Текст книги "Хозяин антимагии 4 (СИ)"

Автор книги: Миф Базаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

Конвоиры, двое угрюмых бородачей, вели меня молча.

Минуя ряды походных кухонь, от которых пахло кашей и хлебом, мы углубились в тыл лагеря, к старым казармам, стоящим здесь ещё со времён первой колонизации.

За ними, в тени огромного полуразрушенного склада, виднелся небольшой забор с двумя часовыми башенками по краям. Вошли через дверь из массива железного дерева, а внутри я увидел множество колодцев с решётками. Карцер.

При виде этих ржавых решёток, служивших дверями в ямы, меня словно окатило ледяной волной из прошлого. Военно-морская академия. Там были такие же карцеры.

Конвоиры с грохотом откинули тяжёлую щеколду одной из решёток.

Скрип железа по камню был такой же отвратительный, словно кто-то провёл вилкой по стеклу. Решётка поддалась с трудом. Запах сырости и тлена ударил в нос.

– Прыгай, барин, – буркнул один из конвоиров, не без сочувствия толкая меня в спину. – Отдыхай.

Я шагнул вниз, ожидая знакомого провала в темноту и глухого падения на несколько метров.

Но не тут-то было.

Нога почти сразу попала во что-то мягкое и пружинистое – слой прелой листвы и грязи на дне.

Глубина оказалась смехотворной, чуть больше метра.

Ловушка для зверя, а не для человека.

Решётка захлопнулась за спиной с окончательным скрежетом. Засов щёлкнул.

Стоять в полный рост было невозможно.

Потолок из толстых, покрытых ржавыми наплывами прутьев давил сверху.

Приходилось сгибаться в три погибели или сидеть на корточках. Я попробовал прижаться спиной к холодному влажному камню стены, но решётка тут же впилась в плечи и затылок.

Мелкие ячейки не давали просунуть даже кисть.

Постарался сконцентрироваться и вызвать хотя бы слабый толчок магии земли, но по ощущениям это было как пытаться шевелить парализованной конечностью.

Где-то в фундаменте или стенах была заложена мощная руна подавления земной магии. Здесь ты просто кусок мяса в каменном мешке.

Скрип моей решётки был единственным звуком, нарушившим вековую тишину этого места. Местными «благами» явно не пользовались десятилетиями.

Идеальное место, чтобы забыть про человека навсегда.

Буквально через десять минут снова услышал скрип, но он был громче, чем у моей решётки. Голоса. Грубые, не церемонящиеся.

– … и веди себя тихо, гад! А то такую жизнь тебе здесь устрою, пожалеешь, что мамка родила, – рыкнул хриплый бас.

– Да пошёл ты… – пробормотал пленник сдавленным голосом.

Задержанный попытался сопротивляться, но его взяли под руки, и я увидел, как в соседнюю яму, метрах в трёх от моей, грубо опустили фигуру в порванном мундире.

Лунный свет попал на бледное лицо. Это был тот «специалист по фортификации», которого я привёл в командный шатёр.

Конвоиры – те же двое, что вели меня. Они затолкали капитана в яму и с грохотом захлопнули решётку, задвинув засов, а потом ушли, переругиваясь.

Тишина.

Напряжение.

Присутствие врага, пусть и за решёткой, ощущалось физически.

Я прислушался. Различил его тяжёлое дыхание и сдавленный стон, когда мужчина попытался пошевелиться в теснине каменного мешка.

– Капитан, – тихо, но чётко позвал я сквозь ржавые прутья и ночную мглу. – Слышно? Кто приказ отдал? Строганов?

Ответом было молчание.

Пленник точно слышал меня, так как замер. Но ни звука.

Лишь через минуту до меня донёсся тихий скрежет, возможно, он скрёб ногтем по камню.

Молчун.

С конвоирами он говорил, пусть и сквозь зубы, а со мной не проронил ни слова.

Лояльность? Страх? Или просто ненависть к тому, кого не смог убить на задании?

Я попытался устроиться, подогнув ноги и упёршись спиной о стену.

Под слоем гнили и опавших листьев что-то острое впилось в бедро. От нечего делать я начал ковыряться в грязи.

Земля была плотной, холодной. Кусок глины, камень… и вдруг пальцы наткнулись на что-то гладкое, округлое. Я вытащил… череп.

Старый, пожелтевший, с несколькими зубами в верхней челюсти. Пустые глазницы смотрели в звёздное небо, видимое сквозь решётку. Вот и сосед по несчастью.

Возможно, он тоже дал какое-то обещание. Или просто попал под горячую руку какого-нибудь пьяного коменданта век назад. Кто знает?

Бросил череп обратно в грязь. Подо мной лежали чьи-то кости, и, возможно, скоро я стану частью этого мрачного грунта.

Откинул голову назад, глядя вверх. Ночь была ясной, звёздной. Холодный чистый свет луны и мириад звёзд лился сквозь ржавые прутья.

Контраст был жутким: безграничная вселенная там, наверху, и этот каменный гроб, где я не мог даже выпрямиться.

Взгляд на звёзды вернул мысли к обещанию.

Долг. «Возвысишь род Пестовых… Вернёшь ему былое величие… Древний род, изгнанный с „большой земли“, униженный, низведённый из князей в бароны…» Голос того, в чьё тело я попал, звучал в памяти так же ясно, как в тот день на грани миров.

Когда это было?

Год назад?

Больше?

Я судорожно попытался вспомнить даты, месяцы. Цифры путались. Пожар, переезд, учёба, магия, бесконечные дела.

Плюнул мысленно.

Неважно.

Суть была в другом.

За этот год… Что я сделал?

Мысли текли медленно, отгоняя на время холод и неудобство.

Алхимическое производство? Возродил. Не просто цех, а завод, дающий эликсиры, которые спасают тысячи жизней и приносят золото.

Литейное дело? Теперь у меня мощный завод, льющий сталь для рельсов.

Вагоны? Строим.

Дорога? Гордость, смешанная с горечью, кольнула сердце. Шесть колоний связаны стальной нитью! Шесть! И это только начало. Через полгода… через год их будет вдвое больше.

Поезда ходят. Грузы, люди… Жизнь бьёт ключом с этими рельсами.

Я сдержал слово.

Пестовы уже не тот захудалый баронский род из глухой колонии. Эта фамилия теперь у всех на устах. Нашу продукцию используют. А дорогой пользуется армия Императора.

Антимагия? Как же без неё. За этот год я не просто возродил алхимию и металлургию. Я продвинулся там, где отец и дед бились десятилетиями почти безрезультатно. Их антимагические сплавы были грубы, нестабильны, требовали тонны редких материалов. А мои пластины… Они тоньше, эффективнее, стабильнее. Я превзошёл предков.

Проклятый карцер с его мертвящей руной только подчёркивал иронию: я, исследователь, подавляющий магию, сам заточен в камень, где магия мертва. Как только выберусь… углублюсь в исследования. Увеличу ёмкость пластин. Добьюсь управляемого, локального поля подавления, а не этой грубой «стены». Успех был близок, я чувствовал это кончиками пальцев, мысленно листавших лабораторные журналы.

И тут, как удар хлыста, всплыли слова Амата: «Кирилл, ты играешь с огнём, который сожрёт всё! Ты ходишь по тонкому льду над пропастью. Брось это! Ради всего святого, брось, пока не поздно!»

Амат, в прошлом великий маг в своём мире, боялся антимагии. Его страх был искренним. Но разве страх остановил Архимеда, когда он открывал закон рычага? Остановил Кюри? Прогресс требовал жертв. Поиск истины важнее страха.

Я найду способ контролировать антимагию.

Сделаю безопасной.

Полезной.

Но тень сомнения, брошенная словами друга, легла на душу холодком. А если Амат прав? Если я не хожу, а уже падаю?

Я тряхнул головой, отгоняя эту мысль.

А всё же я возвысил род Пестовых. Дал шанс. Но я не готов остановиться.

Мысль пронеслась как искра. Балтийск, море, водоросли… Заводы на побережье… Расширение дороги в другие колонии… Планы, такие ясные ещё утром, теперь казались призрачными.

Но я выберусь.

Выберусь из этой ямы.

Выберусь и добьюсь всего.

Строганов? Карцер? Это лишь временная заминка.

Как неисправный паровоз на запасном пути. Починю и вперёд!

Мысли коснулись друзей. Трёх.

Сергей… Боль, острая и знакомая. Погиб.

Остались только Митя… Дмитрий Романов. Где он был сегодня? Почему отсутствовал на совещании, ведь адъютант должен там быть. Может, что-то случилось?

И Амат. Амат Жимин. Упрямый, агрессивный, неукротимый. Он добьётся своего. Станет сильнейшим магом в колониях. В этом я не сомневаюсь.

Мысль о том, что они были на свободе, об их силе, об их возможной поддержке, давала слабый огонёк надежды в каменном мешке.

Физическая усталость, накопившаяся за этот адский день, навалилась тяжестью. Глаза слипались.

Но как спать? Вытянуться невозможно. Лечь – значит уткнуться лицом в грязь и кости под ней.

Скрючился, подобно больному зверю, подобрав под себя ноги, и свернулся калачиком на относительно чистом клочке земли. Камни давили на бедро, рёбра. Каждый вдох приносил запах тлена и сырости. Под тонким слоем грязи подо мной лежали чьи-то кости. Возможно, он тоже дал обещание…

Лунный свет пробивался сквозь ржавчину решётки. В ушах стоял гул и навязчивый писк ночных насекомых, находящихся снаружи.

Долг, дорога, друзья, кости в грязи, звёзды-свидетели… Всё смешалось в беспокойном полусне.

«Выберусь…» – последняя мысль перед тем, как тьма поглотила полностью. – «Обязательно выберусь».

Провалился в тяжёлый кошмарный сон, где ржавые решётки сдвигались, прижимая к земле, где подо мной шевелились кости, множество костей.

Резкие звуки вырвали из кошмара.

Низкий нарастающий гул множества голосов, переходящий в крики, звон стали, отдалённые взрывы магии.

Нападение тварей?

Я прислонил ухо к решётке, стараясь расслышать и понять, что творится.

Хаос бушевал где-то в центре лагеря, огненные всполохи виднелись на посветлевшем утреннем небе.

Потом шаги.

Много шагов.

Грубый смех, пьяные выкрики. И знакомый скрежет решётки, не моей, а соседней. Замечаю, что они ведут под руки Белова. Звук приземления, опять скрежет.

– Ну что, Ваша Светлость, – раздался хриплый издевательский голос, – нравится вид из «люкса»? Небось, лучше генеральского шатра? Ха!

– Сволочи… – прошипел знакомый, но сдавленный голос Андрея Николаевича. – Предатели…

– Заткнись, старик! – последовал глухой удар, вероятно, прикладом по решётке или телу. Белов крякнул от боли. – Теперь тут князь Захар Григорьевич командует! А ты – мусор!

Опять звук открывающейся решётки. Следом ещё скрежет, ближе. В яму напротив с глухим стуком сбросили тело. Послышалось хлюпанье грязи. Конвоиры, те же, что издевались над Беловым, захохотали.

– Генерала-то аккуратней! – крикнул один. – А то помрёт раньше времени, не успеет князю в глаза плюнуть!

Когда шаги утихли, повисла тяжёлая пауза, нарушаемая только далёким гулом боя и тяжёлым дыханием Белова.

– Костя… – позвал светлейший князь, его голос дрогнул не от страха, а от ярости и тревоги. – Константин Иванович, отзовись! Жив? Тебя… вырубили там, что ли?

Из соседней ямы – молчание. Лишь прерывистое хриплое дыхание.

Белов сглотнул, позвал снова, тише, отчаяннее:

– Костя…

И тут раздался голос из третьей ямы, где сидел молчаливый диверсант-капитан. Голос был тихим, но удивительно… почтительным?

– Ваше Сиятельство… Андрей Николаевич, вы целы?

– Кто…? Чернов? Это ты что ли? – изумление в голосе. – Тебя же в столовой должны были запереть, а потом сразу выпустить.

– Видно, не поняли вас, – хмыкая сказал капитан.

– Не переживай, выберемся – я тебе за это премию выпишу…

– Если выберемся.

Я не верил своим ушам. Капитан Чернов был человеком Белова?

– Андрей Николаевич, – начал я, стараясь говорить сквозь прутья тихо, но чётко. – Как это всё понимать? Это вы подослали ко мне диверсанта?

– Заткнись, фабрикант! – рявкнул из темноты новый голос – охранник, явно приставленный следить за нами. Я услышал, как он поднялся с походного стула где-то между ямами. – Ещё слово, и я тебя холодной водичкой освежу! Или палкой по рёбрам!

Попытка поговорить с Беловым провалилась.

Я стиснул зубы, чувствуя ярость.

В этот момент над моей решёткой возникла тень. Маг-офицер в мятой форме Строганова, с одутловатым лицом и злыми глазами. В руках у него была длинная толстая палка.

– А вот и главный клеветник! – он хихикнул и резко ткнул палкой вниз, прямо мне в плечо. Больно.

Инстинктивно я схватился за палку, пытаясь вырвать. Но маг лишь усмехнулся и резко дёрнул её назад, а я чуть не стукнулся лицом о решётку.

Он явно получил удовольствие от этого, так как расплылся в улыбке.

– Не рыпайся, червь! – маг снова занёс палку, нацеливаясь в лицо.

Но тут вмешался Белов, его голос прозвучал как хлыст:

– Офицер! Ты знаешь, что за избиение пленного тебя самого ждёт трибунал? Или у Строганова свои законы?

Маг заколебался, злобно буркнул что-то невнятное и, плюнув в мою сторону, перешёл к решётке Белова.

– А ты, старик, не умничай! – он ткнул палкой уже в сторону Белова. Я услышал глухой стук о камень и сдавленный стон светлейшего. – Завтра тебя уже не будет! – прошипел офицер.

– Увидим, – сквозь зубы выдавил Белов.

Маг ушёл, бормоча проклятия. Утро тянулась мучительно. Звуки боя то стихали, то вспыхивали с новой силой где-то ближе. В какой-то момент Долгорукий наконец застонал и зашевелился.

– Костя? – снова позвал Белов, уже с надеждой.

– Жив… – слабым голосом прохрипел генерал из своей ямы. – Башка гудит. Скотина сзади кирпичом, кажись… – он попытался пошевелиться, застонал сильнее. – Андрей… что за… бардак?

– Заткнись! – рявкнул охранник из темноты. – Разговоры запрещены! Ещё одно слово – без воды и еды останешься!

Долгорукий лишь хрипло выругался про себя, но замолчал. Наступила тягостная тишина, нарушаемая только его тяжёлым дыханием и далёкими выстрелами.

Завтрака не было.

Только ближе к полудню пришёл тот же маг-надзиратель с двумя солдатами. Без лишних слов они швырнули в яму чёрствый, как камень, кусок хлеба и воткнули в грязь у решёток черпаки на длинных палках. Рядом поставили ведро с мутной водой, пахнущей болотом. Набирай, не хочу.

– Пей, пока дают, – усмехнулся маг, глядя на меня. – На большее не рассчитывай.

Унизительно.

Как скоту.

Но жажда жгла горло. Я взял черпак, едва не пролив драгоценную влагу, и жадно глотнул. Вода была противной, но она необходима, чтобы выжить. Чернов, Белов и Долгорукий сделали то же самое, слышалось хлюпанье и сдавленные глотки.

День тянулся бесконечно.

Жара под решёткой становилась невыносимой, смешиваясь с запахом гнили.

Пытался анализировать.

Зачем? Зачем Строганову этот переворот во время войны?

Когда колония держится на нитях снабжения через телепорт.

Мой ум человека XXI века, логики и расчёта, не мог ухватить эту безумную идею власти любой ценой. Армия – не цех, её не перенастроишь за день. Преданность солдат это не шестерёнки.

Поставки зелий, рельсов, патронов – всё это рухнет в хаосе мятежа. Князь губит всё ради сиюминутной власти? Он идиот! Самоубийца!

Ближе к вечеру появились гости.

Много голосов. Торжествующих. И среди них был один масляный, знакомый до тошноты бас Захара Григорьевича Строганова. Он подошёл сначала к решётке Белова.

– Ну что, Андрюша? – голос звенел неподдельным торжеством. – Удобно? Не жмёт? Теперь ты понял, кто тут настоящий князь? Чей род достоин власти? Твои Романовы всего лишь выскочки! А Строгановы – кровь земли русской!

Последовали плевки, грубый смех свиты. Светлейший князь молчал. Но я слышал его тяжёлое яростное дыхание.

Потом тень упала на мою решётку. Строганов заглянул вниз, его лицо, искажённое ненавистью и триумфом, было похоже на тыкву-светильник.

– А вот и кузнечик! – засмеялся он. – Ну что, фабрикант? Где твой стальной таракан теперь? Где твоя дорога? Я всё отберу. Всё! А тебя… – он обернулся к кому-то, – штык ему! Пусть подавится кровью!

Сердце ёкнуло.

Я приготовился к удару сверху. Но тут шагнул вперёд генерал Волынский. Тот, что на совете так ловко поставил Белова перед выбором между старым родом Строгановых и моим. Его лицо было бесстрастно.

– Захар Григорьевич, подождите, – голос был спокоен. – Убивать его сейчас неразумно.

– Что⁈ – Строганов обернулся, багровея. – Этот выскочка мне всю операцию чуть не угробил! Его «Стриж» мне не нужен! Мы и без него Балтийск возьмём!

– «Стриж» – это мощь, – парировал Волынский, его взгляд метнулся на меня. – Но не в нём дело. Его мануфактуры. Зелья первой помощи. Без них потери взлетят в разы. Солдаты и так на пределе после ночи. Бунт может случиться не только у нас в штабе.

– Ну и что? – фыркнул Строганов. – Убьём его и найдём другого алхимика! Денег дадим!

Волынский покачал головой, терпеливо, как с глупым ребёнком:

– Вы не понимаете. Его люди – на алхимическом производстве, на литейном заводе, на железной дороге, они все безмерно преданы Пестову. Слепо. Я наводил справки. Если убьёте барона, то сразу получите саботаж, поджоги и остановку поставок. Сейчас это смерти подобно. Мы только что устроили переворот, армия расколота. Нам нужна стабильность в тылу. Хоть какая-то. Дайте срок. Пусть живёт… пока. Убьёте его после Балтийска, когда прочно встанем на ноги.

Строганов бубнил что-то невнятное, явно недовольный, но Волынский настаивал, его голос звучал убедительно.

Он явно был прагматиком. Человеком, ставящим полезность и выгоду выше всего.

Гад, но умный гад.

– Ладно! – наконец рявкнул Строганов. – После Балтийска! Слово Строганова! – он плюнул в мою яму. – А пока… – князь обернулся к Волынскому, – ты говорил, возьмёшь под контроль его людей? На «Стриже» и заводах.

– Возьму, – кивнул Волынский уверенно. – Скажу, что барон… временно отстранён по медицинским показаниям. А я – его доверенное лицо от штаба. У меня есть нужные бумаги. Его капитан – бывший флотский военный, привык приказам подчиняться. К тому же он знает, что я был безмерно предан Императору.

Строганов хмыкнул с неохотным одобрением, и вся компания двинулась прочь, оставив нас в ещё более гнетущей тишине.

Предательство Волынского было теперь очевидно и… расчётливо опасно.

Вечером была повторная унизительная процедура с хлебом и черпаком грязной воды. Попытки перекинуться словом с Беловым или Долгоруким пресекались охранником. Хорошая новость была лишь в том, что Долгорукий пришёл в себя окончательно, его дыхание стало ровнее, хотя изредка мужчина стонал от боли, видимо, сломано ребро.

Наступила чёрная и душная ночь. Я снова скрючился на своём клочке грязи, пытаясь найти положение, где меньше ломило спину. Отчаяние и ярость боролись внутри с леденящим расчётом Волынского. «Временно отстранён по медицинским показаниям»… Ловко. Очень ловко.

И вдруг… лёгкий шорох сверху.

Едва уловимый.

Я замер, прислушиваясь. Не охранник. Не крыса. Что-то… знакомое. Воздух над решёткой чуть дрогнул, словно от жара.

Тук.

Маленькое, тёплое и невероятно пушистое тельце шлёпнулось мне прямо на согнутую в колене ногу, а потом в одно мгновение взобралось по рукаву сюртука и устроилось на моём плече, уткнувшись холодным носом в шею. Знакомое довольное урчание заполнило всё пространство вокруг.

– Мотя… – выдохнул я, едва сдерживая смех облегчения и безумной радости.

Серебристая шёрстка была прохладной от ночного воздуха, а сам он целым и невредимым. Вернулся. Снова ко мне. Мой союзник.

Глава 14

Бронепоезд «Стриж». Сутками ранее. Ночь.

Капитан Сергей Иванович Рыбаков дремал в своей узкой каюте, убаюканный привычным утробным гулом механизмов «Стрижа», когда в дверь врезался запыхавшийся вахтенный офицер. Лицо мичмана было белее белого.

– Капитан! На мостик! Мотя… он неистовствует! Он с ума сошёл!

Рыбаков вскочил с койки как ошпаренный, мгновенно прогнав остатки сна.

«Тревога» и этот неугомонный зверёк Пестова, кого он заметил?

Или, может, что-то случилось с бароном, ведь он вроде брал Мотю с собой.

Мужчина на ходу натянул сюртук, не застёгивая, и выскочил в коридор. И тут ударил звук – нечеловеческий, пронзительный, сливавшийся в сплошной истеричный стрёкот.

Да, это было похлеще любого сигнала тревоги, удивительно, что капитан его не услышал.

Рыбаков видел, как зверёк стрекотал вчера днём, сообщая о диверсанте. Но тогда он не звучал с такой безумной силой и отчаянием. Как будто маленький часовой бил в набат, предупреждая о конце света.

На мостике царил хаос, озарённый тусклым светом дежурных ламп.

Серебристый комок носился как угорелый по приборам, картам, переговорным трубам. Он бился о штурвал, царапал лапками бронированное стекло, подпрыгивал к кнопкам аварийной сигнализации, отчаянно тыча в них мордой, и всё это сопровождалось неумолкающим вибрирующим визгом, леденящим душу.

Огромные уши Моти были прижаты к голове, чёрные глазки-бусинки бешено метались, полные животного ужаса.

Увидев капитана, зверёк взвизгнул ещё громче, запрыгнул ему на плечо и тут же спрыгнул, рванув к носовому стеклу. Там он встал на задние лапы и яростно забарабанил передними по броне, указывая в черноту за бортом, на тёмный склон, за которым тянулся Новоархангельский кряж.

– Что за чертовщина⁈ – рявкнул Рыбаков, пытаясь перекричать оглушительный визг зверька. – Успокоить его! Немедленно!

Но успокоить Мотю было невозможно. Он не реагировал ни на печенье, ни на пряники.

Питомец был вне себя, одержим одной мыслью – предупредить.

В дверь втиснулся Виталий Кучумов. За ним, сонно протирая очки, показался архитектор Сергей Петрович Бадаев.

– Капитан, что происходит? – спросил Кучумов, его взгляд прилип к мечущемуся тушканчику. – Он же был с бароном… Где Кирилл Павлович?

– Зверь с цепи сорвался! – отмахнулся Рыбаков, отчаянно пытаясь понять причину паники Моти. Его собственные мысли тоже метались: где барон? Что случилось в штабе? Но крик зверька был здесь и сейчас, осязаемо смертельным. – Что с ним?

Бадаев прищурился:

– Не знаю, капитан, что с ним сейчас. Но слышал рассказы от отца и старшего брата об этом тушканчике. Они говорили, что Мотя не просто любимец барона. Умный. Непостижимо умный. И чутьё у него феноменальное. Как у лучшей ищейки, помноженное на магическое предвидение. Думаю, он не просто предупреждает. Он вопит о смерти.

Рыбаков посмотрел на Мотю, потом на чёрный склон за стеклом. Тишина. Слишком глубокая. Ни привычного стрёкота ночных насекомых, ни писка мелких горных тварей, ни даже шелеста ветра в редких кустах. Как будто сама природа притихла перед решающим боем.

– Уверен? – хмуро спросил капитан.

– Уверен, – твёрдо сказал архитектор Бадаев.

Рыбаков ещё раз взглянул на зверька, потом на гору. Откинул защитный кожух и нажал на кнопку тревоги.

– БОЕВАЯ ТРЕВОГА! ВСЕ ПО МЕСТАМ! Воздух и земля, сектор четыре! Дозор, на вышку, осветить склон! Орудия к бою! Маги к амбразурам!

Резкие гудки прорезали ночь.

На палубе засуетились фигуры. Через десяток секунд прожекторы рванули в темноту, ползая лучами по камням.

И тут склон зашевелился.

Не просто осыпались камни. Огромный участок земли, метров тридцать в диаметре, вздыбился как кипящая каша. Грунт пошёл волнами, деревья с корнем вывернуло и швырнуло вниз. И из этого ада с оглушительным низким рёвом, сотрясавшим стальные листы бронепоезда, вылезло чудовище.

Гигантский червеобразный монстр. Каменная броня слиплась с грунтом. Пасть – сплошь кристальные зубы размером с тесак. Мощные лапы-буры. Землерыт. Он шёл прямо на «Стриж», и земля дрожала под тяжестью.

– Цель – землерыт! Носовые орудия, фугасные, ЖЁЛТЫЕ макры! – хриплым голосом скомандовал Рыбаков в переговорную трубу артиллерийского поста.

Жёлтый макр давал усиление земляной магии, разрыхлял, ослаблял броню и мог вызвать оползень под монстром.

– Первый залп – по ногам! Сорвать ему ход! Скорострелки – огонь по мелочи! Не подпустить!

Из недр развороченного склона, из-за спины чудовища уже высыпали, как тараканы из печки, десятки юрких тварей: каменные крабы размером с барана, покрытые острыми осколками сланца; шипастые скорпионы с хвостами, капающими едкой слизью; прыгучие костлявые прыгунцы с когтями-серпами.

Они катились, бежали и прыгали к поезду, цепляясь за скалы, глаза тварей светились хищным зелёным блеском в лучах прожекторов.

Начался ад.

Носовые двенадцатифунтовки: ГРОХОТ, оглушающий даже сквозь броню рубки!

Первый выстрел, и жёлтый шар магии земли рванул прямо под передними лапами-бурами землерыта. Почва вздыбилась, превратившись в зыбучий песок.

Чудовище громко заскрежетало, его буры завязли, движение замедлилось.

Второй залп – в ход пошли красные макры, огненный шар величиной с бочку ударил в основание кристаллической пасти.

Каменная броня почернела и с треском лопнула, обнажив розовую обожжённую плоть. Монстр взревел, звук был похож на скрежет гигантских жерновов, смешанный с яростью раненого зверя.

Третий залп, и снова жёлтым, в грунт перед монстром, усиливая ловушку.

Бортовые скорострелки: затворы щёлкали как бешеные, создавая непрерывную дробь.

Шестифунтовые снаряды: синие, замораживающие, и белые, создающие воздушную ударную волну. Они косили наступающих мелких тварей.

Ледяные осколки сковывали крабов, покрывая их инеем и ломая хитиновые лапы; ударные волны сметали в пропасть скорпионов и прыгунов.

Гул от выстрелов и взрывов стоял невообразимый, сливаясь в сплошной рокот.

Маги у бойниц: вспышки пламени вырывались из амбразур, выжигая целые группы тварей; ледяные иглы длиной с полметра прошивали хитин и плоть; сгустки сжатого воздуха, невидимые и смертоносные, с хлопком разрывали чудищ на части; а перед рельсами образовался зыбучий песок, втягивающий и задерживающий тварей.

Маги работали слаженно, перекрывая сектора и создавая зоны смерти перед бортами. Воздух звенел от магии, свиста осколков камня и предсмертных визгов монстров.

Землерыт, оглушённый и обожжённый, но не остановленный, добрался до полотна железнодорожного пути спереди. Его гигантский хвост, увенчанный массивным кристаллическим набалдашником, похожим на кирку титана, взметнулся вверх и обрушился на рельсы перед «Стрижом»!

Сталь скрипела, гнулась, шпалы разлетались щепками.

Поезд качнулся как корабль на волне.

Рыбаков едва удержался на ногах.

– Кормовые орудия! Заряд МАКСИМУМ, КРАСНЫЙ! По хвосту! – заорал он.

Бой кипел в предрассветных сумерках, окрашивая склоны багровым светом взрывов, холодным сиянием льда и призрачными всполохами магии.

Землерыт получил в морду ещё один огненный шар из носовых орудий и мощный ледяной удар в основание хвоста от магов воды. Лёд с хрустом обволок кристаллический набалдашник.

Монстр, истекая кровью и какой-то жёлтой жижей, попятился. Он пытался уползти в свою развороченную нору.

– Не дать уйти! – крикнул Рыбаков. – Носовые, жёлтый снаряд в скалу над норой! Обрушить вход!

Жёлтый шар врезался в свод. Скала рухнула глыбами. Землерыт начал вгрызаться в породу, чтобы вернуться в свою нору. Хвост и часть спины торчали снаружи.

– Кормовые, красные по спине! ДОБИВАЙТЕ!

Два огненных шара врезались в незащищённую спину монстра. Глухой хлопок. Шипение плавящейся плоти. Землерыт дёрнулся в последней судороге и затих. Его хвост рухнул на рельсы.

Потом была ещё зачистка периметра от мелких тварей и добивание подранков.

Рассвет застал «Стрижа» стоящим на уцелевших рельсах, сзади был мост, не пострадавший во время ночной битвы.

Вокруг дым, гарь, груды трупов тварей. Нора завалена камнями. Броня поезда исцарапана, в копоти и липкой слизи.

Потери минимальны, и всё благодаря Моте.

Рыбаков стоял на мостике с кружкой обжигающего чая в руке.

Усталость давила, но радость от победы была сильнее.

Бригады Лунева и Марсова расчищали завалы и укладывали новые рельсы на месте разрушенных.

Солдаты вместе с офицерами начали потрошить поверженных тварей, доставая из них магические кристаллы.

Над большой тушей землерыта трудились сразу десять магов земли. Работа была тяжёлой и мерзкой, пришлось откапывать монстра из-под камней.

Но усилия окупились. Когда отделили голову от позвоночника твари, в специальной полости, словно ядро в орехе, лежал кристалл. Гигантский макр тёплого медово-жёлтого цвета. Его грани, даже покрытые слизью и кровью, ловили солнечный свет и отбрасывали золотистые блики.

Один маг земли из бывалых офицеров невольно присвистнул:

– Боги… Это же большой макр! Величиной… Да с ним можно горы свернуть! Цена у него… – мужчина многозначительно указал пальцем вверх.

Магический кристалл бережно извлекли, обмыли из бочонка и под усиленной охраной унесли в хранилище на борту. Остатки чудовища и мелких тварей сбросили в пропасть, к реке.

Капитан Рыбаков был доволен, никогда прежде ему не удавалось убить столь крупную тварь. Пестов будет рад таким результатам. Сергей посмотрел в сторону штаба.

Он ждал самоходку с рельсами, шпалами… и с бароном на борту.

Но она не пришла. Ни утром, когда солнце поднялось над горами, ни к полудню, когда бригады Лунева и Марсова уже расчистили завалы и восстановили путь.

Ожидание становилось тягостным, тревожным.

И вот на рельсах со стороны лагеря показались фигуры.

Не самоходка.

Пешие солдаты.

Оборванные, грязные, с потрёпанными мундирами, они вчера сопровождали Пестова в штаб. Лица были мрачны, глаза потухшие. Они шли молча, тяжело ступая по шпалам.

Рассказ солдат, прерываемый проклятиями и стонами усталости, поверг всех на палубе «Стрижа» в шок и ледяное оцепенение: ночной мятеж Строганова, арест барона Пестова по дикому обвинению в клевете, заключение в каменный карцер.

Штаб захвачен силой. Светлейший князь Белов и генерал Долгорукий тоже под арестом. Лагерь у телепорта захвачен в братоубийственных стычках.

На палубе «Стрижа» повисла гробовая тишина. Все смотрели на капитана Рыбакова. В его голове метались мысли: «Мои моряки… Они ждут. Мой рыболовный флот вместе с военным ждёт поддержки. Надо рваться туда, пробиваться! Но бронепоезд не мой. Это частная собственность барона Пестова. Украсть его, даже ради спасения своих, ниже чести моряка».

– Что теперь? – глухо спросил кто-то из офицеров.

Первым нарушил тягостное молчание Виталий Кучумов. Он шагнул вперёд, беря слово на правах вассала Пестова.

– Работаем, – сказал мужчина просто, но так, что слова прозвучали как приговор. – Барон приказал строить дорогу к Балтийску. Его приказ не отменён. Пока колея под нами, мы обязаны строить.

Архитектор Сергей Бадаев, обычно сдержанный, неожиданно резко поддержал:

– Верно. Остановка равна предательству дела Кирилла Павловича. Он… он выбирался и не из таких ям, поверьте. А если мы сдадимся сейчас… – Бадаев махнул рукой в сторону только что восстановленного пути, – … то всё это было зря. Он нам этого не простит. И будет прав.

Но самым неожиданным было заявление дорожника Лунева.

– Сергей Петрович прав! – откашлявшись рявкнул он, тыча пальцем в сторону лагеря. – Эти штабные крысы думают, что всё захватили? А мы им покажем! Пусть барон знает, что мы его дело не кинули! Работаем, капитан! ДАЙТЕ ПРИКАЗ!

Марсов и Черепанов тоже утвердительно кивнули.

Для всех собравшихся в рубке дело было спасением от хаоса мыслей. Строить. С верой, что барон будет жить и выберется.

Рыбаков видел решимость в глазах остальных.

Огонь в глазах Кучумова, холодную уверенность Лунева, рациональную надежду Бадаева.

Его собственное сердце рвалось к Балтийску, к своим морякам, возможно, уже погибшим.

Как хотелось Сергею сорваться в бой и помчаться к этому городу. Но он не мог, он дал обещание барону возглавить бронепоезд и довести его до Балтийска.