Текст книги "На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло»"

Автор книги: Михаил Вознесенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

ПЛЕН И ТЮРЬМА

Это были их последние минуты в качестве свободных людей. На верхней ступеньке лестницы стоял северокорейский солдат, в руках у него был автомат Калашникова с примкнутым штыком. Он жестом приказал следовать в носовую часть палубы. Туда уже согнали около сорока американских моряков, сидевших на корточках спинами к корейским десантникам; руки они держали сцепленными на затылках. Слабое сопротивление американцев было сломлено кулаками, пинками и штыковыми уколами. Вокруг стояли вооруженные солдаты, которые точно сошли с фотографий времен Корейской войны. Фасон одежды с 1953 года не изменился, только одеты почище, в новенькие стеганые ватники и пушистые шапки. Единственная разница, что за прошедшие годы они освоили автомат Калашникова.

Стю Рассела заставили сесть и опустить голову, но перед этим он успел заменить своего приятеля Ральфа Рида, одетого в одну только белую футболку, – старшего кока взяли на камбузе, в чем был. Стю взглянул на свои ноги и с удивлением обнаружил, что в суматохе забыл обуться. Дул пронизывавший ледяной ветер, но это, казалось, не беспокоило ни привычных к холоду корейцев, ни ошеломленных и подавленных американцев. Корейские офицеры быстро освоились на чужом мостике и вовсю использовали громкоговорящую связь «Пуэбло» ДЛЯ общения с четырьмя торпедными катерами, которые по-прежнему окружали «Пуэбло». Всякий раз, когда включалась связь, Рассел вздрагивал. Он был уверен, что в ту же минуту последует приказ расстрелять команду. Многие потом признались, что думали в тот момент синхронно: «Боже милостивый, ведь никто в целом мире не знает, что мы захвачены в плен, и корейцам даже не надо тратить патроны, если нас всех столкнут сейчас за борт!»

Один из корейцев спустился в кубрик и вынес оттуда свежую поглаженную рубашку. Достал нож и стал резать ее на довольно широкие полосы, готовил повязки на глаза. Когда они уже ничего не могли увидеть, американцев загнали в форпик – тесную кладовую в самом носу, где хранилась краска, капроновые концы, плетеные кранцы и прочее шкиперское имущество. Спускаясь вниз по трапу, баталер подслушал чей-то шепот, что их личные дела в корабельной канцелярии не уничтожены. Поэтому они не будут уничтожены сразу. Сначала, наверное, будут допрашивать… Всех заставили сесть на настил, здесь было немного теплее, чем на верхней палубе.

– Между прочим, парни, именно в эту минуту нас всех грабят, – заметил кто-то в темноте, – копаются в наших рундуках. Ну-ка, признавайтесь, у кого там припрятан «Плейбой». Представляю, как они сейчас хихикают и исходят слюной над веселыми картинками!

Но шутку никто не поддержал, все пребывали в шоке.

Впервые за 160 лет на палубу американского военного корабля ступил неприятель! Может быть, самым разумным для Ллойда Бучера было последовать примеру каперанга русского императорского флота Руднева – открыв кингстоны, затопить «Пуэбло», как в свое время в тех же водах пустили ко дну крейсер «Варяг»? В зимнем море немалый риск высаживаться в шлюпку, да еще с ранеными, да еще под обстрелом. К тому же мест на всех не хватило бы. На «Пуэбло» остался единственный мотобот, и тот скорее рабочий-разъездной, чем спасательный. Он способен принять максимум сорок человек. В прежнем грузовом качестве корабля посадочных мест с лихвой хватало на весь экипаж. После модернизации число моряков на борту удвоилось. Но о надежных спасательных средствах почему-то не подумали. Для второй шлюпки места на палубе надстройки вполне достаточно, что очевидно – достаточно посмотреть на фотографии «Пуэбло». Имелись, разумеется, спасательные плоты, жилеты, но трудно надеяться выжить в феврале при температуре забортной воды +4 градуса по Цельсию. В общем, никто не призывал открыть кингстоны в машинном отделении и покинуть судно. Кто знает, а вдруг корейцы, озлобленные неудачей, просто выкосили бы пулеметами нежелательных свидетелей. Бучер приказал прекратить уничтожение документов, когда увидел, что на одном из корейских катеров открыли крышку торпедного аппарата…

«Одна из причин, – вспоминал член экипажа «Пуэбло», – благодаря которой наши высокие военные чины заставили нас страдать, состояла в том, что американских моряков совершенно не информировали о противнике. Через всю службу мы пронесли представление о каком-то абстрактном враге без лица и имени – “они”. Враги на генетическом уровне. Мы не имели никакого представления, кто эти люди, как они настроены к нам и Америке вообще. Увы, в Корее нас ожидал вовсе не вагон первого класса, “добро пожаловать”! Их ответом было – убирайтесь! Впоследствии я понял, что у вонсанцев имелся опыт общения с американским военным персоналом. Несколько наших боевых кораблей обстреливали гавань 16-дюймовыми снарядами, чтобы сдержать наступающие войска китайцев и дать возможность эвакуироваться американской морской пехоте. Похоже, до сих пор корейцы остались серьезно накалены теми воспоминаниями».

Перед высадкой на берег каждому американцу поменяли глазную повязку на более плотную, брезентовую. Потом им связали руки за спиной тонким тросом, найденным в подшкиперской кладовой «Пуэбло». Корейцы вязали моряков очень туго, надеясь больше сэкономить блестящего капронового шкертика, которого они, похоже, никогда прежде не видели. Параллельно процессу вязки корейские офицеры били моряков по головам рукоятками пистолетов и обрезками металлических труб, пытаясь дознаться, какое еще оружие есть на корабле.

Фактически на берегу их провели сквозь строй. По мере того как пленников по одному выводили на свет, собравшаяся на причале толпа остервенелым ревом встречала каждoгo следующего американца. Прибытие взятого на абордаж вражеского корабля, похоже, было неожиданным, иначе толпа «встречающих» успела бы запастись более существенными орудиями для «приветствия». Гражданским корейцам достались только узкие деревянные планки, разбросанные на причале. Но и этого оказалось достаточно, чтобы американцы в короткое время оказались буквально исполосованы ударами. «Мои ноги и ляжки больше не были частью моего тела, – вспоминал Стю Рассел, – они стали частью механической системы, которая мне больше не подчинялась». Сквозь непонятные словесные угрозы толпы иногда прорывались выкрики на ломаном английском: «Смерть проклятым американским мерзавцам!» Пленники с ужасом осознали, что именно эти люди вешали в Вонсане их соотечественников, при отступлении отставших от экспедиционного корпуса – во время срочной эвакуации перед атакой китайцев на русских танках с корейскими иероглифами на башнях….

На темноволосых и смуглых моряков латиноамериканского происхождения с кулаками набросились солдаты: они решили, что перед ними их южные капиталистические соплеменники. «Латинос» с трудом спаслись от линчевания.

Наконец, пленных, как сельдей в бочку, натолкали в какой-то «вэн» (судя по воспоминаниям американцев, фургон УАЗ советского производства) и повезли. Водитель не отвечал на реплики и смех сидящей рядом с ним женщины-офицера и только сплевывал на американцев табак из сигареты без фильтра. По звуку колокола и свисту паровоза моряки поняли, что их доставили на вокзал. Здесь тоже бесновалась орущая толпа, но корейцы вели себя поспокойней, чем на причале: даже сквозь повязки на глазах ощущались вспышки блицев работающих фотокорреспондентов. Когда корейские журналисты закончили съемку, избиение пленников вспыхнуло с новой силой, но конвойные солдаты начали оттеснять толпу от фургона.

В вагоне американцев рассадили на нижние полки. Старый и грязный вагон, насквозь провонявший рыбой и квашеной корейской капустой «чимчи». Какой-то важный кореец приказал прекратить разговоры. До Пхеньяна их везли 12 часов.

В ту ночь американцы узнали множество вещей о жизни и о самих себе. Клозета как такового в поезде не было вообще, пленников выводили на открытую площадку между вагонами. Ночь, холод, темнота, грохот – для американских моряков это был настоящий шок. При этом кореец-конвоир не спрашивал, успел ли пленник сделать свои дела. Через какое-то только ему известное и очень короткое время он брал очередного янки за шиворот и волок в вагон на его полку. Многие в море отморозили себе пальцы, и теперь не каждый мог совладать со своим зиппером – со всеми, так сказать, вытекающими… Добавьте к этому беспокойство о своих семьях, близких, их полную безвестность о происходящем и будущем.

В поезде охранники раздали хлеб, но, поскольку процедура происходила в молчании, многие решили, что они получили камни: американские моряки впервые в своей жизни столкнулись с сухарями, о существовании которых даже не подозревали.

Затем пришел переводчик, и моряков начали по одному выводить в конец вагона. Спрашивали имя, воинское звание, серию и личный номер, а также день рождения. Одним из первых был допрошен старшина 3-го класса Чарльз Айлинг. Чарли заявил корейцам, что он может назвать имя, разряд воинского учета, свой служебный номер. И год рождения, но не дату. Он даже попытался разъяснить одно из главных положений Конвенции – объявление вне закона физических мер воздействия на заключенных. В ответ старшину тут же жестоко избили и между побоями доходчиво объяснили, что Женевская конвенция распространяется только на воюющие страны. США и КНДР не находятся в состоянии войны. «Пуэбло» является шпионским кораблем, а шпионов не защищает ни одна конвенция в мире. Под звуки избиения, доносившиеся из крайнего купе, моряки шепотом горячо обсуждали, что делать. Отвечать на вопросы корейцев означало нарушить Code of Conduct – правила поведения военнослужащих US Navy. С другой стороны, документы, захваченные на борту корабля, содержали куда более «классифицированные» сведения, нежели данные о днях рождения моряков. К тому же персональные учетные карточки, собранные в корабельной канцелярии, содержали самые полные сведения о каждом члене экипажа. Изображав из себя несгибаемых героев не имело никакого смысла.

На рассвете 24 января 1968 года поезд прибыл в Пхеньян. Ранним утром 82 американских моряка переступили порог пхеньянской тюрьмы, где их сразу же развели по камерам.

Тюрьма в Пхеньяне – огромное кирпичное здание, темное, неприветливое, источающее тревогу. Длинные стометровые коридоры, цементные полы и стены, грубо расписанные «под мрамор». Голые электрические лампочки в камерах постоянно держали включенными (выключатели находились в коридоре), окна закрывали глухие ставни, зато коридоры были едва освещены. Ледяной воздух пронизывали зычные командные окрики, звуки ударов и нечеловеческие вопли. В камерах – кувшин воды на маленьком столе, репа на завтрак в 06.00, она же снова в 14.00 и опять в 20.00. Головы полагалось держать опушенными в знак глубокого стыда за свои тяжкие преступления и вставать по стойке «смирно» всякий раз, когда любой кореец входил в камеру. В туалет выводили два раза в день.

Американцам объявили правила поведения в плену:

1. Распорядок дня должен строго соблюдаться. Подъем в 6 часов утра. Отбой в 22.00.

2. Ты должен быть всегда вежлив с дежурным персоналом, когда он заходит в камеру и обращается к тебе.

3. Ты не должен громко разговаривать или петь в камере.

4. Ты не должен сидеть или лежать на полу или кровати. Разрешается сидеть только на стуле, за исключением воскресения и определенных часов для сна.

5. Ты должен быть всегда одет, за исключением времени для умывания и сна.

6. Ты должен содержать в сохранности камеру, ее оборудование и все используемые тобой веши.

7. Ты должен содержать камеру и коридоры в постоянной чистоте.

8. Ты должен принимать участие во всех коллективных мероприятиях в общем зале.

9. Ты можешь развлекаться только строго культурно.

10. Если ты захочешь что-нибудь сделать, спроси разрешения у охранника, который отконвоирует тебя в соответствующее место.

ВНИМАНИЕ! Ты будешь наказан жестоко и неотвратимо, если допустишь следующие проступки:

1. Если ты сделаешь ложные показания или не будешь отвечать на вопросы или станешь призывать к этому других.

2. Если ты будешь пытаться подавать любые сигналы в другие камеры.

3. Если ты будешь вести анонимные записи.

4. Если ты будешь невежлив или не подчинишься приказу любого из дежурного персонала.

5. Если ты совершишь любой другой дурной проступок.

РУКА МОСКВЫ?

После возвращения из пхеньянских тюрем моряки поведали журналистам немало цветистых подробностей одиннадцати месяцев в плену. Например, о допросах. По их словам, корейцы, задавая в целом грамотные вопросы, не могли толком понять ответы. Особенно часто коммунистических следователей ставили в тупик ссылки американцев на применение компьютера. Поскольку в корейском языке не было даже такого слова, моряки «Пуэбло» быстро научились, отвечая на любой вопрос, запутывать следователей ссылками на электронику… Отсюда явственно веет ароматом развесистой клюквы! Начать хотя бы с того, что никакого компьютера на корабле не было.

Есть две тенденции в оценке интеллектуальных залежей, обнаруженных разведками трех социалистических стран на борту империалистического морского шпиона. Согласно первой, преимущественно американской, ценного нашлось не так уж много. Почти все это, имея тугой кошелек, советская разведка могла приобрести в Соединенных Штатах свободно или через подставных лиц. Вторая, оптимистическая версия, оперирует исключительно превосходными степенями. Якобы шестиметровые антенны «Пуэбло» были настолько чувствительны, что улавливали сигнал корейских радаров… отраженный от поверхности Луны, и прямиком транслировали перехват в штаб-квартиру АНБ в штате Мериленд. Все бы ничего, только непонятно, зачем лунные отражения ловить под носом у корейцев. У себя бы в Форт Мид и ловили, сидя в безопасности за тремя оградами высоковольтной «колючки».

В Сети можно встретить очень похожие на мистификацию описания странного длинного троса, волочившегося в воде за кораблем. «Собрали специалистов электронщиков со всего СССР. Оказалось, что внутри трос буквально набит микросхемами и, в сущности, представлял собой некий вычислительный комплекс. Только после допроса экипажа удалось узнать его основную задачу. Оказалось, что на достаточно большой глубине в течение месяца и более остаются “следы” от подводных лодок в виде повышения радиоактивного фона, температуры, химического состава и т. д. Так этот “трос” собирал и обрабатывал эти данные и выдавал информацию о типе подлодки, ее маршруте и времени прохода. Более всего поразило исследователей отсутствие каких-либо датчиков и анализаторов. Трос был равномерно и плотно покрыт изоляцией. Как же он собирал данные?»

Вопрос не очень грамотный, о явлении индуктивности рассказывают, помнится, на уроках физики в шестом классе средней школы. Что же касается следов на воде, оставлять их не умел даже Иисус Христос. Иное дело донные регистраторы, установленные загодя на вероятных курсах прохода советских подлодок по американской программе «Холистоун» – постоянного мониторинга главных баз В МФ СССР. Поэтому трос-антенна скрытного приема информации от затопленных гидроакустических буев – почему бы нет? Если не слишком смущаться присутствием «микросхем» в 60-х годах прошлого столетия, когда транзистор размером с пиджачную пуговицу считался вершиной прогресса.

Но в тексте из глубин Рунета обращают на себя внимание две другие фразы, которые на самом деле ключевые: «собрали электронщиков со всего СССР…» и «после допроса экипажа удалось узнать…».

Ветераны корейского плена охотно рассказывают и пишут о том, как их били, какой гадостью кормили, как промывали мозги смехотворной пропагандой бессмертных идей чучхэ. Но никто из них не приводит никаких деталей допросов по профессиональному профилю – что интересовало более всего, о чем корейцы спрашивали в первую очередь. Речь ни много ни мало о выдаче важнейших государственных тайн недружественному коммунистическому режиму. Членам экипажа «Пуэбло», особенно «спукам»; и другим секретоносителям NavSecGru, впоследствии оказалось выгодно выставить корейских следователей безграмотными фанатичными идиотами.

Экипажем занялась армейская разведка; историографы эпопеи «Пуэбло» полагают – из-за подковерной борьбы в коридорах власти Пхеньяна и соперничества разведывательных ведомств. На самом деле армейская спецслужба традиционно наиболее мощная, и не только в КНДР, а повсеместно, причем видовые военные разведорганы всегда играют соподчиненную роль. Но армейцы совершенно терялись перед флотской спецификой, не понимая даже элементарных морских терминов. Однако советские контрразведчики, гораздо более квалифицированные, никогда не принимали непосредственного участия в допросах американских моряков. Видимо, сыграл свою роль негативный международный резонанс. Ставшие знаменитыми «пилоты в пижамах», вернувшись из вьетнамских лагерей, рассказали о загадочных белых, ассистировавших следователям Вьетконга на допросах сбитых американских летчиков. Эти люди никогда не были идентифицированы как советские, но в новом кризисе новый шеф Лубянки Юрий Андропов, похоже, решил не испытывать судьбу.

Зомбированные собственной маниакальной секретностью, корейские контрразведчики оказались настолько бесхитростны, что на допросах просили членов экипажа назвать им «настоящие» названия американских боевых кораблей, фотографии которых совершенно свободно публиковали иллюстрированные журналы, например «Look». И не хотели верить, что правительство Соединенных Штатов не пытается дезинформировать читающую публику!

Впрочем, корейские следователи вполне могли «косить» под простачков – Азия как-никак. Квалифицированные консультанты все-таки были. Спустя десятилетия на след одного из них вышли японские газетчики. По сообщению агентства ЮПИ из Токио 30 июня 2004 года американские военные утверждают, что дезертир армии США Чарльз Дженкинс в 1968 году активно помогал властям Северной Кореи в захвате американского разведывательного корабля. Англоязычная «Джапан таймс» утверждала, что Дженкинс, который предположительно в 1965 году перешел на сторону противника в период своей службы по охране Демилитаризованной зоны на Корейском полуострове, прямо или косвенно помог в захвате «Пуэбло». Другая японская газета, «Сэнкай симбун», цитируя неназванный американский военный источник, заявила, что 64-летний Дженкинс служил переводчиком. Он переводил магнитные записи допросов американских моряков и помогал в изучении секретного оборудования корабля.

Бучер до конца своих дней был убежден, что эксперты из СССР получили доступ ко всем документам, а также средствам радиолокации и перехвата. Наверняка в процессе следствия на родине коммандера познакомили с рассекреченной теперь шифровкой командира подразделения морской разведки в Японии. 16 февраля 1968 года он передал агентурное сообщение – китайская военная разведка срочно отправила в КНДР команду своих следователей для допроса 17 особо информированных секретоносителей-американцев. Советский Союз также командировал в Пхеньян специалистов по электронике и криптоаналитиков.

… документы они рвали в клочья, жгли в мусорной печи и рядом с ней в обрезах (у моряка рука не поднимется написать «в ведрах»!) с бензином, и, уже безо всяких «утяжеленных емкостей», просто выбрасывали в море папки с документацией. Экипаж «Пуэбло» под обстрелом неистово пытался уничтожить classified Wes. Но объем секретных бумаг был слишком велик, общий вес приближался к одной тонне! Одних только руководящих оперативных документов насчитывалось свыше 400, и все бросились уничтожать именно эти бумаги.

Что же касается многочисленных описаний и руководств по специальной технике и шифровальному оборудованию, никто из американцев потом не припомнил, чтобы эти книги выбрасывались за борт или сжигались. Моряки «Пуэбло» видели, как корейские солдаты в Вонсане вытаскивали на берег две матрасовки, плотно набитые документацией, а ее еще полным-полно оставалось валяться в корабельных коридорах…Поэтому невозможно уточнить, что было уничтожено, а сколько и чего досталось корейцам, а от них советским разведчикам и, как уверяют, их китайским коллегам. Как уж там северокорейцы разводили расплевавшихся «братьев навек», в какой очередности и пропорции наделяли империалистическими трофеями, история умалчивает. Но не до конца. Кое-что просочилось.

В начале февраля 1968 года в Пхеньяне появились специалисты московского «радиолокационного института» ВНИИ-108 Юрий Мажоров и Игорь Есиков. Там уже присутствовали специалисты из других ведомств – КГБ, ГРУ, но все они упорно скрывали свою ведомственную принадлежность. Аппаратура была уже демонтирована, вынесена на берег и распределена по назначению отдельных ее элементов – антенны отдельно, ВЧ-кабели – отдельно, это усложняло их изучение. Нашим специалистам пришлось задержаться в братской Корее на три месяца. Они спрашивали:

– А нельзя ли это хозяйство перебросить в Москву? Мы бы его восстановили, включили…

– Нет, никак нельзя, – отвечали корейские товарищи. – Мы намерены бороться с империалистами их же оружием и все это будем восстанавливать сами.

Митчелл Лернер, профессор-историк университета штата Огайо, в своей книге «Инцидент “ Пуэбло”: корабль-шпион и провал внешней политики США» указывает, что буквально через несколько часов после захвата американского корабля-разведчика из Пхеньяна в Москву был отправлен самолет, имея на борту груз весом всего лишь 790 фунтов (316 кг). Лернер убежден, что это были американские шифровальные машины и техническая документация к ним. Вскоре Агентство национальной безопасности США перехватило радиограмму из КНДР в Советский Союз, содержавшую выдержки из руководства по криптографии, взятого на «Пуэбло».

Три десятка «слухачей» АНБ были виртуозами владения своей техникой, но оказались полными профанами по части ее уничтожения. Из подручных средств в их распоряжении имелось только 50 противоводолазных гранат (не взорвали ни одной!), несколько пожарных топоров, пил и кувалд да две маломощные бумагорезательные машины.

26-летний старшина 1-го класса Дон Бэйли был старшим техническим специалистом, командированным в экипаж «Пуэбло» из подразделения NavSecGru в Камисейя. Он обслуживал KW-7 в течение последнего кошмарного часа, отправляя на военные базы США в Японии отчаянные призывы о посылке воздушного прикрытия. Бэйли утверждал, что команда не сумела уничтожить криптографическое оборудование, потому что корабль оказался абсолютно не подготовлен к аварийному подрыву секретной техники. Шифровальные машины были установлены в прочных стальных боксах, предотвращающих случайное повреждение.

– Кувалда оказалась бесполезной. Моя машина осталась совершенно невредима, когда «плохие парни» захватили нас, – рассказал Бэйли журналисту газеты «Seattle Post Intelligenser». По утверждению газеты, на корабле было 19 шифровальных машин двух типов, KL-7 ADONIS и KW-7 ORESTES. Отчего-то сочинители кодов в Форт Мид испытывали сильное влияние греко-римской мифологии!

«Адонис» являлся – развитием знаменитой немецкой шифровальной машинки «Энигма». Во время Второй мировой войны англичане в Блетчли-Парк собрали мощную команду криптоаналитиков, которым удалось «расколоть» кодовые ключи, во многом благодаря чему гитлеровские U-boot проиграли битву за Атлантику. Характерно, что «Пуэбло» повторил судьбу немецкой субмарины, с которой британцы добыли «Энигму». Электромеханический механизм, поднятый британцами буквально со дна моря, позволил союзникам точно знать позиционные координаты немецких подводников. Это стоило Германии, как полагают, 28 000 жизней из 32 000 лиц списочного состава подводных сил. Практика показала, что на мобильных средствах (морские и воздушные суда) шифровальная машина менее защищена от вражеского доступа, чем в береговых штабах. С другой стороны, в войсковой группировке фельдмаршала фон Паулюса, оказавшейся в Сталинградском котле, насчитывалось 26 шифромашин. Неужели никто из чинов вермахта не соблазнился возможностью обменять свою жизнь на «Энигму»? По западным источникам, несколько трофейных машин «Энигма» частям Красной армии удалось захватить к концу первого военного года под Москвой. Генерал НКВД Павел Судоплатов утверждает, что первые сведения о немецкой шифровальной машинке поступили в советскую разведку только в 1945 году от агентов «кембриджской пятерки» Филби и Кэрнкросса. Противоречия здесь может и не быть. Располагал ли сталинский СМЕРШ интеллектуальными ресурсами уровня Блетчли-Парк после массовых репрессий 1930-х годов? Англичане бились с немецкими шифровками целых три года и не смогли прочесть ни строчки из секретного радиообмена Кригсмарине. Наконец, повезло. Но не криптоаналитикам, а водолазам. Им удалось поднять с борта затопленной немецкой субмарины «Энигму»;– и кодовые таблицы к ней!

По виду она похожа на пишущую машинку с обычной клавиатурой. В верхнюю панель «Энигмы» вмонтированы 3 ротора. Их начальное положение, изменяемое каждые сутки, – это и был ключ. Трансформация символов автоматическая. К сожалению, работал электромеханический прибор весьма медленно, обслуживали «Энигму» зачастую в четыре руки. Шифруя текст, один оператор нажимал клавишу, другой записывал букву, которая высвечивалась на табло. И так – знак за знаком. В ходе войны, чувствуя утечку важнейших секретов рейха, немцы добавили «Энигме» четвертый ротор, но это не слишком помогло стойкости шифрования. Англичане уже сумели вычислить математический алгоритм процесса.

После войны союзники модифицировали германскую «загадку» каждый по-своему. Например, американский KL-7 ADONIS имел 8 роторов установки ключа, но общий принцип оставался прежним. Только теперь шифровка набивалась оператором на прорезиненной перфоленте, группами по 5 знаков. Передача в эфир шла со скоростью 12–15 знаков в минуту. На фотографии первых послевоенных образцов советских криптосистем – тоже роторы.

Гораздо более сложной и защищенной системой стал криптотелетайп он-лайн KW-7 ORESTES. Флот в то время использовал серию шифровальных машин для преобразования сообщений в искаженный набор символов, которые будут непонятны противнику. Полученное другой машиной, сообщение вновь преобразовывалось в текст на английском языке.

Эта машина сегодня свободно демонстрируется в канадском музее связи и электроники в Кингстоне, Онтарио. Криптосистема Orestes представляет собой диалоговое приемно-передающее устройство, которое устанавливалось в стационарных радиоцентрах и на мобильных средствах – надводных и подводных кораблях, самолетах, автомобилях, а также в качестве портативного носимого устройства с автономным питанием от батарей. В 1968 году все атомные субмарины в США оснастили этими шифровальными системами. Одна из модификаций KW-7 сделана специально для высокозащищенного межкорабельного радиообмена. По существу, применение этого устройства исключало из процесса секретной связи фигуру шифровальщика. Подготовленное сообщение подавалось с самого обычного телетайпа, например, модели 28 или ридера Т-D прямо на KW-7, а с него на радиопередатчик, работающий в диапазоне АМ – средних волн. Ежедневный код вводился двумя способами. Orestes имел специальную цифровую коммуникационную панель, позволяющую вручную водить комбинацию цифр со страницы шифровального блокнота или кодовой книги, соответствующей расписанию связи. Эта довольно кропотливая и длительная операция требовала от оператора повышенного внимания. Такая схема кодировки применялась в основном в сухопутных войсках. На флоте пользовались перфокартами.

Стоимость новой машинки составляла около 4500 долларов, для обучения работе на ней обслуживающего персонала требовалось от 6 до 8 недель. Машинка весом 30 килограммов запиралась на ключ, который тоже был необычен, из-за особенностей штампованной болванки скопировать его было не под силу слесарю средней руки на обыкновенном оборудовании.

В 1988 году KW-7 заменена на KG-84.

Несмотря на потерю оборудования, установленного на «Пуэбло», не было предпринято никаких мер для повышения безопасности кодированной связи. А руководство Агентства национальной безопасности понадеялось, что противнику не достались шифровальные блокноты. Без них, как полагали и как доложили президенту США Л. Джонсону, проникнуть в радиообмен американских морских ядерных сил с береговыми штабами совершенно невозможно, так как сами ключи к шифрам менялись ежесуточно, все без исключения архивированы и хранятся в полной сохранности.

Ужасная правда откроется только через 17 лет, когда страдающая бытовым алкоголизмом американская домохозяйка окончательно придет к выводу, что как женщина она совсем не интересует своего мужа, но лишь с третьей запойной попытки добьется внимания к себе со стороны Федерального бюро расследований.

Москва, 23 января 1968 года, 11.00.

Министерство иностранных дел СССР.

Американский посол в СССР Левлин Томпсон попросил о срочной встрече в Министерстве иностранных дел СССР и передал первому заместителю министра В.В. Кузнецову обращение госдепартамента с просьбой оказать содействие в возвращении корабля и экипажа.

Москва ощущала себя в те дни некомфортно. В советском внешнеполитическом ведомстве не располагали другой информацией о происшедшем инциденте, кроме краткого сообщения пхеньянского радио. Пхеньян заявил, что американский военный корабль вторгся в прибрежные воды КНДР в Восточном (Японском) море и «совершал преднамеренные провокационные действия». Поскольку нарушитель оказал «упорное сопротивление», патрульные суда ВМФ КНДР были вынуждены открыть ответный огонь. «В результате перестрелки было убито несколько американцев и взято в плен более 80 человек».

Заместитель Громыко Василий Васильевич Кузнецов, опытный дипломат-ориенталист, посоветовал своему американскому коллеге учесть азиатский менталитет и обратиться непосредственно к северокорейскому руководству, иначе Пхеньян может расценить непрямые контакты как снижение своего суверенитета и зависимость от «старшего брата».

Дипломатия невозможна без лукавства. Проблема Москвы заключалась в том, что вопреки представлениям Вашингтона, с начала 1960-х годов Северная Корея не была ни «советской марионеткой», ни даже «союзницей» – ничего похожего ни на Польшу, ни на ГДР, ни на Венгрию. При всех декларациях о «преданности делу социализма» отношения были далекими от взаимного доверия. Пхеньян искусно лавировал между Москвой и Пекином, стремясь получить как можно больше помощи с двух сторон, сохранив при этом полную свободу действий. Приходилось с этим мириться. СССР после разрыва с Мао не мог остаться в Восточной Азии совсем без опоры, потеряв еще и Кима. С ним вообще было трудно хитрить: в прошлом капитан Советской армии, проживший в СССР немало лет, родивший в Хабаровске сына… Доставленный на родину торпедным катером ТОФ и посаженный главой государства на советских же штыках, Ким Ир Сен очень хорошо понимал, с кем имеет дело.