две близняшки помладше музицировали для гостя в четыре руки на фортепиано, деда с бабкой отправили в кино. В комнате стариков внимание привлекла глухая черная штора на окне: то ли светомаскировка, то ли полог фотолюбителя.

– Это – для субботнего воспитания, – поймав мой удивленный взгляд, с улыбкой сказал хозяин. И пояснил: по субботам старшие проводят ревизию недельных прегрешений детей. Конечно, никого не порют. Но требуют, чтобы ребенок честно рассказал о своем проступке и сам дал ему оценку.

– А шторы зачем?

– Покаяние принимают в полной темноте. У детей могут сдать нервы. Слезы не должны унижать их достоинства.

Такова бытовая дань вековой традиции в мягком прозападном варианте на корейском Юге.

На Севере конфуцианство круто замешано на солидарной ответственности коллектива. Любой, кто признан работающим на своем производстве недостаточно упорно, должен признать свои преступления против государства. Крестьянин, который вырастил риса меньше определенного планом, вместе с физическим наказанием вынужден сносить оскорбительные осуждения сельскохозяйственной коммуны, своей бригады и выдержать всеобщий бойкот на время, которое сочтут достаточным для осознания тяжести совершенного им проступка. Но простого признания своей вины недостаточно. Необходимо доказать, униженно «посыпая голову пеплом», всю глубину и искренность раскаяния. И, наконец, нарушитель обязан клятвенно пообещать государству, что он никогда не совершит преступление снова. Принцип подобной триады – сознаться, извиниться и ручаться – был взят северными корейцами за основу, чтобы добиться признания от команды «Пуэбло».

Немедленно по прибытии к месту заключения в Пхеньяне корейцы применили жесткое давление на моряков – признайте свои преступления. Людей уводили на допросы, как могло показаться, путем случайного выбора, от них требовали рассказать о своих должностных обязанностях, но главное – почему, в каких точках и сколько раз «Пуэбло» шпионил за территорией Северной Кореи и вторгался в ее территориальные воды. Каждому объявили, что он обязан сделать признание, если надеется выжить и когда-нибудь снова увидеть свое семейство. Избиение кулаками, ружейными прикладами и пинками сопровождалось угрозами:

– Ты будешь застрелен как шпион!

Физическое и моральное давление продолжалось круглосуточно. Моряков возвращали в камеры, вручали бумагу и карандаш и требовали написать подробную биографию, вновь угрожая расстрелом в случае отказа. Воинский «Кодекс поведения», известный каждому военнослужащему США, четко установил сведения, которые можно сообщать врагу в случае пленения. Типичная персональная история, которую получили бы северокорейцы в рамках «Кодекса», могла выглядеть так: Джон Смит, старшина 3-го класса, служебный номер ххх-хх-хх, работа – выполнение заданий командования.

Прочитав написанное моряками «Пуэбло», корейцы пришли к заключению, что захватили американский военный корабль, управляемый исключительно поварами (коками) и палубными матросами. Американцев обвинили в неискренности и пообещали сурово наказать. Дело в том, что по заведенному в US Navy обычаю на корабле хранятся все личные дела служащих на нем моряков. На борту «Пуэбло» эти документы захвачены невредимыми – их никто и не думал уничтожать!

В тюрьме Пхеньяна утром 24 января 1968 года коммандера Бучера допросили и избили первым. Ему даже не перевязали рану. Корейцы добивались «чистосердечного раскаяния», причем в выражениях буквально следующих: «Пуэбло» вторгся в воды КНДР как шпионский корабль, посланный преступной администрацией Джонсона, чтобы спровоцировать новую Корейскую войну. Текст признания американского командира был уже заготовлен.

Бучера поставили на колени, и он услышал резкий стук… но это был всего лишь молоток. Он еще жив. Корейский офицер сказал:

– Хорошо, что вышла осечка. Он не стоит пули. Забьем его камнями, как собаку!

– Ты ничего не выиграл, – брызгая слюной, кричал ему в лицо желтый человечек с армейскими погонами старшего полковника, – час назад наше радио уже передало твое признание. Ты грязный шпион, мир презирает тебя!

Избитый до потери сознания, Бучер твердил, что он находился в международных водах. Он продолжал настаивать, чтобы помогли его раненым и позволили встретиться с командой. Ему протянули авторучку – подпиши признание в шпионаже или умрешь раньше своих истекающих кровью людей.

В первую ночь Бучер так ничего не подписал.

Принято считать, что у командира американского корабля вырвали «разоблачительную» подпись под пытками и избиениями. На самом деле причина была гораздо более ужасной, чем угроза его собственному здоровью и даже жизни, которой в тот момент он нисколько не дорожил и сам лихорадочно искал быстрый и надежный способ расстаться с ней.

На вторую ночь его снова избили. Потерявшего сознание командира «Пуэбло» затем вновь приволокли в комнату допросов. Бучер в самом деле страдал жестоко. Он получил очень специфическое ранение, характер которого опустила даже не склонная к деликатности американская пресса. Осколками снаряда Бучеру посекло ягодицу и бедро, но самое ужасное – один из осколков угодил в задний проход и там застрял. Коммандера привели в чувство нашатырем и сказали, что уважают его способность выносить физическую боль, но не намерены далее шутить с ним. Если он не подпишет признательное заявление сию же минуту, они начнут прямо здесь, на его глазах, расстреливать его моряков по одному, начиная с самого молодого, семнадцатилетнего члена экипажа. Пит понял, что противник не блефует, и действительно способен хладнокровно и систематически уничтожать его людей, здесь и сейчас.

Корейские офицеры сумели убедить Бучера, что все равно добьются его подписи. Пусть не сразу, а после десятой или двадцатой казни. Корейцы пообещали, что перед смертельным выстрелом они объявят каждому – ты сейчас умрешь лишь потому, что твой командир не желает спасти лично тебя собственноручной закорючкой на листе бумаги…

– Если вы, командир, не уверены, что вынесете 81 казнь, лучше подпишите сразу, не отягощайте свою совесть ненужными жертвами.

Пит не был уверен, что имеет силы пройти этот путь до конца. Зачем напрасно жертвовать жизнями подчиненных, б конце концов, подписывать все равно придется…

Бучер, наконец, согласился подписать документ. Корейцы настояли, чтобы факт собственноручной подписи был снят на кинопленку, а устное признание зачитано полностью у микрофона для передачи по Пхеньянскому радио. Перед камерами Бучер выглядел сломленным и напряженным. Он медленно начал читать бумагу, написанную в духе бессмертных идей чучхэ. Любому слушателю было понятно, что американец такого никогда не напишет.

Вот выдержки из «окончательного признания» Ллойда Бучера. Текст заявления для радио Пхеньяна подготовлен, вероятно, Отделом пропаганды ЦК Трудовой партии Кореи, что следует из ремарки «Лучше читать громко для надлежащего эффекта»:

«Окончательное признание в ожидании снисхождения для моей команды и меня за отвратительные преступления, совершенные нами путем ужасного произвола против Корейской Народно-Демократической Республики с целью провоцирования и раздражения этих стойких приверженцев миролюбивой гуманности. Абсолютная правда этого очистительного тяжелого признания свидетельствует о моем пылком желании воспеть победоносный флот и армию Народной Кореи и их правительство, и молить корейский народ простить наши гнусные дела, непревзойденные со времен Аттилы.

Мы вступили в назначенные нам операционные зоны в Восточном Корейском море на 39 градусе северной широты и пошли к самой северной точке, которой только могли достичь. Зоны Марс, Венера и Плутон названы так потому, что КНДР в своем развитии действительно ушла от Америки далеко, как звезды. Мы знали, что лакеи миллиардеров Уолл-стрит никогда не успокоятся, пока мы не выясним все относительно огромных успехов, которых добились благородные миролюбивые люди Народной Кореи. От нас требовали выяснить, как недавно созданное правительство КНДР так быстро сумело вывести народ на первую позицию в мире. Нас особенно интересовала соленость моря, плотность воды, ее биохимический состав, количество горбатых китов у берегов Кореи, запасы планктона. Эта информация имела высочайшую ценность для американских ученых, которые планировали развязать против миролюбивых корейских трудящихся рыболовную войну в море…

Стилистика документа просто потрясает. Явно к нему приложил руку кто-то из выпускников факультета романогерманской филологии советского вуза: вряд ли выпускник пхеньянского вуза и сегодня способен ответить, кто такой Аттила и в чем заключается ужас его прегрешений. Использование английского эквивалента древнегреческого «воспеть» (незаконный корейский абордаж!) – тоже, согласитесь, «высокий штиль». В конце» признания» так же высокопарно излагаюсь категорическое требование к правительству США принести КНДР извинения и предоставить гарантии недопущения шпионажа в будущем.

При чтении Бучер нарочно коверкал обычные слова, произносил предложения слитно, до потери смысла. Все это выглядело ужасной репризой перед лицом смерти. Бучер нашел свое оружие.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.

Вашингтон, 24 января, 1968 года, 18.00.

Встреча по Корейскому кризису без президента

(фрагменты).

МАКНАМАРА: Президент не имеет полномочий продлить без одобрения Конгресса сроки действительной военной службы. Но он вправе самостоятельно призвать резервистов, не объявляя чрезвычайного положения. Не составляет проблемы быстро перебросить в Корею значительные силы авиации армии, флота и корпуса морской пехоты (от 100 до 300 самолетов). Это сравнительно безопасно для нас, и это необходимо сделать. Мы получаем значительную свободу маневра силой и угрозой применить ее. Мы можем также ограничить морское торговое судоходство и минировать некоторые порты Северной Кореи.

КАТЦЕНБАХ[4]4
  Николас фон Катиенбах – заместитель министра обороны США.


[Закрыть]: Важно различать символическое перемещение сил и их применение.

МАКНАМАРА: Главное использовать промежуток времени между тем и этим для активизации наших дипломатических усилий… Есть ограничения емкости летных полей в регионе, мы не сможем обслуживать при необходимости больше 300 самолетов.

ВИЛЕР: Можно оставить в Японском море «Энтерпрайз». 29 января к нему сможет присоединиться «Китти Хок», и тогда у нас будет еще 130 самолетов на двух авианосцах. Мы можем нашаривать группировку, подключая эсминцы и крейсера, но некоторым для этого придется пересечь Тихий океан.

РАСК: Предполагаемое признание командира «Пуэбло» передано по радио его голосом?

ХЕЛМС: Запись, сделанная на Окинаве, не очень хороша. Магнитная лента сейчас в пути. Акцент американский, но язык и построение фраз неестественные. Американец так никогда не скажет.

РАСК: Дипломатические шаги, доступные нам в следующих 48 часах, включают обращение в Совет Безопасности. У нас есть предварительное обязательство внести вопрос в ООН перед началом военных действий. Это – способ поместить фактор американского престижа на несколько дней в рефрижератор… Мы имеем в ООН семь уверенных голосов поддержки. Получить большинство проблематично. Мы столкнемся с советским вето.

МАКНАМАРА: Я не знаю, заходили ли мы в территориальные воды в какой-то точке или нет.

МИКЕР: Северные корейцы объявили границу в 12 милях от береговой черты, как Советский Союз. Но военные корабли не подлежат конфискации в любом случае, даже в территориальных водах, если они не участвуют во враждебных действиях.

PACK: В Организации Объединенных Наций, по крайней мере, имелось бы давление, чтобы уладить вопрос. И все поймут, что вопрос не может быть улажен, пока мы не получим наше судно и людей.

ВИЛЕР: А мы не можем подогреть Советы, чтобы они помогли урегулировать этот инцидент?

PACK: Да, если только Советы не хотят открыть второй фронт в Корее.

КЛИФФОРД[5]5
  Клиффорд – замминистра обороны. Через два месяиа сменит на посту министра Р. Макнамару, высказавшего несогласие с политикой администрации по вопросам ведения боевых действий во Вьетнаме.


[Закрыть]: Нам необходимо какое-то время, чтобы сбить накал страстей внутри США. Лучший путь к этому обратиться в Совет Безопасности. Я не знаю, насколько сильны окажутся наши позиции. Северные корейцы, вероятно, продолжат утверждать, что мы нарушили их территориальные воды… Обращение в ООН позволит привлечь на нашу сторону мировое общественное мнение и успокоить американский народ на 4–5 дней. Вполне вероятно, это лишь первый инцидент в ряду будущих… Мы должны быть готовы к очередным, более очевидным угрозам. Я опасаюсь, что данный инцидент используют как основание для главного военного удара.

PACK: Если северные корейцы предоставят доказательства захода нашего корабля в их территориальные воды, мы сделаем заявление в Совете Безопасности, что сожалеем об этом случае, и тогда им придется вернуть корабль и экипаж.

МАКНАМАРА: Я отказываюсь использовать военную силу до тех пор, пока мы не увидим, в чем наша выгода и что мы способны потерять в случае силового варианта. Если наши люди в самом деле что-то совершили, а мы не реагируем, это окажет серьезное влияние на вьетнамскую ситуацию. Не ясно, что будет после ООН.

КАТЦЕНБАХ: Время, потраченное в ООН, обойдется дешевле времени, затраченного на любой другой путь.

PACK: Факторы давления на нас – это наши люди и наш корабль, которые находятся в Вонсане.

МАКНАМАРА: Если дебаты в ООН затянутся на пару месяцев, мы уже не сможем использовать военную силу. ООН – хорошо, если они не станут тянуть время…

PACK: Телеграмма от посла Портера ясно говорит, что два инцидента (захват «Пуэбло» и нападение на резиденцию Пак Чжон Хи) связаны между собой. Северные корейцы не намерены вернуть захваченных моряков быстро. Возможно, впоследствии они возвратят корабль и персонал, но сделают это в форме, максимально оскорбительной для Соединенных Штатов. Это может подорвать наши позиции на Юге Вьетнама. Портер прогнозирует увеличение диверсионных инфильтраций со стороны Северной Кореи… Теперь позвольте перейти к другим шагам. Что за корабль этот наш «Баннер»?

ВИЛЕР: Коллектор разведывательных сведений. Сейчас он на западном побережье Японии, меняет шифровальные коды. Потребуется приблизительно четыре дня, чтобы он вышел на позицию к берегам Кореи.

ВИЛЕР: Мы не можем выпустить его в море без надежного военно-морского эскорта и воздушного прикрытия. Если будет новая враждебная акция, перевес силы должен быть на нашей стороне.

PACK: Замена «Пуэбло» на «Баннер» – это жест.

МАКНАМАРА: Мы могли бы выиграть некоторое время, заявив, что заменяем захваченный корабль. Это увеличивает риск, зато продемонстрирует, что захват «Пуэбло» нас не остановит.

РАСК: Хотелось бы уверенности, что «Баннер» будет поблизости от авианосца «Энтерпрайз».

КАТЦЕНБАХ: Если мы пошлем «Баннер» в то же самое место, где оперировал «Пуэбло», это продемонстрирует наше право выполнять подобные миссии и нашу способность делать это. Возможное неудобство – возбуждающее воздействие на членов ООН.

МАКНАМАРА: Отправка «Баннера» уменьшило бы нашу потерю лица…

НИТЦ: Одновременно можно предпринять пассивную блокаду гавани Вонсан.

МАКНАМАРА: Это можно сделать только минированием фарватеров, но надо отдавать себе отчет – это эскалация конфликта.

РАСК: Мы не знаем всех намерений северных корейцев. Воздушное прикрытие «Баннера» необходимо. Мы не можем получить еще один захват. Я понимаю, что Северная Корея имеет значительную авиацию. Наше прикрытие должно быть мощным.

МАКНАМАРА: Нашей целью должна быть демонстрация. Мы должны выставить по крайней мере 250 самолетов. Четыре сотни были мобилизованы во время Кубинского кризиса.

РОСТОУ: Я не рекомендую этого, но наиболее симметричным ответом я вижу' захват южными корейцами советского корабля. В регионе у русских есть один подобный «Пуэбло»[6]6
  Советский разведывательный корабль «Гидрограф» постоянно наблюдал за авианосной группировкой «Энтерпрайз».


[Закрыть].

РАСК: Мы, однако, действовали бы так же зверски, как северные корейцы.

РОСТОУ: Блокирование гавани – тоже воинственный акт. Мы не можем показаться слабыми американскому народу…

МАКНАМАРА: Точка зрения Уолта понятна. Северные корейцы, угрожая убийством, атаковали и захватили наш корабль, оскорбили нашего капитана. У Советов есть судно, делающее те же самые веши, а мы никак не реагируем. Мы не можем продолжать бездействовать слишком долго.

РАСК: Важно, что мы ясно даем понять – все, что мы делаем в Корее, не уменьшит того, что мы делаем во Вьетнаме. Мы могли бы арестовать в море северокорейские торговые суда, но у них таких судов всего несколько штук. Можно повлиять на Японию в направлении экономических санкций.

МАКНАМАРА: Политический резонанс будет, а экономический – вряд ли. Русские вмешаются.

ВИЛЕР: Нам необходима воздушная разведка территории Северной Кореи. Предлагаю использовать беспилотные средства плюс «Черный дрозд»

ХЕЛМС: Я рекомендую три разведывательных полета в день. «Черному дрозду» необходимо 17 минут на один полет.

МАКНАМАРА: Если мы действительно не исключаем проведение войсковой операции, нам необходимо заполнить пробелы в разведке. Если на первых порах мы организуем миссию с тремя проходами, риск потерь незначительный. Я поддерживаю миссию с тремя проходами над корейской территорией.

РАСК: Это хорошо, но что-то меня не очень воодушевляют эти беспилотные…

ВИЛЕР: Это неверно. Они привозят прекрасные картинки. Восемь из последней десятки уцелели, у одного отказала техника, только один был сбит вьетнамцами.

МАКНАМАРА: Другая выгода от них – политическая.

РАСК: Они правда лучше фотографируют?

ХЕЛМС: Слегка лучше…

КАТЦЕНБАХ: Мы имеем влияние на Южную Корею, только неизвестно, как долго нам удастся удерживать их…

ВИЛЕР: Генерал Бонстил сумел убедить южных корейцев ограничить их планы карательных набегов. Однако южнокорейские офицеры имели приказ не открывать генералу своих намерений. Бонстил спрашивает: что ему делать с южными корейцами – подогревать или охлаждать? Пока он старается держать их в прохладном месте.

МАКНАМАРА: Это правильно. По крайней мере, на период дебатов в Совете Безопасности ООН.

РОСТОУ: Но мы должны еще иметь в виду предложение президента Пак Чжон Хи атаковать с воздуха тренировочные базы северокорейских диверсантов.

«ЧЕРНЫЙ ДРОЗД»

Что это за птица, из-за которой в Овальной кабинете Белого дома произошла маленькая аппаратная стычка? Речь в очередной раз зашла о новейшем совершенно секретном высотном разведывательном комплексе – самолет A-12 Oxcart («Повозка») и беспилотном сверхзвуковом разведчике D-21A. Председатель Объединенного комитета начальников штабов решил воспользоваться случаем, чтобы взять под воинский контроль техническую новинку разведки, и набивал ей цену. Директор ЦРУ, напротив, как биржевой «медведь» играл на понижение – беспилотные средства фотографируют лишь «слегка лучше» Блефовали отчасти оба, ибо хорошо знали – несмотря на вбуханные в «Дрозда. миллиарды долларов, птица никак не могла опериться.

После конфуза со сбитым в районе Свердловска высотным разведчиком U-2 Дуайт Эйзенхауэр был вынужден заявить, что США навсегда отказываются от пилотируемых разведывательных полетов в воздушном пространстве других государств. Но это совсем не означало, что американцы перестанут подглядывать за противником из стратосферы. Ключевое слово – «пилотируемых»! На момент заявления президента Соединенных Штатов ЦРУ уже подписало с компанией SkunkWorks (корпорация Локхид) контракт на разработку беспилотного реактивного самолета D-21 А. Изделие получилось запредельно затратным. Для сумасшедших напряжений тройной скорости звука алюминий не годился. Американцы прознали, что в СССР строят новый перехватчик МиГ-25 из стали, и решили переплюнуть русских, построив корпус из титана. Беда, однако, в том, что этот материал капризен и не выносит механической обработки. Корпуса пришлось вытачивать практически вручную. Под стать «взломщику неприятельских небес сделали и «Повозку» – самолет-носитель А-12. Его отличали очень длинный зализанный фюзеляж и короткие дельтовидные крылья, на которых были закреплены два реактивных двигателя. Для середины 1960-х самолет выглядел комическим аппаратом внеземной цивилизации.

Первоначально предполагалось, что A-12 в чужое воздушное пространство заходить не будет – президент обещал! Это сделает высотный робот. Он пройдет над объектом интереса, а затем отстрелит на парашюте фотоотсек над какой-нибудь дружественной территорией. Спасение и повторное использование D-21 не предполагалось. Финал короткой жизни одноразового летательного аппарата никого особенно не тревожил. Не придется краснеть, как за пилота U-2 Френсиса Гэри Пауэрса на скамье подсудимых в Москве, который не воспользовался булавкой с ядом.

Однако 30 июля 1966 года, во время пробного четвертого запуска в районе о. Мидуэй, D-21A столкнулся со своей «Повозкой», оба летательных аппарата погибли, уцелел только один член экипажа. И теперь четырехзвездный генерал Вилер де-факто подталкивал директора ЦРУ возобновить испытания, чему Хелмс, естественно, противился.

Он со дня на день ожидал выхода из сборочного цеха Локхид новой модификации стратегического разведчика SR-71 Black Bird. Под моделью Oxcart негласно уже подвели черту, поэтому новый риск Хелмс считал неоправданным.

Но его все-таки заставили, и, по крайней мере, дважды «Черный дрозд» прошел над территорией Северной Кореи. Полет 26 января принес удачу: с высоты почти 12 километров «Пуэбло– был запечатлен в окружении корейских катеров на рейде Вонсана. Второй полет 8 мая 1968 года оказался безрезультатным. Американцам и в голову не пришло, что корейцы спрячут своей нечаянный трофей у самой советской границы.

Бахья-Мотель.

Сан-Диего, Калифорния.

24 января 1968 года.

24 января 1968 года, в среду, в половину десятого утра позвонил кэптен Хилл. Он сказал, что если в нем имеется какая-либо нужда, то следует его информировать, но иметь в виду, что и нынешнее утро тоже расписано для гольфа… Только перед самым возвращением мальчиков из школы на пороге наконец появился бравый кэптен, первый официальный представитель американского флота в униформе, которого увидела семья захваченного командира корабля, – спустя полтора суток.

Между тем телефон продолжали обрывать представители крупнейших служб новостей и множество фрилансеров, причем «вольные стрелки» отличались особенно яростным натиском и беспардонностью. Журнал «Лайф» в первую очередь интересовали семейные фото и возможность сфотографировать Розу. Пришлось отказать, она была еще не готова.

В 17.00, когда кэптена Хилла снова сдуло ветром на какую-то вечеринку (светский человек, что поделаешь), раздался звонок коммандера Керчеу из офиса руководителя

Военно-морской информации (CHINFO). После нескольких минут разговора с ним Роза пожала плечами и протянула трубку Хэмпфиллу:

– Поговори, пожалуйста, я не понимаю, чего он хочет.

Офицер пресс-службы ВМС США Керчеу объяснил, что хотя и существует общее правило, когда женам американских военнопленных или заложников не рекомендуется встречаться с журналистами, в данном случае интервью Розы желательно, если она, разумеется, в состоянии его дать. Таково мнение его шефа адмирала Миллера. Хэмпфилл ответил, что Роза дать интервью сможет, но лучше, если это будет индивидуальная встреча. Коммандер Керчеу настаивал на широте охвата прессы, открытость и искренность будут на пользу захваченному экипажу.

Вскоре вернулся кэптен Хилл, раздосадованный отмененной вечеринкой и толпой репортеров, через которую ему пришлось пробиваться. Роза нервничала все больше и больше.

– Вон там, – показала она на дверь, – не прыщик, который рассосется сам собой. С людьми прессы придется объясниться рано или поздно. Но что мне им сказать? Я сама вторые сутки чувствую себя заложницей. Кажется, в подобных случаях флот обязан уведомить родственников о том, что случилось.

Хилл пробормотал, что специальное уведомление Бюро военно-морского персонала, так называемое «сообщение САСО». видимо, еще не ус пели подготовить кадровики в Вашингтоне и что Роза должна получить его первой.

– Меня волнует не очередность, а правда, – с неожиданной твердостью отрезала жена командира. Хэмпфилл подумал, что он, в сущности, знает Розу совсем мало – в решительные моменты в ее характере давали себя знать испанские корни.

Телевизор в номере не выключали. На всех каналах «Пуэбло» был темой № 1. ТВ и радио набрасывались на каждого, кто хоть что-то знал о Бучере. Разыскали даже его старых школьных подружек. Как всегда в подобных случаях, понеслось множество вранья и небылиц, которые, как выразилась Роза, «извлечены из мусорной корзины флота».

Снова позвонил Керчеу. Его вопрос был облечен в форму претензии, но по голосу чувствовалось, что в действительности коммандер очень доволен:

– Почему же вы не сказали, что Роза пообещала эксклюзивное интервью журналу «Тайм»?

Бюро информации ВМС работало с завидной оперативностью. С момента, когда лидер американского журнального рынка вырвал согласие у вконец расстроенной женщины, не прошло и часа.

– Вы уверены, что речь идет о Соуег Story? Это грандиозно. – Чувствовалось, что коммандер из вашингтонского офиса уже готов поставить жирный плюс в реестр своих служебных достижений. В самом деле, фото на обложку плюс гвоздевая статья в десять тысяч слов для журнала, который читает вся Америка! В конце концов, Керчеу совладал с собственным ликованием и заключил, что «Тайм» наилучший способ донести до широкой публики тревогу за безопасность американских моряков.

Все бы хорошо, но уперлось пятое колесо в телеге – кэптен Хилл! Он вдруг заявил, что нужный общественный резонанс способна создать только массовая пресс-конференция. Напрасно Хэмпфилл доказывал, что Роза уже дала несколько интервью местным Восьмому и Десятому телеканалам, причем в интервью чувствовала себя комфортно и уверенно.

– Интервью «один на один» – это фаворитизм, – сказал Хилл с апломбом.

– Роза неискушенный человек в общении со СМИ, – продолжал доказывать Хэмпфилл, – на пресс-конференции во весь экран показывают только лицо интервьюируемого, а репортеры остаются за кадром, и это позволяет им без стеснения соревноваться за самый беспардонный вопрос… В персональном же интервью журналист стремится развивать доверительный контакт и потому не позволяет себе бестактностей.

– Сразу видно, что вы не профессионал, – кэптен попробовал было изобразить зевок от скуки, но вовремя сообразил, что выйдет перебор. – Мир масс-медиа покоится на зависти и ревности, и эта Cover Story в «Таим подействует на остальных, как красная тряпка на быка, и еще выйдет Розе боком.

Препирательства длились часа два, когда наконец из Лос-Анджелеса прибыл Дэвид Ли, шеф корреспондентского бюро «Тайм» на Тихоокеанском побережье. Хэмпфиллу не осталось другого, как отвести гостя в бар мотеля и объяснить, что еще не окончены споры с флотскими авторитетами о целесообразности журнальной публикации. Но если журналист проявит терпение, еще не потерян шанс убедить Розу дать эксклюзивное интервью.

После еще двух часов яростных дебатов (прерываемых только походами в бар, чтобы мистер Ли не чувствовал себя совсем забытым) Джин сказала:

– С женской точки зрения, Роза жена подводника. Она привыкла к маленьким помещениям и небольшим компаниям. Ее нельзя выставить перед большим залом, заполненным людьми, выкрикивающими бестактности.

Опираясь за этот аргумент, Хэмпфилл решил перехватить инициативу и сказал Розе:

– Ты выслушала все доводы. Кэптен Хилл специалист по рекламе и общественным связям, но он не знает тебя досконально, как знаем мы. Тебе решать.

– Я пойду с вами, – ответила Роза.

Прибыл мистер Шумахер, капеллан Одиннадцатого военно-морского округа, и предложил свои услуги, следом приехала журналистка из «Сан-Диего Юнион». Джин увела гостей в спальню, чтобы ввести в курс дела.

Едва Роза решилась дать интервью журналу, снова позвонили из CHINFO. Очевидно, мистер Ли, утомленный ожиданием, сам позвонил в службу информации флата, хотя в Вашингтоне было уже за полночь, и надавил на дежурного офицера. Звонил все тот же коммандер Керчеу, по времени выходило – поднятый из постели:

– Как я понял, вы там никак не найдете общего языка, и Роза не в состоянии дать интервью. Пригласите кэптена Хилла к телефону.

– В этом нет необходимости, коммандер, – возразил Хэмпфилл. – Мы только что закончили длинную беседу, и миссис Бучер готова дать эксклюзивное интервью для журнала «Таим».

Но коммандер Керчеу спросонок не был настроен продолжать дискуссию:

– Пригласите к телефону кэптена Хилла, – сказал он, резко выделяя каждое слово.

Хилл, несмотря на то что разговаривал с офицером рангом ниже себя, то и дело повторял: «Да, сэр… конечно, сэр!»

Но даже после разговора с Вашингтоном кэптен был настроен продолжать диспут. В результате лейтенант-коммандер не по уставу резко оборвал его, заявив, что жена коммандера Бучера приняла решение и говорить больше не о чем.

Хэмпфилл вышел в бар, чтобы забрать мистера Ли и сообщить ему, что давление на столичные круги было излишним и вызвало некоторый ненужный конфликт.

Впрочем, было уже слишком поздно. Ли, посмотрев на измученную миссис Бучер, перенес беседу на утро. Хэмпфиллы снова забрали Розу на ночь к себе, мальчики заночевали в семьях своих приятелей. В ту ночь побеспокоил только один поздний звонок – от жены старпома «Пуэбло» Кэрол Мэрфи, которая жила в Японии.

СОВЕРШЕННО. СРОЧНО.

ТЕЛЕГРАММА

Вашингтон, 25 января 1968 года, 1627Z.

Государственный департамент США -

посольству США в СССР.

Пожалуйста, как можно быстрее вручите Громыко данный текст послания Президента Джонсона Председателю Косыгину.

«Дорогой г-н Председатель: Вы и я неоднократно обсуждали друг с другом обязанность великих держав прилагать максимум усилий для поддержания мира. На этом основании я обращаю персонально Ваше самое пристальное внимание на иррациональные действия северокорейских властей по захвату американского корабля «Пуэбло в международных водах Японского моря. Спланированная акция Северной Кореи не имеет прецедента и абсолютно неприемлема… Вы сами имеете подобные суда в различных частях мира, включая, по крайней мере, одно в Японском море в настоящее время, и не могли бы предпринять действий, подобных северокорейским.