Текст книги "Хозяин антимагии 4 (СИ)"

Автор книги: Миф Базаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6

Интерлюдия

Резкий стук в дверь заставил Сергея Качалова вздрогнуть.

Он тихо вытащил из ножен саблю и осторожно открыл щеколду.

– Войдите!

В проёме показался Лев Уваров, его слуга. Лысый худощавый тридцатилетний мужчина выглядел ужасно.

После двух с лишним месяцев пути его лицо казалось ещё более впалым, лоб был испещрён новыми морщинами.

Слуга быстро зашёл, закрыл за собой дверь на засов и, тяжело дыша, опёрся плечом о стену.

– Еле нашёл вас, барин, – тяжело выдохнул он.

– Лев… Письмо? – Качалов словно подпрыгнул, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Уваров молча кивнул и дрожащей рукой достал из-за пазухи помятый конверт.

Парень распечатал его.

Бумага была тонкой, пахла ландышем и грейпфрутом – духами Лизы, её запахом.

Дрожащие пальцы Сергея жадно развернули лист.

Почерк Минской был нервным, угловатым.

Первые же слова вонзились в сердце, словно клинок:

«Всеволод»…

Не «Сергей».

Не «дорогой Серёжа».

«Всеволод». Его настоящее имя, его тайное, почти постыдное прошлое, вытащенное на свет.

Оно звучало в начале текста как приговор. Как окончательное прощание с миражом Сергея Качалова.

«Пишу, рискуя многим. Отец решил мою судьбу. Этой зимой, ещё до Крещенских морозов, я стану женой Игната Морозова. Человека, которого я не знаю, не люблю, но который, по расчётам отца, выгоден ему. Брак уже предрешён, контракты подписаны. Сопротивляться бесполезно: я в заточении, как птица в клетке».

Сергей схватился за стол.

До зимы считанные недели.

«Умоляю тебя, Всеволод, именем всего, что было нам дорого, не приезжай! Ни под каким видом! Не пытайся меня увидеть, не посылай вестей. Твой приезд будет не подвигом, а смертным приговором. И не только для тебя. Отец… его ярость не знает границ. Он видит в тебе лишь позор, угрозу чести рода. Он не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить тебя. А моя жизнь… она станет невыносимой пыткой. Его гнев обрушится и на меня с удесятерённой силой. Отец публично отречётся от меня или заточит в монастыре, лишь бы стереть само воспоминание о нас. Ты погубишь и себя, и меня».

Слова плясали перед глазами.

«Ты погубишь и себя, и меня». Он перечитал это место дважды, трижды.

Почему?

Из-за его происхождения?

Это было жестоко, несправедливо, но… понятно. В словах Лизы сквозила какая-то иная, более личная, более страшная угроза.

Что-то, что заставляло умолять не приезжать, даже если он мог что-то изменить.

Разве что из-за его рода, который проиграл родовую войну?

Он остался один, последний из Пожарских. Скрывающийся изгой.

«Прости за слабость. За то, что не дождалась, поверила худшему, когда ты пропал после прорыва. Пути назад нет. Забудь меня. Построй свою жизнь вдали. Это последняя просьба твоей Лизы».

Подписи не было.

Только клякса, похожая на слезу, в самом низу листа.

Она не подписала. Не смогла.

Гулкая тишина окутала комнату.

Сергей опустился на стул.

Бумага смялась в его руке.

Он видел то, чего не мог видеть, потому что никогда не был на «большой земле»: каменные стены имения Минских под Псковом, лицо Андрея Макаровича, искажённое ненавистью. Лиза в заточении, у окна, умоляет не ехать.

Почему? Что скрывается за её ужасом?

Взгляд Пожарского, острый и требовательный, впился в Уварова.

Слуга стоял, прислонившись к стене у двери, избегая смотреть в глаза своему господину.

– Лев. Ты видел её? Говори. Всё. Каждую мелочь.

– Видал, барин. Как и докладывал в шифровке из Пскова… С трудом пробился. Сторожа у Минских – кремень. Удалось проникнуть только через кухню, и то только на второй неделе, подкупив мальчишку золотом.

Он запнулся.

– Барышня была одна. У окна. Вид… нездоровый. Бледная как полотно. Синяки под глазами огромные, будто не спала неделями. И…

– И что? – Всеволод рванулся вперёд, нависая над слугой как тень. – Говори, Лев! Не тяни!

– И платье на ней… свободное, барин. Мешковатое. Такое, какое носят… – Уваров опустил глаза, щёки его покраснели от смущения. – … когда ждут ребёнка. Чтобы скрыть.

Сергей замер.

Весь мир перевернулся.

– Беременна, – почти шёпотом произнёс молодой человек.

Вот он, ключ ко всему. Невысказанная катастрофа в её письме.

Не только позорная связь с Пожарским, но и внебрачный ребёнок – смертный приговор чести рода Минских.

Для Лизы – монастырь или изгнание.

Для ребёнка – клеймо.

Для него – ярость отца, способного на всё.

Обрывки воспоминаний нахлынули на Всеволода: их страстная ночь в Братске после побега из пустынной западни. Страсть. Страх. А затем его внезапное исчезновение на два долгих месяца. Он думал, Лиза поймёт. Но как ждать, не зная, жив ли он? Как ждать, узнав о ребёнке?

Её бегство в родовое гнездо, ставшее тюрьмой. И решение отца: срочно выдать замуж, чтобы скрыть «ошибку».

Все кусочки пазла встали на свои места с ужасающей ясностью.

Боль пронзила Всеволода. Он оставил любимую наедине с этим ужасом. Его исчезновение подтвердило худшие опасения. Теперь Лиза платила страшную цену.

– Она… передала что-то? Слово? – хрипло спросил Всеволод.

– Нет, барин. Только письмо. Я заметил, что Елизавета писала его торопливо, оглядываясь по сторонам. А когда уходил… – Уваров снова запнулся. – … она как будто прикрыла живот рукой. А взгляд… пустой. Страшный.

Сергей закрыл глаза.

Он представил её у окна. Бледную. Рука на животе. Пустой бездонный взгляд.

Его ребёнок.

Его дитя.

Вина смешалась с яростью: на себя, на отца, на предков, развязавших родовую войну, на прогнивший мир титулов. Он открыл глаза. В них не осталось ни растерянности, ни отчаяния. Только холодный как клинок огонь.

«Не приезжай»?

Теперь он обязан ехать. Но не как просящий или опальный Пожарский.

Теперь он приедет как герой.

Ему нужен подвиг.

Не жест.

Не просто спасение.

Что-то громкое, героическое, неоспоримое.

То, что заставит замолчать тех, кто судачит о его роде.

То, что вознесёт его имя так высоко, что даже Минский не посмеет это игнорировать.

То, что даст право потребовать руки Лизы не из милости, а как заслуженное признание силы.

У юноши было всего несколько недель, чтобы совершить невозможное.

Подвиг, который прогремит на всю империю.

Подвиг, который смоет позор Пожарских славой, выкованной в огне.

Он посмотрел на смятое письмо. Затем на родовой клинок стихии «Дыхание огня».

И улыбнулся.

Всеволод Пожарский уже знал, что будет делать.

* * *

Рёв переделанного паротурбинного двигателя «Стрижа» сотрясал не только стальную палубу под ногами, но, казалось, и само пространство вокруг портала.

Между двумя исполинскими каменными столбами, покрытыми мерцающими рунами, клубилась и переливалась радужными бликами пелена – врата в «Новоархангельск».

Я стоял на капитанском мостике, опираясь руками на холодную сталь ограждения.

За спиной был Сергей Рыбаков, ставший капитаном бронепоезда, по переговорной трубе он отдавал распоряжения в машинное отделение.

Его голос, привыкший перекрывать грохот моря, легко брал верх и над урчанием турбин.

Он знал, как управлять кораблём. Даже если этот корабль теперь ехал по рельсам.

– Малый ход! – скомандовал я и почувствовал, как гигантская стальная махина подчинилась, плавно качнувшись.

Рельсы, уложенные моими людьми всего несколько дней назад, вели прямо к порталу. Каждый метр этого пути – результат усилий Марсова и Лунева.

За «Стрижом», словно хвост змеи, тянулись двадцать хвостовых платформ, доверху забитых рельсами, шпалами и прочими материалами для пути. Наш конвейер снабжения.

Я знал, что следом уже формируются новые составы из «Яковлевки», везущие свежие рельсы с моего завода.

Мы медленно вползали в переливающуюся завесу. Ощущения были такими же, как обычно при переходе в портал, – лёгкое покалывание кожи, искажение света. На мгновение мне показалось, что тело растягивается…

И вот мы вынырнули на другой стороне. Нас встретил жаркий и влажный воздух «Новоархангельска», где утренний туман окутывал горы.

Почти сразу же грохот «Стрижа» был заглушен гулким вздохом толпы, собравшейся на плацу военного лагеря.

Перед нами разворачивалась картина, от которой у меня самого перехватило дыхание.

Лагерь был полон людей в форме: не просто солдат, охотников, пограничников телепорта, но и моряков.

Целые подразделения флотских, видимо, те, кто остался на берегу во время внезапной атаки монстров на колонию и не смог пробиться к своим кораблям в Балтийске.

Их синие бушлаты и бескозырки резко выделялись на фоне серо-зелёных мундиров сухопутных войск.

А лица…

Это был не просто интерес или удивление.

Это был шок, смешанный с чем-то глубоким, почти личным. Моряки узнавали в стальном чудовище на рельсах черты знакомого силуэта. Шёпот пробежал по рядам, нарастая как прибой:

– «Стриж»… Да это же «Стриж»!

– Господи, неужели это он? Но как⁈

– Смотрите, башни главного калибра… кормовая надстройка…

– Он же сидел на мели в «Ярцево»! Его подняли? И поставили на рельсы⁈

Над мостиком гордо реял имперский штандарт и флаг дома Пестовых – скрещённые молот и книга на фоне гор.

И в этот момент произошло нечто невероятное.

Один из седых боцманов, грубый и весь изрезанный морщинами и шрамами, резко выпрямился.

Его рука взметнулась в безупречном флотском салюте в сторону проходящего мимо бронепоезда.

За ним – второй, третий…

И вот уже целые шеренги моряков, словно по невидимой команде, вытянулись по стойке смирно.

Белые перчатки офицеров прижались к головам.

Сотни глаз, полных изумления, уважения и какой-то щемящей ностальгии, провожали «Стриж».

Они салютовали не мне. Не бронепоезду. Они салютовали духу корабля, возрождённому в стальном чудовище на рельсах.

Я заметил, как из огромного командного шатра, находившегося почти в центре лагеря, вышла группа людей.

Во главе колонны шагал светлейший князь Андрей Николаевич Белов. Его плащ с золотым шитьём и имперским гербом казался нелепым на фоне грязи в лагере, но придавал фигуре неоспоримый авторитет.

Он не просто командующий. Он символ старого мира, который не собирался сдаваться. Белов шёл уверенно, без пафоса, без лишних жестов.

Рядом, отчеканивая каждый шаг, шёл генерал Константин Иванович Долгорукий. Его безупречные бакенбарды, холодный оценивающий взгляд, военная выправка – всё узнаваемо за версту.

Было заметно, что этот человек не просто командующий, это настоящий воин, который знает цену каждому своему шагу.

За ним следовала свита генералов, но князь явно не желал их общества.

Они держались на почтительном расстоянии, словно боялись нарушить личное пространство Белова.

Долгорукий… Под чьим началом мне довелось воевать в самом начале прорыва, ещё в Братске. Его глаза всегда говорили больше, чем слова. Когда мужчина поднял голову и увидел меня на мостике, в его взгляде мелькнуло что-то: может, удивление, может, просто профессиональная оценка необычного актива.

Но даже в этом холодном взгляде я прочёл: «А ты, парень, вырос».

И тут же, чуть в стороне, вне торжественной процессии, я заметил Дмитрия Романова и Сергея Качалова. Они стояли рядом в качестве адъютантов.

Митя был в строгом, но неброском мундире зелёного цвета, однако через плечо перекинут тонкий серебряный аксельбант – отличительный знак связи с высшим командованием. На груди – скромный, но узнаваемый знак отличия, который говорил: «Я не просто помощник. Я часть командования».

Сергей, стоявший рядом, тоже носил аксельбант, его мундир был чуть пыльнее, а на рукаве нашивка за ранение. Опять, наверно, сунулся в самое пекло.

Их взгляды встретились с моим. Ни одного лишнего жеста. Только короткий, едва заметный кивок Мити и чуть более открытая ухмылка Сергея.

В этом молчаливом обмене взглядами читалось всё: «неплохо, Пестов», «ждали тебя».

Я спустился по трапу и вместе с командованием оказался на земле. Рыбаков шёл за мной как тень.

Белов и генералы подошли к самому борту «Стрижа».

Светлейший князь обошёл носовую часть, потрогал улучшенную броню – двухслойную, с вязким демпфирующим слоем внутри.

Его пальцы ощупывали металл, словно пытаясь найти слабое место.

Наконец с холодным интересом в голосе, в котором слышалось неподдельное изумление, он произнёс:

– Не ожидал увидеть такую громадину на рельсах. Впечатляющая… трансформация. Но если он выдержит обстрел и атаку монстров на земле… это одно. А как у вас обстоят дела с защитой? Особенно от воздушной угрозы.

– Защитный купол максимум седьмого уровня, – честно ответил я. – Вот только мага-воздушника, способного поддерживать его под массированным натиском, у меня нет.

– Ничего, – Белов махнул рукой. – Для такого дела найдём. Выделю из резерва штаба.

Его взгляд вернулся к поезду:

– Покажите нам ваше детище изнутри, барон. Особенно орудия.

– Добро пожаловать на борт, ваша светлость, господа генералы, – пригласил я, указывая на трап.

Поднявшись на палубу, гости начали рассматривать скорострельные орудия.

Сергей Рыбаков как заправский экскурсовод щёлкнул затворами, демонстрируя механизмы наведения и заряжания.

– Тут у нас двенадцатифунтовые магические пушки, по бортам установлены скорострельные шестифунтовые.

Генералы переглянулись явно довольные.

Белов кивнул:

– Эти орудия в руках умелых артиллеристов способны дать достойный отпор монстрам.

Долгорукий, до этого молча наблюдавший за происходящим, выдержал паузу и сделал шаг вперёд. Его взгляд, острый как штык, упёрся в меня.

– Пестов, – произнёс мужчина просто, без титулов. – В Братске вы показали, что умеете выкручиваться и выбираться из очень сложных ситуаций. Вижу, талант не пропал.

Он бросил взгляд на мощный корпус «Стрижа».

– Постараемся не разочаровать вас, господин генерал, – ответил я, чувствуя тепло от его слов, скрытых за суровой оболочкой. – «Стриж» готов прокладывать путь. Буквально.

Генералы и князь обменялись краткими взглядами. Белов взглянул на часы.

– Ваше появление, барон Пестов, – произнёс он уже официально, – стало неожиданным, но своевременным аккордом.

Мужчина сделал паузу, его взгляд потеплел:

– Хочу поблагодарить вас не только за «Стриж». Ваша железная дорога – просто спасение для армии. Войска прибывают на фронт не измученными, а свежими. Фураж, боеприпасы, медикаменты – всё приходит вовремя. За одно это я буду ходатайствовать перед Императором о вашем награждении.

Он бросил едва заметный, но многозначительный взгляд на Митю, стоявшего чуть поодаль.

– Но теперь… – князь обвёл рукой палубу. – Вы явились сюда не только в качестве снабженца, но и воина. Позвольте узнать, чем мы обязаны такому нестандартному подкреплению?

– У меня свои корыстные интересы, ваша светлость, – улыбнулся я, встретив проницательный взгляд. – Балтийск это ключ к морю. А без моря я не могу добывать бурые водоросли. Это критически важный компонент для моих эликсиров первой помощи. Без них… – я кивнул в сторону санитарных палаток вдалеке, – потери возрастут в разы.

Белов одобрительно кивнул, а я продолжил:

– Моим заводам хватит сырья ещё максимум на пару месяцев. А потом – конец. Армия потеряет бойцов, которых можно было спасти. Освобождение Балтийска это не только долг перед империей, но и жизненная необходимость. Для моих производств. Для фронта. Для всех нас.

Белов ещё раз кивнул, в его глазах мелькнуло искреннее уважение.

– Понимаю. И я полностью с этим согласен. Целебные эликсиры уже спасли тысячи жизней. Ваша прагматичность на службе империи – редкость.

Он выпрямился:

– Мы как раз проводили финальное совещание перед операцией освобождения. Ваше присутствие и отчёт о возможностях «Стрижа» были бы крайне полезны. Приглашаю присоединиться. Пусть ваш капитан готовится. Атака на монстров в Балтийске начнётся на рассвете послезавтра. «Стриж» может стать нашим неожиданным козырем.

– Так точно, ваша светлость, – ответил я.

Князь и генералы развернулись и направились обратно к шатру.

Долгорукий на прощание бросил на меня ещё один оценивающий взгляд. В нём читалось: «Жду от тебя чудес, везунчик. Но не подведи».

Когда они отошли на несколько шагов, я смог повернуться к Мите и Сергею, которые приблизились.

– Кирилл! – первым не выдержал Сергей, хлопнув меня по плечу. – Ты и впрямь умеешь удивлять! Этот монстр… он жуткий и прекрасный одновременно!

Митя подошёл ближе. Он был задумчив, синяки под глазами выдавали усталость и напряжение.

Мы обменялись крепким молчаливым рукопожатием.

Пальцы Романова сжимали мою руку чуть дольше и крепче, чем того требовал обычный приветственный жест.

– Не задерживайся в шатре, – тихо, но отчётливо, почти беззвучно прошептал друг, наклоняясь так, будто поправлял складку на моём рукаве. – У нас сегодня… критически важное дело. После совещания.

– Какое? – спросил я, мгновенно насторожившись. По тону Мити было ясно: речь о чём-то важном.

Он лишь сжал губы, избегая прямого ответа. Это молчание было красноречивее слов.

– Скажи, Кирилл, а у тебя с собой антимагическое вещество? – встрял Сергей. Он всем телом подался вперёд, как гончая на поводке. Пальцы нервно перебирали эфес родового клинка, а глаза, яркие и азартные, скользили по мне, словно выискивая спрятанную добычу.

Я тихонько похлопал себя по нагрудному карману сюртука. Под тканью угадывалась твёрдая прямоугольная визитница с её бесценным содержимым – пятью антимагическими пластинами: одна – та, что всегда со мной; ещё запасная из сейфа; и три сняты с автомобиля, оставленного в «Ярцево».

Кивнул.

– Но объясни, для чего именно? Что вы задумали?

– Охота, Киря! – выпалил Сергей, не дав Мите вставить слово. Его лицо озарилось хищной ухмылкой. – Настоящая охота! На того самого…

– Сергей, – резко, но тихо оборвал Митя.

Друг бросил предупреждающий взгляд на Качалова, затем посмотрел на ближайших офицеров. Убедившись, что нас не слышат, продолжил, говорить мне:

– На снегта. Короткомордого. Он здесь. Прямо сейчас.

– Они не могут? – я кивнул в сторону лагеря, где мелькали фигуры имперских охотников.

Но тут же сам себе ответил, вспомнив тот адский бой в Балтийске. Никто из тех, кто сталкивался с короткомордым снегтом лицом к лицу, не выжил. А мы выжили. Убили тварь. У нас был опыт.

– У нас есть шанс! – настаивал Сергей, его пальцы сжались на эфесе. – Мы знаем, как действует снегт! Эти барьеры… Мы их ломали! И слава – это лишь сопутствующее. Главное – спасти тех военных, что сейчас патрулируют территорию! Штаб если узнает, то свернёт штурм Балтийска. Эта тварь будет убивать людей столько, сколько способна съесть.

Логика Сергея понятна, и в чём-то друг был прав. Митя тут же добавил леденящую деталь, его голос стал тише, жёстче:

– Их броня… не сработала, – он посмотрел куда-то вдаль, и в глазах мелькнула горечь. – Я потерял… отряд. Шесть имперских гусар. Моих… личных. Со всей экипировкой, со всей подготовкой. Антимагический сплав брони… скрыл их от твари, но не дал убить её. Когда гусары попытались атаковать… То просто… исчезли. За секунду.

Романов сглотнул, смотря вдаль:

– Если это станет известно… Паника. До сих пор не было твари, способной вот так… стирать гусар. Я не могу рисковать войсками. И мы не можем ждать, пока штабные мудрецы начнут решать, что делать. Да ты сейчас сам увидишь, какой от них толк.

Меня пробрал холод.

Шесть гусар… Личная стража Мити. Элита. Все мастера клинка в антимагической броне. Погибли, исчезли.

Мои пластины – это активное подавление магии, они способны сломать барьер снегта в момент удара. Это наш единственный шанс.

– А где Амат? – спросил я, оглядываясь.

– Он уже там, – ответил Митя, его взгляд снова стал острым, командирским. – Занял позицию для наблюдения. Ждет нас. Каждая минута промедления – смертельный риск для любого, кто окажется рядом с тем сектором. Мы должны успеть до темноты. До того, как тварь решит погулять по своим владениям и поймёт, что на её территории лагерь с вкусными людьми.

Сергей нетерпеливо переминался с ноги на ногу, его энергия била ключом, контрастируя с Митиной сдержанной, но гнетущей тревогой.

Эта вылазка была не ради славы, а отчаянной попыткой предотвратить бойню и скрыть опасную правду о новой угрозе.

Сергей рвался в бой, Митя просчитывал риски и последствия, а я понимал, что выбора нет.

– Я в деле, – коротко и твёрдо ответил друзьям, чувствуя вес визитницы в кармане. – Закончу в шатре – сразу к вам.

И направился к командирам, где меня уже ждали.

Глава 7

Штабной шатёр поражал контрастом с внешним хаосом лагеря.

Внутри царила строгая, почти стерильная организованность.

Стенки из плотного брезента заглушали внешний шум.

Воздух был густ от запаха пергамента, дорогого табака и ладана, который жгли в углу для концентрации.

Посередине, как алтарь, стоял огромный стол, покрытый детальной картой колонии.

Не просто рисунок – это был магический артефакт, где горы выступали выпуклыми гребнями, реки переливались водой, а леса обозначены крошечными движущимися тенями деревьев.

По карте, как паук по паутине, скользила указка из полированной слоновой кости в руке светлейшего князя Белова.

– … и основные силы сосредоточим здесь, у подножия хребта Чёрного когтя, – его голос, ровный и не терпящий возражений, разрезал тишину. Указка ткнула в область к югу от Новоархангельска. – Отсюда есть два пути: в Каменную бухту через горные перевалы… – указка повела по извилистым линиям, по склонам гор. – … или напрямую в Балтийск, – линия на карте резко растянулась до большой бухты в конце материка.

– Надо идти на Балтийск через болота и равнины, – настаивал генерал Померанцев, коренастый, с вытянутым лицом, изборождённым магическими шрамами. – Широкий фронт, манёвр, видимость! Мы увидим тварей за версту! А в горах – смерть. Особенно вот здесь!

Он ткнул пальцем в Каменную бухту, которая была к нам ближе, чем Балтийск.

– Безумие! – парировал другой, худощавый молодой генерал с повязкой мага воздуха. – На равнине мы растянемся! Станем мишенью!

– А в горах? Пещеры, расщелины! Твари кишат там как тараканы! И устраивать засады они умеют, – тут же парировал Померанцев. – Они могут напасть в любой момент, отрезать нас, разбить на части!

Он недовольно посмотрел на генерала-воздушника.

– И этот ваш порт в Каменной бухте – мышеловка под скалами! Туда можно попасть только по узкому проходу! Прекрасное место для потери всей нашей армии.

Шум нарастал.

Генералы спорили, перебивая друг друга, апеллировали к карте, опыту, потерям.

Белов поднял руку.

Тишина наступила мгновенно.

– Барон Пестов. Ваше мнение? – огорошил он вопросом.

Все взгляды устремились на меня. Опытные генералы едва сдерживали злобную усмешку. Словно говорили: «Ну давай, малец, насмеши нас».

Я сделал шаг к столу, ощущая тяжесть этих взглядов. Внутри кипела уверенность: речь не просто про железную дорогу. Но про будущее и безопасность империи.

– Господа, – начал я, стараясь говорить чётко и громко. – Генерал Померанцев прав: на равнине мы увидим врага. Но генерал Волынский тоже прав: растянувшись, мы станем уязвимы. А в горах… засады, пещеры. Нам нужен не обходной путь или путь через хаос. Нам нужен безопасный маршрут напрямую.

Ткнул пальцем в точку нашего расположения, затем провёл почти прямую линию через горы и равнину прямо к Балтийску.

– «Стриж» – не просто оружие. Он – путеукладчик. Мы проложим одну колею. Длинную, ровную, прямую. Возле неё земля будет расчищена магией и сталью на двести метров в обе стороны.

Обвёл взглядом присутствующих и продолжил:

– Никаких засад. Никаких укрытий. Мы создадим коридор смерти для тварей и коридор жизни для наших эшелонов. Пока «Стриж» идёт вперёд, сокрушая всё на своём пути, по этой колее следом пойдут войска, техника, припасы. Свежие силы будут прибывать прямо к месту главного удара, а не растекаться по фронту или гибнуть в горных теснинах.

Посмотрел на светлейшего князя, он одобрительно кивал, и я продолжил:

– Очистить всю колонию сейчас? Вы же сами понимаете, что войск, собранных здесь, катастрофически мало для этого. Наша цель сейчас не очистка колонии. Наша цель – Балтийск. Его порт. Его верфи. Его доступ к морю. Остальное – позже.

Повисла тишина.

Один из старых генералов фыркнул, но не сказал ни слова.

Померанцев хмурился, вглядываясь в карту.

Волынский, кажется, задумался.

Тут же к столу шагнул Строганов – представитель древнего рода, маг как минимум восьмого уровня, в мундире, увешанном орденами, с перстнями, украшенными мощными камнями. Он стукнул кулаком по краю стола, заставив подпрыгнуть миниатюрные фигурки войск.

– Самоуправство! – прошипел он, седые усы задрожали от негодования. – Кто дал этому… фабриканту… – бросил ядовитый взгляд в мою сторону, – право решать, как имперской армии добираться до Балтийска? Это прерогатива военного совета и опытных стратегов, а не выскочек с механическими игрушками!

Его магия ударила по артефакту. Изображение дрогнуло. Строганов не просто говорил, он пытался сломить меня.

Белов даже не повернул головы. Светлейший князь медленно опустил указку, сжимая её в пальцах.

– Я дал ему слово, – тихо произнёс мужчина, но голос прозвучал громче любого крика. – Если бы не «игрушка» Пестова и его дорога, генерал, ваши «опытные стратеги» до сих пор ломали бы голову, как перебросить сюда хоть одну свежую дивизию без месячного марша. Продолжайте возражать, и я найду, кому передать ваш корпус. А вас переведу в какую-нибудь глушь.

Строганов побледнел, но проглотил возражение.

Его глаза, полные ненависти, сверлили меня. Он не простит. Он не забудет.

Спор о тактике разгорелся с новой силой.

Но Белов ударил кулаком по столу, и все сразу замолчали.

– Барон Пестов… прав.

Он прищурился, окинув взглядом присутствующих.

– Прав, – повторил светлейший князь, голос его был сух и резок. – Не так уж много знатных семей пришли на эту войну. Немногие по-настоящему поддержали Императора и колонии в час нужды.

Взгляд Белова скользнул по остальным – тем, кто скромно выделил средства, но не душу.

– Ведь так, господа? Нам не хватает людей для широких фронтов и зачистки гор. Нам нужен точный сокрушительный удар! Этот поезд… – мужчина кивнул в мою сторону. – … это острие копья. А его путь – древко. Прагматично. Жёстко. И должно сработать.

Белов внимательно посмотрел на Строганова, потом перевёл взгляд на Долгорукого.

Константин Иванович, до этого молча наблюдавший, стоял чуть поодаль, скрестив руки.

Его взгляд встретился со взглядом светлейшего князя.

И Долгорукий медленно и веско кивнул.

– Поддерживаю, – сказал он просто.

Этот низкий голос прозвучал как приговор.

– Тактика концентрации силы на острие удара с обеспечением тыла – единственно верная в условиях дефицита ресурсов и времени. «Стриж» даст нам не только огневую поддержку, но и рельсы, по которым будет подходить всё новое и новое снабжение. Равнина даёт пространство для манёвра бронепоезда и его орудий. Горный вариант слишком рискован для машины таких размеров. Мы идём напрямик. По равнине.

Авторитет Долгорукого, подкреплённый холодной логикой и поддержкой Белова, поставил точку.

Остальные генералы во главе с Померанцевым, Волынским и даже Строгановым лишь мрачно переглянулись.

Они смирились не с доводами, а с непререкаемым авторитетом.

Взгляды, полные недовольства и зависти, скользнули по мне – выскочке, который теперь диктовал имперской армии, как воевать.

Белов поднял указку. Движение было резким, окончательным.

– Решение принято. Всё будет так, как мы определили.

Его ледяной взгляд прошёлся по лицам генералов, замораживая любые проявления неповиновения.

– Генерал Долгорукий координирует взаимодействие сухопутных войск с бронепоездом барона Пестова. «Стриж» – острие удара. Он прокладывает путь и расчищает коридор. Войска следуют за ним, закрепляя территорию и расширяя плацдарм. Цель – Балтийск. Его порт. Его верфи. Выход к морю. Начало операции послезавтра с рассветом. К своим частям, господа! Совещание окончено.

Генералы, бормоча что-то, начали расходиться.

Строганов, проходя мимо, бросил взгляд, полный такого неприкрытого презрения, что меня невольно передёрнуло.

Когда я вышел из шатра, солнце уже стояло в зените. Оно светило так, словно предупреждало: времени всё меньше. Поспеши.

– Жив? – Сергей вцепился мне в рукав, едва я переступил порог.

Глаза друга горели лихорадочным блеском, как у человека в горячке. Нервный тик дёргал уголок рта.

– Чёрт, Киря, давай быстрее! Если эта тварь прорвётся к лагерю…

Качалов говорил быстро, почти без пауз, как будто боялся, что его перебьют.

Рука дрожала на эфесе родового клинка «Дыхание огня». Друг слегка выдвинул саблю из ножен, жаждая крови.

– Тише, – Митя сжал его плечо. Лицо Романова было каменным, спокойным. – Нам пора. Пошли.

У выхода из лагеря нас перехватил Эдуард Самойлов. Бывший однокурсник в военно-морской академии. Он щеголял в новом мундире с повязкой адъютанта и гербом Строганова.

Взгляд юноши стал другим: хищным и цепким.

Он заметил нашу решимость, скользнул по снаряжению.

– Жданов? Качалов? Пестов? – парень упёр руки в бока, преграждая путь.

Натянутая улыбка обнажила мелкие зубы.

– Куда вы так спешите? Штаб запретил самовольные вылазки. Особенно вам, Дмитрий Михайлович.

Во взгляде, упавшем на Митин аксельбант, мелькнула зависть: «Как ты смог, а я нет?»

– Инспекция периметра по приказу светлейшего князя, – Митя сделал шаг вперёд, заставляя Эдика отступить. – Пропусти.

– Конечно! – Самойлов отскочил в сторону с преувеличенной вежливостью.

Но его рука непроизвольно потянулась к кобуре с тяжёлым армейским пистолем. Я заметил, как указательный палец Эдуарда нервно постукивал по спусковой скобе.

– Только будьте осторожны. Сегодня не вернулись уже два патруля.

Взгляд Самойлова остановился на мне – колючий, изучающий. Он знал про снегта. И явно не собирался ничего говорить.

– Эдик… – начал я, но Митя резко дёрнул меня за рукав.

– Не сейчас. Пошли.

Сергей уже рванул вперёд, не оглядываясь.

Через десять минут пути по заросшим папоротником тропам Амат бесшумно, как призрак, возник из-за валуна. Он приложил палец к губам. Лицо друга было покрыто слоем грязи.

– Долго же вы, – прошипел Жимин, даже не глядя на Сергея, который топтался на месте как на раскалённых углях.

– Смотрите и не дышите.

За поворотом ручья под деревом лежал снегт.

Существо, которое не описывалось ни в одном бестиарии. Он напоминал гибрид льва и полярного медведя, но с пастью тигровой акулы. Двойной ряд клыков, искрящийся слюной.

Длина около пяти метров.

Высота в холке больше двух.

Тело покрывала шерсть цвета грозовой тучи, плотная и колючая, словно броня из стальных игл.

Лапы – массивные, с когтями длиной в добрый кинжал, оставляющими на камнях глубокие царапины.

А воздух вокруг чудища дрожал и словно искрился.

Невидимый антимагический барьер.

– Видишь шрам на боку? – Амат ткнул пальцем в сторону зверя.

Кожа вокруг шрама пульсировала, источая пар.

– Гусары всё же успели ранить его, прежде чем… испарились.