Текст книги "Антракт"

Автор книги: Мейвис Чик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава последняя

Мне совсем не хотелось спать, и я очень волновалась, так что ложиться не было смысла. Такси миновало Хаммерсмит-Бродвей и выехало на Кинг-стрит. Я смотрела в окно на абсолютно пустые улицы и думала: «А почему нет? Какой смысл иметь две ноги, жить, не связанной обязательствами, если не пользоваться этим, когда хочется?» Что бы ни происходило, я чувствовала себя неуязвимой. Эмоций было столько, что пешая прогулка могла бы помочь мне разобраться в себе. Теперь я жалела о том, что не осталась с Финбаром, но в то же время радовалась, что не сделала этого. Если вы понимаете, что я имею в виду.

Мимо проехали какие-то машины, одна из них притормозила, но я едва ли обратила внимание на реплику, которая повисла в воздухе. Отстраненность была моей защитой, я шла, практически не помня себя, периодически подпрыгивала и выглядела, наверное, как сумасшедшая. Думаю, такой я и была.

Я как раз переходила улицу на светофоре и смотрела на звезды, думая, что не хочу возвращаться домой и мне нужно с кем-нибудь пообщаться, когда вспомнила, что рядом живет Робин. «Я должна пойти и увидеть его», – подумала я с целеустремленностью, которая иногда посещает любого из нас. В конце концов, ведь в прошлом он частенько тревожил меня. И вот теперь я заторопилась на его улицу, абсолютно темную, за исключением уличных фонарей и единственного освещенного окна на первом этаже в одном из домов. «Удача благоволит влюбленным», – подумала я, снова обрадовавшись, – это оказалось окно Робина. И только после того, как я нажала на кнопку звонка, целеустремленность покинула меня; словно получив удар в живот, я осознала, что, возможно, это была плохая идея. Я вспомнила, в каком он был состоянии, когда его выводили из квартиры Джима. «О нет, – подумала я, – мне не стоило сюда приходить».

Я уже пробиралась назад по дорожке, когда дверь открылась. В полосе желтого света появилась фигура. Робин.

– Привет, – сказала я заискивающе, осторожно махнув рукой, – я просто проходила мимо… – И снова направилась в сторону калитки. – Просто хотела сказать тебе «привет».

Моя рука уже лежала на щеколде – это был пропуск на свободу, – но его голос (Робин был вовсе не так пьян, как я ожидала), словно раскат грома, преодолел расстояние между нами.

– Ты! – загрохотал он.

– Я, – храбро ответила я, потому что этот факт нельзя было отрицать.

– Иди сюда, – продолжал он во весь голос.

В квартире наверху зажегся свет, качнулась штора. Я отпустила свой пропуск на свободу и подошла к входной двери.

Робин выглядел, как партнер комика из фильма Дина Мартина. Галстук-бабочка сбился набок, воротник был расстегнут, волосы взъерошены, будто он спьяну, в состоянии безысходности, рвал их на себе.

– Пожалуй, я пойду, – пропела я, широко, как будто зевая, открыв рот. – Немного устала. Думаю, ты тоже… Господи, уже так поздно…

Но широкая ладонь Робина легла мне на подбородок (это напомнило мне одну из наших встреч в прошлом), и он втянул меня в дом, что значительно поколебало ощущение моей неуязвимости. Я особо не сопротивлялась. В любом случае все происходящее было безумием. Разве имел значение еще один странный поступок?

– Неплохо здесь у тебя, – светски произнесла я, когда он втолкнул меня в большую комнату справа от входа и захлопнул дверь. Разделяющей перегородки не было, поэтому пространство внутри дома оказалось студией – очень удачное решение. Похоже, ближе к входной двери у Робина была гостиная: по обе стороны газового камина стояли мягкие кресла с подлокотниками, а рядом с входом – стол, на котором возвышалась гора книг. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все они были Лоуренса или о Лоуренсе. Как и следовало ожидать. В другом конце комнаты я увидела кровать, комод и небольшой гардероб из сосны. На маленьком столике – как раз в том месте, где когда-то была стена, – стакан и бутылка минеральной воды. Квартира выглядела на удивление чистой, что противоречило моим взглядам на жизнь одинокого мужчины.

– Действительно очень мило. Я всегда думала, что мне стоит убрать одну стену в доме. Преимущество очевидно – пространство организовано гораздо лучше. Это ты сделал или кто-то до тебя?

– Предыдущий жилец, – сообщил Робин тоном, по которому было понятно: он не намерен долго поддерживать эту игру.

– Я всегда считала, что комната, выходящая на обе стороны, гораздо лучше. – Меня поразило то, что я могу вести беседу как агент по продаже недвижимости (Мод Монтгомери могла бы гордиться мной. Я внезапно представила ее на званом обеде, когда, услышав фразу: «На Кью только что сбросили бомбу», она отвечает: «Да, как интересно. Передайте, пожалуйста, сыр»).

– Садись, – приказал он.

Я села. В серьезности намерений Робина сомневаться не приходилось. Он опустился в кресло напротив.

– Очень симпатичные часы. – Я заметила кошмарные стенные часы в виде солнца.

– Тоже от прошлого жильца, – пояснил он. – Их вряд ли можно назвать симпатичными.

– О, не знаю, – сказала я, подумав, что, может быть, нам стоит сосредоточиться на обсуждении дизайна. – Мне они кажутся вполне милыми.

– Хочешь, чтобы я подарил их тебе на свадьбу? – холодно поинтересовался он.

– Можно, я воспользуюсь твоей ванной?

– Нет, – сказал он.

Грубиян.

– А почему ты сейчас не в крепких объятиях своего суженого?

– Не твое дело. Мне просто нужно немного времени. Антракт, чтобы все обдумать. Ты ведь знаешь, – я пожала плечами и беспечно рассмеялась, – что полагается делать нам, женщинам, после того как нас позвали замуж…

– И каково это, быть обрученной? – Он наклонился ко мне.

– Своеобразно, странно, я не знаю… Почему бы тебе не попробовать? У тебя ведь есть подруга.

Внезапно он стал таким грустным, что я почувствовала огромный прилив сострадания. Ведь, в конце концов, я была так счастлива (это ощущение тут же покинуло меня, но я не сомневалась, что оно скоро вернется), а у Робина не осталось ничего, кроме, судя по его виду, предстоящего сильного похмелья. И я решила заявить о своей невиновности.

– Робин, конечно, сегодня в театр мы пошли вместе, но я никогда не говорила, что нас объединяет что-то помимо дружбы. Ты не можешь винить меня за…

– За что?

– Ну, например, за то, что… если ты чувствуешь себя униженным. Просто хочу сказать, что мне очень жаль.

– Спасибо тебе большое, но в извинениях нет никакой необходимости. – Он издал некое подобие стона. – Черт возьми, Джоан, ведь, когда мы встретили его в театре, он, как мне показалось, тебе даже не нравился, а теперь ты собираешься за него замуж? Как это могло произойти?

– Думаю, это случилось, когда я поняла, что он чувствует то же самое по отношению ко мне.

– И что же это был за чудесный момент? – с раздражением спросил Робин, соединяя подушечки пальцев и хлопая ими, как доведенный до бешенства директор школы.

– Ты не видел его в ток-шоу по телевизору? – спросила я.

– Нет, – устало ответил он, – говори по существу.

Хлоп, хлоп – шлепали пальцы. Я во всех деталях пересказала разговор о замечательном школьном преподавателе из Чизвика.

– Джоан.

– Да, Робин.

– Бедная Джоан.

– Да, Робин?

– В Чизвике живет не один замечательный школьный учитель.

Странно, однако любопытно.

Он вздохнул очень глубоко, от всего сердца.

– Мне не следовало бы говорить тебе, но он… – Робин кивнул в сторону стопки книг на столе. – …Верил в абсолютную правду. Поэтому я скажу. – Он с грустью посмотрел на меня. – Есть еще… я.

Все ясно.

– Да, Робин, – осторожно начала я, – но я тебя не люблю.

Он мрачно усмехнулся:

– Знаю.

– Послушай, – я старалась говорить как можно более доброжелательно и спокойно, – я люблю Финбара Флинна, а он любит меня. Мы собираемся пожениться… – Я решила немного приукрасить правду, чтобы мои слова прозвучали более убедительно. – И дело в том, что со Дня святого Валентина мы любовники…

– О нет, – сказал Робин, – дело как раз в этом.

– Прости?

Тишину нарушало только шипение газа.

– Вы с Финбаром не любовники. Финбар и я, мы – любовники. Вам с Финбаром только предстоит, как выразился бы Лоуренс, пережить неистовые страсти любви…

Ш-ш, ш-ш – шумел газ.

Мы сидели напротив друг друга, и, насколько я помню, я размышляла о том, что же произошло с верностью, и пришла к выводу, что она осталась в прошлом веке. И естественно – разве могло быть иначе? – едва я об этом подумала, зазвенел звонок.

Робин поднялся. Я ожидала, что он по меньшей мере встанет на голову и сделает двойное сальто, но нет – он просто вышел, достаточно спокойно, из комнаты и направился к входной двери.

Я слышала стук каблуков в коридоре.

Я слышала скрежет дверного замка.

Я слышала скрип открывающейся двери.

Почувствовала дуновение ветра по полу. И услышала знакомый бархатный голос:

– Мой дорогой Роб, я не мог не прийти. Раздался шорох шагов, шелест одежды, щелкнул замок… и стук двух пар каблуков приближался к комнате.

Я мечтала стать невидимой. Но Семела над моей головой лишь рассмеялась и отказалась помогать.

Они вошли вместе. Сначала Робин, за ним Финбар. Робин посмотрел на меня, а потом вынужден был отвернуться – длинные пальцы Финбара обвили его шею, он заключил Робина в объятия.

«Что происходит? – задавала я себе вопрос. – Какая-то репетиция?» Если это так, то скоро состоится премьера, потому что с моей точки зрения играли они идеально. Но почему язык моего новоиспеченного жениха так глубоко во рту у Робина?

Я кашлянула – это показалось мне наиболее приемлемым, – и Финбар прекратил свои дентальные исследования. Но так и не оглянулся. Его чувства в этот момент были мне хорошо знакомы: ты думаешь, что стоит тебе не заметить чего-то, и оно исчезнет.

– Боюсь, – тихо обратился Робин к Финбару, – ты только что проиллюстрировал мой рассказ, прерванный на середине.

И тогда дуайен привлекательности повернулся и затравленно посмотрел на меня темными глазами. Один раз, чтобы быть уверенным, он моргнул, а потом произнес: «О Господи!» – настолько громко и трагично, что это на тот момент могло бы считаться его лучшей ролью.

«Ах ты, педик, свободный от предрассудков», – подумала я.

И спасаясь из безвыходной ситуации, потеряла сознание.

Они усадили меня в кровать Робина, закутали в одеяло и вложили в руку чашку с «Боврил» [33]33
  «Боврил» – фирменное название пасты-экстракта из говядины для приготовления бульона или бутербродов.


[Закрыть].

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – устало сказала я. – Просто замечательно. Сейчас быстро выпью чай и отправлюсь в «Палас».

Кто-то, по-моему Робин, положил ладонь мне на лоб.

– Это не бред, – кисло заметила я.

Мне хватило доли секунды, чтобы прийти в себя. Я – в одеяле, с горячей чашкой, с одной стороны от меня расположился кельт с угрюмым выражением лица, а с другой – ангел с прекрасным ликом. Неплохая современная пародия на триптих Беллини под названием «Мадонна с чашкой бульона и два грешника».

– Как ты мог? – Я взглянула на Финбара, который смотрел на меня с беспокойством, вполне уместным в данный момент.

– А почему нет? – Он пожал плечами. Беспокойство сменилось открытым, крайне привлекательным озорством.

Я хотела выплеснуть на него бульон, но вдруг обессилела от страстного желания.

– Послушай, – продолжал он, – меня нельзя назвать респектабельным человеком. И я никогда не считал себя респектабельным. Я не могу вести себя, как простой бухгалтер, да ты бы никогда и не заинтересовалась мной, если бы я им был. – Пока я пыталась разобраться с логикой этого потрясающего заявления, он продолжал: – Ты больше, чем кто-либо, должна понимать это.

– Почему?

Он очень ласково прикоснулся к моему лицу.

– Потому, моя дорогая малышка, что ты сама крайне эксцентрична.

Я была вынуждена задать неизбежный вопрос, хотя была уверена, что заранее знаю ответ:

– Почему ты сделал мне предложение?

– Мне это показалось правильным. Я ничего не планировал… И не собирался в этот вечер совершать настолько серьезный поступок, просто так получилось.

– Хотел пустить пыль в глаза тому киношнику? В твоей жизни должна была присутствовать женщина?

– Герань, – сказал Финбар, – в моей жизни была женщина. Ты.

– У тебя был еще и он. – Я махнула чашкой в сторону Робина: тот был не только подавлен, но и переживал сильное похмелье. Откровенно говоря, я считала, что его мучения вполне заслуженные.

Робин тихо произнес:

– Если бы ты согласилась выслушать меня, когда я вернулся из Канады, этого могло бы не случиться.

К тому моменту я уже допила бульон. В противном случае я поступила бы так, как собиралась с Финбаром (хотя с большим трудом сдержалась).

– Признаю, – сказал Финбар, – что ты была полезна при заключении именно этой сделки. Но уверяю тебя, мое влечение было вызвано не только необходимостью. Встретив вас обоих в «Олдуиче», я разрывался от отчаяния. Я хотел каждого из вас.

Я закрыла глаза, но быстро открыла их снова. Реальность, пусть даже такая, устраивала меня больше, чем воображение, которое рисовало мне картины, где мы втроем общаемся, как это назвала бы одна из похотливых газетенок, в интимной манере…

– А как же ты, Робин? – спросила я. – Не возражал?

– Постепенно привыкаешь делиться, – ответил он. – Тот парень в Канаде был женат.

На крошечную долю микрочастицы миллисекунды я задумалась: «Черт, может, что-то и выйдет…»

– Твоя проблема в том, – сказал Финбар, – что ты недооцениваешь свою привлекательность.

К черту микрочастицу!

Его слова напомнили мне о Хелен Герли Браун, которую Господь уберег от Нью-Йорка, и ее фразе: в каждой девушке есть что-то, пусть даже это всего лишь гладкая кожа на локтях…

– Ты симпатичная, умная, с характером…

– Спасибо, – сказала я. Ведь он только что наградил меня всеми качествами породистой собаки.

– Знаешь, неплохой мог бы получиться брак. Нам было бы весело вместе.

– Да, – согласилась я, – всем троим.

У Финбара хватило учтивости поморщиться от этой мысли. Он наклонился и поцеловал меня в лоб. Я думала, что задрожу, но по вполне понятной причине этого не произошло.

– А теперь, Робин, – попросила я, – не обижай его.

Финбар снова сел – казалось, мои слова задели его. Сейчас я могла вполне спокойно, даже с некоторым сожалением, смотреть на это привлекательное лицо. Ко мне снова начали возвращаться силы, и я почувствовала уверенность большую, чем у них двоих вместе взятых. Как я уже говорила, в сущности, я добрый человек.

Я натянула на себя одеяло, выпрямила спину.

– Послушайте, – сказала я, – все в порядке. Это правда. Я не намерена комментировать эту ситуацию. И даже не против… – Я перевела взгляд с одного грешника на другого, удивительно, какое сильное превосходство я ощущала. – …Притворяться какое-то время. Кроме одного. – Я ткнула Финбара пальцем в грудь. – В Техас я не поеду. Не хочу туда ехать. Это единственное исключение, а так я готова участвовать в рекламной кампании любого рода.

Финбар смотрел на меня, и его лицо сияло. Наверное, если бы мы добрались до алтаря, я бы выглядела именно так.

Робин спросил:

– Ты не хочешь еще «Боврил»? – Эта фраза идеально ему подходила.

– Почему «Боврил»? – спросила я. – Не чай, не кофе?

– Потому что, – объяснил он, встав и забирая у меня чашку, – так лучше для тебя.

С учетом эмоционального потрясения, которое я только что пережила, слова Робина показались мне чрезвычайно забавными.

Мы с Финбаром вдвоем затряслись от смеха, я чувствовала это через одеяло.

– О, спасибо, что ты так беспокоишься о моем здоровье. Пожалуй, я выпью еще.

Убедившись, что он скрылся за дверью и зазвенел посудой на кухне, мы с Финбаром, заткнув рты одеялом, стали давиться от смеха, не в силах успокоиться.

– Он станет лучшей женой, чем я, – предположила я.

– Не уверен… – Финбар вытер глаза. – О, Герань, я действительно люблю тебя. Правда. Люблю по-своему.

Я подумала о том проклятом столе в патио, свечах и его монологе и поняла, что с тех пор по-настоящему так и не протрезвела. Но это произошло сейчас. И очень хорошо.

Я вышла из квартиры Робина примерно в шесть утра. Шел снег.

– Мы должны взять тебе такси, – хором сказали они.

– Не нужно, – отказалась я. – Мне так нравится. И в любом случае я неуязвима.

Я шла пешком, и мир снова казался мне прекрасным. Несколько близлежащих домов пробуждались ото сна, а впереди по Хай-роуд время от времени проезжали машины.

В конце улицы я оглянулась и помахала рукой.

Они все еще стояли на дорожке, держась за руки, – два человека на чистом снегу.

«Ах, как мило», – подумала я.

Вспомнила про два горшка с геранью, которые вынесла в патио, и подумала, что они пережили серьезное потрясение: сначала духовка, потом мороз.

Немного похоже на жизнь.

А потом я расплакалась.

Я плакала, плакала и плакала всю дорогу домой, наслаждаясь каждым мгновением. Но, свернув на свою улицу, почувствовала себя гораздо лучше и стала очень похожа на ту женщину, которой была когда-то – еще до Джека, – и от этого, проходя по дорожке к дому, заулыбалась. С одной стороны участка – ровные линии забора Монтгомери, с другой – пышный платан Дарреллов, а в середине доверчиво покачивается моя маленькая жимолость, присыпанная сахарной пудрой из настоящих снежинок.

Неторопливо, приминая свежевыпавший снег, я подошла к входной двери. Дом с укором смотрел на меня. Он словно говорил: «Что-то ты не торопилась вернуться!»

Я не стала просить прощения, но, оказавшись внутри, немного покружилась в холле, чтобы продемонстрировать, что все в порядке. Возможно, верности и нет, зато я существую.

Я вышла в патио и спасла два цветка герани. Для меня их всегда будут звать Финбар и Робин.

А потом поднялась по лестнице в спальню.

Выбрала мою любимую книгу – это был «Ветер перемен» – и перед тем, как забраться под одеяло, сказала: «Привет, старый друг!»

И с благодарностью вспомнила старого доброго Элиота. Зима, вне всякого сомнения, согрела меня.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.