Текст книги "Хозяин антимагии 4 (СИ)"

Автор книги: Миф Базаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Интерлюдия

Этот же день, утро.

Виталий Кучумов стоял у борта моторизированной платформы, ощущая вибрацию стального пола под сапогами. Ветер свистел в ушах, трепал его короткие волосы, но не мог сдуть тепла, оставшегося в душе от трёх дней дома.

Трёх дней, которые пролетели как один миг. Наталья, её улыбка и запах свежеиспечённого хлеба. Анютка с бесконечными вопросами, от которых кружилась голова. И двое сыновей, упрямых и сильных, как он в детстве.

Новый дом в посёлке Пестовых не дворец, но крепкий, светлый, свой. Школа для мальчишек… Будущее.

«Три недели», – мысленно корил Виталий себя.

Барон ясно написал: «Прибудете не ранее чем через три недели». Но Виталий не мог. Как сидеть дома, когда барон воюет где-то у Балтийска?

Когда знания по огню и печам могут быть нужны?

Нет. Долг звал громче, чем тихий уют семейного очага.

Барон Пестов вытащил его из грязи, подарил не просто работу, а статус, уважение, будущее детям. Вассал дома Пестовых! Это честь на всю жизнь. За это Кучумов был готов пахать круглыми сутками возле печей.

Попутчик, коренастый унтер-офицер с нашивкой артиллериста «Стрижа», вертевший в руках кисет, сплюнул за ограждение:

– На передовую?

Виталий пожал плечами:

– Если барон скажет, значит, на передовую.

Унтер оценивающе оглядел скромный, но крепкий дорожный костюм собеседника и сильные руки, явно не боявшиеся работы.

– Небось, по печам? Слышал, у барона там целые заводы коптят небо, – в голосе было снисходительное любопытство фронтовика к тыловику.

– По печам, – подтвердил Виталий, не смущаясь. – И по всему, что жаром дышит.

– Ну, Пестов… – унтер потянулся. – Мужик он редкостный. То ли безумец, то ли гений. Корабль на рельсы поставил! Слышал? «Стриж» бывший! Теперь эта махина по горам ползает как броненосный крот! Уму непостижимо!

Платформа выруливала из-за скального выступа. И Виталий замер.

На фоне серых скал и пропасти стояло… что-то невообразимое. Громада военного корабля. Носовая башня, рубка, кормовые надстройки, но вместо воды под килем были рельсы!

Чёрт возьми… Даже зная о проекте, видеть это воочию было шоком.

У трапа его встретил сам барон.

Собранный, подтянутый, без тени усталости, хотя Виталий знал, что Пестов не спал нормально неделями. Короткое приветствие, несколько вопросов и приказ:

– Жди в рубке. Поговорим, как только перейдём мост.

Никаких лишних слов. Никакой суеты. Чётко. Ясно. Виталий, подавив желание немедленно осмотреть чудо-машину, лишь резко кивнул: «Так точно!» и отправился наверх.

В рубке было прохладно и шумно от приборов. Капитан Рыбаков командовал довольно тихо, но так, что каждое слово резало воздух. Виталию указали на скамью у окна: «Ждите».

Он сел, чувствуя себя немного лишним, но жадно впитывая обстановку. Через окно мужчина наблюдал, как барон общался с Луневым, Марсовым и Бадаевым, а потом вместе с магами земли отправился к основанию моста.

Как барон мгновенно реагировал на сигналы семафоров, его жесты были резки, не допускали возражений. Ни тени сомнения. Виталий ловил каждое слово, долетавшее с палубы, каждую команду.

Когда прозвучал призыв к магам огня у левой опоры, Виталий вскочил как ошпаренный. Его стихия! Он мог помочь!

Тяжёлая рука легла на плечо, это был капитан Рыбаков:

– Сидеть, Кучумов. Барон сказал ждать. Значит, жди. Не мешай процессу. Свои маги есть, справятся.

Виталий замер, сжав кулаки. Он горел желанием ринуться вниз, но… приказ. Авторитет капитана был непререкаем. Мужчина опустился на скамью, чувствуя, как по жилам разливается бесполезная энергия.

Потом был взрыв правой опоры.

Рубку тряхнуло. Виталий вжался в спинку скамьи.

Хаос?

Но не на мостике. Пестов был на удивление спокоен и собран. Отдавал приказы, которые моментально исполнялись.

Маги земли ринулись к рушащейся опоре по команде, переданной через того же Рыбакова. Никто не оспаривал, не переспрашивал.

И тут этот зверёк, Мотя, взвизгнул так, что Виталий едва не подпрыгнул. Кучумов насторожился. Он слышал байки о странном тушканчике барона, его нюхе на опасность, но никогда не видел зверька.

Там что-то есть. Враги.

Софья Потоцкая стояла рядом. И Виталий, глядя на неё, почувствовал холодок недоверия.

Слишком уж красива.

Слишком уверена в себе.

И слишком… внимательно смотрела вниз, куда указывал Мотя. Но не с тревогой защитника, а с каким-то… напряжённым интересом? Как будто ждала чего-то.

Внезапно для Виталия и окружающих Софья начала действовать, вот только как-то странно. Девушка стремительно перемахнула за борт и помчалась прочь от бронепоезда, но смотрела она теперь не туда, куда показывал Мотя!

У него больше не было сомнений.

Это ложь, игра.

Отвлечение.

Графиня бежала.

К своим? С докладом?

Неважно. Она работала против барона. Она предательница!

– Стой! – заорал Виталий, вскакивая. Но Софья была уже далеко. Холодная ярость накрыла мужчину с головой.

Он не раздумывал. Прыгнул за графиней.

Его стихия огонь, а не полёты.

Неважно.

Долг звал громче страха. Виталий перемахнул через борт рубки, не глядя вниз.

И вот он бежит за девушкой, а впереди почти отвесный обрыв.

Софья словно беркут нырнула в пропасть.

Виталий за ней.

Ветер свистел в ушах.

Земля неслась навстречу.

«Тормозить!» – кричал инстинкт самосохранения.

Кучумов взмахнул руками. Из его ладоней рванули две сконцентрированные струи алого пламени, но не вперёд, а вниз и назад, в скалу под ногами. Грохот, шипение раскалённого камня, облако пара и гари!

Огненный толчок!

Виталий почувствовал жгучую боль в ладонях, кожа треснула, но падение замедлилось. Он успел зацепиться сапогом за выступ и схватиться рукой за корень, торчащий из трещины.

Камень обжёг ладонь.

Мужчина сорвался, кувыркнулся, ударился плечом о камень, но огненными шквалами снова погасил скорость.

Это было грубо, больно, опасно, но он не летел камнем.

Кучумов сползал, обжигаясь и сдирая кожу на руках и ногах, но был живой.

Вот она!

Впереди!

Не уйдёшь!

Скользила над землёй, как призрак, а плащ развевался. Графиня была быстрее. Воздух помогал ей, подталкивал.

Виталий, приземлившись на ноги с глухим стоном, ринулся за ней вдоль берега реки. Камни, кусты – вассал ломился сквозь них, не чувствуя царапин.

Его стихия бушевала внутри, требуя выхода.

Догнать! Остановить!

– Потоцкая! Стой! – ревел мужчина, но ветер уносил слова.

Она оглянулась, глаза огромные, испуганные? Или всё же нет.

Девушка ускорилась, но вдруг словно отпрыгнула от валуна, преграждавшего путь.

Из-за камня метнулась фигура в тёмном.

Лицо перекошено злобой.

Соперник взмахнул руками.

Земля перед Софьей вздыбилась, превратившись в зыбучий кипящий ил, это была ловушка!

Графиня, не снижая скорости, взмахнула руками.

Воздух под её ногами сгустился. Она не провалилась, а скользнула по поверхности трясины, как конькобежец по льду, сохраняя инерцию.

Маг земли взревел от ярости, выхватывая из-за пояса саблю. Он прыгнул наперерез девушке, занося оружие для удара по спине! Софья, увлечённая движением и ловушкой, не заметила саблю!

А Виталий всё увидел.

Ярость сменилась ледяным расчётом.

Нужна была точность!

Он швырнул сгусток огня не в мага, а в клинок, занесённый над головой девушки! Маленький, с кулак, но невероятно горячий фаербол!

ДЗЫНЬ!

Клинок, раскалившись докрасна за миг, сломался пополам с резким звоном! Маг вскрикнул, отшвыривая горячую рукоять.

Софья резко обернулась: взгляд был полон ужаса и одновременно понимания, что её только что спасли.

Но Виталий, бросив фаербол, не рассчитал шаг.

Его нога ступила на край ещё не осевшей, подтаявшей от его же жара земли у трясины. Грунт провалился с хлюпающим звуком.

Мужчина по пояс погрузился в липкий засасывающий ил ловушки мага земли!

Попытка вырваться только утянула глубже. Огонь шипел и гас, встречаясь с холодной грязью.

Софья замерла, глядя на него расширившимися глазами.

Маг земли, ошеломлённый и безоружный, попятился. Но было поздно. Сверху, с обрыва, уже спускались солдаты со «Стрижа», ведомые капитаном Рыбаковым. Их крики и приказы заглушили рёв реки.

Диверсанта окружили за секунды, заставив сдаться.

Виталий, задыхаясь, по грудь в трясине, не сводил глаз с Софьи Потоцкой.

В его взгляде не было страха за себя.

Там горели подозрение, ярость и вопросы:

Почему ты побежала СЮДА?

Почему не туда, куда указывал зверёк?

Кому ты служишь, графиня?

Софья, бледная, смотрела то на захваченного мага, то на Виталия в трясине, то на подбегающих солдат. В её глазах читался шок, растерянность и… глубокая неловкая благодарность, а также то, что Виталий счёл за вину.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать вассалу, но тут на берегу появился барон.

Кирилл Павлович Пестов спустился по склону без спешки, но его лицо было холодной маской гнева.

Взгляд скользнул по захваченному диверсанту, по Софье, замершей рядом с трясиной, и, наконец, остановился на Виталии, находящемся по грудь в грязи, но сжимающем кулаки и пылающем ненавистью не к врагу, а к графине.

* * *

Я подошёл к месту молниеносной схватки на берегу реки: Виталий по грудь в жиже, Софья бледная как мел, солдаты с прижатым к земле незнакомцем в армейской форме.

Мой взгляд скользнул по всем, пытаясь собрать пазл произошедшего.

Что, чёрт возьми, тут случилось?

Как Софья заметила диверсанта, и от чего был так взбешён Мотя?

И зачем Кучумов рванул за ней, орал «стой»?

В голове сплошные вопросительные знаки и подозрительная тишина после грохота взрыва.

– Ну что, Виталий, не думал, что ты маг воздуха. Всё время казалось, маг земли. Ой, прости, – фальшиво удивился я, – маг огня же. Запутался. Хорошо прыгаешь для огневика.

Протянул ему руку, одновременно лёгким движением воли сдвинув землю.

Грунт послушно размягчился, обтекая его тело, и буквально вытолкнул моего вассала на поверхность, как пробку из бутылки. Грязь осыпалась, оставив одежду лишь слегка запачканной.

Виталий откашлялся, его взгляд был прикован не ко мне, а к Софье, и в нём горело немое обвинение.

– Барон, она… – начал мужчина хрипло.

– Подозрительная женщина. Знаю, Виталий. Знаю, – отрезал я.

Мой взгляд скользнул к Софье. Девушка стояла, пряча дрожь в руках, её обычно безупречный вид был немного испорчен, но из-за этого графиня не перестала быть соблазнительной, напротив, растрёпанные волосы и прилипшая к груди сорочка под мундиром смотрелись очень привлекательно.

– С этой мадам, – кивнул я в её сторону с ледяной вежливостью, – поговорю отдельно. Позже. Капитан, заприте её в каюте и не выпускайте ни под каким предлогом.

– Будет сделано, – Рыбаков поднял от удивления бровь.

Не давая никому опомниться, я шагнул к пленному. Солдаты грубо держали его. Плащ был содран в драке, открыв мундир имперской армии.

И это был не рядовой. На погонах капитанские знаки, а на груди шеврон. Шеврон дивизии охотников. Тех, что курировал Захар Григорьевич Строганов.

Лихо.

Он поднял лицо, полное ненависти и обречённой злобы. Ни страха, ни тени раскаяния. Только вызов.

– Кто? – спросил я. Одно слово. Ледяное, словно клинок.

Пленник лишь плюнул к моим ногам.

– Значит, Строганов, – констатировал я, внимательно осматривая пленника.

Тот не проронил ни слова. Но мундир кричал громче любого признания.

И шеврон… На нём рядом с эмблемой охотников был ещё один знак отличия – скрещенные кирка и лом на фоне бастиона. Специализация архитектор фортификации.

Вот оно.

Этот офицер не просто мог, он профессионально знал, как строить укрепления. И, следовательно, как их незаметно разрушать.

Вот только со «Стрижом» и нашим мостом явно не рассчитал масштабов. Мало взял динамита? Или просто недооценил прочность, заложенную Бадаевым?

Неважно.

Факт был налицо.

– Связать. Конвоировать, – приказал я солдатам. – В штаб. Лично к светлейшему.

Потом обернулся к Рыбакову, который стоял и как-то неловко держал графиню Потоцкую за плечо.

– Сергей Иванович, работы на сегодня хватит. Располагайтесь на ночлег на этом берегу. А я… – глянул в сторону, где уже виднелся дымок подъезжающей моторизированной платформы, – я сейчас поеду в штаб. Разбираться. Надо же доложить генералам, как их охотники мосты минируют.

Дождавшись платформу, я указал конвоирам на пленника:

– Трое магов охраны едут со мной, глаз с него не спускать.

Вскоре я уже сидел на жёсткой лавке у борта. Платформа дёрнулась и потащила нас по рельсам в сторону главного лагеря у телепорта.

В щели амбразуры проплывали сумеречные горы.

В голове словно стучало: «Строганов. Донос Императору. А теперь – диверсия руками его же капитана-фортификатора».

Уж теперь-то старый интриган не отвертится. Но всё же странно так подставляться, хотя «чужая душа – потёмки». Приеду в штаб – разберусь.

Платформа, скрежеща колёсами на поворотах и при перестроении на другую колею, привезла нас в центр лагеря.

В груди клокотал холодный ком ярости, а на плече вновь появился Мотя, уже где-то раздобывший печенье. Он тревожно урчал, чуя моё состояние.

Пленника – капитана с шевроном охотников – конвоиры буквально волокли между рядами удивлённых солдат. Его мундир, порванный в драке, был красноречивее любых слов.

В толпе слышались недовольные шепотки, особенно со стороны охотников.

Мы шли напрямик к огромному командному шатру Белова.

Бойцы охраны у входа вытянулись, увидев меня, и сразу пропустили, что было, мягко сказать, удивительно. Думал, придётся долго объяснять, для чего иду туда, а они словно ждали меня.

Внутри густой запах дорогого табака, воска и пергамента. Огромный стол, покрытый магической картой, где равнина, к югу от лагеря, светилась тревожным жёлтым светом.

Вокруг стояли генералы, они не заметили моего появления, а я не спешил себя выдавать.

Генералов много, гораздо больше, чем в прошлый раз. Их было человек тридцать, и большая часть уже в почтенном возрасте с большими пузами. А вот Мити я не увидел. Впрочем, неудивительно, возможно, он с инспекцией на передовой.

Общение тут явно шло не один час, военные разгорячены. В центре недовольных, багровея от гнева, стоял Захар Григорьевич Строганов. Его голос, хриплый от крика, заполнял шатёр:

– … и это позор! Двадцать километров! Всего двадцать километров за трое суток!

Он стукнул кулаком по столу, заставив подпрыгнуть миниатюрные фигурки кавалерии на карте.

– Впереди, господа, равнина! Идеальная для кавалерийского прорыва, для марша пехоты! А мы что? Топчемся здесь, как бабы на базаре, пока эти твари наращивают силы вокруг Балтийска! Каждый час промедления – это кровь наших солдат потом!

Его поддерживал коренастый генерал с магическим шрамом через щёку, Померанцев:

– Светлейший князь! Захар Григорьевич прав! Армия рвётся в бой! Солдаты закисают в этом лагере! Моральный дух падает! Мы должны наступать! Сейчас! Пока у нас есть численное преимущество и инициатива! Что мешает? Страх перед тварями? – он язвительно посмотрел на Долгорукого, который стоял чуть поодаль, скрестив руки.

Третий, молодой генерал, маг воздуха Волынский, нервно поправляя явно свежую повязку на левом глазу, добавил:

– Равнина – это не только скорость, господа! Это открытое пространство! Твари могут собрать летучие орды и направить их с флангов! Без должной поддержки с воздуха, без подготовленных позиций… это будет бойня! Нам нужно закрепиться, подтянуть резервы артиллерии, обеспечить…

– Обеспечить⁈ – взревел Строганов, перебивая его. – Обеспечим тварям вечный покой, если не задерживаться. У нас уже есть преимущество! Армия выжгла предгорья, расчистила путь! Почему мы не идём вперёд⁈

Его взгляд, полный ненависти, скользнул по Белову, сидевшему во главе стола с непроницаемым лицом:

– Возможно, кто-то предпочитает отсиживаться в тылу, играя в железнодорожника? – это был явный укол в мою сторону.

Я замер у входа, пропуская вперёд конвоиров с пленником. Меня заметил только Долгорукий. Его холодный взгляд встретился с моим.

Почти незаметный кивок.

Предупреждение? Или сигнал?

Он чуть склонился к Белову, что-то шепнул.

Светлейший князь медленно повернул голову. Его взгляд скользнул по мне и связанному капитану, и Белов так же медленно, едва заметно, кивнул.

Ни тени удивления. Как будто только меня и ждал.

Большинство генералов, человек восемь из двенадцати, кивали в такт Строганову. Их лица выражали нетерпение, раздражение, поддержку.

Авторитет Белова и Долгорукого явно дал трещину. Опасную трещину.

Строганов, видя поддержку, набрал обороты:

– Мы теряем время! Каждый день промедления – это увеличение численности врага, это всё новые и новые монстры, появляющиеся из прорывов. Балтийск – ключ! Кто владеет портом – владеет колонией! Мы не можем закрывать новые прорывы, сидя здесь.

Послышался одобрительный рокот, а старый генерал словно только этого и ждал.

– Если командование неспособно принять решение, то мне, как представителю древнейшего рода, кровно связанного с корнями империи, придётся взять ответственность на себя!

Захар Григорьевич выпрямился, его голос приобрёл металлический, угрожающий оттенок:

– Род Строгановых служил Росскому государству ещё до Романовых! Мы правили Уралом, когда предки некоторых здесь присутствующих, – он презрительно окинул взглядом молодых генералов, – в грязи копошились! Право крови и долг перед Императором дают мне МОРАЛЬНОЕ ПРАВО возглавить наступление! И я сделаю это! Завтра же! Со всеми, кто готов следовать за настоящим лидером!

В шатре повисла тишина. Даже сторонники слегка отшатнулись от такой откровенной угрозы мятежа.

Воздух наэлектризовался.

Строганов перешёл черту. Он бросал вызов не просто Белову, а самому принципу единоначалия. На его лице застыла гримаса фанатичной уверенности, подпитанной поддержкой большей части собравшихся генералов.

Большинство здесь составляли мужчины в почтенном возрасте, с седыми баками, с орденами, с туго обтянутыми мундирами солидными животами, и с взглядами, полными привычного скепсиса ко всему новому.

Именно в этот момент я шагнул вперёд.

– Решительные меры, князь Строганов? Вроде минирования мостов собственной армии? Или подкопа опор?

Головы генералов повернулись ко мне.

А Строганов остолбенел, его багровое лицо начало белеть как мел.

Я указал на связанного капитана, которого грубо вытолкнули вперёд солдаты. Тот пошатнулся, но устоял, высоко подняв подбородок и избегая взгляда своего патрона.

– Вот ваш «решительный человек», господа! Капитан имперской армии. Специалист по фортификации. Из дивизии охотников.

Я вбивал слова, как гвозди, в гроб репутации Строганова, окидывая взглядом ряды пузатых мундиров:

– «Стриж» сегодня дважды хотели похоронить, а вместе с ним были бы погребены и надежды на освобождение Балтийска! Сначала был подкоп и артефакт сырости под левой опорой моста. Мы чудом успели укрепить и спасти колонну. А потом взрывчатка в основании правой опоры, когда поезд уже шёл по мосту! Мастерски. Профессионально. Ведь это работа специалиста из вашего подразделения.

Выдержал паузу, глядя прямо в побелевшие глаза Строганова. Мотя на плече издал низкое угрожающее урчание.

– Он хотел, чтобы пронепоезд, на котором сейчас строится основной план штурма, исчез. Чтобы армия осталась без главной ударной силы и бронированного щита. Чтобы операция захлебнулась в крови. Чьи это были указания, капитан?

Я резко повернулся к пленнику. Тот сглотнул, но молчал, уставившись в пол.

– Ложь! Гнусная провокация! – Строганов метнулся с места, его голос срывался на визг. Трясущиеся бакенбарды контрастировали с напускной яростью. – Это… обман! Фабрикант панику сеет! Он боится моих решительных действий! Боится, что я возьму Балтийск без его жестяной игрушки!

Старый генерал тыкал дрожащим пальцем в мою сторону, обращаясь к рядам своих коллег:

– Вы же видите, господа! Выскочка! Человек с сомнительным прошлым! Он подослал этого несчастного, оговорил его, чтобы сорвать наше правое дело!

Гул в шатре опять стал нарастать, превращаясь в ропот недоверия.

Большинство пузатых генералов кивало в такт словам Строганова. Их лица, ещё секунду назад выражавшие решимость, исказились презрением и раздражением.

Молодой выскочка осмелился обвинять столп имперского генералитета? Нонсенс!

– Полно вам, барон! – рявкнул генерал Померанцев, его шрам на щеке багровел под давлением туго затянутого мундира. – Два заговора за день? Слишком много! Капитан ваш либо подставной, либо с перепугу бредит! Князь Строганов это честь империи! Его род служил престолу веками! А вы кто? Фабрикант паровозов!

– Верно! – подхватил седой генерал с орденом Святого Георгия на груди. – Какие улики? Показания какого-то перепуганного капитана, которого вы, небось, уже обработали своими зельями? Это смешно, барон! Смешно и омерзительно! Князь Захар Григорьевич пятьдесят лет верой служит! А этот… – он презрительно махнул рукой в мою сторону, – паровозы строит. Да ещё и обвиняет!

Напряжение достигло точки кипения.

Генералы, за исключением ледяного Долгорукого и пары осторожных молчунов, явно были на стороне Строганова. Их круговая порука и презрение к «выскочке-фабриканту» оказались сильнее доводов.

Строганов, видя волну поддержки, собрался с духом, выпятил грудь, но в глазах я прекрасно видел панику.

Именно тогда вперёд шагнул генерал Волынский, который ранее осторожно высказывался против стремительного наступления. Но сейчас его лицо было сурово, а взгляд устремлён не на меня, а на Белова.

– Ваша Светлость! – голос, усиленный магией, перекрыл гул. – Ситуация предельно ясна. Нам предоставлен выбор. Выбор между честью и словом князя, чей род служит России со времён Алексея Михайловича, чьи предки кровью скрепляли границы империи!

Он почтительно склонил голову в сторону Строганова:

– И… обвинениями барона Пестова. Человека, безусловно, полезного в хозяйстве, но чьи мотивы и связи, увы, покрыты мраком. Кому он служит на самом деле? Обвинение в государственной измене, выдвинутое им против князя Строганова, – это не просто клевета. Это удар в спину армии! Удар по доверию! Я требую… нет, умоляю Вашу Светлость положить конец сему беззаконию!

Волынский обвёл взглядом притихший зал:

– Андрей Николаевич, вам нужно сделать выбор. Здесь и сейчас. Кому верим мы? Кому верите вы? Князю крови, чести и славы? Или фабриканту, чьи действия сеют лишь смуту и раздор?

Все взгляды приковались к Белову.

Светлейший князь сидел неподвижно, его пальцы медленно барабанили по ручкам кресла.

Лицо – маска. Но в глазах, холодных и пронзительных, мелькнуло что-то. Усталость? Гнев? Тонкий расчёт?

Он посмотрел на Строганова, чьё лицо теперь выражало надежду. Потом на Долгорукого, тот стоял как изваяние, лишь едва заметно пожал плечами. И наконец на меня. В этом взгляде не было ни поддержки, ни осуждения. Только холодный расчёт главнокомандующего.

Тишина.

Даже дыхание генералов казалось громким.

Строганов уже начал складывать губы в победную ухмылку.

И тогда Белов негромко, но в этой тишине решение прозвучало как приговор, произнёс:

– Барон Пестов…

Я выпрямился. Мотя впился коготками в плечо.

– Ваше обвинение… сколь серьёзно, столь и не подкреплено перед лицом такого почтенного собрания доказательствами, не вызывающими сомнений, – ровным голосом сказал он. – Ваше появление с пленником… внесло раскол в критический час. Обвинение князя Строганова в саботаже и государственной измене на основании… представленных улик… является безрассудным и разрушительным для единства армии.

Строганов громко выдохнул.

Ропот одобрения прокатился по рядам генералов.

А по моей спине пробежала ледяная волна.

– В свете вышесказанного, – продолжил Белов, его взгляд пригвоздил меня, – и дабы не допустить дальнейшего хаоса и разобщённости в войсках накануне решающей операции… Приказываю арестовать барона Кирилла Павловича Пестова за распространение заведомо ложных, порочащих честь и достоинство высшего офицера императорской армии сведений, способных нанести ущерб боеготовности и подорвать доверие в командовании. Заключить в карцер.

Он сделал небольшую паузу, взгляд стал ещё холоднее:

– Конвоиры, исполняйте!

Двое часовых неуверенно шагнули ко мне.

Строганов смотрел на меня с плохо скрываемым торжеством и злобой.

Генералы перешёптывались удовлетворённые. Лишь Долгорукий слегка прищурился, и еле заметно кивнул, словно говорил мне: «Держись».

Мотя зашипел.

– Усмири свою игрушку, Пестов, – злобно прошептал Строганов, когда конвоиры взяли меня под руки. – Карцер это только начало. Я добьюсь, чтобы тебя судили как изменника. А твоя жестяная банка сгниёт на рельсах, которые ты так любишь.

Я ничего не ответил. Просто посмотрел ему прямо в глаза, полные злорадства.

Бороться сейчас значило подписать смертный приговор себе и всем, кто зависел от меня.

Так что ничего, я подожду, а завтра посмотрим.

Один из конвоиров потянулся к Моте, чтобы схватить его, но тот сразу исчез, растворившись в воздухе.