Текст книги "Хозяин антимагии 4 (СИ)"

Автор книги: Миф Базаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Вечерний чай в рубке был прерван неожиданным, но предсказуемым гостем. В дверях появился Митя Жданов, вернее, Дмитрий Михайлович Романов, в строгом, но неброском мундире адъютанта Белова.

За ним следовали три неизменные тени: гусары из личной охраны, остановившиеся у трапа.

– Барон Пестов, – Митя улыбнулся. – Инспекция по поручению светлейшего князя. Проверить готовность к форсированию водной преграды и… моральный дух экипажа.

Однако, глаза друга светились знакомой усмешкой. Я прекрасно знал, что «инспекция» – это лишь ширма. Ему нужно поговорить. Наедине.

– Капитан Рыбаков, – обратился я к Сергею Ивановичу, – примите доклад от строителей по готовности моста. Я пока доложусь господину адъютанту о техническом состоянии поезда и мерах по подготовке к прохождению моста. В моей каюте, – я кивнул Мите, приглашая следовать.

В этот момент в рубку вошла графиня Потоцкая. Она была в своём тёмно-синем мундире, но верхние пуговицы, как часто бывало, оказались расстёгнуты, открывая изящную линию шеи и намёк на кружево сорочки.

Увидев Митю, она замедлила шаг, серо-голубые глаза вспыхнули любопытством.

– Ах, господин адъютант Жданов! – томный голос зазвенел как хрустальный колокольчик.

Девушка скользнула мимо Рыбакова, который невольно выпрямился, и направилась к Мите, явно намереваясь вовлечь и его в свою игру.

– Какая неожиданная честь осчастливить наш скромный поезд своим визитом! Надеюсь, вы не слишком утомлены дорогой? Может, чаю? Или… – её взгляд скользнул на меня, – барон, вы не упомянули, что ждёте столь импозантного гостя. Я бы подготовилась.

Я, как и раньше, сохранял нейтралитет. Ценил её силу, её профессионализм, который сегодня спас нас от воздушных тварей, но флирт оставлял меня холодным. Я лишь поднял бровь, давая понять, что спектакль мне неинтересен.

– Графиня, – начал было Митя, готовясь ответить с привычной для светского льва лёгкостью, но вдруг его взгляд стал пристальным, изучающим.

Он чуть склонил голову, и в глазах друга мелькнуло нечто большее, чем просто признание красивой женщины. Что-то щёлкнуло. Осознание.

Софья Фёдоровна, ловя этот внезапно изменившийся взгляд, замерла.

Соблазнительная улыбка сошла с её лица, сменившись сначала недоумением, а затем ледяной бледностью.

Она будто увидела призрака.

Рука девушки непроизвольно потянулась к воротнику, запахивая расстёгнутые пуговицы.

– Ваше… Ваше Императорское Высочество… – слова сорвались с её губ шёпотом, полным внезапного ужаса и осознания собственной дерзости.

Девушка сделала шаг назад, низко, почти до земли склонилась в глубоком придворном реверансе, который выглядел здесь, на стальной палубе бронепоезда, почти сюрреалистично.

– Простите… я… я не узнала… Прошу извинить мою… несдержанность, – голос дрожал.

Весь её боевой магнетизм, вся игривость испарились, оставив лишь смущённую и напуганную женщину перед лицом неожиданно встреченного принца.

– Встаньте, графиня Потоцкая, – голос Мити был спокоен, но в нём не осталось и следа прежней лёгкости. Теперь это был голос Романова. – Ошибка понятна. Никаких извинений не требуется. Вы свободны.

– Благодарю вас… Ваше Высочество, – она выпрямилась, не поднимая глаз. Лицо горело от стыда. – Я… я удалюсь.

И, не глядя ни на кого, стремительно вышла из рубки, скрывшись в своей каюте, расположенной неподалёку.

Рыбаков стоял, широко раскрыв глаза, явно не понимая, что только что произошло. Митя жестом отпустил его:

– Капитан, вы сейчас здесь не нужны. Ступайте. Мне нужно обсудить с бароном Пестовым… детали инспекции. Наедине.

– Так точно, господин адъютант! – Рыбаков вытянулся, бросил на меня быстрый, полный вопросов взгляд, и поспешно ретировался, уводя с собой ещё одного офицера.

– Может, всё же пойдём в каюту? – спросил я, когда все свидетели удалились из рубки.

– Не стоит, – ответил Митя, сбросив маску адъютанта как тяжёлый плащ. Он устало присел на стул и потёр виски.

– Черт, Кирилл, я так устал от этой двойной жизни… – друг вздохнул. Потом его взгляд стал жёстким, деловым. – Но не за этим я пришёл к тебе. Лови.

Романов швырнул на стол между нами толстую папку из грубой некрашеной кожи. На ней горела сургучная печать, уже сломанная, и было вытеснено: «Дело № 438/ВЕ. Гриф „совершенно секретно“. Лично Императору».

– Что это? – спросил я, не понимая.

– Кляуза Захара Григорьевича Строганова, – Митя усмехнулся без тени веселья. – Его тайный доклад моему отцу. Думал, наверно, что дойдёт через доверенных курьеров… Но не учёл, что у меня теперь свои люди почти во всех колониях. Особенно в канцеляриях генералов, которые слишком много о себе мнят.

Я открыл папку. Внутри лежала аккуратная копия доклада, написанного убористым казённым почерком.

Чем дальше я читал, тем холоднее становилось у меня внутри. Строганов не скупился на чёрные краски.

«…барон Пестов К. П. систематически проявляет самоуправство и неподчинение прямым приказам старших по званию…»

«…злоупотребляет предоставленными ему силой и влиянием, сея смуту и недовольство среди офицерского состава…»

Интересно, какой силой?

Силой моего паровоза?

Или Моти, прыгнувшего ему на лысину?

Видимо, это и есть то самое «злоупотребление силой», оставившее глубокую психологическую травму.

«…его действия по „самостоятельной“ прокладке пути саботируют общую стратегию военного совета, ставят под удар успех всей операции на Балтийск…»

'…на основании вышеизложенного всепокорнейше прошу Ваше Императорское Величество:

1. Немедленно отстранить барона Пестова К. П. от руководства проектом железной дороги и бронепоездом «Стриж».

2. Наложить арест на всё его имущество и активы в империи как потенциально опасные для государства.

3. Предать барона Пестова К. П. военному суду по обвинению в саботаже, неподчинению и злоупотреблению доверием…'

Я дочитал до конца и откинулся на спинку стула.

Папка лежала передо мной как обвинительный акт.

Значит, всё-таки решил уничтожить меня.

Не просто вставить палки в колёса, а именно стереть с лица земли.

Отобрать всё.

Заточить или расстрелять.

И всё потому, что я посмел сказать «нет» его приказам на моём корабле?

Потому что не склонил голову перед его «величием»?

Или потому, что Белов и Долгорукий слушают меня, а не его?

Холодная ярость, острая и чистая, сменила первоначальное оцепенение.

Этот старый интриган перешёл черту.

Он теперь не просто враг – он стал смертельной угрозой. Угрозой не только мне, но и «Стрижу», и дороге, и всему, ради чего я трудился здесь.

Строганов был готов похоронить шансы империи вернуть Балтийск ради своей уязвлённой гордыни.

Романов наблюдал за мной, лицо друга было серьёзным.

– Отец ещё не читал. Люди Белова перехватили депешу в Чусовом на «большой земле». Но Строганов наверняка отправил копии своим сторонникам в столице. Шум поднимется. И скоро.

Я медленно закрыл папку. Звук кожаной обложки, щёлкнувшей по дереву стола, прозвучал неожиданно громко.

– Спасибо, Митя, что дал время, – я говорил тихо, но уверенно.

Встретился с Романовым взглядом. В моих глазах он прочёл то, что искал: не страх, не панику, а твёрдую решимость.

– Если Строганов решил начать войну… значит, я тоже буду действовать.

Уголок губ Мити дрогнул в подобии улыбки. Жёсткой и понимающей.

– Так и думал, что ты не будешь просто так сидеть. Дай знать, если понадобится неофициальная поддержка. Или лопата, чтобы закопать его поглубже.

Романов улыбнулся и встал, снова превращаясь в адъютанта Жданова.

– А теперь, барон Пестов, доложите формально о готовности к завтрашнему форсированию реки. Для отчёта.

Глава 11

К полудню, когда «Стриж» замер у самого начала каменного моста, ожидая рискованной переправы, к нему подкатила моторизированная платформа.

Этот самоходный гибрид вагона и локомотива, бронированный вагон на колёсах с пулемётной башенкой на крыше и щитами по бортам, был нитью, связывающей с тылом.

Трижды в день он совершал поездки от телепорта до текущей позиции «Стрижа», доставляя провизию, пресную воду, ящики с патронами и снарядами, почту и людей. К нему цепляли пару открытых платформ, доверху забитых рельсами, шпалами, крепежом или мешками с фуражом. Также на бронепоезде приезжали военные связные и генеральские адъютанты, предпочитавшие не идти пешком вдоль пути по отвесным скалам.

Сегодня помимо припасов приехал Виталий Кучумов. Мой вассал, маг огня второго уровня. Я вызвал его из «Яковлевки», где мужчина неистово помогал Николаю Бадаеву выжимать максимум из наших домен и печей.

Расчёт был прост: Виталий должен прибыть как раз к моменту, когда «Стриж» подберётся к Балтийску вплотную.

Но Кучумов, как всегда, превзошёл ожидания.

Исполнительность этого человека граничила с фанатизмом. Наверняка даже с семьёй толком не побыл. Я же в письме чётко дал понять: не раньше чем через три недели. Но нет, Виталий всегда рвался на работу, пытаясь обеспечить своим детям и красавице жене достойное будущее.

Ответственный до мозга костей. Ценный кадр, хоть и не всегда умеющий вовремя перевести дух.

– Кирилл Павлович! – мой вассал вытянулся словно солдат. – Виталий Кучумов прибыл по вашему приказу! Готов к работе!

– Виталий, – кивнул я, спускаясь по трапу ему навстречу. – Рад видеть. Но ты опередил график. Напоминал же, чтобы не торопился, отдохнул. Как дома? Наталья, дети?

Он махнул рукой, словно речь шла о чём-то несущественном:

– Спасибо, барон. Всё в порядке. Анюта буквы учит, сыновья в школе. Жена передаёт низкий поклон. Но долго сидеть без дела… не моё. Добирался сюда… – он осёкся, и по лицу пробежала тень досады. – Добирался, можно сказать, впервые по вашей железной дороге. От «Яковлевки» до «Новоархангельска».

– И как впечатления? – спросил я, ловя нотку раздражения в его тоне. – Быстрее, чем на телегах и грузовиках?

– Быстрее? Ещё как! – Виталий оживился. – От колонии до колонии теперь рукой подать! «Яковлевка»-«Екатеринино» – меньше дня! «Екатеринино»-«Точка» – и того быстрее! «Точка»-«Павловск» – полдня, не больше! Даже до «Ярцево» без особых задержек. Кабы не эти… – он снова поморщился, словно проглотил что-то кислое.

– Не эти что, Виталий? – подтолкнул я, уже догадываясь.

– Телепорты, барин! И таможни! – вырвалось у него. – Вот где вся скорость и теряется. Как подъезжаешь к порталу колонии – стоп! Очередь! Инспекторы, бумажки, досмотры… Каждый местный чинуша норовит свою пошлину содрать! За груз, за людей!

Он сжал кулаки:

– Половину, нет, две трети времени пути – стояние у этих проклятых порталов! Пока бумажки проверят, пока сборы посчитают, пока начальника разбудят для печати… Тьфу!

– Так ты что, не на самоходке ехал, которая рельсы нам привозит из «Яковлевки»?

– Нет, на пассажирском поезде, с самоходками таких проблем нет. Они носятся, словно пуля! Их не останавливают. А вот простые поезда, – вассал вздохнул, – останавливают на каждой границе! Как будто не одна империя!

Его честные слова ударили по наболевшему.

Вот оно как.

В принципе, ничего удивительного. Если для моих людей и грузов пошлин нигде не было, то остальных пассажиров и коммерсантов обдирали как липку.

Бюрократическая чума.

Рак, пожирающий преимущества дороги.

– Понял, Виталий, – сказал я, сдерживая внутреннее раздражение. – Спасибо за ответ. Ценный. Как раз кстати.

Сейчас по моей железнодорожной сети ходило уже четыре пассажирских состава, курсирующих между колониями, к которым цепляли грузовые вагоны. А ещё с десяток самоходных вагонов между ближайшими городами. Все они задыхались в этой паутине пошлин.

Займусь вопросом, как только разберусь с делами в «Новоархангельске».

Но мысленно я уже сформулировал задачу для Осипа Гурьева, моего главного управляющего: начать подготовку к переговорам с губернаторами на тему единых пошлин, входящих в стоимость билета.

Но это всё позже. Сейчас главное мост.

Виталий едва сдерживался, его взгляд жадно скользнул по стальным бортам «Стрижа», по каменному исполину моста. Он явно горел желанием немедленно применить свои силы, вникнуть в работу двигателя, помочь с переправой.

– Барин, может, я уже сейчас… – мужчина сделал шаг вперёд, готовый ринуться к опорам или в машинное отделение.

– Виталий, – мягко остановил я. – Ты только с дороги. Отдохни пару часов, осмотрись. Ближе к вечеру обсудим твои задачи здесь и у Балтийска, поверь, их будет немало.

– Да я не устал, барон! – запротестовал Кучумов.

– Приказ, – сказал я чуть жёстче, но с теплотой. – Отдохни. Потом включишься в работу. А сейчас – жди меня в рубке. Как только перейдём мост, поговорим.

Я кивнул в сторону гигантского каменного сооружения, перекинутого через бурлящую бездну. Две массивные опоры, вросшие в скалы берегов, держали каменную арку длиной в сто пятьдесят метров. Высота над рёвом воды все пятьдесят.

Последние рельсы только что легли на настил, перебросив стальную нить пути на выровненный кряж противоположного берега.

Зрелище было грандиозным и тревожным одновременно.

– Так точно! Жду в рубке, – громко, но явно разочарованно отчеканил Кучумов, прежде чем направился на борт.

Я ещё раз взглянул на монументальное строение моста, оценивая готовность к переправе.

Пора начинать. Но доверять только виду, когда под тобой триста тонн стали и сотни жизней, было глупостью, граничащей с самоубийством.

Надо было ещё раз проверить каждую пядь этого каменного пути.

Я повернулся к инженеру Бадаеву, магам-дорожникам Луневу и Марсову, стоявшим наготове:

– Господа, контрольная проверка и переходим.

– Ваша светлость, всё в порядке, я только недавно всё перепроверил, – Бадаев мотнул головой в сторону теодолита, нацеленного на проём моста.

– Это отлично, и я вам как-никак доверяю, Сергей Петрович, но… – развёл руками, – иногда надо доверять своей чуйке, а она подсказывает быть осторожнее.

Бадаев понимающе кивнул.

– Итак, господа, Лунев – левая береговая опора моста. Марсов – правая. Всё проверить и доложить. Доклады семафором. Капитан Рыбаков, выделите двух надёжных матросов с флагами в помощь. И прикажите всем магам земли из резерва быть наготове у трапа.

– Есть! – отчеканил Рыбаков, тут же отдав распоряжение.

Два матроса схватили яркие сигнальные флаги и спрыгнули на настил, последовав за инженерами к подножиям исполинских каменных пилонов.

На борту поезда третий матрос-сигнальщик занял такую позицию, чтобы его флаги были хорошо видны и Луневу, и Марсову.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем флаги сигнальщиков передали, что всё хорошо.

– Капитан Рыбаков, самый малый вперёд!

Бронепоезд плавно двинулся, постепенно заезжая на мост.

В этот момент даже гул горной реки, казавшийся оглушительным ещё минуту назад, стал приглушенным этим ожиданием.

– Опасность! – закричал сигнальщик на борту «Стрижа». – Тревога! В основании опоры глубокие трещины! Грунт плывёт!

– Стоп все работы! – мой приказ прозвучал громче рёва воды.

Рыбаков тут же передал его в машинное отделение. Гул двигателя стих, оставив лишь шелест ветра и яростный плеск реки внизу.

– Кто это передал⁈ – тут же спросил я.

– Левая опора, Лунев, – выпалил сигнальщик.

– Бадаев! Контроль за фермами настила немедленно! Маги земли – все к Луневу! Срочно!

Я уже бежал вниз по трапу, не оглядываясь.

Бадаев бросился к своему теодолиту, нацеленному на пролёт моста. Группа магов земли ринулась следом за мной к левой опоре.

Мы кинулись напрямик, прямо по отвесному склону, используя для спуска базовые умения магии земли.

Лунев был бледен, он удивлённо тыкал пальцем в основание каменного колосса, где извивались тёмные щели.

– Смотрите, барон! Трещины, и они не поверхностные! Глубокие, как ножевые! И земля… – он ткнул ногой в грунт у основания, – под ногами ходуном ходит! Как будто кто-то специально песок подмыл или артефакт сырости заложил!

Маги земли опёрлись руками о холодный камень, бормоча заклинания уплотнения и связи. Трещины лишь слегка сжимались, не желая затягиваться, камень стонал под магическим напором, но не поддавался полностью.

Сигнальщик рядом с нами передал послание от инженера Бадаева:

– Прогиб в ферме моста над левой опорой! Начальный, но есть! Миллиметры!

Нужно принимать решение.

Сейчас.

Отступать?

Откатить трехсоттонную махину назад по покатому спуску серпантина?

Оставаться?

Опора могла рухнуть в любой момент под весом «Стрижа».

Ждать?

Проблема сама не рассосётся, её нужно решать.

– Передай на борт, что мне нужны огневики. Маги земли – все силы на внутреннее уплотнение каменной кладки! Не дать трещинам расходиться! Свяжите этот камень как стальную броню!

Я несколько раз обошёл опору, было впечатление, что сюда и правда кто-то вмонтировал артефакт сырости, от этого и размывало грунт под нами, но ничего, запас энергии у него не вечен.

Сломаем.

Трое магов огня, вызванные сигналом, уже подбегали.

– Ваша задача, – я указал им на насыщенный водой грунт вокруг опоры. – Точечно! Прожгите круг радиусом три метра. На метр вглубь. Выпарьте влагу, сплавьте песок и глину в стекловидную корку! Создайте твёрдую непроницаемую подушку!

Маги, не задавая вопросов, кинулись выполнять. Их руки вспыхнули алым и оранжевым, тонкие сконцентрированные снопы пламени ударили в землю у самого основания опоры.

Камень зашипел, грунт вздыбился клубами пара.

Маги земли, почувствовав уменьшение влаги и начало спекания грунта, удвоили давление на опору. Их заклинания слились в низкий мощный гул.

Трещины в камне перестали расширяться. Под руками Лунева и его людей камень как будто застонал громче, но наконец сжался, стал выглядеть монолитнее, прочнее.

– Держит! – выдохнул Лунев, вытирая пот со лба чёрной от грязи рукой. – Держит, барон!

– Не расслабляться! – я окинул взглядом место работ. – Лунев, ты остаёшься здесь с двумя магами земли и огня. Контролируй состояние. При малейшем сдвиге немедленно подашь сигнал! Остальные на борт!

Поднявшись наверх к началу моста, я подошёл к инженеру.

– Ну, как у нас дела?

– Прогиб стабилизировался! В пределах допустимого!

– «Стриж»! – я повернулся к рубке, где маячила фигура Рыбакова. – Малый ход! Очень плавно! Бадаев, непрерывный контроль за прогибом!

Стальной исполин дрогнул и медленно, с протяжным скрежетом колёс по рельсам, пополз на мост.

Каждый метр давался с невероятным напряжением.

Мост кряхтел, опора, сжатая магией, стонала, но держалась. Я замер на борту бронепоезда, следя, как гигантская масса ползёт по каменной арке, отбрасывая длинную тень в пропасть.

Бадаев докладывал через сигнальщика:

– Прогиб стабилен, чуть увеличился на середине пролёта, держится в пределах расчётного запаса прочности.

Прошли четверть…

Половина…

Три четверти…

Казалось, самое страшное позади. Первые колеса «Стрижа» уже упирались в твёрдый грунт противоположного берега.

Ещё несколько минут, и вся трёхсоттонная махина с двадцатью тяжело гружёнными платформами благополучно завершит переправу. Воздух на мостике начал разряжаться от напряжения.

БА-БАХ!

Взрыв разорвал относительную тишину не со стороны левой опоры, которую мы еле спасли, а с правой – той, которую Марсов проверял и дал добро!

Правая береговая опора исчезла в чудовищном клубке пыли, дыма и камней, летящих как картечь.

Мост содрогнулся всем телом, словно раненый гигант.

«Стриж» вздрогнул и будто застыл на мгновение. Страшная пауза перед возможным обрушением.

Снизу, из клубов дыма у правой опоры, взметнулись в панике сигнальные флаги Марсова: «Взрыв! Опора повреждена! Опасность!»

Адреналин ударил в кровь. Инстинкт кричал: «Стоп!» Но разум знал, что остановка сейчас – верная смерть.

– Продолжаем движение! – громко и уверенно сказал я, высовываясь за борт и пытаясь разглядеть масштаб разрушений сквозь пыль. – Прибавить ход! Вытягивай хвост!

– Мать их… – прошипел рядом сигнальщик, бледный как полотно.

– Машинное отделение! – рявкнул капитан Рыбаков в переговорную трубу, его командирский бас перекрыл всё. – Полный вперед! Не останавливать! Тяните! Тяните, черти!

– Маги земли, все на правую опору! – добавил я. – Укрепить!

«Стриж» тем временем уже полностью заехал на противоположный берег и медленно затягивал вагоны с рельсами.

Когда основное облако пыли немного рассеялось, стало видно: опора устояла. Чудовищный запас прочности, заложенный Бадаевым, выдержал.

Но взрыв всё равно натворил дел: он вырвал здоровый кусок кладки у самого основания, обнажив переплетение стальной арматуры.

Каменная громада теперь стояла как подрубленное дерево, держась на честном слове, арматуре и остатках камня.

Когда задний буфер последней платформы наконец пересёк условную черту безопасного берега, по всему «Стрижу» прокатился мощный вздох облегчения.

На мостике царило напряжённое молчание. Вот, наконец, ко мне посыпались доклады.

От Бадаева, по-прежнему не отводившего взгляд от своего измерительного прибора:

– Прогиб после взрыва увеличился, но не критично. Целостность основного пролёта… сохранена. Пока.

От Марсова:

– Опора цела, но нужен капитальный ремонт с полной разгрузкой. А пока – ограничение веса и скорости для всех последующих составов. И постоянный мониторинг.

– Кирилл Павлович… Что там было? Фугас? Артефакт? – спросил Рыбаков, обернувшись.

А тем временем матрос продолжал переводить послание:

– Заряд был заложен в полости, специально выдолбленные в скальном основании до завершения кладки. Замаскирован мастерски.

Кто бы его ни ставил, он явно не рассчитывал на такой запас прочности как у нас.

– У вас, Кирилл Павлович, такое мощное детище, – сказал капитан, – а заряд будто на сарайчик рассчитан! Несерьёзно! Видимо, враги думали, что мы рухнем при первом же намёке на проблему.

«Сарайчик» – слово было точное и горькое. Кто-то действительно не оценил масштаба «Стрижа» и прочности его пути.

Или просто поторопился.

Диверсия была налицо.

Мысли тут же метнулись к Строганову и его жалобе Императору.

Пока я думал и осматривал с борта мост, почувствовал тяжесть на правом плече. Мотя материализовался, его серебристая шкурка была в пыли, а в крошечных лапках он сжимал… обрывок грубой темной ткани с прилипшим комком глины.

Он тыкался холодным носиком мне в щёку, настойчиво урча.

– Что это у тебя, малой? – я осторожно взял обрывок.

Ткань была плотной, как мешковина, но явно частью униформы или робы. На одном краю виднелся обрывок кожаного канта и… часть оттиска печати?

Смутно угадывалась верхняя треть какого-то герба, возможно, орёл или другая хищная птица?

Мотя ткнул мордочкой в ткань, потом в сторону места взрыва и снова в меня, издавая тревожный стрёкот.

Он явно нашёл это там, у правой опоры, после взрыва. Улика.

Холодная волна ярости накатила с новой силой.

Это была не просто диверсия.

Это был целенаправленный теракт.

Расчёт на гибель сотен людей, уничтожение «Стрижа» и крах всей операции на Балтийск. И пока Строганов строчил доносы, возможно, его приспешники ставили бомбы. Война.

Он начал войну.

В дверях рубки появилась Софья Потоцкая. Ни тени обычной игривости или кокетства. Её лицо было бледным, глаза – широко раскрытыми, но не от страха, а от… напряжённого внимания?

Она мгновенно оценила обрывок в моей руке, затем моё лицо, и в проницательных серо-голубых глазах мелькнуло что-то нечитаемое… Испуг? Предвосхищение? Она резко шагнула к правому борту, выглядывая вниз.

И в этот момент Мотя на моём плече взорвался!

Не просто стрёкот – это был пронзительный истеричный визг, словно его резали! Тельце зверька вытянулось в струну, огромные уши встали торчком, а взгляд был прикован не к опоре, а вниз, к самому берегу реки, к гуще кустов у подножия скалы!

Он прыгал на месте, яростно царапая коготками мой сюртук и тыча мордочкой в сторону реки, а потом на графиню, стрёкот превратился в сплошную тревожную трель: Там! Там враг! Сейчас уйдёт!

Я рванул к борту.

– Где⁈ Покажи!

Но разглядеть что-то в кустах с высоты мостика было невозможно.

И тут Софья сорвалась с места.

Руки её уже взметнулись вверх, пальцы сложились в стремительный сложный жест. Воздух вокруг графини завихрился.

Она шагнула в пустоту за борт рубки!

Я даже не успел ахнуть, инстинктивно бросившись вперёд. Фигура девушки не рухнула вниз, а быстро заскользила по воздуху, словно по невидимой наклонной плоскости, но НЕ ТУДА, куда указывал Мотя, а в другом направлении, противоположном месту взрыва! Её плащ развевался как крыло.

Виталий Кучумов, до этого молча стоявший в углу рубки и наблюдавший за переправой, взрывом и внезапным прыжком графини, среагировал как пружина.

– Стой! – рявкнул он, но Софья была уже далеко. – Барон! Она…!

Виталий не договорил, но его взгляд, брошенный на меня, был красноречивее слов.

– Не уйдешь! – выкрикнул Виталий, уже мчась к борту. – Держи её!

И прежде чем кто-либо успел что-то сказать или осознать его слова, он перемахнул через ограждение мостика и бросился в пропасть!