355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Пробатов » Я – Беглый (СИ) » Текст книги (страница 27)
Я – Беглый (СИ)
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:17

Текст книги "Я – Беглый (СИ)"


Автор книги: Михаил Пробатов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Я познакомился с ним в ресторане, а до этого много слышал о нём, потому что его и любили, и боялись, и рассказывали разные страшные, забавные и совершенно невероятные истории. Я назову его фамилию, это дело прошлое, а фамилия необычная – Руп, Матвей Васильевич. Вполне возможно (но совершенно не обязательно), что он был украинцем, как это в паспорте было записано. Впрочем, он был детдомовский, откуда сразу попал на зону, и, вернее всего, сам своей национальности не знал.

Мы сидели в ресторане «Чайка» за большим, шумным, весёлым столом. В какой-то момент все ушли танцевать. Он остался по возрасту, а я – просто никогда не мог научиться танцевать, и до сих пор не умею. Оставшись с глазу на глаз, мы выпили. Он посмотрел на меня очень блестящими, чем-то пугающими, чёрными глазами и глубокомысленно произнёс с улыбкой:

– Вот так-то оно, дело, понимаешь, и идёт. Очень просто. Верно я говорю?

– Ага, – сказал я. Мне тогда было года двадцать два, и я смотрел с восторгом на этого легендарного человека.

– А чего танцевать не идёшь? Баб боишься?

– Да я, дядя Матвей, не умею танцевать.

– Ну, значит, дурак. С танцами бабу всегда можно улестить. Очень просто. Пока танцуешь, она уж навздыхается от мужика, и – твоя. А без танцев это всё лишние хлопоты, приходится много говорить, бывает и чего лишнего наобещаешь, а это не годится, не хорошо. Учти, бабе врать грех, всё равно, что малому дитю, – он был в том самом лёгком подпитии, когда человека клонит в высокой философии.

Какое-то время молчали, глядя на танцующих, а потом он продолжал:

– Вот, например, говорят – судьба индейка. Не-е-ет, братишка. Индейка это птица глупая, а судьба, бывает, такие задаёт задачки, что ни один академик ни хрена не разберёт. Взять меня. Я был малолетка, а проходил по статье, что и взрослому б не надо, – он назвал номер статьи. – А это что? Очень просто. Вооружённый грабёж. И часть такая-то – участие в группе, организованной с целью вооружённого грабежа.

(Здесь мне придётся оговориться. Я никогда статей этих не помнил, и мне сейчас не хочется наводить справки. Что-то в этом роде).

– Ну, и где б я был, если б не Рокоссовский? А по таким статьям, вообще-то на фронт с зоны не сымали. Тут нужно было мозгами ещё пошевелить, а то б я там, мальчишечка, пропал. На Ураллаге кум был, пожалел меня. Не знаю почему. Во время войны нельзя сидеть. Что ты? Спаси Бог. С голоду даже и воры припухали, очень просто, а не то что я по тем временам – дурак дураком.

Такова была наша первая встреча. Каким образом он умудрился получить визу на загранплавание? Очень просто – используя его любимое выражение – году в 48 он, молодой ещё парень, работая на судостроительном заводе слесарем, каким-то образом столкнулся с Заместителем начальника Управления по кадрам, это была женщина.

– Мне двадцать пять, а ей уж было к сорока, – рассказывал он мне позднее. – Я на ней женился, а её с места попёрли и чуть из партии не погнали. Очень просто. Но я её всегда уважал. Пальцем не трогал. И она на меня не обижалась, что всю жизнь фартовую ей поломал. Жили душа в душу. Добилась она через блат для меня визы. Вот так, брат, очень просто. Умерла. Сердце было слабое у неё, а любовь сильно горячая, такие долго не живут. Детей не было, вот что я жалею.

Год я вспомнил сейчас. В 68 году я оказался с Матвеем на одном судне. Вот почему мне год запомнился. Когда я пришёл на пароход с направлением, он сразу окликнул меня:

– Э, корифан! Чего не подходишь? Такой гордый. Забыл? А в «Чайке»-то мы с тобой нарезались, вспомнил? А у меня, брат, горе, – он улыбался, а тут нахмурился. – Рокоссовский, Константин Константиныч, помер, слыхал? Передавали. Жаль мужика. Я его раз видел, он к нам в часть приезжал. Заходи ко мне, помянем его. Тебя кем сюда? – он стоял на палубе в выцветшей и перепачканной тиром (тавот с графитом) тельняшке, и сплетал гашу (нескользящую петлю) для швартового конца. Он это делал без рукавиц, методически орудуя свайкой, не смотря на стальные каболки (обломанные проволоки), торчащие из старого стального троса. Рыбу, птицу, молодицу в рукавицах не берут, – говорил он, и всегда, даже зимой работал на палубе голыми руками, и рыбу солил голыми руками.

Вот я могу без мата обходиться, а как быть с этой терминологией? Не знаю.

– Матросом. Первым классом, ответил я.

– Добро. Я скажу старпому, чтоб ко мне в кубрик. Ты парень ничего.

На судах СРТ-Р не было в носовой части большого кубрика для матросов, как на СРТ, а жили в корме, в четырёхместных каютах, «как люди».

– Лёнька, – крикнул он боцману. – Есть ещё троса?

– Все, – откликнулся молодой боцман.

– Да ты прикинь всё – на корму, на бак, ещё прижимные, и запас. А то в море будет некогда. Пускай ребята по палубе растащат, чтоб ни одной колышки, и покойлают в бухты аккуратно, видишь концы старые. И бери людей разбирать форпик, или ты куда эти лишние концы? Уберите вы палубу, что у вас тут за бардак? Вот набрали на флот трактористов…, боцмана, вашу мать! Пойдём к старпому, – обратился он ко мне. Направление отдашь, и я тебе место покажу.

В том рейсе мы работали, намного южнее Африки. Был очень длинный переход, в течение которого все тралы «вооружили», и делать стало нечего. Боцман гонял молодых ребят, где что подскрести, подкрасить, а, кто постарше, играли в карты или слонялись по палубе. Многие что-то мастерили, плели «авоськи» из капрона, вытачивали ножи с наборными ручками. А Матвей почти непрерывно спал в каюте. Его свирепый нрав проявился только однажды.

Сильно штормило, и все сбились по каютам. Он лежал на летающей койке с открытыми глазами и, казалось не обращал ни на кого внимания. За столом играли. Вдруг он встал, протянул руку и вынул из-под стола, приклеенную туда хлебным мякишем карту:

– А это у тебя что, братишка?

Мгновенно он взял сильными пальцами жулика за горло и так держал, пока тот не стал сипеть и посинел. Матвей ему ничего не сказал, просто отпустил. Он снова лёг на койку со словами:

– Хрен вас поймёт, с кем за стол садитесь. Что за люди пошли? На зоне с него бы машку сделали, а тут никому не касается. Тьфу ты!

Иногда мы подолгу разговаривали с ним, и сейчас я не в состоянии вместить эти разговоры в такой объём, да и обдумать это нужно. Говорили о довоенных лагерях, о войне. О колхозах и советской власти, вообще. О начальстве. Говорили и о женщинах. О семьях. О детях. Безусловно, он был незаурядный человек. Судьба! Не смотря на малограмотность, он ни разу не высказал никаких «шариковских» суждений не о чём. Например, я был яростным противником колхозов. Он ужас положения людей в деревне знал гораздо лучше моего. Но высказался так:

– Миш, этого ты по молодости не поймёшь. Людям хотелось этого, долго хотелось. Почему один богат, а другой голодает? А попробовали, поздно было ворочать назад. Я так до сих пор не пойму: вот есть такой закон, что гуртом на земле мужики работать не могут. Никакими пулемётами этого закона не перестреляешь, хоть ты всех постреляй. Но откуда это, чей закон?

По поводу своего прошлого:

– В детдоме голодно, та ж тюрьма. Ну, и дурак был. А я не жалею. Пускай судят на том свете. Воры были справедливые, слушали своего закона, а у комуняк один был закон – девять грамм тебе в затылок…

Когда мы пришли на промысел, а ловилась там в больших количествах мерлуза, Матвей предложил мне стоять с ним на кормовой доске вторым номером. То есть я его фактически должен был подстраховывать. Мы находились чуть северней сороковой широты, и там уже хорошей погоды не бывает никогда.

Что такое кормовая распорная доска? Тогда было бортовое траление. Трал уходил в воду не по кормовому слипу, как на современных судах, а выкидывался с борта. А при выборке трала выскакивает из воды здоровенный такой металлический или деревянный, обитый железом блин центнера, если не ошибаюсь, на два с половиной. И он бешено раскачивается у человека перед носом, а он, вставши на планширь, и ухватившись рукой за скобу, должен к нему подсоединить несколько концов. И остаться живой. Вставать на планширь строго запрещается техникой безопасности, а без этого задача оказывается слишком сложной, много возни. Матвей делал это совершенно механически, легко и спокойно. У него выработался навык.

– Я это могу и во сне, – говорил он.

Однако, однажды Матвей, глядя на выходящую из воды доску вдруг спрыгнул на палубу. Он был бледен, как мел. Доска вышла и остановилась напротив.

– Кормовая доска! – закричали с крыла рубки. – Уснул там кто?

– Не могу накинуть гак! – крикнул Матвей. – Сделайте циркуляцию. И по новой выбирайте. Я заболел. Потравите ваер, лебёдка!

– Иваныч, давай сегодня кого-нибудь вместо меня, – сказал он подлетевшему гневному тралмастеру. – Ты знаешь, что я видел?

– Да брось. Иди, отдыхай, – сказал мастер. – Я сам накину. Что ты, брат?

– Да померещилось, – криво улыбаясь, весь в холодном поту, сказал Матвей.

Он ушёл. Попросил, и старпом выдал ему спирту. Дело было ночью, а утром Матвей вышел на палубу сильно пьяный и очень весёлый:

– Йе-эх! – заорал он. – Сахалин, Охотск, Камчатка! Йе – эх! Лаперуза, мыс Лопатка! Иваныч, как там дальше? Подпевай, я не помню…

Все улыбались, глядя на его гуляние.

– Там про Питер, – сказал мастер. – Где ж ты Питер…

– А, точно. Где ж ты, Питер? Эх, забыл, такая песня…

На следующую вахту он вышел, как ни в чём не бывало. Вот выбрали ваер, показалась доска, он стоял, сбив ушанку на затылок. Лицо его было спокойно. И он сказал:

– Сейчас возьмём доску, и сбегай, найди у меня в рундуке…

Всё. Мгновенно его не стало. То, что свалилось на железную палубу в шкафуте это было уже – не Матвей. Он умер.

К чему я всё это написал? Мне тревожно, что народ наш совершенно беспризорен. Ей-Богу, ребята, совсем у нас о людях никогда никто не думал. И это повелось, кажется, ещё от Гостомысла. А потом говорят: Да что это за народ? Каждый народ достоин своего правительства. Ничего так не получится. Мы все такого народа не достойны. Это будет вернее.

* * *

Дорогие друзья! Обстоятельства таковы, что я сейчас не могу выкроить время для того, чтобы по-прежнему высылать, в журнал новые материалы почти ежедневно. Но я всё-таки затолкаю туда до конца две мои уже готовые большие вещи, которые, судя по редким комментариям, успеха не имели. Немногим понравилось, и они прочтут. В самом начале моего журнала я написал Antrum, которая тогда была едва ли не единственной моей регулярной читательницей: «Если б я дожил до ста лет и ежедневно писал такую историю, то и тогда не израсходовал бы и половины того, что у меня есть», – нет, я не хвалился, но ведь нельзя же до смертного часа выпускать один журнал, если, конечно ваша фамилия не Твардовский, журнал не «Новый мир», а за окном не Оттепель 50–60-х.

Знаю, многие подумают, что я снова пью водку. Нет. Просто мне предстоит длительная поездка во Францию к дочери. Там есть люди, которые меня помнят, и я расчитываю встретиться с кем-то и показать, что успел сделать. Почти всё находится в ужасном беспорядке.

Во Франции меня будут лечить от старости – больше, кажется, я ничем не болен, но дочка (она медик) уверена, что я ошибаюсь по азиатской дикости. Я надеюсь, обратно меня не привезут сюда или в Иерусалим (я ещё не знаю, куда вернусь) в детской коляске, с соской во рту. Тем более, что мне собираются вставить новые зубы. Если б не присутствие дам, я б рассказал, конечно, друзьям, Поручику в первую очередь, куда я немедленно отправлюсь, вернув себе молодость вместе с зубами, которые почему-то очень нравились многим женщинам много лет назад (возможно, просто потому, что я умел часто и весело улыбаться?).

Очень благодарен тем, кто приглашал меня, погостить к себе. Я не сумел приглашением воспользоваться, но никто не знает, что ещё случится.

Остались считанные дни или недели, когда родит (надеюсь тройню и благополучно) моя дочь. И я поеду. Во Франции у меня тоже будет Интернет. Мне, вообще-то везёт, просто я растрачиваю подарки судьбы, будто мне по-прежнему 20 лет, а не 60, она же ко мне на удивление снисходительна.

Журнал я не закрываю. Что-то изредка буду писать и, конечно, читать. Может быть, и комментировать кого-то, хотя у меня это плохо получается.

Я всех вас очень полюбил. Даже моего безрассудного и неумолимого оппонента, профессора Умориарти, перед которым я позорно капитулировал, попросив отключить его от меня, я вспоминаю с улыбкой, но и со вздохом.

Я очень благодарен своему зятю, который был моим Вергилием и успешно, и терпеливо водил меня по таинственным кругам ЖЖ, не взирая на мою бестолковость и упрямство.

Значит, ребята, я не прощаюсь.

* * *

Я не удержался и ещё одну короткую историю пошлю, с которой, быть может, следовало всё начать. Я постараюсь, чтоб улыбок и слёз было поровну – как в жизни.

В 1947 году мне было годика полтора, я едва начинал ходить. Мы тогда с бабушкой жили в Москве, в Водопьяном переулке, у метро Кировская. С Сахалина прилетел отец. И однажды мы с ним собрались гулять на Сретенский бульвар. Вернее он собрал меня, и мы отправились туда пешком, это совсем недалеко. С полдороги он вернулся, бледный и напуганный:

– Нехама Львовна, ребёнок ходит совершенно ненормально, у него нарушение двигательных функций опорного аппарата. Немедленно показать его пока хирургу, а потом мы будем думать…

– Но, Александр Николаевич, вы же одели ему штанишки обеими ногами в одну штанину!

Прошло много лет. Я приехал в Москву из Калининграда, поступил в Литинститут. Бабушка умирала. Она лежала в большом кабинете моего дядьки, мучительно перебарывая сильнейшие боли. Как только она обнаружила, что уколы морфина туманят ей голову, немедленно отказалась от них:

– Я хочу всё видеть. Может быть, это самое интересное, – совершенно серьёзно сказала она.

Итак, я приехал и пришёл к дядьке. Сел у бабушки в ногах. Говорить ей было трудно. Она редко открывала глаза. Её белоснежная голова такая же царственно строгая и красивая, как всегда, лежала на подушках спокойно, и лицо было неподвижно. Только дышала она очень часто, и медсестра то и дело промокала её лоб салфеткой.

Бабушка открыла глаза и увидела меня.

– Мишутка…, – лицо её едва засветилось ласковой улыбкой. – Знаешь, милый, о чём я вспомнила? Когда тебе было полтора годика, твой папа повёл тебя гулять на Сретенку. Но он сунул обе твои ножки в одну штанину. И вернулся в панике. Он решил, что у тебя нарушение двигательных функций и требовал врача.

Улыбка бабушки светит мне всю жизнь. Никто так не улыбался, как она, кроме одной женщины. Но она очень далеко сейчас. Может быть, я уж её не увижу никогда.

Путешествие на Торлеерм

Остров Торлеерм расположен в Атлантике, в четырёхстах милях от Ла Платы. Площадь острова невелика – около 3 тыс. квадратных километров. Он представляет собою вершину громадного подводного горного хребта, выступающую над уровнем моря на две с половиной тысячи метров и покрытую непроходимыми джунглями. На высоте полутора тысяч метров горы образуют достаточно обширное плоскогорье, где с огромной глубины под мощным давлением выходят источники минеральной воды, образуя шесть небольших озёр, в которых по древней легенде обитают духи предков. Вода из этих озёр спускается вниз каскадом множества водопадов изумительной красоты. Химический состав этой целебной воды таков, что пар, которым курятся озёра и бурные ручьи, в разное время суток меняет цвет, производя незабываемое впечатление.

Это одно из красивейших мест планеты было бы бесценно для туризма, если бы не экономические трудности и тяжелейшие межнациональные, межрелигиозные и политические проблемы, которые издавна разрывают немногочисленное население на несколько враждующих группировок. Для того, чтобы провести на Торлеерме недолгое время отдыха, недостаточно огромных средств. Необходимо быть человеком смелым, хорошо владеть огнестрельным оружием. Нужна готовность к боевым действиям, а не к занимательным приключениям. Поднимаясь в горы, в зарослях громадных тропических деревьев, и древовидных папоротников и хвощей, прорубаясь сквозь исполинскую путаницу лиан, вы оказываетесь в мире глубокой древности и нетронутой природы. Это красиво звучит. К сожалению, трудно сказать, что более опасно в этом мире, нетронутом цивилизацией – нападение леопарда, укус змеи Годо, почти всегда смертельный, или встреча с индейцами, которые вовсе не гостеприимны и регулярно нападают на пришельцев с целью ограбить их или обратить в рабство, которое в горах неистребимо, хотя и запрещено Конституцией страны.

Столица Национально-Демократической Республики Торлеерм и единственный город на острове называется Гонтанбург. Переписи населения не производилось с середины XIX в., когда голландский губернатор Ван-Мален пытался подсчитать количество рабов на плантациях хлопка и каучука. Когда же он решил переписать заодно и население деревень в горных джунглях и на побережье, его убил индеец по имени Бруро Орно. Местные жители очень не любят, когда их переписывают. Они подозревают, что вслед за переписью грянет ужесточение и без того сумасшедших налогов, единственное спасение от которых – в решительной неспособности властей налоги эти собирать.

Благодарные потомки поставили Бруро Орно бронзовый памятник на площади перед дворцом Парламента. А неподалёку, напротив дворца Президента стоит памятник губернатору Ван-Малену. Обе скульптуры работы одного и того же автора, Луиса О`Коннери, заезжего американца, который, после создания и установки этих шедевров изобразительного искусства, вскорости умер от белой горячки в доме для умалишённых.

Всё же можно предположить, что в столице постоянно живут около 18 тыс. человек и около 50 тысяч на побережье, а в джунглях ещё тысяч двадцать – по мелким селениям. Индейцы гонтано (коренное население), голландцы, различные латиноамериканцы, афроамериканцы, просто американцы, евреи, армяне, курды, арабы, которых здесь зовут маврами, и ещё небольшая немецкая колония, сложившаяся после войны из тех обитателей третьего рейха, кто почёл за благо покинуть ставший неуютным для них Старый Свет. Самая многочисленная часть населения – гогцайя – более или менее устойчивый результат смешения этих национальностей в течение столетий. Эти люди в общении очень трудны – они, вспыхивают, как порох, чуть что хватаются за нож и не любят иностранцев, а иностранцами считают всех, помимо своих соплеменников. Они живут в городе и на побережье. Индейцы гонтано не менее взрывоопасны и хотя немногочисленны, зато правильно организованы и вооружены. Обыденное явление на острове – кровавые стычки гогцайя с гонтано. Гонтано живут в горных джунглях, нападают на рыбацкие посёлки, а иногда даже на пригороды Гонтанбурга.

Население говорит на смеси голландского, немецкого, испанского и языка гонтано. Государственный язык английский, которым владеют лишь немногие чиновники и высшие офицеры армии и полиции. Практически всё производство осуществляется за счёт инвестиций из США. Не будет слишком смелым сказать, что народное образование на острове отсутствует. Грамоте детей учат функционеры бесчисленных церквей, религиозных конфессий и сект, то есть, те из них, кто сам умеет читать и писать. Дети немногочисленных богачей учатся в Аргентине, Уругвае, Бразилии, других странах Латинской Америки или США. За официальной чертой бедности находится 60 % населения страны. Доллар имеет хождение наравне с национальной валютой (1 доллар – 159 гульденов на 19 апреля 2005 г.).

Достопримечательности: Два отеля (без звёздочек), «Интерконтиненталь» и «Бодоуно». Слово «бодонуо» означает по-индейски временное укрепление из бурелома, которое туземцы в джунглях оборудуют каждый раз, останавливаясь на ночлег. В «Бодоуно» уровень комфорта нисколько не хуже, чем в лесу, только свежего воздуха, конечно, значительно меньше. А в «Интерконтинентале» обстановка европейская. Ужасная вонь и духота. Окна открывать нельзя из-за ужасной жары, которая здесь стоит круглый год, и тучи насекомых, от которых потом будет невозможно избавиться. Зато в клозете предусмотрена такая штука, как биде, только эти устройства никогда не работают, а если вам в номере биде починят, вы рискуете облиться из него с ног до головы, лучше уж его вовсе не трогать. Иногда вдруг в номере включается душ, а в умывальнике вода, хотя и солоноватая и тёплая, почти никогда не иссякает (в дневное время, конечно). Если захотите пить ночью, спускайтесь в ресторан, там всегда в продаже папио – семидесятиградусный напиток, изготовляемый женщинами гонтано путём тщательного пережёвывания лесных орехов и сбраживания в подземных глиняных резервуарах. Стоит дорого (ночью), и есть опасность заразиться сифилисом, который здесь ни у кого не вызывает удивления, тем более осуждения – наоборот его отсутствие считается признаком нелюдимого характера или сексуальной неполноценности.

Третьей достопримечательностью острова Торлеерм является ежегодный весенний карнавал. Очень красочный, многолюдный и весёлый. К сожалению, в большинстве случаев этот праздник заканчивается перестрелкой и взрывами гранат, потому что политическая жизнь на острове носит крайне нервозный характер.

Что касается красот природы – изумрудных горных громад, возносящихся к бездонным небесам, минеральных источников, бьющих серебристыми фонтанами в глубоких ущельях, грохочущих водопадов и прочего – то местным жителям не до этого.

И вот я обещал одной молодой девушке, которую в ЖЖ зовут Fasetka или Fa, сопровождать её на этот замечательный остров, где она собиралась отдохнуть около месяца. То есть, это делается так. Вы вечером спокойно укладываетесь спать, а к утру, уже после месячного отдыха на Торлеерме, просыпаетесь у себя дома, как ни в чём не бывало, можете пить чай и отправляться на работу. По моему очень удобно. И это вам не стоит ни копейки, если только вас по ошибке не убьют боевики одной из действующих на острове террористических организаций, или вы не утонете во время рыбалки в океане, или не заблудитесь в джунглях и не окажетесь в положении раба у одного из индейских вождей. Во всех остальных отношениях такая поездка совершенно безопасна. Я решился на это, не смотря на печальный опыт. Ведь я уже однажды отправил девушку из ЖЖ, Antrum, в океанское плавание, в результате чего её едва не застрелили во время бунта на её же собственной прогулочной яхте.

Но мне всё кажется, что наши интернетские девушки живут очень скучно, проводя долгие часы перед уныло мерцающим экраном монитора. Я решил наступить на грабли. Разве это в первый раз?

Итак, я вечером, скорее даже ночью писал предыдущий текст, который, пожалуй, следует признать торопливым и не вполне основательным, хотя я ни от одного слова не откажусь. Не слишком, однако, доказательно получилось. Я, действительно, натерпелся страху за своих внучат, и вот меня понесло. Я дописал. Текст ведь короткий. И решил, дожидаясь комментариев, заглянуть в эл. почту. Там я обнаружил шифрованное письмо от Председателя комитета по внешней разведке Бонаканской республики, с которым познакомился в Голарне, когда ездил туда по приглашению господина Рутана Норда. Вот текст этого письма:

«Уважаемый друг! Считаю своим долгом как человек чести и добрый христианин предостеречь Вас. По моим сведениям Fasetka, она же Fa – не что иное, как рабочий псевдоним резидента армейской разведки Никанийской Конфедерации. Под личным руководством Fa четыре года тому назад был убит в своём кабинете Начальник Генерального Штаба Итарора, генерал-полковник Генрих Волкоп. Она же и разработала всю эту непростую операцию.

Fa, безусловно, является, одним из опытнейших в мире специалистов в области боевых диверсий. В её послужном списке несколько развязанных гражданских войн на Континенте, ликвидация всего личного состава Отдела безопасности Ядерного комитета Республики Баркарори и похищение из сейфа разгромленного офиса этого комитета документации высшего грифа секретности (последняя из упомянутых мною акций отличалась почти нереальной дерзостью и разработана была в считанные часы).

В настоящий момент Fa имеет звание майора никанийской армейской разведки, что соответствует общевойсковому званию бригадного генерала. В распоряжении Fa, как правило, не менее десяти опытных агентов, прошедших тренировки в лагерях на полуострове Крор. Fa лично очень опасна – всегда вооружена и прекрасно владеет любым оружием, у неё железные нервы, значительно понижена чувствительность к боли, она легко меняет внешность, обеспечена надёжной легендой.

Господин Пробатов, на острове Торлеерм обстановка не вполне стабильна. Цели, с которыми Fa решила посетить эту республику установить не удалось. Я уповаю на Господа Бога и Вашу осмотрительность.

Всегда к вашим услугам

Тари Горар».

Менять что либо было уже поздно. Не успел я лечь спать, как уже оказался на Торлеерме в доме своего друга, депутата парламента, Джоскаса Вивари. И тут же была Fa.

– Очень рад, – проговорил Джос, раздражённо бросая в пепельницу не раскурившуюся чёрную сигару. – Я надеюсь, Михаил, вы нас, наконец, познакомите.

– Доктор Джоскас Вивари, депутат и весьма влиятельный политик на этом острове. Фрекен Фа, туристка из России, – сказал я.

– Очень рад, – повторил Джос. – Я вовсе не доктор, а просто бакалавр. Вы китаянка, фрекен? Простите мне эту нескромность.

– Что вы? Я русская.

– Это имя меня ввело в заблуждение. Простите, – он очень нервничал. – Что если я на минуту уведу нашего друга в кабинет, а тем временем здесь накроют на стол? Мне нужно с ним проконсультироваться… Прошу прощения, фрекен Фа.

В кабинете он сел на заваленный бумагами письменный стол и стал раскуривать новую сигару.

– Хочешь сигару? Слушай, кто эта Фа? Ты выпьешь виски? Кофе? Ко мне сегодня утром явились люди из Управления Безопасности. У них сведения, что сюда должна прилететь очень важная птица из разведки Конфедерации. Что за чёрт? Кого ты сюда таскаешь постоянно? – Джос говорил какими-то отрывками фраз и даже слегка задыхался. – Ну, не обижайся на меня, я сам не свой. Здесь ведь не Гавайи, в конце концов. Горцы обещали такой фейерверк на нынешнем карнавале, что самому Президенту станет жарко. Старый наглец Борноро так именно и выразился. Вернее всего, полиции придётся палить по-настоящему, потому что они сюда придут не с пустыми руками. Да… Конфедерация. Проклятые пройдохи! У них тут полно агентуры. И они ждут повода. Им нужен только пустяшный повод для того, чтобы… Неудобно оставлять даму так надолго одну. Красивая девушка. Они хотят нас просто проглотить. А что им стоит? Хватит и батальона спецназа. А проще всего поставить на рейде Гонтанбурга линейный крейсер, и мы тут окажемся, как мыши в норе, когда кот сторожит… Как там дальше? Та-там, та-та-там, та-та-там, та та та… И никто не убежит. Кажется, так. А почему ты не хочешь выпить? Боишься? Вот и я боюсь. Зачем я только вернулся сюда из Штатов? Мне предлагали работу в солидной строительной фирме. Михаил, ты мне скажи определённо, ведь мы друзья. Ты хорошо знаешь эту девушку?

Тут я подумал и вспомнил такую малость, что ничего о юзере ЖЖ fasetka не знаю, кроме того, что прочёл в её постах и комментариях, а это очень мало – точнее, вовсе ничего. Действительно, очень милая девушка. А разве это не её специальность – производить хорошее впечатление? Всегда вооружена, опасна. И даже понижена чувствительность к боли. Легко меняет внешность. Шутка сказать, в собственном кабинете прикончить начальника генштаба королевства Итарор. Чёрт возьми!

– Пошли в гостиную, неудобно, – сказал Джос. – Я тебе верю. Верю в том смысле, что ты такой же идиот, как и я. Ну, ты не можешь мне объяснить, кого сюда привёз. Не можешь и всё тут! Чёрт тебя подери! И тебя и твои виртуальные фокусы. Но на этот раз, боюсь, у тебя надолго пропадёт охота…

Мы вошли в гостиную.

– Когда же мы едем ловить рыбу? – спросила Фа. Она очень смущалась. – Знаете, я совсем не укачиваюсь.

– Замечательно, – сказал Джос. – Раз вы не укачиваетесь, завтра же выйдем в море. Рыбы много было в последние дни. А макрели просто очень много. Будет интересно. А ещё я б вам посоветовал с надёжным проводником подняться Чёртовым ущельем на гребень Пилы-горы. Там потрясающий вид сверху на город и бухту. Мы предоставим вам конвой для такого случая.

Вошёл чернокожий охранник и сказал:

– Ваше превосходительство, к вам человек от господина Борноро.

– Передай этому человеку, что я как председатель парламентской комиссии по внутренней безопасности государства не имею права принимать у себя дома посланцев от людей, объявленных Верховным Судом вне закона. И пусть убирается, – Джос обратился ко мне. – Ты видишь, что твориться? Есть такая русская сказка, я не помню названия. Там действие происходит в Стране Дураков.

Охранник вышел и тут же влетел в гостиную обратно – кубарем, а за ним следом вошёл коренастый, широкоплечий, седой старик в камуфляже американского десантника.

– Да, я пытался сохранить хотя бы видимость инкогнито. Всегда невольно рассчитываешь на порядочность партнёра, – спокойно произнёс он.

Затем этот человек церемонно поклонился:

– Я счастлив первым из истинных патриотов только что провозглашённой в горах Республики Гонтано приветствовать на нашей многострадальной земле высокую гостью из дружественной нам Никанийской Конфедерации. Я, действительно, счастлив, фрекен Фа. Это счастье, когда судьба Родины находится в столь юных, прекрасных и сильных руках, как ваши руки!

Фа с некоторым недоумением посмотрела на свои руки. Они, действительно, были юны и прекрасны, но сила этих тонких рук вызывала некоторое сомнение. Такими руками красавица может вести на верёвочке усмирённого дракона – несомненно. Но вряд ли можно этими руками убить генерал-полковника Волкопа. И мы, трое мужчин, тоже с недоумением любовались её руками. С недоумением. Так это резидент армейской разведки Конфедерации?

– Дорогой мой друг, уважаемый Борноро! – сказал Джос. – Я клянусь, что мне ничего не стоит арестовать вас, потому что городской гарнизон – в полной боевой готовности вместе с полицейскими частями, и мы с минуты на минуту ждём подкрепления, сюда идёт ещё батальон морской пехоты с северного побережья.

– Что вы скажете на это, госпожа Фа? – с улыбкой спросил старик. – Я же приглашаю пока вас и всех присутствующих, пусть уж Его Превосходительство нас извинит, в мой боевой лагерь, в ущелье Тали Лор. Очень красивое место. Что касается готовности гарнизона… не знаю право. Я сюда проехал через весь город на бронетранспортёре, и ни разу никто не спросил у меня, куда я еду. Со мной восемь человек. Таких, госпожа Фа, что вы будете любоваться этими молодцами. Я надеюсь, в горах вы примете парад наших войск, которым я буду командовать. Нам удалось сколотить армию, которую никанийские инструкторы месяц назад признали вполне удовлетворительной и боеспособной.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю